Текст книги "Дикая связь"

Автор книги: Джей Бри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Руки Гейба бегают вверх и вниз по моей спине в успокаивающем движении, и он не подбадривать или перебивать, слава Богу. Я не знаю, смогла бы я это сказать, если бы он это сделал.

– Он толкнул меня в школе на игровой площадке. На земле лежал острый камень, и я порезала руку. Мой дар вырвался и ударил его со всей силы. Я не сразу поняла, что могу делать. В спешке я использовала все три дара, и он оказался на земле, без мозгов, но корчась, прежде чем у меня появился шанс даже встать. Он был просто маленьким ребенком, просто засранцем, который не знал, как говорить об эмоциях, потому что… ну, ему было шесть. Теперь он мертв. Мой дар медленно разъедал его мозг, пока родители не отключили его от системы жизнеобеспечения, когда ему было двенадцать. Может, вы, ребята, и не монстры, но… ну, я – да.

Мне не нравится говорить об этом. Мне не нравится говорить о любом из случаев, когда я использовала свой дар, даже о тех, когда я уверена, что человек заслуживал этого, но разговор о Лукасе входит в тройку моих лучших тем «нет».

Сразу после несчастного случая с моими родителями.

– Я чуть не убил Грифона, когда первый раз обратился.

Мое сердце заколотилось в груди, и я подняла голову, чтобы посмотреть на него. Он сглатывает, встретившись с моим взглядом, и мне требуется секунда, чтобы понять, что он беспокоится, что я рассержусь на него.

Я только что сказала ему, что из-за меня шестилетний ребенок умер медленной и мучительной смертью, а он боится меня разозлить.

– Я запоздал со своим даром, в основном потому, что у меня было прекрасное детство, и мои родители очень оберегали меня. Моя мама была Центральной для моего отца и других своих Связных, но Джон погиб во время Беспорядков еще до моего рождения, поэтому родители завернули меня в вату. У меня не было первого обращения, пока ты не исчезла.

О Боже. Я снова опускаю голову ему на грудь и поглаживаю его по руке, просто небольшое успокаивающее движение, чтобы показать ему, что я здесь, слушаю и не осуждаю его за все это.

Как я могу?

– Мой отец и так был напуган тем, что я был в Связке с Дрейвенами, мы получили новости только за день до этого, а когда Грифон пришел сказать нам, что тебя нет, я просто… потерял контроль. Я обратился и понятия не имел, что происходит. Я не понимал, как работает обращенный мозг, поэтому я… черт, я не знал, что делаю. Когда я наконец обратился обратно, Грифон был сильно покалечен. Мой отец залечил его, как мог, но шрамы остались. Черт, мои родители были в ярости на меня. В ярости от того, что их единственный сын стал перевертышем, да еще и состоял в самой опасной группе Связных. Я был для них самым плохим ребенком, а потом… мой отец умер. Не помню, когда я в последний раз говорил ему, что люблю его, потому что я был таким козлом по отношению к нему.

Мне хочется плакать за него.

Если кто и понимает боль и горе, которые возникают из-за сожалений о своих родителях, так это я. Поэтому я знаю, что ничего не могу сказать ему, что сделает это лучше, ничего, что может залечить такие раны, поэтому я уткнулась лицом в его шею и обняла его. Мы просто лежим, обнимая друг друга без всякого осуждения, потому что кто еще может понять твои уродливые моменты, как не твой Связной? Человек, которому суждено любить тебя, несмотря ни на что, и впервые… Я, возможно, думаю о том, чтобы поверить в это. Поверить в то, что он может любить все сломанные, чудовищные, ужасающие части меня.

Мы засыпаем с включенным телевизором, запутавшись друг в друге, его лицо так близко к моему, что я чувствую его, как боль в груди.

Я сплю как мертвая, мои узы довольны тем, что он мой.

***

Единственное, что может быть мучительнее, чем просыпаться с мужчиной, обнимающим тебя, который, как ты уверена, едва может тебя терпеть?

Проснуться сверху на мужчине, в которого ты уже готова влюбиться, одна его рука сжимает твое бедро, а другая изгибается вокруг твоей задницы, чтобы притянуть тебя к себе покрепче. Твое лицо прижато к его груди, его бедро – между твоими, а его член упирается в твой живот.

