Текст книги "Таинственный замок"

Автор книги: Джеймс Кейбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 27
Предусмотрительность Хоприга

Хоприг вошел внутрь и положил дрова на пол.

– Ну, вот и я. А! Да к нам пожаловал мой ужасный подопечный! Да еще и собирается бросить мне вызов.

С такими словами Хоприг подошел к Флориану и сердечно пожал его руку.

– Но, месье, будем следовать логике! Мы встречаемся как враги, – начал герцог.

– Частенько именно так можно достичь полного взаимопонимания. Предполагаю, вы прибыли в мое скромное жилище по поводу своей сделки с Жанико, – ответил святой.

– Потому, что я дал слово. Но, похоже, все в Верхнем Морвене осведомлены о моих делах! – уточнил Флориан.

Хоприг повернулся к Мелиор и выразительно покачал головой.

– Теперь вы видите, мадам, что наша предосторожность вполне оправдана. А сейчас, мой дорогой сын, не беспокойтесь более о вашем контракте с силами зла. Отложите в сторону свое оружие и отужинайте с нами. У меня для вас превосходные новости. Вы обязались принести в жертву Жанико первого ребенка, что родится у вас и мадам Мелиор, после чего она должна исчезнуть. Так вот, ваша сделка изжила себя – вы никому ничего не должны.

Флориан безнадежно посмотрел на жену, затем на колыбель, и сказал:

– Я не мог допустить такую грубую оплошность.

– К счастью для человечества, сын мой, большинство людей попросту глупы.

– Давайте не будем производить впечатление блеском ума и поговорим начистоту, – прервал его Флориан.

– Хорошо. Так вот, когда у меня зародились подозрения – еще в Бранбелуа – я связался с высшими силами и Ангел Летописец снабдил меня точной копией вашего первого разговора с Жанико. Он не очень-то охотно выполнил мою просьбу, но я настоял на своих правах святого, и в итоге, после некоторых неприятных моментов, он вручил мне запись. Определенно, надо быть построже с ангелами, если хочешь получить от них хоть малейшую пользу. Ну а после того, что я узнал, не было ничего проще, чем расстроить ваши планы: нужно лишь предотвратить рождение именно вашего ребенка от Мелиор для того ужасного ритуала. И вот я посоветовал принцессе поступить следующим образом: сначала подождать и убедиться в том, что вы достойны стать отцом ее ребенка.

– Да, пожалуй, ваш совет беспрецедентен. Особенно странно звучит он из уст христианского святого, – сурово заметил Флориан.

Герцог старался, по крайней мере, говорить строгим тоном. Однако ужасная новость сразила его, и сейчас Флориан, который так часто думал, что же люди подразумевают под страхом, испытал его в полной мере.

– Совет Хоприга служил для вашего же блага и спасения вашей бессмертной души. Хотя, я думаю, все мужчины одинаковы и чем больше ты для них делаешь, тем меньше они ценят твою заботу… – произнесла Мелиор.

– Могу я поинтересоваться, мадам, не показавшись назойливым, кто же помог вам претворить этот совет в жизнь?

– О, ну конечно же, она получила необходимую помощь от меня. Уж я-то никогда не жалею сил на благое дело такого рода: всю ночь напролет, сын мой, я усердно трудился во имя вашего спасения. Собственно, это моя прямая обязанность как вашего небесного покровителя, любой ценой оберегать вас от падения в бездну грехов. И потом, вряд ли можно доверять такие дела кому-то со стороны не боясь скандала, – ответил за нее Хоприг.

Флориан смотрел то на одного, то на другого.

– Так значит, во избежание скандала моя жена и мой небесный покровитель спали вместе: и красота и святость – даже они! – должны объединяться во избежание оскорбления окружающих своим поведением. Позвольте мне заметить, что ваша логика сомнительна.

– Но мой дорогой, разве нет логики в том, что мы оба действовали для твоего же блага? Так часто случается, что со стороны логика не видна, если же взглянуть в корень проблемы… – ответила Мелиор.

– Мадам, давайте не будем спорить. Я уверен, что вы поддались убеждениям и посмотрели в корень проблемы. Но вот месье Хоприг, без сомнения, исполнял свои обязанности… – стараясь не выказать злобу, прервал ее Флориан.

