Текст книги "Тот, кто умрет последним"

Автор книги: Джеймс Гриппандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

42

Южный Коконат-Гроув – это спокойный жилой квартал с лабиринтом улиц, проложенных в тропическом лесу. Не случайно корты и аллеи носят такие названия, как Лиственный путь, Пойнсиана[12]12
  Тропическое дерево с оранжевыми цветами.


[Закрыть] и Кумкват.[13]13
  Один из видов цитрусовых деревьев типа лимона.


[Закрыть] Тень, очарование и уединенность – главные пункты любой рекламной литературы, касающейся этого квартала. Каждый участок окружен далеко простирающимися джунглями. Люди селятся здесь, потому что, стоя на крыше своего дома, можно видеть дома соседей.

Люди уезжают отсюда, потому что тебя могут убить на твоей собственной подъездной дорожке и никто этого не заметит.

Детектив Рик Ларсен запарковал свой маленький «шевроле» без отличительных знаков позади ряда полицейских машин с синими мигалками. Он взял свою записную книжку, выбрался из машины и пошел вокруг бугенвиллей и раскачивающегося бамбука, которые тянулись вдоль улицы. Вечера в Гроув были такими же темными, как ночи в Черном лесу. Даже еще темнее, когда небо закрывали облака. С самого заката здесь шел дождь, и было трудно сказать, продолжался ли он до сих пор или это ветер сдувал капли воды с густых крон деревьев. Типичная для Гроув неразбериха.

С другой стороны кустарника доносились голоса. Ларсен прошел, нагнувшись под желтую полицейскую оградительную ленту, которая перекрывала подъездную дорожку. Приближаясь к месту преступления, он услышал, как под его ногами захрустел мелкий гравий.

– Что у нас здесь?

Место преступления осветили вспышки. Следственная группа фотографировала участок. Другие полицейские не спеша осматривали двор, надеясь найти хоть что-нибудь. Тело лежало лицом вниз. Его осматривала помощник судебно-медицинского эксперта, записывая на диктофон свои наблюдения.

Молодой коп в униформе, первый, кто прибыл на место преступления, быстро ввел Ларсена в курс дела.

– Белый мужчина. Лет пятидесяти.

– Он здесь живет?

– Нет. Владелица дома обнаружила его, когда выносила мусор. Она и вызвала полицию.

– Она знает его?

– Нет. Говорит, что никогда не видела.

– Она что-нибудь видела?

– Нет.

– Свидетели есть?

– Пока нет.

– Были ли при нем какие-нибудь документы, удостоверяющие личность?

– Никаких. На нем была тенниска и тренировочные шорты без карманов. По его обуви и одежде можно предположить, что он прогуливался или совершал пробежку трусцой. Правда, он был не в лучшей форме. Думаю, он скорее всего прогуливался по совету врача, который предложил ему поднять свою задницу и понизить содержание холестерина.

– Еще что-нибудь?

– Это почти все. Приехала судебно-медицинский эксперт и принялась за дело.

Ларсен сделал несколько пометок в своем блокноте и пошел к телу. Эксперт не успела закончить фразу, которую говорила в свой диктофон: «Ранний нестойкий цианоз, туловище и конечности бледнеют при прикосновении…»

Она выключила диктофон и подняла глаза на детектива:

– Как дела, Рик?

– Лучше, чем у него.

– Это уже хорошо, правда?

Ларсен слегка улыбнулся, как делал это всегда.

– Что случилось?

– Принимая во внимание перелом правой бедренной кости, примерно шесть сломанных ребер, перерастяжение локтевого сустава, сломанную шею и Бог знает сколько внутренних повреждений, я сказала бы, что он не просто поскользнулся и упал.

– Наезд и бегство?

– Вполне обоснованное предположение.

– Как он оказался на подъездной дорожке? Прилетел по воздуху или его сюда притащили?

– Прилетел. Я отметила траекторию его полета. В воздух он поднялся, видимо, где-то южнее подъездной дорожки и пролетел, как крылатая ракета, сквозь вон тот развесистый банан. Приземлился в палисаднике, где мы поставили флажок, а потом его протянуло сюда, на подъездную дорожку.

– Кто-нибудь изучает тормозной путь?

– Он еще не обнаружен. Улица блокирована на всем протяжении до шоссе. Можете сами посмотреть.

