Текст книги "Волчья башня"

Автор книги: Джеральд Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– За столько столетий это заклинание потеряло всякую власть, – похоже, Черный Шип окончательно впала в уныние. – Госпожа, я не отступлю, но я не знаю, что еще можно предпринять. Даже если Бастиан вновь потребует к себе девчонку, это вряд ли что-то изменит. Он использует ее и выбросит, когда она ему надоест. Или сочтет крайне забавным таскать ее за собой на золотой цепочке. Или отправит на плаху вместе с одноглазым колдуном.

– Или пророчество сбудется, невзирая на ваше отчаяние и неверие, – неожиданно для самой себя брякнула девица Монброн. – И что мне тогда делать, если поблизости не окажется никого из вас? Взять жезл себе, как подарок в память об альбийском гостеприимстве?

– Отведите ее обратно в опочивальню и уложите спать, – распорядилась Медвари, пропустив мимо ушей рискованную остроту гостьи. – Каури, пусть кто-нибудь постоянно присматривает за ней. Прости, Айлэ, но иных возможностей помочь тебе у нас нет, – в ее взгляде, брошенном на Недолговечную, мелькнуло искреннее сочувствие. – Боюсь, попытка удалить тебя из Чертога только привлечет ненужное внимание. Мы постараемся разузнать что-нибудь касательно участи твоего спутника. Посмотрим, что принесет нам утро… Ступайте.

Баронетта поднялась на ноги, тут же ощутив на плече твердую хватку пальцев воительницы, не слишком любезно подтолкнувшей девушку к выходу. Идалир вышел вслед за ними, но Дайен остался – Айлэ слышала, как он и госпожа Йау-ли вполголоса спорят о чем-то.

Глава пятая

Возмездие

Вечер 14 дня месяца Таир.

Две просторные комнаты, выдержанные в серо-голубых и золотистых тонах, ничуть не напоминали тюремную камеру, хотя Айлэ не сомневалась – она пребывает в заточении. Девушка уже пыталась выйти в коридор, но, стоило ей коснуться дверной занавеси, похожей на сеть из голубых и бирюзовых нитей, как та мгновенно каменела, приобретая твердость стальных прутьев. В узких оконных проемах красовалась полупрозрачная слюда. Баронетта убедилась, что хрупкое стекло цвета морской воды устоит, даже если треснуть по нему ножкой от стула.

Ночь Айлэ провела довольно скверно, хотя никто пленницу никто не беспокоил. Дважды или трижды она просыпалась от кошмаров, которых не могла вспомнить, и лежала, прислушиваясь к отдаленным шорохам. Она прекрасно понимала, что ее изводят неизвестностью и неопределенностью, но ничего не могла поделать – условия здешних игрищ определяла не она.

Утром ее навестила парочка рыжеволосых девиц-прислужниц, сопровождаемых молчаливым стражником в алых цветах Чертога. Служанки принесли поднос с завтраком, почтительно осведомились, не нужно ли госпоже еще чего-нибудь, и удалились. Айлэ, поколебавшись, рассудила, что вряд ли ее захотят отравить – если здешние хозяева захотели бы с ней расправиться, то сделали бы это куда проще, но показательнее. Завтрак быстро исчез… и потянулось ожидание.

Лившийся из окон свет не становился ни ярче, ни темнее, так что баронетта Монброн затруднялась определить, день снаружи или ночь, а сами комнаты освещалась уже виденными ею жемчужными сферами на высоких подставках. В отведенных ей покоях шары имели розовый оттенок и походили на диковинные плоды, разложенные на серебряных тарелочках.

Герой увлекательных историй, кои обожала слушать Айлэ в бытность свою при королевском дворе, давно отыскал бы способ бежать – скажем, по каминной трубе или простукав стены в поисках потайной дверцы – да вот беда, в Древесном Чертоге неведомые строители каминов не предусмотрели. Стены же неизменно откликались на удар глухим звуком, свидетельствующим о цельности и прочности. Девица Монброн решила проявить терпение, благо в комнатах обнаружился книжный шкаф, откуда она немедля позаимствовала пару толстых фолиантов. Дарованное умение понимать альбийское наречие распространялось и на письменные записи, хотя требовалось изрядное время, чтобы наловчиться разделять витые строчки рукописи на отдельные слова и знаки.

