Текст книги "Том 7. Тайна сокровищ магараджи"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 28

Бид, лежащий у двери комнаты Аниты, был вырван вдруг звуками шагов на лестнице из небытия. Он поднял карабин, схватился за ручку двери, с усилием поднялся и стал ждать. Простучали каблучки по лестнице. Анита поднималась по ступенькам, держась за перила. Испуганными глазами она посмотрела на того, кого когда-то спасла и кто лишил ее отца.

– Привет! – тихо произнес Бид.

Анита молча продолжала смотреть на него. Ее взгляд задержался на карабине, и Бид сообразил, что держит его направленным прямо в грудь девушки.

Он поспешно опустил винтовку.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она наконец, не двигаясь с места.

– У меня беда с рукой, – ответил он, едва ворочая языком.

Он чувствовал, что с ним происходит что-то удивительное, что присутствие девушки словно прибавляет ему сил и пробуждает в нем желание жить.

– Там на улице фараоны? – спросил Бид.

– Да… там что-то случилось, – ответила она. – Кажется, человек умер…

– Что, не меня они ищут?

– Они приехали на происшествие, – повторила она. – Хочешь, чтобы я посмотрела твою руку?

Бид силился улыбнуться.

– Там уже не на что смотреть. Надо срочно отрезать ее.

– Возможно, мне удастся что-нибудь сделать.

Она подошла поближе, но вид карабина остановил ее, и она снова посмотрела на оружие.

– Твоя дверь закрыта. Я пытался войти…

– Я всегда ее закрываю. Хочешь лечь?

– Лучше не стоит. Я не хочу причинять тебе неприятности. Я ведь могу умереть у тебя на постели. – На мгновение он закрыл глаза. – Ты уверена, что полиция не меня ищет?

– Там нашли чей-то автомобиль, – сказала Анита, избегая дальнейшей лжи, – а в нем какой-то мертвый человек.

– Мертвый? Ты уверена, что он мертв?

– Да…

– Это Хотт… Я только сейчас о нем вспомнил. Неужели он в самом деле умер?

Анита молчала.

– Ну, что же, всякое случается, – сказал Бид, пытаясь восстановить в памяти все, что с ним произошло в последний день. – Я совсем забыл о бедняге. Я связал его, прикрыл одеялом, а потом из-за своей проклятой руки совсем забыл о нем. Я забыл обо всем на свете, кроме… тебя. Я проехал пятьсот миль, чтобы увидеть тебя…

Девушка опять ничего не ответила.

– Хотт был ничего себе парень, – продолжал Бид словно про себя. – Ты бы ни за что не подумала, на что он способен, если бы увидела его. Он спрятал где-то драгоценностей на четыре миллиона долларов. А теперь он умер, и никто не найдет…

– Это ты его убил, – произнесла Анита ровным, холодным тоном.

– Нет! Он сам умер. Такой уж конец ему был предназначен. Я забыл о нем, и в этом вся моя вина перед Хоттом. Ты не должна говорить, что это убийство. – Он взялся за ручку двери. – Ты не откроешь мне?

– Открою, – ответила Анита и показала рукой на карабин. – Можно мне взять его? Он тебе не потребуется.

Пальцы Бида инстинктивно сжали приклад.

– Нет! Он может мне еще понадобиться, и я почти уверен, что смогу пустить его в ход.

Девушка вставила ключ в замок.

– Ну бери. – Он сунул ей в руку карабин. – Ты единственный человек на свете, которому я доверяю. – Он вошел в комнату и свалился на кровать. – Я часто думал о тебе и о том, что ты для меня сделала. Я размышлял над твоими словами о доброте. Ты говорила: «Это то, что нельзя купить». Наверное, ты права, надо просто иметь эту доброту в себе.

Анита твердой рукой держала карабин. Его ствол был опущен вниз.

– Пауль Хотт был моим отцом, – тихо сказала она.

– Что ты болтаешь?

– Я сказала, что Пауль Хотт был моим отцом.

Он посмотрел на нее, потом перевел взгляд на карабин.

– Ты сказала бы это, будь в моих руках оружие?

– Нет!

– Это все невероятно… Но он ведь для тебя ничего не значит. Прошло пятнадцать лет. Именно столько лет назад ты могла его видеть в последний раз. Когда Хотта арестовали, тебе было только пять лет!..

