Текст книги "Том 25. Бей побольнее"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Я закурил сигарету и приготовился слушать.

– О'кей, начинайте.

– Постараюсь быть максимально короток. И Китти, и я были с самого начала в курсе этой печальной истории. Наш сын принес нам только разочарование, я не стану говорить об этом еще раз. Мы любим детей. Когда Джонни появилась в Сирле и пришла в мой магазин, мы оба приняли в ней горячее участие. Разумеется, мы считали ее мальчиком. Нам было известно, как живет старый Фрэд, поэтому предложили Джонни, если он хочет, приезжать к нам принимать ванны. Ведь Фрэду это казалось чудачеством, в его хижине и помыться-то негде. Джонни с благодарностью приняла наше приглашение. Таким образом мы виделись с ней регулярно и постепенно все сильнее к ней привязывались. Сейчас, мистер Уоллес, я отношусь к Джонни, как к собственной дочери. Когда ей исполнилось лет четырнадцать, Китти заподозрила правду, что она не мальчик, а девочка. У нее был острый глаз. К этому времени Джонни нас тоже полюбила, но все же не так сильно, как этого грязнулю и грубияна Фрэда. Однажды вечером, когда она приехала принять ванну, она нам призналась. – Боткине немного отхлебнул из бокала и продолжил: – Ее мать, Стелла Коста, познакомилась с Митчем Джексоном как раз перед тем, как его призвали. В Митче было что-то такое, что привлекало к нему женщин. Скоро Стелла забеременела. Она умоляла Митча жениться на ней, и он заявил, что если родится мальчик, то он женится на ней после возвращения из Вьетнама. Эта особа жаждала стать его законной женой. Не стану притворяться, будто я это понимаю. Но когда у Стеллы родилась девочка, она поняла, что Митч ни за что на ней не женится. В отчаянии, она зарегистрировала рождение ребенка, назвав его Джонни Джексоном, мальчиком, и послала Митчу копию метрики, напомнив ему еще раз, что он обещал на ней жениться. Как я понимаю, оба Джексона были со странностями. Их интересовали лишь наследники мужского пола. Обрадованный Митч послал Стелле письмо, в котором подтвердил свое намерение жениться и даже сообщил деду о рождении внука. Стелла воспитывала ребенка, как мальчика. Жилось ей очень тяжело, потому что Митч не высылал ей денег. Когда Джонни исполнилось восемь лет, он сделался для нее обузой, и она решила отослать ее деду. Она не постеснялась рассказать всю эту неприглядную историю Джонни, внушив ей, что она не должна проговориться старому Джексону, что она девочка. В том возрасте Джонни нравилось быть мальчиком. Старый Джексон обрадовался приезду внука. По-своему он относился к ней хорошо, а Джонни полюбила этого невыносимого грубияна. Она рассказывала нам, как вечерами старик рассказывал ей подробности своей бурной жизни, о сражении с аллигаторами, о Митче. Шли годы. Постепенно, разумеется, Джонни становилась все больше и больше девочкой. Старый Джексон частенько высказывался о женщинах настолько пренебрежительно, грубо и жестоко, что Джонни не сомневалась: когда он узнает правду, она его потеряет… – Боткине посмотрел на меня. – Печально, не так ли? Ведь Джонни буквально боготворила деда. И, тем не менее, она чувствовала, что очень скоро до него дойдет, что она девочка. К этому времени моя Китти умерла, но Джонни раз в неделю приходила принимать ванну, и мы с ней много разговаривали. Она туго бинтовала свою грудь, чтобы обмануть деда, но боязнь разоблачения стала непереносимой. Я посоветовал ей вообще переехать ко мне. И она это сделала, чтобы не видеть его ярость, когда он обнаружит правду. Никто из нас не подозревал, что Джексон может написать полковнику Пармеллу. Потом явились вы и выяснили, что к чему. Теперь вы знаете все, мистер Уоллес. И нам нечего стыдиться. Это не имеет никакого значения, потому что Джонни уезжает. Я нашел ей место в Лос-Анджелесе. Там у моего племянника магазин готового платья, и он с удовольствием берет ее к себе. Она уезжает завтра утром. Надеюсь, она будет счастлива, – он печально улыбнулся. – Я буду без нее сильно скучать.

