Текст книги "Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)"

Автор книги: Джерард Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я ни за что на свете не упущу эту возможность, – заверил я. – Кстати, Холмс, в самом начале вы сказали, что корабль быстр как молния, а время и скорость имеют ключевое значение. Что вы имели в виду?

– Все очень просто, Уотсон. Кингсли понимал: ему необходимо попасть в Англию как можно быстрее. Иначе дуриан перезреет и его можно будет только выкинуть.

– Ну конечно, – я понимающе кивнул, – это, как вы говорите, элементарно.

– Спокойной ночи, старина.

– Спокойной ночи, Холмс.

На следующее утро Холмс разбудил меня на рассвете. Великий сыщик был уже полностью одет.

– Вставайте, Уотсон, подъем, – деликатно потряс он меня за плечо. – Пора за дело. На столе вас ждет чашечка кофе.

– Да, Холмс, конечно, – пробормотал я, протирая глаза и стряхивая с себя остатки сна.

Вскоре мы пересекли Бейкер-стрит и, остановив экипаж, велели кучеру везти нас в док. Утро выдалось холодным, а весь город окутывала густая дымка. Кэб трясся по булыжной мостовой. Я поднял воротник и, зевая, принялся ерзать на сиденье, устраиваясь поудобнее. Холмс сидел выпрямившись, будто бы настороже, положив обе затянутые в перчатки руки на серебряный набалдашник трости.

– Я вижу, вы взяли с собой боевую трость, – заметил я. – Полагаете, вам придется пустить ее в ход?

– Кто знает, Уотсон. Даже крыса, если ее загнать в угол, повернется и бросится на своего преследователя. А вы прихватили свой служебный револьвер?

– Да, на всякий случай. – Я похлопал себя по карману.

Немного погодя мы добрались до доков и вышли из кэба. Туман здесь был еще гуще, и он практически полностью скрывал от нас поверхность воды. Холмс расплатился с извозчиком, и экипаж, громыхая колесами, растворился в дымке. Откуда-то донесся протяжный печальный вой сирены. Когда он оборвался, тишину нарушал лишь плеск волн, бьющихся о сваи.

– Пойдемте, Уотсон. Нам сюда – Холмс двинулся вдоль причала на восток.

Мы миновали несколько кораблей, пришвартованных к якорным шпилям. Наконец я увидел «Морского ястреба». Он и впрямь оказался настоящим красавцем. Корпус был изящным, стройным, буквально созданным для того, чтобы рассекать волны. Нос украшала блестящая фигурка хищной птицы, выставившей вперед когти.

Холмс извлек из кармана часы и быстро на них взглянул.

– Почти семь, – пробормотал он. – Бредстрит опаздывает. Если, конечно, он вообще собирается прийти.

Я хотел ответить, но тут Холмс поднял руку:

– Тише! Слышите? Кто-то едет.

Поначалу мне казалось, что стоит абсолютная тишина, однако вскоре удалось различить перестук копыт и грохот колес по булыжной мостовой. Через пару минут показался большой четырехколесный экипаж.

– Тпр-р-р-у! – крикнул кучер, натягивая поводья.

Лошадь, фыркая, остановилась. Во влажном утреннем воздухе было видно, как у нее изо рта идет пар. Дверь распахнулась, и на мостовую спрыгнул инспектор Бредстрит. За ним последовал констебль в форме.

Холмс быстрым шагом подошел к представителю Скотленд-Ярда. Поприветствовав его, он взял инспектора за рукав и отвел в сторону так, чтобы мы с констеблем не могли расслышать содержание их беседы. Пока Холмс с Бредстритом секретничали, мы с констеблем обсуждали погоду. Насколько я понимаю, Холмс вводил инспектора в курс дела. Примерно через минуту они подошли к нам. Бредстрит на ходу вынул из кармана фляжку и сделал глоток.

– Обычно я не пью при исполнении, но, сами понимаете, при такой погоде легко простыть, – пояснил он.

Инспектор как раз собирался протянуть фляжку Холмсу, но тут раздался звук приближающегося кэба, и вскоре он появился из густого тумана. Кэб остановился возле экипажа, на котором приехали полицейские, и из него вышел дородный мужчина с большим чемоданом в руках. Мы услышали, как он поблагодарил извозчика, прежде чем тот уехал. Прибывший говорил с американским акцентом и слегка шепелявил.

