Текст книги "Тайна Шерлока Холмса"

Автор книги: Джерард Келли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Хотя я знал, что Холмс и другие постояльцы где-то рядом, совсем неподалёку, в этой холодной келье я ощущал себя так, словно очутился на необитаемом острове. Я подошёл к окну и выглянул наружу, однако ничего не было видно. Во мраке казалось, что лесная чаща практически вплотную подступает к монастырским стенам. Луну затянуло облаками. Я поставил подсвечник на прикроватный столик и начал раздеваться, готовясь ко сну. Неожиданно кто-то поскрёбся в окно. От неожиданности у меня перехватило дыхание. Повернувшись, я обнаружил, что это лишь ветви старого дуба, скользящие по стеклу под порывами ветра. Я прыгнул в постель и, натянув одеяло до подбородка, принялся всматриваться в пляшущие на стене комнаты тени. Такое впечатление, что я снова оказался в детстве. Я чувствовал себя маленьким мальчиком, охваченным страхами, у которых нет названия.

– Ладно тебе, старина, возьми себя в руки, – подбодрил я сам себя вслух. – Ты же врач, учёный! Что сказали бы твои коллеги, если бы сейчас тебя увидели? – Откинувшись на подушки, я смежил веки, но свечу задувать не стал.

Ветер стал сильнее. Я слышал, как он стонет и воет среди зубцов башни. Я никак не мог заставить себя держать глаза закрытыми. С каждым новым звуком я невольно широко распахивал их, начиная вглядываться во тьму. Я был уверен, что так пройдёт вся ночь и я не сумею уснуть, однако в конце концов всё-таки задремал. Проснулся я резко, будто меня кто-то толкнул.

Кинув взгляд на свечу, я обнаружил, что она сгорела едва ли наполовину. Ветер немного стих. Что же меня разбудило? Вдруг послышался резкий удаляющийся шорох за стенной панелью. Вот оно! Это мышь, старина, обычная мышь. Можно спать дальше. Нет, постойте. А что это там над камином? Тень там вроде гуще. Я протёр глаза. От порыва ветра пламя свечи заметалось. Заплясали и тени. Лишь одна, та самая, на которую я обратил внимание, осталась неподвижной. Я похолодел. Тень стала ещё темнее. Она начала менять форму. Теперь она напоминала Смерть – сотканную из мрака согбенную фигуру.

– Отче наш, иже еси на небесех, – попытался я прочитать молитву, но ничего не получалось – от страха у меня зуб на зуб не попадал.

Тень скользнула ко мне, и я буквально почувствовал, как волосы не только на голове, но и на всём теле встали дыбом. Душа ушла в пятки, и я едва мог дышать. В висках стучала кровь. Я уже был на грани обморока, но тут фигура остановилась, и в неверном свете свечи я увидел перед собой юную монахиню. Она смотрела на меня с такой мольбой, что я сразу понял: мне не причинят вреда. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь печального, столь скорбного лика. Фигура безмолвно протянула ко мне руки, будто бы призывая на помощь.

Я попытался обратиться к ней, но из моего горла донёсся лишь хрип. Я предпринял ещё одну попытку:

– Ты кто? Джейн Стайлс?

Призрак медленно кивнул.

– Чего тебе от меня нужно?

Привидение протянуло ко мне руку и поманило за собой длинным тонким пальцем. Развернувшись, оно поплыло к очагу. Я был в растерянности. Должен признаться, мне страшно не хотелось идти куда-то вместе с призраком, но интуиция и чувство долга, развившееся за годы врачебной практики, заставили меня всё-таки встать с постели. Какая разница, кто передо мной – бесплотный дух или живой человек, главное – нужна моя помощь!

Надев тапочки и накинув халат, я взял в руки подсвечник. Я ожидал, что призрак двинется к двери, но вместо этого он скользнул к одной из дубовых панелей рядом с очагом и указал на резное распятие. В следующее мгновение привидение шагнуло сквозь стену и пропало.