Хотя герцог говорил с возмущением, в его сердце царили отчаяние и ужас. Обнаружить, что ты обманут само по себе не страшно для человека, который сам соблазнил столько чужих жен: оказываться в дураках – основное занятие мужей. Кроме того, рассудок уже подсказывал герцогу, что святой последовал чтимому древнему обычаю многих наций, который делегировал как раз те полномочия, что взял на себя Хоприг своим наиболее почитаемым святым.

Флориан достал табакерку. С высоко поднятой головой он хорошенько вдохнул…

Ну конечно же, размышлял герцог, повсюду были священники: Брахманы Малабара, пиачи Аравока, дайды Лайсии, чодсы Дерсимских холмов, анкуты у эскимосов – все они выполняли подобный ритуал, когда женщина собиралась выйти замуж. Подобные прецеденты имели место в любом уголке земного шара до того, как человечество подпало под влияние цивилизации, а значит, у него нет повода для жалоб. Надо следовать логике. В сущности, лишь проповеди Святого Писания да лекции для монастырских воспитанниц уделяют внимание сохранности определенных физиологических особенностей. Возможно, в этом есть свой смысл. Но в то же время подобные теории содержат зерно неосмотрительности, подобно тому, как сегодняшние письма еще на почте могут быть прочитаны не в пример их предшественникам, на которых сначала надо было сломать печати. Нет, надо следовать логике…

Флориан закрыл табакерку. Ее крышку все еще украшал портрет бедняги Филиппа, пострадавшего без всякой пользы для кого-либо. Герцог сожалел о содеянном. Он положил табакерку в кармашек жилета…

Усердие и предусмотрительность Хоприга, таким образом, не давали философу повода быть неудовлетворенным. Но тем не менее в сердце Флориана царили отчаяние и ужас. Условия сделки невозможно выполнить; единственно возможный выход для джентльмена, давшего слово и желающего сдержать его, – продолжить семейную жизнь со своей расколдованной принцессой по крайней мере – о ужас! – еще целый год…

Герцог вытянул правую руку и стряхнул с пальцев остатки порошка. Он любовался своими длинными белыми пальцами. Но все складывается просто ужасно, а он должен сказать хоть что-то. Мелиор и Хоприг ожидали от него ответа. Небрежным жестом Флориан поправил кружевной воротник.

Неожиданно он почувствовал прилив радости – герцог вспомнил, что условности современного общества позволяют ему спровоцировать святого и вынудить его уничтожить своего подопечного. Невозможно даже представить себе жизнь вблизи Мелиор с ее невыносимой болтовней, целый год сплошного раздражения под одной крышей с идиоткой, рядом с ее сияющей и безупречной красотой, принадлежащей ему, – преданный романтик все еще мог спастись от телесного уничтожения в земной жизни и вечного проклятия в небесной. И все из-за этических условностей! Из-за тех условностей, которые – как он сам раньше утверждал – делали человеческое бытие среди земных наслаждений столь приятным и куда более привлекательным, чем жизнь дикарей с их низменным существованием, руководствовавшихся лишь инстинктами. Пиачи, брахманы и анкуты – всего лишь дикари, и их непристойные обычаи просто отвратительны…

– Мадам, каков бы ни был контраст между вашими намерениями и целями вашего советника, я взываю к традициям, унаследованным от предков. Я – де Пайзен. Меня не волнуют абстрактные рассуждения, и я не намерен пользоваться уловками, подобными вашим. Предпочитаю действовать прямо, как положено джентльмену – я отомщу за оскорбление, – произнес Флориан с достоинством.

Увидев, как становится темнее и ярче нимб над головой Хоприга, герцог бесстрашно нанес святому удар в челюсть.

– Да поможет мне святой Михаил! – воскликнул Хоприг и пошел прямо на Флориана, не пытаясь сотворить никакого чуда.

Как только он произнес эти слова, раздался сильнейший раскат грома. Грохот, с его долгим эхом, от которого задрожали стекла в окнах, казался ужасным. Но Хоприг вовсе не ужаснулся. Напротив, он отстранился от герцога и неодобрительно улыбался.

– Боже мой! Я опять все напутал. Думаю, они снова будут ругать меня, – сказал он.