– Наверное, так я и поступлю.

Ларсен пошел прочь, но остановился. У него был своего рода ритуал – всегда посмотреть на лицо жертвы, прежде чем уйти и заняться составлением чертежа места преступления, измерениями, детальным исследованием. Это был хороший способ напомнить самому себе о том, что работал он на людей.

Ларсен нагнулся и осветил своим миниатюрным фонариком лицо.

– Сукин сын, – пробормотал он.

– Вы знаете его?

– А вы разве не знаете? Это же помощник прокурора штата.

– Я работаю в офисе Майами-Дейд лишь несколько месяцев. И со многими еще не общалась.

– Ну так вот, здесь лежит человек, с которым вам общаться уже не придется, – спокойно заметил Ларсен. – Это Мейсон Радски.

43

Когда зазвонил телефон, Джек был один в своем крытом дворике и любовался тем, как сверкают молнии над заливом Бискейн. Он постоял немного в нерешительности, вспомнив, как его бывшая жена страдала параноидальным страхом взять трубку во время грозы, словно молния могла пробежать по телефонным проводам в дом и спалить ее.

«Может быть, это она», – саркастически усмехнулся Джек.

– Алло.

– Добрый вечер, мистер Свайтек.

Джек потряс трубку. Голос в трубке имел какой-то металлический оттенок, и Джек подумал, уж нет ли на самом деле какой-то связи между телефоном и молнией.

– Кто это?

– Не вешайте трубку. Если вы это сделаете, то потом пожалеете.

Голос оставался искаженным, но Джек знал, что его телефон в порядке.

– О чем это вы?

– О Мейсоне Радски.

– Что с ним?

– Он мертв.

Джеку вдруг захотелось сесть.

– Мертв?

– Да.

– Что вам известно об этом?

– Мне известно следующее: угнанная машина, которая сбила его, никогда не будет найдена.

– Где тело?

– О нем нечего беспокоиться. Копы уже на месте преступления.

– В таком случае зачем вы звоните мне?

– Потому что вы тот, к чьему голосу все прислушиваются в группе наследников Салли Феннинг. А у меня для них есть сообщение.

– Какое?

– Передайте вот что: человек, который сбил Мейсона Радски, знал, что тот вышел из состязания за обладание наследством Салли Феннинг.

Джек встал, словно решил, что это поможет ему думать.

– Вы хотите сказать, что это было преднамеренное убийство?

– Безусловно. Никто на тормоза не давил, так что полиция не обнаружит никаких тормозных следов.

– Кто его убил?

– Как я уже сказал, это сделал человек, знавший, что Мейсон Радски принял предложение Джерри Коллетти.

– Вы имеете в виду двести пятьдесят кусков?

– Повторяю: Мейсон Радски был убит человеком, который знал, что тот уже не участвует в гонке за сорока шестью миллионами Салли Феннинг.

– Не понимаю. Если он знал это, что же послужило мотивом убийства?

– Я хочу, чтобы именно это поняли все. В особенности вы, поскольку ходят слухи, что на вашего клиента тоже давят, убеждая отказаться от наследства.

– Уверен, такое давление испытывают все. Таковы правила, по которым ведется эта игра.

– Ну так больше она так вестись не будет, – сказал собеседник, и его измененный голос чуть не сорвался.

– Салли задумала ее именно так. Либо вы выигрываете, пережив остальных, либо вынуждаете остальных отказаться от наследства и остаться в живых.

– Мне плевать, как она все спланировала. Вы, идиоты, возможно, думаете, что можете выиграть в этом состязании таким путем, но пусть смерть Радски послужит вам ясным и четким сигналом. Есть лишь один человек, который получит деньги и лишь один выйдет из игры живым.

– Так вы говорите, что больше никто не откажется от наследства?

– Совершенно точно, никто.

– В таком случае что это? – спросил Джек. – Драка со смертельным исходом?

– Теперь это стало делом личным. Новая игра в мяч. Моя игра.

– Что дает вам право менять правила?

– Подойдите к своему почтовому ящику.

Джек прошел через весь дом, держа телефон возле уха. Его почтовый ящик висел на внешней стороне стены у входной двери. Он открыл дверь и вышел на веранду, внимательно оглядев двор и противоположную сторону улицы, чтобы проверить, не подсматривает ли за ним кто-нибудь.

