Текст книги "Развод по-турецки или постучись в мою Тверь (СИ)"

Автор книги: Джесси Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Развод по-турецки или постучись в мою Тверь

Глава 1

– Ну Джан хорош…

– Да ты вчера говорила, что он подонок.

– Ну так вчера он обижал Айбюке! А сегодня смотри-ка, стол накрыл, бабуле ее помог. Ой, хороший мальчик!

– Тридцатилетний. Мальчик.

– А кто он, девочка?

Мама и бабушка уже полчаса спорят о турецком сериале с пеной у рта, и все это время серия стоит на паузе. Они успели посмотреть всего минут двадцать, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать, так что двухчасовая серия будет идти весь вечер, и хорошо если к полуночи эти две фанатки разойдутся по комнатам.

Я с ними не смотрю, сижу над магистерской и не могу сосредоточиться, но так уж вышло, что в нашей квартире комната с телевизором – самое располагающее к работе место. Во-первых, я привыкла учиться под эти сериалы еще со школы. Во-вторых, на кухне слышимость такая, будто мы ее с соседями сверху делим. Я и имена их знаю, и про их кризис в семье. Ну и, в-третьих, я пишу работу как раз по тюркской культуре, и бормотание всяких Джанов на фоне очень даже в тему.

Фанатки Турции создали все условия, чтобы я успешно отучилась на тюркологии и даже поступила потом в магистратуру. Я ни о чем, в общем-то, и не жалею. Они все мечтают, что я перееду работать в Стамбул и их с собой прихвачу. Мама моя – учитель английского в общеобразовательной школе, а бабушка в регистратуре сидит, но обе хотят сидеть на берегу Босфора и смотреть на закат, поедая симит.

– Наташ, дверь открой, у нас тут что-то намечается, – я вздрагиваю, потому что ушла в свои мысли и пропустила звонок в дверь.

– А у меня работа между прочим, – вздыхаю, но встаю из-за стола.

– А у нас щас Айбюке кофе подавать семье Джана будет. А, паразитка, смотри, че делает, – и это точно не про меня. Потому что у бабушки сейчас любимая внучка – это Айбюке, а не я.

Домофон в нашей девятиэтажке уже три года не работает. Однажды зимой замерз, размагнитился, и теперь его никто не чинит. Мы привыкли к проходному двору, но дополнительный замок все-таки врезали. Звонки сразу в дверь – привычное для нас дело, так что я спокойно иду открывать, даже не глядя в глазок. Это или соседка снизу опять пришла жаловаться на громкие разборки моих родственниц, или соседка сверху денег занять, которых у нас все равно нет. Больше некому.

Прежде чем открыть пробегаю взглядом по отражению в зеркале – просто по привычке – и машу рукой. Я в домашнем: пижама, шерстяные носки и сверху свитер с оленями, который еще мама носила, когда в школе училась. Люблю я такие вещи.

Щелкаю замком, открываю дверь и замираю.

– Привет, – говорит человек, которого я не видела со времен, когда целый год провела на практике в Стамбуле. И это было давно, два года назад. Сердце екает, сжимается от боли, и я точно бледнею, кожей чувствую. Часто представляла себе этот момент, но никогда не думала, что он случится.

Может, я уснула над учебниками?

– Привет…

А он совсем не изменился. Темно-русые волосы, легкая щетина и темный пронзительный взгляд. Очень жаль, что он не обзавелся пивным животом, кольцом на пальце или морщинами. Да хоть бы один волосок поседел! Но нет. Такой же молодой и красивый, быть может, даже лучше стал. А я за три года отрастила волосы и больше не обладательница каре. Перекрасилась из черного в натуральный безумный-рыжий, как зовет его мама, и набрала ровно два кило, потому что мне уже не девятнадцать и я имею на это полное право.

– Эм… как дела? – спрашиваю его тоненьким голосом, он смотрит на меня не отрываясь, а мне неловко. Что нужно-то? Что забыл в нашей Твери? На чем приехал? Прямо из Стамбула на своем черном кабриолете?

Думаю об этом и тут же начинаю хихикать, а он из-за этого еще более жадно впивается в меня вглядом. Только через несколько секунд выдыхает и произносит:

– Мне нужен развод.

Эм… что?

А, это не вслух.

– Эм… что?