– Понимаю вас, мистер Боткине, – я посмотрел на него. – Однако же осталось много неясностей. Вопрос денег, например…

– Каких денег? – улыбнулся Боткине.

– Денег старого Джексона.

– Разве у него были деньги? Мне ничего об этом неизвестно.

Я решил, что он говорит правду.

– Джонни ушла от своего деда примерно два месяца назад и перебралась к вам. Чем она занималась?

– Она сказала мне, что работает в Майами в каком-то клубе Это меня не касается. Здесь она проводила только уик-энды. Я считаю, что старики не должны совать нос в дела молодых.

– Думаю, вы правы. Я должен поговорить с Джонни, мистер Боткине. Необходимо заполнить кое-какие пробелы. Надеюсь, что она будет со мной откровенна, но этого нельзя ожидать, если вы будете рядом. Вы не возражаете?

Он немного подумал и кивнул головой:

– Почему я стану возражать? Просто попрошу вас быть с ней повежливей. Ей несладко жилось, и я ее люблю.

Я поднялся.

– Разрешите я подготовлю вам еще одну порцию скотча?

Постараюсь ее не задерживать, а потом вы спокойно пообедаете.

– Благодарю вас, мистер Уоллес.

Поставив перед ним его бокал, я пошел к двери.

– Будьте с ней поласковей, – напомнил он.

Пройдя коридор, я постучал в дверь ее спальни и вошел. Джонни явно меня ожидала. Она полулежала на постели, держа в руках маленького медвежонка. Сейчас на ней был светлый парик, а выражение личика было мрачным.

– Давайте потолкуем, – предложил я, закрывая за собой дверь. Затем придвинул стул поближе к девушке и сел на него.

– Что случилось с деньгами вашего деда?

Она крепче прижала к себе медвежонка.

– Я их забрала.

– Расскажи мне об этом, Джонни.

Она в нерешительности пожала плечами.

– Он хотел, чтобы они достались Митчу. Затем, когда Митча убили, его сыну, если же у Митча не будет сына, то передать их в фонд ветеранов-инвалидов.

– Это мне известно. Поскольку вы были дочерью Митча, вы не могли претендовать на эти деньги.

– Совершенно верно. Взяла я их потому, что этот негодяй Везерспун пытался их украсть.

– Не спешите, Джонни. Вы знаете про лягушачью фабрику и про банду торговцев наркотиками?

– Знаю. Мне про это рассказала мать.

– Знали ли вы, что ваш отец и Стобарт работали вместе?

– Мой отец уже погиб, когда эти два гада столковались. О'кей, мой отец был "толкачом" наркотиков, ну и что? Зато он умер, спасая семнадцать молодых солдат, и был награжден за это "Медалью Почета".

Я не собирался сообщать ей, что Митч бросился в джунгли, пытаясь спасти свой недельный солидный куш.

– Что вы сделали с деньгами, Джонни?

Она посмотрела на меня сверкающими глазами.

– Как вы думаете, что я с ними сделала? Послушайте меня, притворщик! Я любила дедушку. Он был единственным человеком, который обращался со мной как с себе равным. Я не считаю Велли и Китти, которые вообще святые, но дедушка был другим. Я обожала сидеть и выслушивать его рассказы. Какой человек! Я заставляла его снова и снова рассказывать мне о его схватке с аллигатором, когда он лишился обеих ног. О'кей, он был немного тронутым. Ненавидел женщин… Он никогда не говорил мне, почему Вероятно, у него были на то основания. Дед частенько повторял: "Джонни, мой мальчик, мы, мужики, должны держаться друг друга. Женщины доставляют больше неприятностей, чем аллигаторы". В отношении денег он тоже был ненормальным. Сам их почти не тратил. Все копил и копил, прятал деньги в дыру под кроватью. "Когда я уйду, Джонни, – говорил он мне, – ты их возьмешь. Мне они ни к чему. Но ты, мой внук, должен жить богато и ни в чем не нуждаться". Я-то знала, что я ему внучка, так что он не захотел бы, чтобы деньги достались мне. Знай он, что я девочка, он бы просто не впустил меня в дом… После того, как пришло известие о смерти Митча, к нам явился Стобарт поговорить с дедушкой. Я находилась в задней комнате хижины и слышала все, о чем они говорили. – Погладив медвежонка и не глядя в мою сторону, Джонни продолжала: – Стобарт сказал, что он был другом Митча, у них был общий бизнес. Митч сказал, что если с ним что-нибудь случится, его долю должен получить отец, а когда отец умрет – сын Митча, Джонни. Договор есть договор. Дедушка сказал, что ему денег не требуется, но Стобарт стоял на своем. "Возможно, вам они и вправду не нужны, но мальчику понадобятся". Так он сказал. И в течение последующих шести лет ежемесячно приходило письмо. Дедушка не знал, что я все слышала. Сам он не трудился даже вскрывать конверты, а просто прятал их в дыру вместе со своими сбережениями.

