Текст книги "Зной"

Автор книги: Джесси Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

В него был вмонтирован диск диаметром чуть меньше, чем у собственно донышка, и диск этот – от ее ударов, наверное, – слегка повернулся; между его ободом и стенкой банки появился небольшой зазор, в котором застряло несколько крупиц кофе.

Глория попыталась приподнять диск, подцепив ногтем, однако диск держался крепко, и ноготь она сломала. Выругавшись, Глория обмотала палец бумажным полотенцем и схватила вилку. Диск оторвался от банки, под ним обнаружилась пачка бумаг, аккуратно сложенных и перетянутых круглой резинкой.

Глория опустила банку на стол.

Там не деньги. На этот счет у нее сомнений не было. Ей хотелось коснуться бумаг, но с другой стороны, вдруг поняла она, и не хотелось. Совсем.

И Глория просто вывалила их на пол. Крупицы молотого кофе рассыпались по ее безупречно чистому линолеуму, связка бумаг упала на него, точно мертвая птица.

Глория подобрала их, подкинула на ладони. Они почти ничего не весили, воздух и воздух. Раз они такие легкие, решила Глория, ничего важного в них содержаться не может. Тайны должны быть увесистыми – ведь так?

Стыд и срам, сказала она себе, теперь ты уже и бумажек боишься. Извлеченных из банки с кофе. И, стянув с бумаг резинку, развернула их.

Бумаги оказались фотокопиями финансовых отчетов: отчетов инвестиционного банка, о котором Глория никогда не слышала, посылавшихся по адресу, о котором она тоже никогда не слышала. Отчеты содержали информацию о принадлежавшем Джозефу Чарльзу Геруша счете в банке «Маль-Вёрдхэм Секьюритиз», а отправлялись они по почте – в Калвер-Сити.

– О господи, – пролепетала Глория.

По данным за последней октябрь, на счету Джозефа Геруша лежало десять миллионов шестьсот девять тысяч четыреста пятьдесят восемь долларов и тридцать три цента.

Глава четырнадцатая

Собственно говоря, длительные размышления Глории не потребовались. Воскбоун ей не понравился, и звонить ему перед тем, как отправиться по указанному в финансовых отчетах адресу – Калвер-Сити, северное отделение «Почтовой службы США», – она не стала.

Удачно найденная парковка внушила Глории неоправданный оптимизм. Она вошла в почтовую контору и попросила о встрече с управляющим. Ожидая исполнения этой просьбы, она наблюдала за послеполуденной очередью – девять человек, – медленно продвигавшейся к единственному работавшему окошку, за которым сидела латиноамериканка одних примерно с Глорией лет. Окошек здесь насчитывалось еще пять, но в каждом красовалась пластиковая табличка:

ОКНО ЗАКРЫТО

ПРОСИМ ОБРАЩАТЬСЯ

В ЛЮБОЕ ИЗ ОТКРЫТЫХ

Стоявшая перед работавшим окошком красивая блондинка отбросила назад упавшие ей на глаза светлые волосы и облизала губы. Латиноамериканка взвешивала и штемпелевала желтые конверты, возвышавшиеся перед нею двухфутовой стопкой. Портфолио свое рассылает, подумала Глория.

В конце концов актриса удалилась, латиноамериканка позвонила, вызывая подмогу, в стоявший перед ней на столе колокольчик. Появился еще один почтовый служащий, вьетнамец, с чьих плеч привольно свисала сорочка, которая любому другому человеческому существу пришлась бы в обтяжку Вся очередь благодарно содрогнулась.

Однако, едва лишь он появился, латиноамериканка выставила и в своем окошке табличку:

ОКНО ЗАКРЫТО

ПРОСИМ ОБРАЩАТЬСЯ

В ЛЮБОЕ ИЗ ОТКРЫТЫХ

и удалилась.

– Какого хера? —поинтересовался лысеющий мужчина в клетчатом костюме. И переместил из одной руки в другую упаковку желтых пластиковых флаконов. – Какого хера тут творится?