Решив, что в келье имеется потайная дверь или комната, я нажал на распятие, но ничего не произошло. Тогда я попытался сдвинуть его в сторону. Неожиданно распятие повернулось по часовой стрелке. Раздался щелчок, и дубовая панель слегка приоткрылась. Распахнув её настежь, я обнаружил за ней узкую каменную винтовую лестницу, устремлявшуюся вверх. Набравшись храбрости, я выставил вперёд руку с подсвечником и принялся подниматься, раздвигая паутину, лезшую мне в лицо. В воздухе пахло затхлостью и плесенью. Лестница привела меня в маленькую комнатушку, располагавшуюся прямо над кельей. Расстояние от пола до крытой свинцом крыши едва превышало полтора метра. В комнатушке стояли грубо сколоченная деревянная кровать, небольшой комод и стул. Всё вокруг покрывала пыль, копившаяся здесь на протяжении сотен лет, а мебель была изъедена древоточцами.

Мне доводилось слышать о подобных потайных комнатах в аббатствах и монастырях, в которых скрывались священнослужители во время гонений. Такие укрытия называли поповскими норами. И вот я оказался в одной из таких нор.

Призрак опустился на колени перед комодом и указал на самый нижний ящик, который был слегка приоткрыт. Поставив подсвечник на стул, я наклонился и взялся за ручки. Что же там внутри? Я понимал, что надо быть готовым к чему угодно. Резко и решительно я дёрнул за ручки. Сгнившая древесина легко поддалась. Передняя часть ящика отломилась, оставшись у меня в руках, и я чуть не упал. Отложив её в сторону, я принялся корпеть над комодом. Наконец мне удалось выдвинуть нижний ящик, и сразу же всё прояснилось. Там, внутри, лежал скелет младенца, завёрнутый в истлевшее тряпьё. Судя по размеру зазора в черепе, оставшегося на месте родничка, который так и не успел зарасти, ребёнку на момент смерти было месяца полтора, максимум два.

Я обернулся к Джейн. Призрак с нежностью взирал на останки. На короткий миг я будто бы проник в сознание призрака и увидел ребёнка таким, каким он когда-то был, – розовеньким, тёплым, очаровательным, мирно посапывающим в самодельной колыбельке. Инстинктивно я почувствовал, что это была девочка.

– Почему же ты ничего не сказала своим мучителям? – спросил я.

Джейн посмотрела на меня и, прикрыв рот рукой, покачала головой, показывая, что её не случайно взяли в орден сестёр-молчальниц. Несчастная послушница была немой!

И в этот момент до меня наконец дошёл весь ужас произошедшего, и я разрыдался, не стесняясь своих слёз. Я даже близко не мог представить себе муки девушки. Как же она страдала, медленно угасая от пытки, зная, что её гибель автоматически означает смерть её новорождённой дочки! Кто услышит слабеющие крики малышки, медленно умирающей от голода в потайной комнате?

Увидев мои слёзы, Джейн кивнула, видя, что наконец нашёлся человек, который её понял.

– Я врач и офицер, – произнёс я сквозь рыдания. – Клянусь всем тем, что для меня свято, – клятвой Гиппократа и своей присягой её величеству и родине, – что останки твоей дочери похоронят в освящённой земле по христианскому обряду и отслужат по малышке панихиду.

Призрак одарил меня тенью улыбки. Кинув ещё один нежный взгляд на останки дочери, Джейн подняла лицо к потолку, воздела руки и пропала.

Некоторое время я стоял на коленях у комода, пытаясь переварить всё то, что со мной случилось. До меня дошло, что за все те сотни лет, что минули с момента трагедии, никто даже не попытался понять, что нужно Бедной Послушнице. Все без исключения в ужасе бежали от неё. Тяжело вздохнув, я вернулся в Горницу скорби. Теперь мне было нечего бояться, и я спокойно проспал всю ночь.

На следующее утро я встретил Холмса по дороге в трапезную.

– Французы бежали! – радостным голосом сообщил мне детектив. – Отбыли с первыми петухами. Скатертью дорога. Послушайте, вы выглядите так, словно вам встретилось привидение, – добавил он, вглядевшись в моё измученное лицо.

– Вы, как всегда, на редкость проницательны, Холмс, – горько ответил я.

Как только мой друг понял, что я не шучу, улыбка тут же исчезла с его лица.

– Боже, Уотсон, что случилось?

– Лучше я вам расскажу позже. Это не для посторонних ушей, – ответил я, поскольку мы уже уселись за стол.