– Как выяснилось, мы женаты и…

Я быстро машу руками, веля ему замолчать, беру Эмре Демира за шкирку и тащу в квартиру. Ну, точнее, он сам идет и очень быстро перехватывает контроль: заводит мои руки мне за спину, как бы намекая, кто тут главный. Ой, малыш, а ты забыл что со мной такое не прокатывает?

В общем, метр по коридору – и мы в моей крошечной спальне. Кажется, Эмре никогда в таких маленьких помещениях и не был. Ну и что? Ну вот да, бывают комнаты три на три метра, и это я даже немного преувеличила, потому что она и того меньше.

Он держит мои руки, мы прижимаемся друг к другу животами – кажется, тот стал еще тверже. Интересно, и кубиков прибавилось? Боже, о чем я вообще думаю, а? О том, что дыхание Эмре касается моих губ, а глаза сверлят со злобой. И мы оба тяжело дышим, вот черт. Да у меня губы горят от того, как горячо сейчас внутри. Я думала, что все уже отболело, а у меня каждая клеточка кожи ноет от малейшего контакта и требует большего.

– Не кричи так, а то услышат, – шиплю я. Эмре вздрагивает, потому что воздух из моих губ касается его, и мне даже кажется, что сейчас он вопьется в мои губы, как умеет. Более того, как никто больше, кажется, не умеет, потому что после него все было не то, и я бросила жалкие попытки ходить на свидания.

– Кто услышит?

От его голоса по коже мурашки бегут. А я скучала. И видимо, очень-очень сильно. Моя практика прошла что надо. Я вернулась с разбитым сердцем и проплакала следующий год, как дура, а этот тип мне даже ни разу не написал.

– Не важно. Что ты несешь, какой развод?

– Мы, оказывается, два года назад поженились, – спокойно говорит мой “муж”.

Он стоит ко мне очень близко. Очень-очень близко. Я даже хотела бы заплакать, если честно, оттого, насколько мы близко, потому что, ох, как же он приятно пахнет! И по коже от него электрический ток.

– А?.. – так, я увлеклась обнюхиванием, кажется. Что он там сказал? Мы что? Я вырываюсь, и он будто бы с сожалением меня отпускает.

– Мы. По-же-ни-лись, ты за два года турецкий забыла?

Я, признаться, забыла, на каком языке мы разговариваем от шока. Это турецкий? Ну ок.

– Мы не могли пожениться, – смеюсь я и шлепаю его освободившейся рукой по плечу. Эмре со всей строгостью смотрит на место, куда я ударила, потом на меня.

– И правда, слабо верится, – комментирует он совершенно ледяным тоном.

Какой кошмар. Он мне так даже больше нравится.

– Собирайся, поехали.

– Куда?

– В Стамбул. Разводиться.

А вот это уже новости. Я замужем. Я лечу в Стамбул. Разводиться? Да черта с два.

Ты меня бросил, ты и решай проблемы.

Глава 2

– Это какой-то розыгрыш? – отступаю назад, выйдя из ступора. Скрещиваю руки на груди, чтобы спастись от этого… турецкого наваждения! – Сейчас выпрыгнут люди с камерами, да?

Я демонстративно подхожу к окну и трясу шторы, с которых, слава богу, пыль не летит. Помню, какой Эмре педант. Пока мы путешествовали по миру, он столько жалоб оставил в гостиницах, что его как клиента боялись бы больше Лены Летучей, если бы где-то, кроме России, знали, кто она такая.

– Хе-хей! Вы где? Маленькие папарацци, выходите!

– Ты ведешь себя как ребенок, – строго отчитывает меня. Всегда терпеть не могла этот его тон. Будто он самый умный, воспитанный и взрослый.

– А ты делаешь мне замечания в моем доме! Заметь, я тебя не звала, ты сам пришел!

Я злюсь, щеки пылают, волосы разметались, а он… он смотрит на меня тем самым взглядом, который всегда сводил меня с ума. Он обожал учить меня жить, хотя старше всего-ничего, но ему также нравилось, как я злюсь. А я раньше вообще взрывалась по любому поводу.

Искры между нами всегда ощущались физически. Да мы могли одними взглядами спалить номер! Потому что терпели, потому что традиции, потому что нельзя было, а потом… А потом случился Вегас, нас поженил Элвис, и… собственно, это была лучшая неделя в моей жизни. Потому что после нее были только слезы и тлен.

Вегас…

Я хмурюсь, а Эмре понимающе улыбается.

– Начало доходить? – он сбивает меня с мыслей, потому что говорит по-русски. Пусть с сильным акцентом, но я удивлена. За почти год, который мы провели вместе, он с трудом выучил несколько фраз, а тут неприкрытый сарказм.