– Вы пересчитали деньги, Джонни?

– Их было слишком много. Я прекратила считать, когда дошла до пятисот тысяч.

– И все эти деньги у вас?

Она посмотрела на меня и сообщила.

– Сейчас уже нет. Они принадлежали не мне. Я сложила их все в посылочный ящик и отправила в фонд ветеранов-инвалидов в Нью-Йорк как анонимный дар. Этого хотел дедушка, именно так я и поступила.

Я с восхищением взглянул на девушку.

– Но вы могли бы оставить эти деньги, Джонни. Взять их себе…

У нее сверкнули глаза.

– Уж не принимаете ли вы меня за воровку?

– Извините. Наоборот, я считаю вас удивительно милой девушкой.

– Я не нуждаюсь в комплиментах. Мой дедушка был для меня самым дорогим человеком. Я не смогла бы его обмануть. Разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?

– Поступил бы я? Надеюсь, что да, Джонни.

– Вы закончили? Я хочу покормить Велли обедом.

Глаза у нее затуманились, она вновь занялась медвежонком.

– Не совсем. Расскажите мне про Везерспуна.

– Что вас интересует?

– Вашего деда убил он, верно?

– Да.

– Расскажите.

– Когда я ушла от дедушки, то устроилась работать в СкинКлубе. Место мне нашла мать. К Велли я приезжала на уик-энды на машине матери. Я все время думала о дедушке. Частенько я пробиралась к нему и наблюдала за ним у лягушачьего пруда. Мне очень хотелось с ним заговорить, но я была уверена, что он не захочет меня знать. В тот день, когда его убили, я тоже поехала туда. Этот негодяй Везерспун разговаривал с ним в хижине, когда я подошла со стороны пруда. Он что-то кричал о деньгах, потом раздался выстрел… – Она закрыла глаза, ее пальцы судорожно впились в медвежонка. – Везерспун выскочил из хижины с пистолетом в руке. На его лице было выражение панического страха. Наверное, он первым услышал, как ваша машина идет к лужайке. Везерспун нырнул в кусты. Я почувствовала, что произошло что-то ужасное, и по-глупому перепугалась. Появились вы и вошли в хижину. И я, и Везерспун следили за вами из своих укрытий. Когда вы уехали, Везерспун снова заскочил в хижину и выбежал из нее уже без пистолета. Он сел на мотоцикл, который оставил за хижиной и умчался. Тогда я вошла в хижину… – она вздрогнула. – Дедушка был мертв. Я вытащила деньги из тайника под кроватью, папину медаль, все дедушкины бумаги и поехала назад к Велли. Я не стала рассказывать ему о случившемся. А теперь можно мне заняться обедом для Велли?

Я поднялся.

– Спасибо, Джонни. По-моему, теперь во все внесена ясность.

Она тоже поднялась с кровати, неохотно оставив там лохматого мишку.

– Вы ведь больше не станете нас тревожить, не так ли?

Я взглянул ей прямо в глаза и спросил, понизив голос:

– Чем вы его ударили, Джонни?

Она замерла, ее лицо покрыла восковая бледность.

– Я не… Что вы такое говорите?

