Текст книги "Когти"

Автор книги: Джереми Лэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Хэлло, Вайт! – дружески поприветствовал он появившегося доктора и протянул ему руку. – Каждый раз, когда вижу эту обстановку, я начинаю завидовать твоей светлой голове.

– У тебя тоже светлая голова, Хопп, – сказал доктор. – Ну и как ты хочешь использовать меня на этот раз?

– Очень и очень разнообразно! – воскликнул инспектор, предпринимая попытку атаковать своего приятеля.

– У тебя есть время посидеть со мной? – спросил Байт.

– Да есть, но не предлагай мне выпить, так как я хочу, если удастся, сегодня побывать на похоронах. Но прежде я хотел повидаться с тобой. Я слышал, что Франсуаза Бриджеман, эта очаровательная женщина, уже консультировалась с доктором Байтом.

– Да, я ее врач, – сказал Вайт. – Но мое вмешательство исключено в том случае, если ее обвинят в убийстве Джейса Коннерли. Тебе докладывали об этом?

– Да, – сказал инспектор. – Я и не знал, что ты ее поручитель, но, мне кажется, это один из тех случаев, когда ты выбрасываешь деньги на ветер. Думаю, ты не будешь со мной спорить.

– Это самое лучшее, что может быть для меня, – улыбнулся медик. – Меня интересует это происшествие, я отвечу на все твои вопросы и расскажу тебе все, что знаю, с большим удовольствием.

– Не подавляй меня такой предупредительностью! – воскликнул инспектор, шутливо хмуря брови:

– Очень хорошо, – сказал Вайт, – расскажи мне, что ты узнал о Франсуазе Бриджман, и затем скажи, что именно хочешь услышать от меня.

– Меня беспокоит, как бы самому не влюбиться в нее, – рассмеялся Хопп. Он повернулся и удобнее сел на стул, вытаскивая свой блокнот. – Вот что я узнал, – сказал он, заглядывая в свои записи. – Шериф, конечно, бандит, но не все, что он говорит, неправильно. Я слышал, что Джон Коннерли, сын убитого, молодой человек с очень скверным характером, буквально помешан на боксе, это у пего просто мания. Время учебы и тренировок для него прошло и он теперь хочет сделать себе карьеру профессионального боксера. Он растратил много отцовских денег и сейчас хотел выудить у него еще, вдобавок он ежедневно тратит деньги на спортивный зал и на своего тренера, этого чурбана Поллока. Миссис Свенсон, экономка Коннерли, рассказала, что Джон часто ссорился с отцом. Они отнюдь не были друзьями, она также сказала, что он вечно препирался с отцом из-за своих планов стать профессиональным боксером и что Коннерли-старший много раз отказывал в деньгах для его тренера. Джейс Коннерли хотел, чтобы Джон работал в сфере ресторанного бизнеса, и во время последней ссоры он добился того, что молодой человек, его менеджер, и кое-кто из его приятелей-спортсменов наконец отстали от него. Миссис Свенсон вспомнила, что в тот день, когда произошло преступление, Джон очень ждал отца, потому что тот обещал принести домой деньги, чтобы заплатить его тренеру, этому Кливу Поллоку. Кстати, Эд Хаскелл уже сажал Поллока в окружную тюрьму по доносу. Не знаю почему, но все это мне кажется подозрительным. Итак, миссис Свенсон ждала продукты, которые Джейс Коннерли должен был привезти домой в своей машине. И его брат Стентон, этот старик композитор с длинными волосами, тоже, ждал денег, чтобы заплатить музыкантам, так как он без помощи брата не мог привести в порядок свои дела. А теперь сосредоточься, Вайт. Джон увидел, что отец не приехал домой, и действительно, тот находился в заведении рядом. Тогда младший Коннерли оделся и пошел в «Голубой Джек»... Достоверно известно, что он туда приходил и ушел оттуда. Он хотел немедленно увидеться с Франсуазой Бриджеман. Но из опроса ясно, что никто из официантов его там не видел, и мы поэтому можем прийти к заключению, что все, что он делал, происходило наверху у твоей пациентки, Франсуазы Бриджеман.

Ватни Вайт поднял руку, чтобы перебить собеседника.

– Я надеюсь, конечно, что нам удастся изменить ход расследования, но не надо делать преждевременные выводы.