– Я здесь, – сообщил он.

– Загляните в ящик.

Джек протянул руку к крышке и кончиками пальцев поднял ее, думая, уж не высунется ли оттуда змея или не выскочит крыса. Крышка открылась. В ящике лежал конверт.

– Что это такое? – спросил Джек у собеседника.

– Вскройте его.

Конверт не был заклеен. Джек открыл клапан. Внутри оказался золотой медальон в форме сердца.

– Красивый, – одобрил он. – Но, судя по вашему голосу, вы не из тех, кто мне нравится.

– Он принадлежал Салли Феннинг, умник хренов.

Джек вдруг почувствовал, что ему не стоило шутить.

– Как он у вас оказался?

– Загляните внутрь, – ответил голос.

На золотом сердечке была защелка. Джек открыл ее, как книгу. Внутри медальона оказалась фотография маленькой девочки. Джек видел много фотографий Кэтрин, поэтому узнал четырехлетнюю дочь Салли.

У него подступил комок к горлу, но он справился с собой.

– Он был на Салли, когда вы застрелили ее?

– Я никогда не говорил, что застрелил ее.

– Был ли он на Салли в день ее смерти?

– Нет, – ответил голос. – Это невозможно.

– Тогда как он попал к вам?

Телефон молчал. Вдали сверкнула молния, и в телефоне послышался треск. Наконец незнакомец ответил:

– Он был на Салли в ту ночь, когда я всадил ей нож между ребер и утопил ее малолетнюю принцессу.

Джек услышал щелчок, после чего последовала серия сигналов «можно набирать». Некоторое время Джек оставался неподвижным, но очередной удар грома заставил его действовать. Он положил трубку, поспешил в дом, закрыл дверь на ключ и на дополнительный, «мертвый», засов.

44

На следующее утро Джек был первым в очереди желающих поговорить с детективом Ларсеном.

Он позвонил ему сразу же после разговора с человеком с измененным голосом. Ему было жаль, что он не записал его на магнитную ленту, но полиции она все равно ничего не дала бы, поскольку во Флориде существовал запрет на звукозапись без ордера или согласия абонента. Джек повторил разговор настолько точно, насколько сам запомнил его, а когда речь зашла о медальоне, его память напрочь отключилась. Он был чрезвычайно любезен с полицией и попросил взамен лишь одну услугу. В 9.30 утра Джек снова оказался в офисе Ларсена, чтобы эту услугу получить.

– Мы считаем, что он настоящий, – сообщил Ларсен.

Джеку предложили сесть на неудобный дубовый стул у заваленного бумагами металлического стола со стороны, предназначенной для посетителей.

– Он принадлежал Салли?

– Когда дочь Салли была убита, Салли сообщила только об одной пропаже: золотом медальоне в форме сердца, который она носила на шее.

– А что, если это дубликат?

– Едва ли. Согласно записи в деле, Салли сообщила, что в нем было четырнадцать карат и что купила она его в ювелирном магазине «Летам Кастам», который находится в центре города в здании «Сиболд». Мы поговорили с хозяином магазина сегодня рано утром. В медальоне действительно четырнадцать карат, и хозяин уверен, что это его изделие.

– Значит, у моего собеседника был лишь один способ получить его.

– Скорее всего.

– О'кей, спасибо за информацию.

– Нет, спасибо вам, Джек. Я в самом деле высоко ценю то, что вы сообщили нам полученную вами информацию. Когда вы отказали мне в интервью с вашим клиентом после того, как я сообщил вам кое-что о книге Дейрдре Мидоуз, я уж начал подумывать, что вы меня совсем разлюбили. Но теперь мы квиты. Конечно, сейчас я хорошо понимаю, почему вы не хотели, чтобы я поговорил с Татумом. Сегодняшняя утренняя газета и прочее.

– Газета?

– Первая страница в «Трибюн», ну, вы же знаете.

У детектива зазвонил телефон, он проворчал, извинился и ответил.

«Первая страница?» – размышлял про себя Джек. Ларсен углубился в какую-то межведомственную конфронтацию, которая Джека совершенно не интересовала. Он поймал взгляд детектива, но тот лишь пожал плечами и продолжал что-то горячо доказывать по телефону, употребив слово, которое начинается с букв «Ё» или «Е», в форме существительного, глагола, прилагательного и наречия в одном предложении: это было лексическим подтверждением его статуса – статуса ветерана правоохранительных органов.