Я никогда не хочу двигаться.

– Ты опоздаешь, – бормочет Гейб мне в волосы, когда мой будильник срабатывает в третий раз, но мне на самом деле все равно.

Когда я говорю об этом Гейбу, он усмехается и целует меня в макушку. – Сейчас ты так говоришь, но Грифон – это гребаный кошмар, если он думает, что ты бездельничаешь.

Я стону, отстраняясь от него, мои узы кричат о потере всего его тепла. – Я не уверена, что он может быть более суров ко мне. Господи, я могу умереть, если он это сделает.

Гейб улыбается и потягивается, но не двигается с подушек. – Тогда лучше пошевели своей хорошенькой задницей, Связная.

Я ненавижу его.

Ну, не ненавижу, но, честно говоря, я бы рискнула умереть, чтобы остаться с ним в этой постели, но этому не суждено случиться. К тому времени, как я выхожу из его комнаты, Гейб снова крепко спит. К счастью, я нахожу горничную, моющую окна, которая доводит меня до лифта, и оттуда я могу спокойно спуститься в спортзал. Мне приходится поднапрячься, чтобы добраться туда вовремя, и я оказываюсь у дверей одновременно с Грифоном.

Он идет с противоположного направления, чем я, и, слава Богу, узы послушны и довольны в моей груди, потому что очень маленький и тихий уголок моего мозга задается вопросом, где он был всю ночь, если сейчас пять утра и он идет с другой стороны района.

Он смотрит на меня, и его глаза быстро пробегают по моему телу вверх и вниз, прежде чем он отводит взгляд и ругается. Я опускаю взгляд, но на мне только шорты и одна из футболок Гейба, такая же, как и вчера. Мой желудок снова опускается. Ненавижу чувствовать себя так, черт возьми.

– Как ты себя чувствуешь сегодня? Твои узы под контролем? – говорит Грифон, открывая дверь и начиная открывать спортзал.

Я следую за ним, бросаю ключи и телефон на пол у матов и сажусь, чтобы сразу приступить к растяжке. – Я в порядке. План Норта творит чудеса, у меня все под контролем. Надо будет поблагодарить его.

Я отказываюсь выглядеть соплячкой. Я подавлюсь этим «спасибо», но скажу его, даже если это убьет меня.

Он медленно кивает, пригнув голову, и достает из мини-холодильника пару бутылок воды для нас обоих. – Пройдись еще раз по позициям, мы будем делать то же самое, что и вчера.

Он ведет себя странно, но мой желудок все еще в узлах, поэтому я просто приступаю к тренировке, как будто все в порядке. Притворяться, пока не получится, это старая, но эффективная стратегия, которая, я уверена, сработала бы, если бы он мог сделать то же самое.

Но он не смог.

Мы переходим к спаррингу, и мне уже лучше, я быстро улавливаю эти вещи, теперь, когда сосредоточена на том, чтобы сделать все хорошо. Удивительно, как все происходит, когда ты отчаянно пытаешься не выглядеть некомпетентной или ленивой перед своим тренером.

Когда Грифон в сотый раз бросает меня на маты и выбивает из меня воздух, я думаю о том, чтобы умереть здесь, просто сдаться и позволить себе просто умереть. Он стоит надо мной и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться с задницы, но все еще ведет себя пугливо и странно. Это заставляет меня чувствовать себя неловко.

Поскольку смерть не является вариантом, я заставляю себя повернуться к нему лицом и спрашиваю: – Если что-то случилось, ты можешь просто… сказать мне? Я бы не хотела иметь дело с твоим странным поведением.

Это заставляет его посмотреть прямо на меня. Шрам над его глазом сегодня выделяется для меня больше, в основном потому, что теперь я знаю историю, связанную с ним. Ему повезло, что он не потерял глаз, и я молча благодарю отца Гейба за это.

Даже если он и считает моих Связных монстрами.

– Ничего страшного, – говорит он, и когда я закатываю на него глаза, он пожимает плечами. – Ты выглядишь лучше. Я был просто потрясен тем, насколько лучше ты выглядишь.

О, вау. Вау.