– Очень хорошо, очень хорошо, остановимся пока на этой гипотезе, – быстро проговорил инспектор. – Жаль, конечно, что убийца Джейса Коннерли не оставил нам свой автограф. Итак, Джон поднялся к Франсуазе как раз в то мгновение, когда Джейс Коннерли находился у нее. Несомненно, женщина пережила неприятные минуты сначала с одним, а тут появляется другой. Это-то, надеюсь, не выдумка? Ладно. Она освобождается от Коннерли-старшего и принимает в своей комнате его сына. Нам сейчас достоверно известно, что Джон требовал от нее оставить в покое его отца, но она этого не сделала. Из заявления приятелей Джейса Коннерли, которые в тот вечер с ним играли, мы знаем, что, выйдя из комнаты твоей клиентки, он был очень удручен. Миссис Бриджеман также призналась, что, как она думает, Джейс встретился со своим сыном возле ее двери. Что там у них произошло? Что подумал и сделал тогда Коннерли-старший? Нам ничего об этом доподлинно неизвестно, и теперь я предоставляю тебе самому делать выводы. Хотя по твоему лицу вижу, что ты знаешь почти все, о чем я тебе сейчас рассказываю. Но я попрошу тебя оказать мне любезность и понять меня правильно. Дальше, ты слышал что-нибудь о его страховке? – продолжал инспектор Хопп. – Джейс застраховал свою жизнь на двадцать тысяч долларов в пользу твоей клиентки. Она теперь сможет тебе хорошо заплатить!

– Об этом она мне уже говорила, – засмеялся Вайт. – И сказала это в присутствии шерифа, что мне не очень понравилось.

– Уже сказала?! – воскликнул инспектор. – Вспомни еще и то, что свора охотников за новостями рыскала в лесу и ими был найден пустой бумажник Джейса. Карманы тоже были пусты, когда его обнаружили мертвым! Ты понимаешь?!

– Да, да, понимаю, – сказал Вайт. – Таким образом, полиция решит, что Франсуаза проводила Джейса в лес, когда стемнело, убила его, во-первых, чтобы облегчить его бумажник, и еще для того, чтобы побыстрее получить двадцать тысяч долларов страховки.

– Кто тебе сказал об этом? – воскликнул Хопп. – Кто делает такие предположения?

– Ты согласен?

– Конечно, мы так думаем.

– Ну, а что касается расписки? – спросил доктор Вайт с интересом.

– Она тоже пропала. Рука, достававшая бумажник из кармана Джейса Коннерли, потом выбросила его вместе с распиской Табора.

Ватни Вайт отрицательно покачал головой.

– Нет. Оставим твои драматические фантазии об этой руке. На самом же деле расписка Табора оказалась у шерифа Хаскелла.

– Как?!

– Я присутствовал при том как шериф полез в карман своего жилета и нашел ее там. Я абсолютно уверен, что для него расписка была полной неожиданностью.

– Но этого не может быть! Почему же Хаскелл мне ничего не сказал? Думаю, что это очень осложнит дело. Бог мой! Ты еще не знаешь, что мои люди обнаружили пятно крови за сорок километров от «Голубого Джека», и экспертиза показала, что это человеческая кровь. Немного погодя после преступления Табор сел у «Голубого Джека» в свою машину, которая стояла до этого открытой. Один из наших людей следовал за ним, пока он ехал с погашенными, фарами, вот почему нам стало известно, что это машина с номером Табора. Когда шериф возвратился, он сел в ту самую машину, и мы обнаружили в ней кровь. На шоссе мы также подняли окровавленный платок, и Табор после признался, что его выбросил он. Но теперь есть другой поворот в расследовании, который приводит меня в полное замешательство, я имею в виду то, что ты мне сейчас сказал. Я еще могу вообразить, что Табор ударил своего друга, чтобы завладеть распиской, но зачем она Хаскеллу? Как ты мне рассказал, она находилась в его кармане?

– Да, она была там, – согласился Вайт, – и это мне тоже непонятно.

– Не волнуйся, – сказал инспектор. – Ты еще узнаешь много любопытного о своей очаровательной пациентке. Она поссорилась с метрдотелем Легреллом, который уже имел дело с полицией, он в прошлом совершил убийство с помощью резиновой дубинки в другом штате, но это квалифицировали как непреднамеренное убийство, потому что жертва угрожала ему пистолетом. А в последнюю стычку между ним и Франсуазой она в бешенстве поранила ему лицо – и обрати внимание, каким образом она его ранила!

