Текст книги "Красный корсар"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава IV

Они меня совсем с ума сведут.

Шекспир, Гамлет

Компания, находившаяся внизу, состояла из четырех женщин. Одна – дама довольно преклонных лет, другая – чуть старше среднего возраста, третья – на самом пороге того, что именуется «жизнью». Четвертая была молодая негритянка, лет двадцати пяти. Разумеется, в стране, где происходит действие, и в то время, к которому оно относится, негритянка могла быть лишь скромной, хотя, может быть, и пользующейся полным доверием служанкой.

– Теперь, дитя мое, когда я дала тебе все необходимые советы, – были первые слова пожилой дамы, долетевшие до слушателей, – переменим эту тему на более приятную. Передай своему отцу, что я по-прежнему полна к нему самой глубокой привязанности, и напомни ему его обещание прислать тебя ко мне еще раз, прежде чем мы расстанемся навсегда.

Слова эти были обращены к самой юной из женщин и, по всей видимости, приняты с той же нежностью, с тем же искренним чувством, с каким были сказаны. Та, к кому они относились, подняла глаза, в которых поблескивали невольные слезы, и отвечала негромким мелодичным голосом.

– Тебе незачем напоминать мне об этом обещании, милая тетя, я ведь сама хочу приехать. Я даже буду всячески упрашивать отца приехать сюда со мной весною.

– Наша славная Уиллис поможет нам в этом, – ответила тетка, с улыбкой кивнув третьей женщине ласково и вместе с тем чуть церемонно, как требовала великосветская повадка того времени в обращении высшего к низшему. – Своей долгой и верной службой она заработала себе право иметь некоторое влияние на генерала Грейсона.

– Она имеет все права, какие может дать любящее сердце! – горячо воскликнула племянница, и в этом душевном порыве сказалось ее желание смягчить формальную учтивость тетки. – Ей мой отец ни в чем не откажет.

– А миссис Уиллис обещает действовать в наших интересах? – спросила тетка, не позволяя горячности племянницы сбить ее с того тона, который считала приличным. – С таким союзником мы будем непобедимы.

– Воздух здесь, на острове, чистый и очень полезен моей воспитаннице. Не говоря уже обо всем прочем, одного этого достаточно, чтобы я сделала то немногое, что от меня зависит.

Миссис Уиллис говорила с достоинством и, пожалуй, о некоторой долей сдержанности, отличавшей разговоры между богатой, высокородной теткой и наемной, зависимой воспитательницей наследницы ее брата. При всем том она держала себя вполне дружелюбно, а голос у нее был такой же мягкий и женственный, как и у ее воспитанницы.

– Значит, можно считать, что битва выиграна, как говаривал контр-адмирал, мой покойный муж. Адмирал де Лэси, моя милая миссис Уиллис, с юных лет придерживался одного правила, которым руководствовался затем всю жизнь и которое в немалой степени содействовало его доброй славе: чтобы в чем-либо преуспеть, надо только твердо верить, что добьешься успеха. Правило благородное и укрепляющее душевные силы: оно и не преминуло дать те блестящие результаты, о которых можно и не упоминать, настолько они общеизвестны.

В знак согласия миссис Уиллис склонила голову, как бы отдавая должное славе покойного адмирала, но не сочла нужным сказать что-либо в ответ. И, видимо, решив покончить с этим вопросом, она уже без малейшей натянутости обратилась к своей воспитаннице:

– Джертред, милая, тебе ведь приятно будет вернуться на этот прелестный остров, к бодрящему морскому ветру?

– И к моей тете! – вскричала Джертред. – Как бы я хотела убедить папу, чтобы он продал свое имение в Каролине и переселился сюда, на Север!

– Богатому землевладельцу не так легко расстаться со своим имением, как тебе кажется, дитя мое, – возразила миссис де Лэси, – Как бы я ни хотела, чтобы мой брат принял такое решение, я никогда не позволила бы себе уговаривать его. К тому же, если бы наша семья и решилась еще на какую-нибудь крупную перемену в жизни, то нам следовало бы попросту возвратиться на старую родину. Вот уже целое столетие минуло с тех пор, как Грейсоны переехали в колонии из-за недовольства английским правительством. Прадед мой, сэр Эверард, поссорился со своим вторым сыном, и тогда мой дед поселился в Каролине. Но с тех пор прошло много времени, раздоры давно позабыты, и я частенько подумываю, что мы с братом могли бы возвратиться в дом наших предков. Многое, разумеется, зависит от того, как мы распорядимся своим главным сокровищем по эту сторону океана!

