Текст книги "Армия возмездия"
Автор книги: Джерри Эхерн
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Глава одиннадцатая
Фрост бежал вперед, сквозь легкую рассветную дымку, а вокруг непрерывно гремели, рокотали, взлаивали штурмовые винтовки, автоматы, карабины, крупнокалиберные револьверы. Слово Sturm, вспомнил наемник, означает по-немецки “буря”. Именно в этом и состоит подобная атака: штурм, ураганный натиск.
Люди капитана стремились к Женевьеве с двух сторон, и от морской базы, против которой сосредоточилось не менее сотни бойцов, уже доносился ответный огонь.
Городской гарнизон, спросонок не сразу понявший, в чем дело, уже подымался по тревоге. Пулеметные очереди начали полосовать воздух над мостовыми, заставляя наемников прижиматься к стенам зданий, нырять в подъезды, искать возможного укрытия.
– Не задерживаться! – крикнул Фрост. – Вперед, иначе они пойдут навстречу и сомнут нас!
Капитан продолжал мчаться во главе большого, непрерывно стрелявшего на ходу, отряда. Солдаты спешили, мчались во всю прыть, понимая, что на стороне противника большой численный перевес, и промедление смерти подобно.
– Долой Рамона-а-а!
С крыши ближайшего здания заговорил крупнокалиберный пулемет, а из-за угла высыпали защитники Женевьевы – то ли пехотинцы, то ли моряки, – Фрост не понял. Наемники попадали, залегли, начали отстреливаться, но против эдакой дряни, подумал Фрост, пытаясь попасть в пулеметчика и все время промахиваясь, много не навоюешь. Хоть бы у рамоновцев достало безрассудства пойти врукопашную – тогда, волей-неволей, убийственный огонь прекратится. Нельзя же, в самом-то деле, по своим палить…
Громкий удар и мгновенное шипение слева заставили Фроста покоситься, но сверху донесся удар еще более громкий.
Наемник повернул голову.
Пулеметное гнездо на крыше перестало существовать, обратилось клубком багрового пламени, окуталось настоящей тучей угольно-черного дыма…
Капрал Карр, оказывается, неплохо умел орудовать гранатометом!
– Отлично сработано, парень! – заорал Фрост. – Вперед, ребята!
Морская база – пирсы, казармы, склады, – располагалась вдали, на противоположном конце улицы, которую было бы уместней назвать проспектом. Красно-черное знамя коммунистического правительства развевалось, полоскалось, реяло на высоком флагштоке.
– Долой Рамона!
Стрельба набирала силу.
Над головами атакующих со свистом пролетела реактивная противотанковая граната. Фрост огляделся. Он уже потерял шестерых, а бой только начинался по-настоящему.
– Долой Рамона-а!
Сыпля очередями во все стороны, Фрост и его отборная группа бегом достигли стены, окружавшей базу. Принялись прыгать, подтягиваться, переваливаться на другую сторону. Рукопашная началась почти немедленно.
Наемник выпустил последние заряды, поспешно затолкал в CAR—16 новый рожок, изготовился. Начал выбивать нападающих коммунистов поодиночке, тщательно стараясь не зацепить кого-либо из своих случайным выстрелом. Руки работали почти независимо от сознания – сказывались долголетняя привычка, изобильный опыт, и отрешенность от любого мышления, наступающая в столь ожесточенной схватке.
Второй магазин тоже опустел.
Один из рамоновцев, вооруженный советским АК—47, чей неуклюжий, неудобный штык – единственная неудачная часть в безукоризненном автомате, подумал Фрост, – уже склонялся наперевес, попытался нанести капитану колющий удар в грудь. Отступив на полшага влево, наемник отразил выпад не стволом, как обычно поступают в подобных случаях, а движением приклада – личный прием Фроста, не раз выручавший в подобных обстоятельствах.
Встречный удар штыка угодил коммунисту под ложечку. Рамоновский боец переломился пополам, повернулся на месте и повалился наземь, Фрост опять ринулся вперед.