Джек хотел поскорее увидеть газету, и он не был расположен слушать до конца бессмысленную перебранку Ларсена. Он слегка махнул рукой и тихо вышел из кабинета детектива. Чтобы не подумали, будто он убежал, Джек не спеша прошел к выходу и остановился у газетного киоска рядом с полицейским участком.

«Майами трибюн» лежала прямо перед ним и лезла в глаза кричащим заголовком статьи, занявшей половину полосы: «Жертва по делу об убийстве миллионерши встречалась с наемным убийцей». Джек купил газету, сел на скамейку и впился глазами в статью.

Этот заголовок, набранный обычным шрифтом, был хорошо заметен. А мораль статьи была еще хуже: «Наемный убийца – наследник состояния в сорок шесть миллионов».

Джек едва верил тому, что видели его глаза. Статья рассказывала обо всем том, о чем они говорили с Татумом: о его встрече с Салли в баре «Спаркис», о ее желании умереть. О том, что Татум посоветовал Салли найти кого-то, кто согласился бы убить ее. И уж конечно, там было много слов, посвященных не главной теме, а последним событиям, связанным с делом об убийстве, например, вынесению запретительного судебного приказа в отношении Татума за его предполагаемое нападение на Джерри Коллетти. В конце читателю предлагалось обратить внимание на отдельную статью, посвященную вчерашнему убийству Мейсона Радски, которого сбила машина, скрывшаяся с места преступления.

Впрочем, об одном факте статья даже не упоминала – о том, что Татум отказался от предложенной ему работы.

Милый непредвзятый журналистский подход Дейрдре.

Джек сунул газету в портфель, взял мобильник и набрал номер Дейрдре в редакции «Трибюн». Через две-три минуты он услышал ее голос.

– Мидоуз, – ответила она.

– Говорит Джек Свайтек. Я только что прочитал ваш репортаж о моем клиенте.

– Рада, что вы позвонили. Вы подтверждаете или отрицаете помещенные в нем данные?

Джек почти физически ощущал ее злорадную улыбку.

– Это имеет какое-нибудь значение? Вы даже не позвонили мне, чтобы узнать мое мнение.

– Меня поджимало время.

– Лучше быть первой, чем сообщать достоверные сведения, так?

– Нет, но быть первой все же приятно. Особенно если я знаю, что пишу правду.

Джек встал со скамейки и направился к улице, внезапно почувствовав желание отойти подальше от полицейского участка.

– Кто ваш источник информации?

– Почему я должна сообщать вам об этом?

– Признаться, я и сам не знаю, почему это должен делать репортер, который без стеснения излагает публике свои предвзятые мнения.

– Какая предвзятость?

Джек остановился на углу.

– Вы что, смеетесь надо мной? Вы – одна из пяти потенциальных наследников Салли. Если остальные четверо откажутся от наследства или последуют дорогой Мейсона Радски, у вас появится шанс получить сорок шесть миллионов долларов. Вам не кажется, что в вашем репортаже следовало бы упомянуть об этом?

– Нет. Репортаж написан не обо мне.

– Все это о вас, и ваши читатели должны знать это. В сущности, ваш репортаж настойчиво предлагает моему клиенту выйти из игры.

– Каким образом?

– Вы знаете каким. И не ожидайте, что я сформулирую это для вас. Ведь вы все извратите и опубликуете в завтрашней газете.

– Я не скромничаю. Я действительно растеряна. Разве в своем правдивом репортаже о встрече вашего клиента с Салли Феннинг я оказываю на него давление и предлагаю отказаться от наследства?

– Не уходите от темы разговора. Вам следовало показать свою предубежденность.

– Написать репортаж меня побудила не предубежденность, а данные получены от надежного источника.

– В этом все дело. Источник мог также иметь предубеждения. Неужели вы в самом деле так глупы или только притворяетесь?

– Не оскорбляйте меня, мистер Свайтек.

– Тогда сойдите с ящика из-под мыла, служащего трибуной для учениц младших классов средней школы, и ведите честную игру.

– Я не намерена раскрывать вам своего информатора.

