Текст книги "Верить и любить"

Автор книги: Джерри Уандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Какого черта! – протестующе проворчал Генри.

– Джонни, кажется, проснулся. – Она вскочила на ноги, отряхнула налипшие песчинки с шортов. Следом нехотя поднялся и Генри.

Что же она наделала? Поддалась зову плоти, оттого что давно не было мужчины рядом, или просто плыла по течению, позабыв данные себе обещания? Она ведь зареклась пускаться в подобные авантюры. Неужели собственные ошибки ничему ее не научили? А как насчет твердого намерения держать Генри на расстоянии вытянутой руки?

На этот раз они отчетливо услышали приглушенный детский плач.

– Похоже, пупсик проголодался, – заметил Генри, когда малыш снова жалобно запищал.

– Навряд ли. Он иногда просыпается, пугается и начинает плакать от одиночества. Мне надо идти.

– Я провожу тебя. – Генри перекинул полотенце через плечо, подхватил трость и отправился за ней. – Нам было хорошо вместе, – сказал он.

Николь недоуменно посмотрела на него.

– Ты о чем?

– Помнишь ту ночь в Ньюкасле? Мы…

– Можешь не продолжать, у меня отличная память, – перебила его Николь.

Как и о «той ночи в Ньюкасле», он пожалеет о сегодняшней сцене па пляже. Им так же руководила похоть – что ж, теперь самое время удрать и забиться в щель.

Крики Джонни участились и звучали все громче по мере приближения к коттеджу.

– Как бы он горло не сорвал, – высказал опасение Генри.

– Спокойной ночи! – Николь захлопнула за собой дверь.

Пройдя через гостиную, она оказалась в смежной комнате. На низком комоде стоял абажур, освещая детскую комнату: малыш протяжно, взахлеб кричал.

– Все в порядке, котик, – нежно сказала Николь. – Мама с тобой.

Она наклонилась и взяла его на руки. Ребенок еще раз всхлипнул и затих. Она укачивала его, тихо напевая, потом чмокнула в носик и положила обратно в кроватку.

– А теперь – спать, – прошептала она, но Джонни раскрыл глазки и захныкал.

Николь опять прижала его к груди и тут ощутила на себе чей-то взгляд: в дверях стоял Генри. От неожиданности у нее едва ноги не подкосились.

– Чего тебе? – раздраженно бросила Николь.

– Я только хотел сказать, что, если завтра ты собираешься прийти…

Внезапно Генри умолк и застыл на месте. Он представлял себе некоего изнеженного, беспомощного младенца, но малыш-то, оказывается, что надо! Кроме того, у Джеймса Освальда русые волосы, а у Джонни – темненькие… как и у него самого.

– Когда он родился? – тихо спросил Генри.

У Николь душа ушла в пятки, было ощущение, что каждый нерв натянут как струна. Тем не менее за долю секунды она успела все взвесить – нужно сказать ему сейчас же.

– Девять месяцев…

Он уставился на ребенка, потом посмотрел ей в глаза – и сомнений не осталось: это правда.

– О Боже, – простонал Генри. – Он мой!

Николь отвела глаза.

– Да.

Словно лунатик, в полной отключке, он медленно направился к детской кроватке, но молчание длилось недолго.

– Почему ты не сказала? У меня есть сын, а ты девять месяцев разыгрывала кретинскую мелодраму. Какого дьявола?! – гневно обрушился Генри.

Громовые раскаты его голоса напугали малыша, и он разревелся.

– Тише, милый. – Николь погладила мальчика по головке. – Но я ведь известила тебя, – возразила она горячим шепотом. – Я написала письмо, потом дала телеграмму.

– Не получал я ничего!

– Ты не мог выбросить их не прочитав?

– Совсем рехнулась?!!

– И тем не менее я посылала их. Шшш… – Она взяла Джонни из кроватки и нежно прижала его к себе. – Первое я отправила…

– Оставим это, – отрезал Генри. – Лучше поговорить на свежую голову. Жду тебя утром на вилле. Вместе с моим сыном, – добавил он, переступая через порог.