Самый ожесточенный бой шел у подножия высокой, довольно узкой башни, чью вершину венчал флагшток с черно-красным зловещим стягом. Наемник торопился к башне, расчетливо и метко выпуская оставшиеся пули, экономя их по возможности, отбиваясь штыком и прикладом, если позволяли обстоятельства.
Дюжина лично отобранных капитаном людей дралась подле башни против серьезно превосходившего численностью неприятеля.
Фрост видел, как лихо работал винтовкой и тяжелыми армейскими ботинками один из тиммонсовских англичан – солдат, за плечами которого были Родезия, Конго, Мозамбик, Латинская Америка…
Против этого человека, победить которого лицом к лицу казалось немыслимым, устремились двое коммунистов сразу.
Времени выкрикнуть предупреждение не оставалось, а стрелять нечего было и думать: рамоновцы очутились уже совсем рядом с наемником. Фрост прыгнул, нанес убийственный удар прикладом по виску ближайшему пехотинцу. Затем левой рукой совершил довольно смешной при данных обстоятельствах жест. А именно: сгреб второго солдата за шиворот, словно провинившегося подростка. Изо всех сил дернул на себя.
Англичанин тотчас пришел на помощь, вонзил в отчаянно извивавшегося монтеасулийца длинный винтовочный штык.
Неприятелей, однако, не убывало. Откуда-то из казарменных недр высыпали все новые и новые бойцы.
Фрост выхватил обоюдоострый герберовский клинок, демонстративно перекинул несколько раз из руки в руку, дабы смутить и припугнуть нападающих. Широко размахнулся и полоснул бегущего мимо рамоновца. Тот взвыл и шлепнулся. Но тут же вскочил опять. Удар капитана оказался не вполне удачен. Кровь струилась из довольно длинной раны у солдата на шее, однако, ни артерии, ни сколько-нибудь важные мышцы задеты не были. Поверхностная, хотя и весьма болезненная, царапина…
Обливаясь кровью, коммунист взял наизготовку собственный кинжал, пригнулся, сделал выпад, затем – другой. Фрост реагировал привычным, десятки раз опробованным способом.
Полшага влево, ложный замах – широкое, демонстративное движение. Коммунист развернулся вправо, приподнял клинок, изготовясь к немедленной обороне.
Согнуть колени, сделать широкий шаг вправо – и восходящий, почти фехтовальный удар. Левая рука отведена за спину, для пущего равновесия. Когда коммунист начал валиться наземь, Фрост уже повернулся, вновь сбрасывая с плеча винтовку, переводя селектор на тройные выстрелы.
Наемники расчистили, наконец, дорогу ко входу в башню.
Но коммунисты снова взяли их в полукольцо, полностью отрезав любую возможность отступить. Идти надлежало теперь только вперед – лишь в этом изначально заключался путь к победе. А теперь штурмовая тактика составляла единственную возможность уцелеть. Просто уцелеть.
Примкнув штыки, Фрост и еще несколько человек отбивали врукопашную возобновившееся нападение. Они походили на средневековых бойцов, склонявших копья навстречу неприятелю – только вместо копий в руках у наемников были винтовки с примкнутыми штыками.
Врагов насчитывалось около двадцати или того больше.
После первой кровопролитной стычки неприятели, одинаково крепко потрепанные и запыхавшиеся, рассыпались в противоположные стороны, пытаясь отдышаться и собрать остатки сил.
Патронов оставалось в обрез, однако Фрост понял: еще одна рукопашная драка – грудь с грудью, – и он лишится почти всех людей.
– Пли! – коротко скомандовал капитан.
Взрыв очередей оказался для рамоновцев полной неожиданностью. Сами они отчего-то стреляли очень мало. Фрост сообразил, почему.
Дурацкая коммунистическая привычка хранить оружие и боеприпасы под замком, за семью печатями. А солдат, начисто лишенный возможности немедленно схватить винтовку при внезапном натиске, становится скорее жертвой, нежели воином…
Так и вышло.
Когда площадка перед башней оказалась полностью завалена мертвецами, Фрост крикнул:
– Я сниму этот дурацкий флаг!
