Текст книги "Красный корсар"
Автор книги: Джеймс Фенимор Купер
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава VII
Р о м е о. Когда такого в мире нет закона,
Чтобы тебя богатым сделал он, -
Брось нищету, нарушь закон: бери.
А п т е к а р ь. Не воля соглашается, а бедность.
Шекспир, Ромео и Джульетта
Когда Уайлдер исчез, Корсар остановился и несколько минут не двигался с места. Лицо его озарилось торжествующей улыбкой – он наслаждался своим успехом. Но, хотя на этом умном лице отражалась полная удовлетворенность, выражение его отнюдь не было ни грубым, ни самодовольным. Корсар улыбался, как человек, с плеч которого внезапно свалилась тяжкая забота, но который не способен хищно радоваться тому, что теперь он может с выгодой для себя воспользоваться услугами ближнего. Пожалуй, внимательный наблюдатель уловил бы тень сострадания в этой светлой улыбке и переменчивом блеске то вспыхивающих, то темнеющих глаз. Впрочем, это выражение скоро исчезло, и весь облик Корсара вновь обрел беспечность и невозмутимость, которыми он большей частью отличался в часы досуга.
Выждав, пока Родерик проводит Уайлдера в нижнюю каюту и даст ему для ознакомления корабельный устав, капитан еще раз ударил в гонг и снова вызвал, своего юного слугу. Однако мальчику пришлось подойти к хозяину совсем близко и трижды напомнить ему о своем присутствии, прежде чем тот обратил на него внимание.
– Родерик, – произнес Корсар после длительного молчания, – ты здесь?
– Здесь, – ответил тихий, печальный голос.
– Ты дал ему устав?
– Дал.
– Он читает?
– Читает.
– Хорошо. Мне надо поговорить с генералом. А тебе пора отдохнуть. Доброй ночи. Вызови генерала ко мне на совещание и спокойной ночи, мой Родерик.
Мальчик наклонил голову, но не помчался с обычной живостью выполнять поручение, а на минуту задержался у кресла своего господина; но, так и не поймав его взгляда, он неохотно спустился по лестнице в нижнюю каюту и в ту ночь больше не приходил.
Не стоит описывать вторичное появление генерала. Оно мало чем отличалось от его первого entree 5353
Вход, явление; выход на сцену (фр.)
[Закрыть], за исключением того, что на этот раз показалась вся его фигура, прямая и высокая. Словно хорошо отрегулированный автомат, он отдал по-военному честь своему начальнику, пододвинул себе стул и после тщательных приготовлений молча уселся. Корсар наконец обратил внимание на генерала, ибо ответил на его приветствие любезным кивком, не сочтя, впрочем, необходимым прерывать из-за его прихода свои размышления. Однако в конце концов он внезапно повернулся к нему и коротко сказал:
– Генерал, кампания еще не окончена.
– А что нужно делать? Сражение выиграно, враг в плену.
– Да, ваша роль в этом деле сыграна, но мою еще надо доиграть. Видели вы молодого человека в нижней каюте?
– Видел.
– Как он вам понравился с виду?
– С виду он моряк.
– Вы хотите сказать, что он вам не понравился?
– Я люблю дисциплину.
– Я очень ошибаюсь в людях, если он не понравится вам на палубе. Но оставим это. Я хочу просить вас об услуге.
– Об услуге? Нынче уже поздновато.
– Неужели я сказал «об услуге»? Нужно выполнить служебный долг.
– Жду ваших приказаний.
– Нам необходимо проявлять величайшую осторожность. Вы ведь знаете…
– Жду ваших приказаний, – повторил генерал. Корсар сжал губы, подавил улыбку и полуласково, полуповелительно продолжал:
– В лодке, приставшей к кораблю, вы найдете двух матросов. Один из них белый, другой негр. Велите поднять этих людей на корабль в один из носовых кубриков и напоить допьяна.
– Слушаюсь, – ответил тот, кого здесь прозвали генералом, поднимаясь с места и широкими шагами направляясь к двери.
– Постойте, – задержал его Корсар. – Кому вы это поручите?
– Найтингейлу – у него голова почти такая же крепкая, как у меня.
– Он сейчас далеко. Я послал его на берег разыскивать безработных моряков, которым пришлась бы по вкусу служба у нас на корабле, и обнаружил его в таверне, где он, распустив язык, краснобайствовал, словно адвокат, сорвавший гонорар с обеих враждующих сторон. К тому же за выпивкой он поругался с одним из этих самых людей, и здесь у них может дойти до кулаков.