– Ты говоришь о ранах?

– Именно об этом. А ты видел раму?

– Какую раму?

– А! Да ты ничего не знаешь! Тогда я тебе расскажу, – продолжал Хопп? – Джордж Кивер пригласил частного детектива Флетчера Дэвиса. Тот утверждает, что ночью его разбудил сильный шум за окном, это насторожило его. Он вышел из дома, подошел к окну и там на оконной раме обнаружил глубокие царапины. Он не знает, что это и кто это сделал. Все это заставило меня прийти, проконсультироваться с тобой.

Ватни Вайт стал размышлять:

– Мне кажется странной форма, в которой ты мне все это рассказываешь.

– Дело не в форме, а в странном содержании. Я не знаю, что это может быть. И все, кстати, крутится вокруг твоей пациентки, Вайт. У нее на крючке много мужчин. Первую неделю, как она стала работать в «Голубом Джеке», она сразу столкнулась со всякими проблемами, как она говорит. Джордж Кивер, ее новый хозяин, начал ее обхаживать. Потом то же самое произошло и с Джейсом Коннерли, после, видимо, и с его сыном. Потом с Арди Легреллом, метрдотелем. Ты говоришь, что заботишься о ней, но у тебя свой субъективный взгляд на все происходящее, который не очень-то проясняет дело. И это не моя выдумка. Не отрицай, пожалуйста! Я буду пристально следить за твоими действиями. Мы уже знаем, что она ранила Легрелла, посмотри, не оставила ли она и других следов.

– Ты о тех, что на оконной раме?

– Да.

– Ты говоришь серьезно?! Послушай, я хочу сам взглянуть на них.

– Пожалуйста, сделай одолжение, – сказал инспектор. – Журналисты ухватятся за новую сенсацию! Раны на лице Коннерли, раны у Легрелла, правда, не такие глубокие и без смертельного удара дубинкой, аналогичные царапины на оконной раме... Кто сможет все это сделать? Мне кажется, что женские ногти не способны так повредить дерево. Очень хорошо. Но тогда что все это значит? Ты не думаешь, что журналисты правы?

– Это дело следователя, – уточнил Вайт.

– Я знаю. Он говорит, что борозды на лице убитого наводят на мысль о тигре.

– А я не уверен, – подытожил Вайт. – Ступай на похороны Коннерли и понаблюдай там за всеми. Возможно, когда-нибудь мы с тобой найдем логово тигра в лесу у казино Кивера.

– Очень хорошо, – сказал Хопп. – До свидания. У двери он остановился.

– Я забыл тебе сказать, что метрдотель собирался сбежать на своей машине. Странно, не правда ли? С чего бы? Впрочем, у наших людей есть инструкции следить за каждым его шагом. Не сбежит! Да! Мы сейчас ознакомились с завещанием Коннерли... Его сын Джон получает в наследство рестораны, а брат Стентон – загородный дом. Ресторанный бизнес хорошо обеспечен. Мистер Коннерли играл на скачках в городе и отхватил там неплохой куш. Ну, а теперь я пойду! Пока!

В городской квартире Риты Бриджеман неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил Том Лонг.

– Хочешь, я отвезу тебя на похороны? – предложил он.

– Нет, спасибо, – отказалась девушка, – зачем я туда поеду? Ведъ я почти не знала этого человека.

– Но зато он знал тебя настолько хорошо, что установил над тобой наблюдение психиатра, – съязвил Лонг. – И так хорошо знал твою мамочку, что даже дал себя обчистить на двадцать две тысячи долларов в ту ночь, когда его убили.

– Ты что, работаешь в полиции? – спросила Рита. – И хотя ты имеешь какое-то отношение к шерифу, он все же еще не арестовал мою мать.

– Осталось недолго ждать, как ее привлекут к ответственности, – ответил Лонг, смеясь. – Они уже сделали первые шаги. Зря она пытается вовлечь доктора Вайта в интригу. Но, скажи, ты изменила отношение ко мне?

– Нисколечко! – холодно отрезала Рита.

– Кстати, разве ты не обещала матери двадцать две тысячи долларов?