– Вы убили Везерспуна, – все еще полушепотом произнес я. – Когда он в отчаянии явился в хижину, чтобы без спешки произвести в ней тональный обыск, вы тоже находились там. Он хотел во что бы то ни стало найти сбережения вашего дедушки. Вы наблюдали за тем, как он варварски сокрушал в доме решительно все. Затем он побежал к пруду, надеясь там что-то найти. Вы прокрались следом за ним и ударили его. Он свалился в пруд и утонул. Падая, он стащил с вашей головки парик. И он все еще был у него в руке, когда его вытащили из воды.

У нее подогнулись колени, она обессиленно села на стул, потом потянулась к медведю и прижала его к груди.

– Вот как все случилось, не так ли, Джонни?

Казалось, она черпала силы из детской игрушки. Краска снова возвратилась на ее лицо, глаза засверкали. Она наклонилась вперед и решительно заявила:

– Да, я убила его. И я рада. Слышите? Я очень рада! Он прикончил моего дедушку, а я любила его. Мне наплевать, что будет со мной. Бегите, докладывайте копам! Когда я наблюдала за тем, как этот дьявол тонет, я громко кричала: "Вот тебе за моего дедушку, мерзкая свинья!" Идите же, зовите полицию! – слезы побежали по ее щечкам, и она нетерпеливо смахнула их в сторону. – Уходите, оставьте нас вдвоем! Я выдержу и это испытание, подожду здесь полицию. Больше мне не хочется никуда бежать. Я уже набегалась…

– Дознание о смерти Везерспуна было проведено сегодня, – негромко заговорил я. – Вердикт: несчастный случай. Меня это вполне устраивает. Человек, который губит людей наркотиками, не заслуживает снисхождения и не имеет права на жизнь. Вы сделали благое дело, Джонни!

Она посмотрела на меня, глаза ее были широко раскрыты. Девушка начала было что-то говорить, но сразу умолкла.

– Желаю вам счастья, Джонни! Не призрачного счастья звезды стриптиза, настоящего человеческого счастья желаю я вам. Уверен, вы найдете для себя лучшее применение в жизни, – я улыбнулся ей. – Вы так молоды, перед вами вся ваша жизнь. Ваше будущее зависит только от вас самой. Успехов вам, славный вы человечек! Держитесь подальше от Сирля, но не забывайте Велли.

Она начала громко всхлипывать и махнула рукой, прося меня уйти.

– Идите трясти своим проклятым тамбурином в каком-нибудь другом месте! – пробормотала она.

Я оставил ее плачущей над своим кудлатым медвежонком. Не стал я и задерживаться, чтобы попрощаться с Велли Воткинсом. Тихонечко вышел из маленького садика и зашагал к машине. Закурив сигарету, несколько минут сидел я в ней, не трогаясь с места.

Завтра я вручу свой отчет полковнику Пармеллу, но в нем появятся некоторые купюры. Он передаст его в отдел по борьбе с наркотиками, сотрудники которого одновременно нагрянут на лягушачью фабрику и на роскошную виллу Сида Воткинса. Там они обнаружат достаточно вещественных доказательств, чтобы Боткине и ублюдок Рейз получили большие сроки тюремного заключения.

Подумал я и о Стелле Коста. Будущее ее виделось мне мрачным. В ее возрасте вряд ли можно надеяться на удачу. Что с ней произойдет? С ее напористым характером она выживет…

Я включил мотор.

Все это я доложу полковнику Пармеллу.

Хотя я обнаружил банду торговцев наркотиками в Сирле, мне не удалось найти Джонни Джексона, скажу я ему с виноватым видом. И спрошу, хочет ли он, чтобы я продолжал поиски. Зная полковника, я не сомневался, что он не пожелает больше тратить деньги.

Он и так хорошо заработает на мне.

Разоблачение преступной группы вполне удовлетворит его. Он позаботится о том, чтобы газетная шумиха хорошо отразилась на Его Агентстве.

Направляясь в Сирль, я подумал, что для того, чтобы выгородить Джонни Джексона, мне, в свою очередь, потребовался фиговый листок…

Джеймс Хэдли Чейз
Ударь побольнее

Глава 1

Меня зовут Дирк Уоллес. Я не женат, сорока лет, высок, темноволос, и лицо мое пока что не пугает детей. Я один из двадцати детективов в сыскном агентстве «Акмэ», которое разместилось под самой крышей Трумэн-Билдинг на Парадиз-авеню в Парадиз-Сити, штат Флорида.