Перепрыгнув через убитого, Фрост проник в башню и кинулся вверх по ступеням, изредка стреляя в показывавшиеся впереди фигуры. Близ верхней площадки пуля одного из последних уцелевших защитников сорвала с Фроста берет, капитан ответил короткой очередью, миновал мертвеца, вырвался на открытое пространство, обнесенное зубчатым, видимо, старинным парапетом.
Флагшток находился в самой середине площадки. Наемник подбежал к нему, потянул за тонкий, просмоленный для пущей долговечности фал.
Тихо заскрипел металлический блок у основания шеста. Красно-черное знамя неторопливо поползло вниз.
Едва лишь полотнище легло на серые, истертые временем плиты, наемник быстро дернул застежку пятнистого комбинезона, запустил руку за пазуху, вынул заранее припасенный, свернутый и спрятанный флаг законного правительства Монте-Асуль. Прикрепил особыми застежками к фалу и начал подымать. Минуту спустя над городом Женевьевой, где продолжалась ожесточенная стрельба и с неубывающей силой шел смертельный бой, зареяло старое, хорошо памятное жителям знамя.
Улегшийся было ветер, точно по волшебству, задул опять.
Пронеслось последнее утреннее облако, небо очистилось, и яркое солнце осветило флаг, победно полоскавшийся в вышине.
Глава двенадцатая
Марш-бросок через островные джунгли начался ровно двадцать минут спустя после того, как Женевьева была освобождена полностью.
С вычетом оставленного в городе гарнизона, в распоряжении Фроста было сто семьдесят пять человек, включая капрала Карра, чья девушка носила милое имя Джилл, и чья спокойная, добродушная натура пришлась наемнику весьма по вкусу.
Фрост позаботился включить юношу в состав ударной группы.
Марш, подобно всем остальным походам сквозь тропический лес, оказался изматывающим. Шедшие во главе колонны бойцы, вооруженные мачете – прямыми, широкими тесаками, которые заменяют латиноамериканским крестьянам и топоры, и серпы, и многие другие орудия сельского хозяйства, – прорубали дорогу в невообразимых сплетениях лиан и ветвей. Люди сменялись каждые двадцать минут – больше не выдерживал никто.
Влажность была стопроцентной.
Жара усиливалась по мере того, как солнце подымалось в зенит. Становилось трудно дышать.
Фрост понимал, что сердечные приступы, тепловые удары и тому подобные прелести не заставят ожидать себя слишком долго. Наемники уже понурились, побледнели, насквозь промокли от пота.
Воду пили только по команде, на ходу, старательно полоща при этом рот. Лишь так и возможно утолить жажду в тропическом климате, при выматывающем силы напряжении.
В три часа пополудни, когда измученная колонна пересекла невысокую горную гряду и вступила в заболоченные долины, Фрост объявил привал.
– Двадцать пять минут, – прохрипел он, сбрасывая вещевой мешок. – И ни секундой больше.
Расставили караулы. Свежая группа мачетерос ушла вперед, расчистить заранее хоть немного пространства и выиграть столь драгоценное время. Люди глотали солевые таблетки, запивали водой, падали кто куда, стараясь урвать себе как можно больше отдыха. Фрост облюбовал толстый древесный ствол, уселся, устало прислонился спиной к шершавой, теплой на ощупь коре.
Вытер лоб рукавом комбинезона, подумал, отправил в рот еще две таблетки, восполнявшие потерю солей, выходивших из организма вместе с потом; предотвращавшие тепловой удар.
Молодой капрал Карр озирался, ища, где бы примоститься.
– Эй, – выдавил Фрост, – иди-ка сюда, здесь удобно…
Юноша обернулся, расплылся в усталой улыбке, приблизился и встал по стойке “смирно”.
– Глупости побоку, – сказал Фрост. – Шлепайся. Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо, сэр. Думаю, во всяком случае, что не хуже прочих. Долго еще нам идти?
– Н-ну…
Фрост посмотрел на циферблат “Омеги”. Разглядеть время оказалось непросто, ибо стекло запотело. Наемник сощурился, всмотрелся пристальнее.
Различил смутные очертания стрелок.
– Если удастся выдержать взятый темп, думаю, часа в три-четыре утра будем на месте. Это значит, еще примерно полсуток ходу…
– А потом?
