Текст книги "Космический корабль короля Давида"

Автор книги: Джерри Пурнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Я знаю, – ответил Клейнст. – Постараюсь сделать все, что в моих силах. Мы снимем копии…

– От которых не будет толку, потому что мы не сможем их прочитать, – кивнул Маккинни. – Приближается период зимних штормов. К тому же нам неизвестно, что творится дома. Я уверен, что вы будете стараться изо всех сил.

Глава 20
Хураментадо

На лице старика играли всполохи костра.

Дату Аттик глядел сквозь пелену слез на то, как совершается ритуальное омовение двух хураментадо. Женщины вышли вперед, высоко держа темно-красное полотнище для обертывания. Тела молодых мужчин белели в свете костра. Началось пение. Заунывная песнь смерти неслась над ночным лагерем. Песня – в полной тишине. Потом к ритуалу присоединятся все, и воины, и женщины подхватят песню смерти по этим двоим еще не павшим, но пока все молчали – они и так видели слишком много смертей.

Под пшеничным жнивьем у костров лежали восемьсот воинов племени. Восемьсот молодых мужчин, окоченевшие и холодные, были отданы земле, восемьсот из нескольких тысяч, что пали под ударами армии Храма. Как клану выжить без них? А сейчас к павшим должны присоединиться и эти двое, один из них – сын Дату.

«Все напрасно. Напрасно, – думал старый Дату Аттик. – Мой сын умрет, сгинет ни за что, меньше, чем ни за что, хуже, чем ни за что. Храм очень силен. Глупцы в рясах нашли новую силу с этим новым султаном. Вспомнив битву, Дату Аттик скрипнул зубами. А ведь победа была так близка! Эти святоши из Батава были почти побеждены, сломлены, марис прикончили их, загнали в город голодать, а всадники свободно ездили по полям и ели зерно горожан, потом подъезжали к самым городским стенами и смеялись…

Но потом к ним пришел султан с дальнего запада, великан, который заставил стены двигаться и уничтожил величайшую силу, какую только удавалось собрать марис. Все было кончено, кончено, воля Аллаха исполнилась, и теперь марис должны были вернуться в свои бесплодные холмы, но сначала нужно было сделать так, чтобы город горевал, как горевали марис. Чтобы ни один горожанин не мог торжествовать победу. Пусть Храм плачет, как плачет Дату Аттик».

– Добра от этого не будет. – Голос раздался справа от него: у ног Дату лежал его второй сын. – Убить султана невозможно. Мой брат начнет новую войну, но это война, победить в которой невозможно.

– Молчи. Твой брат поет о прощании.

«Но сказанное – правда, – подумал Дату Аттик. – Султан сказал, что если между Храмом и марис начнется новая война, шагающие стены пройдут по зимним полям и будут преследовать марис до самого края мира.

Султан исполнит свое обещание, и мой сын погибнет, погибнут и мои люди. Зачем Аллах спас меня и позволил увидеть это? За что он так меня ненавидит?»

Песня присягнувших взлетела и ударила Аттика словно хлыст, и старик понял: слишком поздно. Нельзя оторвать этих гонцов смерти от их святого дела, это не сможет сделать ни он, ни кто-нибудь другой. Только смерть остановит их.

– О Господь Всемогущий, Аллах Всесильный, мы зрим, что Бог Един, мы зрим, что Аллах всесилен!

– Когда страницы Книги остаются нераскрытыми, когда сияет Адский огонь, когда Рай близок, пусть знает каждая душа, что труд ее свершен! Зрите, что Аллах Един, зрите, что Аллах всесилен!

Женщины с лицами, покрытыми чадрой, помогли смертникам-хураментадо. Молодые тела были плотно закутаны в красную ткань – туго, чтобы удержать кровь, красную, чтобы скрыть кровь от врагов. Эти молодые мужчины, один из них – его сын, умрут, но умрут во славу Аллаха…

Второй сын подал ему крис, и Аттик поднес кинжал к губам. Потом поднес крис к губам первого сына для поцелуя.

– Пусть знает каждая душа, что труд свершен, – заговорил нараспев Аттик. – Да святится Аллах, да святится Всесильный, все люди да исполнят волю Аллаха. Зрите, что Аллах Един, зрите, что Аллах всесилен.