Детективное агентство «Акмэ» – самое дорогое и престижное на восточном побережье США. Основанное шесть лет назад ветераном вьетнамской войны полковником Виктором Парнэллом, агентство превратилось в одно из самых процветающих. Парнэлл оказался проницательным малым и рассудил, что рано или поздно миллиардерам, в изобилии проживающим в Парадиз-Сити, понадобится первоклассное сыскное агентство. Наше агентство специализируется на разводах, шантаже, вымогательстве, кражах в отелях, слежке за супругами и еще на куче самых разных вещей, исключая только нанесение увечий и убийства.

Двадцать детективов – это в основном бывшие копы и сотрудники военной полиции. Все они работают парами. У каждой пары есть свой офис, и никто не вмешивается в работу своих коллег, если только это не продиктовано крайней необходимостью. Таким образом, в прессу почти ничего не просачивается. Но если «утечка» все-таки случается, а такое однажды было, оба детектива, занимающиеся расследованием дела, тотчас же увольняются.

Проработав в агентстве полтора года и зарекомендовав себя с наилучшей стороны, я получил отдельный офис. Правда, там стоял еще и стол моего помощника – Билла Андерсона.

Билл, в прошлом помощник шерифа, был невысок, но кряжист, с мускулатурой боксера. Как-то он мне здорово помог в одном запутанном деле, когда меня послали в Сиэтл найти исчезнувшего подростка. Будучи тогда помощником шерифа, он очень хотел попасть в наше агентство. Благодаря его помощи мне удалось «расколоть» это дельце, и я, в свою очередь, помог ему попасть в агентство.

Билл Андерсон оказался для меня находкой во всех отношениях. Он не считал, сколько часов он проработал, а в нашем деле это важно. Он снабжал меня исчерпывающей информацией, благодаря которой я мог всецело сосредоточиться на расследовании. Когда мы не работали, он изучал город и был непревзойденным знатоком всех ресторанов, ночных клубов и прочих злачных мест на побе-режье. Несмотря на его малый рост, ударом кулака он мог свалить слона.

В это июльское утро мы сидели в офисе и изнывали от безделья. Шел дождь, и все пропиталось сыростью. Людей в это время года в городе было мало. Молодежь куда-то разъехалась, а богатые приезжие и туристы появляются только в сентябре.

Андерсон, жуя резинку, писал домой письмо, а я, забросив ноги на стол, думал о Сюзи.

Сюзи Лонг работала регистратором в «Бельвью-отеле». Как-то раз я наводил справки об одном парне, проживавшем в этом отеле, так как он подозревался в шантаже. Я объяснил ей обстановку, и она помогла мне собрать достаточно улик, чтобы упрятать проходимца за решетку на пять лет.

У Сюзи были длинные, блестящие темные волосы, серые глаза и веселая, немного озорная улыбка. Фигурка у нее была как раз по моему вкусу: полная грудь, тонкая талия, соблазнительно покачивающиеся бедра и длинные ноги.

Мы стали встречаться и теперь каждую неделю по средам вместе ужинали в скромном ресторанчике, где угощали дарами моря, если, конечно, у нее не было ночного дежурства в отеле. Оттуда мы отправлялись в ее небольшую квартирку, где развлекались на ее слишком узкой кровати. Так продолжалось месяца три, пока мы оба не поняли, что по-настоящему влюблены друг в друга. До Сюзи у меня была куча разных девиц, но она значила для меня больше, чем любая другая женщина.

Как-то я подбросил ей идею, почему бы нам не пожениться, но она со своей насмешливой улыбкой покачала головой и ответила: «Не сейчас, Дирк. Я не против, но у меня теперь хорошо оплачиваемая работа, и, если мы поженимся, мне придется ее оставить. Давай, дорогой, с этим немного повременим».

Мне пришлось отступить. И вот сегодня была наша среда, и я, размечтавшись, предвкушал сладостный вечер, переходящий в блаженную ночь, как вдруг загудел зуммер.

Я нажал на кнопку селектора и сказал:

– Уоллес слушает.

– Зайди, пожалуйста, ко мне.

