Текст книги "Опрометчивое пари"
Автор книги: Джэсмин Крейг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Джэсмин Крейг
Опрометчивое пари
1
Габриэла Барини приглушенно вскрикнула и с неподражаемым изяществом опустилась на старинную кушетку, стоявшую в углу ее спальни. Положив голову на вышитую подушечку, она устремила трагический взгляд на стройную молодую женщину, неподвижно стоявшую в центре комнаты.
– Ты доведешь меня до смерти! – объявила она страдальческим голосом. – Ты, моя дочь, готова отправить меня на верную смерть!
Санди сосчитала в уме до десяти.
– Наоборот, – ответила она, тщательно следя за своими словами, – я просто пытаюсь избавить тебя от совершенно ненужной боли. Тебе необходимо прооперироваться, мама, и твой врач говорит, что желательно сделать это поскорее.
Габриэла, уже двадцать лет считавшаяся суперзвездой Голливуда, знала толк в театральности. Прижав руку ко лбу, она застонала:
– Я не вынесу всех этих разговоров о врачах и больницах! Не произноси этих ужасных слов в моем присутствии! Dio mio, Санди, откуда у меня такая жестокая дочь?
На этот раз Санди мысленно досчитала до двадцати, потом сделала пару глубоких вдохов и только тогда ответила:
– Мама, у тебя воспаление желчного пузыря. Твой врач нашел там чуть ли не дюжину камней. Их надо удалить.
– Ты совершенно лишена всякой деликатности! – содрогнулась Габриэла. – Как ты можешь все время повторять эти отвратительные слова? Камни! Воспаление желчного пузыря! Так должно называться только то, что есть внутри у свиней. Ты же понимаешь, Санди, что вездесущая пресса обо всем разнюхает. И как тогда эта операция скажется на моем имидже?
– Понятия не имею. Но я не могу всерьез задумываться над тем, что ты будешь говорить на интервью. Посмотрим на вещи реально, мама: ты сильно страдаешь от боли. На следующий месяц у тебя назначены съемки нового фильма в Калифорнии. Если ты не удалишь эти камни, ты не сможешь выполнить условия контракта. Совершенно очевидно, что тебе надо лечь на операцию. И поскольку ты все время повторяешь, что предпочитаешь американских врачей, я договорилась, что ты на будущей неделе ляжешь в Медицинский центр в Лос-Анджелесе. Больше обсуждать нечего.
Габриэла снова издала жалобный стон.
– Не знаю, как я могла родить настолько отвратительно практичного ребенка!
Разглаживая тяжелые складки своего роскошного голубого атласного халата, кинозвезда недоуменно рассматривала аккуратный бежевый льняной костюм, который был надет на ее дочери.
– Удивительно, но ты даже выглядишь практичной! Как это возможно? Уж, конечно, ты не могла перенять свой характер или взгляды от меня – значит, они достались тебе от отца. Да, я уверена: это Ричард во всем виноват. Наследственность у него ужасная, знаешь ли. Я тебе говорила, что его отец был налоговым инспектором?
Санди грустно улыбнулась.
– Да, ты часто об этом упоминала. Но я уверена, что папа первым отрекся бы от всякой ответственности за то, что из меня получилось. Поверь, мама, несмотря на свои добропорядочные гены, он находит меня такой же загадочной, как и ты.
Габриэла внимательно посмотрела на дочь.
– Знаешь, ты могла бы быть очень красивой, если бы хоть немного постаралась. По правде говоря, мне иногда кажется, что тебе приходится затрачивать немало усилий, чтобы не быть красивой. Что тебе на самом деле нужно, Санди, так это встретить мужчину. Настоящего мужчину. Если бы ты влюбилась, то со временем стала бы почти нормальной.
Санди отошла к высоким окнам, затянутым кисеей, не поворачивая лица к матери. Она стиснула перед собой вдруг задрожавшие руки.
– Чего бы ты от меня хотела? – с напускной веселостью спросила она. – Чтобы я каждый месяц меняла любовников, доказывая, что с гормонами у меня все в порядке?