– Потом, ежели очень повезет, сумеем часа два подремать. Потом пойдем на приступ Нормандии. В это же время к берегу подойдут оба транспорта, трофейные бронекатера и, возможно, еще кой-какие суденышки. Марина хотела чуток по пиратствовать по пути, усилить эскадру. Да и в Женевьеве ребята захватили пару-тройку неплохих корабликов. Поддержка с моря обеспечена. Вот на суше может быть потруднее…
– Хотя бы надежда у нас имеется, сэр?
Фрост передернул плечами:
– Если не питать надежды на успех – зачем вообще приниматься за дело? Конечно, имеется. И немалая. В довершение, Тиммонс обещался высадить десант. Выходит, ударим одновременно и с фронта, и с тыла.
– А многому ли это поможет, сэр? Бойцы вымотались, и еще больше устанут к утру…
Фрост подивился капральской наивности, посмотрел на юношу, протянул:
– Многому. Ты ведь наверняка изучал в армии основы полевой тактики. Двойной удар – половина успеха. Что касается людей, они воодушевлены победой в Женевьеве. Адреналин будет носиться по их кровеносным сосудам литрами, не сомневайся. Откуда и задор возьмется! Надежда имеется, сынок. Даже рассчитываю обойтись относительно малой кровью.
Фрост закурил.
– Тебе доводилось прежде сражаться? Хочу сказать, в армии?
– Нет, сэр.
Фрост потрепал Карра по плечу:
– Значит, получил боевое крещение. Поздравлять с этим грешно, а все же – событие выдающееся. В жизни любого мужчины.
– Понимаю, сэр…
– Прости за нескромный вопрос: ты убил сегодня кого-нибудь? Я знаю, об этом негоже допытываться, но… Карр неловко поежился.
– Нет, сэр. Не удалось. Но я дрался честно.
– Не сомневаюсь. А что никого не убил – замечательно.
– Простите?
Фрост поглядел на юношу.
– Закончится эта катавасия, вернешься домой, к своей девушке… Джилл?
– Да, сэр.
Имя карровской возлюбленной капитан помнил отлично, и спросил только ради необходимой коротенькой паузы в собственной речи.
– Расскажешь ей, каким бравым, закаленным бойцом оказался. Как сокрушал неприятеля направо и налево, вдаль и вширь. И снова займешься ремонтом автомобилей. И сможешь спокойно спать по ночам. Спокойно, понимаешь?
– Понимаю… А вы, сэр? И вам подобные профессионалы?
– Я, видишь ли, – отозвался Фрост, – мало смыслю в машинах. То есть, вожу вполне прилично, а чинить, копаться – увольте. Мне уже поздно менять род занятий. Но ты, Фрэнк, ты – независимо от того, убьешь человека в завтрашнем бою или нет, – бросай наемную службу. Получи расчет у Марины, в Монте-Асуль, и убирайся!
Фрост нервно затянулся.
– Иначе никогда не женишься на славной девочке по имени Джилл, никогда не станешь механиком-золотые руки, знаменитым на весь город. Никогда не… А, ладно!
Капитан затянулся еще раз, отшвырнул окурок, помолчал.
– Никогда ничего настоящего не добьешься. А приключений хочешь – терпи. Еще лучше и вовсе без них обойтись. Начнется, не приведи, Господи, третья мировая – всем достанется приключений, да таких, что лучше и не думать…
– Сэр…
– Это добрый совет старшего младшему. Принимай или отвергай. Как сочтешь нужным. Карр медленно поднялся на ноги.
– Наверно, – сказал он задумчиво, – наверно, я туповатый субъект… Но… боюсь, я все же не понимаю, сэр.
– В том-то и дело, – отозвался Фрост с неподдельной грустью. – Станешь и дальше промышлять наемничеством – поймешь. И не обрадуешься.
В свой черед поднявшись, капитан крикнул:
– Пять минут на сборы! Мы выступаем!