– Прекрасно. Тогда подумайте о том, что вам специально подсунули дезинформацию.

– Кто же ее подсунул?

– Один из потенциальных наследников. Любой из них мог выдумать все это для того, чтобы заставить вас и «Трибюн» опубликовать статью, которая лишит Татума права на наследство. Как сказал на недавнем совещании Коллетти, это увеличивает шансы всех остальных.

– Мой источник не является наследником.

Джек остановился на переходе. Он не ожидал, что Дейрдре скажет ему что-нибудь, и, уж конечно, не ожидал услышать такое.

– Откуда вы знаете? – спросил он.

– Я обычно не хожу в полицию за материалом для своих репортажей, но, когда вчера ночью умер Радски, я сделала это. То, что я сказала им, могу повторить и вам.

– Что именно?

– Один человек позвонил мне пару недель назад. Вот он и есть мой источник.

– А я еще раз спрашиваю: откуда вам известно, что он не наследник?

– Я знаю это, поскольку он хочет поделить наследство со мной, если я его получу. Наследник не пошел бы на подобную сделку. Все они уже в игре.

– Ладно, я не стану спорить с вами по этому поводу, но вы подтверждаете другую мою мысль. Этот ваш источник явно не объективен. Он сделал ставку на то, что вы сорвете куш, и поэтому может говорить все, что угодно, лишь бы причинить вред Татуму и вынудить его отказаться от наследства.

– Вы совершенно правы.

– Конечно, прав. Газета, подобная «Трибюн», не должна публиковать репортажи, основанные на информации, которая поступила от единственного источника, не внушающего полного доверия.

– «Трибюн» никогда не допустила бы такого. Вот почему я пошла и отыскала второй источник.

Джек помолчал, опасаясь задать следующий вопрос.

– И кто же это?

Дейрдре снисходительно засмеялась.

– В обычных условиях я послала бы вас к черту, если бы вы задали подобный вопрос. Но вы своим постулатом «Мой клиент – святая невинность» довели меня до того, что я вынуждена сказать: если бы мой источник был более близок к вам… нет, лучше так: не думаю, что на свете есть кто-то, кто был бы вам еще ближе.

Джек молчал, словно она нанесла ему удар в грудь.

– А теперь, – добавила Дейрдре, – извините, у меня опять запарка с материалом.

Она повесила трубку, но Джек не двигался. Он пристально смотрел на свой телефон, пытаясь понять смысл того, что сказала Дейрдре, и тяжкая мысль бередила его душу. Нет никого ближе…

Мимо прошел транзитный автобус, окутав Джека черным облаком отработанного дизельного топлива. Но он почти не обратил на это внимания.

«Чертово дерьмо», – пробормотал он, пряча телефон в карман.

45

Разговор с Тео не клеился.

Слов нет, он все равно как-нибудь с этим смирится, да и Джек отнюдь не вставал в позу обвинителя. Чем больше Джек размышлял над этим феноменом, тем невероятнее он казался. Тео не мог выдать своего брата никому, тем более чрезмерно честолюбивой журналистке. Но Джеком владело такое чувство, словно он докопается до правды и окончательно исключит Тео из числа потенциальных «источников», прежде чем встретится лицом к лицу с тем, кого Дейрдре Мидоуз считала самым близким к нему человеком.

– Келси! – удивился Джек. – Я не знал, что ты появишься здесь сегодня.

Рабочий день у нее не был регламентирован, но она уже сидела в конторе Джека и ожидала его прихода.

– Можно поговорить с тобой минутку? – спросила Келси.

– Конечно. – Он подвинул стул и сел на него верхом к ней лицом. Джек раз двенадцать повторил свою речь, пока ехал в контору, но выражение лица Келси свидетельствовало о том, что он излучал какие-то отрицательные флюиды.

– Келси, прежде чем мы повернем разговор в каком-то ином направлении, я хотел бы узнать кое-что.

– Пожалуйста. Догадываюсь, что ты хочешь сказать. Утренняя… сегодняшняя газета. Статья о Татуме.

– Да? – неопределенно отозвался он.

Келси вздохнула, словно борясь с собой.

– Не знаю, как сказать тебе это.

Джек похолодел. То, о чем он думал, причиняло ему душевную боль, но слова почему-то получились сердитыми. Он посмотрел ей в глаза и спросил:

– Ты разговаривала с Дейрдре Мидоуз?