– Тогда я сделаю это сам. Меня как раз ждет мой «ночной колпак»; придется только подвязать его покрепче, чем обычно.
Корсар, по-видимому, вполне довольный этим заверением, дружески кивнул в ответ и, так как вояка уже собирался уходить, снова задержал его:
– Еще одно, генерал. Речь идет о вашем пленнике.
– Его тоже надо напоить?
– Ни в коем случае. Велите привести его сюда.
Генерал что-то буркнул в ответ и вышел из каюты. «Я проявил слабость, – размышлял между тем Корсар, снова начав расхаживать взад и вперед по каюте, – слишком легко доверившись открытому лицу и юношеской восторженности; но либо я сильно ошибаюсь, либо у этого мальчика есть причины считать, что весь мир ему отвратителен, и быть готовым на любую романтическую авантюру. Но обмануться в нем сейчас было бы катастрофой, поэтому теперь я буду осторожен, предельно осторожен. Он необыкновенно привязан к этим двум матросам. Хотел бы я знать его историю! Но все в свое время. Оба они должны остаться у нас заложниками – порукой его возвращения и верности. Если он окажется двуличным, – что ж, они моряки, а в нашем суровом ремесле гибнет немало людей. Хорошо придумано! Таким образом, щепетильность этого гордеца – если только он, как мне хочется верить, настоящий человек – не будет задета ни малейшим подозрением о коварном умысле с нашей стороны».
Пока капитан был погружен в свои мысли, в каюту незаметно вошли два матроса и, неслышно усадив на стул некое человеческое существо, безмолвно удалились. Корсар опешил от неожиданности, не сразу сообразив, в чем дело; а тот, другой, просто оцепенел от изумления и страха. Наконец по лицу капитана скользнула тонкая насмешливая улыбка, и он отрывисто произнес:
– Приветствую вас, сэр Гектор Хоумспан!
Глаза совершенно ошеломленного портного – ибо в сети Корсара попался уже знакомый читателю болтун – блуждали по сторонам, повсюду встречая причудливое смешение роскоши и воинственности, но после каждого жадного взгляда, брошенного на эти драгоценные предметы, неизменно задерживались на стоящей перед пленником фигуре и словно впивались в нее.
– Я говорю, приветствую вас, сэр Гектор Хоумспан!
– Да простит господь бог прегрешения несчастного отца семи малых ребятишек! – выдавил из себя портной. – Немногим можно поживиться у неутомимого честного труженика, который от восхода до заката корпит над работой.
– Что за недостойные речи в устах дворянина, сэр Гектор! – прервал его Корсар, взяв хлыст, небрежно брошенный на стол, и принимаясь слегка похлопывать им портного по плечу, словно разыгрывал волшебника, что одним своим прикосновением снимает колдовские чары. – Выше голову, честный и верный слуга короля! Теперь-то счастье наконец начнет вам улыбаться: всего несколько часов назад вы жаловались, что с этого корабля к вам не ходят заказчики, а сейчас вам предстоит одевать всю его команду,
– Ах, высокочтимый, великодушный Корсар! – быстро заговорил Хоумспан: вместе с сознанием к нему вернулась и велеречивость. – Я ведь совсем обеднел и обнищал. Жизнь моя протекала в трудах и испытаниях. Пять кровопролитных и жестоких войн…
– Хватит! Я же сказал, что счастье как раз начало вам улыбаться. Одежда необходима джентльменам нашей профессии не меньше, чем приходскому священнику. За каждый стежок вы получите соответствующее вознаграждение. Смотрите! – добавил он, нажав на пружину потайного ящика, который открылся и явил глазам груду золота, где беспорядочно смешались монеты чуть ли не всех христианских государств. – У нас хватит денег, чтобы заплатить тем, кто нам верно служит.
Внезапное появление перед глазами портного этой груды золота, неизмеримо превосходившей не только то, что он когда-либо видел, но и все, что способен был вообразить, произвело на него должное впечатление. Насладившись этим зрелищем, он перевел взгляд на достойного зависти обладателя такого сокровища и спросил голосом, звучавшим все тверже, по мере того как портной обретал былую самоуверенность:
– А что же я должен буду делать, могущественный мореход, чтобы получить хоть крупицу этих богатств?