Глава тринадцатая
По размерам и прочим признакам, змея, напавшая на одного из бойцов и едва не задушившая человека в своих кольцах, очень смахивала на анаконду. Видимо, какая-то местная разновидность, устало подумал Фрост, вместе с прочими рубивший чудовище лезвием штыка, покуда громадная гадина не отпустила свою жертву.
Болотные воды кишели пиявками, тучи москитов, черных мух и совсем уж непонятного мелкого гнуса буквально толклись в воздухе. Толклись настоящими тучами, которые можно было попросту разгребать ладонями…
– Ну и походец, – пробормотал даже видавший виды Фрост. – В Бирме, пожалуй, полегче было…
Продвижение по болоту оказалось таким тяжелым и медленным, что пересечь долину отряд сумел только в пятом часу утра.
И лишь около шести, взобравшись на обширное прибрежное плато, вышел к предместьям Нормандии.
Заря уже занялась.
По расчетам Фроста, соединенный удар по городу следовало начать получасом позднее. Слишком усталые, чтобы проголодаться, слишком изнуренные, чтобы разрешить себе хотя бы двадцать минут некрепкого сна, капитан и его люди устроились поудобнее и попытались хотя бы отчасти восстановить силы.
При свете крошечного карманного фонарика Фрост изучал карту города, ожидая, пока возвратятся лазутчики и думая, не потребуются ли какие-нибудь нежданные, непредвиденные изменения в порядке действий. То и дело взглядывая на циферблат “Омеги”, Фрост выкурил пять сигарет подряд, размышляя нервно и напряженно.
Издалека уже доносилась редкая, ленивая стрельба – маленькая группа отправилась в обход и начала тревожить караульные посты, чтобы отвлечь внимание защитников и позволить остальным фростовским бойцам ворваться в Нормандию со всей возможной неожиданностью.
Наконец, лазутчики возвратились.
Их командир, бывший майор-десантник Дэвидсон, отдал было своему “фельдмаршалу” честь, но Фрост возразил:
– Это же абсурдно! Вы майор, а я капитан. И вы еще тянетесь передо мною в струнку! Садитесь рядом, докладывайте обстановку.
– Слушаю, сэр. Обстановка почти безо всяких изменений, у военно-морской базы стоят часовые – по одному возле каждого периметрического отрезка стены. Внутри, по-видимому, дежурят их сменщики, а сколько в точности – не знаю. Пулеметы. Стоят на мостовых, на крышах, в подъездах.
Фрост сощурился.
– Я насчитал пятнадцать гнезд и прекратил вести перечень. Патрули повсюду. Автомобильное движение, впрочем, не отличается от обычного, и поэтому делаю логический вывод: улиц не минировали.
Фрост кивнул.
– На стратегически выгодной позиции, немедленно за предместьем, устроили пулеметный дот.
– Сколько стволов?
– Три. Да, чуть не забыл. Едва только наши ребята начали пальбу со стороны берега, база выслала против них добрую сотню моряков. Ох и мчались же голубчики! Точно крылья на пятках отрастили! Правда, наши люди сразу поубавили им прыти. Сейчас обмениваются разнокалиберными любезностями, светскую беседу ведут…
– О’кей, – сказал Фрост. – Но идиотские шутки, дружище, – моя монополия. Прошу не посягать…
Наемник дружелюбно усмехнулся, смягчая свою невольную резкость, и спросил:
– Еще?
– Еще имеется танк. Видимо, всего лишь один. В самом центре города. Его стерегут полдюжины автоматчиков.
– Пускай стерегут, – сказал Фрост. – Все?
– Да, сэр.
– Спасибо. Теперь я могу по-настоящему передохнуть перед атакой…
Фрост опять сверился с “Омегой” и закончил фразу:
– …Ровно пять минут.
– Дэвидсон!
– Да, сэр?
– Поскольку вы разведали все, и все видели собственными глазами, прямиком пойдете во главе своей группы к этому танку. Сумеете уничтожить – очень хорошо. Сумеете захватить – великолепно, изумительно и выше всяких похвал!
– Понятно, сэр.
– Отыщите человека, умеющего управлять советскими танками. Возьмите с собой. И берегите при любых стычках: он должен уцелеть и сесть за рычаги.