– Ты – мерзавец! – воскликнула девушка, бросив трубку.

Потом она, плача, села рядом с телефоном и нервно заколотила по рычажку; немного успокоившись, набрала номер «Голубого Джека» и попросила Франсуазу.

– Мама? Ты уходишь? Я хотела тебе сказать тогда вечером, что ты была прелестна. Я никогда не думала, что ты сможешь так понять меня, это было чудесно, мамочка! Всю жизнь я ревновала тебя к мужчинам, которые смотрели на тебя, а они смотрят на тебя потому, что ты такая красивая, и их взгляды тоже были ревнивыми. Мне казалось, что в тот момент они обладают тобой. Теперь я вижу, какая ты храбрая! Ты была мне и отцом и матерью; а я не могла понять тебя! Какая я неблагодарная! Теперь я буду совсем по-другому относиться к тебе! Я очень, очень люблю тебя! Ты не собираешься в город? Почему бы тебе не приехать ко мне и нам не пообедать вместе? Ты не знаешь, где я живу? О, мама, я бессовестная! Я даже не оставила тебе адреса... Извини, дорогая! Сейчас же возьми карандаш и запиши, чтобы не забыть... я тебе сейчас продиктую. Давай, пиши... Хорошо, я подожду...

...У входа на кладбище Эван Табор увидел шерифа Хаскелла, догнал его.

– Эд, зачем ты рассказал Стентону о расписке?

– Это ведь значительная часть имущества Джейса, – ответил шериф.

– Это еще одна подлость, которую ты сделал! – воскликнул фабрикант. – Ты же прекрасно знаешь, что это была шутка, мы были навеселе и не играли всерьез. Он не выиграл у меня фабрику, так же как и не проигрывал мне ресторан. Мы старые друзья, и я сожалею, что ты тоже был среди нас. Но брат Джейса понял все буквально. Он встретился со мной, чтобы предложить мне управлять фабрикой, так как он ее владелец.

– Отлично! – сказал Хаскелл, внимательно посмотрев на своего взволнованного собеседника. – Ты можешь принять это предложение, если хочешь... если, конечно, ты останешься на свободе. Я жду, когда ты мне, наконец, объяснишь, как оказались пятна крови Джейса в твоей машине, почему ты все время рассказываешь сказки и врешь нам? Если ты не объяснишься, ты тогда окончательно увязнешь в этом болоте, Эван. Ты будешь говорить правду?

– Сейчас я иду на похороны, – проговорил Табор, понизив голос, – мне не меньше чем тебе интересно узнать, как кровь оказалась в моей машине, кто обчистил карманы Коннерли и потом ловко подсунул мою расписку в твой карман... если, конечно, это было так. Все это мне не нравится. Я тебе уже раз двадцать говорил, что не дрался с Джейсом, не убивал его, и могу тебе еще двадцать раз это повторить. Я не вынимал свою расписку из его кармана и не клал ее в твой. Кто-то разыгрывает тебя и притом очень умело.

Он пронзил шерифа взглядом, но тот спокойно ответил:

– Выбирай слова, Эван. Это не игра в карты, это – убийство.

– Ты наивно рассуждаешь, – разразился фабрикант. – Смотри, Эд, предположим, я его убил. Пораскинь-ка мозгами! Допустим, я предательски ударил Джейса дубинкой или там чем-нибудь еще, тогда мне логично было бы забрать свою расписку и скрыться. Для чего мне надо было оставаться на месте преступления и, подвергая себя опасности, уродовать ему лицо? Ты можешь себе представить, что я, его друг, буду убивать его таким способом? Нет! Если я, как ты считаешь, взял расписку, самое разумное для меня скорее убраться оттуда подобру-поздорову.

– Да, ты был достаточно спокоен, потому что был пьян, и Джейс тоже...