Он так чертовски хорош в поиске идеального места, чтобы воткнуть нож в мое нутро и повернуть. Я опускаю руки и киваю ему, гримасничая, но больше не могу сдерживать саркастический ответ: – Боже, спасибо! Я уже приблизилась к вашим стандартам, или мне следует ожидать, что со мной будут обращаться как с гражданином второго сорта все оставшееся время? Знаешь что, ты должен снова рассмеяться мне в лицо, это то, что нужно в данной ситуации!

Я бросаю взгляд на часы. У нас осталось еще десять минут, но я ни за что не собираюсь просто стоять и смотреть на это дерьмо. Я наклоняюсь и хватаю свою бутылку с водой, чтобы допить ее и взять свои вещи, чтобы убраться отсюда. Бег назад должен прояснить мою голову достаточно, чтобы не прикончить всех, с кем я столкнусь сегодня.

Чертовы Связные!

Грифон ловит мой локоть и крутит меня, притягивая к своей груди и хмурясь. – О чем ты, блядь, говоришь? Я имел в виду, что ты выглядела измотанной, уставшей и совершенно безжизненной на протяжении нескольких недель. Мы беспокоились, что ты вот-вот либо упадешь замертво, либо сойдешь с ума, как Ансер.

Ладно, серьезно, кто, блядь, такой Ансер?

Блядь, соберись, Оли!

– Я иду домой. Возможно, я готова и хочу узнать все о том, как защитить себя, но я не собираюсь просто стоять и терпеть это дерьмо от тебя. На сегодня с меня хватит.

Я пытаюсь отвести свой локоть от него, но он не отпускает меня. Когда я делаю шаг назад, он сбивает меня с ног, возвращая обратно на маты и прижимаясь своим телом к моему. Мы уже достаточно занимались этим, чтобы я спускалась и приземлялась правильно, так что это совсем не больно, но я плююсь от злости на него за то, что он притянул меня к себе.

Но это не имеет значения, потому что я снова не могу двигаться, когда он прижимает меня к себе.

– Хоть раз я хотел бы иметь возможность поговорить с тобой без необходимости делать это с тобой, – огрызается он, и даже мои узы злятся на это.

– Мне чертовски жаль, что ты должен быть рядом со мной!

Грифон двигается так, что использует только одну руку, чтобы прижать мою над моей головой, а другой хватает меня за подбородок. – Ты можешь определиться, потому что я не знаю, волнует ли тебя то, что я хочу тебя трахнуть, или то, что я вообще тебя не хочу! Я не могу за тобой угнаться.

Я ненавижу его.

Так близко к нему, с его яркими глазами смотрящими в мои, когда его сила начинает действовать, я хочу закричать на него за то, что он использует ее прямо сейчас.

Я тщательно подбирала слова. – Хотеть от меня силы и хотеть меня – две разные вещи. Я уже знаю, чего ты хочешь, так что не начинай свои игры разума.

Он наклоняется вперед и шепчет мне в губы: – Ты ничего не знаешь, Связная. Ты не задерживаешься здесь достаточно долго, чтобы знать хоть что-то. Как только здесь что-то становится реальным, ты убегаешь, и это не имеет ничего общего с тем, чего я хочу. Ты можешь просто спросить меня.

На секунду я благодарю Вселенную за то, что она позволила мне выйти из оцепенения для этого разговора, потому что еще неделю назад я бы разрыдалась из-за этого. Спросить его? Какого черта я должна спрашивать его о чем-то подобном, когда он сам ясно высказался на эту тему.

Он медленно качает головой. – Это не та девушка, которая побежала прямо в объятия Сопротивления за своей подругой. Куда подевался твой хребет?

Красный флаг машет прямо на меня, я разжимаю челюсть, чтобы выплюнуть: – Почему ты смеялся надо мной? Почему это так чертовски смешно, что я хочу тебя, в то время как мои узы вышли из-под контроля? Почему…

Он обрывает меня своими губами.

На моих.

И мои узы вырываются из груди навстречу ему, обволакивая нас вместе. Он ворчит от силы этого, но не перестает целовать меня, его губы настойчиво прижимаются к моим. Я задыхаюсь от ощущения того, что мы окутаны друг другом, и он пользуется возможностью углубить поцелуй, его язык гладит мой, а его рука крепко сжимает мое запястье.