Ко времени, когда пришел, чтобы отвести Глорию к управляющему, придурковатого обличия молодой человек с прической Билла Гейтса, очередь укоротилась еще на два человека. Мужчина в клетчатом костюме гневно переминался с ноги на ногу. Глория попрощалась с очередью сочувственным взглядом и пошла за стойку с окошками – в заднюю дверь, а затем по проложенному сквозь скопление коробок, ящиков и тележек тесному лабиринту к двери, на которой значилось: В. БИДДЛЬ.

В. обозначало Веру. Желеобразную и одышливую. С лазурной тенью для век и в очках с усыпанной искусственными бриллиантами оправой – сильно ухудшенная версия мамаши из комедийного сериала 1950-х. В пальцах с красиво раскрашенными под мрамор ногтями Вера вертела спичечную книжечку.

– Нет, этого я вам не скажу, – радостно сообщила она, услышав от Глории просьбу поделиться с ней сведениями о Джозефе Геруша.

– Но…

– У нас правила, – сказала Вера. Она закурила сигару, затянулась, пристукнула ею, чтобы стряхнуть пепел, по стоявшей на столе табличке не курить. – Это вопрос тайны личности.

– Понимаете, – сказала Глория, – умер один человек…

– Мистер Геруша!

– Нет, но…

– Тогда извините. – Вера воткнула сигару в рот и протянула через стол руку: – Рада была познакомиться с вами. Приятного вам дня. Дорогу вы найдете. Пока.

В приемной мужчина в клетчатом костюме уже орал на вьетнамца:

– В чем, мать твою, проблема?

Стоявшая в очереди пожилая дама пробормотала:

– Ну и люди.

Кого она имела в виду, клерка или клиента, Глория не поняла. Возможно, обоих. Клерк, обладавший примерно такой же живостью реакций, какая обычно присуща брынзе, плюс увечным английским языком, никакой авторитетности изобразить, естественно, не мог и, когда «Клетчатый» грозно поинтересовался, почему это он не желает отправлять по почте в Коннектикут двадцать четыре флакона жидкости для снятия лака с ногтей, сильно напрягся в поисках ответа, отчего его грамматика только еще больше пострадала.

– Воспламеняемо, – ответил клерк.

– Это косметика, —заявил «Клетчатый», – тоже туда же, «воспламеняемо»! На востоке этот гребаный бренд не продают, и она каждый день звонит мне из Йельского, мать его, университета. Ты понимаешь, что она учитьсяне может? Ты, на хер, деньги,которые я за ее учебу плачу, по ветру пускаешь.

Глория решила, что «Клетчатый» – скорее всего, мелкая сошка какой-то расположенной поблизости киностудии, сосланная из Вашингтона в ее выстроенное в ложном стиле ар деко поселение для служащих, которое кишит бухгалтерами и такими же, как он, недоумками. Почему он не воспользовался «Федеральным экспрессом»? Почему стоит в очереди в жалкой почтовой конторе? Потому что мудак, да еще и разбора самого мелкого.

Клерк поднял перед собой ламинированную инструкцию:

ОПАСНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

ОТПРАВЛЯТЬ ПЕРЕЧИСЛЕННЫЕ

НИЖЕ МАТЕРИАЛЫ ПО ПОЧТЕ

ЗАПРЕЩАЕТСЯ

Условное изображение пистолета; такое же – бомбы (с приделанным к ней и уже горящим бикфордовым шнуром); такие же – распылителя краски, канистры бензина, бутылки, украшенные этикеткой с черепом и костьми… Клерк, указав на изображение пламени и значок Ø, сказал:

– Воспламеняемо! Почтой посылать невозможно!

–  Я их дочери посылаю, долбоеб!

Клерк беспомощно замахал колокольчиком, взывая:

– Вера, Вера…

– Эй, ты. Жопа.Ты меня слышишь?

– Вера!..

– Эй!

