Текст книги "Гробница"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

До места, где лежала вожделенная реликвия, оставалось всего несколько шагов. Дрожащей рукой Клин потянулся к своему фетишу, когда-то бывшему частицей живой плоти; дыхание его стало еще более хриплым и неровным, из раскрытого рта вытекла тонкая струйка слюны.

Три шага до цели.

«Рывок.»

Два шага. У Клина вырвался тихий, жалобный стон, когда он тащил свое истерзанное тело по шероховатым камням. На глазах показались слезы – боль стала нестерпимой.

«Рывок.»

Через грязь.

Холлоран встал, мягко отводя руку Коры, цепляющейся за его рукав. «Еще рывок.»

Теперь уже осталось совсем немного.

В темных глазах Клина промелькнуло отчаяние.

Еще несколько сантиметров. «Рывок.»

Почти рядом.

Растопыренные пальцы Клина окунулись в грязную воду. Они уже почти коснулись драгоценного предмета...

Сзади упала черная тень, целиком накрывшая и Клина, и темный комок иссохшей плоти, лежащий в луже.

Когда Холлоран наступил ногой на сердце божества, втаптывая его в каменный пол, из груди Клина вырвалось короткое, приглушенное рыдание.

Глава 51
Гроза проходит

Матер выглянул во внутренний двор.

Слава Богу, гроза проходит, подумал он. Вспышки молний стали уже не столь ослепительно яркими, и гром рокотал все глуше и реже. Ливень кончился; мелкие капли дождя легонько барабанили по крыше и стенам старого особняка. Матер разглядывал старинный фонтан, расположенный в самом центре двора. Камень не смог противостоять разрушительному действию времени – обросшие лишайником полуразрушенные фигуры смутно вырисовывались в тени. Гладкие плиты бассейна, намокшие под дождем, блестели, отражая свет, льющийся из окон, но сам фонтан не работал.

Мысли Матера вновь вернулись к убитому им человеку, лежащему в коридоре за его спиной. Очевидно, произошло какое-то досадное недоразумение. Теперь Матер знал, что убил Януша Палузинского, одного из телохранителей Клина. Плановик уже встречался с Палузинским и запомнил его лицо; однако обезумевший от страха или от ярости человек, с которым он столкнулся в коридоре, не имел ничего общего со сдержанным пожилым поляком. За короткий срок Палузинский изменился до неузнаваемости, и к тому же потерял свои очки в металлической оправе, по которым его можно было бы сразу опознать. Ни во внешности, ни в повадках несчастного не осталось ничего от прежнего благоразумного пожилого мужчины; Матер, глядевший в лицо телохранителю Клина в течение нескольких секунд, мог поручиться, что перед ним стоял безумец, доведенный до острого психоза страхом или какой-то другой непонятной причиной. Зловещие признаки сильно встревожили Матера.

Какого черта этот сумасшедший напал на него? Уж он-то должен был знать, кто стоит перед ним! Маловероятно, что Палузинский был как-то связан с предателем, действовавшим внутри «Магмы», или причастен к вооруженному налету гангстеров на поместье. Однако в его агрессивных намерениях сомневаться не приходилось – Матер был слишком искушен в подобных вещах. Если бы он не предупредил удар Палузинского, то сейчас лежал бы мертвым в коридоре Нифа. Ладно, очень скоро выяснится, что за непонятные вещи здесь происходят.

Его внимание привлекли звуки, донесшиеся со двора. Напротив него была приоткрытая дверь, из-за которой падал неяркий, рассеянный свет. Послышались голоса, шевельнулись тени. Кто-то выходил во внутренний дворик с противоположной стороны дома.

Пальцы Матера крепко сжали рукоять трости с вкладной шпагой. Заслышав быстрые шаги у себя за спиной, он повернулся и вошел обратно в коридор. Один из его агентов спешил к нему на подмогу. Матер сделал предупреждающий жест и приложил палец к губам – тотчас же шаги за его спиной стихли: теперь оперативник «Щита» бесшумно крался вдоль стены. Увидев лежащее поперек коридора тело, он наклонился, чтобы осмотреть его. Из небольшой раны в груди Палузинского сочилась темная кровь.

Матер сосредоточил все свое внимание на фигурах двух людей, появившихся из двери на противоположной стороне двора; один из этих двух бережно поддерживал другого.

– Подожди здесь, – негромко приказал Матер своему агенту, узнав двоих, ковыляющих под мелким моросящим дождем. Он вышел навстречу им; по прихрамывающей походка и сухопарой фигуре Плановика можно было легко узнать даже без его привычной трости в руках. Негромко окликнув Холлорана, он стал ждать ответа.