Несмотря на то что завтрак заслуживал наивысших похвал, я практически ничего не ел. Пожалуй, впервые в жизни я лишился аппетита. Несколько позже, когда все начали разъезжаться, я сказал Холмсу и миссис Хадсон, что связан кое-каким обещанием и потому вернусь в Лондон позже.

– Если вы не возражаете, старина, я составлю вам компанию, – ответил Холмс.

– Буду только рад, дружище, – ответил я.

– Ну что ж, жду вас дома, на Бейкер-стрит, – улыбнулась миссис Хадсон.

Когда мы остались с Холмсом наедине, я рассказал ему о том, что случилось ночью.

– Если бы мне поведали об этом не вы, а кто-нибудь другой, ни за что бы в жизни не поверил, – признался Холмс.

Я отвёл друга в Горницу скорби, открыл потайную дверь, после чего мы поднялись наверх в секретную комнатушку, где я и показал ему останки дочери Джейн Стайлс. Даже циничный, хладнокровный, невозмутимый Холмс был тронут и растроган до глубины души.

Когда мы стали спускаться по лестнице, он произнёс:

– Обещаю вам, Уотсон, что больше никогда, даже в шутку, не поставлю под сомнение вашу храбрость и мужество. Для меня огромная честь называть вас своим другом.

* * *

Как вы сами понимаете, нам пришлось задержаться в монастыре. В близлежащем городишке Лоутон я отыскал плотника, и он в три дня изготовил кленовый гроб, обитый по моей просьбе белым сатином. Я договорился с местным священником, и он отслужил в монастырской церкви панихиду. Также я заплатил одному крестьянину, и он вырыл могилу на монастырском кладбище.

Под чтение заупокойной мы с Холмсом опустили в могилу маленький гробик. Стояла осень, на землю осыпались листья, отчего казалось, что деревья плачут. Я обратился к Небесам с искренней молитвой: «Лети, родная душа, твоя несчастная мама заждалась тебя. Вы слишком долго были в разлуке. Боже Всемогущий, дозволь рабе Своей Джейн Стайлс веки вечные быть вместе с её дочкой и любить её до скончания веков. Аминь».

* * *

Идя с чемоданами к выходу из монастыря, мы с Холмсом миновали залу, в которой проходили спиритические сеансы. Моё внимание привлекла планшетка с листком бумаги и карандашом, всё ещё лежавшие на столе. На бумаге было написано: «Beatus Medicus, Tibi gratias ago. Hoc erat in votis. Deus vobiscum. Джейн».

– Что это значит? – спросил Холмс.

– «Благословенный доктор, твоею милостью я свободна. Таково было моё желание. Да пребудет с тобой Всевышний. Джейн».

Насколько мне известно, с того дня больше никто не видел призрака Бедной Послушницы.

Коробейник смерти

Некоторым из читателей может показаться, что в это дело – пожалуй, одно из самых интересных и трудных – втянул Холмса, пусть и косвенно, именно я. Всему виной моё армейское прошлое. История началась с того, что к нам на Бейкер-стрит с дурными вестями явился мой однополчанин Энтони Первис. Он знал, что я снимаю квартиру вместе со знаменитым сыщиком и потому желал видеть не только меня, но и Холмса. Энтони, разумеется, как и я, находился в отставке, но по-прежнему активно поддерживал связь с сослуживцами. С момента нашей последней встречи у него поредели волосы, а в усах прибавилось седины, однако выправка оставалась по-прежнему военной, а талия была куда тоньше моей. Я предложил боевому товарищу сесть, после чего представил Холмсу. Взяв по стаканчику бренди, мы помянули павших. Затем Энтони принялся рассказывать последние новости.

– Думаю, джентльмены, вы будете признательны, если я всё же перейду к делу, – наконец промолвил он. – Я принёс дурные вести, Уотсон. Преставился наш комполка, генерал-майор Райт Пуллман.

– Боже мой, Первис! Печально, очень печально. Что с ним случилось?

– Похоже, сердечный приступ. В его смерти нет ничего подозрительного, особенно учитывая изрядную тучность покойного и его преклонный возраст.

– Однако нечто в его кончине вам всё-таки показалось странным, – заметил Холмс.

Первис кивнул и вытащил из кармана конверт.

– В прошлую пятницу я был на полковом ужине в Гранд-отеле. Ближе к концу ужина Райт Пуллман показал мне эту записку и признался, что абсолютно не понимает, о чём в ней говорится. – Однополчанин передал мне листок.