– Может, это стало бы шагом в нужном направлении. Но что тебе действительно нужно, так это такого любовника, который заставил бы тебя потерять голову. Мне хотелось бы, чтобы ты хоть раз влюбилась так сильно, что лишилась способности логически мыслить.
На это Санди отозвалась, не пытаясь справиться с досадливым смехом:
– Логика – это ведь не преступление, мама. В некоторых семьях ее даже считают достоинством.
– Даже в семь лет здравого смысла у тебя было больше, чем у нас с твоим отцом, вместе взятых!
Тон Габриэлы ясно показывал, что эти слова не следует принимать за комплимент.
– Но ведь кому-то в нашем доме надо было сохранять спокойствие, – тихо проговорила Санди.
– Неужели именно это заставило тебя обручиться с тем Джимом как-его-там? Он был просто ходячим учебником психологии, а не мужчиной! Неудивительно, что ты покупаешь костюмы из бежевого льна и закручиваешь волосы в узел!
Санди с трудом проглотила вставший в горле ком.
– Я разорвала помолвку с Джимом почти два года назад.
– И с тех пор пытаешься делать вид, что ты – монахиня!
Санди обернулась, и ее классически правильные черты лица смягчились в теплой улыбке.
– Не думаю, чтобы нашлось много монахинь, которые могли бы заниматься моим делом, мама. Иногда ты забываешь, что я знаю о сексе больше, чем ты.
Габриэла презрительно фыркнула.
– Только медицинские термины и чужие рассказы о сексуальных проблемах. Тебе незнакомы блаженный экстаз чувств, дивные муки неразделенной любви.
– Напротив, мама, мои пациенты все время мне о них рассказывают. Послушай, я не позволю тебе поменять тему нашего разговора. Речь идет о тебе, а не о моей недостаточно богатой личной жизни. Вчера у тебя были настолько сильные боли, что ты даже не могла встать с постели. Почему ты не хочешь признать, что операция необходима?
Две сверкающие слезинки скатились по дивным нежно-розовым щекам Габриэлы.
– Больницы – это ужасные заведения. А я ведь не больна! Ну, может, только чуть-чуть. Я не хочу, чтобы эти гадкие врачи резали мне сердце на кусочки!
Санди начала было объяснять, что для удаления камней из желчного пузыря не надо делать никаких разрезов в области сердца, но очень быстро убедилась в том, что Габриэла ее не слушает. Пройдя через комнату, Санди остановилась у кушетки, на которой лежала ее мать. Досада, которую она испытывала, заставила ее говорить с непривычным жаром.
– Мама, ты вызвала меня в Рим отчаянным звонком посреди ночи. Ты сказала, что тебе нужна моя помощь. Я пробыла здесь больше недели, но ты не даешь мне сделать для тебя чего-нибудь. Мне пора возвращаться на работу. Дома, в Лос-Анджелесе, на меня рассчитывает множество людей, и мне приходится думать о моих обязательствах по отношению к ним, а не только о дочернем долге. Я заказала на завтра билет до Лос-Анджелеса. Пожалуйста, давай полетим вместе! Ты же знаешь, что это было бы разумно.
– Ты требуешь невозможного! – Поднявшись с кушетки, Габриэла широко раскинула руки. – Ты никогда не понимала моей чувствительной артистической души. Никогда!
– Наверное. Извини, мама, но я не понимаю, почему иметь артистическую душу – это значит страдать во время приступов желчекаменной болезни, вместо того чтобы разрешить хирургу удалить камни.
– Будь ты творческой личностью, ты поняла бы… – мрачно ответила Габриэла.
– Несомненно.
Ответ Санди прозвучал довольно сухо. Она вздохнула. Эта сцена с небольшими вариациями разыгрывалась каждый день в течение целой недели, и она наконец призналась себе, что ничего не может добиться. Видимо, разумнее всего вернуться в Штаты и попросить помощи у отца. Габриэла Барини и Ричард Хоукинс развелись больше двадцати лет тому назад, но Ричард имел на свою бывшую жену больше влияния, нежели кто-то из ее более поздних любовников. Если отец согласится оторваться от работы над своим очередным фильмом, возможно, ему удастся уговорить Габриэлу на операцию. Санди решила, что чем скорее она вернется в Лос-Анджелес, тем будет лучше.