– То же, что вы ежедневно делаете на берегу: кроить и шить. Может быть, иногда пригодится и ваш талант маскарадного костюмера.
– Ах, маскарадные костюмы – греховные и нечестивые выдумки дьявола, вовлекающего людей в грех и гнусную мирскую суету! Но, достойнейший моряк, остается еще моя неутешная супруга Дезайр. Хоть она уже немолода и весьма бранчлива, она все же законная подруга моих дней и мать многочисленного потомства.
– Супруга ваша не будет испытывать нужды. Наше судно – прибежище злополучных мужей. Мужчины, у которых не хватает сил командовать у себя дома, находят здесь приют. Вы будете седьмым, кто обрел покой, укрывшись на этом судне. Семьи наших людей получают поддержку различными путями, известными только нам, и, таким образом, все довольны. И это еще не последнее из моих благодеяний.
– Похвальное и праведное дело, высокочтимый капитан. Я надеюсь, что и Дезайр со своим потомством не будет оставлена на произвол судьбы. Всякий работник достоин вознагражденья, и если, по воле рока и обстоятельств, я буду вынужден работать на вас, то, надеюсь, добрая женщина со своими детками попользуется от ваших щедрот.
– Я уже сказал – о них не позабудут.
– Может быть, справедливый джентльмен, если вы уделите мне в качестве аванса малую толику этого золота, то супруга моя будет меньше тревожиться, не станет так усердно разузнавать о моей участи и воспрянет духом. Я ведь хорошо знаю нрав моей Дезайр и не сомневаюсь, что, пока перед глазами ее стоит призрак нужды, она станет вопить на весь Ньюпорт.
Хотя Корсар, в противоположность своему пленнику, отнюдь не опасался, что язык Дезайр нарушит мир и согласие на его корабле, он был настроен снисходительно. Снова нажав пружину, он взял горсть золотых монет и, протянув ее Хоумспану, спросил:
– Хотите наняться на корабль и принести присягу? Тогда деньги ваши.
– Господь да не введет нас во искушение и да избавит нас от лукавого! – воскликнул портной. – Героический Корсар, я страшусь правосудия. Наскочи на вас королевский крейсер, разразись ли буря, что выбросит вас на берег, – будет, пожалуй, опасно оказаться слишком тесно связанным с вашей командой. Мелкие же услуги которые я буду оказывать вам по принуждению, останутся незамеченными, на что я смиренно уповаю, как надеюсь и на ваше великодушие, благородный и высокочтимый капитан, – не позабудьте о них при разделе ваших будущих доходов.
– Ох уж эта портновская привычка – присваивает себе обрезки! – пробормотал Корсар и, легко повернувшись на каблуках, с таким раздражением ударил в гонг, что резкий звук разнесся по всему кораблю.
Из разных дверей каюты появилось несколько матросов, и один из них спросил, что прикажет капитан.
– Уведите его на койку! – резко бросил Корсар.
Хоумспана живо стащили со стула – то ли со страху, то ли из расчета он, казалось, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой – и поволокли к двери, сообщавшейся со шканцами.
– Постойте! – крикнул он бесцеремонным носильщикам, когда они волокли его из каюты. – Дайте мне сказать еще одно слово. Благородный и честный мятежник, хоть я и не соглашаюсь служить вам, но и не отказываюсь недостойным и неучтивым образом, ибо жестокое искушение терзает меня. Мы можем заключить договор, который будет выгоден обеим сторонам и не нанесет никакого ущерба закону. Я хотел бы, могущественный командир, незапятнанным пронести свое имя до могилы, а равно и окончить дни свои не раньше уготованного мне срока; ибо, выйдя с честью, здравым и невредимым, из пяти жестоких, кровопролитных войн…
– Убрать его!
Хоумспан исчез, словно по мановению волшебного жезла, и Корсар снова остался один. Долгое время никто не прерывал его размышлений. На корабле царила глубокая тишина – свидетельство неумолимо строгой дисциплины. Если бы в этой каюте сидел сейчас не моряк, ему могло бы показаться, что он находится в церкви, настолько приглушенно и смутно доносился сюда ритм жизни, а ведь корабль был полон людей «без совести и чести». Правда, порой долетали резкие, грубые выкрики, когда какой-нибудь пьяница затягивал матросскую песню. Впрочем, и эти звуки слышались все реже и реже, а затем и вовсе прекратились. Наконец Корсар услышал, как кто-то дергает за ручку двери, и его приятель генерал вновь появился в каюте.
