Текст книги "Развод по-турецки или постучись в мою Тверь (СИ)"

Автор книги: Джесси Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 9

Ух, что начинается.

Моя мама не знает турецкого, но что-то чувствует с первых секунд: в надменных интонациях матери Эмре или в высокомерной позе, но она тотчас упирает руки в бока и гордо задирает подбородок.

О-о.

– Нам лучше поспешить, – шепчу бабушке, которая и без того уже семенит следом за мной.

– Сынок, почему эта женщина так на меня смотрит? – слышу вопрос и ускоряюсь, потому что да – моя мама в гневе страшна. И лучше бы не начинать времяпрепровождение в Стамбуле с таких крупномасштабных конфликтов. Даже если мы все приехали дружно разводиться.

– Наташа! Я знаю, что она обозвала меня прислугой! Я смотрю сериалы и знаю слово “горничная”! – мама, крича мне, называет слово и притопывает ногой. – Пусть извинится!

– Мама, мама, – с ходу пытаюсь ее успокоить, пока она не бросилась выяснять отношения врукопашную. Мою маму очень тяжело разозлить и вывести из равновесия, но и у нее есть триггеры.

Те несколько лет, которые ей пришлось работать, убирая по вечерам квартиры, чтобы помочь мне деньгами на репетиторов для поступления и все такое, она не забудет никогда.

– А кто это еще? Эмре, что у тебя за гарем? – мама Демира продолжает болтать на турецком, пока Эмре стоит с ноутбуком между ней и водителем и просто… молчит. А она возмущается, пока не встречается со мной взглядом.

Черт. Она меня узнает – нет никаких сомнений, достаточно всего одного взгляда.

– Ты.

Это звучит тише. Осторожнее. С удивлением.

Не думала, что она меня запомнит, а тем более вспомнит. Мы виделись всего раз, когда она застала нас в кабинете у Эмре. Ничего такого! Мы даже не целовались. Дверь была открыта. Но я еще тогда по одному ее взгляду все поняла – она знает, что между нами что-то происходит.

Официально нас не представляли. Эмре собирался устроить ужин, где обещал все рассказать родителям, успокаивал, что они у него современные, добрые и очень любят его – а поэтому все поймут, но… как вы уже знаете, до ужина мы не дожили.

– Кто я? – кошу под дурочку, переспрашивая, чтобы потянуть время. Чтобы Эмре отмер и что-нибудь уже сказал, пока мы все тут друг друга не поубивали.

– Жена она его! – выскакивает вперед бабушка, хорошо, что мама Эмре ничего по-русски не понимает. – А это свекровь, поди. Не везет в роду у нас с ними, все мегеры.

– Ба, тише ты. Мам, все хорошо, никто тебя не обзывал, случайно перепутали. Подумали, ты флорист, возишься же с цветами…

– Флорист? – тут же лицо мамы меняется. Ей льстит, что ее приняли за флориста. – Но… как же… а ладно. Так ты представишь нас или нет? Все-таки родственнички.

– Мам, никто не знает, что мы с Эмре…

Я не успеваю закончить предложение, когда Эмре наконец подает голос, и он звучит как гром среди ясного неба.

– Мама, это Наталья. Она приехала, чтобы мы могли развестись.

И снова о-о. Тишина повисает гробовая. Я боюсь даже не то что шелохнуться, но дышать. Не ожидала, что Эмре так просто выложит все, думала, придется сейчас изображать его ландшафтного дизайнера с работницами цветочного фронта. Впечатляет, что сказать. Неужели он за это время повзрослел?

– Р-раз… разводиться? – бледнеет его мама и даже отступает назад. Эмре поддерживает ее за руку, а водитель тотчас ставит за ней кресло, куда она медленно опускается. – Это значит… значит, вы были женаты?

– Мы и сейчас женаты, мама, – спокойно говорит Эмре, не глядя на меня.

– Но… как… когда?

– Это долгая и запутанная история, и я обещаю, что все расскажу тебе позже, хорошо? А сейчас… сейчас давайте просто успокоимся и зайдем в дом. Все, – это, видимо, относится ко мне и моему семейству, потому что он наконец удостаивает нас взглядом.

Я киваю и прошу семью пройти в дом, пока Эмре остается с мамой. Он присаживается на одно колено рядом и что-то говорит ей, пока она мотает головой. “Но как же они”, “вдруг узнают”, “важно”, “конец” – это единственное, что мне удается разобрать, стоя за шторой у окна. Мурашки пробегают от ее отчаянного тона. Что-то не так. Все точнее идет не так, как я думала.