Закончив свою речь, добросердечная, хотя, пожалуй, несколько самодовольная дама взглянула на девушку, которая и внимания не обратила на то, что в последних словах тетки речь шла о ней. Как всегда, когда ее тетка угощала гувернантку семейными воспоминаниями, Джертред отвернулась, и теперь ее лицо, пылавшее румянцем здоровья и, быть может, стыда за тетку, овевал прохладный вечерний ветерок. Как только миссис де Лэси умолкла, девушка быстро повернулась к своим спутницам, указала на возносящиеся над крышами домов мачты красивого корабля, стоявшего на якоре в порту, и вскричала, радуясь поводу хоть как-то переменить тему разговора:

– И эта мрачная темница должна быть нашим домом целый месяц, миссис Уиллис!

– Путешествие кажется вам таким долгим только потому, что вы очень уж не любите море. Переезд отсюда до Каролины часю совершался гораздо скорее.

– Я вполне могу это подтвердить, – вставила вдова адмирала, не способная отвлечься от мыслей, которые, раз возникнув, уже не могли изменить свое течение. – Ведь мой покойный высокочтимый и доблестный супруг провел однажды эскадру своего царственного повелителя от одного конца американских владений его величества до другого в срок более короткий, чем тот, что назвала моя племянница. Правда, они, может быть, старались идти как можно скорее, преследуя врагов короля и родины, но, во всяком случае, это доказывает, что переезд может занять не больше месяца.

– Страшнее всего этот ужасный Хенлопен, где с одной стороны песчаные отмели и обломки разбитых судов, а с другой – течение, которое называется Гольфом! – вскричала Джертред; при этом она побледнела и стала еще прелестнее, ибо неумение скрыть свою робость часто делает юную и красивую девушку еще привлекательней. – Если бы не Хенлопен с его шквалами, мелями и пучинами, я бы думала только о радостной встрече с отцом.

Миссис Уиллис, никогда не поощрявшая в своей воспитаннице этих проявлений вполне естественной слабости, какими бы милыми они ни казались посторонним, довольно строго повернулась к молодой девушке и, намереваясь раз и навсегда покончить с ее страхами, заметила коротко и твердо:

– Если бы все опасности, которых ты боишься, в самом деле существовали, то корабли не совершали бы этот путь ежедневно, ежечасно и вполне благополучно. А вам, сударыня, часто случалось плыть по морю из Каролины вместе с адмиралом де Лэси?

– Никогда, – поспешно и несколько сухо ответила вдова. – Здоровье не позволяло мне совершать морские путешествия. Но, конечно, Уиллис, мне, как супруге и вдове морского офицера, не подобает быть невежественной в мореходном деле. Думаю, что во всей Британской империи найдется не много дам, которые бы лучше меня понимали, как надо управлять судном и даже эскадрой, в особенности эскадрой. Эти познания я получила самым естественным образом, будучи подругой жизни офицера, которому выпало на долю быть флотоводцем. Полагаю, что вам-то это дело совершенно незнакомо.

Неумирающие горестные воспоминания, по-видимому, наложили печать кроткой грусти на спокойное и полное достоинства лицо миссис Уиллис, но теперь оно на мгновение затуманилось скорбью. Поколебавшись, словно ей хотелось переменить разговор, она ответила:

– Я немного знаю море. В жизни мне пришлось совершить немало морских путешествий, и иногда опасных.

– Но вы были простой пассажиркой. Из всех женщин только мы, жены моряков, можем претендовать на подлинное знание этой благородной профессии. Есть ли на свете, – вскричала вдова морехода, охваченная профессиональной гордостью, – что-нибудь прекраснее корабля, разрезающего грудью волны! Корабля, что бороздит кормой открытое море и оставляет под баксами пену, по которой следующие сзади суда узнают дорогу 3131
  Миссис де Лэси путает морские термины, даже такие общеизвестные, как корма и нос.


[Закрыть]. Не знаю, милая Уиллис, понятно ли вам то, что я говорю, но для моего наметанного глаза нет образа более возвышенного и прекрасного!