– Ты похож на толстого бегемота, – говорю совершенно спокойным тоном, будто выдаю нечто с сакральным смыслом. Проверяю его.

Тот чешет бороду и отвечает чуть ломано:

– Не похож, я худ.

– И где это ты успел получить такие познания?

– Бизнес. С русскими. Много командировка.

На меня внезапно накатывает такая волна обиды. Она топит меня с головой. Значит, пока я тут страдала, что он где-то неприлично далеко от меня, в другой стране и в другом мире, Эмре Демир спокойно выгуливал свои ужасные лаковые туфли по русским бульварам? И даже не поинтересовался, как у меня дела, пока ему не понадобился развод?

Кстати, о разводе.

– Объясни, почему ты считаешь, что мы женаты.

Потому что я все еще не верю в этот абсурд.

– Потому что у Элвиса оказалось полное право благословлять союзы, – отвечает уже бегло на турецком. – Пусть и не на небесах, но на бумаге точно.

– Это похоже на бред.

Я пытаюсь быстро перебрать в голове события той ночи, но… одни урывки…

Его клятва.

Мое да.

Много шампанского.

Мы падаем, когда он, неся меня на руках, спотыкается о порог номера.

Он срывает с меня белое платье-сорочку, которое я купила в магазине на первом этаже отеля.

Бог мой…

– Если ты сейчас узнал о разводе, значит… – не договариваю, потому что сама понимаю, что это значит.

Значит, он решил жениться на другой. Кольца еще нет, но, видимо, скоро появится. Как только он избавится от меня.

– Свадьба через три месяца, нужно решать вопрос сейчас. Детей у нас нет, так что должны развести быстро и без проблем.

– Это если я захочу.

Он приподнимает брови.

– А почему ты можешь не захотеть? – и снова этот огонек в карих глазах. – Будешь шантажировать меня? Так я заплачу. Сколько тебе нужно?

Фу.

– Иди ты! – рычу я и бросаюсь к двери, чтобы показать ему наглядно, куда идти.

Но он очень быстро перехватывает меня за руку, толкает спиной к стене, куда я больно врезаюсь лопатками. Все его черты лица сильно заостряются, кажется, теперь он и правда зол. Только меня не испугаешь этой турецкой натурой. Знаю я, какой он. Видела и в худшем состоянии. Он всегда себя контролировал. Правда, тогда я ему была нужна, а сейчас…

– Не смей. Меня. Говорить. Куда. Идти!

Это слишком громко, чтобы никто не услышал.

– Наташка! Что у тебя там? – вдруг стучит мама в комнату. И я подпрыгиваю, а этому хоть бы хны. Даже не моргнул лишний раз.

– Ничего, мам, кино смотрю. Про злого грубого неотесанного мужлана, – выплевываю ему в лицо, испытывая его терпение. Я знаю, что играю с огнем. Но во мне так горит обида!

Я никогда не была и не буду тихой серой мышью. Я солнце – так всегда говорила бабушка. И если надо, спалю дотла.

– А кто приходил?

– Соседка денег просила.

– Ох уж эта Вера Сергеевна, пусть бы сначала те пятьсот рублей отдала, а то делает вид, что память ей стерло. Прямо как у Озге, но ее-то машина сбила. У нее-то и правда амнезия! – мама снова болтает об очередном сериала, а Эмре… он вдруг… этот говнюк начинает смеяться!

А через несколько секунд в голос ржать.

И тут уже на кино не спихнешь.

– Ната-аш, у тебя там кто-то есть?

Мама, не надо.

– Натаа-аш.

Эмре толкает меня к шкафу, а сам открывает дверь и, улыбаясь во все тридцать два идеально белых зуба, протягивает руку моей маме.

– Добрый вэчер, – здоровается он, а мама вот-вот, кажется, упадет в обморок. Потому что если бы я была фанаткой турецких сериалов, я бы точно шлепнулась. Потому что засранец Эмре Демир очень хорош собой: высокий, статный, и при этом почти европейской внешности, одет с иголочки и… чертовски сексуален. У меня не было шансов не влюбиться с первой секунды, как я его увидела.

Почему он выбрал из всех меня? Вот это так и осталось для меня загадкой.

– Ма-ам, – зовет моя мама бабушку.

И слыша, как та, шаркая ногами по полу, идет к нам и ругается на кого-то из сериальных героев под нос, прикрываю глаза, потому что знаю, что тут точно рванет.