– Да восславится Аллах!

Поминальная песнь смерти звенела над лагерем еще долго после того, как смертники исчезли в ночи за кругом желтых костров. Ушли к стенам Батава.

Со стороны города к лагерю долетали слабые звуки: пение и радостные крики мужчин и женщин, торжествующих свою победу. Дату Аттик слушал и грозил кулаком величественному великолепию Храма, возносящегося над стенами города.

Храм!

Храм Бога. Храм, где слышен глас самого Бога! Храм, украденный черными рясами Батава. Храм, который был уже почти в руках марис. Поколение за поколением лживые служители ложного Бога удерживали Храм в своих руках, укрывая его от правоверных. Дед Аттика был стар, когда смерть настигла его, но и самые глубокие старики из тех, кого знал дед в юности, не могли помнить времен, когда в Храме правили другие, не поклоняющиеся Пророку Иисусу.

Но Аттик знал. Знал, что были времена, когда человек летал над равнинами Макассара, долетал до любой звезды в небе над головой. В те времена Бог не гневался на людей, а Храм был открыт для всех, желающих слышать слово Господа. Но ведь наверняка Аллах лишил свой народ своего слова не навеки. Наверняка хураментадо сумеют отыскать в городе султана Маккинни, и тогда марис могут вновь завладеть Храмом! Возможность еще есть, без султана-предводителя черные рясы будут воевать по-старому и проиграют…

– Да свершиться воля Аллаха, – громко сказал Аттик. – Вверяю себя в руки Аллаха.

После реалист Аттик приказал клану собираться в путь. Когда хураментадо нанесут свой удар, клан должен быть далеко от города. Султан приказал им уйти в равнины через три дня, и время почти истекло.

Если хураментадо добьются своего, марис получат время снова собрать кланы и вернуться. Без своего султана священники Храма проиграют битву, как проигрывали раньше, и Храм падет.

Храм для Аллаха и город Батав для марис. Город, вожделенный город… Разграбление Батава будет продолжаться много дней!

Глава 21
Эхо войны

Празднование затянулось на несколько дней. После того как молчаливый указ освободил монахов от обета, их кельи, выбитые в стенах Великого Храма, опустели… Теперь широкие крепостные стены отражали эхо победных песен, сплетавшихся с пением «Te Deum» в святилищах Храма.

Маккинни стоял на вершине самого высокого из укреплений Храма и глядел в ночное небо, отыскивая там, в десятках световых лет отсюда свой дом. Звездная река расплескалась по небу, и трудно было определить, какая из этих сияющих крупинок его родина.

Эти звезды составляли Империю Человека, и, глядя на мириады огоньков, Маккинни хорошо представлял себе задачу, стоящую перед Имперским Космофлотом. Как сохранить мир между ними, если каждая стремится к свободе? Легендарные времена, когда мир Принца Самуила был един и на нем не знали войн, вспоминались сейчас как золотой век, а сегодня объединение все еще виделось мечтой и требовало нескончаемых многочисленных войн; и это только на одной планете. В Империю же входили сотни, а может, и тысячи – он этого точно не знал. Но явно больше, чем городов-государств и наций на его родном мире.

– Сэр?

Натан повернулся. Увидел Старка.

– Да, Хэл?

– Я привел корабельщика.

Маккинни вновь поразился тому, какие разные люди живут на Макассаре. На мире Принца Самуила люди тоже отличались друг от друга, но там не было ничего подобного тому, что он увидел на этой планете. Здесь среди смуглой темноволосой расы сородичей Лохоло, встречались высокие светловолосые люди, подобные Ванъянку, а в Имперском Космофлоте служили чернокожие мужчины и женщины. Дома черным звался сказочный людоед, который жил в горах и воровал маленьких детей…

Лохоло уважительно ждал, пока Маккинни заговорит с ним.

– Корабельщик, я должен вернуться в Джикар. Когда мы сможем выйти в море? – спросил Маккинни.

Лохоло пожал плечами.

– Корабль готов к отплытию. Но плавание будет нелегким. Почти все время придется идти против ветра. Теперь на юге и востоке торговля лучше – а, кроме того, шторма.

– Истинно.

Маккинни повел плечами. Теперь, когда они на берегу, он мог себе признаться, до чего боится моря.

«Но неужели других путей нет? Или есть?»