Когда он отрывается от меня, он бормочет: – Мне плевать на то, будет ли у меня больше силы. Мне плевать на то, что другие люди могут хотеть или думать о нашей группе Связных. Я смеялся, потому что провел недели в твоей постели, пытаясь убедить себя, что могу быть терпеливым и ждать, пока ты будешь готова, и мне было приятно узнать, что, возможно, ты тоже борешься с этим. Я смеялся, потому что ты пришла сюда и вела себя так, как будто выше нас всех, и все же едва держалась рядом со мной. Я не знал, как тяжело тебе было. Я бы никогда не отнесся к этой ситуации легкомысленно.

Я тяжело сглатываю, но когда мои глаза возвращаются к его губам, он поднимается и отстраняется от меня. – У меня тоже есть пределы, ты знаешь. Если ты не хочешь Связи, тогда тебе нужно убираться отсюда.

Глава 14

Прожить день почти невозможно.

Я нахожу себя одновременно и сосредоточенной, и рассеянной. Как будто полностью поглощена работой в классе и делаю все записи, которые мне понадобятся для получения проходных баллов, но не могу поддержать разговор ни с кем из своих друзей.

Сейдж смотрит на меня с любопытством, но не комментирует и не пытается заставить меня собраться с мыслями. Сойер пытается поддразнить меня, но все это просто не укладывается у меня в голове. Феликс сидит с нами только за обедом, и просто следует примеру Сейдж, вежливо оставляя меня в покое.

Гейб очень ласков и весь день спорит с Атласом по любому поводу, чтобы быть рядом со мной. Я благодарна, потому что после утра, проведенного с Грифоном, я чувствую себя в растерянности.

Как будто все, к чему я привыкла, было неправильным.

Я смирилась с тем, что они меня ненавидят. Это было полезно, чтобы держать их на расстоянии. Я убеждала себя, что только мои узы отчаянно нуждаются в их одобрении, но я больше не могу лгать себе об этом. Даже если это приведет к еще большему количеству вещей, которые мне придется проработать.

Например, чувствует ли Норт то же самое?

Он суров ко мне, потому что на самом деле хочет Связи или потому что хочет меня? Мне кажется, что он ясно выразил свое недовольство тем, что застрял со мной, но я просто вижу то, что хочу в этой ситуации, или я все правильно понимаю?

Нокс – это как ящик Пандоры; много «нет, спасибо», потому что если я начну думать о нем, то никогда не остановлюсь. Что такого в его поведении и поступках, всех чертовски ужасных, что не позволяет мне просто забыть о нем?

Мне приходится сознательно заставлять себя не думать о его паническом сердцебиении под моим ухом, о том, как напряглось его тело, когда я оказалась у него на коленях. Брут даже вышел понаблюдать за происходящим, что, по-моему, ближе всего к тому, чтобы увидеть во мне опасность.

– Я думала, совместное пребывание в постели помогает? Должен ли я убить Ардерна за то, что он делает это неправильно? – пробормотал Атлас мне на ухо, и я вздрогнула. Стол вокруг нас освободился, остался только Гейб, но он занят своим телефоном и не слушает.

Я даже не помню, как ушли Сейдж и остальные.

Я прочищаю горло. – Нет, просто… Я говорила с Грифоном сегодня утром, и теперь переосмысливаю всю свою жизнь.

Он медленно кивает, его глаза светлеют, а на губах растягивается небольшая ухмылка. – Да? Как далеко ты зашла в своей жизни? Ты уже добралась до меня?

Я наклоняюсь вперед и инстинктивно прикасаюсь губами к его губам, просто крошечная связь, которая мгновенно заканчивается, но он напрягается и поддается вперед, когда я отстраняюсь. Я хихикаю и кладу руку ему на грудь. – Мне не следовало этого делать. Я не знаю, что на меня нашло сегодня утром.

Он поднимает на меня бровь и снова смотрит на мои губы. – Что бы это ни было, мне это нравится. Целуй меня сколько хочешь, сладкая.