Подвернувшаяся книга оказалась весьма занятной. Айлэ не смогла определить, идет в ней речь о событиях, происходивших в действительности или вымышленных автором, и сочла фолиант здешним подобием нордхеймской саги со множеством родственных друг другу персонажей, кровной местью врагам до шестого колена, поиском закопанных неведомо где сокровищ и весьма бойко описанной охотой на дракона.

Она осилила уже почти треть сочинения, когда к ней явился посетитель – Каури Черный Шип, озабоченная и встревоженная. Принесенные ею известия сводились к полному отсутствию каких-либо новостей. По Чертогу не гуляло даже отголосков сплетен, касающихся ночного сражения в тронном зале, хотя число дворцовой гвардии было увеличено. Одноглазый магик сгинул бесследно, как будто его нога вообще не ступала в замок повелителя альбов. Бастиана с минувшей ночи никто не видел, чему никто не удивляется – иногда он не показывается из своих покоев и день, и луну. К дверям комнат девицы-Недолговечной приставлена стража, однако Каури впустили без единого вопроса. Госпожа Медвари и ее друзья по-прежнему беспрепятственно ходят по дворцу – Верховный словно забыл об их существовании.

– Или чрезвычайно занят твоим приятелем, – скривив губы, предположила Каури. – Все делают вид, будто ничего не произошло, и увлеченно готовятся к Дням Солнцестояния – это праздник, который начнется через пару дней… Да, я кое-что принесла для тебя, – в ладони воительницы возник тонкий, похожий на иглу стилет в ножнах с ремешками, позволяющими пристегнуть его к запястью или лодыжке. – Спрячь. Вдруг пригодится?

– Вы же сами говорили, будто обращать против Бастиана железо бесполезно, – напомнила Айлэ. – Да я и не сумею…

– Зато будет, чем зарезаться самой, – мрачно откликнулась альбийка. – Дай-ка руку. Нет, левую.

Удивленная девица Монброн послушно протянула воительнице левую кисть и растерянно моргнула, когда Черный Шип ловким жестом извлекла из висевшей у нее на поясе плоской сумочки нечто вроде крохотного веретена. На отшлифованном кусочке яшмы была намотана тончайшая золотая нить, больше похожая на паутинку и почти неразличимая глазом. Парой стремительных движений Каури обвила невесомой канителью запястье девушки, прищипнула оборванные концы, и те срослись воедино, образовав подобие браслета.

– Что это? – немедля захотела узнать баро-нетта.

– Единственная поддержка, которую мы можем тебе дать, – альбийка бросила яшмовое веретенце обратно в сумку. – Сама по себе паутинка содержит магии сущие крохи, зато поглощает таковую, если колдовство направлено на носителя нити. Полностью охранить тебя от чар Повелителя она, конечно, не сможет, но ослабит их действие, и будет сообщать нам, где ты находишься. Ее придумал Дайен, он искусный маг… – она на мгновение замялась, и, понизив голос, быстро заговорила: – Знаешь, я по-прежнему не верю, чтобы ты смогла сотворить что-либо с сыном Хитроумного – могучие мужи и умелые волшебники много раз пытались до тебя, но лишь обрекли себя на погибель. Но Медвари твердо убеждена, что ты и есть исполнение пророчества, так что кто его знает… Может статься, судьба решит сама направить тебя и подсказать нужное действие… В любом случае – добьешься ты успеха или поймешь, что все пропало – порви эту ниточку.

– И что тогда случится? – тоже шепотом спросила Айлэ. – Вы придете ко мне на помощь?

– Постараемся, – не слишком уверенно обещала Каури. – Ничего сверх этого тебе знать не стоит, поскольку наш Верховный имеет скверную привычку украдкой наведываться в чужие мысли, – Черный Шип встала и уже у самых дверей обернулась, добавив: – Я бы пожелала тебе удачи, но мои слова будут пусты. Надейся только на себя, девица Айлэ.

Воительница ушла, мелькнув черным силуэтом за переплетением занавеси, оставив собеседницу в тревоге и расстроенных чувствах. Девушка вспоминала подробности ночной стычки, беспокоясь не только о судьбе пропавшего неведомо куда Хасти, но и о том, кем он может быть на самом деле. Одна только попытка поразмыслить над этим ввергала девушку в трепет. Неужели это и есть та самая зловещая тайна, которую знают и хранят ее родители? Как же так могло получиться, ведь всем известно: Всадник Полуночи давным-давно мертв, как и его последователи… Да, но можно ли убить божество?