– Моя мать рассказывала мне о нем, – спокойно ответила девушка. – Она рассказывала, сколько мучений он перетерпел в своей жизни. Единственная надежда, которая еще поддерживала его в этом мире, – это мысль о том, что я, его дочь, дождусь его освобождения из тюрьмы.

– Единственная вещь, которая поддерживала его в жизни… – повторил Бид, – это сокровище, которое он украл и спрятал…

– Нет! Так думали все, – повысила голос Анита. – Когда его арестовали, драгоценности взяла моя мать. Никто не знал, что он был женат, и ей нетрудно было выехать за границу. Она села на пароход, но он потерпел катастрофу. Спаслось только пять человек, и все ценности вместе с моей матерью лежат теперь на дне океана.

Мой отец выносил эти пятнадцать лет муки и ад каторги только затем, чтобы никто не заподозрил мою мать. Если бы о ней случайно узнали, то отцу грозила бы смерть. Грозила бы смерть и мне. Это понимал он и хранил тайну исчезновения сокровищ магараджи, и все были уверены, что именно отец знает, где находятся эти драгоценности. Он надеялся, узнав, что мать погибла, найти меня и жить со мной. Потом пришел ты, чтобы убить его… Зачем? Ведь совсем скоро наступил бы конец его мукам…

– Да не убивал я его, в самом деле! – выкрикнул Бид.

– Нет! Убил! Если бы ты его оставил в покое, он бы и сейчас еще жил.

– Если бы я знал, кто он для тебя, я, конечно, не сделал бы этого. Я хочу, чтобы ты в этом мне поверила! Я так обязан тебе!.. Если бы я только знал…

– Уже тогда, в тот раз, я не должна была помогать тебе, – сказала Анита. – Я ошиблась в тебе… Я помогала тебе потому, что всегда помнила, как пришлось страдать моему отцу. Но если бы я тогда выдала тебя полиции, он был бы сейчас жив! Да, жив!

– Наверное, ты права, – сказал Бид и, обессиленный, упал на подушки. – Мне совсем немного осталось жить. Иди скажи им, пусть приходят и забирают меня. Иди, зови их!

– Да, они этого ждут, – произнесла ровным голосом Анита.

– Поверь, если бы я знал, я бы не сделал этого, – бормотал Бид. – Но ты не веришь мне…

– Разве это имеет сейчас какое-то значение? Ты выкрал его из тюрьмы – и он умер. Это все…

Несмотря на внешнее спокойствие, ее била дрожь. Не глядя на Верна Бида, она резко повернулась и вышла из комнаты. Впервые в жизни Бид почувствовал страх. Он понял, что умирает. И умирает так, как и жил: одинокий и никому не нужный.

Дверь распахнулась – и в комнату вошли Олин и несколько полицейских с пистолетами в руках. За ними следовал Даллас.

Бид лежал на спине с закрытыми глазами и тяжело, прерывисто дышал. Пот заливал ему лицо и стекал на подушку.

Олин крикнул:

– Пришлите сюда врача и скажите, чтобы он поторопился.

Даллас потряс Бида за плечо.

– Эй, ты, проснись.

Бид открыл глаза.

– Тебе сказал Хотт, где он спрятал драгоценности? Говори быстро!

Бид покачал головой.

– Я забыл у него об этом спросить, – ответил Бид еле слышно. – Жаль, правда? – Его глаза перенеслись с Далласа на Олина. – Я уже раз скрывался в этой квартире. Это было тогда, когда вы прижали меня у бара, – с трудом говорил он. – Я сказал Аните, что она должна спрятать меня, иначе ею займется Рико. Она не хотела оставлять меня здесь, но ей некуда было деться. Понимаете? Я принудил ее к этому. Она не виновата… Я заставил ее, клянусь.

– Становишься праведником, – презрительно сказал Олин. – Ты ведь хорошо знаешь, что она добровольно скрывала тебя, да еще и лечила, а это делает ее соучастницей твоих преступлений.

– Она знала, что если выдаст меня, то умрет!

Бид сделал попытку подняться на кровати, но упал без сил.

