Текст книги "Том 25. Бей побольнее"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– Это мне?

– Возможно. Если опишешь этого мужчину.

Он подумал и удовлетворенно кивнул.

– Как вы и сказали, он невысокий и грубый. Я видел его дважды, но этого вполне достаточно. Лицо такое, как будто бы кто-то прошелся по нему, когда он был еще ребенком: плоский нос, покатый лоб. Такое лицо может напугать любого. – Он опять взглянул на купюру в моих руках. – Так это мне?

– Какого цвета у него волосы? Темные, светлые?

– Откуда я знаю? Он бреет голову, поэтому, наверное, и носит шляпу. Лысый, как яйцо. – Он пожирал глазами купюру. – И брови у него выбриты.

Наконец-то! С этим уже можно было работать. Я отдал ему обещанную десятку.

– И часто он приходит?

Дворник пожал плечами:

– Я не считаю. У меня нет времени торчать в вестибюле. Он был здесь вчера вечером. Я как раз выносил пустые консервные банки, а он в это время входил в дом. Возможно, он и сейчас у этой шлюхи.

– Хорошо, – проговорил я. – Еще увидимся.

Бесшумно и осторожно я поднялся к квартире Долли. На двери ее квартиры была пришпилена бумажка с надписью:

«ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Я тихо подошел, прислонил ухо к дверной панели и прислушался. Можно было различить приглушенные голоса: мужской и женский. Я понял, что они были в спальне.

Спустившись по лестнице и выйдя на улицу, я направился к своей машине, забрался в нее, закурил сигарету и приготовился к долгому ожиданию. Мне больше ничего не оставалось делать, а ждать я привык.

Так продолжалось битых два часа, и на моих часах было уже 13.40, когда показалась Долли в сопровождении невысокого, плотного человека. На Долли было тонкое пальто из искусственного меха под леопарда, а на голове шарф; но все мое внимание было сконцентрировано на мужчине в черной спортивной кепке с длинным козырьком, водонепроницаемой куртке и белых слаксах.

Я не сомневался, что это был Хьюла Мински. Жестокое, хищное лицо могло напугать кого угодно. Широкими плечами и короткими толстыми ногами он напоминал гориллу. Глядя на него и зная, что он повинен в гибели Сюзи, я едва сдержался, чтобы не выхватить револьвер и не застрелить его на месте.

Пройдя немного с Долли, он остановился у темно-зеленого «кадиллака», открыл ключом дверь водителя и скользнул за руль. Долли села с противоположной стороны.

Я включил двигатель, дождался, пока они отъехали, и двинулся за ними. Они проехали по Оушен-бульвар, затем свернули в переулок и остановились у итальянского ресторана. Швейцар выскочил на тротуар, чтобы открыть дверцу машины, и приветствовал Мински. Я медленно проехал мимо. В зеркале водителя было видно, как Долли и Мински вошли в ресторан.

Я припарковал машину в конце улицы, перешел на другую сторону и вошел в закусочную. Устроившись так, чтобы хорошо был виден ресторан, я заказал два сандвича с говядиной и кофе.

Прошел примерно час, и я уже успел выпить три чашки кофе. Наконец из ресторана вышла Долли и пешком направилась в сторону «Брэкерса».

Оплатив счет, я вышел на улицу. Проходя мимо «кадиллака», я посмотрел на его номер; затем, сев в машину, стал наблюдать в зеркальце за дверью ресторана.

Мински появился через полчаса с высоким худым человеком, глаза которого закрывали темные очки. Он был в рубашке с открытым воротом и в джинсах; длинные волосы спадали до плеч, а черная соломенная шляпа с опущенными вниз полями почти закрывала лицо. Оба сели в «кадиллак», Мински за руль. Они проехали мимо меня, когда я включил зажигание. Дождавшись, когда они доехали до конца улицы, я двинулся за ними.

В конце улицы я повернул направо и выехал на Сивью-авеню, которая была забита транспортом. Ни один водитель не дал бы себя обогнать, и, переждав минуты четыре, ругаясь на чем свет стоит, я понял, что потерял Мински.

На светофоре загорелся зеленый, и, проехав по Сивью-авеню еще два квартала, я свернул к «Таверне Нептуна». Там я без труда нашел Эла Барни, сидевшего на своем обычном месте с банкой пива в руке. Я остановил машину рядом с ним. Когда он увидел меня, его жирное лицо просияло.