Глава 28
Очень двусмысленно

Как только последний отзвук грома затих и Мелиор отправилась успокаивать проснувшегося младенца, в хижину вошел высокий воин. На нем были великолепные старинные доспехи, наколенники защищали стройные ноги, но шлем не скрывал его прекрасных кудрей. Он прислонил к стене свой восьмиугольный щит, украшенный серебряной резьбой и красными полосами. Гость негодующе шуршал крыльями.

– В самом деле, Хоприг, ты переходишь всякие границы. Нельзя же, в конце концов, отрывать небесных князей от их забот ради кулачного боя! – произнес пришедший.

– А чего еще ты ожидал, дорогой Михаил, от бесплодной попытки сделать святых из моих людей?

Голос показался Флориану знакомым. Он вдруг заметил, что Жанико тоже стоит рядом, но уже не в том откровенном виде, что на праздновании дня зимнего солнцестояния, а в том облачении, что было на нем при их первой встрече. Было ясно, что Жанико и Архангел отлично знают друг друга. Святой Михаил ответил:

– Тебе хорошо смеяться, а вот мне вовсе не до смеха. Угораздило же людей канонизировать Хоприга! Теперь, когда он призывает кого-либо из нас, формально обязанных помогать святым во всех их делах, мы должны хотя бы посмотреть, в чем тут дело. А он постоянно использует свою привилегию в самых неподходящих случаях. Скажу тебе…

– Идите же сюда, месье Святой Михаил. Не забывайте, что здесь дама, – вставил Хоприг, указывая рукой в сторону Мелиор. Она не обращала внимания ни на одного из вошедших и занималась только ребенком.

– Что касается того, сколько раз ты отрывал меня от дел по всяким пустякам – нет, я не скажу больше ни слова. Достаточно заметить, что дело принимает тревожный оборот и начинает досаждать кое-кому наверху. Церковь канонизировала тебя, и мы не должны оспаривать ее решений. Так мы и делали последнее время. Я не отрицаю, что если бы можно было хоть что-то сделать с тобой… – по-моему, надо дать церкви право изымать недостойных святых из своих списков…

– Ты можешь просто избавить землю от него, Михаил. Столб молнии – не такое уж сложное заклинание, – предложил Жанико.

– Я учту это. Но боюсь, такой исход принесет больше вреда, чем пользы. Высшие силы могут оскорбиться подобным отношением к святому и прознать, откуда взялась молния. Кроме того, как святой, он после смерти должен вознестись в обитель вечной славы. Сам понимаешь, я в последнюю очередь могу навредить ему.

– Да, я понимаю. Ты столь же предан церкви, как и я. Разница лишь в мотивах. Нет, я не защищаю этого святого. Он обманул меня – достаточно хитро, но без всяких понятий о чести, которая обычно привносит столько двусмысленности в дела небесные – с ребенком мадам Мелиор. Я называю только мать, поскольку, как я понимаю?..

Он повернулся к Флориану и поднял брови.

Герцог ответил:

– Да, месье Жанико, похоже, я стал жертвой лишнего усердия Хоприга, решившего во что бы то ни стало выполнить свой долг моего небесного покровителя.

– А! А я-то думал, что вы страстная натура, герцог! Ну, о ребенке в любом случае нечего беспокоиться. Сам я не особенно люблю детей…

Флориан изумился.

– Тогда с какой целью?..

Жанико сделал неопределенный жест рукой.

– Просто мои слуги очень любят младенцев. Да, они умеют использовать детишек по назначению, добавив сок водяного пастернака, перец и завернув их в фольгу. А я стараюсь по мере возможностей доставлять удовольствие тем, кто мне служит. Так все же, вернемся к сути дела: если я проиграл, то признаю это. Ваша расколдованная принцесса останется с вами, и я не стану предъявлять никаких претензий до тех пор, пока великая любовь между вами не принесет, наконец, своих плодов… – улыбнулся Жанико.

– Месье Жанико, вы только что создали замечательный прецедент, признав свое поражение. Я вел себя очень осмотрительно, когда заключал с вами сделку ради обладания безупречной красавицей принцессой. Осторожность оставила меня теперь. Я не способен прожить с ней целый год, и даже месяц, и даже полчаса! Поймите, я становлюсь истеричным. Непостижимо, что передо мной та женщина, которую я боготворил так долго! Мое сердце разбито, и я раскаиваюсь во всех преступлениях, что совершил ради нее. Так будьте же милосердны – давайте заключим еще одну сделку: заберите ее от меня! Я готов сделать все, что вы захотите – взмолился Флориан.