– Можем мы отсюда пойти на восток?

– На восток? Вы верите в сказки о том, будто Макассар круглый, – но вы увидите, что это не так, человек со звезд. Вы все поймете.

Лохоло пожал плечами, звякнув золотыми украшениями. На рукоятке его кинжала, торчащей из-за пояса, прибавилось драгоценностей, на пальцах появились новые кольца.

– Я знавал людей, которые верили, что мир круглый, и отправлялись на восток к западным берегам, – сказал корабельщик. – Но я не слышал ни о ком, кто бы туда добрался. Торговец, в западных водах полно мелей, среди островов скрываются пираты. «Субао» способен обогнать любого из них, но их слишком много. Это только в тех западных водах, что мне знакомы. Но огромные морские просторы лежат между нашей землей и тем, что… – Корабельщик снова пожал плечами и звякнул золотом. – Известно лишь Богу.

«Богу и Имперскому Космофлоту, – подумал Маккинни. – Судя по картам, которые показывали имперские, к востоку от главного материка лежат большие водные пространства. Возможно, Лохоло прав».

– Я уже все решил, – сказал Маккинни. – Обсуждать нечего. Выходим через пять дней.

– Так скоро? Мы вряд ли успеем купить груз. Лучше дождаться следующего сезона.

– Нет. Мне нужно добраться до Джикара через двести дней, – отрезал Маккинни.

Лохоло усмехнулся.

– Тогда нам предстоит весьма нелегкое плавание. Две тысячи километров за двести дней. – Моряк снова усмехнулся. – И в такой-то сезон. Что ж, «Субао» выдержит такую непогоду – но выдержите ли вы? И вообще, зачем вам уходить из Батава? Правьте здесь. Священник со звезд стал его верховным святейшеством, но он взошел на трон на ваших пиках, и разве не вы три дня удерживали город в повиновении, пока старый совет не выбрал новое верховное святейшество?

– Кроме того, – подхватил Старк, – в новом совете есть такие, кто поддерживает Кастелиано, но нельзя ожидать от них, что все они станут улыбаться имперским миссионерам, после того как с ними так обошлись. Мистер Лохоло прав, если бы не войска, гражданской войны не миновать.

– Но я не могу отправиться с целой армией через равнины, – ответил Маккинни. – Если я решу выступить в поход по суше, имперских миссионеров придется забрать с собой…

– Они не захотят уходить, – задумчиво заметил Старк.

– Согласен. И если мы уведем их с собой силой, они не станут помогать нам, став пленниками. – Маккинни снова взглянул на небо и подумал о проблемах Империи. – Поэтому остается море. Оставим тут копейщиков и будем надеяться, что миссионеры знают, как с ними управиться. Благодарю вас, мистер Лохоло. Это все.

– Торговец? – Лохоло не собирался уходить.

– Слушаю?

– Торговец, вы обещали отдать мне «Субао» после возвращения в Джикар.

– Он будет ваш, мистер Лохоло.

– Истинно. Тогда, с вашего разрешения, я отправляюсь на корабль. Работы много, и нужно многое успеть. Выскоблить дно, заполнить бочонки свежей водой, запастись провиантом – если есть в этом мире место, куда можно добраться по воде, я вас туда доставлю, пусть против нас выйдут все пираты отмелей! – Лохоло прикоснулся к серьге в виде золотого черепа, висящей в левом ухе. – Вы самый странный человек, какого мне доводилось встречать в жизни, торговец. Вы показали нам, как ходить на кораблях лучше, чем мы умели прежде. Вы собрали армию из городского отребья и научили их сражаться так, что они разбили орду варваров, после того как армия Храма сдалась. Теперь вы подчинили себе Храм и весь Батав, но хотите вернуться в Джикар! Другой человек остался бы здесь королем – и в этом не было бы ничего удивительного. Вам достаточно было бы сказать одно слово…

– А вы бы, мистер Лохоло, могли бы стать моим адмиралом?

– Нет, сэр. Этот пост достался бы вашему звездному мореходу мистеру Маклину, у меня нет таких честолюбивых замыслов. Мне вполне хватит «Субао», человек со звезд. Хороший корабль и открытое море – вот все, чего мой отец хотел для своих сыновей.