Едва заметная улыбка тронула губы гувернантки. В этот момент из верхнего помещения башни донесся приглушенный смех.

– Вы ничего не слышали? – испуганно спросила Джертред.

– На мельнице еще остались крысы, – спокойно ответила миссис Уиллис.

– Мельница! Ну зачем вы, миссис Уиллис, упорно называете эти живописные руины мельницей?

– Как бы ни страдало от этого их очарование в твоих юных глазах, я вынуждена называть их мельницей.

– Не так уж много руин в нашей стране, дорогая моя наставница, – со смехом ответила девушка, хотя огонек в ее глазах доказывал, что она готова вполне серьезно отстаивать свое мнение, – чтобы мы имели право лишать их того, чем они могут быть для нас интересны.

– Тем лучше для страны! Развалины в стране – словно признаки дряхлости в человеке: они лишь грустные свидетельства излишеств и страстей, ускоривших беспощадную работу времени. Эти колонии, милая Джертред, похожи на тебя своей юностью, свежестью и даже своей невинностью. Будем надеяться, что и им и тебе суждена долгая, плодотворная и счастливая жизнь.

– Благодарю вас и за себя и за страну, но все же я никак не могу признать, что эти живописные развалины – всего-навсего мельница.

– Чем бы они ни были, они уже давно стоят на этом месте и, судя по всему, простоят еще немало времени, чего нельзя сказать о нашей темнице, как ты назвала то прекрасное судно, на котором нам предстоит плыть. Если мои глаза меня не обманывают, сударыня, – обратилась она к адмиралыпе, – его мачты медленно колеблются вон там, выше уровня городских труб.

– Вы правы, Уиллис. Матросы, видимо, буксируют его во внешнюю гавань и там основательно укрепят на якорях, пока не настанет время развернуть паруса и выйти утром в море. Это самый обычный маневр, и адмирал так хорошо растолковал мне его, что я без труда смогла бы руководить им, если бы это подобало моему полу.

– Во всяком случае, он напоминает нам, что мы-то сами еще не закончили своих приготовлений. Как ни прелестно это местечко, Джертред, сейчас мы должны покинуть его по меньшей мере на несколько месяцев.

– Да, – продолжала миссис де Лэси, медленно идя вслед за гувернанткой, которая уже вышла из-под свода башни, – целые флоты часто буксировались и ставились на якоря в ожидании попутного ветра и прилива. Лишь те женщины ведают опасности океана, кто был связан теснейшими узами с моряками, достигшими высокого ранга по службе. И никто, кроме них, не способен по-настоящему ощутить все величие этой облагораживающей профессии. Восхитительное зрелище – корабль, разрезающий волны своей кормой и оставляющий кильватерный след на ровной глади моря, словно боевой конь, рвущийся вперед.

Ответ миссис Уиллис уже не долетел до подслушивающих. Джертред последовала за своими спутницами, но, отойдя на несколько шагов от башни, она остановилась и еще раз на прощание взглянула на полуразвалившиеся стены. Около минуты царило глубокое молчание.

– В этой груде камней, Кассандра, – обратилась Джертред к чернокожей девушке, которая шла рядом с ней, – есть что-то особенное, и мне очень хотелось бы, чтобы это была не просто мельница.

– Там крысы, – ответила простодушная негритянка. – Вы слышали, что сказала миссис Уиллис?

Джертред повернулась к своей служанке, рассмеялась и потрепала ее по черной щеке белоснежными пальчиками, как будто журя за то, что та хотела разрушить красивую иллюзию, которая была ей так дорога; затем она быстро сбежала с холма, догоняя тетку и гувернантку, словно юная, радостная Аталанта 3232
  Аталанта – героиня греческого мифа об охоте на Калидонского вепря.


[Закрыть].

Двое молодых людей, по странной случайности подслушивавшие в башне этот разговор, глядели из своих окошек до тех пор, пока легкая фигурка девушки в развевающемся на бегу платье не исчезла из виду. Тут они повернулись друг к другу, и некоторое время каждый пытливо глядел в глаза другого, словно стараясь прочесть его мысли.

– Я готов поклясться под присягой перед самим лордом-канцлером, – воскликнул внезапно юрист, – что эта башня никогда не была мельницей.

– Быстро же вы отказались от своего мнения?