– Я тороплюсь, Эл, – сказал я, выйдя из машины и опустив двадцатидолларовую купюру в его замусоленный карман. – Высокий, худой парень, длинные черные волосы до плеч, на голове черная соломенная шляпа, громадные солнечные очки. Кто это?

Барни вздрогнул:

– Дрянь. Держитесь от него подальше, мистер Уоллес. Это Сол Хармас. Он шкипер на яхте Валински.

– Где его можно разыскать?

Барни испуганно посмотрел по сторонам.

– Из-за вас, мистер Уоллес, мне когда-нибудь придет конец, – прошептал он. – Его бунгало последнее по Сивью-авеню. Если его нет на яхте, значит, он там.

– Спасибо, Эл, – поблагодарил я и сел в машину.

Я поехал в сторону Сивью-авеню. Мне опять пришлось долго простоять на перекрестке. Легковые машины потоком тянулись в сторону побережья. В машинах сидели девчонки в бикини, парни в плавках, а все приемники дружно передавали поп-музыку.

Добравшись до конца Сивью-авеню, я притормозил и посмотрел на самое дальнее бунгало, стоявшее на песчаном откосе, недалеко от пляжа. Оно было больше похоже на ранчо: наверное, пять спален и большая гостиная. Все было обнесено высоким забором с колючей проволокой, а у входа, жуя резинку, стояли два здоровенных парня в белых тропических костюмах с пистолетами у пояса. Я заехал на парковку и подождал, пока парни и девицы с визгом пробегут к морю. Когда наконец стало тихо, я медленно поехал мимо жилища Сола Хармаса. К тому времени у ворот появился третий человек в таком же костюме. Он прислонился к дереву, держа на поводке полицейскую собаку.

Я решил вернуться, совершенно уверенный в том, что именно здесь, за усиленно охраняемыми стенами, окопался Хьюла Мински. Чтобы до него добраться, нужно было дождаться, когда он покинет это логово.

Остановившись у телефонной будки, я позвонил в отель «Спэниш Бэй» и попросил соединить меня с мисс Сандрой Уиллис.

– Минуту, сэр, – сказала телефонистка.

Раздался щелчок, и послышался голос Сандры:

– Слушаю вас. Кто это?

– Вам удобно говорить? – спросил я.

– Говорите быстрее. Он на балконе.

– Вы сможете сегодня встретиться со мной?

– В шесть часов. «Три краба», – прошептала она в трубку. Затем голос ее стал жестче: – Извините, вы не туда попали. – И она повесила трубку.

Я понял, что Валински вошел в комнату.

Вернувшись в машину и несколько минут поразмыслив, я направился в полицейское управление.

Том Лепски был на месте и читал какую-то телеграмму. Два других детектива, сидя за своими столами, строчили рапорты.

– Привет, Том, – сказал я и улыбнулся. Затем, придвинув стул, сел рядом с ним. – Занят?

Он строго посмотрел на меня:

– Где ты был прошлой ночью, около полуночи?

– Если тебе обязательно нужно это знать, то я был с одной очаровательной киской.

– С кем? Как ее зовут?

– Послушай, Том, – проговорил я. – Ты знаешь, что не имеешь права задавать мне такие вопросы? Зачем тебе нужно знать, где я был?

– А вот послушай! – Он схватил телеграмму. – Полиция Майами сообщает, что в районе порта выловлено тело Хенка Смедли. Он убит выстрелом в голову.

Волна удовлетворения захлестнула меня: один готов. Остались еще двое: Анджела и Мински.

Я сделал удивленное лицо:

– Интересно, кто бы это мог сделать?

– Любой, кроме тебя, да?

– Это уж точно. Потеря, конечно, небольшая. Я зашел за информацией, Том. Как идет расследование по делу с кислотой?

Он посмотрел в сторону.

– К сожалению, мы в тупике, Дирк. Ты знаешь столько же, сколько и мы.

– Тебе что-нибудь известно о Соле Хармасе?

– Ты имеешь в виду шкипера яхты Джо Валински?

– Именно его.

– На него у нас ничего нет. А почему он тебя интересует?

– Том, я не собираюсь оставить это дело. Сюзи была моей невестой. Я собираю материал и, когда у меня будет что-то конкретное, приду к тебе.

Он кивнул:

– Дай нам какие-нибудь доказательства, и мы сразу начнем действовать.