Спустя довольно долгое время – может быть, день, а может, и два, отмеряемых разве что по приносимым тарелкам с пищей – баронетта достигла того состояния, когда человек с радостью приветствует любое изменение. Она металась из комнаты в комнату, пробовала читать и бросала, безнадежно окликала несших караул гвардейцев, тщетно вглядывалась в прозрачную зелень окон и даже заглянула за каждую из висевших на стене картин: вдруг за ними скрыт какой-нибудь тайник? Увлекшись этим занятием, она едва не пропустила прихода ожидаемых визитеров.

На сей раз их пожаловало гораздо больше. Сперва в дверях показались три служанки, с величайшей осторожностью неся свернутое полотнище черной, отливавшей серебром ткани. Две из них принялись раскладывать принесенную вещь на постели, третья шмыгнула в коридор и вернулась с подносом, уставленным множеством флакончиков, шкатулочек, горшочков и баночек.

Следом четверо стражей втащили огромную деревянную бадью, полную горячей воды. Последней, когда стражники удалились, вошла аль-бийка небольшого, по здешним меркам, роста, с бледным лицом и копной русых волос, уложенных в некое подобие многоэтажной башни. Похоже, она принадлежала к более высокому рангу дворцовой прислуги, а девицы находились у нее в подчинении. Женщина окинула Айлэ диа Монброн оценивающим взглядом, сморщила носик, будто увиденное ей не слишком понравилось, и снисходительно назвала свое имя – госпожа Рагиби.

Ее великодушие простиралось до того, что она даже объяснила причины своего появления: Недолговечную желают видеть в королевских покоях. Обязанности Рагиби и ее помощниц состояли в том, чтобы придать смертному заморышу пристойный и приятный глазу вид.

«Именно этого ты и дожидалась», – не слишком успешно подбодрила себя баронетта, ставшая предметом усердных хлопот четырех женщин. Ее выкупали, заодно вылив на нее содержимое доброй половины подноса. Рагиби соорудила на голове девушки поочередно несколько причесок, добиваясь нужного впечатления. Итогом стараний альбийки стала корона из мелких косичек, украшенная серебряными цепочками, и два длинных локона, завитых спиралями и ниспадавших по обе стороны лица Айлэ.

Настал черед одежды. Разглядев, во что ее собираются нарядить, баронетта охнула – десяток локтей почти прозрачных вуалей, соединенных кое-где фибулами в виде листьев. Возражения пропали втуне: под руководством Рагиби ее тщательно завернули в шуршащий пепельно-серебряный ворох. Она едва сумела улучить миг, чтобы вытащить припрятанный стилет и пристегнуть его под коленом – где-то она слышала, что для женщины это будет надежнее всего.

Обойдя девушку со всех сторон, госпожа Рагиби сочла труды завершенными и дважды хлопнула в ладоши. Глянув на себя в большое серебряное зеркало, Айлэ сочла, что матушка и отец крепко отругали бы любимую дочку только за намерение показаться в подобном виде… зато Конни увиденное наверняка бы понравилось.

На зов явились провожатые, должно быть, дожидавшиеся в коридоре. Носители багряных лат королевской стражи – девушка уже видела таких ночью в тронной зале. Должно быть, именно их Каури называла «Алой Сотней». Недолговечную поставили в середине ромба из четырех человек, отчего она почувствовала себя запертой в железном ящике, и повели по бесконечным коридорам Древесного Чертога. С ней не разговаривали, не давали наставлений – просто сопровождали через вечный зелено-золотистый сумрак.

Баронетте очень хотелось верить, что наложенное на золотую ниточку заклятие действует, извещая заговорщиков о том, что ее увели к Бастиану.

* * *

В предыдущий визит у Айлэ сложилось впечатление, будто гости поднимались куда-то вверх, теперь же лестницы стремились вниз, к корням, питавшим и поддерживавшим Чертог. Идти пришлось не слишком далеко, а местом, куда доставили гостью, оказалась широкая круглая площадка перед мозаичными дверями, осененными выглядевшей почти настоящей ольхой с листьями из серебряных чешуек. При появлении гвардейцев и их подопечной крона затрепетала, издавая шелестящий перезвон, а створки плавно раскрылись. Молчаливый воин указал на темный проем, не выглядевший чрезмерно гостеприимным, и слегка поклонился.