– Не двигайся, – приказал Олин. – Почему ты пытаешься ее выгородить? Ведь она разоружила тебя! Если бы не она, нам не так просто было бы войти сюда. Разве и сейчас она пыталась укрыть тебя?

Бид посмотрел на Далласа.

– Вы же знаете… – он еле дышал. – Она порядочная девушка. Это я силой и угрозами заставил ее помочь мне тогда. Записывайте то, что я говорю… прошу вас.

– Послушай, – обратился Даллас к Олину. – Он прав. Если бы эта девушка не отобрала у него карабин, то ваш визит сюда закончился бы стрельбой. Зачем ты хочешь пришить ей дело?

Олин нетерпеливо фыркнул.

– Я тебя не понимаю. Мне от нее ничего не надо, и она может идти куда хочет.

Бид, услышав это, с облегчением упал на подушку.

– В таком случае я могу сказать твоим людям, чтобы они освободили ее? – спросил Даллас.

– Ну, да. Я же сказал! Поступай с ней сам, как находишь нужным.

Когда Даллас выходил из комнаты, вбежал врач.

Олин сказал ему:

– Дайте этому типу успокаивающее. Он должен дать показания.

Даллас сбежал по лестнице вниз.

Анита, которую полицейский вывел только что из квартиры, стояла в холле. Даллас прошел мимо них и скрылся в телефонной будке. Он позвонил Парвису и коротко проинформировал его о происшедшем. Тот помолчал немного, потом сказал:

– Кажется, это все… Со смертью Хотта наш последний шанс отыскать драгоценности тоже умер. А ты как думаешь? Может, поговорить с этой девчонкой? Может быть, она знает…

– Хочешь, чтобы я попробовал?

– Да. Скажи ей, что она получит десять тысяч долларов, если расскажет, где Хотт укрыл драгоценности, если знает, конечно…

– Смотри-ка, каким вы стали щедрым.

– Пойдешь ты к ней или нет? – заорал в трубку Парвис.

– Не спешите, шеф. Помните, что, если она действительно знает, где клад, и укажет его нам, Олин арестует ее как соучастницу преступлений.

– А мне-то что, – орал Парвис. – Это ее дело! Не забивай себе голову разными глупостями. Десять тысяч – сумма большая. Возможно, тебе и удастся ее уговорить.

– Но вы поможете ей, если она попадет в руки к Олину? – настаивал Даллас.

– Не такой уж я глупец, чтобы вмешиваться в подобном случае в дела полиции. Но ты ей об этом не говори, а девчонка сама пусть разберется в том, что ей может грозить.

– Подождите минутку, я сейчас поговорю с ней.

Даллас положил трубку, вышел из кабинета и подошел к Аните.

– Лейтенант сказал, что девушку можно освободить, – сообщил он полицейскому. – А вас он ждет наверху.

– Порядок, – сказал полицейский и пошел наверх.

– Минуточку, мисс Джексон, – попросил Даллас, когда Анита собралась идти. – Я – Эд Даллас из Международного детективного агентства. С момента исчезновения драгоценностей магараджи Читтабада мы занимаемся их поисками. Меня уполномочили передать вам, что мы готовы выплатить десять тысяч долларов за любую информацию о местонахождении этих сокровищ.

Анита подняла на него глаза. На ее лице ничего нельзя было прочесть, кроме усталости и безразличия.

Даллас продолжал:

– Должен вас предупредить, что если вы знаете о месте нахождения клада и сообщите об этом мне, то вам грозит в этом случае обвинение в соучастии в преступлении.

– Вы могли бы и не предупреждать меня об этом, – промолвила Анита.

– Возможно, что мне и не следовало этого делать. Но я хочу быть честным с вами. А теперь вы должны решить, стоит ли вам рисковать ради этих десяти тысяч. Если вы идете на это, то прошу вас все рассказать мне. Пора уже давно раскрыть эту тайну.

– Но мне нечего сказать вам.

– Вы в этом уверены?

– Да, совершенно уверена.

Даллас достал свою визитную карточку и подал ее девушке.

– Это на случай, если вы измените свое решение. Тогда позвоните мне, пожалуйста. И не могу ли я сейчас чем-нибудь помочь вам?

– Благодарю вас, я справлюсь сама.