Лохоло повернулся и начал спускаться по длинной каменной лестнице на улицу. Маккинни, отвернувшись, облокотился о парапет. Батав сверкал огнями, на всех площадях горели костры. Казалось, все тридцать тысяч жителей высыпали на улицы, а с ними тридцать тысяч крестьян, искавших убежища за городскими стенами. Вскоре мужики вернутся на поля, а остатки древних феодальных семейств Батава, уцелевшие после вылазок против марис, предпринятых до того, как прибыл Маккинни, – в свои просторные чертоги и к рыцарским турнирам… И что тогда?

– Завладеть этой проклятой библиотекой оказалось легче, чем унести отсюда ноги, – проговорил Натан. – Что станет с миссионерами? Продержатся ли они в городе, после того как я уйду?

– Сомневаюсь. Без умелого военачальника, которому известны ваши способы ведения боя, это невозможно, – заметил Старк.

– Сможет ли Бретт защитить Храм? – спросил Маккинни.

Старк пожал плечами.

– Думаю, мозгов у него хватит, вот только остальные не очень-то ему доверяют. Его вырастили марис, это всем известно да и видно за версту. Никто не захочет, чтобы Бретт был командиром.

– Тогда кто же должен руководить?

– Вы.

– Неужели больше никого нет, сержант?

– Нет, насколько мне известно, полковник. Вы создали эту армию, вы знаете, как заставить ее сражаться. Никто другой не сумеет ей командовать.

– И тебя это тревожит? – спросил Маккинни.

– Мне платят не за то, чтобы я тревожился, – машинально ответил Старк. – Разве что…

«У него странное настроение, – подумал Маккинни. – Старк и вправду встревожен. Никогда раньше я его таким не видел…»

– Знаете, полковник, – продолжил Старк, – мистер Лохоло отчасти прав. Год назад мы раздумывали, где бы найти на Южном материке местечко с крохотной игрушечной войной, и ломали голову над тем, чем будем платить за номер в гостинице, но потом нам кое-что подвернулось. Вряд ли в будущем мы найдем что-нибудь получше того, что у нас есть сейчас.

– Я дал Дугалу слово и поклялся в верности королю Давиду, – напомнил ему Маккинни.

– После того как Гавань попросила Империю сжечь половину наших «волков», полковник! Без имперских десантников Гавань никогда не сумела бы овладеть Орлеаном… а потом они забрали вас к себе, как старого пса! Чем мы обязаны Гавани, полковник? Разве мы вообще кому-то чем-то обязаны?

Пораженный Маккинни повернулся к своему сержанту.

– Мы солдаты, Хэл. Никем другим мы быть не умеем, ни ты, ни я…

– Чьи мы солдаты, полковник? Перед Гаванью вы в долгу не больше, чем перед Батавом. Ради кого эти крестьянские мальчики разгромили марис? Теперь эти ребята отправятся за вами хоть в пекло, но что будет с ними, если мы свернем палатки, и поминай как звали? А когда мы вернемся в Гавань, чем наградит нас король Давид – перережет глотку, чтобы молчали? После того как мы доставим книги, или что там разыскал Клейнст, какой от нас будет толк? На Самуиле нас ничего не ждет, а наградой будет… – Старк быстро обернулся и схватился за меч. – Берегитесь, полковник, кто-то поднимается по лестнице!

– Пойди взгляни, кто это.

У подножия лестницы, ведущей в высокие покои Маккинни, стояла стража, а судя по звукам шагов, по ступенькам поднимался только один человек. Хэл мог справиться с любым, кто нападает в одиночку. Натан снова повернулся к парапету. Внизу в городе продолжался праздник. Пьяные гуляки бродили от лавочки к лавочке, требуя еще вина, требуя, чтобы в каждом окне выставили факел, потому что на улицах мало света, угрожая в противном случае сжечь сам дом, чтобы хоть так света стало больше. Бочки вина и эля стояли на каждом углу каждой улицы, и каждый прохожий мог напиться вдоволь. Но по приказу Маккинни во всех важнейших пунктах стоял отряд крестьян-копейщиков; с лицами решительными и напряженными они дожидались смены, чтобы присоединиться к увеселениям…