Мужчина повернулся и пошел в нашу сторону. Одет он был явно не по погоде: ограничился лишь легкой курткой и брюками. Шляпы незнакомец не носил. Завидев нас, он замер. Инспектор шагнул к нему навстречу:

– Мистер Кингсли?

– Нет, – покачал мужчина головой, – моя фамилия Браун. Джон Браун.

К незнакомцу двинулся Холмс.

– Отпираться бесполезно, Мервин, – сказал он, – нам все известно. Мы знаем про дуриан. Вам следовало избавиться от улик. – И мой друг показал зажатую между пальцев косточку.

Американец затравленно посмотрел на нас и вдруг, бросив чемодан в Холмса и Бредстрита, развернулся и кинулся бежать со скоростью, весьма впечатляющей для человека его комплекции. Холмсу удалось увернуться от чемодана, но инспектор оказался менее проворным.

– За ним, Джонс! – рявкнул Бредстрит, потирая ушибленное чемоданом плечо.

Молодой констебль, грохоча коваными ботинками по пристани, кинулся в погоню. Накидка на его плечах развевалась на ветру. Исход был предрешен. Джонсу не составило большого труда нагнать преступника, и к тому моменту, когда мы приблизились, на руки Кингсли уже были надеты наручники.

– Молодец, – похвалил Бредстрит молодого помощника, похлопав его по спине.

Констебль расплылся в счастливой улыбке.

– Значит, так, Джонс, хватай его чемодан и полезай к кучеру, – приказал инспектор.

Он придержал дверь экипажа, пропустив нас вперед, после чего велел везти нас в Скотленд-Ярд.

Кингсли уныло опустился на сиденье и закрыл лицо руками.

– Я инспектор Бредстрит из Скотленд-Ярда, – представился полицейский. – Вы арестованы по подозрению в предумышленном убийстве Иеремии Брентвуда, которое вы совершили ориентировочно в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое число настоящего месяца. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

Американец не ответил, лишь тихо всхлипнул.

– Если вы окажете помощь следствию и чистосердечно признаетесь в содеянном, суд непременно это учтет, – чуть более мягко добавил инспектор.

Кингсли еще раз всхлипнул и выпрямился. Я заметил, что у него в глазах стоят слезы.

– Я не хотел убивать Джерри, – выпалил он, – я же его едва знал. Господь свидетель, он не сделал мне ничего дурного!

– Тогда зачем… – начал было я, но Холмс жестом остановил меня.

Кингсли вытер слезы краем рукава, насколько ему это позволили наручники, и продолжил:

– Я слабый человек, инспектор. Кое-кто, наверное, назвал бы меня беспутным. Последние семнадцать лет я жил и работал в Малайзии. Владельцем каучуковой плантации, где я служил, был Сандерс Брентвуд, отец Джерри. У меня была хорошая должность, приличная зарплата. Казалось, о чем еще мечтать? Но нет, мне этого было мало. Видите ли, моя слабость – азартные игры, а малайцы настоящие шулеры. Я проигрывал и проигрывал. Через некоторое время я начал обворовывать собственную компанию. Я не считал, что совершаю нечто предосудительное, поскольку искренне собирался все возместить, как только мне улыбнется удача. А она ни в какую не желала мне улыбаться. Нет, конечно, иногда я выигрывал, но это случалось редко. Шли годы, но мне удавалось скрывать растраты: Сандерс полностью мне доверял. Так продолжалось бы и дальше, не наступи Сандерс на эту чертову кобру, которая укусила его под коленку. Спасти его не удалось. Я понимал, что попал в беду. Компания должна была достаться единственному наследнику Сандерса – Джерри, то есть Иеремии. При передаче компании обязательно назначают аудит, в результате которого меня бы вывели на чистую воду и отправили в тюрьму. Как я говорил, человек я слабый и слишком хорошо знаю, что собой представляет малайская тюрьма. Грязь, крысы, тараканы, вши… Я этого не вынес бы. И тогда я решил сыграть последний раз. Ведь я же игрок! – Кингсли горько скривился: – Похоже, я снова проиграл.