Она прошла мимо него и направилась к выходу. Даллас, задумавшись, смотрел на уходившую девушку. Он, собственно, думал о… Он думал, увидит ли он еще когда-нибудь Аниту. Предчувствие говорило ему: увидит.

Невинный убийца

Глава 1

Туристы осторожно выбирались из автобуса: 28 старух со своими мужьями. Они столпились в кучу как стадо баранов и стали глазеть на собор с его 38-ю остроконечными готическими башенками и 2245-ю статуями. Английские туристы разглядывали собор высокомерно, потому что у них в стране имелись не менее величественные и древние постройки. Американцы были глубоко поражены и тотчас же хватались за фотоаппараты.

– Это моя группа. Ну, начинаются мои страдания, – вполголоса сказал Умберто. – Что за стадо! Не успеют они сесть в автобус, как забудут все, что я им говорил. А завтра утром они не будут помнить даже, как выглядел собор.

– Вполне согласен с тобой, – ответил я. – Человек с твоими талантами не должен растрачивать время на таких баранов. Если хочешь, я возьму эту группу на себя.

– Ты? – презрительно спросил Умберто. – А что ты знаешь о соборе? Лучше убирайся подобру-поздорову, пока я не переломал тебе ноги. – Он нахлобучил на голову фуражку официального гида и с широкой улыбкой двинулся навстречу своим экскурсантам. К стоянке перед собором опять подъехал автобус, и из него высыпала новая группа туристов.

– Это мои, – сказал Филиппо, гася сигарету и засовывая окурок за ленту шляпы. Он усмехнулся мне: – Что за сборище уродов? Ну и скучища будет!

Я взял его под руку:

– Подожди немного. Ты сегодня утром выглядишь усталым. Мы с тобой всегда были друзьями. Отдохни и позволь мне провести по собору этих придурков. Я согласен сделать это за 500 лир, а все чаевые, разумеется, пойдут тебе.

– Пошел к черту, жулик, – сказал Филиппо, вырывая руку. – Ты скоро лопнешь от зависти.

– Я завидую тебе? – спросил я, мрачно глядя на него. – Да ты посмотри на себя. Рубашка грязная, в пиджаке полно дыр. Ты похож на бродягу. Неужели ты действительно думаешь, что я тебе завидую?

– Лучше грязная рубашка, чем вообще никакой, – с усмешкой отпарировал Филиппо. – И лучше дыры в пиджаке, чем на брюках. Взгляни сначала на себя, а потом осуждай других.

Я наблюдал, как Филиппо подошел к своим экскурсантам, а потом украдкой оглядел свои манжеты. Они были чистые, но слегка обтрепанные. Немало забот доставляли мне и ботинки. Только сегодня я вставил в них пару картонных стелек, но я знал, что в первый же дождливый день они расползутся, и я не смогу выйти на улицу и лишусь основного источника дохода. Рано или поздно придется покупать новые ботинки, если я не хочу жить на милостыню. Если бы я был итальянцем, а не американцем, мне было бы легче стать постоянным гидом, но, как американец, я не мог получить разрешение на эту работу. Разница между «официальным» и «диким» гидом была большая. Официальный гид имел постоянную работу от туристических агентов и ему было обеспечено постоянное жалованье, а «дикий» гид вроде меня перебивался случайной работой, причем ему с большим трудом приходилось ловить своих клиентов, которые с подозрением смотрели на человека, предлагавшего свои услуги, но лишенного официального знака достоинства – служебной фуражки или повязки на рукаве. Однако, не имея официальной справки, только и можно было подработать в качестве «дикого» гида. Во всяком случае, для меня это была единственная возможность жить в Милане без полицейского разрешения. Этот день был для меня как раз неудачным. Уже два часа я терпеливо дожидался клиентов. В душе уже начинало шевелиться беспокойство: денег не было совершенно, а подходило обеденное время. Я был голоден и начинал уже подумывать о том, не найти ли мне Торчи – одного из самых ловких карманников, работавших в соборе, – не взять ли у него 100 лир. Он всегда был готов одолжить мне деньги, но отдавать уже приходилось 200 лир. В это время, как я решал, что лучше – остаться голодным или занять деньги у Торчи, из темного переулка на залитую ярким солнечным светом площадь вышла молодая женщина и легкой, грациозной походкой направилась к нашей группе. У нее было лицо с широко расставленными глазами фиалкового цвета и большим ртом, накрашенным алой помадой. Ее волосы отливали медью. Красивую, стройную фигуру облегали коричневая юбка и зеленая шелковая блузка. Эта женщина не была красивой в обычном понимании этого слова, но ее внешность была броской, как сияющая неоновая реклама на темной улице. За несколько шагов до меня она остановилась и вынула из сумочки туристский путеводитель по собору. Не успел я оторвать взгляд от ее стройных длинных ног в тонких нейлоновых чулках, как к ней уже бросились два других «диких» гида. В два шага я опередил их.