Мои узы мурлычат в груди при звуке его голоса, побуждая узы Атласа вырваться наружу и прижаться к моей коже.

– Вы ведь понимаете, что мы на публике? Господи, прекратите это дерьмо, пока Норт не пронюхал об этом и снова не устроил нам взбучку за ужином, – говорит Гейб, и я закрываю лицо обеими ладонями и зарываюсь в грудь Атласа.

– Не говори мне сейчас «взбучка», – бормочу я, и хотя слова заглушаются моими руками, они оба хорошо меня слышат.

Атлас издает шокированный смешок, а Гейб закатывает глаза, но они обмениваются взглядом, от которого мои узы гудят в груди, отчаянно нуждаясь в них обоих.

Я стону и поднимаюсь на ноги, закидываю сумку обратно на плечо и бросаю на них обоих злобный взгляд. – Какую часть «озабоченные сучки узы» вы двое не понимаете?

Атлас пожимает плечами и хватает меня за руку. – Ты сама начала, но я скажу, что не собираюсь делиться с тобой сегодня. Если тебе нужна куча Связных, тебе нужно выбрать чью-то другую ночь, потому что я хочу, чтобы ты была одна.

Гейб качает головой и пристраивается с другой стороны, беря меня за другую руку. Это должно быть мило, но я определенно чувствую, что они собираются играть со мной в перетягивание каната в битве за доминирование. – Никто не собирается отказываться от своей ночи… кроме, может быть, Нокса. Блядь, надо посмотреть, как пройдет первая ночь, а потом переоценить.

Я также много думала об этом, потому что после Атласа сегодня ночью, завтра будет его очередь, и я тихо офигеваю от этого.

Доверяю ли я Ноксу? Нет, нет, не доверяю. Доверяю ли я оценке Норта в отношении его брата? Тоже нет, хотя мне немного не по себе от этого. Он так искренне уверял меня, что вмешался бы, но у меня также есть ощущение, что у него огромное слепое пятно, когда дело касается его младшего брата.

Доверяю ли я Грифону? Это сложнее. Я верю, что он верит Норту. Это имеет немного больший вес, потому что он может сказать, лжет ли Нокс, так что, возможно, это может быть способом понять, могу ли я пройти через это.

Гейб отправляется на футбольную тренировку, быстро поцеловав меня в щеку, а затем Атлас отвозит меня в кафе на мою смену. Я ожидала, что он оставит меня там, как он обычно делает, немного успокоившись по поводу моей защиты теперь, когда знает, что я могу держать себя в руках, как с моим даром, так и физически, благодаря моим тренировкам, но он припарковался и провел меня внутрь. Я закатываю глаза от его ухмылки Глории, когда он заказывает кофе и достаточно еды, чтобы хватило до конца моей четырехчасовой смены, а затем он устраивается в кабинке, которую назвал своей.

Люди приходят волнами весь день, и студенты, и студенческие братства, и профессора, но я явно пропустила что-то важное в своем сегодняшнем мозговом тумане, потому что все они говорят об одном.

Одного из членов совета выгнали из совета.

Сначала это не кажется мне таким уж важным, потому что я бы уже знала, если бы это был Норт, и совет ни хрена для меня не значит, за исключением того факта, что они продолжают позволять Норту делать со мной все, что он, черт возьми, захочет, без каких-либо последствий. Но потом я слышу имя.

Советник Шарп.

Он был одним из тех двух мужчин, о которых Гейб предупреждал меня перед вечеринкой Сейдж несколько месяцев назад. Он сказал что-то о том, что он будет рыться в моей голове, чтобы узнать все мои секреты… Мне интересно, что может заставить людей выгнать кого-то из совета, когда их места зарезервированы с рождения.

В буквальном смысле.

Норт унаследовал место своего отца, видимо, даже убийства одного из своих Связных недостаточно, чтобы потерять кресло своей семьи. Гейб сказал, что дядя Норта временно занял его, а потом, когда он стал достаточно взрослым, Норт забрал его обратно.

Мне чертовски любопытно, но никто вокруг меня ничего не знает, во всяком случае, открыто об этом не говорят. Я делюсь мнением с Атласом, когда подхожу к столику возле его кабинки, и он пожимает плечами.