– Разумеется, – улыбнулся Дэвидсон.
Фрост увидел: до атаки остается две минуты. В любое мгновение, подумал наемник, может начаться канонада:
Маринин флот, без малейшего сомнения, приближается к берегу. Правда, городские орудия безмолвствуют, но, возможно, у них попросту нет уверенности, что в виду острова маячит неприятель, а не кто-либо иной…
Земля под ногами Фроста ощутимо содрогнулась. Взрыв донесся чуть позже, а звук пушечного выстрела – еще несколько секунд спустя.
205-мм орудие!
Наверняка, “Ангел-Один”, или “Ангел-Три”.
Начинается…
Фрост вскочил на ноги, снял штурмовую винтовку с предохранителя, что было мочи заорал:
– За мной!
И все пошло по-прежнему, как и прошлым утром, при атаке на город Женевьеву. Только теперь Фроста и его бойцов крепко поддерживали с моря.
Но и нормандская оборона была не чета женевьевской.
Быстрым бегом наемники преодолели первые несколько сот ярдов, крича во всю глотку:
– Бей Рамона! Долой Рамона!
Далеко-далеко, над противоположной стороной города, над укреплениями военно-морской базы, восходило солнце. Неожиданно яркое, сверкающее, бьющее в глаза.
“Некстати, – подумал Фрост. – Помешает хорошенько целиться…”
Орудия береговой обороны уже открывали ответный огонь, пытаясь отогнать или потопить непрошеных гостей.
А когда Фрост и его отряд приблизились к городской черте, наемников приветствовали таким дружным пулеметным салютом, что наступление разом приостановилось, и бойцы залегли. Гранатометчики принялись отвечать редкими, но меткими выстрелами, покуда стрекотавшие М16А1 и CAR—16 не дозволяли неприятелю целиться спокойно и воображать себя в платном тире.
Убийственная сила противотанковой реактивной гранаты LAWS огромна. Пулеметы понемногу смолкали – правда, не столь быстро, сколь хотелось бы капитану.
Сорок человек, ведомые самим Фростом, поднялись, бросились вперед, и натолкнулись прямо на пулеметный дот, о котором рассказывал Дэвидсон. Дот оказался оснащен отнюдь не только пулеметами.
Из амбразур ударили реактивные гранаты, прижимая атакующих к земле, не давая поднять головы. Слабая ответная стрельба наемников не производила на основательное бетонное сооружение ни малейшего заметного действия.
Огонь гранатами оказался губителен. Вокруг Фроста взлетали в воздух тучи пыли, обломки, человеческие тела, части человеческих тел, искореженные винтовки… Затем у наемника буквально похолодело в груди.
С дальнего конца улицы, вход в которую оборонял дот, рыча могучим двигателем и грохоча гусеницами, надвигался тяжелый советский танк.
– По смотровым щелям и перископам, из винтовок, ураганным – пли!!! – закричал Фрост. – Гранатометчики, на фланги! Остановить его, как только приблизится на пятьдесят ярдов!
Каплевидная башня танка, оснащенная пушкой, чей калибр Фрост оценил на глаз миллиметров эдак в сто пять, начала разворачиваться. Замерла. Ударил оглушительный выстрел.
Наемник невольно зажмурился.
Услыхал взрыв.
Осторожно приоткрыл глаз.
Выпущенный танком снаряд разорвался вовсе не в гуще его солдат, как того ждал оцепеневший Фрост.
Бетонный дот, причинивший атакующим столько неприятностей и бед, по сути, перестал существовать. Верхнюю часть сооружения, где располагались крупнокалиберные пулеметы и гранатометчики, точно корова языком слизнула. Уцелевшая прислуга, видимо остававшаяся в нижнем этаже, высыпала наружу и, шатаясь, – оглушенная, израненная контуженная, – падала под выстрелами разом воспрявших духом наемников.
– Отставить огонь! Отставить!! – закричал Фрост. – Это Дэвидсон! Дэвидсон и его парни! Захватили-таки машину! Ох, молодцы!..