Склонившись вместе с Холмсом над бумагой, мы прочитали:

Райт Пуллман

Я не дышу, и все меня страшатся,

Чужое горе – пиршество моё,

Являюсь я и к нищим, и к богатым,

Являюсь к королям на торжество.

Незваный гость я, в том отрада,

Исполнен долг – вот вся моя награда.

Что каждый заслужил, тот каждый и получит.

Я ухожу, ничто уже не мучит.

КОРОБЕЙНИК

Стих совершенно сбил меня с толку. Однако Холмс тяжело вздохнул и повернулся к Энтони:

– Ваши сомнения были не напрасны, мистер Первис. Вы уже были в полиции?

– Ещё нет, – покачал тот головой. – А в этом есть необходимость?

– Сейчас обращаться за помощью к властям рановато. Если понадобится, мы можем это сделать и позже.

– Что означает это стихотворение, Холмс? – спросил я.

– Разве вы не понимаете, Уотсон, что в нём идёт речь о смерти? Она не дышит, но её все страшатся; чужое горе для неё пиршество; она является ко всем людям; после смерти мы получаем то, что заслужили.

– Какой ужас, Холмс! – ахнул я.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул мой друг, после чего повернулся к Энтони: – Вы не заметили что-нибудь странное во время ужина?

– Нет, – покачал головой Первис, – всё прошло как обычно. Великолепный стол, отличное вино, прекрасная компания. После ужина – бренди с сигарами.

– Вам не показалось, что Райт Пуллман хватил лишку? Может, он пил или ел больше обычного?

Вопрос поставил Энтони в неловкое положение.

– Видите ли, – замялся он, – Уотсон не даст мне соврать, генерал-майор любил выпить и закусить. Не исключением стал и тот ужин. Он налегал и на закуски, и на спиртное.

Я согласно кивнул.

– Он курил? – уточнил Холмс.

– Нет. Генерал-майор, как и несколько других офицеров, включая меня, предпочитал нюхательный табак.

– Как он умер? – спросил я.

– Его лицо, и без того красное, стало и вовсе пунцовым, потом он начал задыхаться. Помню, он схватился за грудь и пожаловался на боль. Сначала мы подумали, что у него несварение желудка после фазана, но в следующий миг генерал-майор повалился на пол.

– На собрании присутствовал военврач?

– Да, старина Смитерс. Он, если не ошибаюсь, на год раньше меня ушёл в Нетли [27]27
  Один из крупнейших военных госпиталей Британии.


[Закрыть]. Смитерс сделал всё от него зависящее, но генерал-майора ему спасти так и не удалось. Он умер прямо у нас на глазах.

– Господи, какой ужас!

Холмс принялся задумчиво расхаживать по гостиной.

– Значит, вы хотите от имени полка обратиться ко мне с просьбой расследовать обстоятельства этой смерти? – спросил он.

– Я надеялся, мистер Холмс, что вы подумаете над этим предложением, – кивнул Первис. – Я казначей общества однополчан. У нас достаточно средств, чтобы покрыть ваши расходы. Члены общества уже проголосовали за проведение расследования – в том случае, если вы решите, что дело нечисто.

– Быть посему, – решил Холмс. – Будьте любезны, оставьте, пожалуйста, письмо со стихотворением и свою визитную карточку. Как только у меня будут новости, я немедленно с вами свяжусь.

– Спасибо, мистер Холмс. И вам спасибо, Уотсон. Теперь я чувствую себя гораздо спокойнее, чем раньше. – Протянув Холмсу визитку, Энтони откланялся.

– И что вы обо всём этом думаете, старина? – спросил я, когда мой однополчанин ушёл.

– Дело очень странное, Уотсон. Пока нельзя исключать прискорбного стечения обстоятельств, но вы сами знаете, как я не доверяю совпадениям. Если это убийство, то способ умерщвления крайне необычен. За всю свою практику я помню лишь один-единственный случай, когда злоумышленник спровоцировал у жертвы сердечный приступ. Помните ресторан «Золотой петушок» и дуриан?

– Как такое забудешь, Холмс, – покачал головой я. – Но убийца из «Золотого петушка» покончил с собой, значит, на этот раз действовал кто-то другой. Однако нынешний неизвестный злоумышленник вполне мог воспользоваться тем же способом.