– Прошу прощения, синьора, – сказал я с почтительным поклоном. – Может быть, вам нужен гид? В соборе есть много интересного, о чем не упомянуто в путеводителе, и я с удовольствием покажу вам это.

Она оторвалась от путеводителя – и наши взгляды встретились. У нее был уверенный и притягательный взгляд, которого любой мужчина не мог не заметить. Женщина улыбнулась, демонстрируя крупные белоснежные зубы, а под длинными черными ресницами блеснули фиалковые глаза.

– Вы действительно можете рассказать больше, чем путеводитель? – спросила она.

– Я являюсь специалистом по готической архитектуре и итальянским церквам, – ответил я. – В прошлом году я провел по собору тысячу сто двадцать три посетителя, и все остались довольны.

Она захлопнула путеводитель.

– Боже мой! Так много? Вы официальный гид?

– Нет, но это и к лучшему. Посмотрите, вот у дверей стоит один из них – с красным носом и гнилыми зубами. – Я указал на Джузеппе, одного из моих лучших друзей. Он ежедневно напивался и действительно не являл собой образец красоты. Оглядев его, женщина рассмеялась.

– Да, пожалуй, вы правы. Он не слишком привлекателен. Но, возможно, вы дорого берете?

– Я лучший и самый дешевый экскурсовод в Милане, синьора.

Она подняла голову:

– Я заплачу вам 1000 лир, но не больше.

– За 1000 лир я покажу вам сверхтайную вечерю Леонардо да Винчи в монастыре Санта Мария делле Грацие и даже вам заплачу за такси.

– Я там уже была, – ответила она. – Вы американец?

– Да. Ваш соотечественник, осмелюсь сказать.

Она бросила на меня резкий взгляд:

– А мне казалось, что я хорошо говорю по-итальянски.

– Прекрасно, но вы выглядите как американка.

Она рассмеялась:

– Правда? А не пройти ли нам теперь в собор?

– С удовольствием, синьора.

Мы бок о бок вошли в тускло освещенную громаду собора, под сводами которого гулко раздавались голоса экскурсантов.

– Сегодня в соборе особенно много туристов, – сказал я, проходя мимо Филиппо и его группы. – Советую вам сначала пройти к гробнице святого Карла Паромео, миланского архиепископа, умершего в 1584 году и сохранившегося в нетленном виде до наших дней. Теперь, правда, лицо его немного попортилось и он не так красив, как когда-то, однако это все-таки любопытное зрелище: человек, сохранившийся в течение четырех веков после смерти. К тому времени, когда мы кончим осмотр его гробницы, большинство туристов уйдет и станет посвободнее.

– Я не знала, что именно здесь похоронен архиепископ. Мне хорошо знакома его огромная статуя на Лагомаджиоре. Почему ее сделали такой большой?

– Друзья Карла Паромео опасались, что его скоро забудут. Они решили, что при статуе в 21 метр высотой архиепископ лучше сохранится в памяти народной. Вы бывали на Лагомаджиоре?

– У меня там вилла.

– Прекрасное место. Вам можно только позавидовать. – У начала лестницы, которая вела в часовню, я остановился. – Могу я попросить вас об одном одолжении, синьора?

Она посмотрела на меня. Мы были одни в полутьме, я еле удержался, чтобы не схватить ее в объятия.

– В чем дело? – спросила она.

– Приглядывающий за гробницей архиепископа монах ожидает чаевых, а у меня, к сожалению, нет денег. Я был бы вам благодарен, если бы вы дали ему 20 лир. Потом вы можете вычесть их из моего гонорара.

– У вас действительно нет денег?