Я полагала, будет скандал. Крики, обвинения. Готовилась отбиваться, как только увидела ее. А когда эта женщина меня узнала, вспомнила про себя все доступные мне оскорбления. И теперь мне стыдно и совестно, потому что меня никто не обидел. Не понимаю, что происходит, но Эмре с мамой явно озадачены не мной. Ну разве что нашим, так сказать, браком.

– Все… все в порядке? – аккуратно интересуюсь я, когда Эмре возвращается в дом. Мама идет следом за ним. Теперь мы смотрим друг на друга иначе. Четким, оценивающим взглядом.

Не знаю, что она видит во мне перед собой, но пройдясь с головы до ног, кивает, а затем… удивляет еще больше, когда, обойдя меня, направляется к забившимся в угол маме и бабушке, что-то бурно обсуждающим.

– Что ж, пока наши дети женаты, вы наша семья, а Эмре очень плохо вас встретил. А как же традиции? Почему нет чая, кофе? Ох, Эмре-Эмре.

Пока его мама что-то на турецком пытается объяснить моим родственникам, которые ее совсем не понимают, но делают вид, что очень даже, Эмре хватает меня за локоть и оттаскивает в сторону.

– Нам нужно сегодня встретиться с моим адвокатом, чтобы обсудить все детали. Мы должны успеть по срокам, а значит, не должно быть накладок. Он подготовил бумаги и…

– Бумаги? – не понимаю я. Я рассчитывала поставить подпись и оказаться свободной. Отдохнуть в Стамбуле и вернуться, перезагрузившись, домой.

Что Эмре Демиру от меня надо?

– Бумаги, – кивает он. – У нас не было брачного договора, а значит… тебе принадлежит часть моего имущества, которое…

Он щурится, понимая, что я не понимала, о чем речь.

– Которое ты можешь затребовать у меня, но, скажем так, я готов это с тобой обсудить и предложить компенсацию.

Что?

Я стою, раскрыв рот. И не потому что на меня вдруг с неба могут свалиться деньги, как манна небесная. А потому что… Эмре верит, что я сумею их взять. После всего.

– Да пошел ты. Вместо со своей компенсацией, – выплевываю ему в лицо слова, после чего ощущаю толчок и оказываюсь пригвожденной лопатками к стене в коридоре.

И горящий турецкий взгляд впивается в мое лицо.

Глава 10

Мама припоминает все “презент перфекты”, которым столько лет учила в школе детей, и они с мамой Эмре вполне находят общий язык – английский. В то время как бабушка ищет путь к сердцу сватьи через желудок. Так что мы вполне мирно заканчиваем прерванный обед, и даже завязывается непринужденная беседа. Мамы активно обсуждают особенности работы в школе, и я припоминаю, что госпожа Демир тоже была школьной учительницей, но, кажется, еще до замужества.

– Сваты вечером придут, – слышу от бабушки самым заговорщическим тоном. – Нужно встретить по-людски, а ты мне рынок обещала.

– Ну обещала, значит – будет.

Достаю телефон и проверяю, что сегодня за день недели. По ощущениям должен быть вторник, а на календаре среда. Отлично! По средам в районе, где мы жили с остальными практикантами, открывался большой рынок, где можно было на неделю закупиться овощами, фруктами, оливками.

Так что я уже представляю примерно дорогу, и как бабушка будет восторженно охать и ахать над каждым помидором.

– Собирайся, сейчас и пойдем.

– И меня, меня подождите! – бежит за нами ма.

– А я думала, ты с подружкой новой останешься, – шепчу, но она все равно слышит и закатывает глаза.

И пока не начались разговоры о том, что в доме Дамир есть еда и без наших вложений, тоже бегу наверх за курткой и деньгами.

Деньги…

Чего нет, того нет. Ни копейки.

Надо, наверное, спросить у Эмре, где тут обменник. Ну или пару лир одолжить у него на дорогу?

Подхожу к окну и вижу, как муж садится в машину. И уезжает, ну супер! Хоть бы слово сказал, кроме того чтобы прижимать меня к стене и пялиться как на кусок мяса. Психанув, перетряхиваю сумку и достаю оттуда совершенно точно не мой кошелек. Эмре попросил подержать, пока проходил регистрацию, а я сунула в сумку и забыла. Видимо.