«Отправятся со мной хоть в пекло, – подумал Маккинни. – А почему бы и нет? Когда я пришел, они ничем не отличались от рабов, а сегодня победили самую страшную силу, какая существует в этом мире. Почему бы не стать их королем? Потому что у меня есть иной долг…»

Всю свою жизнь Маккинни прожил по солдатскому кодексу чести, а мир Принца Самуила, как любое другое общество с официально разрешенными дуэлями, почитал честь важнее смерти… но что выбрать теперь, чтобы не потерять честь? «Кому сохранить верность? – спросил он себя. – Дугалу, который убил дюжину мужчин и женщин только для того, чтобы сохранить в тайне болтовню пьяного мальчишки-имперского офицера? Кастелиано, верховному святейшеству моих копейщиков? Этим парням на улицах? Понятно, откуда у Хэла взялись такие мысли».

– Это фриледи Грэхем, полковник, – доложил Старк.

Мэри сняла доспехи, и ее рыжеватые волосы рассыпались локонами по плечам. Длинное синее льняное платье с тугим лифом облегало ее маленькую фигурку, и сейчас она выглядела гораздо милее, чем когда Маккинни увидел ее впервые.

– Натан, вы пропустите весь праздник, – сказала она с упреком. – Неужели вы не можете дать себе отдых хотя бы на один вечер? Пойдемте, повеселимся!

Маккинни удивился, услышав приказные нотки в ее голосе. Ему показалось, или… «Великие святые, – подумал он. – Как же она красива. И с распущенными волосами так похожа на Лауру. Такая же упрямая и отчаянная. Ей всего двадцать четыре, а ему пятьдесят, и она под его защитой. Но…»

Воспоминания, которых он совсем не желал, прорвались из памяти. Когда-то давно жила-была другая девушка. Фриледи. А не одна из бесчисленных маркитанток, которых любой военачальник познал во множестве. Ей не исполнилось и тридцати, и это случилось всего три года назад…

Мрачная картина возникла перед Маккинни. Гавань, побежденная у Блантерна, снова в походе, пытается захватить Орлеан при помощи необстрелянных войск и почти без обоза, что странно и опасно. «Волки» Железного Маккинни наготове, на этот раз они намерены покончить с угрозой Гавани навсегда. Когда эта битва завершится, Орлеанский Комитет и Общественный Совет получат возможность диктовать Давиду II любые условия!

«Волки» устроили засаду в Личфильде. Два батальона. Достаточно, чтобы принудить силы вторжения развернуть фронт и вступить в бой. Мимо Личфильда пройти нельзя, иначе можно остаться без снабжения. В двадцати километрах в густом лесу быстро выходил на позицию эскадрон орлеанских драгун – продвигаясь по лощинам между деревьями, спешиваясь и ведя лошадей под уздцы, чтобы незаметно выйти на открытое место. Наверху, на холмах, дожидался со второй половиной своих «волков» Маккинни, чтобы захлопнуть ловушку – куда и следовала армия Гавани.

Комитет выступал против такого плана сражения. Сходящиеся колонны представляли собой слишком серьезную угрозу. Между частями орлеанистов не было надежного сообщения, пусть профессора Университета и обещали вскорости наладить беспроволочную связь. Нанести удары нужно было предельно точно по времени, иначе рассредоточенные отряды могли оказаться в большой опасности.

Комитет был против, но Маккинни выиграл это сражение. Он знал, на что способны его войска: все до последнего солдата, разведка и гонцы, успеют добраться до любой точки поля боя. Орлеанистов нигде не подстерегали неожиданности, а вот Гавань ждал сюрприз, к тому же «волки» не будут участвовать в драке – только когда капкан сработает.

Войска Гавани шли прямиком в засаду и были обречены.

Фриледи Лаура была с ним на холмах над Личфильдом. Он пытался отослать ее в тыл, но она вернулась. За исключением Старка, среди офицеров и солдат не нашлось никого, кто ослушался бы распоряжения леди полковника, пусть даже оно противоречило приказу командира. Пока на холмах не стреляли. Урон сегодня понесет Гавань! И все-таки здесь опасно, и фриледи тут не место.

– Отправляйся в Личфильд, пока дорога еще открыта, – сказал ей Маккинни. – Майор Армстронг хорошо окопался, и его позиция останется скрытой до самого окончания боя. Встретимся в Личфильде.

Она возражала, но ему нужен был гонец, и в конце концов она согласилась.