– Временные затруднения.

Она открыла сумочку и дала мне 20 лир.

– Судя по всему, вы не слишком много зарабатываете на своем месте.

– Но это совсем не означает, что я – плохой гид. Просто время от времени случаются неудачи.

– По-моему, вы прекрасный гид, – сказала она, улыбнувшись.

– Прошу прощения… – я бросился вперед и схватил за руку Торчи, пытающегося проскользнуть мимо меня. Не отпуская его руку, я подвел своего давнишнего знакомца к женщине.

– Позвольте вам представить, синьора, самого знаменитого карманника, работающего в соборе. Будь так добр, Торчи, верни синьоре те вещи, которые ты только что у нее украл.

Торчи, небольшой толстячок, с круглым жизнерадостным лицом, стал шарить по карманам, лучезарно улыбаясь.

– Это только для практики, синьор Дэвид, – начал он оправдываться и вернул женщине бриллиантовую брошь, наручные часы, портсигар и кружевной платок. – Вы же знаете, что я никогда не потрошу ваших клиентов. Вот, все возвращено.

– Убирайся, негодяй! – крикнул я. – Если ты еще раз повторишь со мной этот номер, я сверну тебе шею.

– Как вы разговариваете в соборе! – искренне возмутился Торчи. – Не забывайте, что вы находитесь в храме Божьем.

Я погрозил кулаком «набожному» вору, и он поспешно исчез в темноте.

– Вот это ловко! – восхитилась женщина. – Как это только ему удалось?

Я рассмеялся.

– Для него это детские штучки. Венцом его воровской ловкости был трюк, когда он на улице стянул у одной женщины пояс для чулок. Она заметила пропажу только тогда, когда у нее начали спадать чулки. Этот пояс и сейчас еще висит у него над кроватью.

– Боже!

– Торчи – величайший художник своего дела, но он здесь не один. Собор буквально кишит карманниками, которые неплохо зарабатывают на туристах. К счастью, я знаю большинство из них, и они не трогают моих клиентов. Вероятно, Торчи соблазнился бриллиантовой брошью.

– Мне не следовало прикалывать ее. – Она нерешительно посмотрела на едва освещенную лестницу, ведущую вниз.

– Можно взять вас под руку? Ступеньки здесь слишком крутые.

– Я как раз хотела просить вас о такой услуге.

Она слегка оперлась на мою руку, и мы начали спускаться вниз. На полпути моя экскурсантка споткнулась и чуть не упала, но я успел ее поддержать и притянул к себе, чтобы она не упала.

– И все это высокие каблуки, – сказала она.

Я ощутил ее грудь у своего плеча и взглянул на женщину. Ее глаза светились в полутьме, как у кошки. Наклонившись, я поцеловал свою спутницу в губы. Она слегка прижалась ко мне. Так мы стояли некоторое время, а потом она отстранилась.

– Этого нам не следовало делать, – сказала она, подняв на меня глаза.

– Да, – согласился я и прижал ее к себе еще крепче. Затем поцеловал еще раз, и она ответила на мой поцелуй.

– Не надо, прошу вас…

Вздохнув, я отпустил ее.

– Прошу прощения, – сказал я. – Мне действительно очень жаль. Не знаю, что это на меня нашло.

– Не говорите, что вам жаль. Мне это понравилось. Но не лучше ли нам выбраться из этого мрачного места?

После тишины и покоя собора нас ослепил яркий солнечный свет на площади, оглушили и поразили оживленное движение и множество сновавших взад и вперед людей. Минуту мы постояли на ступеньках собора, щурясь на яркое солнце. Толпа обтекала нас, и мы чувствовали себя наедине друг с другом.

– Я сунула вам 1000 лир в карман, – сказала женщина. – Еще немного практики – и я смогу быть такой же ловкой, как синьор Торчи.

– Но я их не заработал, – возразил я. – Так что не могу принять эти деньги.

– Замолчите, пожалуйста, я терпеть не могу разговоров о деньгах.

– Тогда позвольте мне по крайней мере проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую вблизи.

– С меня хватит собора. Пойдемте куда-нибудь поесть. Мне хочется с вами поговорить.

С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза полностью исчезли за стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю свою выразительность. Глаза – это было единственное, что жило на нем.