– Сильно сомневаюсь, что за ужином гостям подавали дуриан, – усмехнулся Холмс. – В противном случае, учитывая количество алкоголя, потребляющегося на подобных собраниях, большая часть ваших однополчан была бы уже мертва.

– Тут мне возразить нечего, – развёл я руками. – Итак, с чего вы начнёте расследование?

Холмс взял в руки письмо:

– Отправлено из Белгравии [28]28
  Район в центральном Лондоне.


[Закрыть]шестнадцатого числа. Обычный коричневый конверт и дешёвая писчая бумага; их можно купить в любом магазине. Листок без водяных знаков, письмо написано чёрными чернилами от руки. Судя по изношенности пера, ручка старая. Писал правша. Исходя из характерных особенностей почерка, могу предположить, что автор – мужчина, обладающий сильной волей. Эгоистичен и самовлюблен. Не склонен к состраданию, не обладает чувством юмора, но при этом мстителен. Не исключено, страдает манией преследования.

– Как вы обо всём этом узнали? – изумлённо промолвил я.

– Наклон и форма букв, сила нажима пера. Всё это много может рассказать об авторе строк. Впрочем, – вздохнул Холмс, – это ни на йоту не приближает нас к ответу, кто и каким образом совершил преступление. Впрочем, мне кажется, неделю назад я видел похожее послание в газете «Ивнинг стандарт» в разделе частных объявлений, просто тогда я не придал ему значения. – Мой друг принялся копаться в кипе старых газет у камина.

Холмс всегда с большой неохотой выбрасывал газеты и журналы, поскольку считал, что старые публикации иногда могут оказаться весьма полезными. За годы он неоднократно убеждался в своей правоте. Не исключением стал и этот раз.

– Вот оно, отыскал! – воскликнул великий детектив, развернув газету.

Глянув другу через плечо, я прочитал:

Хевлок

1. Ночью буква ловит мышек,

Днём в пустыне жаром дышит.

2. Эта буква спит в берлоге,

Моет руки, моет ноги.

3. Эта буква служит мессу,

Из ружья палит средь леса.

4. Буква в кипятке краснеет.

Возвращаться не умеет.

5. Эта буква солнце застит,

День погожий нам ненастит.

6. Этот знак слова смягчает,

Но его не замечают [29]29
  Автор загадок о буквах Олеся Емельянова.


[Закрыть].

Сложи буквы вместе, имея в виду:

Тебя на тот свет я с собой уведу.

КОРОБЕЙНИК

– Вы правы, Холмс, – воскликнул я. – Это опять Коробейник!

– О чём я вам и говорю, Уотсон. Причём суть послания всё та же – адресата ждёт смерть.

– Неужели вы уже разгадали головоломку?

– Ну конечно! С этим справился бы и ребёнок. Первая буква «С» – сова ночью ловит мышей, солнце дышит жаром в пустыне. Вторая буква «М» – медведь спит в берлоге, а моются мылом. Третья буква «Е» – епископ служит мессу, в лесу стреляет егерь. Четвёртая буква «Р» – в кипятке краснеют раки, а реку нельзя повернуть вспять. Солнце застит туча – значит, пятая буква «Т». Ну а про шестую вы, наверное, уже сами догадались.

– Ну конечно же! Мягкий знак!

– Совершенно верно. И кто же нас уводит на тот свет? Разумеется, смерть!

– Интересно, а почему Коробейник решил опубликовать это послание в газете, вместо того чтобы отправить письмом, как он это проделал в случае с Пуллманом?

– Затрудняюсь ответить, – пожал плечами Холмс. – Может, убийца не знал точного адреса Хевлока?

– Но кто такой Хевлок? Нам надо скорее это выяснить. Похоже, жизнь бедолаги в опасности.

– Боюсь, старина, несчастному Хевлоку уже не поможешь, и сейчас он уже у престола Всевышнего. – Холмс взял свежую вечернюю газету и раскрыл её на разделе объявлений «Рождения, смерти, бракосочетания».