– Так что насчет Хармаса?

– Он в порядке. Имеет охрану. На него у нас нет никаких зацепок.

– Еще вопрос. Что тебе известно о Хьюле Мински?

Лепски озабоченно посмотрел на меня:

– А этот сукин сын тебе к чему?

– Я уверен, что это он плеснул кислоту. Описание внешности к нему подходит. Кстати, Смедли пользовался его квартирой. Они оба виновны в гибели Сюзи.

– Доказательства, – потребовал Лепски, наклоняясь вперед.

– Пока нет, но будут, и тогда ты их получишь.

Он покачал головой:

– Послушай, Дирк. Ты не представляешь, какой опасности подвергаешь себя, копая под Мински. Я понимаю твои чувства. Наверное, ты прав, что кислота – это дело рук Мински. Это его стиль. Но он хитер. Ты все равно ничего не сможешь доказать. Почему бы тебе не забыть об этом? Смедли уже нет в живых. Вы более или менее в расчете. Брось это, ради Бога.

– Ты ведь знаешь, что сотни жителей города подвергаются шантажу. Может быть, ты не знаешь, что мафии выплачивается полтора миллиона долларов каждый месяц.

– Мы знаем про шантаж. Но чтобы такая сумма? Откуда тебе это известно?

– У меня есть свои информаторы, Том. Мне они скажут то, чего не скажут тебе. Так вот, послушай. Первого числа каждого месяца жертвы шантажа раскошеливаются. Большие тузы передавали деньги в клубе Смедли. Мелкая рыбешка отправляется на яхту Валински в три часа утра. Там их пункт сбора. В это время все спят и на побережье никого нет, кроме двух портовых полицейских, но мафия им платит за молчание. Избавьтесь от этих двоих, замените их на добросовестных копов, которые бы следили за людьми, старающимися проникнуть на яхту Валински. Это может оказаться стоящим делом, Том.

– Но ведь клуба Смедли больше не существует?

– Ну и что? Найдут другое место. Я сообщу тебе, где это будет.

Лепски снял шляпу, провел пальцами по волосам, затем надел ее снова.

– Я поговорю об этом с шефом.

– На это я и рассчитываю, Том. Нужно что-то делать. Следующее первое число – ровно через неделю. – Я отодвинул стул и встал.

Лепски бросил на меня быстрый взгляд.

– А Мински все-таки оставь в покое. Это слишком большой кусок для тебя одного. Даже нам он пока не по зубам. – Понизив голос, Том продолжал: – В этом городе немало тузов, которые скорее готовы платить мафии, чем быть разоблаченными в своих грязных делишках. Запомни это, Дирк.

– Ты думаешь, я этого не знаю?! Скажи мне, Том, ну а вы делаете что-нибудь, чтобы покончить с этим рэкетом?

– У них очень хорошо отлаженный механизм, и расколоть их нелегко. Мы, конечно, знаем, чем занимается Валински, но это ничего нам не дает. Нужно, чтобы три или четыре жертвы шантажа пожаловались нам. Тогда, и только тогда мы могли бы начать действовать. Допустим, нам повезет, и мы найдем несколько человек, которые признаются, что их шантажируют. Никто, конечно, этого не сделает; а если бы и сделали? Их всех выловят в порту, как Смедли, еще до того, как мы передадим дело в суд.

– И поэтому вы ничего не предпринимаете?

– В общем, да, именно ничего.

– Ну замените хотя бы портовых копов. Попробуйте разрушить это осиное гнездо.

– Я поговорю с шефом…

– Ну, пока, Том, – сказал я и направился к выходу.

…У меня было время заехать домой. Билла там не было. Я понял, что он занят наблюдением за Анджелой Торнсен. Дело это, возможно, и скучное, не должно было быть слишком трудным. Так что я не испытывал угрызений совести, когда сделал то, чего не делал уже, кажется, много лет, – задрал ноги кверху, закрыл глаза и сидел, не думая ни о чем, разве что мысленно считал черных овец, прыгающих через высокий забор. Немного передохнув, я принял душ, переоделся и поехал в «Три краба», куда я вошел за три минуты до 18.00.

Метрдотель Уолли приветствовал меня, блеснув зубами.

– Мисс Уиллис уже ждет вас, мистер Уоллес, – сказал он. – Вы ведь знаете, как пройти наверх?