– Я собираюсь стать судьей, и потому меня можно убедить разумными доводами. Тут выступал очень красноречивый адвокат, и я осознал свое заблуждение.

– А между тем в башне есть крысы.

– Сухопутные или водяные? – быстро спросил джентльмен в зеленом, окидывая моряка испытующим взглядом, которым он так умел приводить в смущение собеседника.

– Думаю, что и те и другие, – последовал колкий ответ, – но первые

– наверняка: разве что джентльменов в мантиях слишком жестоко ославила молва.

Юрист рассмеялся. Дерзкий выпад по адресу его ученой и уважаемой профессии, по-видимому, ни в малейшей степени не рассердил его.

– В вас, моряках, столько наивной и забавной искренности, – сказал он, – что ей-богу же вы просто неотразимы! Я восторженный поклонник вашей благородной профессии и немножко знаком с морской терминологией. Может ли быть, например, зрелище прекраснее гордого корабля, рассекающего волны кормой и оставляющего кильватерный след, подобно резвому боевому коню на всем скаку?

– И пену под баксами в качестве маяка для следующих за ним судов.

И, словно их чрезвычайно забавляла игра поэтическими образами достойной адмиральской вдовы, оба разразились таким хохотом, что старые развалины задрожали, как в те дни, когда еще вертелись здесь деревянные крылья.

Первым успокоился юрист, ибо молодой моряк веселился гораздо более непосредственно и самозабвенно.

– Но это почва, скользкая для всех, кроме вдовы моряка, – заметил юрист, перестав смеяться так же внезапно, как начал. – Молоденькая, та, что не одобряет мельниц, – просто прелесть! Похоже, что она приходится племянницей знатоку мореходства.

Юный моряк, в свою очередь, перестал смеяться, словно внезапно ощутив, как нехорошо делать предметом веселья столь близкую родственницу прекрасного видения, представшего перед его взором. Но каковы бы ни были его тайные помыслы, он только ответил:

– Она сама это объявила.

– Скажите, – произнес юрист и подошел поближе к собеседнику, словно хотел поделиться с ним важной тайной, – вам не показалось, что у той, кого они именовали миссис Уиллис, голос звучит как-то особенно проникновенно и трогательно?

– А вы это заметили?

– Он звучал для меня, как голос оракула, таинственный шепот провидения, слова самой истины. Какой удивительный, проникающий в душу голос!

– Признаюсь, и на меня он произвел впечатление, но такое странное, что его и не выразишь словами.

– Словно наваждение какое-то! – ответил юрист, прохаживаясь взад и вперед по тесному помещению.

На лице его веселье и ирония сменились сосредоточенной задумчивостью. Собеседник, видимо, не склонен был прерывать его размышления: он стоял, прислонившись головой к стене, занятый своими мыслями. Наконец юрист стряхнул с себя задумчивость с той поражающей внезапностью, которая, видимо, была ему вообще так свойственна, подошел к окошку и, указав Уайлдеру на судно во внешней гавани, коротко спросил:

– Вы не потеряли интерес вон к тому судну?

– Нисколько. На такое судно приятно смотреть моряку.

– Не хотите ли попытаться проникнуть на него?

– В такой час? И один? Я ведь не знаю ни капитана, ни кого-либо из команды.

– Можно выбрать и другое время, а моряка всегда радушно встретят его товарищи по профессии.

– Эти работорговцы не очень-то охотно принимают гостей. У них есть оружие, и они умеют держать чужаков на расстоянии.

– Разве у моряков нет пароля, по которому узнается собрат? Каких-нибудь фраз вроде «разрезать волны кормой» или других многозначительных выражений вроде тех, что мы сейчас слышали?

Уайлдер, в свою очередь, пристально взглянул на собеседника, видимо, обдумывая, как отвечать на его настойчивые вопросы.

– Почему вы меня об этом спрашиваете? – холодно спросил он.

– Потому что я убежден в том, что нерешительность не завоюет корабля так же, как «никогда робкое сердце не завоюет красавицу». Вы сказали, что ищете места. Будь я адмиралом, я бы назначил вас своим флаг-капитаном. Когда нам в суде нужно вынести постановление, мы предварительно нащупываем почву. Но, может быть, я, совершенно незнакомый вам человек, говорю слишком свободно? Во всяком случае, не забывайте, что, хотя это совет юриста, он вам дается бесплатно.