Взяв себя в руки, он продолжил:

– Надо сказать, что несколько лет назад, в редкий момент весьма нетипичной для Сандерса душевной слабости, мне удалось уговорить его сделать приписку к завещанию. Согласно новой версии, если с ним или с Иеремией что-нибудь случилось бы, компания должна была отойти мне, а не малайскому правительству. Насколько я понимаю, Сандерс не видел никакого смысла менять завещание, поскольку считал, что Иеремия переживет нас обоих. И тут я решил сделать свою ставку. В случае удачи плантация досталась бы мне. А теперь мне грозит виселица.

– Вы во всем сознались, – холодно промолвил Холмс, – а это смягчает вашу вину.

Повисло молчание, которое нарушалось лишь стуком колес о булыжную мостовую. Наконец Холмс спросил:

– Скажите, а Иеремия знал о смерти отца?

Кингсли покачал головой:

– Нет, черт побери! Я специально запретил передавать телеграмму со скорбным известием, сказав, что должен сообщить новость лично. Естественно, я даже не упомянул о ней, иначе Джерри не согласился бы со мной поужинать. Я сказал, что приехал в Лондон по делам компании. Столь позднее время для ужина я объяснил занятостью. Впрочем, полночная трапеза нисколько не смутила Джерри. Он был полуночником и часто возвращался домой достаточно поздно. Сандерс-старший хотел, чтобы его сын проявлял побольше интереса к семейному бизнесу, но Джерри был городским мальчиком и не выносил жару и влажность тропиков. Я развлекал его байками о жизни в Малайзии, рассказывал о том, как прекрасно поживает его отец и как богатеет копания. Один из моих немногих талантов заключается в том, что у меня отменно подвешен язык. Я болтал, пока дуриан не подействовал.

Снова повисла тишина, которую никто не спешил нарушать. Наконец Бредстрит извлек из кармана фляжку, глотнул бренди, после чего протянул ее нам с Холмсом. Мы оба покачали головами.

– Можно? – вдруг попросил инспектора Кингсли. – Последняя просьба осужденного.

Бредстрит на мгновение замялся, но все-таки дал фляжку американцу.

– Спасибо, инспектор, я вам безгранично признателен, – промолвил Кингсли, сделав большой глоток, и даже вяло улыбнулся: – Должен выразить вам, инспектор, свое восхищение. Быстро же вы меня нашли. Я и не подозревал, что в английской полиции служат столь проницательные люди.

Бредстрит поморщился и, громко кашлянув, произнес:

– На самом деле ваш комплимент не по адресу. Его заслуживает джентльмен, который сидит рядом с вами. Позвольте вам представить сыщика-консультанта мистера Шерлока Холмса с Бейкер-стрит и его коллегу доктора Уотсона. Мистер Холмс периодически… помогает Скотленд-Ярду.

Кингсли кивнул мне, после чего с интересом и немалым восхищением воззрился на Холмса:

– В таком случае, сэр, вас можно поздравить. Раз уж вы так быстро вычислили меня, вы обладаете весьма выдающимися аналитическими способностями.

Холмс чуть поклонился и ответил:

– Мне повезло, что вы не профессиональный преступник. В противном случае вы бы не оставили столько бросающихся в глаза улик.

Мы уже подъезжали к Скотленд-Ярду. Вскоре наш экипаж остановился, и Джонс, спрыгнув с облучка, открыл нам дверь. Первым вышел Холмс. Затем Бредстрит взял было Кингсли под руку, как вдруг американец резко рванулся. Сперва я подумал, что он решил предпринять еще одну попытку сбежать, и потому немедленно обхватил его за талию, однако я тут же понял, что Кингсли плохо. Закатив глаза, он широко разевал беззубый рот, словно пытаясь сделать глоток воздуха. Из горла доносились булькающие звуки.

– О боже! – воскликнул я. – У него сердечный приступ!

Мы вытащили Кингсли из экипажа и положили его на мостовую. Я сделал все возможное, но мои усилия были тщетны. Бедолага умер прямо у нас на глазах.

Холмс, в отличие от всех остальных, не выказал ни малейшего изумления. Повернувшись к Бредстриту, он произнес:

– Поздравляю, инспектор. Только что вам удалось сэкономить средства налогоплательщиков, которые в противном случае были бы потрачены на суд и услуги палача.