– О, Господи... – вырвалось у него, как только он увидел, в каком ужасном состоянии была представшая перед ним пара.

Холлоран, казалось, совсем не удивился тому, что Матер явился в Ниф. Свет из окна особняка падал на его лицо – в тусклом освещении оно могло показаться бесстрастным, холодным лицом каменного изваяния.

– Уведите ее отсюда, – сказал он, передавая еле стоящую на ногах Кору в руки Матера.

Возникла недолгая пауза.

Холлоран не прибавил ни слова к своей короткой реплике.

– Что случилось, Лайам? – настойчиво спросил Матер. – Мне пришлось убить одного из телохранителей Клина – поляка.

На бесстрастном лице Холлорана промелькнула легкая тень улыбки.

– Поверьте мне так, как еще никогда не верили, – только и ответил он. – Все уже кончено, но я хочу, чтобы вы увели Кору подальше от этого дома. Ждите меня у главных ворот.

– Лайам, но...

– Пожалуйста, сделайте это.

Матер подумал секунду:

– А ты?

– Мне нужно сделать еще одну вещь.

С этими словами он повернулся и, прихрамывая, пошел обратно, в ту дверь, из которой он только что вывел Кору, находящуюся на грани обморока.

Глава 52
Битва кончается

Холлоран прикрыл за собой двойные двери особняка и вышел на крыльцо. Ночной воздух был свеж и прохладен. Тучи рассеялись, и яркая луна светила в небе. Трава полегла под дождем, и земля была насквозь пропитана влагой; ветер, разогнавший тучи, потерял свою неистовую силу. Он посмотрел на озеро – над спокойной поверхностью воды клубился легкий туман.

Устало опустившись в водительское кресло «Мерседеса», он в последний раз оглянулся на старинный особняк, затем плавно повернул за угол дома и выехал на дорогу, ведущую через лес к центральным воротам поместья.

Он вел машину через лес, думая о Феликсе Клине, о его удивительных и страшных способностях. Он вспоминал историю, рассказанную ему Клином в гостиной зале у очага – о древнем народе, некогда жившем в долине Тигра и Евфрата, «шумерах», об их жестоком божестве Бел-Мардуке – Антихристе, «предшественнике» Христа. Он размышлял о том, насколько правдиво то, чему он стал свидетелем и во что вмешался.

И еще он думал о себе самом.

Может быть, он наконец поверил и понял смысл всего происходящего.

* * *

Небольшая группа людей ждала его у тяжелых железных ворот – четверо оперативников, взволнованных неожиданным поворотом дел и удивленных тем, что до сих пор их начальник не предпринял никаких решительных действий, и Чарльз Матер, ни на шаг не отходящий от Коры. На плечи девушки была накинута куртка одного из агентов «Щита». Она стояла босиком на мокрой, холодной земле, напряженно вглядываясь в темноту леса, в сотый раз пробегая глазами открытый участок дороги, ведущий к особняку. Совсем продрогшая на холодном ветру, в мокрой одежде, она упорно не соглашалась сесть в кабину одной из машин, чтобы укрыться от влажного ветра. Несмотря на все расспросы Матера, она так и не проронила ни слова с тех пор, как он увез ее из особняка, и Матер гадал, уж не Холлоран ли посоветовал ей молчать.

Кора вздрогнула, вздохнула, и Матер, переведя свой взгляд на темную аллею, заметил, как мелькают фары машины среди деревьев. Гладкий корпус «Мерседеса» тускло поблескивал в лунном свете. Машина приближалась на малой скорости – значит, всякая опасность миновала.

Шестеро человек, стоявшие у ворот, повернулись и глядели на «Мерседес», плавно покачивающийся на небольших неровностях дороги. Фары ярко освещали прямой путь перед ним.

Но вдруг автомобиль остановился. Возле двухэтажного домика-сторожки. Они увидели, как Холлоран опустил боковое стекло и бросил что-то на землю как раз перед одним из этих странных сторожевых псов – двое уцелевших зверей кружили возле тел погибшей своры.

Пес осторожно подкрался к машине и начал жадно пожирать подачку.

* * *

Он смотрел, как потемневший кусок мяса исчезает в пасти шакала. Он подождал еще немного, пока шакал не проглотил старое сердце – чем бы оно ни было на самом деле.

Только после этого Холлоран снова нажал на педаль акселератора и подъехал прямо к воротам.

Он вылез из кабины. Кора сделала один неуверенный шаг к нему – и остановилась, словно ожидая его реакции.