4

– Вот так, мой хороший, – приговаривала Николь.

Она продела ручки Джонни в прорези рукавов, застегнула пуговицы на отложном воротничке рубашки и пригладила взъерошенные волосы малыша. Николь взяла его под мышки и поставила в полный рост перед зеркалом, а он зажал в кулачки ее указательные пальцы.

– Ты мой капитан. – Николь улыбнулась отражению в зеркале, а ребенок приседал и раскачивался, выражая свой восторг.

Матросская кофточка удивительно шла к нему и выигрышно сочеталась с джинсовым комбинезоном, украшенным медными пряжками. Надпись, вышитая на нагрудном кармане, гласила: «Ангелочек».

– А это – чтобы солнце не напекло нам головку, – проворковала Николь, надевая сыну бейсбольную кепку. Джонни тут же потянулся к козырьку. – Э-э, нет, дружок! – Она погрозила малышу пальцем и подсунула ему игрушечную машинку – испытанный отвлекающий маневр.

Сегодня суббота – через пару часов шумная толпа туристов наводнит ресторан. Рано утром Николь наспех перекусила бутербродом и кофе, помогла Диане и Луизе почистить овощи и приготовить легкие закуски – разнообразные салаты и кулебяки с мясной и крабовой начинкой. Но в запасе была еще уйма времени, и Николь сказала Диане, что у нее назначено свидание с Генри.

– К двенадцати я обязательно вернусь, – пообещала она.

– Ладно уж, только не помешало бы переодеться.

Николь оглядела свой домашний сарафан.

– Да, конечно.

Диана с доброжелательным любопытством посмотрела на нее.

– Кажется, Генри – твой тип мужчин?

– Мы раньше работали вместе. – Николь решила не вдаваться в душещипательные подробности: не в ее характере плакаться в жилетку и жаловаться на вероломство любовника…

Последние приготовления были закончены. Она вымыла волосы медовым шампунем, забрала их кверху и скрепила черепаховым гребнем. Только оставила с каждой стороны по маленькой рыжей завитушке. Косметикой она пользовалась очень умеренно, да и то не всегда. Впрочем, сегодня исключительный случай… В общем, повертевшись перед зеркалом, Николь почувствовала себя увереннее.

На днях она купила изящный французский костюмчик из льняного полотна: бордовые маки на белом фоне. Этот наряд образовал изрядную брешь в ее бюджете, зато выгодно подчеркивал достоинства фигуры и оттенял загар.

Николь понесла Джонни на руках: до Кингс-Хауса легче всего добраться по узкой извилистой тропинке, с коляской там сплошное мучение.

Солнце проникало сквозь шатры раскидистых деревьев, и вокруг каждой веточки, каждого цветка трепетала чудесная яркая радуга. А воздух словно вибрировал от неумолчного треска цикад.

– Вчера вечером знакомство не удалось, ты не очень-то приветливо обошелся с папой, прямо-таки надрывался от крика. Но ведь сегодня ты будешь умницей? Джонни должен понравиться папочке и заслужить его любовь, – наставляла сына Николь.

Привлеченный цветками красного жасмина, малыш неожиданно вывернулся и перегнулся вправо, спугнув стаю птиц, и те, хлопая крыльями, взмыли в небо.

– Да ты у меня сорвиголова! – засмеялась Николь и покрепче прижала его к себе.

Она сокрушенно вздохнула. Напрасно репетировать подходящие реплики и импровизировать возможные ответы Генри в надежде, что это поможет сохранить присутствие духа.

С каждым шагом волнение возрастало и разум затуманивался. Какой-то прием окажет ей Генри? Хватило ли ему тринадцати часов, чтобы освоиться с мыслью об отцовстве?

Проявит он снисхождение или набросится на нее с упреками и обвинениями, вообще не обратит внимания на Джонни или будет отстаивать свои права на него? Как бы то ни было, она уповала на последнее, пусть ей самой это причинит боль.

Николь открыла калитку и оказалась на аллее, обсаженной розовым барвинком.