В этот сравнительно ранний час официанты сновали по ресторану, накрывая столы и готовясь к вечернему наплыву публики.

Поднявшись по лестнице, я постучал в дверь и, открыв ее, увидел Сандру, сидящую за столом. В ее тонких пальцах была сигарета.

– Привет, Дирк! – воскликнула она. – Сегодня у нас мало времени. Его не будет только до семи.

Сев напротив нее, я снова почувствовал то тревожное состояние, которое уже испытывал в ее присутствии. Выглядела она сногсшибательно в своем небесно-голубом платье. Зеленые глаза смотрели оценивающе и пытливо.

– Я видел Мински и думаю, что знаю, где он окопался.

Реакция ее была бурной: ноздри раздулись, дыхание участилось, зеленые глаза блеснули.

– Вы его видели? Каким образом?

Я коротко рассказал ей о разговоре с дворником, о том, как увидел Долли, выходившую из дома вместе с коренастым, широкоплечим мужчиной в спортивной кепке, как я последовал за ними в итальянский ресторан, а затем, когда Долли ушла, человек, с которым она приехала и который наверняка был Мински, вышел из ресторана с другим черноволосым мужчиной. Я сообщил ей, что его зовут Сол Хармас, что оба они поехали по Сивью-авеню, где я их и потерял.

– Так, так! – воскликнула она. – Так вот он где! На ранчо. Это местечко я знаю. Оно было выстроено по предложению моего отца. Оно абсолютно неприступно. Добраться до Мински, пока он там, не удастся – никаких шансов.

– Ну что же, будем ждать. Когда-нибудь он же выйдет, и тогда будем действовать.

– Конечно, выйдет. Уж во всяком случае в последний день месяца, тогда-то мы до него и доберемся. – Такой дьявольской улыбки я никогда еще не видел на женском лице.

– Вы его не видели, а я видел. Когда он появится, что вы предлагаете с ним сделать?

– Мы схватим его. Он нужен мне живым. Я заставлю его мучиться. – Ее лицо вновь превратилось в каменную маску.

– Я видел его. Схватить Мински – это все равно что поймать тигра сачком для ловли бабочек.

Она поднялась.

– Всегда есть какие-то способы. Я подумаю. Шеф на три дня уезжает в Нью-Йорк. Мы встретимся здесь в четверг.

Четверг был последний день месяца.

Я послушно кивнул:

– Хорошо, до встречи.

Она улыбнулась, похлопала меня по плечу и, коротко улыбнувшись, вышла.

Несколько минут я сидел молча и размышлял, затем спустился вниз, сел в машину и отправился домой.

Глава 8

Было уже заметно больше 22 часов, когда я услышал, как Билл открывает входную дверь. Все это время я просидел с тяжелыми думами, взбадривая себя виски.

На улице шел дождь, и я слышал, как тяжелые капли ударяли в стекло. Я встал ему навстречу, собираясь приготовить выпивку, но один взгляд на его лицо, когда он стоял в проеме двери в мокром плаще, заставил меня остановиться.

– Ни слова! – воскликнул он. – Только есть. Большой кусок мяса, величиной с твой письменный стол. Давай, пошли!

– Успокойся, Билл. Нам предстоит большой разговор.

– Это тебе так кажется, а я голоден как волк. Восемь часов я просидел под дождем, проглотив только одну сосиску. Никаких разговоров. Сначала еда, черт побери!

Зная Билла, я надел плащ, запер дверь и вышел с ним к машине, которую он взял напрокат.

Минут через сорок, в течение которых Билл расправлялся с огромным куском мяса, сдобренным жареным луком и горой жареного картофеля, он стал понемногу приобретать человеческий вид. До этого он был похож на голодающего беженца. Я нехотя ел крабовый салат, наблюдая за ним. Когда я наконец увидел, что он пришел в себя, я сказал:

– Понимаю, дружище, что тебе здорово досталось. Может быть, ты уже что-нибудь скажешь?

– Нет еще, – ответил он и заказал две порции яблочного пирога.

Мне пришлось ждать, хотя терпение мое начало иссякать. Наконец он откинулся и улыбнулся:

– Именно это мне и было нужно.

– Я спрашивал, есть ли у тебя что рассказать, – повторил я свой вопрос, едва сдерживаясь.