Он протянул руки – и она кинулась к нему. Холлоран крепко прижал молодую женщину к своей груди.

Матер был ошеломлен. В первый раз его лучший агент позволил себе такое проявление чувств на людях.

– Лайам, – сказал он твердым тоном.

Холлоран кивнул ему:

– Я понял.

Да, плановик хотел услышать ответы на многие вопросы, но «что» он мог сказать ему?

– Его собственные телохранители выступили против него, – начал Холлоран; его голос звучал неестественно ровно и невыразительно. – Монк, Палузинский, двое иорданцев – он очень плохо с ними обращался. Он крайне несдержанный человек, почти душевнобольной, вы же знаете. Очевидно, в конце концов они решили, что достаточно натерпелись от него. Конечно, многое еще неясно, но мне кажется, что они связались с ИРА, подготовив план его похищения. Думаю, им не хотелось прожить всю свою жизнь в прислужниках у помешанного человека, а проценты с выплаченного выкупа – а может, даже иудина плата от самих похитителей – могли бы обеспечить им свободную жизнь на много лет вперед. Конечно, они тотчас же смылись со своей добычей. Все, за исключением Палузинского и тех двух гангстеров, которых вам удалось уложить у входа в дом. Мы можем оповестить полицию, сказать, чтобы они держали под контролем все аэрои морские порты.

– Подожди. ИРА...

– Они убили Дитера Штура. Думаю, их целью было навести нас на ложный след – чтобы никто не заподозрил предательства среди телохранителей, нанятых «Магмой». Они замучили одного из наших людей и свалили на него утечку информации по деятельности «Щита». Между прочим, привратник Клина был растерзан сворой собак. Его останки находятся в сторожке.

Матер слушал, не перебивая, но смотрел недоверчиво. Холлоран выдержал проницательный взгляд Плановика.

– Они захватили Клина, – так же спокойно закончил он. – Но он был ранен. Боюсь, что он уже скончался от своих ран.

– Узнаем об этом, когда получим запрос от страховой компании. Будем настаивать на том, что у нас имеются все основания считать его живым.

– Мне как-то не верится в это.

– Теперь я могу позвонить в полицию, сэр? – вмешался в их разговор один из оперативников, стоящих возле машины.

– Ах, да, конечно, – ответил Матер. – Мне кажется, сейчас самое время это сделать. Ты согласен, Лайам? Бог знает, как они воспримут всю эту пальбу, но нам уже не раз приходилось бывать в подобных переделках. Жаль только, что все наши усилия оказались напрасными.

Ни на минуту он не сводил глаз с Холлорана.

– Давайте подождем приезда полиции в машине, – предложил Матер. – Мисс Редмайл вся дрожит. И может быть, ты, Холлоран, посвятишь меня в подробности этого дела. Ты можешь рассказать мне обо всем.

Холлоран растянул губы в холодной усмешке, немного напоминающей хищный оскал. Он обернулся и посмотрел на заброшенное двухэтажное здание. Затем перевел свой взгляд на дорогу, петляющую по темному лесу – дорогу, ведущую в особняк. В Ниф.

– Я не уверен в том, что вы все поймете, – наконец ответил он.

Взяв Кору под руку, он помог ей сесть в машину.

Змий

"Как много огней кругом! Неярких, мерцающих огоньков. Тени. Колышущиеся тени, извивающиеся в причудливом танце.

Ах, какое блаженство лежать здесь! Прекрасное место – этот алтарь. Спокойное. И боль ушла. Ее нет.

Так ли было с тобой, о Господи? Твои жрецы применяли лекарства, чтобы унять боль? Или твое тело, земная оболочка, погибла, прежде чем тебя погребли? И твой бессмертный дух томился в подземелье многие столетия? Сердце твое осталось живым, я знаю.

Как тяжело... Какая усталость... Сон был бы сейчас желанным гостем. О да, даже вечный сон.

В подземелье холодно. И сыро. Но почему я не дрожу? Почему я не могу пошевелиться?..

Ах, я знаю, почему.

И все-таки в конце концов он поверил. Холлоран понял, что это правда. Победа. Еще одна победа, не правда ли?

И как я не понял, что именно он призван, чтобы погубить меня. Почему, несмотря на мой провидческий дар, я не смог распознать, что сам Холлоран несет в себе угрозу? Неужели это та слабость, что сопутствует предвидению, о Господи? Ахиллесова пята, роковая невозможность избегнуть своей собственной судьбы? Неужели это твой ответ мне? Жестокая шутка, и теперь я могу понять ее смысл.