– Твой отец скорее всего занимается гимнастикой, – предположила Николь, начиная экскурсию вдоль особняка. Однако тренажерный зал был пуст.

Осмотр первого этажа – кухни, столовой, рабочего кабинета – через растворенные ставни также не увенчался успехом. Генри не назначил точного времени, но уже половина одиннадцатого. Невероятно, чтобы он до сих пор валялся в постели. А вдруг он потерял терпение и отправился на пляж или уехал в город?

Николь завернула за угол и обнаружила, что дубовая входная дверь не заперта. Позвонила– никаких признаков жизни, потом постучала – никто не откликнулся.

– Нет, он не мог уйти, – вслух убеждала она себя.

Убаюканный плавной походкой и близостью матери, Джонни покачивался на ее бедре, не представляя всей важности предстоящей встречи.

Наконец они вступили в роскошный холл, где ноги утопали в густом ворсе турецкого ковра, а глаз радовался ореховым обоям, искусно подобранным к кремовой обивке кресел.

– Генри! – позвала Николь.

Вновь молчание. Но издалека доносился шум воды. Должно быть, он в ванной и не расслышал звонка.

– Ничего, мы сейчас его найдем. – Николь устроила сына поудобнее; он весил порядочно, и у нее уже ныли руки от тяжести.

Какая необычная обстановка: посреди коридора встроен мраморный фонтанчик с питьевой водой, в каждом углу – по античной скульптуре, а вдоль лестницы на стене развешены акварели с живописными маскаренскими пейзажами. На втором этаже Николь остановилась у полуоткрытой двери и заглянула внутрь. Это была спальня, выдержанная в бледно-голубых и синих тонах. На полу – толстый шерстяной ковер, у окна расположилась необъятная кровать – ложе, достойное царственной особы. Соседняя дверь вела в ванную комнату.

Генри стоял перед зеркалом, спиной к ним, склонившись над раковиной: он брился.

– А вот и папа! – негромко воскликнула Николь.

На нем были надеты только темно-синие пляжные шорты. Иссиня-черные волосы влажны, на спине и плечах еще не высохли капли воды.

Словно загипнотизированная, она разглядывала его сильное тело. И вспомнила, как однажды дразняще медленно провела кончиком языка вдоль его позвоночника, как в момент экстаза впилась остро отточенными ногтями в плечи, а он и не вскрикнул, только содрогнулся в нестерпимой истоме и…

Тут Джонни вцепился матери в волосы, и она охнула от боли.

Генри резко обернулся и увидел их. Николь заметила, какие противоречивые чувства отразились на его лице.

– Прости меня за вторжение, – сказала Николь. Она внезапно поняла, что вошла без предупреждения и украдкой подглядывала за ним. – Я позвонила и звала тебя…

– Я не расслышал, хотя специально оставил дверь открытой. – Он босиком прошлепал навстречу и улыбнулся Джонни. – Сегодня ты выглядишь гораздо миролюбивее, сынок.

С минуту малыш смотрел исподлобья на чужого дядю и вдруг протянул к нему ручки.

Николь была потрясена: ласковый и общительный с родными, Джонни очень настороженно относился к незнакомым людям, долго присматривался, пока не убедится, что ему не грозит опасность. В особенности это касалось мужчин. Но… кровь не водица, так, что ли? Детские симпатии непостижимы, одно ясно: ребенок проникся доверием к Генри.

Николь передала ему Джонни.

– Твой сын.

– Мой, – не без гордости признал Генри и легко подхватил бэби на руки.

Можно было просто залюбоваться на них: высокий, статный мужчина и младенец, трогательно примостившийся на могучей груди. Генри наблюдал за Джонни с таким же трепетом, как и Николь поначалу после его рождения. Казалось, отец ребенка испытывает благоговение перед таинством сотворения жизни и при мысли, что он причастен к появлению на свет маленького человечка.

– Ты отличный парень, – охрипшим от волнения голосом произнес Генри, и, когда он взглянул на Николь, та увидела, что в глазах у него блестят слезы.