– Извини, Дирк, но мне так хотелось есть, – сказал он. – Есть информация, и ее много. Я наблюдал за домиком Энджи с одиннадцати часов утра, но она не показывалась. Ближе к полудню вышла миссис Смедли с корзинкой в руке и, сев в «жука», укатила. Затем через десять минут появилась Энджи. Шел сильный дождь. Она была в джинсах и свитере и, как всегда, в своих громадных очках. Анджела стала взад и вперед ходить по дорожкам сада, не обращая внимания на дождь. Мне кажется, что она промокла до нитки.

У меня было хорошее укрытие, откуда я все мог хорошо видеть. Она бесцельно металась по саду, как дикая кошка, все время разговаривая сама с собой. Время от времени она вдруг останавливалась, ударяя себе по голове сжатыми кулаками. Противно было на нее смотреть. Два или три раза она потрясала кулаками в воздухе, затем вновь ходила и разговаривала сама с собой. Она вела себя как сумасшедшая. Потом вернулась в коттедж, с силой захлопнув за собой дверь.

Вскоре возвратилась миссис Смедли с тяжелой сумкой. В течение следующих двух часов ничего не было слышно, а потом началось. Из коттеджа были слышны истерические крики. Это были жуткие крики, леденящие кровь. Я кинулся к дому и заглянул в окно гостиной. Если бы ты только знал, что я там увидел. Миссис Смедли забилась в угол, а Анджела наступала на нее с зажатым в руке большим ножом для нарезания мяса. Миссис Смедли, казалось, была совершенно спокойна и даже что-то говорила Анджеле. А та вопила: «Убирайся вон, черная сука! Я хочу видеть Терри!» Все выглядело как в фильмах ужаса. Ты представляешь, как эта девчонка, с обезумевшими глазами, с ножом в руке, медленно наступает на негритянку, прижавшуюся к стене? Я рванулся к двери и нажал на звонок. Анджела, истошно кричавшая, что ей нужен Терри, сразу замолчала. Я продолжал нажимать на кнопку звонка. Через несколько минут дверь открылась, и миссис Смедли показалась на пороге. По ее лицу тек пот.

«Извините, – сказал я. – Я из „Ридерз дайджест“. Я хотел бы…» Больше мне ничего не удалось сказать. Она захлопнула дверь прямо перед моим носом. Я подождал еще несколько минут, потом опять прильнул к окну гостиной.

Анджела сидела в кресле, барабаня сжатыми кулаками по своей голове. Нож лежал на полу. Миссис Смедли подняла его и отнесла в кухню. Она тотчас же вернулась, схватила Энджи одной рукой за волосы, а другой так ударила ее по лицу, что, казалось, та потеряла сознание. Тогда негритянка подняла ее на руки и унесла. Я вернулся к машине, сел и стал ждать, но больше ничего не было. Вот так, Дирк. Анджела в самом деле помешанная, ее надо изолировать.

– Она кричала и звала своего брата?

– Ну да!

– Джош говорил мне, что солнце ушло из ее жизни, когда исчез ее брат. Что могло с ним случиться? Куда он делся? Я ведь все время чувствовал, что ключ к этой загадке заключен в Терри.

– Ну хорошо, а что мы будем делать дальше?

– Я поговорю с миссис Торнсен. Без нее Энджи нельзя признать сумасшедшей. Два человека могут дать правдивую информацию – Джош и Ханна Смедли. Мне очень неприятно, Билл, но тебе придется еще понаблюдать за коттеджем Энджи, а я отправлюсь к ее матери. Если повезет, возможно, она меня и примет.

Билл застонал:

– Ну хорошо… Раз так надо, тогда пошли.

Когда мы вышли из ресторана, он спросил:

– А сколько мне там сидеть – всю ночь?

– Смотри по обстоятельствам, Билл. Понаблюдай, что там у них происходит. Я подойду к тебе после визита к миссис Торнсен. Дождись меня обязательно.

Мы расселись по своим машинам и направились к Торнсенам. Я остановился в нескольких метрах от центрального входа, а Билл свернул в узкий переулок и направился к коттеджу.

Когда я, выйдя из машины, направился по заасфальтированной дорожке сквозь сетку моросящего дождя к дому, то увидел, что дом погружен в темноту, за исключением окна в комнате Джоша. По-видимому, миссис Торнсен не было домуа. Некоторое время я стоял в нерешительности, а потом решил поговорить с Джошем еще раз. Было 21.30. Четыре раза мне пришлось дернуть за цепь колокольчика, прежде чем дверь открылась. В проеме стоял Джош и смотрел на меня.