Сглотнув, девушка покрепче ухватила края постоянно норовивших разлететься в стороны одеяний – кончики пальцев противно дрожали – и вошла.

Внутри царил полумрак, разгоняемый десятком самых обычных толстых свечей, воткнутых в серебряные настенные шандалы искуснейшей работы. Комната была круглой, локтей пятнадцати в поперечнике. Витые колонны – в сущности являвшиеся древесными стволами, или, может быть, ветками, но, так или иначе, вполне живые, как и весь удивительный Чертог – тянулись вдоль стен и смыкались высоко над головой правильным куполом. Из точки их слияния на длинной лиане свисал большой световой шар тускло-молочного цвета, теперь не горевший. Пол под ногами устилал невероятной толщины и упругости ковер, до того похоже изображавший поляну с цветами, что Айлэ едва не потянулась сорвать яркий василек. Никакой мебели, за исключением приземистого столика с яствами да десятка маленьких подушек, разбросанных по ковру.

Баронетта принюхалась – пахло свежей хвоей и неизменной для Чертога лавандой – и огляделась в поисках хозяина покоев.

Бастиан из рода Ладрейнов, скрестив ноги, сидел на подушках в дальнем конце «поляны» – две свечи над его головой не горели, и сумрак вокруг повелителя Древесного Чертога был гуще всего. На нем была свободная серо-зеленая хламида, перехваченная узким серебряным пояском и почти сливавшаяся с цветом стен, так что, не обладай Айлэ тульским ночным зрением, она заметила бы его далеко не сразу. Однако внимание гостьи мгновенно приковал к себе иной предмет. Золотой жезл с алмазом, причина стольких бедствий и раздоров, мирно покоился на простой деревянной подставке рядом с альбом. Камень не светился собственным светом, преломляя лишь огоньки свечей, и девушка решила, что магия жезла дремлет.

– Невежливо молчать так долго, придя в гости, – произнес ясный голос, и Айлэ поневоле вздрогнула. – Ты онемела, увидев меня? Или увидев это?

Бастиан, должно быть, имел в виду жезл.

– Ваше величество… – баронетта склонилась в несколько неуклюжем реверансе. Альб засмеялся – словно зазвенел серебряный колокольчик.

– Ну-ну, оставь это. Знаешь, отчего мы именно здесь? Это Место Уединения. Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть, не думая ни о чем, иногда один, иногда с прекрасной женщиной… это удается так редко… Обращаясь ко мне «ваше величество», ты напоминаешь о неприятных обязанностях, которые я как раз пытаюсь забыть.

– Но как же мне вас называть? – осторожно молвила Айлэ, не двигаясь с места. Альб снова рассмеялся, укоризненно качая головой. То ли из-за игры свечных огоньков, то ли по собственной природе его глаза блеснули холодным голубоватым светом.

– Обойдемся без титулов и придворного этикета. Порой это удивительно приятно. Я буду называть тебя Айлэ, как называли тебя твои отец и мать, а ты зови меня именем, данным мне при рождении – Бастиан. И, будь добра, на ты. Я хочу, чтобы сегодня мы стали близки друг другу, как никогда прежде.

Столь откровенный намек заставил Айлэ покраснеть. Она возблагодарила спасительный полумрак покоев, но тут же по усмешке Бастиана сообразила, что альб видит в темноте не хуже нее.

– Подойди ко мне, – промурлыкал повелитель Альвара. – Садись рядом. Хочешь съесть чего-нибудь или выпить вина? Вот эти фрукты ты не отведаешь нигде, кроме Древесного Чертога – их выращивают специально к королевскому столу. А вино… О, такого, ты, наверное, и не пробовала. Каждый раз, когда ты подносишь к губам бокал, у вина новый букет, и оно совершенно не пьянит – лишь придает сил и… способствует страсти.