Практически сразу же мы отыскали фамилию Хевлок. В объявлении было сказано следующее: «Настоящим уведомляем, что баронет сэр Уолтер Фредерик Хевлок скоропостижно скончался в возрасте 63 лет в своём особняке Грантмур, расположенном в районе Сент-Джонс-Вуд. Скорбим и помним. Супруга леди Мэри Энн Хевлок, родные, друзья, соратники и коллеги по парламенту. Прощание и панихида состоятся в церкви Святого Марка…»

Дальше я читать не стал.

– Всё как вы и предсказывали, старина, – вздохнул я.

– Интересно, а леди Мэри попадалось на глаза предупреждение Коробейника? – задумчиво произнёс Холмс.

– Давайте к ней съездим и спросим, – предложил я.

– Отличная мысль, Уотсон. Не будем откладывать дело в долгий ящик. – Вскочив, Холмс схватил пальто и шляпу.

Вскоре мы уже сидели в кэбе, который мчался в Сент-Джонс-Вуд.

– Нам надо выяснить, есть ли связь между Хевлоком и Райтом Пуллманом. Что может быть общего у политика и отставного пехотного генерала? – размышлял вслух Холмс.

– Они оба преклонного возраста, оба джентльмены, профессионалы своего дела и оба финансово обеспечены.

– Всё это так, Уотсон, но почему убийца выбрал их? Что объединяло две жертвы с точки зрения злоумышленника?

– Тут вы меня, дружище, поставили в тупик. У меня нет ни одной версии.

– На данном этапе расследования это вполне естественно. Пока мы ещё ничтожно мало знаем.

Кэб остановился у особняка Грантмур, и мы вышли, оказавшись перед величественным зданием в георгианском стиле, окружённым кованой оградой. Встретивший нас у входа слуга проводил меня и Холмса в приёмную.

Через некоторое время к нам вышла леди Мэри, и мы представились ей.

– Сударыня, примите наши самые искренние соболезнования, – сказал мой друг. – Нам крайне неловко беспокоить вас в столь тяжёлый час, однако не могли бы вы ответить на несколько моих вопросов? Вам случайно не попадалось на глаза это объявление в «Ивнинг стандарт»? – Холмс протянул газету одетой в чёрное вдове с робкими манерами и измученным заботами лицом.

Субтильная седовласая женщина нервно поправила шаль на плечах. Прочитав объявление, она подняла на Холмса изумлённый взгляд:

– Что это значит, сэр?

– Это головоломка, в которой заключено слово «смерть», – стараясь говорить как можно мягче, пояснил Холмс. – По сути дела, вашему мужу угрожали.

– Господи боже! – Несчастная вдова схватилась за горло.

Поняв, что женщина вот-вот упадёт в обморок, я подскочил к ней и помог опуститься в кресло.

– Вы хотите сказать, моего мужа убили? – со слезами на глазах спросила леди Мэри.

– Не исключено, мадам. Дело в том, что ваш муж не единственный, кто получил подобное послание, а потом умер якобы от сердечного приступа.

– Просто не верится! – Вдова утёрла слёзы платочком. – Должно быть, это какая-то жуткая ошибка. Врачи меня заверили, что Уолтер умер от остановки сердца.

– Есть способы спровоцировать сердечный приступ, – пояснил сыщик.

– Вы меня потрясли, мистер Холмс, – призналась леди Мэри. – И что мне теперь делать? Обращаться в полицию?

– Это я возьму на себя, мадам. Прошу меня ещё раз извинить, если мой вопрос причинит вам боль… Скажите, у вашего мужа были враги? Из разряда тех, кто мог желать ему смерти.

– Ни единой живой души, – уверенно ответила вдова и покачала головой.

– Ваш муж курил? Алкоголь употреблял?

– Выпивал и покуривал, но весьма умеренно. Иногда он любил понюхать табачку.

– Скажите, вы не в курсе, был ли он знаком с Райтом Пуллманом, генерал-майором в отставке?

– Совершенно уверена, что нет, – снова покачала головой леди Мэри. – Я знакома со всеми друзьями мужа, но фамилию, что вы назвали, слышу впервые. Кто он? Ещё один джентльмен, который скончался от сердечного приступа?

– Да. Что ж, мадам, позвольте выразить вам свою признательность. Возьмите, пожалуйста, мою визитную карточку. Если вы вдруг что-нибудь вспомните, будьте любезны, дайте мне знать.