Волна невыразимого облегчения затопила ее. Никакой враждебности и безразличия, он признал своего ребенка и наверняка примет в нем участие. Николь сделала все, что в ее силах: положила начало дружбе отца и сына.

– Вы потрясающе смотритесь вместе! – с восторгом заявила она.

Генри ответил ей торжествующей улыбкой. Искра взаимопонимания пробежала между ними – негласный уговор, что отныне они связаны судьбой Джонни, их ребенка.

– Ох, как больно! – поморщился Генри.

– Опять нога? – с тревогой спросила Николь.

– Нет, Джонни дернул меня за волосок на груди. Смотри, смотри – ухватился всей пятерней!

– Ну, так переключим его внимание на что-нибудь иное, – рассмеялась Николь и протянула малышу пластмассовый кольт, который предусмотрительно положила в сумочку. С видом заправского ковбоя Джонни тут же ухватился за рукоять.

– А папуля проснулся недавно?

Генри покачал головой.

– Я с семи часов на ногах, и вообще почти всю ночь не смыкал глаз, – признался он. – Думал о сынишке… и о тебе.

Бережно усадив малыша на плечо, словно в седло горячего мустанга, Генри начал ритмично покачивать новоиспеченного всадника.

– Кстати, за завтраком я вспомнил о махинациях Рутберга, – произнес он. – И мне пришло в голову, что неплохо бы издать руководство по купле и продаже собственности с практическими советами и еще справочник о малом бизнесе… Эй, сиди смирно! – прикрикнул он на Джонни, который пытался нахлобучить свою кепку ему на макушку. – Даже успел набросать план и сделал несколько заметок.

– Ты хочешь сам опубликовать эти книги? – удивленно спросила Николь.

– Да, прежде всего нужно обрисовать в общих чертах мои замыслы и обратиться в издательство. Пока что эта идея в зачаточном состоянии и может ни к чему не привести, но, по крайней мере, я не буду бездельничать целых два месяца.

– Я предполагала, что ты не выдержишь таких долгих каникул, – усмехнулась Николь.

Он равнодушно пожал плечами.

– Кофе не желаешь? Или чай?

– С удовольствием. Давай я подержу Джонни, пока ты будешь одеваться.

Генри отдал ей малыша, достал из аккуратно сложенной стопки чистого белья футболку с короткими рукавами и брюки цвета индиго, вышел в другую комнату, быстро оделся и проводил Николь на кухню.

– Я подумал: Джонни понадобятся игрушки, пока мы разговариваем. – Генри показал ей три разноцветных теннисных мячика в пластиковой упаковке. – Годится?

– Отлично, – отозвалась Николь и усадила ребенка на ковер. Она распечатала коробку и выложила содержимое перед Джонни. – Все для тебя, милый.

Малыш выбрал один из мячей, самый яркий, и с ходу зафутболил его под стол.

– Так держать! – поощрил Генри.

Джонни понаблюдал, как шарик катится по полу, потом принялся за упаковку. Николь улыбнулась.

– Обычное дело. Слишком много чести – уделять внимание одной и той же игрушке.

Генри набрал воды и подключил к розетке электрический чайник.

– Вчера ты сказала, что написала мне письмо.

– Письмо и телеграмму, – уточнила Николь.

Он повернулся к ней лицом, скрестил руки на груди. Всего пару минут назад Генри держался вполне терпимо, но сейчас нахмуренные брови и холодный взгляд говорили о том, что его настроение изменилось.

– Ты действительно отправила их? – прокурорским тоном поинтересовался Генри. – Или решила не сообщать мне о беременности, потому что это не входило в твои феминистские планы? Потому что я для тебя племенной бык и ничего больше?

Николь с негодованием вскочила с табуретки и подошла вплотную к нему.

– Как ты смеешь!

– Нынче сплошь и рядом молодые женщины рассматривают мужчин как средство оплодотворения. – Генри сдерживался, старался говорить потише, чтобы не потревожить Джонни, однако его голос звучал зло и грубо. – Они используют парня, а потом ищут предлог отделаться от него.