– Но ради всего святого, выслушай! – с отчаяньем воскликнул Табор. – Сначала ты меня обвиняешь в том, что я взял расписку. И сколько я тебе ни говорю, что не делал этого, – ты мне не веришь. Положим, ты уверен, что я ее взял, но как тогда на следующий день она оказалась у тебя? Ты об этом что-нибудь можешь сказать? Ей-богу, это наивно, я тебе уже говорил. У меня не было тогда расписки, нет ее и сейчас. Не нужно разной чертовой путаницы. Послушай, Эд, ты же хорошо нас знал. И ты знаешь, что я не способен был принести вред Джейсу Коннерли. Далее из-за десяти фабрик! Ты также знаешь, что он погиб не из-за этого. Тебе известно, что ту бумажку с моей распиской я вручил ему при всех. Ведь она может скомпрометировать меня как директора компании. Он принял от меня расписку на сто тысяч долларов. И сейчас я бы хотел получить ее обратно. Она у тебя. Давай поговорим по-деловому. Скажи, Эд, сколько ты за нее хочешь?

Шериф Хаскелл медленно поднял голову и встретился с вопрошающим взглядом Эвана Табора.

– Я не думал об этом, Эван, – сказал он осторожно. – Но после всех этих неприятностей мне, возможно, придется уйти с работы, а сначала я должен расплатиться кое с какими долгами. Я подумаю о твоем предложении. Утро вечера мудренее. Приходи завтра ко мне.

– Кто тебе ее дал? – сердито спросил Табор. – Кто тебе передал расписку? Кто-то явно хочет избавиться от обвинения.

– Возьми завтра свою чековую книжку, Эван, – насмешливо сказал Хаскелл. – А сейчас – не органную ли музыку мы слышим?

В смежном помещении начались похороны Коннерли.

У входа на кладбище остановилась грязная машина и встала рядом с другими автомобилями, чистыми и сверкающими. Грязная таратайка принадлежала детективу Флетчеру Дэвису. За ним приехала Франсуаза Бриджеман. Их обоих встретили скорбные звуки органа.

– Вы действительно не хотите присутствовать на похоронах?

– Нет, – решительно сказала женщина. – Я не выдержу этого. Шериф Хаскелл попросил вас охранять меня?

– Да, миссис.

– Хорошо, спасибо за откровенность, – сказала Франсуаза. – Мне кажется, все посходили с ума. Не хотите ли вы поговорить со мной?

– Да, конечно, – сказал Дэвис. – Но о чем же мы будем разговаривать?

– Вы знаете, кто убийца? – спросила она твердым голосом.

– Никто никому ничего не говорит, – тихо проговорил Дэвис, усаживаясь рядом с ней в ее машину. – Вы хотите знать правду? Вас это тревожит?

– Да, – прошептала Франсуаза.

– Джейс раньше проигрывал крупные суммы в «Голубом Джеке»?

– Я не знаю, проигрывал ли он такие большие деньги, – ответила она. – Но он не мог все дни находиться в казино. Да, я любила его, и он любил меня. Поэтому он и приходил ко мне так часто, как только мог.

– Я знаю, – сказал Дэвис – Тот, кто убил его дубинкой Легрелла, должен был быть очень взволнованным.

– Я не убивала его, как вы не хотите понять?!

– Вы собирались выйти за него замуж?

– Напротив, это он хотел на мне жениться.

– Но я знаю, что этого хотели и вы.

– И это было, – сказала Франсуаза так тихо, что Дэвис даже наклонился к ней, чтобы улавливать ее слова. – Доктор Вайт сказал, что мне не имеет смысла больше хранить свою тайну. Дело в том, что я замужем. Мой муж находится в городской клинике для душевнобольных, он уже много лет там. Он парализован и, возможно, скоро умрет.

– А! – Дэвис притворился, что он об этом не знал. – Очень хорошо, а теперь скажите, вы слышали, что кто-то ночью находился на крыше «Голубого Джека»?

– Слышала ли я какой-нибудь шум? Вас это интересует? Меня уже спрашивали что-то о медведе или тигре.

– И что же?

– Я никогда не слыхала и мне никто не рассказывал ничего подобного.

– Миссис Бриджеман, – сыщик неожиданно перешел на доверительный тон, – я видел, как было обезображено лицо мистера Коннерли. Я постараюсь быть деликатным, вы же понимаете, что это вопрос жизни и смерти, и ни о чем не спрашивайте меня, пожалуйста, но мне необходима помощь от кого-нибудь из «Голубого Джека», кто не пристрастен, свободен от чувств. Вы можете сделать для меня одну вещь?

– Да, конечно, – сказала Франсуаза. – Но я думаю, что вы говорите об этом для того, чтобы заманить меня в ловушку. По-моему, этого хотят все.