Походка, выражение лица да и весь вид этого вояки не оставляли сомнений в том, что если данное ему недавно поручение выполнено успешно, то он приложил к этому немалые усилия и сам основательно пострадал. Корсар сразу же поднялся с места и потребовал рапорта.
– Белый до того пьян, что и лежа должен держаться за мачту, а негр либо обманщик, либо голова у него железная.
– Надеюсь, вы не слишком скоро сложили оружие?
– Отступление произошло ни на минуту раньше, чем было нужно, но с таким же успехом можно бить по утесу!
Корсар пристально посмотрел на генерала, чтобы убедиться, в каком состоянии находится его подчиненный.
– Хорошо. А теперь время разойтись на ночь.
Генерал старательно вытянулся и повернулся лицом к столь часто упоминавшемуся нами люку. Затем, сделав над собой отчаянное усилие, он попытался дойти до него своей обычной военной поступью. Капитан не сделал никаких замечаний насчет того, что генерала явно пошатывало, и этот ревностный служака решил, что спускается по лестнице с полным достоинством, тем более что его внутреннее «я» пребывало отнюдь не в том состоянии, когда оно способно обнаружить мелкие промахи, которые допускает его телесная оболочка. Корсар взглянул на часы и, дав генералу время отступить в строгом боевом порядке, сам начал легкими шагами спускаться вниз.
Нижние помещения корабля, хотя и убранные далеко не так роскошно, как верхняя каюта, были все же заботливо обставлены и располагали всяческими удобствами. В самой задней части судна находилось несколько кают для прислуги, сообщавшихся с офицерской столовой или, выражаясь по-морскому, кают-компанией. По обе ее стороны размещались офицерские каюты – так торжественно именовались спальные помещения тех, кому подобала честь пребывать на шканцах 5454
Шканцы – пространство верхней палубы между грот– и бизань-мачтами. На шканцах выстраивался почетный караул, объявлялись приказы и т. д. Матросам вход на шканцы без дела был запрещен
[Закрыть]. За кают– компанией, поближе к носовой части, шли каюты младших офицеров, а непосредственно против них размещался отряд, которым командовал человек, прозванный генералом: это подразделение как бы служило барьером между начальниками и разнузданной массой матросов.
Такое расположение помещений мало отличалось от устройства, принятого на военных кораблях того же типа, что судно Корсара. Но Уайлдер не преминул заметить, что переборки, отделявшие каюты от кубрика и других помещений для команды, были гораздо солиднее обычного и что тут же находилась небольшая гаубица, предназначенная, в случае необходимости, для «внутреннего употребления», как выражаются медики. Двери отличались необычайной прочностью, а приспособления, устроенные для того, чтобы забаррикадировать их, были рассчитаны скорее на возможность военного столкновения, нежели на защиту мелкого имущества от мелких посягательств. Переборки, бимсы и карленгсы были увешаны тщательно прикрепленными к ним мушкетами, пистолетами, кортиками и полупиками, причем в таком количестве, что было совершенно ясно – они находятся тут не только для красоты. Словом, офицеры здесь несомненно чувствовали, что и их собственная безопасность, и покорность их буйной команды зависят как от влияния на нее командиров, так и от их способности оказать ей дружное сопротивление, а это ввиду относительной малочисленности командного состава обязывало проявлять должную осмотрительность и не пренебрегать никакими предосторожностями.
В кают-компании Корсар нашел своего только что завербованного помощника, занятого, по всей видимости, изучением устава той службы, на которую он поступил.
Направившись к нему, Корсар произнес откровенным, ободряющим и даже доверительным тоном:
– Надеюсь, мистер Уайлдер, вы находите наш устав достаточно строгим?
– Да, в строгости недостатка нет. Хорошо, если он исполняется так же строго, – ответил тот, вставая при появлении начальника. – Таких суровых правил я не встречал даже…
– Даже где, сэр? – спросил Корсар, заметив, что его собеседник осекся.
– Я хотел сказать – даже на службе его величества, – ответил Уайлдер, слегка покраснев. – Не знаю, что такое с вашей точки зрения служба на королевском флоте – порок или рекомендация.