Девушка послушно опустилась на изумрудный ковер, стараясь держаться от альба чуть дальше вытянутой руки. Пить баронетта не стала – свежие силы мне не помешали бы, подумала она, но «способствовать страсти», право, излишне – но, чтобы не обижать хозяина отказом, выбрала со столика один из тех фруктов, что, по уверению Бастиана, выращивались исключительно для королевского стола. Фрукт походил на гладкокожий персик, выточенный из куска светлого янтаря, и таял во рту, оставляя нежнейший привкус меда и корицы.

Бастиан наблюдал за ее осторожными действиями с легкой улыбкой. Айлэ чувствовала исходящий от него аромат лаванды.

– Для смертного создания ты на удивление мила. И невинна, ведь так? – вдруг спросил он.

Айлэ едва не подавилась «персиком».

– Нет, ваш… Бастиан, – пролепетала она, в очередной раз («что ж я все краснею, как деревенщина!») заливаясь краской. – Но… не слишком опытна.

– О? Сколько же тебе лет?

– Семнадцать, – честно призналась баронетта и рискнула добавить: – Только я еще долго буду оставаться такой, как сейчас. Я не совсем человек… и в какой-то степени прихожусь родственницей жителям Заповедного Края.

– Любопытное начало, – хмыкнул альб. – Позволь узнать, кто же ты, если не смертная? Воплощенный дух? Сиддха?

– Нет, я гуль, то есть гхуле, – скромно сообщила она, пытаясь выговорить слово так, как оно звучало у Дайена. – Очень дальний потомок беженцев из Черной Цитадели, тех, кого настигла Кара Исенны.

– Не может быть! – совсем по-человечески восхитился повелитель Потаенного Града. – Безумец добился своего? Олвин не верил, и мой отец тоже, а ему удалось, надо же… И много вас уцелело? Как же вы справились с Жаждой и сумели выжить по соседству с людьми? Ведь вы наверняка на них охотились, а они в отместку разыскивали вас и разоряли ваши поселения?

– Было и такое, – не стала отрицать Айлэ. – Некоторые из моего народа и посейчас считают, что люди – всего лишь говорящие животные, годящиеся исключительно в пищу. Однако в последние десятилетия мы заключили с людьми что-то вроде перемирия. Кое-кто из нас сумел занять достойное место в людском мире. Возможно, рано или поздно нам придется стать частью королевства смертных. Земля гулей, какой я ее застала, во многом похожа на Заповедный Край – маленькое княжество под названием Рабиры или Рабирийские холмы, охраняемое Незримой Стеной, не пропускающей внутрь чужаков. Мы привыкли к тяжести Проклятия, и нашли способы бороться с ним, используя кровь диких или домашних животных. Ее, в конце концов, требуется не так уж много – чашка в два-три дня. Нет, лично у меня больше нет необходимости это делать, – баронетта вовремя смекнула, что ее могут попросить показать клыки или, чего доброго, загрызть кого-нибудь. – Во-первых, я полукровка, дитя человека и рабирийки, а во-вторых, нашлась управа и на Кару Побежденных.

– Ах, вот даже как… – маловразумительно пробормотал правитель альбов, не пожелав уточнять, что он имеет в виду, но напомнив девушке: она не в кругу друзей и не в обществе заговорщиков госпожи Медвари. Ее предупреждали, что с Бастианом надо быть настороже и следить за своими словами. – Порой трудно вообразить, какие причудливые следы оставляет за собой то или иное событие… Не осталось почти никого, кто своими глазами видел бы Полуночную Цитадель, а по земле до сих пор бродит проклятое Безумцем племя… Знаешь, в чем была беда Исенны? – неожиданно осведомился Бастиан. – Ему всегда хотелось заполучить то, чем владели другие. Он затеял Войну Света, пытаясь прибрать к рукам Звездную Радугу и наверняка рассчитывая впоследствии захватить три Благих Алмаза… Ты слышала что-нибудь о Радуге, Айлэ?

– Семь драгоценных камней, созданных и хранившихся в Цитадели, – вспомнила прочитанные летописи баронетта. – Они уравновешивали три слишком могущественных Алмаза, правильно? Два или три из них уцелели до нынешних времен и до сих пор обретаются где-то в мире людей. Или у двергов – в их сокровищницах порой отыскивается такое, что почиталось давно уничтоженным или потерянным. Можно спросить – как вышло, что Исенна не добился своего?