– Это не про меня, – сказала Николь, и глаза ее гневно вспыхнули. – Я-то как раз считаю, что детям необходимо быть рядом с отцом, чувствовать его любовь и заботу, видеть в нем друга и наставника. Только тогда ребенок, особенно мальчик, станет полноценным, уверенным в себе взрослым человеком.

Генри пытливо посмотрел на нее, но ничего не ответил, затем достал из буфета чашки, блюдца, налил кипятку в чайник для заварки, выплеснул воду и заварил свежий чай, насыпал в вазочку бисквитного печенья… Он несправедлив по отношению к Николь, но у него есть оправдание: причина чрезмерной подозрительности и циничности – выкрутасы его распутного папаши.

– Я верю, что ты говоришь искренне, – смягчился Генри.

– Давно пора, – огрызнулась Николь.

– Мои обвинения необоснованны, не сердись. Я знаю, ты не стала бы мне врать.

– Вот это золотые слова, – одобрила Николь, несколько успокоившись. – Итак, я послала тебе письмо и телеграмму, – продолжила она, поглядывая на ребенка, сдиравшего цветастую этикетку с упаковки. – В письме я сообщила о своей, беременности, а в телеграмме – о рождении Джонни. Письмо я отдала Джеймсу, когда он поехал во Флориду, и он уверял, что передал его тебе из рук в руки.

– Ничего он мне не передавал. Ты рассказала ему о содержании письма? – спросил Генри.

– Нет, конечно. К чему выносить сор из избы? – Николь задумчиво повертела в руках чашку. – А что, если Джеймс потерял письмо и не осмелился признаться в этом?

– Сомневаюсь. – Генри хмуро посмотрел на нее. – Я подозреваю, что он догадывался, какие важные новости ты хотела мне сообщить, и утаил их от меня намеренно. Он был бы не прочь размазать меня по стенке – да кишка тонка.

Николь огорченно покачала головой.

– Джеймс, наверное, завидует твоим успехам в бизнесе. И самое главное – твоему сверхъестественному везению.

– Плюс наша с тобой идиллия не давала ему спать спокойно. Он претендовал на тебя, хоть ты и не была его подружкой, и воспринял в штыки мое вторжение. Вот почему, когда я говорил с ним по телефону, он с таким торжеством объявил, что ты поселилась в его квартире.

– Вы говорили обо мне?

– Да. – Генри налил ей чаю, а себе – кофе с молоком. – Я чувствовал угрызения совести по поводу того, как прервались наши отношения.

Николь выжидательно посмотрела на него.

– Я не хотел обманывать тебя, у нас не было будущего и… – Он замолчал, будто не уверенный в том, что собирался сказать.

– Я тоже так считала, – солгала Николь.

– О'кей. В общем, я беспокоился за тебя.

– Почему же нас не соединили?

– Ты куда-то отлучилась из офиса, телефонистка связала меня прямо с Джеймсом, и он мне все уши прожужжал о вашем… партнерстве и предполагаемой свадьбе.

– Это произошло прошлой зимой? Как раз во время моей беременности.

– Точно. Я тогда вспомнил, как ты называла этого хлюпика «младшим братиком». Уверял себя, что он не подходит тебе, но ведь все могло измениться. Особенно если учитывать его настырность и…

Громким требовательным криком Джонни напомнил родителям о своем присутствии.

– В чем дело, проказник? – строго осведомился Генри.

Круглая коробка из-под мячиков закатилась под стол, и малыш пытался вытащить ее, но нога Генри преграждала ему путь. Тогда Джонни улегся на спину и заорал во всю мощь своих легких. От этого вопля у Генри с Николь зазвенело в ушах.

Николь наклонилась, сложила мячи обратно в коробку и подала сыну.

– Он обязательно должен быть в центре внимания, только не умеет еще выразить свои запросы словами. И это, кажется, приводит его в отчаяние.

– Знакомое состояние, – сказал Генри. Он, как и Николь, пил маленькими глотками, а к печенью не притронулся. – Когда же ты написала во второй раз?