Так ладно, все его – наполовину мое? Так, кажется?

Да простит меня мой супруг, но это ради его же блага. Думаю я и со спокойной душой кидаю кошелек обратно в сумку, а потом бегу за бабушкой с мамой.

– А муженек чем занят?

– Работает, уехал. Ну пошли своим ходом, нам помощь никто не обещал.

И я решительно цепляю на нос очки. Зима, конечно, зимой, но жарит на улице нещадно. Такой вот Стамбул. Вроде и в куртке, а вроде и искупаться хочется.

Бабушка наряжается так, что от красоты глаза слепит: круглые огромные очки, тюрбан, кремовое пальто. Во всем лучшем. Я хихикаю и открываю этой даме дверь. Маман уже с томным взглядом ждет нас.

Так. Я предполагаю, что нам нужно найти дорогу, остановку, а на остановке всегда есть карта. Выйдем на станции где-то в Мармарае, потом, по-моему, пара трамвайных остановок и… на месте, в общем, разберусь. План-то роскошный. Жаль, в кошельке Эмре нет транспортной карты, а метро не принимает лиры.

Выходим за ворота, и я впадаю в ступор. Так, машина мамы Эмре тут и… о! Ее водитель.

– Извините, мы за покупками собрались, вы до метро нас не подкинете?

– До метро?.. – он смотрит на дом Эмре в недоумении.

– Если вы о госпоже Демир, то вы ей еще минут пятнадцать не понадобитесь, успеем быстренько? Я жена господина Демира, приятно познакомиться. Только это большой-большой секрет, вы никому не говорите. Это, кстати, моя бабушка, милая, правда? Ей тяжело добираться пешком. И моя мама…

Если на фразе, что я жена Эмре водитель нахмурился, то от фразы про бабушку тут же потерял решимость. Потому что бабушка это святое.

В итоге мы с комфортом размещаемся в только что позаимствованной машине, и уже спустя десять минут водитель высаживает нас у станции метро, которая мне даже кажется смутно знакомой. По карте я прикинула, что…

– Ну нам нужно всего трижды пересесть с ветки на ветку и… Ой, а белое это же трамвай, да?

Ну-у-у, получается две станции проехать по желтой ветке, четыре на трамвае и пять по розовой. И потом одну по темно-розовой.

– Наташечка, а на такси у нас денежек нет?

– Есть, но они не наши, а мы птицы гордые!

Карты покупаем в ларьке у станции, потом пополняем их в автомате и бодрым шагом начинаем спускаться вниз. Метро в Стамбуле глубокое, а эскалатор не один большой, а штуки четыре маленьких – так что от одного к другому нужно идти коридорами, но бабушке с мамой становится все веселее.

Они рассматривают турков и турчанок, а еще постеры с сериалами и фильмами. Я от них только и слышу, что тот или иной актер играл в том или ином са-а-а-амом любимом их сериале.

Мы едем и едем, а когда пересаживаемся на трамвайную линию, они видят город мечты снаружи. Такого из окна дома Эмре не увидеть. Бабуле уступает место молодой парень, и она расцветает. Наслаждается видами, особенно когда мы пересекает Босфор.

– Я хочу семит! – почти одновременно заявляют они мне.

И во время пересадки с трамвая обратно в метро мы берем посыпанные кунжутом бублики с медом.

– А можем прогуляться? – спрашивает мама, а я не возражаю. И прикидываю, что если пройдем одну станцию пешком, ничего не изменится. Они обе идут в пальто, которые подхватывает ветер, едят семит и напевают песню из заставки какого-то модного сериала. Идилия.

– Так, последний рывок, – я киваю на красивую станцию Мармарай, украшенную мрамором, и бабуля с готовностью мчит за мной.

Еще одна станция, две, три, маленькая пересадка и…

– А мы точно на месте?

– Да, но сначала давай купим сим-карту.

Только оказывается, без паспорта сим-карты не продают, а мне его взять почему-то в голову не пришло.

– Справимся без интернета, – пожимаю плечами. Мне кажется, что место знакомое.

Тут нет колорита, который я представляла, когда слышала про Турцию, но этот район бабулю тоже устраивает. Новостройки, милые магазинчики. У меня тут же ностальгический приступ случается.

Мы бредем в сторону, где по моим воспоминаниям должен быть рынок, и я мысленно расставляю пункты. Так… кондитерская, вроде есть.

Чебуречная – да. Тут направо… верно. И теперь мимо Мигроса, в арку, по тротуару.