Жанико глубоко вздохнул.

– Вот и все вы таковы! Вы изворачиваетесь и торгуетесь только ради собственных желаний, и цена не имеет для вас значения. Я не понимаю своих людей, и эта неспособность понимать их беспокоит меня. Хотя скажу тебе, Флориан, я знал, чем все кончится еще при первой нашей встрече. Но тогда ты был наивным романтиком, человеком, лелеющим нечеловеческие идеалы. А я терпеть не могу никаких идеалов… – Жанико оборвал фразу на полуслове и погрузился в размышления. Чародей переводил взгляд с одного на другого из присутствующих с видом дружеского неодобрения.

– Интересно, почему это вы все выглядите такими мрачными? Я люблю видеть счастливые лица вокруг себя, – поинтересовался он.

Ему ответил Михаил:

– Тебе-то хорошо философствовать и скалить зубы. Но насмешки вызывают религиозные сложности, а философия многократно углубляет их. Хотя, если ответить на твой вопрос, почему я выгляжу мрачно, то это из-за нашего святого-скандалиста и неприятностей, которые он навлекает на небеса, да и на ад тоже. После всех наших многочисленных обсуждений его персоны, так и не нашлось подходящего места во вселенной, куда можно было бы его поместить.

Жанико воскликнул:

– Но ведь все очень просто. Пусть Хоприг, Мелиор и их ребенок вернутся в Бранбелуа в те старые времена, когда он еще не являлся святым. Пусть они вернутся в таинственное место, во время, которое не существует более нигде на земле, кроме Бранбелуа. Земля будет, таким образом, избавлена от вашего святого-скандалиста, Хоприг от своего нимба, а Флориан от жуткой истерии. Мелиор и Хоприг перестанут быть реальными существами, оставшись лишь героями легенд о безмерной красоте и святости. Никто нигде не пострадает от такого решения. Я предлагаю выход потому, что люблю видеть счастливые лица вокруг себя, счастливые лица повсюду – даже на небесах.

Восторженный Михаил ответил:

– Ты очень хитер, Жанико. Мы на небесах не можем сравниться с тобой в этом. Тем не менее не пойму, как это нам не пришел в голову такой простой и очевидный выход – вернуть Хоприга в Бранбелуа.

Архангел взглянул на святого.

Хоприг улыбнулся, как всегда благожелательно, но не раскаиваясь в своих оплошностях. Он ответил:

– В конце концов, я достаточно насмотрелся на новый мир в качестве начинающего святого. Да и нимб иногда мешает мне расслабиться. И уж конечно, нет никакого удовольствия постоянно препираться с упрямыми ангелами. Так что я склонен предоставить право выбора Мелиор.

Мелиор поднялась с табурета у колыбели, где младенец, разбуженный неожиданным громом, вновь погрузился в глубокий сон. Принцесса взглянула на Флориана, ничего не говоря. Она улыбалась довольно печально. Герцог знал, что нигде в мире не увидит он больше такой же очаровательной и безупречной красавицы, как его расколдованная принцесса.

Флориан произнес:

– Несчастная! Но во имя земли, неба, моря, царства небесного и геенны огненной – согласись! Как только ты вновь станешь легендой, ко мне вернется прежнее чувство восхищения и любви к тебе, той красоте, которую приятно видеть, но не слышать.

– Да, думаю, что так оно и случится. Ради нашего общего блага будет лучше, если мы с Хопригом вернемся в Бранбелуа, в те времена, когда я еще не стала твоей женой. Из-за ребенка Хопригу, наверное, придется жениться на мне. Но он, по крайней мере, принимает женщин такими, какие они есть, – ответила ему Мелиор.

– Полагаю, вы говорите образно, но в любом случае уверен, что вы не хотели и сказать ничего плохого. Так вернемся же домой, моя дорогая.

Флориан попрощался с обоими. Герцог оставил надменную манеру смотреть на людей свысока – за последний час он утратил свой обычный вид человека веселого и немного раздраженного. Месье лишился роли самодовольного весельчака из высшего общества.