– Ох, мамочки мои! – и бабуля вспоминает свою маму. – Серкан Болат, ты ли это?

Глава 3

– Наташечка… – бормочет мама. – А это не тот ли твой начальник-красавчик? Мы на фотографиях видели, да, мам?

– Да-да, видели-видели… – бормочет бабушка, и они обе хватают моего “мужа” за руки и тащат в гостиную, поставив на паузу свою «Канарейку» или… не знаю, как называется сериал, но между собой они его называют именно так.

– Рассказывайте, с чем пожаловали, – улыбается мама, пока бабушка тащит с кухни чай.

Господи, она чай в армуду налила. Я им сервиз из шести чайных турецких чашек привезла с практики, и они из них пьют только по особым поводам. Ну и пока серию “Канарейки” смотрят.

Чай Эмре не понравится, я по его лицу вижу. Это совсем не тот, к которому он привык, потому что бабушка заварила обычный “Ахмад” из пакетика.

– Я приехал разводиться с вашей дочерью, – спокойно говорит Эмре, пока мои родственницы млеют от его акцента.

Млеют… ровно до той секунды, когда до них не доходит смысл его слов.

Раз-во-дить-ся.

Ну вот зачем он так сразу и без предупреждения-то?

– Наташа? – мама смотрит на меня, щурится. – Ты что! Была замужем?

– Нет, – смеюсь я, машу рукой и качаю головой для верности. – Нет, конечно, нет. Нет. Да нет, точно!

Мама усаживает на диван сначала бабушку, потом садится сама, а я стою посреди комнаты, как будто принесла из школы двойку. И самое дикое, что Эмре Демир сидит посреди гостиной, изучает узор на ковре, перед ним чай на столике, накрытом вязаной салфеткой. Сидит он на советском стуле с шатающейся ножкой. Ну это сюр какой-то. Эмре не из этой жизни, из совсем другой! Красивой, стамбульской жизни, которую мне показали, а потом… потом дали под зад пинка.

– Рассказывай, – цедит мама сквозь зубы, и мы с Эмре переглядываемся, я пальцем изображаю, что перережу ему горло за самоуправство, а он щурится на меня, мол, ну попробуй.

– П-помните, я на практику уезжала от института, да? Ну я там работала… и вот Эмре был мой начальник, типа…

– Без типа! – восклицает мама, включив учительницу.

Эмре как-то распрямляется весь, почуяв, у кого тут власть.

Так-то! Это ты еще в регистратуре у моей бабушки талончик не просил, мажор на черном Бентли. Вот где спесь с людей сбивают.

– Мы с Эмре работали. Я была его ассистенткой. Так вышло, не знаю, зачем я ему понадобилась, было много претендентов, – начинаю говорить быстрее, он закатывает глаза и утыкается лбом в ладонь. Как знакомо… всегда так делал.

– Да даже и не знаю, – ворчит он по-турецки.

У туркоманок инфаркт.

– Приглянулась она ему, – улыбается мама.

– Ой, а детишки какие будут!

– А нам бы дачу в Бодруме, да, мам?

– Вы что тут устроили! Слышали? Раз-вод! Не будет никаких детишек, – восклицаю, понимая, что у Эмре достаточно знаний русского, чтобы понять этот бред.

– Ты продолжай, продолжай, – торопит мама.

– Ну и мы… вроде как влюбились. Ну или думали, что влюбились, – бросаю взгляд на Эмре, который слушает мой рассказ не менее внимательно, чем родственницы, но как-то скептически, будто ожидает вранья. Уткнулся виском в кулак руки и попивает чай, вижу, что еле терпит вкус. – Была командировка в Америку, и там пара выходных, которые превратились в неделю. До свадьбы вроде как, ну… ну что я вам рассказываю. Короче…

– Без короче.

– Мама! КОРОЧЕ, поехали в Вегас развеяться и набрели на часовню, где Элвис нам предложил пожениться. И это нам показалось смешным. И мы поженились. Там же сняли номер. И в общем… Казалось, что это весело и не правда, а оказалось, видимо, что правда. Все, конец истории. Теперь этот тип, которого я не видела давным-давно, хочет жениться на другой, и ему нужен развод. Все!

– А чего разъехались то? – спрашивает мама. – И жили бы…

– Не важно, – устало говорю и встаю с места, а потом достаю с антресоли чемодан.