«Клетчатый» бросил свою упаковку на пол, перегнулся через стойку, схватил клерка за грудки. Теперь уж тот завопил ВЕРА ВЕРА ВЕРА от всей души. Люди, стоявшие в очереди, смутились, сконфузились, окаменели; кое-кто, впрочем, торопливо направился к дверям. «Клетчатый», сжимая, точно влюбленный, ладонями лицо клерка, орал: «Ты, жопа с ушами! Вали отсюда обезьян своих ебать, хер моржовый!» Клерк выпустил из руки колокольчик, и тот ударился об пол с коротеньким «дрынь».

Из задней двери выскочила, громко топая, спасательная команда численностью в одну женщину, Веру Биддль. Увидев, что происходит, она подбежала к «Клетчатому» и потянула его на себя, точно заевшую дверцу холодильника. «Клетчатый», отпустив клерка, повернулся к ней. Вера кричала что-то про полицию и про «убирайтесь из моей конторы»…

Но тут «Клетчатый» замахнулся и въехал ей в лоб кулаком.

Наступила странная тишина, нарушавшаяся лишь топотком отлетавшей от «Клетчатого» спиной вперед Веры. Потом она рухнула на пол. И все пришло в движение: клерк метнулся к висевшему на стене телефону; «Клетчатый» бросился к двери; двое мужчин из очереди ринулись за ним, норовя задержать его. Из задней двери высыпали, помаргивая, точно вышедшие из пещеры на солнышко троглодиты, остальные служащие почтового отделения.

Глория быстро обогнула стойку.

– Я медсестра, – сказала она также выбежавшей в зал латиноамериканке. – Есть у вас лед?

Они проскочили уже знакомым Глории лабиринтом в кухоньку, укрывавшуюся за высокими рулонами пузырчатой пленки. Латиноамериканка достала из холодильника лоток с кубиками льда, нашла полотенце, посгибала над ним лоток, высыпала в него кубики.

– Приложите лед на две минуты к лицу, потом на минуту отнимите, потом приложите на три минуты и снова отнимите на минуту, – сказала Глория. – Потом еще две, и – минута без льда, еще три, и опять минута без льда. Поняли? И главное, не отходите от нее ни на шаг. Она лекарства какие-нибудь принимает?

Латиноамериканка пожала плечами:

– Может быть.

– Сейчас я это выясню, – сказала Глория. – Где ее кабинет?

ЕЙ ПОТРЕБОВАЛАСЬ ВСЕГО ЛИШЬ МИНУТА, чтобы понять, как войти в базу данных, хранившуюся в компьютере Веры Биддль. Глория списала адрес Джозефа Геруша, а затем неторопливо вернулась в главный зал. И изумилась, увидев, что латиноамериканка выполняет полученные ею смехотворные инструкции тютелька в тютельку, засекая по часам время. Прочие служащие, разбившись на группки, переговаривались, печально и тихо, как на похоронах. Вера мигала, точно торговый автомат, стеная и уверяя, что у нее сломан нос. «Клетчатый» исчез, мужчины, пробовавшие его задержать, пытались втолковать что-то женщине в штанах цвета хаки, упрямо твердившей и им, и всем присутствующим: «Мы все видели, я сама все видела, мы все, я дам показания, я его опознаю». Вьетнамец стоял у стола с посылочными бланками, подравнивая ножичком ноготь и изучая плакат, объяснявший разницу между письмами с уведомлением и заказными почтовыми отправлениями.

– Думаю, хватит, – сказала Глория латиноамериканке. – Хотя, может, и стоит отправить ее на рентген.

Глава пятнадцатая

Адрес, как вскоре выяснилось, принадлежал банку, находившемуся в Тарзана.

– Как давно мистер Геруша арендует у вас клиентский сейф? – спросила Глория.

Менеджер банка, Эд Хикс, ответить на этот вопрос с ходу не смог.

– Честно говоря, я его не помню, – признался он.