– Конечно, второе. Я лично думаю так, ибо научился морскому делу там же.
– На каком корабле? – с интересом спросил его Уайлдер.
– На разных, – последовал холодный ответ. – Но, если говорить о суровости нашего корабельного устава, то вы скоро поймете, что при отсутствии на берегу судебных учреждений, к которым мы могли бы прибегнуть, а на море – братских крейсеров, готовых оказать помощь в нужную минуту, командир неизбежно должен быть облечен немалой властью. Вы убедитесь, что моя – достаточно обширна.
– Пожалуй, даже неограниченна, – сказал Уайлдер с улыбкой, почти иронической.
– Надеюсь, у вас не будет повода сказать, что я ею злоупотребляю,
– ответил Корсар, не заметив или не показав виду, что уловил выражение лица собеседника. – Но вам нора отправляться на берег.
Молодой человек поблагодарил его учтивым поклоном и сказал, что готов ехать. По дороге в свою каюту капитан выразил сожаление, что поздний час и необходимость соблюдать инкогнито корабля лишают его возможности подобающим образом обставить отъезд на берег офицера, занимающего такой высокий пост.
– Впрочем, у вас есть шлюпка, а ваши здоровые парни живо доставят вас на мыс. Кстати, эти двое поступают ко мне вместе с вами?
– Они не оставляли меня с детства и, вероятно, не пожелают оставить и теперь.
– Какая необычная связь между столь непохожими людьми! – заметил Корсар.
Он испытующе взглянул на Уайлдера, но тотчас же отвел взгляд, заметив, что тот понял, с каким интересом он ждет ответа.
– Это верно, – спокойно ответил Уайлдер. – Но ведь мы все моряки, и потому разница не так уж велика, как может показаться на первый взгляд. Сейчас я схожу за ними и, кстати, сообщу, что теперь они будут служить под вашим началом.
Корсар подождал, пока Уайлдер не ушел, а затем последовал за ним на палубу с самым невозмутимым видом, словно вышел подышать свежим ночным воздухом.
Погода не изменилась, ночь была темная, но теплая. На палубе по-прежнему царила тишина, и среди неясных предметов, которые, как отлично знал Уайлдер, относились к обычному корабельному снаряжению, не было, за одним только исключением, ни единой живой души. Исключение составлял тот самый человек, что первым встретил нашего искателя приключений и все еще продолжал расхаживать взад и вперед по шканцам, кутаясь в морской плащ. К нему и обратился молодой человек, заявив о своем намерении временно покинуть корабль. Тот выслушал Уайлдера с почтением, свидетельствовавшим о том, что его положение на корабле уже известно, однако дал понять, что не выпустит его без разрешения самого Корсара.
– Вы знаете, сэр, что никто, какое бы положение он ни занимал, не может покинуть корабль в такой час без приказа капитана, – прозвучал решительный ответ.
– Конечно, но приказ уже отдан капитаном, и я передаю его вам. Я отправлюсь в своей шлюпке.
Но тут вахтенный заметил, что разговор их хорошо слышит некто, в ком он сразу узнал капитана, и немного помедлил, чтобы убедиться, что Уайлдер говорит правду.
Видя, что капитан не подает никакого знака, он указал Уайлдеру место, где находилась его шлюпка.
– Но моих людей в ней нет! – с удивлением воскликнул Уайлдер, уже собиравшийся спуститься по трапу, и сделал шаг назад.
– Негодяи убежали?
– Нет, сэр, они не убежали, и это вовсе не негодяи. Они на корабле, и их надо разыскать.
Офицер снова помедлил, чтобы увидеть, какое впечатление произведут эти слова на человека, который продолжал стоять у одной из мачт. Но, так как оттуда и теперь не было дано никакого знака, он понял, что надо повиноваться, сказал, что отыщет обоих матросов, и ушел к носовой части судна, оставив Уайлдера, как тот полагал, одного на шканцах. Впрочем, его заблуждение скоро рассеялось. Корсар спокойно подошел к нему и заговорил о своем корабле, чтобы отвлечь мысли нового помощника, который торопливым шагом расхаживал по палубе, явно начиная впадать в тревожное раздумье.
– Великолепное у меня судно, мистер Уайлдер! – сказал капитан. – Идет так, что брызги никогда не залетают за грот-мачту. Как раз то, что надо моряку: послушное и быстрое. Я назвал его «Дельфином» за легкость, с какой оно разрезает воду, и еще, пожалуй, за способность быстро менять окраску. Всякий корабль должен носить какое-то имя, а я терпеть не могу все эти кровожадные названия вроде «Огнемечущий» или «Истребитель».