– И ввиду столь необычайной бескорыстности заслуживает большего доверия?

– Об этом уж вы сами судите, – ответил незнакомец в зеленом, с большой осторожностью ставя ногу на лестницу и начиная спускаться, так что вскоре моряку оставалась видна только его голова. – Ну, теперь я в буквальном смысле слова рассекаю волны кормой, – добавил он, так как спускался, пятясь задом; ему, видимо, доставило большое удовольствие сделать ударение на этих словах. – Прощайте, друг мой! Если мы больше не встретимся, советую вам никогда не забывать о крысах ньюпортских развалин.

С этими словами он исчез из виду, и мгновение спустя его тонкая фигура виднелась уже внизу. Тут он повернулся и самым хладнокровным образом изо всех сил толкнул лестницу ногой, так что это единственное приспособление для спуска свалилось на землю. Затем, взглянув на изумленного Уайлдера, он небрежно кивнул ему, еще раз попрощался и быстрым шагом вышел из-под арки.

– Странный, чтобы не сказать наглый, поступок! – проворчал Уайлдер, который таким образом оказался в башне пленником.

Убедившись, что он не сможет прыгнуть в люк, не повредив себе ног, молодой моряк бросился к окошку, чтобы пристыдить предателя или удостовериться, что тот всерьез бросил его на произвол судьбы. Но юрист был уже так далеко, что ничего не смог бы услышать. Уайлдер остался на месте, не зная, что ему предпринять.

Пока происходили все описанные выше сцены, Фид с негром прилежно уничтожали содержимое своего мешка, сидя под забором, где мы их оставили. Фид уже насытился, к нему вернулась страсть всех поучать, и в ту самую минуту, когда Уайлдер оказался один в башне, Дик прилежно наставлял негра в деликатном вопросе о том, как вести себя в смешанном обществе.

– Так вот, Гвинея, – сказал он в заключение, – для того чтобы в обществе иметь руль на ветре, никогда нельзя бросать все к черту и выходить из спора кормой вперед, как ты нынче поступил. По моему разумению, этот господинчик Найтингейл много храбрее в баре, чем па палубе в шквал. И, если бы ты, видя, что в споре я становлюсь на траверз 3333
  Траверз – направление, перпендикулярное диаметральной плоскости судна.


[Закрыть] к его носу, держал руль к ветру так, чтобы ударить в его корму, мы бы взяли его в такой оборот, что парень совсем осрамился бы в глазах слушателей… Кто это там вопит? Какой повар закалывает соседскую свинью?

– Господи! Мистер Фид, – вскричал негр, – это мистер Гарри! Он высунул голову из пушечного порта там, в маяке, и голосит, словно матрос в шлюпке с вынутой втулкой!

– Ну-ну, уж он-то сам сумеет поставить брамсель или бомкливер! У этого парня, когда он начинает голосить, глотка как французский рожок! И какого черта он скликает людей к этой истрепанной ветрами развалине? Во всяком случае, если ему приходится одному управляться со своей посудиной, он один и виноват: начал сражение без барабанного боя и даже не собрал своих людей.

Однако сообразив, в каком положении оказался их товарищ, Дик с негром поспешили к башне и вскоре приблизились к ней настолько, что могли разобрать его слова. Кратко и четко, как подобает морскому офицеру, отдающему команду, Уайлдер велел им поднять лестницу. Оказавшись на свободе, он поспешно спросил, не заметили ли они, в каком направлении скрылся незнакомец в зеленом.

– Вы имеете в виду того парня в сапогах, что старался там, на пристани, просунуть свое весло в чужую уключину?

– Того самого.

– Он пошел круто к ветру, пока не обогнул вон тот сарай, потом переменил галс и направился к юго-востоку, в открытое море, и, думаю, поставил на реях все свои лиселя, так как шел чертовски быстро.

– За мной! – крикнул Уайлдер, устремившись по указанному Фидом направлению и не слушая больше его объяснений.

Но поиски оказались напрасны. Хотя они расспрашивали всех и каждого даже после захода солнца, никто не мог им сказать, куда девался незнакомец в зеленом. Кое-кто видел его и обратил внимание на его необычный костюм и дерзкий, проницательный взгляд. Но, по всем данным, он исчез из города таким же странным и загадочным образом, как появился.