– О чем вы говорите, Холмс? – выпалил Бредстрит.

– Помните, вы угостили преступника выпивкой? Она вступила во взаимодействие с дурианом, который он предварительно съел, и спровоцировала сердечный приступ.

– Но откуда же мне было знать? – Инспектор раскрыл от ужаса рот.

– Успокойтесь, Бредстрит, – промолвил Холмс. – Вы совершенно правы, вы ни о чем не догадывались. Произошел несчастный случай. Кингсли покончил с собой.

– Ну и дела! – заметил я несколько позже, когда мы уже ехали с Холмсом домой.

– Согласен, – немного подумав, изрек Холмс. – Насколько я понимаю, покойный Мервин Кингсли сейчас стоит перед судом куда более высокой инстанции, чем Центральный уголовный суд Лондона.

Я согласно кивнул и пытливо взглянул на Холмса:

– Кто бы мог подумать, что он сведет счеты с жизнью?

– Например, я, – улыбнулся мой друг. – Я чуть было не остановил Бредстрита, когда он протянул фляжку Кингсли, но потом подумал, что раз Мервин решил свести счеты с жизнью – пусть поступает как хочет.

– Но ведь дуриан он съел давно, во время ужина с Брентвудом, – возразил я.

– Мне следовало сказать вам, Уотсон, что дуриан – а это слово, кстати сказать, на малайском языке означает «шип», – представляет собой нечто вроде большой дыни, покрытой иглами. Внутри твердой оболочки – нежная мякоть. Именно из-за внушительных размеров фрукта Кингсли и понадобился такой большой чемодан. Нисколько не сомневаюсь, что после ужина осталась достаточная порция. Именно ею Мервин и позавтракал сегодня утром.

– Вы строите догадки, Холмс? Это на вас не похоже.

– Это не догадка. Не забывайте, я сидел рядом с Кингсли и прекрасно чувствовал запах, который шел у него изо рта.

– Черт меня побери! – пробормотал я.

– Элементарно, мой добрый друг, элементарно, – рассмеялся Холмс.

Во второй половине дня Холмс навестил месье Фонтэна и заверил его, что, вопреки опасениям француза, новость об убийстве, случившемся в его ресторане, не только не отпугнет публику, но скорее привлечет дополнительных клиентов.

Вернувшись домой, Холмс торжествующе объявил:

– Сегодня, Уотсон, мы ужинаем в «Золотом петушке». Нас пригласил сам Огюст Фонтэн. Он сказал, что мы можем есть и пить все, что пожелаем, и оставаться в ресторане столько, сколько заблагорассудится. Поскольку никакой другой платы за проделанную работу я не получил и вряд ли получу, предлагаю извлечь из этого приглашения все, что только можно.

– Превосходно, Холмс, превосходно! – рассмеялся я. – Как всегда, я с вами!

Загадочная смерть кеннингтонского алтарника

На моей памяти это была самая ужасная и самая долгая зима с тех пор, как я поселился на Бейкер-стрит. Она никак не хотела уходить. Хотя календарь утверждал, что на дворе уже давно наступила весна, Лондон был по-прежнему завален снегом. При всем при этом из окон нашей квартиры открывался очаровательный вид: солнце играло на покрытых снежными шапками ветвях деревьев, отчего они так и просились на рождественскую открытку.

Однако вся эта красота меня не радовала: уж слишком неспокойно было у меня на душе. Мне предстояло достаточно неприятное дело: попросить Шерлока Холмса об одной большой услуге. Я тянул с этой просьбой довольно долго, и вот теперь момент настал. Обстоятельства требовали немедленных действий. Мой друг сидел за столом, полностью зарывшись в бумаги и справочники.

– Холмс, – наконец набрался мужества я, – мне крайне неловко отрывать вас от работы, но мне нужно кое о чем вас попросить.

Судя по всему, Холмс пропустил мои слова мимо ушей. Он не двинулся с места, даже позы не переменил.

– Холмс, вы не могли бы уделить мне минуту внимания? – предпринял я еще одну попытку.

Холмс тяжело вздохнул и недовольным тоном произнес:

– Ну что еще, Уотсон? Вы же знаете, я не терплю, когда меня отвлекают от работы.