Келси моргнула и отвела взгляд. Джек понял. Он не пытался резонерствовать, но и не мог не покачать недоверчиво головой.

– Почему? – спросил он.

Когда Келси подняла взгляд, в ее глазах стояли слезы.

– Я боялась сказать тебе, Джек. Я знала, ты сочтешь меня идиоткой. Она хитростью заставила меня говорить.

– Хитростью? Как это?

– Дейрдре позвонила мне и сказала, будто уже знает, что Татум встречался с Салли, перед тем как ее убили. Она знала все подробности, которые нам сообщил Татум: о дождливой ночи, о встрече в баре Тео, когда Салли пыталась нанять Татума, чтобы он убил ее. Дейрдре ошибалась только во времени. Она утверждала, будто получила эти сведения из надежного источника и что встреча состоялась менее чем за двадцать четыре часа до убийства Салли. Я сказала ей, что ее источник ошибается. И тогда она приняла угрожающий тон.

– Что значит «угрожающий тон»?

– Дейрдре заявила, что если я не поправлю ее, то она опубликует статью в том виде, в каком написала. Татум и Салли встречались за двадцать четыре часа до ее смерти. Я порекомендовала ей поговорить с тобой, но, по словам Дейрдре, ты не отвечал по телефону, а ей нужно было срочно сдать статью в печать.

– И что же ты ей сказала?

– Я решительно возразила: «Я не могу сообщить вам, состоялась ли эта встреча. Несомненно одно: встречи за двадцать четыре часа до смерти Салли не было».

– Хороший ответ.

– Но этот ответ не удовлетворил Дейрдре. Она попросила: «Скажите мне, когда это случилось, иначе я буду придерживаться версии, что это случилось за двадцать четыре часа до смерти Салли». Я не знала, как поступить, но сгоряча не подумала, что лучше остаться в стороне и позволить Дейрдре напечатать ложную информацию. И я сказала ей, что встреча состоялась недели за две до убийства Салли.

– Черт побери! – воскликнул Джек. – Келси, как же ты не догадалась, что она жаждала подтверждения того, что встреча вообще имела место?

– Потому что Дейрдре уже знала все о встрече.

– Она заставила тебя подумать, что знает все, а сама знала лишь слухи, которые не могла публиковать. Дейрдре блефовала. Но ты стала для нее еще одним источником информации.

– Мне жаль.

– Не сомневаюсь. Но Бог мой, ты не должна позволять репортеру манипулировать собой подобным образом.

– Не знаю, что сказать. Я собрала все свои силы. Тебе ведь известно, что в последнее время мне было не совсем по себе.

– Все мы многое пережили.

– Нет, ты не понимаешь. – Келси всхлипнула. – Тот человек угрожал Нейту.

– Что?!

– Человек, который напал на меня у юридической библиотеки, сказал, что если Татум не выйдет из игры… – Ее голос прервался.

– То что он сделает?

– Он сказал… – Келси посмотрела на фотографию в рамке на столе Джека, на которой ее сын сидел у него на закорках, и дрожащим голосом продолжила: – Он сказал мне, что Нейт последует дорогой дочери Салли.

Джека охватил гнев.

– Сукин сын! Ты могла бы мне этого и не говорить, я и так знал, как в таких случаях поступают эти подонки.

– Вот почему я отправила сына к своей матери, как ты мне посоветовал.

– Мне бы хотелось, чтобы ты воспользовалась еще одним моим советом и обратилась в полицию.

– Нет. Этого я не могу сделать. Он сказал, что в таком случае пострадает Нейт. И я не хочу рисковать. Но неужели ты не понимаешь, что в моем теперешнем состоянии я не могла собраться с духом? Я в ужасе. Ты ведь знаешь, как такая угроза подействовала на меня. То, что случилось с этой бедной девочкой, ужасно… Но Нейт… Я рассказала тебе все о том случае с утоплением, когда ты впервые взял Нейта покататься на лодке Тео. Меня все еще преследуют кошмарные сны.

– Во всем, что касается тебя и Нейта, я сочувствую вам, как никто другой. Но тебе следует собраться с силами. Ты не должна быть марионеткой в руках какой-то журналистки.