– Это опять вы, господин детектив. А миссис Торнсен нет дома.

– Мне нужно опять поговорить с тобой, Джош, – сказал я, проходя в холл.

Обогнав меня, он нетвердыми шагами направился по коридору к своей комнате. Я увидел, что он уже хорошо приложился к бутылке. Джош вошел в комнату и сел. На столе перед ним стояла бутылка виски и недопитый стакан.

Сложив руки на коленях, он выжидающе уставился на меня.

– Ты знаешь о Хенке?

– Да, мистер Уоллес. Что ж, я предупреждал его много раз, но он только смеялся надо мной. Он считал, что у него есть покровители и друзья. Я молюсь, чтобы он упокоился с миром.

– Раньше ты говорил, что Терри и Энджи были очень близки. Что ты имел в виду?

– Я не понимаю вас, мистер Уоллес.

– В чем заключалась их близость?

– Она боготворила его. Когда он отправлялся в музыкальную комнату и садился играть на пианино, она садилась на ступеньки перед дверьми и слушала его игру. Вот настолько близки. – Он печально покачал головой и отхлебнул из стакана. – Когда мистер Терри ушел из дому, она очень переменилась. Она стала просто неуправляемой. Только моя жена могла справиться с ней.

– У меня есть предположение, что, так как отец выгнал Терри из дому, Энджи решила, что причиной всему отец и, если он умрет, Терри вернется домой. Ты со мной не согласен, Джош?

Смедли заерзал на стуле:

– Я не знаю, что может прийти в голову мисс Энджи.

– Мне кажется, что Анджела умышленно затеяла ссору с отцом, очень сильную ссору, которая могла вызвать у него сердечный приступ. А потом она толкнула его так, что он упал и расшиб голову о косяк.

Джош сидел неподвижно, молча глядя в пространство.

– Ты меня слышишь, Джош? Я думаю, что Энджи убила своего отца, чтобы ее обожаемый брат мог вернуться домой. Кто-то это видел, поэтому ее и шантажируют. И в этом был замешан твой сын Хенк.

Он издал тяжелый вздох и, посмотрев на меня из-под тяжелых бровей, произнес:

– Вы ошибаетесь, мистер Уоллес. Это не так, поверьте. Ссора действительно была сильная, но мисс Энджи вышла из комнаты еще до того, как у ее отца начался приступ. Только я видел, что случилось. Я слышал, как они ругались, но когда я вошел, он был один и пытался взять со стола таблетки, которые принимал при сильных приступах. Я видел его, и он видел меня. Я нашел эти таблетки.

– Ну, и?

– Я взял таблетки и… забрал их. В это время он начал падать и ударился головой о край стола. Я не трогал его. Я вышел из комнаты. Когда я вновь вошел, он лежал мертвый, как я и сказал им. Вот так я убил его!

Я долго смотрел на него.

– Ты понимаешь, что говоришь, Джош? Ты убил мистера Торнсена?!

Он кивнул:

– Да, сэр, убил его, потому что не помог ему.

– Но почему?

Он некоторое время молчал, глядя куда-то вдаль, затем сказал:

– Чтобы вам это понять, нужно вернуться на много лет назад. Я прослужил у мистера и миссис Торнсен более тридцати лет. Когда она выходила замуж, она взяла меня с собой. Я был хорошим дворецким. Мистер Торнсен был доволен мной. Все беды начались после того, как родился Хенк. Он никогда не хотел ничем заниматься. Я просил у мистера Торнсена разрешить Хенку ухаживать за садом. Он согласился и даже стал немного платить Хенку за работу. Вначале Хенк занимался этим охотно, и у него все хорошо получалось. Потом мисс Энджи начала заигрывать с ним. Ей было тринадцать, а Хенку двадцать шесть. Это становилось серьезным, и миссис Торнсен узнала об этом. Хенка прогнали, и с тех пор у него постоянно были неприятности с полицией. Он шесть месяцев просидел в тюрьме. – Джош умолк и отпил большой глоток виски. – Затем мы с женой начали ссориться, и всегда из-за Хенка. Из-за этого я и стал пить. Как-то мистер Торнсен позвал меня в кабинет. Он сказал, что раз я так много лет прослужил им по совести, то он оставит мне в завещании пять тысяч долларов. Для вас, мистер Уоллес, по-видимому, это небольшая сумма, но для меня это была огромная удача.