Приняв такое решение, она быстро направилась к двери спальни.
– Мама, на этот раз я говорю серьезно. Завтра в десять утра я уезжаю в аэропорт. Мне тебя разбудить, чтобы попрощаться?
Габриэла не смотрела дочери в глаза.
– Если хочешь.
Санди так сильно стиснула ручку двери, что пальцам стало больно, но лицо ее ничем не выдало охватившей ее напряженности.
– Да, конечно, я хочу с тобой попрощаться, мама. Тогда мы увидимся завтра утром. Доброй ночи. Спи спокойно.
Габриэла не ответила. Постояв несколько секунд в молчании, Санди вышла из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
2
Зал Дороти Чэндлер Музыкального центра Лос-Анджелеса был до самого своего последнего ряда забит элегантной публикой. Куда бы ни поворачивались телекамеры, всюду в объектив попадали сидящие плотными рядами женщины, сверкающие золотым шитьем и блестками вечерних туалетов и бриллиантами, и мужчины в черных торжественных смокингах и накрахмаленных до хруста рубашках.
Несмотря на внешнюю помпезность, зал был ужасно душным, и Дэмион Тэннер нетерпеливо поерзал на месте. В соответствии с традициями церемония вручения премий оказалась длиннее планированного не меньше чем на час.
Дэмион оттянул воротничок рубашки и снова заставил себя внимательно смотреть на сцену, где ведущий, рассыпая шуточки, подбирался к торжественному финалу – вручению главной награды Киноакадемии лучшему актеру года. Казалось, что церемониймейстер держится необычайно непринужденно, но Дэмион, как знаток, оценил его умение, направленное на то, чтобы все усиливать атмосферу нетерпеливого ожидания. Он наблюдал за представлением с хладнокровной, критической отстраненностью профессионала, восхищающегося умением другого профессионала. Дэмион обратил внимание на то, насколько своевременно ведущий вставил очередную остроту, и теперь слушал, как зрители – все три тысячи присутствующих – одобрительно смеются.
Дэмион тоже улыбнулся, хотя не услышал ни слова из сказанного. Профессиональная часть его мозга машинально продолжала функционировать, но остальное, кажется, совершенно отключилось, так что в его уме не осталось ничего, кроме навязчивой потребности сохранять внешнее равнодушие.
Его спутница, имя которой напрочь вылетело у него из головы, прижалась к нему еще теснее, и он рассеянно похлопал ее по руке. Это была потрясающе красивая молодая женщина, чье роскошное тело облегало платье из серебряной парчи. Видимо, цинично подумал он, на студии к подбору сопровождающей его дамы отнеслись с крайней серьезностью: ее светлые волосы как нельзя лучше оттеняли его темные волосы и яркие синие глаза.
Обычно Дэмион легко запоминал имена, что было ему очень полезно при общении с журналистами и критиками, и в данном случае провал в его памяти свидетельствовал о том, каких усилий ему стоит его напускное спокойствие.
Взглянув на тонкое лицо своей спутницы, он обратил внимание на то, что ее макияж наложен умелой рукой в расчете на яркое освещение телевизионщиков. Без всякой досады Дэмион подумал, что ей, наверное, не меньше его важно, чтобы он получил премию в качестве лучшего актера. Можно не сомневаться, что студия пообещала ей устроить как минимум одно «откровенное» интервью в случае победы Дэмиона Тэннера. Это будет ее первой настоящей возможностью привлечь к себе внимание телеаудитории по всей стране.
Конечно, она сделает вид, что Дэмион Тэннер – это ее любовник, и во время интервью выложит те экзотические подробности, которые отдел рекламы выдумал для их несуществующих отношений. Больше года назад он перестал обращать внимание на то, какую ложь выдает его студия, хотя по-прежнему недоумевал, как люди могут быть настолько легковерными, чтобы проглатывать все эти нелепые выдумки.