– Ух ты какая морковка! – восклицает бабушка у первого же стола, который стоит даже не на территории рынка.

– Ну, бабуля, добро пожаловать!

Глава 11

– У входа не бери, тут дороже, вглубь надо уйти, – с трудом оттаскиваю бабулю от прилавка с морковью, которые лежат одна к одной, и мы попадаем в водоворот кричащих людей.

Ба притихает – она явно в шоке. А мне эта атмосфера на самом деле нравится. Шум, гам, столы, заваленные свеклой, мандаринами, оливками, свежей рыбой. Отделы с овощами, которые по твоему конкретному желанию могут залить острым или простым маринадом. Целые горы всех видов перчиков, зелени. Лотки с ерундой вроде открывашек, вешалок, плечиков – и все это по двадцать лир. “Фикс прайс”, так сказать. Только больше и душевнее.

Я не успеваю сообразить, а бабушка уже торгуется. Она спорит на русском, но ее жесты и экспрессия понятны, кажется на любом языке. Как только продавец понимает, что перед ним эксперт по торгу сразу переходит на турецкий, хотя вот только что неплохо говорил по-русски.

– Ба, пойдем, уверена, найдем лучше, а то мама, вон, сейчас парфюмерных масел накупит.

Я увожу бабушку, и теперь мы обе приходим на подмогу маме, которая всегда была падкой… на то чтобы ее разводили. Ох, помните времена, когда продавцы ходили по домам и впаривали дурацкие никому не нужные и неработающие приблуды? Так вот мама скупала их со страшной силой. Ей обязательно нужна была яйцерезка, хотя мы их практически никогда не ели, электрическая пемза и датчик утечки газа, которого у нас в доме нет. Поэтому, когда я вижу знакомый блеск в ее глазах, то сразу понимаю – нужно оттаскивать ее от лотка.

– Мам, а пойдем посмотрим приправы? Ты вроде бы соседям хотела что-то привезти.

– Да-да, доча, сейчас только… этот прекрасный джентльмен так красиво поет о каждом из ароматов.

– Я свожу тебя на концерт Таркана, пойдем только…

– Да он же ж почти и не выступает… – вздыхает мама, а я в этот момент понимаю, что потеряла бабушку.

– Мам, бабушки не видно.

– Ох, ладно-ладно, мы подумаем и еще… вернемся в общем, – она говорит так громко как может, будто это поможет турецкому продавцу ее лучше понять. А он тут же перестает улыбаться, вежливость мигом сдувает. Еще по-турецки и ругается нам вслед.

– Сам такой, – повернувшись, говорю на турецком, отчего тот еще больше злится.

В общем, рынок оказывается тем еще приключением. Мы обходим его трижды вдоль и поперек. Мама с бабушкой все-таки покупают продуктов и свежайшие турецкие сладости. Я не чувствую ног, но довольна, что они довольны. Вот только…

– Мам, а где бабушка? – в какой-то момент, когда мы уже направляемся на выход, спрашиваю я.

– Да вот же была… – мама оборачивается в одну сторону, в другую… еще раз. А потом в ужасе смотрит на меня.

Черт.

Мы решаем не разделяться, чтобы не потерять еще и друг друга, сначала спокойно обходим рынок, потом бегом, потом начинаем спрашивать всех. Возвращаемся на исходную позицию – ну вот же этот мужичок, с которым ба спорила, вот морковка. Но ее и тут нет. Все продавцы, как один, отвечают, что видели ее вот недавно, но где она теперь никто не может подсказать.

А меня быстро накрывает паника.

Черт. Черт. Черт.

В какой-то момент я усаживаю маму на скамейку у входа в рынок и беру с нее обещание, что она не сдвинется с места, пока я попробую обежать район. И вот чебуречная, кондитерская… Я добегаю до метро, но это ничего не дает мне. Возвращаюсь я с тяжелым сердцем, когда…

– А вот и Наташенька! Натусь, посмотри, господин Демир нашел бабулю и приехал отвезти нас домой!

Эмре. Собственной персоной. Стоит у внедорожника, пока тот самый водитель его матери, что подбрасывал нас на метро, помогает моим родственникам усесться в машину. Бабушка спокойна и довольная, показывает матери, каких семитов накупила в лавке через дорогу. А я зла. Да у меня чуть сердце не остановилось! Еще и Эмре сверлит меня взглядом.