– Вы ошибаетесь, миссис Бриджеман. Я не работаю такими методами. Я не прибегаю к шантажу. Однако я вижу, что тайные агенты полиции не очень стараются, чтобы разрешить загадку. Не говорите этого никому, пожалуйста. Что касается вас, то даже будь вы виновны, вы должны довериться мне и действительно помочь. Вы, конечно, можете обмануть меня, но доказательства против вас останутся. Но если вы невиновны и вам нечего скрывать, как вы утверждаете, объединившись со мной, вы можете оказать большую помощь, связанную с выяснением смерти вашего друга.

– Что вы хотите, чтобы я сделала?

– Я сейчас вам это скажу, – сказал он серьезно. – Я хочу, чтобы сегодня вы погасили верхний свет, как всегда. Я хочу, чтобы ночью вы не спали, а внимательно смотрели на окна, и так, – чтобы вас никто не заметил. Вам ясно?

– Да, но зачем? Что я должна увидеть? В казино ведь нет бандитов ни на этажах, ни на лестнице.

– Вам хочется в это верить, – сказал Дэвис мрачно. – Бандитов на этажах нет, но на лестнице... зверь, хищный зверь на двух ногах, который может залезть и на крышу. Вы можете мне помочь! И вы это сделаете!

Франсуаза Бриджеман побледнела и задрожала от страха. Слова детектива потонули в органной музыке, доносившейся с кладбища.

Джон Коннерли и его дядя Стентон медленно шли к выходу с кладбища, чтобы сесть в роскошную машину, которую им дала в распоряжение дирекция. Они шли вдвоем.

– Представь, – сказал дядя; – что теперь ты сможешь забыть свои сыновьи обязанности и заняться своим проклятым боксом.

– Я думаю, что этот вопрос тебя не касается, – отрезал Джон с издевкой. – Ты оставишь дом, я тебе помогу в этом, и помрешь с голоду. Я положу конец твоему бренчанию. Ты ничего не получишь для своего канареечного оркестра.

– Хватит дерзить! – возмутился Стентон. – Джейс растратил деньги, играя в рулетку, и на эту женщину. Он не оставил нам наследства. Но ты мне не указывай, лучше убирайся со своей боксерской бандой, и мы посмотрим, как она тебя прокормит.

– Заткнись! – грубо перебил его племянник.

– Ты не способен понять меня, – угрожающе сказал Стентон. – Тебе, наверно, совсем отбили мозги, и ты не можешь быть нормальным человеком. Мы соберем семейный совет, и я буду тебя представлять, ты не имеешь нрава претендовать на то, чтобы управлять ресторанами, тебя нельзя и близко подпустить к ним. Я уже договорился с администратором, который реализует мои планы, и никто не сможет их разрушить. Ты не коснешься ресторанного бизнеса, и я советую тебе ничего не предпринимать, поскольку полиция подозревает тебя в убийстве, и я тоже. Меня не покидает мысль, что ты убил своего отца, ты ведь часто ему угрожал. Джон пришел в ярость.

– Хочешь, чтобы я заткнул твою поганую глотку?! Замолчи!

– Я останусь со своей музыкой, – рассуждал Стентон. – С человеческой точки зрения мне тягостно выносить все это. Но я слышу музыку во всем; музыка, которую я напишу, будет бессмертна. У людей твоего типа глухая душа, глухая к красоте и звукам жизни, жизненных ритмов. На самом деле ни ты, ни твои друзья, такие как Клив Поллок, не живете, а прозябаете. Кстати, ты видел, что его не было на похоронах? А знаешь почему? Он в тюрьме!

– Хватит врать!

– Это правда, как и все, что я тебе говорю. Спроси у шерифа. Поллок арестован по подозрению в убийстве твоего отца, и когда его прижмут как следует, ему придется несладко, потому что он – трусливый хвастун. И тогда все откроется насчет твоей сути!

Стентон не успел увернуться от огромного кулака Джона, быстро и мощно обрушившегося на его челюсть...

Директор кладбища и его помощники нашли лежащего без сознания композитора, привели его в чувство и отправили домой.