Хикс был мужчиной бледным и веснушчатым, заточенным в офисе, очень похожем на многие из тех, в каких ей довелось побывать: не в меру изумрудный ковер, настольные часы с якобы бронзовыми стрелками, настенный календарь с видами пляжей.

– Вам известно, что он здесь держит?

– Простите, – сказал Хикс. – Рассказывать об этом я не имею права. Уверен, вы понимаете почему, – даже при нынешних обстоятельствах я не могу показать вам содержимое его сейфа, если, конечно, вы не предъявите мне какое-нибудь официальное требование либо решение суда.

– Но хотя бы как мне связаться с мистером Геруша, вы объяснить можете? – спросила она. – Пожалуйста.

– Простите, но…

– Мне необходимо увериться, что мистер Геруша получит то, что ему причитается, – сказала Глория. – Его может ожидать очень значительное наследство. Один связанный с ним человек мог оставить ему… согласитесь, что мистеру Геруша следует знать об этом.

Хикс вздохнул:

– Не сомневаюсь, однако…

– Может быть, я могла бы оставить ему записку, а вы ее передали бы, а?

– Гарантий того, что он ее получит, нет, – сказал Хикс. – Я не уверен, что он вообще появляется здесь. Я, во всяком случае, ни разу его не видел.

– Я всего лишь хочу отправить ему письмо, – настаивала Глория. – Если он не ответит, я его больше беспокоить не стану. И откуда у меня адрес, тоже ему не скажу.

– Мисс…

– Послушайте, я же не собираюсь продавать этот адрес кому-то, или бомбить мистера Геруша бланками почтовых заказов, или еще что-нибудь. Я хочу сделать доброе дело. – Она улыбнулась. – Я ему даже письмо посылать не стану. Пошлю мою визитную карточку.

Хикс, помолчав, сказал:

– Почтовый адрес.

– Спасибо.

– Но и не более того. Я серьезно.

– А мне больше ничего и не нужно. Спасибо. Огромное, огромное спасибо.

Он сложил пальцы домиком, словно стараясь принять окончательное решение. И, подумав, сказал:

– Ну хорошо.

И застучал по клавишам компьютера.

– Венис, номер один, один…

– Пять, ноль, семь, – закончила за него Глория. – ЛА, девять, ноль, ноль, три, четыре. Так?

– Так, – ответил Хикс.

– Почтовое отделение в Калвер-Сити. Я к вам оттуда и приехала.

– Хм, – удивился Хикс. – Как странно.

Он откинулся на спинку своего кресла, словно желая убраться подальше от компьютера, пока тот не проделал чего-то еще более странного. Не выставил, скажем, из экрана водяной пистолет и не пустил в него струю.

– Одно я вам сказать могу, – произнес он. – Мистер Геруша арендует у нас клиентский сейф больше двадцати лет. Раньше он находился в другом отделении банка, а когда его закрыли, сейф переместился сюда. Но помимо этого, не знаю, что еще вам…

И, помолчав, добавил:

– Сожалею, что не смог сделать для вас большего.

Глория поблагодарила его и сказала, что они, возможно, еще увидятся.

ФИНАНСОВЫЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ «Маль-Вёрдхэм Секьюритиз» сказал ей, что лично Джозефа Чарльза Геруша он не знает. Они обменивались письмами, которые содержали лишь платежные поручения и инструкции по управлению вкладом. Глория попыталась вытянуть из него что-нибудь сверх этого, однако он твердил, что даже если бы у него и имелись какие-либо сведения, раскрытие их было бы разглашением тайны личности.

Глория вооружилась списком использованных Эроном Фоксом источников и приступила к собственному частному расследованию. Ей удалось отыскать пару мистеров Геруша, ни один из которых не знал ни Джозефа, ни Чарльза. Один найденный через Интернет Дж. Геруша оказался отставным флотским офицером по имени Джек, жившим в Тарзана и понятия не имевшим, о ком она, к чертям, говорит, но с большим удовольствием отделавшим на все корки – изъясняясь на скудном, да к тому же и искалеченном сильным акцентом английском, – правительство, которое урезало его былые льготы, и как, к чертям, прикажете жить ветерану, или они думают, что он потерял на Мидуэе палец от нечего делать, и потому обходятся с ним как с пустым местом, вот именно, да, как с пустым местом…

– Спасибо, что уделили мне время, – сказала Глория и положила трубку.