– Я могу спросить об этом у родителей, но они будут знать только официальное заявление.

Я киваю и уже знаю, что у нас есть доступ к члену совета, который точно знает, в чем причина, но я уверена, что Норт ни хрена нам не скажет.

И это только заставляет меня снова и снова думать о проблемах со Связными.

Я жду, пока в кафе станет тише, когда последняя волна парней из студенческого братства наконец-то уйдет, и сообщаю Глории, что собираюсь в туалет. По дороге я хватаю свой телефон и закрываю за собой дверь, немного путаясь, пока пишу сообщение Грифону.

Мне нужно попросить тебя об одолжении, и мне очень трудно это сделать, так что, пожалуйста, не будь придурком.

Я не уверена, жду ли я от него ответа, он буквально никогда не пишет мне, но мой телефон почти сразу же зажужжал.

Скажи мне, что тебе нужно.

Ха. Думаю, утренний разговор и выяснения того, что, черт возьми, мы делаем сотворил с нами чудеса.

Можешь, пожалуйста, поговорить с Ноксом о том, что я буду спать в его постели завтра ночью, и убедиться, что он не против? Я не хочу прийти туда, чтобы он разорвал меня на куски из-за этого.

Он не отвечает сразу, а я не могу так долго сидеть в туалете, чтобы Глория не подумала, что у меня СРК или что-то в этом роде, поэтому я отправляю последнее сообщение и убираю телефон подальше, возвращаясь к работе.

Пожалуйста? Я доверяю тебе убедиться, что со мной все будет в порядке.

***

Когда я заканчиваю свою смену, Атлас не отвозит меня обратно в поместье. Вместо этого он везет меня за тако из закусочной, о которой Гейб говорил уже несколько недель. Я не знала, что Атлас наблюдал за мной достаточно внимательно, чтобы понять, как сильно я хочу попробовать это блюдо. Рыбные тако входят в десятку моих любимых блюд, поэтому, когда мы подъезжаем к ресторану, я улыбаюсь ему так широко, что кажется, что мои зубы сейчас вылетят из лица.

– Тебе так легко угодить, Связная. Обувь, еда, свитера, которые я носил… другие – чертовы идиоты, если не могут понять этого.

Я закатываю на него глаза. – Это может быть немного сложнее, но ты выбрал хорошие места для начала.

Он хмурится на меня, когда я тянусь к ручке своей двери, и на негнущихся ногах обходит машину, чтобы открыть ее и помочь мне выйти. Гейб обычно сидит на заднем сиденье и делает это за меня, я не знала, что Атлас тоже придерживается старой школы в этом вопросе. Но это мило. Когда мы делаем заказ, я пытаюсь заплатить за нашу еду. Мне до сих пор не удалось расплатиться с ним за все завтраки, которые он мне купил, но он ведет себя так, будто я пытаюсь смертельно ранить его.

– Ты сказал, что прикроешь меня, пока я не встану на ноги. Ну, сейчас я работаю. Я могу купить нам ужин, – говорю я, махая ему рукой, но он лишь игриво смотрит на меня.

– Только через мой труп, мать твою, моя Связная будет платить за ужин. Кто, по-твоему, меня вырастил? Убери это, пока ты меня еще больше не смутила.

Он говорит это шутливым тоном, но его взгляд серьезен настолько, что привлекает ваше внимание. Я смотрю, как он достает свою кредитку и проводит ей, ухмыляясь девушке, принимающей наш заказ, в очень вежливой, но ледяной манере.

Атлас всегда очень осторожен в том, чтобы быть дружелюбным, но очень недоступным с людьми в кампусе, и когда взгляд девушки скользит по его телу, она останавливается на том месте, где его пальцы переплетаются с моими, и он притягивает меня к себе немного надежнее, так что не возникает вопроса о том, занят он или нет.

Моим узам это очень нравится.

Мы ждем вместе в прохладном ночном воздухе, укутавшись друг в друга, наблюдая, как приходят и уходят другие посетители. Все студенты, которых мы видим, украдкой переглядываются и шепчутся между собой о нас, но мне слишком хорошо в объятиях моего Связного, чтобы поднимать шум.