– Теперь, когда вы оба вновь становитесь легендой и символом, я смогу, быть может, еще раз уверовать в любовь и святость. Весьма прискорбно и совершенно напрасно некоторые люди стремятся ввести их в свою повседневную жизнь. Такие вещи хороши только для любования ими со стороны. Невозможно достичь абсолютной красоты и святости в земном бытие. Но нам необходимо верить в красоту, и мы убеждаем себя, что она существует: память говорит, что она была, а оптимизм – что будет. Некоторым кажется, что они видели ее где-то рядом, но они попадают в ловушки романтики и иллюзий. Это глупо и тривиально.

Мелиор вставила слово как всегда не вовремя:

– Ах, как меня раздражает, когда точно помнишь, что принес собой шляпу, а потом нигде ее не находишь… Да-да, продолжай, Флориан. Да вон же она, на гвозде возле дверей! Мы все слушаем тебя, дорогой.

Флориан продолжил:

– Хотелось бы верить, что святость все-таки существует в нашей жизни. Однако я обнаружил, что даже она смешивается с некоторой, как бы поточнее выразиться, двусмысленностью… Человечество обладает многими достоинствами, но – как мне кажется – они не вызывают особого восхищения. Ко всем, кого узнавал близко, я испытывал некоторое чувство приязни, но напрочь утрачивал уважение. Подозреваю, что человек не наделен ни добродетелью, ни порочностью: его моральные качества вообще весьма посредственны. Поэтому красота и святость останутся для меня вещами, о которых приятно размышлять, и к которым весьма опасно стремиться, ибо они абсолютно недостижимы в земной жизни. Не знаю, почему это так, но уверен, что нарушил некий закон, говорящий, что лишь посредственность имеет право на существование где бы то ни было. Вот почему я понес наказание и подвергся высмеиванию.

– Да, но ты также наказываешь всех присутствующих своим многословием… – прервал его Жанико.

– Я также не нахожу повода для высокопарных речей и помпезности, сын мой, и не намерен выслушивать нравоучения от запутавшегося в собственных желаниях человека. Достаточно уже того, что твои романтические устремления огорчили небожителей и вызвали – я воздержусь от иронии в адрес нашего коричневого собеседника – неблагоприятный отзыв даже в аду. Я уже молчу о том, что могло произойти с моим храмом Лоу Гиффса за то время, что я находился по вашей прихоти в здешнем мире.

– Ваш храм Лоу Гиффса! Возможно ли, месье, что, будучи столько месяцев христианским святым, вы собираетесь вернуться к своим языческим верованиям в Бранбелуа? – печально произнес удивленный герцог.

– В любое время, сын мой, я готов посвятить себя лучшей из церквей. Но от природы я нуждаюсь в стабильности, подкреплении своих дел традициями и поддержке хороших людей. Новая вера способна увлечь горячие головы, вроде бедняги Хоррига, но только не меня. Я пришел к выводу, что любая религия, однажды получившая достаточное количество приверженцев и уважение со стороны людей, действует на своих последователей лучше, чем какая-либо другая. Тем не менее, каждый стремится также занимать соответствующее положение в обществе. Да просто глупо спорить на тему, какая религия лучше – сейчас не место и не время для подобных диспутов… Нет, Флориан, жизненное кредо может меняться в отношении чего угодно, кроме верности своей церкви, в особенности для прелата. И вот что я еще скажу тебе, Флориан – не забудь этого, когда мы с Мелиор уйдем – абсолютно все мужчины и женщины всего лишь смертные и несовершенные существа. С этим ничего не поделаешь. В любом случае, тебе придется присмотреть себе другого небесного покровителя теперь, когда рассвет уже приближается и последняя туча уходит на запад, – сказал Хоприг и некоторое время с легкой жалостью смотрел на Флориана.

Мелиор взяла на руки спящего младенца, ничего не говоря и мило улыбаясь герцогу. Затем она и Хоприг воспарили на золотое облако и навсегда исчезли из жизни Флориана. Он размышлял о том, что через несколько мгновений они вновь окажутся в таинственном месте в глубине Акайра. Волшебное сияние рассеялось, а герцогу вспомнилось детское желание стать достойным тех небесных созданий, которыми долгие годы были для него Хоприг и Мелиор. Он с тоской думал о своем устремлении и той блаженной невежественности, которую ничто уже не могло вернуть ему.