Я узнал хриплый голос Гленды Кэрри. Она была секретарем полковника и его правой рукой. Высокая, красивая брюнетка, очень деловая. Если она говорила: «Зайди» – оставалось только идти.

Я быстро прошел длинным коридором в ее комнату. Шеф был в Вашингтоне, и всеми делами заправляла Гленда.

Постучав в дверь, я вошел. Она восседала за своим столом в безукоризненно белой блузке и черной юбке.

– Есть задание, – сказала она, когда я сел перед ней на стул. – Звонила миссис Торнсен. Она просит, чтобы ей прислали домой детектива к двенадцати часам дня, и тогда она все расскажет. Она предупредила, что предпочитает интеллигентных, прилично одетых мужчин.

– Поэтому ты сразу же подумала обо мне?

– Я подумала о тебе, потому что все остальные заняты, – отчеканила Гленда. – Тебе говорит что-нибудь имя Генри Торнсена?

– Что-то не припомню. А что, это важная персона?

Гленда вздохнула:

– Видишь ли, он умер. Миссис Торнсен уже год вдовствует. У нее огромные связи, и она вся начинена деньгами. Так что обращаться с ней надо в высшей степени осторожно. Знаю только, что она человек нелегкий. Пойди выясни, что у нее случилось. – Она протянула мне через стол листочек бумаги. – Вот адрес. Будь у нее ровно в двенадцать. Нам сейчас очень пригодятся деньги Торнсена, так что поладь с ней, пожалуйста.

– Я зайду к ней, внимательно все выслушаю и на все соглашусь. Я тебя правильно понял?

Гленда кивнула:

– Точно. Потом обо всем мне расскажешь.

На столе зазвонил телефон, поэтому я поднялся, взял этот листок бумаги и вернулся в свой кабинет.

– Ну, Билл, нам привалила работенка, – сказал я. – Миссис Генри Торнсен попросила прислать ей детектива. Отправляйся в справочный отдел «Геральд» и раскопай все, что сможешь, об этих Торнсенах. Я должен быть у старой трески ровно в двенадцать. Мы встретимся здесь около четырех, и не смей приходить с пустыми руками.

Билл от радости даже подпрыгнул на стуле. Такую работу он как раз любил.

– Пока, – бросил он и тотчас же исчез.

Без трех минут двенадцать я уже был у дома Торнсенов. Это был величественный особняк, окруженный двумя акрами леса и лужаек. Немного в стороне от основного входа была асфальтированная площадка для парковки. Это был один из немногих действительно уединенных домов. Особняк был такой большой, что можно было подумать, что одних только спален в нем не менее пятнадцати, не говоря уже о гостиных и верандах.

Я поднялся по ступенькам и около двустворчатой двери позвонил в колокольчик.

Минут через пять дверь осторожно приоткрылась, и передо мной предстал высокий негр в белом сюртуке, с черным галстуком-бабочкой и в черных брюках. Ему можно было дать лет семьдесят. Вьющиеся седые волосы давно поредели. По его налитым кровью глазам и дряблым мышцам лица я понял, что он часто прикладывается к бутылке. Глаз у меня на это наметан, не зря же я был частным сыщиком больше двадцати лет.

– Дирк Уоллес, – назвал я себя. – Миссис Торнсен ожидает меня. Я из детективного агентства «Акмэ».

Он наклонил голову, давая понять, что осведомлен о моем приходе, и сделал шаг в сторону, пропуская меня.

– Прошу сюда, сэр, – пробормотал он голосом, в котором чувствовались теперь лишь остатки былого достоинства.

Он повел меня через просторный вестибюль и распахнул одну из дверей.

– Мадам сейчас спустится, – сказал он, предлагая мне пройти в огромную комнату, уставленную старинной мебелью, античными вазами и другими старинными изделиями. По стенам было развешано несколько массивных полотен. Комфорта здесь было столько же, сколько в зале ожидания на вокзале.

Я подошел к большому окну и стал рассматривать широкую, тщательно подстриженную лужайку, деревья и серые дождевые облака вдали.

Мне стало любопытно, сколько времени понадобится этому пьянице, чтобы доложить миссис Торнсен о моем приходе… Прошло двадцать пять минут. За это время я успел рассмотреть все старинные картины, оценить предметы антиквариата, и мне это уже стало порядком надоедать. Наконец дверь открылась и в комнату вошла дама.