Как только мы получаем еду, Атлас ведет меня обратно к машине, но вместо того, чтобы сесть, он удивляет меня, осторожно поднимая на капот, чтобы посидеть здесь вместе и поесть.

Я осторожно отхожу назад, чтобы не поцарапать краску и не оставить вмятин. Однако он не так суетлив и просто забирается следом за мной, протягивая мне напиток и расставляя еду между нами. Это идеальный способ побыть вдвоем наедине без нависающей над нами тяжести поместья Дрейвена.

Я копаюсь в тако и могу подтвердить, что это лучшее, что я когда-либо ела. Я слегка стону, набивая рот, и Атлас снова ухмыляется, смещаясь и поправляя себя так явно, что я смеюсь в ответ.

– Дразнилка! И это после всего, что я для тебя сделал, сладкая, – тянет он, и я приветствую его своей едой.

– Я же говорила, что вам всем придется потрудиться немного больше, чем ужин и кино, чтобы произвести на меня впечатление, малыш. – Я в шутку добавляю в конце прозвище, но его глаза вспыхивают, и я думаю, что буду называть его так и в будущем.

Черт.

Я не могу забыться сейчас.

Я проглатываю полный рот и смотрю вдаль, вглядываясь в оживленную ночь вокруг нас. Рядом с нами никого нет, никто не может подслушать, о чем мы говорим, но в этом сонном студенческом городке ранней ночью происходит много интересного.

Фуд-траки пользуются популярностью, и очереди к каждому из них насчитывают десятки человек. Некоторые студенты открыто пьют на парковке, громко смеются и шутят, и мы на минуту словно оказываемся в нашем собственном маленьком пузыре.

– Можешь не волноваться, сладкая. Я не приглашаю тебя на ужин и ни на что не надеюсь. Я просто не хотел делить тебя сегодня вечером, – бормочет Атлас, опираясь на локти и пристально глядя на меня.

Я не понимаю, как он может быть таким… идеальным для меня. Он никогда ничего от меня не требовал. Ни Связи, ни того, чтобы быть вместе, ничего.

Он почти слишком хорош, чтобы быть правдой.

Мой мозг работает на все сто, потому что я должна подтолкнуть его, проверить, выяснить, что на самом деле с ним происходит, потому что если он потом отвернется от меня, я сломаюсь пополам. – Что твои родители думают о том, что ты переехал сюда? Что они думают о том, что у тебя есть монстр Связная?

Мечтательный взгляд сползает с его лица, но он не выглядит сердитым на мой вопрос, только на то, что это не его любимая тема. – Ни один из них не был рад моему переезду. Но я ребенок трастового фонда, так что они ничего не могли с этим поделать. И еще? Не надо больше нести чушь про монстров, Оли. Я знаю тебя. Точно знаю, кто ты, и узнаю монстра, когда вижу его. Это не ты.

Я ковыряюсь во втором тако на подносе, наполовину съеденном и все еще выглядящем аппетитно, даже если мой аппетит начал угасать благодаря моей назойливости. – Но откуда? Как ты можешь знать обо мне все, если ты знаешь только об одном из моих даров? Атлас, это… дар, о котором ты знаешь – мой вторичный. Он не главный.

Он медленно кивает и потирает затылок. – Я не хочу лгать тебе, Оли. Мы многого не знаем друг о друге, многого ты предпочитаешь не говорить мне, и я тоже многого не говорю. Мы оба защищаемся и пытаемся удержать друг друга, пока у нас есть багаж.

Что ж, это правда обо мне. Я знаю это, и хотя я знаю, что у него была целая жизнь до нашей встречи, меня передергивает, когда он говорит, что у него тоже есть секреты.

То есть, ну да, Оли. Конечно, у него есть, как и у всех моих чертовых Связных, но все же. Есть что-то в том, чтобы услышать это, что задевает.

Атлас снова смотрит на меня и ставит свой пустой поднос обратно на капот машины. – Твои глаза, пустота, это то, что заставляет Норта гадать. Он думает, что твоя сила – Нейро, но пустоты говорят, что это не так.

Блядь. Я заставляю себя прошептать: – Это не Нейро.