Башня опять развернулась – теперь уже в другую сторону. Пушка рявкнула вновь. Огромный пролом возник в стене ближайшего дома, но старая колониальная постройка все же устояла, и не рассыпалась грудой щебня. Огонь защитников еще более ослаб.
Капитан, Карр и еще трое бойцов, пригибаясь, помчались навстречу бронированному исполину. Командирский люк раскрылся, высунулось радостное, возбужденное лицо Дэвидсона:
– Хорошо сработано, а, босс?
– Лучше не бывает!
Фрост вытер лоб, изрядно перепачкав при этом сажей рукав комбинезона, вытянул сигарету, закурил. Сощурился:
– А сейчас, Дэви, двигай-ка своего мастодонта перед нами, обеспечивай лобовое прикрытие, и пали во все, что движется. Или не движется, но стреляет. Мы, пожалуй, доберемся теперь до морской базы первыми, а уж там этому трофею и впрямь цены не будет. Протаранит стену, как по-твоему?
– Сначала всадим снарядик-другой в нужное место, – сказал Дэвидсон, – а потом в это же местечко двинем грудью! Конечно, протаранит! Как же иначе?
Люк захлопнулся, танк взревел двигателем, развернулся, высекая гусеницами искры из брусчатки, неведомо когда выложенной старыми французскими колонистами, с грохотом и лязгом покатил впереди ударной группы. Время от времени лобовой пулемет взлаивал, уничтожая возникавших перед машиной рамоновцев.
При бое в городской черте бронированные машины гораздо более уязвимы, нежели в открытом поле, но державшаяся за кормой танка ударная группа тщательно заботилась о том, чтобы из окон не метнули гранату, не швырнули бутылку зажигательной смеси. Фрост и его люди прикрывали танкистов, а те работали всесокрушающими первопроходцами нормандских улиц.
За низкой стеной, окружавшей базу монтеасулийского флота, Фрост уже различал длинные стволы береговых орудий, изрыгавшие пламя в сторону моря. Взорам наемников открылась просторная гавань, вдали маячили корабли, окутывавшиеся густыми клубами дыма.
Капитан вспомнил: пушки береговой обороны почти не приспособлены для разворота на сто восемьдесят градусов и стрельбы в обратную сторону.
Он заколотил кулаком по броне.
Люк открылся, опять показалось лицо Дэвидсона.
– Проламывай стену и выбивай у них орудия! Одно за другим. Ответить не смогут, а пехотинцы и гранатометчики – наша забота!
– Понял, сэр, – ответил майор, ныряя в утробу стального гиганта.
Стену, хоть и низкую, сложили когда-то на совесть. Как и предсказывал Дэвидсон, пришлось произвести два выстрела в упор прежде, чем грохочущая махина довершила разрушение и ворвалась на территорию базы.
Следом, кашляя и чихая от стоящей облаком пыли, побежали наемники.
Пыль, хотя и мешала дышать, отлично сыграла роль дымовой завесы. Наемники оставались почти неразличимы для ошалелых моряков, не сразу понявших, что вытворяет собственный рамоновский танк, зачем он вкатывается в их владения, останавливается и, урча мотором, поворачивает башню.
Целил майор Дэвидсон с кинжального расстояния, прямой наводкой, а промахнуться при этом почти немыслимо. Длинное орудие советского Т—55 отличается большой скорострельностью, а сто пятимиллиметровый снаряд и на большей дистанции обладает громадной сокрушительной силой. Капитану Генри Фросту даже сделалось немного жаль метавшихся, точно загнанные крысы, артиллеристов, чьи пушки в продолжение трех или четырех минут попросту перестали существовать.
Как, впрочем, и большинство солдат, составлявших расчеты: люди Фроста били плотными очередями, а стрелять умели не хуже майора.
Последнее орудие, успевшее послать снаряд в сторону “Ангела-Три” и едва не потопившее транспорт, взлетело на воздух: Дэвидсон попал прямо в штабель зарядных ящиков. Взрывная волна заставила наемников попадать наземь.
Фросту почудилось, будто его контузило, но спасла металлическая туша танка, принявшая основной удар на себя.