Я ожидал увидеть располневшую, безвкусно одетую старуху – тип, который часто встречается в нашем городе. Но миссис Торнсен была высокой и худощавой женщиной с ухоженной фигурой, голубоватыми седыми волосами, правильными чертами лица, проницательными серыми глазами, гармонировавшими с цветом тщательно уложенных волос.

Она сразу же впилась в меня глазами без малейшего намека на улыбку. Под ее взглядом, скрупулезно изучавшим мою фигуру, я чувствовал себя так, словно у меня расстегнулась «молния» на брюках.

– Мистер Уоллес? – Ее голос был глухим и холодным, как металл.

– Да, именно так, – сказал я почтительно.

Она указала на кресло:

– Присаживайтесь. Я вас долго не задержу.

Атмосфера в комнате была такой же теплой и непринужденной, как на похоронах. Я вспомнил о предупреждении Гленды насчет почтительного обращения, а потому, поклонившись, сел на чертовски неудобный стул, на который она указала.

Она начала как сомнамбула кружить по комнате, переставляя с места на место дорогие безделушки. Со спины она выглядела вдвое моложе. На мой взгляд, ей было лет пятьдесят шесть, может, чуть больше. Но она, безусловно, заботилась о своей фигуре.

Я ждал. Я умею ждать. Ожидание – часть работы детектива. Оказавшись в дальнем от меня углу комнаты, она наконец остановилась, повернулась и опять пронзила меня своим взглядом. Я ответил ей тем же. Хотя между нами было метров десять, ее хриплый, холодный голос был хорошо слышен.

– Мне говорили, что ваше детективное агентство лучшее на восточном побережье, – сказала она.

– Я бы не работал в нем, если бы это было не так, миссис Торнсен, – гордо отпарировал я.

– Тогда я полагаю, мистер Уоллес, что вы считаете себя хорошим детективом. – Язвительность так и лезла из нее, но я сдержался, несмотря на раздражение.

– Не только считаю, но я и есть хороший детектив.

Теперь между нами оставалось метра два. Она бросила на меня еще один сверлящий взгляд, кивнула и чопорно опустилась на один из своих жутких античных стульев.

– У меня есть основания полагать, что мою дочь шантажируют, – произнесла она, сложив руки с длинными ногтями на коленях. – Надеюсь, вы знаете, что нужно делать в подобных случаях.

– Конечно, миссис Торнсен, – ответил я невозмутимо.

– Я хочу, чтобы вы узнали, почему мою дочь шантажируют и кто это делает.

– Если вы мне в этом немного поможете, то не возникнет никаких проблем. Скажите, пожалуйста, что заставляет вас так думать?

– В течение десяти последних месяцев моя дочь ежемесячно снимает со своего счета в банке по десять тысяч долларов наличными. – Она нахмурилась и посмотрела на свои руки. – Это насторожило мистера Акленда, и он сообщил об этом мне.

– А кто этот мистер Акленд?

– Это банкир нашей семьи. Он управляющий банком «Пасифик энд нэшнл». Они с моим покойным мужем были большими друзьями.

– У вашей дочери есть свои средства и собственный счет в банке?

– К сожалению, да. Муж очень любил Анджелу. Он оставил ей значительную сумму денег в управление. Ежемесячный доход с этой суммы составляет пятнадцать тысяч долларов. Это, конечно, огромные деньги для девушки ее возраста.

– Сколько же ей лет?

– Двадцать четыре.

– Я не вижу ничего ненормального в том, что девушка двадцати четырех лет, имеющая доход в пятнадцать тысяч долларов, ежемесячно тратит десять тысяч, но вы, возможно, внесете в это какую-нибудь ясность.

– Это совершенно ненормально, – резко возразила миссис Торнсен. – Я должна вам сказать, что Анджела не вполне нормальна. Видите ли, когда я была беременна ею, я переболела корью. – Она замолчала и испытующе посмотрела на меня. – Вы понимаете, что это значит?

– Да, конечно. Эта болезнь может влиять на ребенка.