Она принялась обзванивать больницы. И те тоже отвечали ей коротко и отрицательно. Эйфория, вызванная находкой нового следа, начала выдыхаться.

В конце концов она позвонила в Управление коронера.

– С чем связан ваш вопрос?

– Я… его жена, – ответила Глория. – Разыскиваю его уже… довольно давно.

Молчание, позвякивание ключей.

Затем: о да, есть у нас такой.

Глория, метнувшаяся поперек кровати, чтобы схватить ручку, сшибла на пол чашу с попкорном.

– Когда его доставили? – спросила она.

Телефонистка назвала дату. Глория записала ее, сказала спасибо и подняла листок с датой перед собой, вглядываясь в него, точно в зверька, которого ей надлежало препарировать.

Джозеф Чарльз Геруша скончался за неделю до исчезновения Карла.

РЕДЖИ ПРИШЛОСЬ ДОЛГО УЛАМЫВАТЬ, но в конечном счете он согласился позвонить в пару мест и замолвить за нее словечко. Выяснилось к тому же, что он друг-приятель заместителя коронера, Джерома Вюрлицера.

– Ты мне должна, – сказал Реджи. – В который раз.

Глория съехала со скоростной магистрали не там, где следовало, – в итоге ей пришлось покружить по Восточному Лос-Анджелесу, прежде чем она добралась до больницы округа – Медцентра окружного суда. Площадь перед ним украшали каменные сферы, придававшие ей сходство с доской для китайских шашек, на которой осталась не законченная богами партия. На одной из сфер неуютно сидела женщина, поглядывая одним глазом на неугомонное трехлетнее дитя, а другим на далекое окно. Интересно, подумала Глория, какова цель ее бдения?

У больницы толпились на тротуаре осоловелые пациенты, привлеченные тележкой, с которой бойко велась торговля кофе и жирными панини. Мужчины, женщины, несколько умученных до бесполости больных. Лица у всех были горестно разочарованные – как будто их заставили запить горсть слабительных таблеток коктейлем «Мартини», в котором джин был заменен жидкостью для прочистки сточных труб. Сложись все иначе, подумала Глория, глядишь, и мне пришлось бы пройти через такие же, как у них, испытания. И слава богу, сказала она себе, что не пришлось. Посмотри на них: глаза, как нефтяные скважины, кожа, как загустевший клей. Считай, что тебе повезло.

Глория заставила себя несколько раз мысленно повторить эту фразу, не веря в нее до конца, но надеясь, что так она укоренится в ее сознании.

Офис коронера находился в желтовато-коричневом здании, стоявшем за широкой полосой горячего асфальта. «Додж» Глории медленно ехал мимо рядов черно-белых автомобилей Управления шерифа, устрашающих, поблескивавших, как обсидиан, лимузинов. Направляясь к двери, она прорезала торнадо мошкары, миновала патрульщика – в шлеме с опущенным щитком. Он покивал ей, совершенно как Дарт Вейдер.

Она ожидала увидеть гулкие залы и покрытых отвратительными шрамами карликов славянской национальности, спешащих куда-то, дабы забрать там мозги или еще что-либо потребовавшееся главному из здешних обезумелых ученых. Ничего подобного. Шумное правительственное учреждение, вроде Отдела транспортных средств, минус аура близящегося сумасшествия.

Плюс запах.

Он ощущался уже в вестибюле. Запах гниющей плоти.

Расписываясь в регистрационном журнале, Глория старалась дышать через рот. Сидевшая в регистратуре медицинская сестра сказала ей:

– Мы очень не рекомендуем нашим гостям смотреть на трупы.