– Слушай, Клив, – дружески начал шериф Хаскелл. – Мы не хотим надолго задерживать тебя в камере. Но ты молчишь, угрожаешь, что разобьешь моим людям носы и не понимаешь, что мы продержим тебя в одиночке до тех пор, пока ты вежливо и ясно не ответишь на все вопросы. Ну, и еще: и прокурор, и наш следователь тоже не отпустят тебя. Но если ты будешь отвечать, то сможешь добиться освобождения. Следователь отпустит тебя... под залог в две тысячи долларов.

Наступила пауза. Клив Поллок смотрел поверх стола, который их разделял. Потом его взгляд задержался на двух здоровенных полицейских, прохаживающихся по коридору участка.

– Ты слышишь, что я тебе говорю? – торопил шериф.

– Да, я слышу. Но я не понимаю, что вы хотите этим сказать, – проговорил боксер.

– Хорошо, я тебе объясню, – терпеливо продолжал Хаскелл. – Ты должен в дальнейшем предстать перед следователем. Но ты же не хочешь оставаться в тюрьме. Ты знаешь кого-нибудь, кто внес бы за тебя две тысячи долларов, как гарантию, что ты не убежишь?..

– Что вы будете делать с этими деньгами? – спросил Поллок.

Шериф поморщился, но объяснил.

– Мы не возьмем их себе. Они как гарантия того, что ты никуда не денешься до вызова в суд.

– Какой вызов в суд? Меня никто не вызывал!

– Слушай внимательно! – потребовал шериф. – Мы позвонили твоему хозяину, Джону Коннерли, спросили, хочет ли он заплатить за тебя залог, он сказал, что, нет, не хочет, что это плохая шутка. А то, что ты в тюрьме, его не волнует.

– Но я не хочу долго сидеть в тюрьме, – со страданьем в голосе сказал Клив.

– Возможно и нет, но ты ведь и сейчас в ней находишься, – уколол его шериф! – И мы полагаем, что ты можешь проторчать здесь о-очень долго.

– Вы не имеете права задерживать меня здесь! – сопротивлялся Поллок. – Я ничего не сделал.

– Слушай, Клив, – воскликнул Хаскелл. – Ты можешь делать глупости сколько хочешь, но я тебе говорю, что ты освободишься, если вручишь залог в две тысячи. Скажи, у тебя есть какой-нибудь человек, кто сделает это для тебя? Ты задержан по обвинению как предполагаемый соучастник преступления.

– Это может быть только мистер Стентон Коннерли.

– Так. Хорошо. Он даст две тысяч долларов?

– Я не знаю, что скажет мистер Коннерли. Мы с ним почти никогда не разговаривали, – упрямо сказал боксер.

Шериф Хаскелл встал на цыпочки, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, и заорал Кливу прямо в лицо:

– У тебя что, нет ни одного друга, который мог бы одолжить тебе две тысячи долларов?

– Нет, – отрицательно покачал головой Клив. – У меня нет таких друзей, но у меня есть две тысячи.

– Как?! – спросил шериф, вытаращив глаза от удивления. – И где же они?

– Наверху, где я живу.

– Ты хочешь сказать – в гараже у Коннерли?

– Да, в моей комнате.

– Где ты их взял?

– Деньги? Я их накопил.

– А! Накопил! Где же ты их хранишь?

– В моей комнате.

– В каком именно месте?

– Я не хочу ничего больше говорить, – ответил тренер.

Шериф Хаскелл едва сдерживался, чтобы не ударить его.

– Тогда ты останешься в тюрьме!

– Но я ничего не сделал, – сказал Поллок. – Вы еще увидите, что меня отпустят!

– Клив! – проревел Хаскелл. – Слушай внимательно! Успокойся и ответь мне на два вопроса. Подумай хорошенько и скажи, Клив. Ты был той ночью в баре «Голубого Джека». Ты выпил там несколько стаканов пива, ты съел какие-то бутерброды, ты видел мистера Коннерли и ты видел Джона. Никто из них двоих не задерживался около тебя?

– Я уже пятьдесят раз говорил вам и это у вас записано, я их видел, но никто из них ко мне не подходил.

– Отлично, а теперь хорошо подумай. Метрдотелю Легреллу не понравилась твоя физиономия и он выставил тебя за дверь. Ты его выволок на стоянку машин, это так?

– Да, это было, я...

: – Ясно. Он достал дубинку, чтобы ударить тебя, это правда?

– Конечно. Я выдернул ее у него и выбросил, потому что я лучше владею своими руками. Я сделал ему «двойной» в живот и в челюсть... и отпустил его, когда увидел машину. Но он же оскорбил меня и сильно ударил.