– Простите, старина, но мне крайне важно с вами переговорить.

Холмс обреченно отложил перо и, скрестив на груди руки, откинулся в кресле:

– Что ж, говорите, и покончим с этим.

– Мне прекрасно известно, что вы по уши в делах, но у меня к вам вопрос личного характера. Меня просили, нет, даже умоляли, уговорить вас помочь в одном деле. Моя племянница Анна, в которой я души не чаю, находится в отчаянном положении.

– Мне очень жаль, Уотсон, но об этом не может быть и речи. – Холмс снова взял в руки перо и принялся что-то писать.

Однако я не собирался отступать:

– Холмс, наша дружба за долгие годы не раз проходила проверку на прочность. Мы вместе немало пережили. Думаю, не будет преувеличением сказать, что и я неоднократно спасал вам жизнь, и вы множество раз спасали жизнь мне. Так вот, ради всего этого я молю вас хотя бы подумать.

– До двенадцатого числа мне надо распутать дело о наследстве Кастерса. Кроме того, на мне висит расследование ограбления ювелирного салона. Да еще вдобавок меня грозятся убить братья шантажиста Фелпса. Еще одно дело я просто не потяну.

– Да, конечно, – смиренно кивнул я и, помолчав, добавил: – Я вам никогда не говорил об этом, Холмс, но Анна мне как дочь, которой у меня никогда не было. Пусть я и знал, что вы откажетесь, я был обязан хотя бы попросить об этом одолжении. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Конечно, Уотсон. Мне очень жаль.

– Ничего страшного, старина. Между нами, я считаю, вы все равно ничего не смогли бы сделать. Я так Анне и сказал. «Шерлок Холмс – всего лишь человек. Он не может сотворить чудо, и то, о чем ты просишь, не в его власти».

Признаться, это была уловка, причем недостойная меня, но я прекрасно знал Холмса, знал куда лучше, чем кто-либо еще. Я понимал, что попытка уязвить его самолюбие в данных обстоятельствах является единственным действенным способом заставить моего друга взяться за дело.

– Вы меня раздразнили, Уотсон, – заметил Холмс, внимательно посмотрев на меня. – Вам удалось меня заинтересовать. Итак, что за беда случилась у вашей племянницы?

Я вовремя сдержал вздох облегчения: великий сыщик заглотнул наживку.

– Нисколько не сомневаюсь, что в «Дейли телеграф» за вторник вам попалась на глаза заметка об убийстве мистера Сомса, алтарника, служившего в церкви Святого Альбана в Кеннингтоне.

– Разумеется. Ничего интересного. Инспектор Хопкинс уже арестовал злоумышленника. И что?

– Молодой человек, которому выдвинуто обвинение в убийстве, – жених моей племянницы.

– Ах вот оно что! Теперь я все понял, – кивнул Холмс. – Она хочет отыскать настоящего убийцу и, таким образом, доказать невиновность своего возлюбленного.

– Совершенно верно, Холмс.

– Слушайте, старина, в результате всех моих усилий я, скорее всего, как раз неопровержимо докажу виновность паренька. Быть может, инспектору Хопкинсу немного недостает опыта, но он активно изучает и использует мои методы, в результате чего добился значительных успехов. Если он выдвинул подобное обвинение, значит, он абсолютно уверен в том, что жених вашей племянницы – убийца.

– Именно это я и сказал Анне. Насколько я могу судить, против молодого человека есть куча улик, а вот алиби у него, похоже, отсутствует.

– Ну, так и в чем же дело?

– Несмотря на очевидную безнадежность ситуации, Холмс, я все равно смею просить вас о любезности. Если вы отыщете возможность просто побеседовать с юношей, я буду до конца жизни вашим должником.

В этот момент с улицы позвонили во входную дверь. Не прошло и минуты, как в двери гостиной настойчиво постучали. Повернув ручку, я обнаружил, что на пороге стоит Анна.

– Пожалуйста, дядя Джон, не пытайся меня остановить! – взмолилась она. – Я должна знать, какое решение принял мистер Холмс.