Мне очень не хотелось оставлять пожилую даму после пережитого ею потрясения, но она меня заверила, что беспокоиться не о чём и за ней приглядит служанка. Мы откланялись и снова остановили кэб. На этот раз Холмс велел кучеру ехать в Скотленд-Ярд. Вскоре мы уже сидели в кабинете инспектора Лестрейда. Холмс рассказал полицейскому о случившемся и дал прочитать полученное Пуллманом письмо, а также объявление в газете.

– Чёрт побери, – нахмурился Лестрейд. – Ещё двое.

– Что?! – воскликнул Холмс. – Вы хотите сказать, что уже сталкивались с подобным?

– К сожалению, да, мистер Холмс, – с мрачным видом кивнул инспектор. – Мы как раз занимаемся расследованием весьма подозрительной смерти преподобного Джеймса Уэнтворта из церкви Святого Стефана на Бромтон-роуд. Он тоже получил послание схожего содержания, а потом скоропостижно скончался от сердечного приступа. Вот текст.

Это письмо тоже было отправлено из Белгравии. Почерк также совпадал. На листке было написано следующее.

Уэнтворт

Людей моё имя обычно пугает,

Познают меня – и покой обретают,

Кто встретит меня, тот умолкнет навек,

И больше уже не поднимет он век,

В мучения час меня все призывают,

Страданью конец – меня не поминают.

От хвори тяжёлой я буду леченьем,

И жизни венцом, и покоем, забвеньем.

КОРОБЕЙНИК

– Люди боятся смерти и обретают вечный покой, когда умирают. Кто встретит смерть, тот, ясное дело, умолкает навсегда. Когда мы мучаемся, то, действительно, часто призываем смерть. Она ставит точку в любой болезни, являясь своеобразным «лечением», она же служит венцом жизни, – растолковал смысл стиха Холмс.

Я кивнул.

– Всё именно так, мистер Холмс, – подтвердил Лестрейд.

– Вы не рассматривали возможность отравления? – спросил мой друг.

– Вскрытие ничего не выявило, – развёл руками Лестрейд. – По крайней мере, в желудочно-кишечном тракте.

– Чтобы отравиться, яд не обязательно глотать, – возразил Холмс. – И Райт Пуллман, и Хевлок любили нюхательный табак. Не исключено, что именно так яд и попал в тело. Вы не в курсе, у Уэнтворта имелось подобное пристрастие?

– Блестящая мысль, Холмс, – просиял Лестрейд. – Мне не известно, нюхал ли он табак или нет, но я это скоро выясню. Наконец у нас появилась хоть какая-то зацепка! Не волнуйтесь, я всё разузнаю.

– Спасибо, инспектор. Буду ждать от вас весточки. До встречи.

Откланявшись, мы взяли кэб и поехали домой.

– Пока мы ждём вестей от Лестрейда, я попытаюсь выяснить, было ли у жертв что-нибудь общее, и если да, то что именно, – под стук колёс сказал мне Холмс. С этими словами он постучал тростью в крышу кэба и велел остановиться, сказав, что хочет выйти. – Боюсь, если вы отправитесь со мной, то умрёте от скуки, – добавил прославленный сыщик, повернувшись ко мне, – так что встретимся дома, на Бейкер-стрит.

– Как скажете, старина, – кивнул я.

Увиделись мы с ним только на следующее утро за завтраком.

– Есть успехи, дружище? – спросил я.

– Боюсь, что нет, Уотсон. Жертвы не были знакомы друг с другом. Учились они в разных школах, состояли в разных клубах. Их ровным счётом ничего не связывает: ни кровные узы, ни родство через брак, ни совместное времяпрепровождение. Вообще ничего.

В этот момент к нам постучалась миссис Хадсон, которая принесла письмо, адресованное Холмсу.

– Благодарю вас, – сказал мой друг, вскрывая конверт. – Ага, это от Лестрейда. Что ж, Уотсон, я заблуждался. У покойных имелась одна общая черта: все они обожали нюхательный табак.

– Один раз – случайность, два раза – совпадение, три раза… – повторил я одно из любимых высказываний Холмса.

– Да-да, всё это так, – перебил меня мой друг. Встав из-за стола, он принялся ходить по гостиной. – Что вы знаете о нюхательном табаке?

– Не так уж и много, – пожал плечами я. – Мне известно, что это обычный табак, измельчённый до состояния пыли.