– Ты что делаешь, дочь! – восклицает мама.

– Собираюсь. Мне этот брак не нужен, пусть будет счастлив, – говорю спокойно. Надеюсь, в голосе не слышно, как мне неприятна эта тема.

Хотя спрашивается, с чего бы мне было неприятно?

– Это же Элиф, да? – спрашиваю Эмре по-турецки и вижу, как он хмурится.

– Откуда ты знаешь?

А я только закатываю глаза и иду в ванную, якобы, собираться, на деле же умыться хочу. Куда собираться без купленных билетов, это все спектакль какой-то.

Элиф, ну конечно.

Когда мы вернулись из Вегаса, Эмре еще говорил, что мы скоро поедем к его родителям, про будущее и детей, а потом Элиф… дочь делового партнера Эмре… точнее будущего делового партнера… Господин, Демир собирался отдать сыну место генерального директора на двадцать седьмой день рождения. Тоже самое сделал бы для своей дочери отец Элиф.

Элиф и Эмре… идеальная парочка. Два полноправных гендиректора. Она подошла ко мне в первый же день после возвращения в Стамбул и по совместительству последний день практики и сообщила, что турецкий сериал для меня окончен. Последняя серия, грустная главная героиня возвращается в Тверь первым же рейсом. А у них будущее и свадьба, и это не шутки. Я посмеялась, а потом увидела на почте билеты на самолет, отправленные мне, как и остальным практикантам. Ну мало ли, может перепутали – первая мысль.

Потом за нами в апартаменты приехал трансфер, и я, как и все, была в списках, хотя так быть не должно. Это походило на какую-то шутку, а телефон Эмре не отвечал.

Потом аэропорт – и снова ничего не понятно. Я не шла в телетрап, пока мое имя не объявили по громкой связи.

Я не плакала, пока не вернулась домой. Он не написал мне ни разу, а я была слишком гордой, чтобы сделать это первой. И теперь, если ему нужен развод, и слова не скажу.

Выхожу из ванной, насухо вытерев лицо, чтобы было не видно, что плакала. Опять! Думала, больше никогда такого не будет. Мама и бабушка весело что-то обсуждают, а Эмре им улыбается.

– Когда летим? – хрипло спрашиваю уже-почти-бывшего-мужа. – Это точно нельзя сделать в России?

– Завтра летим, – хихикает мама.

– ЛетиМ? Не летиТЕ? Я не ослышалась?

– Нет, дорогая, как же такое событие, развод! И без поддержки, – и начинает скидывать в мой чемодан свои летние платья.

Этого еще не хватало.

Глава 4

Дожила. На двадцать четвертом году жизни я сплю на костлявой раскладушке на кухне, потому что… “ну как это гостя на такую уложить, пусть в твоей кроватке поспит”. Ага, он же турецкая неженка. Позвоночник ни дай бог искривится на такой койке, а мне-то что будет? Правильно, ни-че-го! Мои родственницы не отпустили «нашего мальчика» в гостиницу, а он не смог отказать из-за «глубокого уважения к старшим».

Я не принцесса на горошине, но спиной ощущаю каждый металлический прутик. А еще эта штука скрипит так, как не скрипела даже Элиф, когда объясняла, что мне, русской “Наташе”, не место в Стамбуле на пути к их с Эмре Демиром истинной любви.

Фу. И что я весь вечер вспоминаю эту зализанную Элиф? Сразу хочется пригладить свою пышную гриву рыжих волос. Я реально рядом с ней казалась неотесанной школьницей, пока она расхаживала в брендовых шмотках на десятисантиметровых каблуках по турецкой жаре.

Переворачиваюсь на другой бок, потому что из окна уличный фонарь слепит прямо в глаз. Не помогает. Думаю, уже пойти маму подвинуть на диване – пусть терпит, если уж на то пошло, но сначала… сначала воды выпью. А то как представлю Эмре Демира в моей комнате, так в горле и сохнет.

Я, конечно, постаралась спрятать все самое провокационное: белье по углам шкафа рассовала, мягкие игрушки закинула под кровать, романы с пометкой “18+” повернула корешками к стене и самое главное – сорвала с куклы и запихнула на дно ящика в столе кулон, который давно пора было выкинуть, потому что он ничего не значит, но… мало ли что! Да там нарыть компромата можно все равно на три жизни вперед.