До конца прошлой недели, когда он кончил сниматься во втором фильме, который ставил Ричард Хоукинс, он как минимум по десять часов в день проводил на съемочной площадке, зачастую работая по восемнадцать часов подряд. И при этом еще предполагалось, что у него хватит энергии на то, чтобы каждую неделю спать с новой женщиной! «Средства массовой информации, – с досадой подумал он, – невероятно переоценили мои силы». Много вечеров кряду ему даже почистить зубы перед сном было трудно, настолько он был усталым.
Дэмион нахмурился. Ему страшно не нравилось то, что делает отдел рекламы, но он готов был признать, что это необходимо.
– Что случилось? – прошептала его спутница. – Что-то не так?
– Нет. – Он заставил себя улыбнуться. Она не обязана отвечать за идиотические выверты, на которые идет студия в целях рекламы. – Мне просто хотелось бы, чтобы они поскорее вскрыли этот чертов конверт.
– Вручающие уже выходят на сцену, – прошептала она. – Дэмион, я желаю тебе успеха!
Казалось, она говорит вполне искренне.
– Спасибо, – отозвался он, изумляясь, насколько хорошо владеет голосом. – Но даже если я не получу премию, солнце завтра встанет, как обычно. И я в любом случае замолвлю за тебя словечко на студии.
На сцене церемониймейстера сменила Тиффани Брэндон, с которой Дэмиону довелось исполнять роли главных героев в нашумевшем телесериале. Как всегда, на Тиффани было невероятно облегающее платье без бретелек, и, как всегда, казалось, что ее пышные груди вот-вот выскочат из голубого атласа ее наряда. Ее платья всегда заставляли окружающих думать, что они удерживаются на ней исключительно ее силой воли. А сегодня, похоже, даже силы воли немного не хватало.
Вместе с ней на сцене был певец Дэвид Рекс, самая последняя сенсация Америки. В честь события он сменил свой традиционный фиолетовый макияж на мягкий оттенок голубого, точно в тон наряда Тиффани. «Кому-то следовало бы его предупредить, – подумал Дэмион, – что на телеэкране голубая кожа выглядит просто отвратительно».
Тиффани и Рекс обменялись тщательно отрепетированными шутками. Опытную Тиффани, казалось, нисколько не тревожит то, что шоу смотрит больше ста миллионов зрителей, но Рексу эта мысль, похоже, внушала немалый трепет. Он произнес свои реплики довольно напряженно, а когда взял толстый запечатанный конверт, то видно было, что руки у него дрожат.
Заметив, что телекамеры поворачиваются в его сторону, Дэмион призвал на помощь весь свой профессионализм, чтобы его лицо достаточно убедительно отобразило равнодушное спокойствие. Он знал, что у него нет надежды получить премию, но был полон решимости проиграть красиво.
Утром он провел несколько часов, обдумывая, что скажет репортерам и ведущим ток-шоу после проигрыша, и у него получилась остроумная и слегка огорченная речь, которой он остался вполне доволен. Чтобы отвлечься от происходящего на сцене, он мысленно повторил несколько первых фраз, прикидывая, как добиться того, чтобы они звучали естественно, словно только что пришли на ум.
Но сосредоточиться ему было крайне трудно. Его выдвинули на премию за его роль в фильме «Сон тьмы», хоть он и не мог понять почему. Он посмотрел уже готовый фильм всего один раз, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что никакой премии он не заслуживает. Дэмион увидел множество недостатков в своей игре, массу моментов, когда в его исполнении не было даже элементарного профессионализма, не то что блеска. Смотреть фильм еще раз ему было бы просто мучительно. Сначала он удивился, потом не поверил и в конце концов просто смутился, узнав, что стал одним из пяти претендентов на премию. По крайней мере неделю после выдвижения на номинацию он ждал, когда же Академия объявит, что произошла ошибка. И он совершенно не нуждался в том, чтобы Ричард Хоукинс, режиссер, предупредил его, что на «Оскар» ему рассчитывать не приходится.