– На самом деле, как вы понимаете, всё гораздо сложнее. Во-первых, нюхательная смесь изготовляется из тщательно отобранных листьев, которые предварительно выдерживаются на протяжении двух-трёх лет. После этого они как минимум дважды проходят процедуру ферментации и только затем измельчаются в пыль с добавлением ароматизаторов – розового масла, жасмина, лаванды и некоторых видов гвоздики.

– Для человека, который не потребляет нюхательного табака, вы знаете на удивление много.

– Я пробовал его несколько раз, – улыбнулся Холмс. – Кроме того, большим знатоком и ценителем нюхательного табака является мой брат Майкрофт.

– Итак, к чему вы клоните?

– Поскольку в нюхательную смесь, как правило, добавляются ароматизаторы, они могут заглушить запах яда.

– Ах вот вы о чём, – протянул я.

– Нам надо отыскать яд, который достаточно силён, чтобы даже в малой дозе спровоцировать сердечный приступ при попадании в лёгкие. Кроме того, он должен быть порошкообразным и желательно красноватого оттенка.

– Почему красноватого оттенка, я понимаю, – кивнул я, – но отчего обязательно порошкообразным?

– Представьте, Уотсон, что произойдёт, если вы смешаете жидкий яд и нюхательный табак. Получатся комочки, а табачная смесь должна выглядеть однородной, как мелкая пудра. Именно поэтому её хранят в сухом месте. Сырость для нюхательного порошка – сущее проклятие.

– Нуда, конечно, вы совершенно правы, – согласился я. – Однако, когда заходит речь о поисках подобного яда, мне вспоминается иголка в стоге сена.

– Вы не так уж далеки от истины, Уотсон, – вздохнул Холмс. – Мне нужно наведаться в Британский музей. Опять же вас я с собой не зову – ничего, кроме скуки, вас там не ждёт.

– Понимаю, Холмс. Впрочем, вам не о чём беспокоиться. Сегодня я должен проведать нескольких пациентов, так что у меня всё равно не получилось бы составить вам компанию. Увидимся вечером.

Вернулся Холмс ближе к ночи, когда я уже собирался укладываться спать. С тяжёлым вздохом мой друг без сил повалился на диван. Запустив пятерню в шевелюру, он произнёс усталым голосом:

– Вы даже не представляете, Уотсон, сколько на свете ядов. В одном только справочнике Лоусона «Токсикология растений» сотни наименований.

– И многие из них подходят под наши параметры?

– Возможно, вас это и удивит, но, к счастью, нет. Большую часть токсинов можно сразу отмести – их надо либо глотать, либо вводить под кожу. Куча ядов не подошла по той простой причине, что они существуют лишь в жидкой форме. У части веществ слишком резкий запах, который не заглушишь никакими ароматизаторами.

– Так вы выяснили, чем отравили жертв?

– Думаю, да. Но мне нужно ещё раз удостовериться в правильности моей гипотезы. Если я не ошибся, мы сможем выяснить, где именно преступник взял яд, а там выйдем и на самого злоумышленника.

– Понятно.

– Завтра я разузнаю, какой именно маркой табака пользовалась каждая из жертв. Если мне повезёт, то марка должна совпасть. – Холмс достал из кармана маленькую коробочку нюхательного порошка и поднёс её к носу. – Я купил эту смесь в табачной лавке на углу, – пояснил он и протянул коробочку мне: – Понюхайте. Если не ошибаюсь, это жасмин. Вы согласны?

Я втянул ноздрями воздух:

– Да, вы правы. Определённо пахнет жасмином.

– Мне надо провести с этим табаком несколько экспериментов, – объявил Холмс, направившись к столу, на котором у него стояли реторты, пробирки и газовые горелки.

– В таком случае, не буду вам мешать. Лучше лягу спать, – сказал я.

– Спокойной ночи, Уотсон.

Когда я вышел к столу на следующее утро, то обнаружил, что Холмс уже позавтракал и ушёл.

Вернулся детектив около одиннадцати утра.

– Отличные новости, Уотсон, – объявил он с порога. – Все трое убитых пользовались одним и тем же сортом табака. Очень дорогая марка! Называется «Ридженси голд». Производится в Мейфэре компанией «Братья Кумби».

– Отличные новости, Холмс.