– Я знаю, – ответила Глория. – Спасибо, но я все же рискну.

– Вы можете провести опознание по фотографии.

– Мой психиатр считает, что мне необходим непосредственный контакт с трупом.

Сестра пожала плечами:

– Дело ваше.

Вюрлицер отсутствовал, однако оставил указания своему помощнику и тот ожидал ее. Ей сказали, что она должна пройти в дверь с табличкой СКЛЕП и спуститься вниз. Смрад возрастал на лестнице по экспоненте, Глории пришлось держаться за перила и останавливаться через каждые несколько ступенек, чтобы свыкнуться с ним и прокашляться. Уже в самом низу она услышала голос:

хавай пидор что найдешь не еби мне больше нервы я б таких как ты травила тухлой пидорской консервой

Глория открыла дверь, найденную ею в укромном углу «склепа». Молодой человек в смахивавших на пышки наушниках протирал, стоя вполоборота к ней, пол. Вернее, приплясывал, держа в руках швабру, в слышном только ему ритме.

–  Я тебя зарежу ниггер слушай что я говорю повторяй за мною пидор Ди-Оу-Эй! [45]45
  DOA —умер по прибытии (англ.).


[Закрыть]– прокричал он и выбросил вверх сжатый кулак.

Глория помахала ему ладошкой.

– О…

Одним движением он сорвал и марлевую повязку с лица, и наушники с головы.

– Привет, – обморочно поздоровалась она. – Глория Мендес.

– Извините. – Молодой человек понурился. Перемена с ним случилась разительная – от перепляса к строжайшему приличию, – Глории пришлось даже подавить смешок.

Табличка на его груди сообщала: ИРВИН УИЛЬЯМС, ПОМОЩНИК КОРОНЕРА. Совсем молодой, года двадцать три, двадцать четыре. Белый, с тонкой, как бритва, козлиной бородкой, придававшей его лицу вид карандашного наброска.

– Я друг детектива Реджи Солта, – сказала Глория.

Он кивнул, еще раз извинился.

– Джерри говорил, что вы придете.

– Простите, что помешала.

Молодой человек очень старался не смотреть ей в глаза и пунцовел:

– Да нет, я… извините… пожалуйста… э-э…прошу вас, нам туда.

Он провел ее по длинному коридору, в котором толклись полицейские, беседовавшие, прижимая к носам платки, с медэкспертами. Глория пожалела, что не взяла с собой платка: невероятно, но запах стал еще хуже. Затем ее поразило новое зрелище: столы с лежавшими на них трупами. Трупов было многое множество, наполовину вскрытых, затиснутых в углы, перегораживавших двери аварийных выходов. Завернутых, будто ковры, в прозрачный пластик, завязанный с обоих концов толстым белым шпагатом. Глории начинало казаться, что она ненароком забрела на адскую колбасную фабрику.

И запах.

Ирвину, который привел ее в комнату, тесную от больничных шкафчиков и картонных коробок с резиновыми перчатками, запах, похоже, нисколько не досаждал. Наблюдая за ним, рывшимся в просвечивавших, отпечатанных под копирку документах – анализы крови, рентгеновские снимки, отчеты токсиколога, фотографии мест преступлений, – она поняла, что ошиблась: не такой уж он и белый. Какая-то смесь – и с неясными пропорциями – нескольких рас. Она читала где-то, что при определенном уровне смешанных браков слово «раса» утрачивает осмысленное значение. Однако ее опыт говорил о прямо противоположном. Глядя на Ирвина, Глория понимала, что какая бы долгая семейная хроника ни была закодирована в его генах, он предпочел быть чернокожим.

– Вы, наверное, хотите стать рэпером? – спросила она. Ей нужно было, чтобы Ирвин расслабился, – он все еще смотрел куда угодно, только не на нее, и то и дело взволнованно облизывал губы.

Ирвин усмехнулся, покивал.