– Ни малейшей надежды, малыш, – сказал Хоукинс. Он называл малышами всех, кому не было пятидесяти. – Но не принимай это близко к сердцу. Они никогда не дают премии тем, кто выдвинут в первый раз. Само выдвижение на «Оскара» уже считается честью.
– Ричард, что до меня, то этого больше чем достаточно! Особенно если вспомнить, сколько великолепных актеров выдвигались на «Оскара», но так ни разу его и не получили.
– Угу… По правде говоря, у тебя было бы больше шансов, не будь ты так чертовски хорош собой. Или если бы ты играл какую-нибудь историческую личность, или мученика, или безумца. Академия вообще питает слабость к психам, но ей не нравятся изгои общества, которые пробираются на Олимп через постель – если это не ветераны Вьетнама, которые пытаются оправиться после психологической травмы. Будем честны, Дэмион. Во «Тьме» слишком много постельных сцен, в которых ты обольщаешь роскошных куколок, а камера крупным планом в цвете показывает, как перекатываются под загорелой кожей твои мышцы.
– Проклятье, Ричард, но все эти сцены совершенно необходимы для сюжета, и ты это знаешь!
– Конечно, знаю. Это даже большинство критиков поняли. Но никуда не денешься, Дэмион, тело у тебя великолепное, а Академия не любит великолепных тел, особенно у мужчин. Такое впечатление, будто судьи считают, что существует обратно пропорциональная зависимость между размером мускулов и актерским талантом. А когда ты при этом еще и классически красив… – Ричард безнадежно вздохнул. – У тебя нет ни малейшего шанса, малыш, хоть мне бы страшно хотелось, чтобы это было не так. Премия запросто дала бы нам лишних пять миллионов.
Взрыв смеха и наступившая вслед за ним оглушающая напряженная тишина вывели Дэмиона из задумчивости. Он услышал звук разрываемого конверта и на мгновение позволил себе роскошь закрыть глаза. «К черту телекамеры, – решил он. – Я не обязан на это смотреть!»
– Лучшим актером года Академия признала Дэмиона Тэннера за его роль в «Сне тьмы»!
Он сомневался, что расслышал правильно слова Тиффани. Несомненно, слишком много бессонных ночей исказили его восприятие. Чудовищным усилием он сложил губы в улыбку, слушая гром аплодисментов, которыми разразились зрители. Похоже, что решение судей встречено с одобрением. Ему хотелось оглянуться и посмотреть, кто же вскочил, чтобы получить «Оскар», но был настолько напряжен, что не мог шевельнуться.
Его спутница обхватила его за шею, и Дэмион с изумлением увидел, что она плачет. Когда она поцеловала его, он ощутил у себя на щеке влагу ее слез – казалось, это единственное, что могло пробиться сквозь его ледяное самообладание. Если бы Дэмион способен был испытывать какие-то эмоции, он пожалел бы ее. С его успехом она связала так много надежд!
– Ах, Дэмион, ты победил! Я знала, что ты заслужил премию. Я знала, что ты ее получишь!
Ее взволнованные слова дошли до его сознания. Он очень осторожно снял ее руки со своей шеи и встал. Он осмотрел зал. К сцене никто не шел, а когда он поднялся на ноги, аплодисменты зазвучали с новой силой. Дэмион посмотрел вдоль ряда на место слева от своей спутницы. На его глазах Ричард Хоукинс вскочил, бурно аплодируя и громко выкрикивая слова поздравлений.
И в эту секунду Дэмион Тэннер осознал, что Тиффани Брэндон действительно произнесла его имя.
Он сделал глубокий судорожный вдох, словно готовясь прочесть какой-нибудь шекспировский монолог. Осторожно ступая ставшими вдруг непослушными ногами, он быстро пошел к сцене. В его голове осталось место для одной только мысли – решимости не свалиться плашмя, показавшись перед почтенной публикой полным идиотом. Он испытал немалое облегчение, когда добрался наконец до пологих ступенек, которые вели на сцену.