– Что ты здесь делаешь? – лучшая защита ведь нападение, да? Поэтому я с ходу спрашиваю его.

– Спасаю тебя. Вернулся домой, а там никого. Как только водитель сказал, что вы говорили про рынок, так я сразу вспомнил, что ты тут пропадала. Решил, что большие пакеты наберете, и вас нужно будет отвезти. А тут твоя бабушка стояла плакала у дороги.

– Плакала? – весь гнев как рукой снимает. Конечно, я должна была понимать, с кем иду на рынок, и злиться на них я не могу. Конечно, я должна быть благодарна Эмре Демиру за то, что выручил и очень добр к моей семье. Но я все равно злюсь.

Потому что он слишком хороший для всех, кроме меня.

– Что ж, спасибо, но не стоило. Сами бы разобрались.

– И вернулись бы через неделю? Не забывай, завтра у нас встреча с адвокатом.

– Я помню, у меня с памятью все в порядке.

Даже слишком. Я слишком хорошо помню, как он целовал меня где-то здесь неподалеку, когда я рассказывала, что урвала мандарины за бесценок. Торги у нашего семейства в крови.

Обратно мы возвращаемся под воодушевленные рассказы мамы и бабушки, которых никто, кроме меня, особенно и не понимает, потому что они говорят быстро и непонятно. Я смотрю в окно, понимая, что забылась. Сегодня было много воспоминаний, но мне не нужно забывать, с какой целью мы сюда прилетели. Скоро я поеду домой в статусе разведенки.

Скорее бы уже со всем покончить.

Мама Эмре, к моему удивлению, все еще в доме. Хотя, понятно, мы же с ее водителем вернулись домой. И она очень увлеченно наблюдает за тем, как мои мама с бабушкой колдуют над блюдами. Я все это время делаю вид, что меня не существует. Сливаюсь с креслом, в котором сижу, пока Эмре по-прежнему работает на террасе.

Ну а когда мы все усаживаемся за стол, и я думаю о том, что хотя бы набью желудок, мама Эмре потирает руки и с широкой улыбкой выдает:

– Ну а теперь рассказывайте, как так вышло, что вы женаты.

Глава 12

Я давлюсь водой и чуть было не выплевываю ее обратно. Да-да, прямо в лицо тому самому мужу, который женат на мне. Он сидит как раз напротив, и нас разделяют только кулинарные шедевры моей семья на русско-турецкий лад. Там и оливье с курицей, потому что бабуля не нашла на прилавке в магазине “Докторской” колбасы, и окрошка на шалгаме – свекольном соке, которая выглядит очень странно.

– Странный квас у вас, – все не унимается бабуля, намешивая блюдо и обращаясь к маме Эмре, которая ее не понимает. – Странный, но вкусный. Еще подлить?

Госпожа Демир очень интеллигентно качает головой, не понимая кулинарных изысков. Я же просто доверяюсь бабулиному вкусу – он меня никогда не подводил. Она может из остатков сыра и пары яиц шедевр, который не уступит мишленовскому, приготовить. Наливаю себе побольше странной кровавой по цвету окрошки, только бы не отвечать на вопрос. Эмре уплетает оливье – это я его пристрастила к нему в свое время, но долго отказывался пробовать, а потом целую кастрюлю за вечер уплетал.

– Ничего, можем подождать, когда твой отец приедет, и все вместе выслушать вас. Уж при нем не получится молчать, – говорит мама Эмре.

– Ты позвала отца?

– Ну конечно. Повод-то какой. Сын женат! А мы не отметили даже. На свадьбу никто не пригласил… – мне кажется, или эта женщина звучит обиженно?

– Мы не знали, что женаты, – выпаливаю на одном дыхании я, потому что мне становится совестливо.

– Наташенька, почему это госпожа Демир так смотрит на тебя? Она тебя не обижает? – переживает бабушка.

Я мотаю головой, в очередной раз убеждаясь, что у меня лучшая семья на планете. На Эмре не смотрю, хотя он определенно сверлит меня взглядом. Ну а что поделать. Лучше сразу признаться, если учитывать, что его мама подмогу вызвала для семейных разборок.

– Могу я попросить чуточку подробностей? – мама Эмре откладывает столовые приборы, складывает руки и опирается на них подбородком. Безумно красивая женщина, понятно, в кого сынок такой.

И нет, я не хочу сейчас думать о том, что Эмре красивый.

Но думаю.

Черт.