Время шло, у Хенка появлялись все новые и новые неприятности, и я с горя стал пить все больше. Как-то мистер Торнсен застал меня пьяным. Он предупредил меня об увольнении через месяц и сказал, что вычеркнет меня из завещания. Для меня это был страшный удар. Как я уже говорил, мистер Торнсен был очень крут на расправу. Мне нужно было покинуть этот чудесный дом… – Джош безнадежно пожал плечами. – Потом ко мне зашел Хенк и сказал, что если бы у него было пять тысяч долларов, то он бы смог открыть клуб. Он просил меня помочь ему, но у меня таких денег не было, и я ему об этом сказал. Тогда он ответил, что ограбит банк. Я понимал, что, сделай он такое, его на много лет засадят в тюрьму. Я просил его несколько дней подождать. Если бы мистер Торнсен умер, я бы продолжал работать в этом доме и смог бы собрать необходимую сумму для Хенка. Миссис Торнсен никогда бы не уволила меня. Так что мисс Торнсен была как рука самого Провидения. Когда мистер Торнсен умер, как я рассказывал вам, я сохранил свою работу и получил деньги по завещанию. Это было дурное дело. А теперь нет в живых и Хенка. Единственное мое желание сейчас – тоже умереть.

Я поднялся. Больше я не мог слушать это. Глядя на эту опустившуюся развалину, я пожалел его.

– В заключении коронера говорится: «смерть от естественных причин», – сказал я. – Я уже почти забыл, что ты рассказал мне. Прощай, Джош. Больше мы не увидимся.

Он все сидел, отрешенно глядя на виски в стакане. У меня было чувство, что его желание смерти скоро осуществится.

Я оставил его сидеть и пошел под дождем по дорожке к тому месту, где оставил машину.

Огни Парадиз-Сити сияли всеми цветами радуги на фоне мрачных туч. Меня это зрелище не впечатляло. Я уже видел все это. Я стоял возле машины, прислушиваясь к отдаленному шуму уличного движения и глядя на свет фар автомобилей, ехавших по бульварам.

Открыв дверцу машины и устроившись поудобнее, я долго думал о судьбе Джоша Смедли. Чего только не сделает любящий родитель для своего ребенка.

Покачав с горькой усмешкой головой, я собрался ехать к Биллу. Мне нужно было узнать, не произошло ли чего-нибудь в коттедже. Собираясь включить двигатель, я услышал пронзительный звук сирены «скорой помощи», который становился все сильнее, и в следующую минуту мимо меня проскочила машина «неотложки» в сопровождении еще одной машины. Обе завернули на узкую дорожку, ведущую к домику Анджелы. Во второй машине я успел заметить силуэты двух мужчин.

Зная, что Билл там, я решил задержаться, чтобы не осложнять ситуацию. Я закурил и стал ждать. Ожидание оказалось долгим. Я уже начал терять терпение, когда наконец минут через сорок мимо меня промчался «роллс-ройс» с шофером, на заднем сиденье расположилась миссис Торнсен. Машина тоже завернула к коттеджу. Я решил не вмешиваться. Курил сигарету за сигаретой и ждал.

Прошло еще полчаса. Потом я услышал сирену. Через несколько секунд появилась «неотложка» и на огромной скорости помчалась к городу в сопровождении все той же машины с двумя мужчинами. Я понял, что это врачи. Через двадцать минут показался «роллс» и завернул к дому Торнсенов.

Включив мотор, я поехал к домику Анджелы. Время от времени я сигналил передними фарами, предупреждая Билла о своем приближении.

Подъехав ко входу в коттедж, я увидел его самого, размахивающего руками. Я подъехал к обочине, и он, вскочив в машину, захлопнул дверцу.

– Ну давай, Билл, рассказывай.

– Я все видел через окно в гостиной. Бог ты мой, чего я только не насмотрелся. Я приехал как раз вовремя. Миссис Смедли сидела за столом. Ее можно было только пожалеть. Она, наверное, думала, как ей поступить.