– Я понимаю и принимаю это. Но надеюсь, мое поведение объяснимо. Негодяй обещал утопить моего сына, если Татум Найт не выйдет из игры. Я растерялась, не знала, что делать, о чем говорить кому бы то ни было. А тут еще как гром среди ясного неба звонит эта журналистка и начинает задавать вопросы о беседе Татума Найта с Салли Феннинг перед ее смертью.

– Тебе следовало сразу же прервать разговор.

– Конечно, но, клянусь тебе, Джек, она уже знала о встрече все. Мне казалось, что я оказываю твоему клиенту услугу, сказав ей, что встреча состоялась не за двадцать четыре часа до смерти Салли.

Джек строго посмотрел на нее. Он почти не верил в то, что способен выговорить такое, но адвокатское начало взяло верх над ним.

– Келси, ты в самом деле полагала, что оказываешь услугу? Или тебе казалось, что ты даешь тому, кто напал на тебя, именно то, что он хотел, – вывести Татума Найта из игры?

– Неужели ты обвиняешь меня в этом? – изумилась Келси.

– Я просто задал вопрос.

– Нет, черт побери!

Джек пожалел о том, что поставил вопрос так резко, но ему, как адвокату Татума, следовало проявлять твердость. Голос Келси дрожал.

– Уж не считаешь ли ты, что я преднамеренно нарушила право адвоката не разглашать сведения, полученные от клиента? Я не собираюсь попасть в черный список коллегии адвокатов Флориды еще до окончания юридического института.

Поразмыслив, Джек отказался от своих подозрений. Келси была слишком потрясена, чтобы солгать о своих истинных намерениях.

– О'кей, – сказал он. – Ты растерялась. Так уж получилось. Но все же ты поступила неправильно.

– Перестань, Джек.

– О чем ты?

– Я уже сто раз извинилась. Эта журналистка застала меня врасплох. Я ни разу как следует не выспалась со времени нападения. Все, о чем я тогда думала, был Нейт, та маленькая девочка и какой-то псих, держащий их под окровавленной водой в ванной, об их дергающихся ножках и…

Келси потеряла над собой контроль, и слезы полились ручьем. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Джек быстро подошел к ней. Келси встала, надеясь, что он обнимет ее, но Джек остановился. Он вдруг почувствовал себя ее работодателем, а не опорой.

– Эй, эй! – Джек успокаивающе положил руку на ее плечо. – Все будет хорошо.

– Я чувствую себя ужасно. Как бы мне хотелось исправить положение.

– Не беспокойся. Все образуется.

Джек попытался отступить назад, чтобы между ними образовалась дистанция, но Келси взяла его руку и спросила:

– Ты уверен?

– Дело в том, что рано или поздно нам все равно пришлось бы столкнуться с этой проблемой. Ведь Татум действительно встречался с Салли. И она пыталась договориться с ним, чтобы он убил ее. Исправить ситуацию нам поможет то, о чем не упомянула в своей статье Дейрдре: Татум категорически отрицает, что принял предложение Салли.

– Не могу ли я помочь тебе в этом деле?

– Я сам займусь этим.

Они стояли рядом, в футе друг от друга, и Джек чувствовал себя неловко. Большие выразительные глаза Келси выражали смущение и сожаление. Она сжала его руку.

– Для меня важно, что случившееся не изменит твоего отношения ко мне.

Джек промолчал.

Келси вымученно улыбнулась.

– Как по-твоему, способен ли ты простить встревоженную мать-одиночку, которая совершила ошибку, присущую студентке юридического института?

Джек подумал над этим, стараясь не замечать выражения лица Келси и прикосновения ее руки, стараясь забыть об одном светлом моменте, который они пережили вместе на ее веранде, и о той ночи, когда он в одиночестве размышлял над тем, что между ними могло бы произойти. Ему нужно было время, чтобы разобраться в своих эмоциях, и Джек испытал смущение оттого, что Келси в этой ситуации разыграла карту мамы-студентки. Но он сказал то, что ей, по его мнению, следовало услышать:

– Я способен простить тебя.

Келси улыбнулась, показывая, что у нее отлегло от сердца.

– Так между нами все будет хорошо?

– Конечно. Но вердикт остается прежним по более «крутому» вопросу.

– Какому?

– Простит ли тебя Татум?