Она, как всегда, была слегка застенчива и очаровательна, и лишь покрасневшие глаза свидетельствовали о том, что она недавно плакала. Крепко вцепившись в сумочку, моя юная племянница умоляюще воззрилась на Холмса. Ей доводилось с ним встречаться раньше, поэтому мне не пришлось их знакомить.

– Анна, – вздохнул Холмс, – если бы вы имели хотя бы самое приблизительное представление о том, чем я сейчас занимаюсь…

– Мистер Холмс, умоляю вас! – всхлипнула она. – Саймон ни в чем не виноват. Я в этом уверена, а вы единственный человек на свете, который способен доказать мою правоту.

Наконец Холмс сдался.

– Хорошо, хорошо, – промолвил он, подняв руки, – я посмотрю, что можно сделать. Однако хочу вас сразу предупредить, что смогу уделить этому делу только один день, не больше. Что же касается вас, сударыня… вы должны заранее смириться с любым результатом моего расследования, сколь бы неприятным он для вас ни оказался. Согласны?

– Да, мистер Холмс, – заторопилась моя племянница, – согласна, конечно согласна! Спасибо… Я просто не знаю, как вас благодарить! – Анна обеими руками вцепилась в ладонь Холмса. Из глаз несчастной девушки снова брызнули слезы.

Наверное, вас это и удивит, но Холмс при желании может быть весьма обходительным с представительницами противоположного пола. Мой друг предложил Анне платок и принялся искренне ее утешать. Наконец он спросил:

– А где сейчас Саймон? В Скотленд-Ярде?

– Да, – кивнула Анна, – инспектор Хопкинс приказал взять его под стражу. – Но завтра Саймона переводят в Пентонвиль. Там он будет ожидать суда.

– Тогда надо браться за дело немедленно. Уотсон, вы со мной?

– Разумеется, Холмс. Анна, тебя подвезти?

Племянница покачала головой:

– Спасибо, дядюшка, не стоит. Мне сейчас нужно в центр города. И отдельное спасибо за то, что ты поговорил с мистером Холмсом. – Она поцеловала меня в щеку и попросила: – Когда увидишь Саймона, передай ему, что я его очень люблю.

– Какая связь между Саймоном и этим алтарником Сомсом? – спросил меня Холмс в кэбе по дороге в Скотленд-Ярд.

– Не имею ни малейшего представления, – пожал я плечами. – Признаться честно, я вообще об этом Сомсе ничего не знаю. Да и о женихе Анны мне известно крайне мало, причем исключительно с ее слов. Если ей верить, он само воплощение нежности, несмотря на исполинский рост, а сердце у него ну прямо из золота.

– Искренне надеюсь, что ваша племянница не ошибается, – скептически произнес Холмс. – Ведь не зря говорят, что любовь слепа.

В ответ я лишь молча кивнул. Через некоторое время мы добрались до Скотленд-Ярда. Поскольку Шерлока Холмса там хорошо знали, нас достаточно быстро провели к инспектору Хопкинсу.

– Мой дорогой мистер Холмс! – воскликнул инспектор, когда мы зашли к нему в кабинет. – И доктор Уотсон с вами – какая неожиданная и вместе с тем приятная встреча! Прошу вас, присаживайтесь. Не желаете ли, джентльмены, по чашечке чая?

– Благодарю вас, инспектор, – покачал головой Холмс. – Я прекрасно осведомлен о том, что вы сейчас крайне заняты, и потому мне не хотелось бы отнимать у вас слишком много времени.

– В таком случае, джентльмены, чем я могу быть вам полезен?

Холмс смущенно кашлянул и произнес:

– Меня попросили навести у вас кое-какие справки об одном заключенном. Речь идет о молодом человеке по имени Саймон, которому предъявлено обвинение в убийстве.

С лица полицейского тут же исчезла располагающая улыбка. Хопкинс сурово посмотрел на Холмса:

– И от кого именно исходила просьба?

– От доктора Уотсона, – честно признался Холмс. – Видите ли, его племянница помолвлена с Саймоном.

– Вот как? – Хопкинс повернулся ко мне: – В таком случае, доктор, мне очень жаль, но дело дрянь.

– Инспектор, не могли бы вы посвятить нас в детали случившегося, – попросил я.