– Что вы сказали? – озадаченно спросил я.

– Вы всегда так тупы? Разве вам не хочется поболтать со мной? Куда мы поедем?

Я не знал, что и подумать. Мне и в голову не приходило, что она говорит это серьезно.

– Можно пойти в «Сантернаро» или, если попроще, – в «Савикин».

– Меня больше бы устроила какая-нибудь траттория.

– Вы правда хотите в кабачок?

– Да. Лучше всего, конечно, туда, где вы обычно обедаете.

Я отвел ее к Пьерро, в кабачок, что неподалеку от собора. Пьерро вышел из-за стойки, чтобы обслужить нас. Это был небольшой человечек, с брюшком и узким лицом, скрытым за густой черной бородой. Подойдя к столику, он оглядел мою спутницу, и в его глазах загорелись одновременно удивление и восхищение.

– Синьора, синьор, – сказал он. – Какая радость видеть вас у себя! Что вам принести?

– Прошу вас, заказывайте, – сказала она. – Что здесь лучшее?

– Здесь отличное «Резотто». Это фирменное блюдо траттории, и никто не готовит его лучше Пьерро.

– Итак, «Резотто», – сказала она с улыбкой Пьерро.

– Потом «Ассобукко».

Она кивнула.

– И к этому бутылку «Барелло».

Когда Пьерро скрылся в кухне, дама достала из сумочки портсигар и предложила мне закурить. Я взял сигарету, первую за два дня, и зажег для дамы спичку.

– Наверное, вы думаете обо мне Бог знает что и не совсем лестное, – сказала женщина, прямо взглянув мне в глаза.

– Нет, но я не могу поверить своему счастью.

Она рассмеялась.

– Я, наверное, кажусь вам слишком экстравагантной?

– Никоим образом, но вы, вероятно, слишком импульсивны и теперь жалеете о том, что поддались первому порыву.

– Так оно и есть. Я не знаю, что лучше: уйти или остаться.

– Останьтесь, – сказал я. – Лучше всего следовать первым побуждениям.

– Вы так думаете?

– Да.

– Прекрасно. Тогда я остаюсь. Но скажите, как вас зовут?

– Дэвид Чизхольм. А вас?

– Лаура Фанчини.

– Я считал вас американкой, но Фанчини – известная итальянская фамилия.

– Я и есть американка, но мой муж – итальянец.

Я бросил на нее быстрый взгляд.

– Итальянец или был итальянцем?

– Разве это так важно?

– Да.

– Все еще итальянец?

– Да.

Появился Пьерро с двумя бокалами «Кьянти» и сифоном.

– «Резотто» будет готово через пять минут, синьора, а пока позвольте предложить вам аперитив.

Я незаметно толкнул его в бок.

– Убирайся, Пьерро, ты нам мешаешь.

Он с улыбкой вернулся за стойку.

– А какой смысл вы вкладываете в мои слова «все еще»? – спросил я. – Он жив или мертв?

– И то и другое. Четыре года назад он попал в страшную катастрофу и с тех пор не двигается и не говорит. Но он жив.

– Это печально.

– Да, очень. – Она разбавила «Кьянти» водой из сифона. – Но это печально и для меня.

– Если бы я раньше знал об этом, то не поцеловал бы вас, – сказал я.

– А почему вы меня поцеловали? – спросила она, не глядя на меня. Ее тонкие пальцы вертели бокал.

– Сам не понимаю.

Она продолжала играть с бокалом. После долгого молчания она наконец сказала:

– Я почувствовала то же самое.

Сердце у меня сильно забилось.

– Вы попросили меня остаться здесь, – продолжала она, – значит, вы влюбились в меня с первого взгляда? Верно?

Я улыбнулся.

– Не совсем точно. Я поправляю вас. Просто при первом взгляде на вас я почувствовал как бы удар тока. – В этот момент появился Пьерро с «Резотто». Он поставил его. Мы молчали до тех пор, пока хозяин траттории не ушел от нашего столика.

– Я не могу понять, почему такой человек, как вы, занимаетесь работой экскурсовода, – сказала она.

– Для меня нет другой работы. Я не отмечен в полиции. Но это, конечно, тайна.

– Вы хотите сказать, что у вас нет разрешения на жительство?