– Вам повезло с этим судном. Его построили по вашему заказу?
– Почти всякое судно водоизмещением не менее шестисот тонн могло бы служить моим целям, – улыбнулся в ответ Корсар, словно желая подбодрить своего нового офицера и показать ему, как много он приобретет, подружившись с командиром «Дельфина». – Корабль этот был поначалу построен для его королевского величества и предназначался не то в дар алжирцам, не то для их обуздания. Но… но он, как видите, переменил владельца, и ему выпала несколько иная доля. Каким образом и почему это случилось, неважно. Сейчас мы не станем об этом распространяться. Думаю, что от этой перемены судно только выиграло. Я некоторое время держал его в порту, на нем были произведены кое-какие улучшения, и теперь оно отлично приспособлено для плавания.
– Значит, вы иногда решаетесь заходить в порты?
– На досуге вы можете заглянуть в записи моего личного журнала, – уклончиво ответил Корсар. – Возможно, они представят для вас интерес. Надеюсь, мистер Уайлдер, вы нашли «Дельфина» в таком состоянии, что моряку за него краснеть не приходится?
– Его красота и образцовый порядок сразу бросились мне в глаза: оттого-то я и постарался разузнать о нем как можно обстоятельнее.
– Вы быстро заметили, что он держится на одном якоре! – засмеялся в ответ капитан. – Но поверьте, я никогда ничем не рискую без достаточных оснований – даже потерей якорей и тросов. Такой солидной батарее, как моя, было бы не особенно трудно принудить к молчанию здешний, с позволения сказать, форт. Но в этом случае нас могло бы задеть какое-нибудь шальное ядро, так что я предпочитаю быть готовым к отплытию в любую минуту.
– Должно быть, не очень-то весело сражаться, когда не можешь спустить флаг, что бы ни случилось, – сказал Уайлдер, не столько высказывая свое мнение, сколько просто размышляя вслух.
– Под нами всегда есть морское дно, – прозвучал лаконичный ответ.
– Но, скажу откровенно, я люблю мое судно и очень забочусь о его хорошем состоянии… Мы ежедневно осматриваем мачты, стеньги, реи и все прочее, ибо часто случается, что храбрость надо умерять осторожностью.
– А как и где вы производите ремонт после бури или сражения?
– Гм! Так или иначе ухитряемся его производить.
Он замолчал, и Уайлдер, заметив, что доверяют ему еще не до конца, прекратил расспросы. Вскоре вернулся офицер в сопровождении одного лишь негра, и тот в нескольких словах объяснил, в каком состоянии находится Фид. Это не только раздосадовало, но и глубоко уязвило Уайлдера. Однако он принялся с такой искренностью и простодушием извиняться перед Корсаром за поведение своих матросов, что тот легко убедился, как далек молодой человек от каких бы то ни было подозрений насчет злого умысла со стороны капитана.
– Вы ведь хорошо знаете моряков, сэр, – сказал он, – и не сочтете преступлением проступок бедного малого. На рее, у снастей нет лучшего матроса, чем Дик Фид, но не могу отрицать, что он чересчур старается быть хорошим собутыльником.
– Хорошо, что остался хоть один, чтобы доставить вас на берег, – небрежно ответил Корсар.
– Я и сам отлично доведу ялик: мне не хотелось бы разделять друзей. С вашего разрешения, негр тоже останется ночевать на корабле.
– Как вам угодно. После последней схватки у нас нет недостатка в пустых койках.
Уайлдер велел негру вернуться к товарищу и позаботиться о нем, пока тот не придет в себя. Сципион, у которого в голове тоже мутилось, охотно повиновался. Затем молодой человек попрощался с Корсаром и офицером и спустился в лодку. Сильно оттолкнувшись от темного корпуса фрегата, он опытным глазом моряка с удовольствием окинул его безупречную оснастку, а затем снова перевел взгляд на темную массу корпуса.
У самого бушприта четко вырисовывался стройный силуэт человека, видимо, следившего за всеми движениями Уайлдера, и, хотя ночь была беззвездной, новый помощник узнал в том, кто с таким интересом наблюдал за его отплытием, самого Корсара.