– Как пожелаете, доктор. – Хопкинс откинулся в кресле и повернулся к моему другу: – Дело, мистер Холмс, проще пареной репы. Никаких тайн и загадок, которые, насколько мне известно, вы так обожаете. По большому счету, не будет преувеличением сказать, что это самое простое дело, с которым мне доводилось сталкиваться за всю мою карьеру. – Сцепив руки на затылке, Хопкинс продолжил: – Вечером в понедельник восьмого числа констебль Батлер – кстати сказать, один из лучших полицейских под моим началом, – совершал обычный обход. Когда Батлер проходил мимо церкви Святого Альбана, он заметил нечто вроде большого тюка, который лежал на дорожке, ведущей к парадному входу церкви. Констебль решил подойти ближе, чтобы рассмотреть тюк повнимательнее. Оказалось, что это вовсе не тюк, а тело церковного алтарника – мистера Арнольда Сомса. Сомс был убит ударом ножа в спину. Батлер проверил пульс – он не прощупывался. При этом констебль обратил внимание на крайне важную деталь: тело было еще теплым.

– В котором часу обнаружили труп? – спросил Холмс.

– Чуть позже половины седьмого вечера, – ответил инспектор.

Холмс кивнул, и Хопкинс продолжил:

– Как я уже сказал, Батлер – один из самых толковых ребят. Может, в этом году ему дадут сержанта. Он засвистел в свисток, чтобы вызвать помощь. При этом он не забыл проследить за тем, чтобы сохранить следы, оставленные преступником на снегу. Когда прибыл еще один констебль, Батлер велел ему ждать у ворот церковной ограды, строго наказав никого не впускать, а сам тем временем побежал ко мне. – Инспектор подался вперед и улыбнулся с довольным видом: – Думаю, мистер Холмс, вы оцените решение, которое я тотчас же принял. Дело в том, что я сразу взял с собой на место преступления полицейского фотографа. Он сделал снимки отпечатков обуви, оставшихся на снегу, не дав оттепели спутать нам карты.

– Отлично, инспектор, – согласился Холмс, – весьма похвально. – Помолчав, он спросил: – Вы позволите нам чуть позже взглянуть на эти фотографии?

– Отчего бы и нет? – пожал плечами Хопкинс. – Не беспокойтесь, я об этом позабочусь.

– Благодарю вас, инспектор. Итак, насколько я понимаю, на снегу должно было остаться три вида отпечатков ботинок: Батлера, Сомса и убийцы. Так?

– Не совсем, мистер Холмс. По всей видимости, перед убийством Сомс пробыл в церкви около часа, и за это время насыпало еще снега.

– Вот, значит, как, – понимающе кивнул Холмс. – То есть Сомс вышел из церкви непосредственно перед нападением?

– Именно к такому выводу я и пришел, мистер Холмс. Те немногие отпечатки ботинок, что оставил алтарник, идут от двери церкви к тому месту, где они встречаются с другими отпечатками, идущими от ворот. На этом участке достаточно натоптано, будто там шла какая-то возня, после чего следы предполагаемого убийцы снова возвращаются к воротам. К счастью, эти самые следы, ведущие к воротам, великолепно сохранились. Фотографии получились просто отменные.

– И, образно выражаясь, эти следы привели вас к Саймону?

– Буквально так все и случилось, мистер Холмс. Не стану отрицать, нам сопутствовала удача. Время было позднее, народу на улице мало, вот я и решил: почему бы не пойти по следу, особенно если он такой четкий? Кроме того, эти отпечатки невозможно было спутать ни с какими другими. Во-первых, они были очень большие; во-вторых, на левой подошве имелась трещина, а на каблуке правого ботинка отсутствовала набойка. – Хопкинс позволил себе едва заметную сухую улыбку. – Следы шли в сторону Темзы, далее по Воксхоллскому мосту, а затем терялись. Тогда я приказал Батлеру и Уильямсу, нашему полицейскому фотографу, идти вперед и смотреть в оба – вдруг отпечатки этих ботинок появятся снова. Нельзя было терять ни минуты. Вы сами прекрасно знаете, мистер Холмс, что могут сотворить с уликами копыта лошадей и колеса. Мы снова взяли след на Люпес-роуд. Он нас и привел прямо на постоялый двор «Красный лев». Едва мы вошли в бар, всем сразу стало ясно, кто оставил следы: Саймон Юргенс – настоящий великан, и размер обуви у него соответствующий. Можно было даже не осматривать ботинки Саймона, но мы все же это сделали. Рисунок подошв полностью совпал с отпечатками на снегу. Я тут же приказал арестовать Саймона. Сопротивления он никакого не оказал, но до сих пор неизменно и упорно продолжает отрицать всякую причастность к преступлению.