Тиффани улыбнулась, протягивая ему его «Оскара». Он ошеломленно принял у нее из рук фигурку, а потом, поскольку Тиффани всегда ждала поцелуя, автоматически заключил ее в объятия, которые издали казались полными страсти, а на самом деле не растрепали ее распущенные до талии волосы и не заставили ее грудь выскочить из тугого корсета. Она вынырнула из его объятий с торжествующей улыбкой, а потом с редкостным так-том увела Дэвида Рекса со сцены, оставив Дэмиона одного перед притихшим залом.
Теперь, когда готовиться было уже слишком поздно, он наконец понял, почему все, кто получает «Оскара», всегда произносят такие занудные речи. Он испытал мгновение полной паники, когда открыл рот, совершенно не представляя себе, что за слова оттуда выйдут.
Переполненный зал замер в ожидании.
– Благодарю вас, члены Академии, – услышал он собственные слова. – И благодарю вас, дамы и господа, за ваши щедрые аплодисменты.
Он подсознательно отметил, что годы подготовки к выступлениям в театрах Бродвея принесли свои плоды: даже в эту минуту острого стресса его голос звучал мягко и мощно. Он сделал еще один глубокий вдох и с облегчением почувствовал, что страшное напряжение чуть-чуть отступило.
– У меня была приготовлена великолепная речь, – продолжил он, улыбаясь сознанию того, что продержался не меньше двух минут и при этом не опозорился. – Но я не ожидал, что получу премию, поэтому мою отрепетированную речь нельзя приспособить к данной счастливой ситуации.
Зрители поощрительно рассмеялись, и их реакция согрела его. Еще какая-то часть его мозга вышла из шока и сформировала несколько связных предложений.
– Никакой актер не способен в одиночку сыграть роль так, чтобы заслужить премию, – негромко произнес он. – «Сон тьмы» уже получил сегодня «Оскара» за лучший оригинальный сценарий. Джуди Блейк, исполнявшая роль моей первой возлюбленной, была выдвинута на премию как лучшая актриса второго плана, а еще фильм был включен в номинации за операторскую работу и музыку. Большинство из вас, здесь присутствующих, – профессионалы, так что вам известно, что «Сон тьмы» – это результат коллективных усилий, и своим успехом я обязан множеству людей. Я хотел бы поблагодарить всех этих людей, благодаря которым получился прекрасный фильм. И особенно я благодарен Ричарду Хоукинсу, нашему режиссеру. Ричард поставил на меня, когда в Голливуде меня никто не знал. В последние несколько месяцев он позволил мне немного понять, что такое работа киноактера. Если Ричард и подобные ему опытные профессионалы не потеряют терпения, то я надеюсь когда-нибудь так сыграть роль, чтобы действительно заслужить звание лучшего актера. Еще раз – спасибо вам всем.
Он поднял золотую фигурку «Оскара» над головой в традиционном жесте победителя, почти не слыша бури аплодисментов, проводившей его со сцены. Чувствуя себя совершенно опустошенным, высосанным до самой глубины своего существа, Дэмион чуть не налетел на Ричарда Хоукинса, который ждал его за кулисами.
– Я знал, что у тебя получится, малыш! И говорил ты великолепно! Как только я посмотрел окончательный вариант ленты, я понял, что «Оскар» тебе обеспечен!
– Ага, как же! – Опустошенность Дэмиона уступила место легкой иронии. Он дружелюбно хлопнул режиссера по плечу. – Я прекрасно помню, насколько ты был уверен, друг мой. Вот почему я все утро репетировал роль человека, умеющего красиво проигрывать.
Ричард хмыкнул, но ничего не сказал. С помощью нескольких охранников он начал пробиваться сквозь толпу поздравляющих, собравшихся за кулисами, к одной из артистических уборных.
– Пошли, малыш. Мария Мерлин ждет. Наши рекламщики просто взбесятся, если ты ее не прихватишь перед отъездом на бал. Они несколько дней подбирали ее по фотографиям.
– Мария Мерлин?
В глазах Ричарда отразилось понимание.