– А потом? – торопил его шериф, не давая передохнуть.

– После я отскочил от машины, потому что женщина за рулем была явно навеселе, а метрдотель очнулся и пошел в казино.

– И что ты тогда сделал, Клив? Боксер поднял глаза.

– После? – спросил он. – После я ушел домой.

– Да, все, что ты рассказываешь, и заканчивается на этом, – сказал шериф, вытирая потный лоб. – Ты потом не видел мистера Коннерли, ты не находил дубинку. Ты не видел ни Легрелла, ни Джона Коннерли, ни мистера Кивера, ни мистера Лонга, ни мистера Табора, никого ты не видел. Очень хорошо, Клив, ты никого из них не видел, но что же ты все-таки видел потом?

Боксер посмотрел на шерифа, в его глазах замер страх.

– Что же ты видел? – переспросил Хаскелл. – Говори сейчас же! Было достаточно темно, но что-то ты видел?! Может быть, какого-нибудь зверя?

Клив Поллок начал задыхаться, его щеки нервно подергивались от тика.

– Нет, нет, шериф, я не видел никакого зверя. Но я его слышал. Да, я его слышал! Это было ужасно! А сейчас отведите меня в камеру.

Вечером, после похорон, Рита Бриджеман приехала в клинику к доктору Вайту. Как только она появилась, доктор усадил девушку в свою машину, и они выехали на шоссе.

– Ваша матушка находится в опасности, – начал Вайт без вступления. – И не знаю, что делать. Я очень благодарен вам за то, что вы сразу приехали. Пойдет разговор не только о новой музыке для вашего номера. То, о чем я буду вас расспрашивать и рассказывать, очень важно. Вам удобно?

– Да, – ответила девушка. – Продолжайте.

– Во-первых, у вас есть отец – мне разрешено вам это сообщить. Он всегда у вас был, ваши родители расстались, когда вы были еще совсем маленькой. Некоторое время спустя ваш отец переболел тифозной лихорадкой и последствия оказались очень плачевными: пострадала его психика, – он сделал паузу.

– Вы хотите сказать, что он сошел с ума? И тем не менее жив до сих пор?

– Да, уже много лет он находится в городской клинике. Он в таком состоянии, что вы не должны его видеть. Я посоветовал вашей матери также больше не навещать его.

– Но она мне никогда ничего не говорила, – воскликнула Рита. – Об этом...

– Да, я знаю, – отрезал доктор. – Франсуаза боялась за вас, она думала, что вы сможете унаследовать болезнь; ведь никто не говорил ей, что это невозможно. Но вы не сумасшедшая и не станете ею никогда. Конечно, не дай бог, вы или ваши дети можете попасть в больницу, но это произойдет не по вине вашего отца. Я это объяснил вашей матери.

– О, бедная моя мамочка!

– Да, это мы с вами так думаем, – сказал Вайт. – Во-первых, Франсуаза очень боится за вас, да еще расследование этого преступления навалилось на нее, что тоже чрезвычайно неприятно. Мистер Коннерли, навестивший меня тогда, перед злополучным днем, просил у меня совета, касающегося умной и упрямой девочки, которую зовут Рита; этот человек говорил от имени вашей матери. Тем же вечером он упорно просил Франсуазу выйти за него замуж. Для всех очевидно, что он был влюблен в нее, но никто не мог понять, почему она ему отказала. Франсуаза не рискнула сказать Коннерли, что у нее уже есть официальный муж.

– Бог мой!

– Коннерли был в состоянии стресса, он напился, как сумасшедший, стал отчаянно играть, выиграл, потом вышел из «Голубого Джека» и был убит.

– Он застраховал свою жизнь на такую огромную сумму из-за ее отказа?

– Вполне возможно. Мне кажется, что Том Лонг был единственным человеком, который знал правду о вашем отце и причинил много зла вашей матери. Он ее шантажировал.

– Он знал?! – воскликнула Рита.

– И вот еще кто всячески старается запутать следствие, – продолжил доктор Вайт, – это наш продажный шериф, которого подкупил мистер Кивер, чтобы тот сквозь пальцы смотрел на азартные игры в казино. Поэтому Хаскелл пытается мешать расследованию убийства.