– Орудие убийства нашли? – поинтересовался Холмс.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Хопкинс. – Но нам доподлинно известно, что это тонкий узкий клинок, вроде стилета или штыка. С тем же успехом орудием могла быть заточка.

– Простите, инспектор, не проявлю ли я чрезмерную назойливость, если попрошу разрешения осмотреть тело? – спросил я.

– Нисколько, доктор, – чуть помедлив, ответил Хопкинс. – Оно у нас в морге. Идемте, я вас туда отведу.

Мы спустились вниз по лестнице в подвал, где располагалась мертвецкая. Инспектор стянул покрывало с трупа, и я увидел перед собой тело седовласого мужчины. На взгляд, покойному было около пятидесяти лет. Росту он был среднего, а весил килограммов семьдесят – восемьдесят. Мы перевернули тело, и я склонился над ним, чтобы осмотреть рану. Через некоторое время я выпрямился и произнес:

– Будь то стилет или заточка, но убийца вонзил лезвие в тело с невероятной силой. Ему удалось пробить седьмой грудной позвонок и повредить спинной мозг. Скорее всего, смерть наступила мгновенно.

– Под каким углом был нанесен удар? – поинтересовался Холмс.

– Если жертва стояла, то примерно под углом в тридцать градусов относительно вертикали.

– Если быть точным, то тридцать два градуса, – поправил меня Хопкинс. – Наш патологоанатом уже все измерил. Также он сказал, что удар нанесен человеком, обладающим внушительной физической силой и ростом значительно выше среднего.

– Мне ничего не остается, кроме как согласиться с его выводами, – вздохнул я.

– Следы ограбления? – коротко спросил Холмс инспектора, когда мы выходили из морга.

Хопкинс покачал головой:

– В кармане алтарника был обнаружен кошелек. В нем находился один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Убийца также не тронул ни часы, ни цепочку.

Холмс на мгновение задумался.

– Вы нам позволите поговорить с Саймоном? – спросил он.

Инспектор глянул на часы:

– Я могу дать вам полчаса. Ну и, разумеется, я должен присутствовать во время вашей беседы.

– Конечно, инспектор. Большое спасибо за помощь. Полчаса нам будет вполне достаточно.

Хопкинс провел нас по коридору кремового цвета к камере номер семнадцать. Дежурный надзиратель, лязгнув ключами, отпер дверь.

Саймон Юргенс сидел на краю койки, закрыв лицо руками. Когда мы вошли, он встал и повернулся к нам. Анна нисколько не преувеличивала: ее жених и в самом деле оказался настоящим великаном. Ростом он был не меньше двух метров, и при этом широк в плечах и узок в талии. Рубашка-апаш плотно облегала мощный торс и бугры бицепсов. У Саймона были небесно голубые глаза и квадратная челюсть, а голову венчала густая копна непокорных русых волос. Когда он устало на нас взглянул, Хопкинс заявил:

– С вами желают побеседовать эти джентльмены. Быть может, им вы поведаете больше, чем рассказали мне. Позвольте вам их представить: это Шерлок Холмс, а с ним доктор Уотсон.

Молодой человек просиял от радости. Шагнув навстречу, он по очереди протянул нам руку:

– Здравствуйте, мистер Холмс. Рад вас видеть, доктор Уотсон. Анна обещала сделать все от нее зависящее, чтобы вы помогли с расследованием моего дела. Не выразить словами, как я счастлив, что вы здесь!

Когда он пожимал мне руку, я сразу обратил внимание на один интересный факт. Несмотря на то, что моя ладонь буквально утонула в его лапище, рукопожатие было мягким и аккуратным. Это однозначно свидетельствовало, что молодой человек прекрасно знает о своей недюжинной физической силе и великолепно умеет ее рассчитывать.