– Женщина, которая пришла с тобой. Женщина, которая сидела рядом с тобой весь вечер. Женщина, которая так и рвется тебе продемонстрировать, насколько она хороша в постели.
Дэмион посмотрел на завоеванный приз, который он по-прежнему сжимал в руке. Холод ударил его с неожиданной силой, словно кулак, направленный в солнечное сплетение. Это чувство было тем более сокрушительным благодаря своей неожиданности и беспричинности.
– А, да, – медленно проговорил он. – Мария. Я забыл, как ее зовут.
Для дальнейших разговоров времени не было. Они уже дошли до уборной, перед которой толпились журналисты. Одни из них протягивали ему микрофоны, другие держали наготове карандаши и блокноты. На какую-то долю секунды Дэмион ощутил новую волну смертельной усталости, нахлынувшую на него, но как только был задан первый вопрос, слабость мгновенно исчезла. Мощный выброс адреналина обострил его чувство юмора и инстинктивное чувство драматизма. Он уже четырнадцать лет был профессиональным актером, и с самого первого дня ему внушали, что никто, будь он звезда, режиссер или писатель, не может стать знаменитостью без помощи журналистов. Пока ему везло, понял он. Средства массовой информации всегда были к нему благосклонны.
Только гораздо позже, когда он уже сидел в благословенной тишине лимузина, направлявшегося на бал в честь вручения призов Киноакадемии, у него появилась возможность спокойно размышлять. Как это ни странно, он поймал себя на том, что удивляется, почему ему ни разу не пришло в голову ответить на вопросы журналистов честно.
Сурово сжав губы, Дэмион признался себе, что честные ответы найти было бы нелегко. Он настолько давно играет, что почти забыл, каково это бывает, когда сам испытываешь какие-то эмоции, которые настолько сильны, что нельзя остановиться и проанализировать собственную реакцию. Он прекрасно знал, чего ожидают от человека, получившего «Оскара», и сегодня блестяще исполнил эту роль. Но он совсем не был уверен, что именно чувствует Дэмион Тэннер, получивший «Оскара» за роль в самом первом своем фильме. Или как он относится к тому, что его родители не сочли нужным воспользоваться билетами на церемонию вручения наград. которые заранее им послал.
Взрыв приветственных криков предупредил его о том, что они прибыли к месту назначения. Мария Мерлин повернулась к нему от окна, в которое все это время смотрела. Глаза ее сверкали от возбуждения, на влажных губах дрожала манящая улыбка.
– Ну не дивно ли? – прошептала она. – Тут сотни людей, и все они собрались, чтобы увидеть нас! Ах, Дэмион, я так счастлива, что студия выбрала меня твоей спутницей на этот вечер! Я хочу, чтобы ты знал: что бы ты ни хотел от меня – что угодно! – я буду только счастлива это сделать.
Он справился с недобрым соблазном сообщить ей, что больше всего ему хочется, чтобы она ушла домой. Да если хорошенько подумать, то он вовсе не уверен, что хочет сегодня быть в одиночестве.
Протянув руку, Дэмион небрежно погладил ее по обнаженной руке, не обманувшись расчетливой демонстративностью реакции Марии на его прикосновение. Но ему вдруг настоятельно потребовалось тепло физического контакта, и поэтому он все равно ее обнял и поцеловал, умело изображая страсть. Глаза ее вдруг потемнели от желания и он готов был бы поклясться, что эта эмоция была неподдельной. «Она явно недавно в Голливуде, – цинично решил он. – Разве ей неизвестно, что неподдельные эмоции тут запрещены?»
Машина остановилась, и он прервал поцелуй, а потом на секунду снова придвинулся к ней, легко прикоснувшись к ее припухшим губам. Заработал чуть ли не десяток камер, но он не обратил на них никакого внимания.
– Ты просто чудесный! – выдохнула Мария. – Не забудь, Дэмион: если ты чего-то захочешь…
– Потом, милашка, – тихо сказал он. – Когда мы останемся одни, я подробно расскажу тебе, что ты можешь для меня сделать.