Так, дыши! Вдох-выдох. Он спит. Ему плевать на меня. Он хочет развод и не собирается рыться в твоих вещах! Он вообще…

– Черт! – по обе сторону от меня на столешницу ложатся мужские ладони, а я подпрыгиваю, наливая из фильтра воду, роняю с грохотом в раковину стакан и со всей силы бью затылком… о да, по носу моего слишком идеального мужа, которому мужественности добавить точно не помешает. Подумаешь, фингал будет. Элиф пожалеет. В любой позе, которую он ей закажет.

Фу, Наташа, это же Турция, традиции…

Эмре ругается на турецком – бегло и ярко, я даже застываю, залюбовавшись вдруг. Он бывает таким дерзким – это меня в нем и покорило когда-то. Он, будучи таким молодым, так ловко управлялся с делами и командовал гораздо более старшими людьми. Это вызывало лишь уважение. Эмре понравился мне сначала как человек и лишь потом как мужчина. Хотя отрицать его мужские… эм-м, достоинства… нет никакого смысла.

– На, – бросаюсь в него влажным полотенцем, которым протерла забрызганный водой стол.

Он брезгливо смотрит на него, будто я предложила ему вытереть лицо половой тряпкой. Ну, извините. Здесь не отель, чтобы заменять полотенца по запросу, прачка не вышла на работу, а стиральная машина сломалась. Кстати о ней – нужно вызвать мастера завтра… или когда мы там улетаем? Тогда уже по прилете?

Эмре вытирает ладонью нос. Проверяет, нет ли крови? Ох, ну я не Тайсон, Демир в два раза меня больше, выдержит его нос. Ну и пластику никто не отменял. Может, вместе с ринопластикой ему мозги чуток поправят, чтобы таким заносчивым снобом не был.

Я понимаю, что что-то не так, только когда осознаю, что слышу разгоняющийся стук собственного сердца. Слишком тихо. Эмре стоит напротив в полумраке, подсвеченный лишь фонарем да луной, я – облокотилась на стол, моя ночная рубашка… Ой-ёй! Она слишком чертовски короткая для того, чтобы на нее пялился горячий турецкий мужчина, о котором я не раз вспоминала, оставаясь одна в запертой комнате.

Я должна что-то сделать. Должна была еще раньше. Не нужно было надевать это, но все мои домашние вещи в той самой стирке, которая не состоялась, потому что стиральная машина чуть не устроила потоп. И все равно зря надела – лучше бы у бабушки одолжила какой-нибудь пеньюар. Мне нужно завернуться в плед, который лежит на раскладушке, но… я не могу пошевелиться. Вообще. Только дышу. Даже глаза жжет, потому что моргаю раз вместо пяти.

Тишина затягивается. Я чувствую, как электризуется воздух. Нужно что-то делать. Бежать. Спасти себя от непоправимой ошибки и желания его поцеловать.

Стамбул. Элиф. Трансфер. Почти два года молчания. Все, возбуждение как рукой сняло.

– Глаза не сломай. А то мало ли, вдруг суженой кривой и косой не нужен будешь.

– На такой случай у меня есть ты – пока не развелись, ты моя законная жена. Придам огласке свой недуг и бессердечность жены, сама разводиться не захочешь – проходу не дадут.

Ой, не такая уж он и звезда!

– Захочу. Мне ничего от тебя не надо. Пусть Элиф берет на себя титул хасеки.

Ага, и терпит наложниц этого недо-султана. Я, будучи законной женой, так не смогла бы. А с ним, видимо, иначе не выйдет.

– Эх, джаным…

О нет… я пячусь назад, как могу, потому что он делает шаг. И вот эти вот мурлыкающие нотки в его голосе… и это “душа моя”… нет, это грязный прием!

Я с криком отскакиваю в сторону, когда на кухне внезапно загорается свет и заходит мама. С самым преспокойным видом.

– Тише ты, бабушку разбудишь, а у нее бессонница. Что вы тут, хорошие мои, развод, наверное обсуждаете?

Она быстро окидывает взглядом Эмре, а я краснею до пят, потому что только сейчас понимаю, что он без футболки. С голым турецким, мать вашу, торсом!

Бабуля бы в обморок упала. Но здесь моя мама, а не она. Поэтому…

– Ну обсуждайте, не буду мешать. Стаканами не гремите только больше.

И она, так ничего и не взяв, просто уходит с кухни. Следом вальяжной походкой уносит свой турецкий зад Эмре Демир, а я… что ж, я ложусь обратно на раскладушку, чтобы мучаться этими адскими пытками до утра.