– В марте, когда Джонни исполнился месяц.

– В это время я попал в автокатастрофу… Ты указала мой домашний адрес?

– Нет, я не знала твоего адреса – пришлось отправить телеграмму в офис.

– Моя секретарша наверняка доставила ее ко мне в больницу вместе с другими письмами и визитными карточками. – Генри тяжело вздохнул. – Меня уже мутило от ободряющих открыток с надписями типа «Не унывай», и в один прекрасный момент я начал складывать их в кучу, не распечатывая. Признаю, это не очень порядочно, друзья были так добры ко мне, но…

– Тебе стало жаль себя?

– Думаю, да, – сказал Генри, и лицо его омрачилось воспоминанием о пережитом потрясении; что и говорить, он ощущал себя зверем, запертым в клетку… Сосредоточенно наблюдая за малышом, который усердно отдирал крышку от коробки из-под мячиков, он невзначай обронил: – Но ты могла бы и позвонить.

– Я часто думала об этом, однажды даже отважилась набрать номер… – Она в нерешительности остановилась.

– И что же? – нетерпеливо спросил Генри.

– Я вовсе не собиралась гоняться за тобой и разыгрывать невинную жертву.

Он улыбнулся одними губами – в глазах сохранилась отчужденность.

– Тебе нечего было опасаться, – возразил Генри не слишком решительно. Уж он-то знал, что сунуться в брачную петлю из-за ребенка – далеко не лучшее занятие. На собственной шкуре пришлось испытать.

– Джонни похож на меня, – очнувшись от своих мыслей, пробормотал Генри.

– Вылитый. А я гадала, заметишь ли ты сходство.

– Уловил с первого взгляда, хотя не все сразу. Вчера меня поразило, что у него нет абсолютно ничего общего с Освальдом. Ну и дата рождения… До сих пор никак не приду в себя – настолько меня ошеломило это открытие.

– Так же, как меня – диагноз гинеколога.

– Могу себе представить. – Их глаза встретились. – Ты знаешь, когда именно это случилось?

– Утром в день твоего отъезда в Америку.

– Когда ты разделась и вошла ко мне в душ. – Он в замешательстве смотрел на Николь. – Ты попросила любить тебя, а я слишком торопился исполнить твою просьбу и не надел…

– Мы совершили ошибку, – прервала его Николь.

Она и без того беспрестанно восстанавливала в памяти мельчайшие подробности их связи, не хватало еще, чтобы это было высказано вслух.

– А ты не думала… прервать беременность? – осторожно спросил Генри.

– Нет, но, когда ты не отозвался на мои письма, я решила, что ты подталкиваешь меня к аборту.

– Ни за что на свете я не стал бы «подталкивать» тебя к убийству ребенка! – запротестовал Генри. – Но ты же сама говорила: «Я не созрела для такого важного шага, еще нет», – в точности процитировал он ее слова.

– Постоянно менять свои планы в личной жизни – женская привилегия, – парировала Николь.

Безусловно, карьера много значила для нее, но, честно говоря, Николь не жалела о рождении Джонни ни одной минуты – пусть даже с его появлением на свет перебаламутился привычный уклад жизни.

– Я буду помогать тебе материально, – торопливо пообещал Генри.

Николь поспешила расставить все точки над «i» в его великодушном предложении:

– Я приму деньги на уход за Джонни, но для себя не возьму ни гроша.

– Ты оставила работу, чтобы не отлучаться от ребенка, – возразил он. – А эта затея с пансионом вряд ли компенсирует утраченный гонорар.

– Я справлюсь сама.

– К чему «справляться», если у меня предостаточно средств? Я легко могу…

– Нет!

Его терпение иссякло.

– Твое нелепое упрямство бесит меня!

– Я не хочу полагаться на чью-то благотворительность. Мне важно быть независимой, – твердо сказала Николь. – Я деловая женщина, а не содержанка.

Генри поднял руки в знак капитуляции.