– А сценический псевдоним у вас есть? – не отступала она.

Он вгляделся в ее лицо, пожевал губами и сказал:

– Ладно. Смотрите.

И закатал рукав. Верхнюю половину руки обвивала татуировка: цепочка черепов. Над нею полукругом:

D.O.A.

– Я не такой уж и знаток, – сказала Глория. – Но мне нравится.

Он ответил ей благодарной улыбкой:

– Хотите узнать, чем я занимался, когда вы пришли? Это фристайл.

– Фристайл?

– Импровизация, – пояснил он.

– Впечатляет, – сказала Глория.

– Если вам правда понравилось, послушайте мое демо. – Ирвин поднял перед собой папку: – Вот он, наш джентльмен.

Он открыл папку, прищурился, читая первую страницу.

– Мистер Iepyina. Сдается мне, мэм, я этого персонажа помню. Он уже долгое время лежит в холодильнике. Прибыл без документов, только с копией свидетельства о рождении. – Ирвин пожал плечами. – Я запомнил его, потому что это очень – ну, вы понимаете. Необычно. Или – странно, понимаете?

Качество копии было никудышное, имена родителей в ней стерлись. Глория смогла понять лишь, что выдано свидетельство было в округе Сан-Диего 17 декабря 1946 года.

Ирвин протянул ей халат и перчатки:

– Он где-то здесь.

И они отправились на поиски трупа. Ирвин то и дело останавливался, заглядывал в карточку, которую прихватил из папки Iepyina, время от времени вскрывал наполненный гнилью мешок и говорил: «Не то». Он словно товар на витрине выбирал. Наблюдая за ним, Глория гадала, сколько же людей могло затеряться здесь. Она понимала, что рано или поздно наступает момент, когда свободного места больше не остается и самых старых жильцов приходится изгонять. Наверное, для немногих неудачников это хранилище было местом успокоения – наполовину временным, – которого они лишались, когда чья-то скука или вспышка учрежденческого невроза привлекала к ним, забытым по недосмотру, чье-либо внимание.

Пока продолжались поиски, запах стал казаться ей не таким уж и нестерпимым. Глория начала даже испытывать определенную гордость. Оказывается, она способна переваривать жуть в количествах гораздо больших, чем те, что могла предложить ей медицинская школа.

Мешок, содержавший Джозефа Геруша, оказался затиснутым в немыслимо узкую каморку, находившуюся на периферии их поисков. Ирвин произнес короткую речь о том, чего ей следует ожидать, о том, как это тяжело – увидеть любимого человека в таком состоянии, о некоторых распространенных реакциях на это зрелище и так далее.

– Ну хорошо, – торжественно произнес он, разрезая шпагат. – Приступим.

Впоследствии, вспоминая этот день, Глория поняла, что сильнее всего поразила ее в трупе Джозефа Геруша покрывавшая его плесень: заиндевевший, зеленый с белым пушок, которым порос серый ландшафт плоти. Геруша сильно походил на индейку, провалявшуюся забытой после Дня благодарения восемь недель на каком-нибудь холме. Живой, он был человеком не крупным, а постфактум еще и сократился в размерах. Все тело Джозефа Геруша претерпело усадку, от которой лицо его обрело выражение задумчивости, некой неизъяснимой мудрости, приберегаемой Природой для мертвецов.

Впрочем, первым, что она подумала тогда, было: что?

– Вы хорошо себя чувствуете, мэм? – Ирвин взял ее под локоть, положил другую ладонь ей на спину.

– Все в порядке. – Она повернулась к молодому человеку: – От чего он умер?

Ирвин заглянул в карточку.

– Официально? От печеночной недостаточности. Но если честно, от того, что просто умер.

Она подошла слишком близко, запах ударил ее, точно гарпуном. Покачнувшись, Глория отступила на шаг, в голове у нее все смешалось от смрада и окончательно запутавшей ее реальности Джозефа Геруша.

Известного ей также как Бэйк, бездомный обитатель мусорного бака.