– Вот именно. Анджела поздно начала развиваться. Пришлось нанять ей специально домашнего учителя, но и после этого она сильно отставала от своих сверстников. И только к двадцати годам она проявила какие-то признаки зрелости. Мой муж совершил такую глупость!.. Первые два месяца она не проявляла никакого интереса к своему месячному доходу, а затем начала снимать со счета такие огромные суммы. Мистер Акленд, который является и моим другом, вначале не решался разговаривать со мной на эту тему и лишь на прошлой неделе сообщил мне об этом. Это его предположение о шантаже. Он очень проницательный человек, и я ему вполне доверяю.

– Итак, уточним, миссис Торнсен. Ваш муж умер год назад. Ваша дочь вошла в права наследования и ежемесячно снимает со счета по десять тысяч долларов в течение последних десяти месяцев. Так?

– Да.

– Но первые два месяца деньги ее мало интересовали?

– Мистер Акленд говорит, что тогда она тратила по две тысячи в месяц на себя и на плату негритянке, которая ей прислуживает.

– Дочь живет с вами?

Миссис Торнсен удивилась:

– Конечно, нет. Между нами нет близких отношений. Кроме этого дурацкого вклада, муж оставил ей коттедж в отдаленном конце нашего поместья. Там она и живет со своей негритянкой, которая все делает по дому и готовит пищу. Я уже несколько недель не видела Анджелу. К компании моих друзей она не подходит, к тому же она некрасива и чрезмерно болтлива.

– У нее есть свои друзья?

– Не имею представления. У каждого из нас своя жизнь.

– Есть ли у нее мальчики? Возможно, появился один, постоянный?

Миссис Торнсен скорчила кислую гримасу:

– Вряд ли. Не могу представить себе, чтобы какой-нибудь приличный юноша увлекся Анджелой. Я же говорила, что она некрасива.

– Но богата, миссис Торнсен. Масса мужчин может проявить интерес к некрасивой девушке, если у нее есть деньги.

– Мы с мистером Аклендом тоже думали об этом. Вот как раз вы это и выясните.

– Я, конечно, это сделаю, но мне хотелось бы узнать немного больше о вашей дочери. Как она проводит свое время: любит ли купаться, играть в теннис, танцевать?

Миссис Торнсен нетерпеливо пожала плечами:

– Я этого не знаю. Как я вам уже сказала, мы редко видимся.

Эта женщина мне явно не нравилась. Если бы за звание матери присуждали «Оскара», моего голоса она бы не получила.

– У вас больше нет детей?

Миссис Торнсен напряглась, глаза ее блеснули.

– У меня был сын, но лучше об этом не говорить. Скажу лишь, что он недавно ушел из дому. И слава Богу, с тех пор я его не видела и не получала от него известий. Совершенно уверена, что он никак не связан с этим делом.

– Вы не возражаете, если я встречусь с мистером Аклендом?

– Вовсе нет. Я ему всецело доверяю. Именно он и настаивал, чтобы я обратилась в ваше бюро за помощью. Обязательно повидайтесь с ним.

– Ну а как насчет вашей дочери? Мне надо ее увидеть.

– Конечно. Завтра первое число месяца. Она наверняка отправится за деньгами в банк. Мистер Акленд устроит так, чтобы вы ее увидели. Но ни в коем случае не подходите и не заговаривайте с ней. Я не хочу, чтобы Анджела знала, что за ней следят. Никто, кроме мистера Акленда, не должен об этом знать. Надеюсь, в вашем агентстве строго придерживаются правил конспирации?

– Можете не сомневаться, миссис Торнсен. – Я поднялся. – Я еще сегодня встречусь с мистером Аклендом. Как только у меня появятся новости, я сразу же сообщу вам.

– Надеюсь, что это произойдет скоро. По-моему, ваша такса слишком высока.

– У нас очень много работы, и тем не менее, уверяю вас, что мы приложим все усилия, чтобы быстро получить нужную вам информацию.

– Предварительно позвоните и предупредите о своем визите. Я, как правило, очень занята. Надеюсь, вы найдете выход. Смедли, наш дворецкий, увы, пьяница, и я стараюсь его поменьше тревожить.

– А вы не хотите от него избавиться, миссис Торнсен? – спросил я, стоя в дверях.