– Во время атаки мы постоянно будем в авангарде, Лаура, – объяснил он ей. – Ты не поспеешь за нами! Все равно придется разделиться. Если уж мне не удалось отправить тебя в тыл – черт побери твоего отца за то, что не смог удержать тебя дома – то я хочу, чтобы ты находилась в безопасном месте.

– Хорошо. Я не позволю, чтобы ты волновался обо мне, когда будешь руководить сражением.

Лаура гордо взобралась на санитарную повозку. Кавалеристы-сопровождающие отсалютовали ей. Покрасневший корнет Блейр вскочил на коня, невероятно гордый тем, что именно ему доверено сопровождать и защищать невесту полковника.

– Когда бой закончится, мы съездим повидаем капеллана, – пообещал Маккинни. – Гоните, Блейр.

– Сэр.

Санитарная повозка и кавалеристы охраны исчезли в прозрачном облаке пыли, и Маккинни полностью сосредоточил внимание на происходящем внизу. Уже через час появился авангард неприятеля. Наткнувшись на заградительный огонь, солдаты не удивились, отошли назад и остановились в ожидании главной колонны.

Подошедшие основные силы выстроились в боевой порядок фронтом для атаки, артиллерия выдвинулась вперед – лошади шли галопом. Над вспаханным полем разносились звуки труб, армия готовилась к тщательно спланированной битве. Натан почувствовал беспокойство. Гавань привела сюда не лучших своих солдат! Враг угодил в классическую засаду, но даже не выставил флангового и тылового охранения! При том, что разведка Маккинни на взмыленных лошадях объехала части противника и ничего не обнаружила. Никаких серьезных укреплений, никакой поддержки главным силам, слепо двигающимся прямо в руки полковника.

«В чем же дело?» – думал Маккинни. Хотя сейчас это вряд ли имело значение. Возможно, враг замыслил какой-то хитрый контрманевр, но пока ничего не было заметно – ничего такого, что Маккинни мог бы предпринять, будь он на его месте… Орлеанские драгуны атаковали точно в назначенный миг. Кавалерия врезалась клином в глубь расположения неприятеля, отрезав ему путь к отступлению, образовав наковальню, о которую «волки» его размозжат. И вот, вот уже время пришло!

– Командуй «По коням!», Хэл! Пусть выдвигаются! Части Фокса и Драгона пусть ударят по батареям с правого фланга. Остальным спешиться в пятистах метрах и атаковать в пешем строю. Они у нас в руках, Хэл, и мы сотрем в порошок все, что только Гавань смогла выставить на поле боя!

«Волки» бросились в атаку с вершины холма, гикая не хуже дикарей Южного материка, трубы играли все известные сигналы подряд. Дело было сделано. «Волки» вышли на отличную позицию, готовые смять фланг противника – и тут с небес пала смерть. Гладкая продолговатая тень с ревом пронеслась у них над головами, и в тот же миг Личфильд обратился в пепел.

И снова черная тень скользнула по небу, и ослепительный луч света хлестнул по земле, уничтожив драгун! Черный призрак неподвижно завис над полем боя, охотясь за остатками отряда Маккинни.

– Всем спешиться! Всем частям – огонь по этой штуковине! Командиры батальонов – залповый огонь! Трубачи, сигнал артиллерии! Где, черт дери, полевые батареи? Наводчики, да разберитесь наконец с орудиями!

Невероятно, но им удалось его сбить. Черный призрак упал на кукурузное поле, и, завидев выбирающихся из машины пилотов в серой форме, «волки» перебили их всех, издав победный клич.

Но было уже поздно. Армия Гавани осталась невредима. Драгуны либо погибли, либо разбежались кто куда, Личфильд был стерт с лица земли. «Волки» понесли ужасные потери. Противник развернул фронт в правую сторону, и впервые в жизни Натан Маккинни познал поражение. Сигнал труб «К отступлению» знаменовал конец его карьеры, конец всему. В Личфильде была Лаура…

– Что?

Яркая картина сражения на пашнях мира Принца Самуила померкла. Натан неловко отвернулся от парапета и отпустил руки. Костяшки пальцев побелели.

– Прошу прощения, Мэри. Я кое о чем задумался… Вы правы, давайте посмотрим на празднество.