Смешно. Будет еще смешнее, если окажется, что за этой шуткой скрыт куда более глубокий смысл. Не может быть, Господи, чтобы он явился лишь по моему собственному велению. Конечно, нет. Это было бы абсурдно, выходило бы за все разумные пределы. Но мы любим такие вещи, как упрямый вызов рассудку, своенравие и порок, не правда ли? Не так ли, о Господи? Постоянство – скучная и тяжелая вещь, даже если это постоянство во зле. Ты согласен со мною? Я устал. Услышь меня, узнай, как я устал, служа тебе по мере своих сил. Мой век был долг, Бел-Мардук. Ты ведь можешь оценить мои усилия по достоинству? Но это не значит, что я отвращу свой разум от грядущей смерти, не так ли?

Ответь мне. Не так ли?

НЕ ТАК ЛИ?

Нет. Я был счастлив тем, что выполнял твои веления. Зло ради зла. Во имя твое! Лишь ради Тебя!

Теперь мне не больно. Раны, нанесенные мне Холлораном, не болят. Пока. Но то, что он сделал со мной, свидетельствует о его вере. Вере в Тебя! Я думаю, он дал мне наркотик не столько из милосердия, сколько из желания показать свою доброту, убедить самого себя в том, что он не столь жесток. Не так зол, как я сам. Похоже, он усвоил мою идею. Я говорил ему: нет ничего абсолютного; никто, ни один человек – даже я сам – не может быть абсолютно злым или добрым. Он запомнил мои слова. Может быть, именно поэтому он облегчил мои страдания наркотиками.

(И не явилось ли мое собственное несовершенство причиной моей гибели, о Господи? Быть может, я умираю оттого, что так и не смог достичь полноты в своем зле? Но я старался, Господи, как я старался!) Так должно быть. Он явился как посланник своего Господа, Твоего извечного врага. Он был достаточно жесток и справился со своей ролью до конца. Он нашел путь к спасению – о, черт, как я ненавижу это слово!

А я указал ему этот путь. Должен ли я смеяться, о Бел-Мардук? Неужели ты разочаровался во мне, и я буду наказан? Ты жертвуешь мной? Или же мы вместе будем до бесконечности смеяться над этой шуткой?

Ах! Первый приступ боли! Но слабый, очень слабый. Интересно, от чего я умру – истеку ли кровью, или не вынесу ужасного страдания, когда кончится действие наркотика?

По крайней мере, я не один в своей подземной гробнице. Меня окружают мои слуги – так же, как твои верные священники, погребенные вместе с тобой в тайном склепе: они добровольно пошли на смерть, чтобы войти с тобой в вечность. Но мои слуги были не столь преданными. Они расстались с жизнью не по своей воле. Все же их упрямые души теперь со мной. Ты слышишь, как они оплакивают свою утрату.

Ты пробыл в своей гробнице несколько тысячелетий, о Князь Тьмы, прежде чем нашли твое тело. Неужели я тоже должен буду ждать столь же долго? Мой последний приют столь же хорошо спрятан от посторонних глаз, как и твоя усыпальница. А у меня нет сил, чтобы позвать на помощь. Я совсем обессилел, и к тому же Холлоран наверняка надежно закрыл и замаскировал вход в подземелье. Никто не услышит меня, даже если я закричу.

А-а-а-а! Больно!

Темнеет. Это свечи догорают? И лежать мне на этом алтаре в полной тьме – слепому, прикованному к своему ложу...

Избавь меня от этой боли, о Господи, прошу тебя. Возьми меня прежде, чем кончится действие опиума. Прости меня за все мои ошибки. Пощади.

Стоит повернуть голову – и я вижу нож, которым он отрезал мои конечности. Лезвие испачкано моей кровью. Если бы я мог дотянуться до ножа, я прервал бы свои мучения, приблизил бы смерть. Но что это? Не одна ли из моих рук лежит в той темной луже на полу? Вторая должна быть где-то рядом. А мои ноги... Интересно, где они? Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

Будет ли мне отпущен иной срок, о Господи?

Нет. Конечно, нет.

Какой прок тебе от моего обезображенного тела, от души, осужденной вечно томиться в живой гробнице – жалком обрубке того, что некогда было человеком? Прости меня.

Стало еще темнее. И туман застилает глаза. Но я еще вижу огромные немигающие глаза, глядящие на меня из тени. Они будут смотреть на меня целую вечность.

Даже когда подземелье погрузится в беспросветный мрак, они все равно будут здесь.

Созерцая..."