Через несколько минут медленно открылась дверь гостиной и появилась Анджела с тем же ножом в руках. На цыпочках она стала подкрадываться к миссис Смедли. Вид у нее был безумный и страшный. Никому не пожелаю увидеть подобное. Даже меня бросило в дрожь. Я уже готов был разбить стекло и криком предупредить миссис Смедли, как вдруг она, видимо, почувствовала опасность. Для женщины с таким телосложением, как у японского борца, реакция была совершенно потрясающей. В то время как Анджела приблизилась к ней, миссис Смедли вскочила на ноги, выбила у нее из рук нож и так ее стукнула, что та свалилась на пол. Наклонившись над ней и подняв на руки, негритянка понесла ее в спальню.

Ее не было видно не меньше десяти минут. Затем миссис Смедли вернулась, подняла телефонную трубку и набрала какой-то номер. Я понял, что она вызывает помощь, и поверь мне, помощь ей очень была нужна. В это время Анджела начала опять вопить, но я догадался, что миссис Смедли связала ее. Она вопила, что ей нужен Терри.

После звонка через двадцать минут приехала «неотложка»…

– Это я знаю, я все это видел. Что было дальше?

– Они вынесли Анджелу на носилках и уехали. Затем приехала миссис Торнсен и говорила с двумя врачами, которые потом тоже уехали. Все это время миссис Смедли стояла, прислонившись к стене, и слушала. Миссис Торнсен начала с ней о чем-то говорить, но я не мог расслышать о чем. Правда, судя по выражению ее лица, разговор был не очень приятным. Затем миссис Торнсен раскрыла сумку, достала две бумажки по пятьсот долларов и бросила их на стол. По-моему, Дирк, она рассчитала миссис Смедли.

– Хорошо, Билл. Я думаю, сейчас самое время поговорить с миссис Смедли.

Дождь прекратился. Я снял плащ, бросил его на заднее сиденье и направился к двери коттеджа. Дверь была не закрыта, и, распахнув ее, я оказался в маленьком холле, из которого прошел в гостиную. Миссис Смедли, задумавшись, сидела в массивном кресле. Она подняла голову, взглянула на меня и кивнула, узнавая.

– Вы?! Что вам теперь-то нужно?

Ни ее взгляд, ни голос не были враждебными, и я, помедлив, сел рядом с ней.

– Миссис Торнсен уволила вас, не так ли?

Она кивнула:

– Верно, и я очень этому рада. Я по горло сыта Торнсенами. Я возвращаюсь к моим родным. Впервые за двадцать лет я свободна делать все, что хочу.

– Я рад за вас. Но прежде, чем вы уедете, миссис Смедли, не расскажете ли вы мне немного об этой семье? Я хочу знать, почему шантажировали Анджелу. Вы знаете?

Она долго смотрела на меня, обдумывая свой ответ; затем пожала массивными плечами.

– Да, – произнесла она наконец. – Наверное, кому-то все же надо рассказать, прежде чем уехать отсюда навсегда. Я хочу выбросить это все из головы, прежде чем вернусь к своим. У нас большая семья – четыре брата и три сестры. Все они будут рады мне. Если бы не мисс Энджи, я бы уже давно уехала к ним. Я нянчила ее с самого рождения. Я знала, что она не в себе, и старалась, как могла, помочь ей. Я все для нее делала; и она любила меня за это. Мать ничего никогда не сделала для нее. Мисс Энджи обожала брата. В детстве они были очень дружны, но когда подросли, я стала замечать, что он начал от нее уставать. Она ни на минуту не оставляла его в покое. Я предупреждала ее, но на нее это не действовало. Затем Терри увлекся музыкой и часами играл на пианино. Он запирался в музыкальной комнате, чтобы ему не мешали, а Энджи садилась у двери и слушала. Слушать его игру стало ее единственным занятием. Это превратилось в страсть. Затем молодой господин поссорился с отцом и покинул дом. Он ушел и даже не попрощался с мисс Энджи. Это было для нее страшным ударом, и с тех пор у нее становилось все хуже и хуже с головой. Для меня настало тяжелое время, но мне удавалось держать ее в руках. Затем умер мистер Торнсен и оставил ей много денег и этот домик. Она сразу же переехала сюда. Мать она ненавидела. Целыми днями Энджи ничего не делала: сидела на стуле, смотрела куда-то и что-то про себя бормотала. Наверное, я сделала ошибку. Мне следовало сказать миссис Торнсен, чтобы она позвала доктора, но я не любила ее и надеялась сама вывести мисс Энджи из этого состояния. Пыталась заинтересовать ее работой в саду, по дому, но напрасно. Так продолжалось с неделю, и я уже хотела обратиться за помощью, когда пришел этот человек.