– Поездка в Лас-Вегас, – вперед меня говорит он. – Нас поженил Элвис, у которого оказалось на то полное право. Нас поженили взаправду со всеми вытекающими, а мы были слишком…

Я почему-то заранее краснею, потому что сейчас он скажет о том, как много мы выпили тем вечером, и приравняет все наши отношения к нулю.

– Слишком счастливы, чтобы во всем разобраться.

Стреляю взглядом в Эмре. Счастливы, значит?

Он возвращает мне взгляд, задирает брови, будто бросая вызов: мол, если ты не была счастлива, давай, скажи, моей маме об этом.

А я не скажу. Потому что была. Очень.

– Да, нехорошо получилось, что мы с вашим сыном расстались, а брак наш продолжался. Ни в коем случае не хотела стать преградой на пути к его новому счастью.

Я произношу это слово, впрыскивая в него яд.

– Хм, расстались… – еще до конца не прожевав, произносит Эмре. – Я бы это так не назвал, но ладно.

Это уже тише и непонятно для меня. Мама его переводит между нами взгляд, то же не совсем понимая. Бабушка с мамой просто с открытыми ртами смотрят на нас, как на героев их любимого сериала.

– Значит, у тебя, Эмре, новое счастье возникло на горизонте? – голос его матери ровный, но от меня не укрываются нотки сарказма.

И что это значит? Уверена, она знает про Элиф. И саму Элиф точно знает – они же там семьями много лет дружат.

– Мама, не начинай.

– Может, кто-нибудь посвятит нас в тему разговора? – возмущается теперь моя мама, почуяв горячее.

– Всем добрый вечер, – по-турецки здоровается с нами только что вошедший отец Эмре Демира, которого я видела только на фотографиях. В жизни он намного более добродушный, чем на снимках в интернете.

– А это что за прелестный мужчина? – хватаясь за сердце, выдает бабуля.

– Ма, да ты глянь, одно же лицо, это отец нашего зятя, – комментирует моя мама.

Я все же останусь при мнении, что Эмре больше похож на мать: яркими чертами лица, дерзостью, подбородком. Но от отца в нем тоже есть какая-то стать, рост, телосложение, общие черты. Его папа такой же яркий мужчина, ни сединки в волосах.

Они пожимают руки с Эмре, который слегка напрягается. Быстро представляет всех за столом.

– Твоя мама сказала, что меня ждут какие-то новости, я весь во внимании…

– Это жена Эмре, – кивает на меня эта женщина, бросая в самое пекло, потому что на мне сходятся все взгляды. Мои бабушка с мамой тоже прекрасно знают слово “жена” по-турецки. – Наташа.

– Вот как, – выдает отец…. к моему удивлению, совершенно беззлобно. – А я думал, ты собрался жени…

Госпожа Демир очень явно кашляет, перебивая мужа. Тот только пожимает плечами, но не продолжает свою фразу.

– Так, ничего непонятно, но очень увлекательно, – выдает моя бабуля. – Сейчас принесу наливочку. Со сверками-то выпить за знакомство.

– Ба, какая наливочка? – не понимаю я.

– Куда идти твоя бабушка? – спрашивает на ломаном русском Эмре.

– Понятия не имею.

– Я слышал слово “наливочка”. В прошлый раз когда ты угощала меня этой штукой, я пропустил самолет.

Не сдерживаю смешок. Было дело. Мы отмечали что-то. Какую-то его сделку. Вино закончилось. А бабушка посылку мне прислала в подарок. На следующий день Эмре было так плохо, что он никуда не полетел. Его отец, кстати, был не рад.

Мы пересекаемся взглядами, и я не могу сдержать улыбки. Эмре пытается не улыбаться, но по глазам вижу – точно помнит, что тогда произошло.

– Вот она, вишневая, хорошая моя, – бабуля появляется с… и правда с бутылкой наливки, которую сама делает.

– И как ты провезла ее с собой в ручной клади?

В “Виктории”-то. Я думала, там до трусов все проверяют.

– А я разлила ее по одноразовым шампунькам. Так, а давай-те ка за знакомство. Кадех калдерма!

О нет, бабуля требует тост. Специально учила слово?

Она без спросу разливает наливку родителям Эмре, пытается и ему всучить стопку, но он не преклонен. С тоской смотрит на папу с мамой, которые явно не догадываются, что их ждет. А потом машет на все рукой, откидывается на спинку стула и вместе со мной наблюдает.

И да начнется пир!