– Нет проблем! Однако ты представления не имеешь, во сколько обойдется воспитание мальчика. Для начала я переведу на его счет пять тысяч долларов за текущий месяц и такую же сумму – за каждый из девяти предыдущих.

– Зачем так много? – воспротивилась Николь.

– Я могу себе позволить небольшую прихоть, и это важно для меня, – заключил он тоном, не допускающим возражений.

Николь покорно вздохнула.

– Я подсчитаю, сколько в среднем трачу за неделю, и после мы сможем снова все обсудить.

– Прекрасно. – Он налил себе еще кофе. – Ты говоришь, у тебя с Джеймсом нет романа, означает ли это, что у вас не было интимных отношений?

– Разумеется.

– Когда ты впервые упомянула при мне о сыне, я решил, что вы провели вместе ночь.

– Ты думал, я пошла на это, чтобы утешиться после нашей размолвки?

Генри хмуро взглянул на нее. Несмотря на то что Николь беспечно отреагировала на расставание, он не мог отделаться от ощущения, будто она играла роль. И Генри пытался заглушить подозрения, обмануть себя.

– Вроде того… – протянул он задумчиво.

– Нет. И, к твоему сведению, я никогда не искала приключений на одну ночь.

– Охотно верю – вообще-то, я тоже. Но разве интеллигентный, хорошо воспитанный Освальд не добивался твоего расположения?

– Мы же выяснили эту дилемму: Джеймс мне не пара. И, скажу тебе по секрету, я не в его вкусе.

– Тем не менее вы жили в одной квартире, – не отставал Генри.

– Да, но, помогая мне, Джеймс руководствовался отнюдь не благородными побуждениями. Видишь ли, на протяжении многих лет отец пытался его женить на дочери известного судьи. Старенький Освальд, при всех своих достоинствах, страдает снобизмом. Падок на влиятельных персон. Он регулярно приглашал эту куколку на семейные обеды и прилагал неимоверные усилия к заключению помолвки, но Джеймс взбрыкнул и наотрез отказался участвовать в «спектакле».

– Ты встречалась с ней? – осведомился Генри.

– Однажды она заехала за Джеймсом в офис, чтобы позвать его на вечеринку. Миленькая, но не эффектная… Так вот, он нашел оптимальный выход: мое присутствие в его квартире станет благовидным предлогом для избавления от потенциальной невесты. А намекни он, что у него есть ребенок, докучливые уговоры отца прекратятся раз и навсегда.

– Ты полагаешь, Джеймс распускал сплетни повсюду?

Николь утвердительно кивнула.

– Я по наивности надеялась, что люди воспримут все как есть: у мужчины и женщины помимо сексуальных бывают иные отношения. В конце концов, мы с Джеймсом вращались в разных кругах. Но вскоре по работе поползли слухи, мои коллеги не упускали случая подколоть меня. Тогда я заподозрила неладное, но старалась не зацикливаться на этом… Наверное, он трепался всем подряд, что Джонни – его сын, но просил сохранить это в тайне.

– Никто не говорил с тобой напрямик?

– Нет, только недомолвками.

– А у Освальда когда-нибудь была девушка?

– За время нашего знакомства – не припоминаю.

Генри вопросительно посмотрел на нее.

– У него нетрадиционная ориентация?

– Не исключено, – сказала Николь. – Хотя, если это так, он неплохо освоил методы конспирации.

– Еще бы, иначе старик лишит его наследства.

– Исходя из таких соображений, Джеймс вполне мог воспользоваться мной и Джонни для своей цели.

Генри презрительно пожал плечами.

– Все же лучше ему уволиться, найти высокооплачиваемую вакансию в другой фирме, и тогда пусть поступает как заблагорассудится.

Джонни поперхнулся и закашлялся. Николь встревоженно оглянулась: малыш покраснел от натуги, из его груди вырывался протяжный хрип.

– Он что-то проглотил! – Николь опустилась перед ним на колени. – О Господи, он задыхается!