– Вот именно.

– Но ведь его нетрудно достать.

– Не для меня. Мне не дают разрешения на жительство потому, что у меня нет гарантированной работы, а работы мне не дают потому, что у меня нет прописки. Типичный итальянский замкнутый круг.

– Тогда почему вы вообще остаетесь в Италии?

– Мне нравится эта страна, и, кроме того, я пишу книгу об итальянских соборах.

– Вы, я думаю, будете последним человеком на земле, который решил заниматься подобным делом.

– Вы так считаете? Когда я жил в Нью-Йорке, я был архитектором. Не знаменитым, но на жизнь я себе зарабатывал. Потом меня призвали в армию, и в конце концов я оказался в Италии. У меня не было денег, а так как мне не хотелось вступать в конфликт с полицией, то я стал «диким» гидом.

– А не лучше ли было все же добиться в полиции разрешения на жительство? Я уверена, что это можно устроить.

– Наверное. Но мне не хочется заниматься этим.

Пьерро принес «Ассобукко». Когда он ушел, Лаура спросила:

– У вас действительно нет денег?

– Теперь немножко есть.

– Но раньше вы сказали…

– Я работаю с переменным успехом, но меня это не волнует. Мне вполне хватает моего заработка. Расскажите мне лучше о себе.

Лаура пожала плечами.

– Мне особенно нечего рассказывать. Я работала секретаршей у американского консула в Риме, затем его перевели сюда, в Милан. Здесь я встретилась с Бруно (моим теперешним супругом), и он предложил мне выйти за него замуж. Он очень богат. Мне надоело работать в бюро, да и Бруно казался очень влюбленным, ну я и вышла за него замуж. Год спустя он попал в автомобильную катастрофу, сломал позвоночник и получил другие серьезные повреждения. Врачи сказали, что он не оправится, но они не знают Бруно. Для него нет ничего невозможного, если он что-то вобьет себе в голову. Он твердо решил жить и делает это вот уже четыре года. Он не двигается, не говорит, не может пошевелить ни одним мускулом, но он живет.

– Неужели для него нет никакой надежды?

Она покачала головой.

– Не знаю, сколько это еще продлится. Врачи говорят, что муж с одинаковым успехом может или помереть через день, или прожить несколько лет, – с горечью сказала она.

– Мне очень жаль.

Вдруг Лаура рассмеялась:

– Так что, видите, мне сейчас нелегко.

– А что вы делаете в Милане?

После моего вопроса улыбка исчезла с ее лица и сменилась выражением горечи:

– Я договорилась на два часа со своим парикмахером. Атмосфера в доме такая гнетущая, что я решила выехать пораньше и заглянуть в собор. Я очень рада, что эта идея пришла мне в голову. – Она с нежностью посмотрела на меня, но я думал сейчас не о женщине, сидящей напротив меня, а о ее муже, который не может ни пошевелиться, ни заговорить. Каково было бы мне на его месте? Каждая отлучка жены заставляла бы меня волноваться.

– Бруно доверяет мне, – сказала Лаура, как бы прочитав мои мысли. – Он верит в чувство долга, заменяющего верность.

Я был поражен, как легко она читала мои мысли.

– Для вас это, должно быть, тяжело.

– До недавнего времени мне это было безразлично, – сказала она, не глядя на меня, – но постепенно мне в голову стала приходить мысль, что я веду себя как дура. Четыре года – это очень долгий срок. И стоит мне подумать, что проходят, может быть, лучшие годы моей жизни, как я начинаю спрашивать себя: что же делать? Кроме того, он вряд ли что-нибудь заметит.

Я почувствовал, как у меня вся кровь прилила к голове. Следующий ход был за мной. Она хотела, чтобы ее убедили в правоте только что сказанного, а это весьма нетрудно было сделать. Если я не решусь на это, то на моем месте окажется кто-нибудь другой. Но я не мог отделаться от мысли о ее больном муже, не мог выбросить представленную о нем картину из головы. Я все время воображал себя на его месте.

– Вы не совсем правы, – сказал я. – Есть люди с очень-очень тонким ощущением по отношению к окружающим. Ваш муж может догадаться очень быстро, скорее всего вы сами выдадите себя. Для него это будет очень неприятным открытием.