Он кивает. – Нет, это не так. Я знаю, что нет. Я точно знаю, что это такое, Оли, и я все еще здесь. Я точно знаю, что твой дар делает с людьми, и я не убегаю в страхе. Ты все еще та самая Связная, о которой я мечтал с детства, та прекрасная девушка, за которую я готов отдать жизнь… только я неразрушим, так что мне не нужно об этом беспокоиться. Видишь? Мы созданы друг для друга.

Нам определенно стоит поговорить об этом, а не просто намекать на это, потому что откуда, черт возьми, ему знать? – Ты… видел раньше такие глаза, как у меня? Такой дар, как у меня?

Он прочищает горло. – Сегодня нет никого с таким даром, кроме тебя. Я знаю людей, которые обладали меньшим даром, чем твой. Ты сломала шаблон, сладкая.

Блядь.

Ладно, вероятно, он все равно все неправильно понял. Возможно, он думает, что понял меня, но это не так.

– Главный вопрос, который у меня есть, Оли, почему ты не уничтожила Нокса, когда он дотронулся до тебя? Почему бы просто не убить его за то, что он посмел к тебе прикоснуться?

Блядь.

Он знает? Он не может. Уничтожить… Он определенно говорит о душераздирающем, плавящем мозги воздействии, которое я могу сделать. Это точно не… что-то другое.

Я хочу убежать от него. Я хочу с криком выбежать на улицу, пока холодный пот стекает по моему позвоночнику. Он внимательно наблюдает за мной, его руки напряжены, словно он готовится преследовать меня.

– Он мой. Я знаю, что это глупо. Знаю, что он перешел черту, но он мой. Я буду защищать его так же, как и тебя. Это не значит, что я прощаю его или хочу, чтобы он был рядом… Я просто не хочу, чтобы его смерть была на моей совести.

Атлас кивает и начинает собирать вещи после нашего ужина, как будто только что не сказал мне, что знает, что я могу сделать, и не перевернул весь мой мир вокруг своей оси, пока я пытаюсь понять, имеет он это в виду или нет.

Он не может.

Ведь так?

Он улыбается мне, когда слезает с капота и выбрасывает наш мусор. – Маленький шпион Дрейвена все еще болтается в твоих волосах. Я больше ни слова не скажу об этом, пока он рядом.

Ох.

О черт, я забыла, что Брут вообще был там. Господи, что, если бы я проболталась и попала в поле зрения Дрейвенов с тем, насколько плох мой дар на самом деле?

Мне хочется кричать.

Атлас помогает мне спуститься, а затем притягивает меня в свои объятия, прижимаясь щекой к моей макушке. – Прекрати, сладкая. Мне все равно, если это займет всю мою оставшуюся жизнь, я доказываю тебе, что ты для меня все, дар это или нет. Я готов убить за тебя без раздумий, и я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Я докажу тебе это, сколько бы времени это ни заняло.

Мне отчаянно хочется ему верить.

Он помогает мне вернуться в его машину, и мы вместе едем обратно в поместье. В гараже отсутствуют машины всех моих Связных, и я поднимаю бровь на Атласа, когда он помогает мне выйти, припарковавшись.

– Они сказали, что все собираются куда-то? Куда бы они все собирались одновременно, куда бы нас не пригласили?

Он отрывисто смеется, морщась от удивления. – Да какая на хрен разница, у нас есть место для себя! Мы должны пойти и побаловаться с их вещами. Что самое худшее мы можем оставить в постели Норта? Давай, сладкая. Какая у тебя есть самая худшая идея?

Я гогочу над ним, наслаждаясь его игривым настроением, и позволяю ему вести меня по дому. Он слишком хорошо ориентируется, и я немного злюсь, что он так быстро разобрался в лабиринте.

Ребенок трастового фонда

Я стону ему вслед. – У меня в голове просто щелкнуло. Ты вырос в таком доме, да? Черт, ты тоже вырос в мега-особняке.

Атлас закидывает руку мне на плечо и притягивает меня к своему телу, прижимаясь губами близко, чтобы прошептать: – Он даже больше, чем этот дом. Там есть комнаты для слуг и отдельные лестницы для прислуги. Мои родители неприлично богаты. Бэссинджеры – это Дрейвены Восточного побережья.