Она надавила пальцем ему на язык, чтобы извлечь посторонний предмет, но Джонни отпрянул назад, закашлялся еще сильнее. Когда Николь, выждав несколько секунд, попробовала повторить операцию, он тут же отвернулся и упрямо сжал губки.

– Пожалуйста, сыночек, ну пожалуйста! – в отчаянии умоляла Николь.

Генри подошел к строптивому малышу, легонько хлопнул его по спине и скомандовал:

– Выплюни!

У ребенка изо рта выпал размякший комок белой бумаги – то, что раньше было этикеткой.

– Молодчина, – похвалил Генри.

Николь крепко прижала малыша к себе и осыпала поцелуями.

– О, Генри, спасибо, спасибо, – тараторила она. – Я так перепугалась за него!

– Ты запаниковала.

– Да. – Не выпуская Джонни из объятий, она поднялась на ноги. – Меня трудно выбить из колеи, но, когда речь заходит о моем ребенке, не удается сохранить хладнокровие.

– Закон природы: мать всегда изводится от беспокойства за свое чадо. – Он потрепал Джонни по щеке. – Ты и папу заставил поволноваться, шалун, так что больше никакого баловства – договорились.

Джонни смотрел на отца во все глаза и улыбался, а Николь ужасно хотелось продлить эту минуту, когда с ней рядом двое любимых мужчин.

Она благодарно пожала Генри руку.

– Спасибо тебе.

Он поднес ее пальчики к губам и поцеловал, не отрывая от нее взгляда, потом коснулся губами тонкой голубой жилки, пульсировавшей у нее на запястье.

Николь поспешно выдернула руку и посмотрела на часы.

– Время поджимает, – выговорила она, силясь улыбнуться. – У тебя здесь замечательно, и чай очень ароматный, но теперь моя очередь проявить гостеприимство и приготовить угощение для толпы экскурсантов, утомленных долгой дорогой.

Генри проводил ее к выходу.

– Дай мне, пожалуйста, телефон таксомоторного парка, – попросил он. – Я собираюсь съездить в город, пошататься по магазинам, купить продукты и бумагу для машинки.

– Ты будешь сам печатать текст?

– Да. Я стучу двумя пальцами, но так лучше: мой почерк не разберет ни одна машинистка, я сам-то иногда не понимаю собственных иероглифов.

– Знаю. Вызовешь такси? Но ты же взял автомобиль напрокат?

– Джип придется вернуть обратно. Мне сейчас слишком тяжело сидеть за рулем.

Николь пожалела, что вновь нечаянно затронула больную тему.

– Во второй половине дня я поеду за провизией и могу захватить тебя с собой, – предложила Николь. – Если отправимся часа в два, я успею к пяти вернуться. Предстоит встреча с Хансом.

– Хорошо, я зайду за тобой около двух, – сказал Генри.

И вдруг Николь неожиданно для себя самой сделала ставку на все отыгранные ею очки:

– Я рада, что ты предложил помочь мне воспитывать сына. Ты ведь будешь его навещать?

Генри как будто замкнулся в себе – не осталось и следа от недавней сердечности.

– Не слишком удачная мысль, – заметил он.

Николь недоуменно взглянула на него.

– Но он тебе понравился, разве нет?

– Очень понравился.

– Импровизированные каникулы время от времени ничуть не свяжут тебя. Вас разделяет Атлантический океан, но…

– Ничего не выйдет, – отрезал Генри. – Для мальчика такой вариант не годится.

– Почему?

– Потому что… – Он запнулся и посмотрел куда-то мимо Николь и малыша. – Нет.

– В твоем еженедельнике не хватит места, чтобы назначить час свидания с сыном? Но хотя бы изредка.

– Забудь об этом.

Ее глаза наполнились слезами, и Николь слегка запрокинула голову, стараясь сдержать их. Бесполезно чинить препятствия человеку, который жаждет одиночества, с досадой подумала она. Его прямолинейный отказ вызвал у нее прилив безнадежного ожесточения.

Джонни сладко зевнул и прислонил головку к ее плечу.

– Выбор за тобой, Генри, мне нечего добавить, – тихо сказала Николь.