Шлюпки с десантом уже спешили к берегу по сравнительно спокойным водам гавани. Стояло безветрие, но волны плескали в пристань, поднятые далекими взрывами и докатившиеся до острова, чтобы угаснуть у бетонных пирсов.
Ударила палубная пушка “Ангела-Три”. Снаряд провыл над головами наемников, разорвался где-то в центре города.
Тиммонс может переусердствовать, подумал Фрост. Эдак недолго и своих поколошматить. Палит ведь наугад. Но пускай: сопротивление защитников далеко не сломлено. Ради победы еще предстоит подраться.
Коммунисты и впрямь сосредоточивались для решительного контрудара, осознав, что численный перевес на их стороне, а противник не силой, так сказать, силен, а напуском смел.
Первая волна регулярных солдат ринулась в пролом со штыками наперевес, одновременно ведя ураганный огонь из АК—47 – оружия убийственно мощного, но малоэффективного при пальбе на бегу.
Впрочем, как и любое иное.
Люди Тиммонса уже выпрыгивали из шлюпок на причалы, но им предстояло еще проложить себе дорогу сквозь позиции уцелевших моряков, а от Фроста десантников отделяла четверть мили – не меньше.
Капитан стрелял из CAR—16 и хромированного браунинга одновременно, опустошал обойму за обоймой, перезаряжал, опять стрелял, опять перезаряжал… Казалось, миновали века, но рукопашная, которая перешла во всеобщую свалку, длилась, вероятно, минуты две-три.
Карр исчез из виду, пропал. Неужели убит? Жалко, такой славный малый…
– Капитан Фрост!
Наемник обернулся, увидел Карра. Собрав и возглавив примерно дюжину бойцов, юный Фрэнк умудрился отразить натиск рамоновцев на левом фланге, получил кратчайшую передышку и теперь торопился выручить друзей, продолжавших с коммунистами бой на взаимное уничтожение – жесточайший бой изо всех возможных.
– Мы с вами! Держитесь!
Рамоновским людям сразу пришлось туго. Свежие силы, обрушившиеся на них, почти мгновенно склонили колебавшуюся чашу весов на сторону Фроста. Наемник работал штыком, точно рапирой, молотил прикладом наотмашь, наносил пинки по системе сават и каратэ.
Лицо за лицом – искаженное, злобное, решительное.
Удар за ударом – наносимые автоматически, заученно, бессознательно.
Коммунистическая контратака начала захлебываться, монтеасулийцы дрогнули, ослабили натиск, а потом принялись отступать сквозь тот же пролом, который дал им возможность внезапно ворваться в расположение базы.
Вопли, предсмертные стоны, глухие звуки ударов и звонкие, хлесткие выстрелы понемногу смолкли. По крайней мере, здесь. Там, вдалеке, на берегу, десантники Тиммонса продолжали сражаться.
– Эй! – крикнул Фрост Фрэнку, мучительно пытаясь отдышаться. – Капрал!
– Да, сэр.
– Произвожу тебя в младшие лейтенанты. Не то, чтобы это имело особую официальную ценность – сам знаешь, какой у нашей армии статус, – но, покуда служишь под моим командованием, – ты лейтенант.
– Благодарю, сэр.
– Не за что. Благодари себя и свою выучку. А теперь – на подмогу Тиммонсу!..
Часом позднее, перепачканный пороховой копотью и сажей, насквозь пропотевший, получивший несколько легких ранений, осунувшийся, бледный наемник стоял подле Марины Агилар-Гарсиа, собственноручно подымавшей над военно-морской базой Нормандии президентский флаг.
Маленькие ноги женщины, обутые ради торжественного случая в лакированные туфельки, небрежно попирали брошенное на землю красно-черное знамя. Его капитан Фрост сорвал и швырнул в пыль ровно за минуту до торжественной церемонии.
– Моя привилегия, – пояснил он Марине.
– Что? – не поняла женщина.
– Сдергивать рамоновские знамена, – с улыбкой пояснил Фрост.
Гул стоял над городом. Крики солдат и жителей сливались воедино, отдельные восклицания, разумеется, были сперва неразличимы, но, в конце концов, толпы начали дружно скандировать:
– До-лой Ра-мо-на! Сво-бо-да!