– Ему стоило быть повежливее с союзниками и с противниками, – наставительно изрек Бастиан. – Олвин и его племя мореходов, которых и без того еле-еле убедили принять участие в осаде, покинули Аллерикса почти сразу. Да еще с изрядной ссорой, едва не завершившейся поединком между Безумцем и Корабелом. Они ушли на побережье, подняли паруса – и с тех пор мы больше о них ничего не слышали. Должно быть, им удалось добраться до Последнего Острова… Затем удалился мой родитель, Эрианн Хитроумный, отправившийся искать удачу в землях Восхода и основавший новый Альвар взамен поглощенного разбушевавшимся морем. Оставшийся в гордом одиночестве Исенна взял-таки Цитадель, но искомого там не обнаружил. Жаль, мне не довелось увидеть, как он рвал и метал. Ходили слухи, якобы он призвал двергов, согнал уцелевших пленных и заставил их разбирать крепость по камешку. В скором времени Безумец погиб, а принадлежавший ему Алмаз пропал – надо думать, провалился в какую-нибудь трещину и сгорел в огненной лаве. Или утонул в океане. Так что единственным Камнем Света, сохранившимся на этой земле, теперь владею я… И хотел бы узнать, девица Айлэ: с какой стати твоему другу пришло в голову, будто он сможет отобрать его у меня?

Баронетта невольно вздрогнула, покосившись на мирно поблескивающий жезл. Показалось, или игра бликов на гранях алмаза стала ярче?.. Бастиан перехватил ее взгляд. Его усмешка сделалась недоброй.

– Красивая игрушка, верно? – пробормотал он скорее для себя, чем для собеседницы. Выражение его лица сделалось отсутствующим. – Ты сейчас думаешь о том, что в двух шагах от тебя лежит средоточие мощи Потаенного Града. И возможно, если изловчиться и схватить, то ты управишься со мной в два счета. Колдовского умения в тебе, правда, всего ничего, но вдруг да повезет – все таки ты дочь мага…

Айлэ сделалось не по себе – Каури ведь предупреждала, что Повелитель любит украдкой подглядывать в чужие мысли. Вот он и подглядел… почти дословно. Отрицать не имело смысла, и она кивнула.

– Я упрощу задачу, – спокойно продолжал Бастиан. – Не стану тебе мешать. Подойди, возьми его.

«Либо это ловушка, – мысли Айлэ панически метались из стороны в сторону, – и я обращусь в пыль от одного прикосновения… либо это мой первый и единственный шанс». Повелитель Альвара наблюдал за ней внимательно и хищно, не двигаясь с места, с той же усмешкой на тонких губах.

Девушка протянула руку и осторожно сняла золотую ветвь с подставки.

Жезл Света оказался тяжелым, как положено вещи из чистого золота, и приятно холодил ладонь. И только.

– Попробуй разбудить его, – предложил Бастиан с непонятной интонацией.

– А… если у меня получится? – робко заикнулась Айлэ. Альб молча прикрыл глаза и сладко улыбнулся.

Ему нравится риск, поняла баронетта. Он мог бы скрутить Хасти, едва увидев, но предпочел вызвать рабирийца на магический поединок. Мог бы давно расправиться с заговорщиками, но играет с ними, как кот с пойманной мышью… Что, если пророчество как раз и говорило о чем-то таком? Вдруг я приручу Жезл, как когда-то Долиана Эрде приручила Огненный Рубин?..

Спустя два десятка гулких ударов сердца безумная надежда растаяла как дым на ветру. Костяная рукоять в мелкой сеточке трещин, правда, нагрелась в ладони, но Камень Света оставался просто крупным, прекрасно ограненным алмазом – с тем же успехом Айлэ могла взывать к бронзовому подсвечнику.

– Пожалуй, хватит, – нарушил молчание Бастиан. – Положи жезл на его законное место.

У тебя были скверные мысли, девочка… неужели я так тебе ненавистен? Почему? Видно, Медвари и ее присные хорошо поработали с тобой… Я в самом деле заигрался с ними, игра становится однообразной. Пора завершить ее…

Он легко коснулся указательным пальцем жезла, водруженного обратно на подставку, и Алмаз отозвался единственным ярким бликом – будто в его глубине вспыхнула и погасла голубая звезда.

– Владеть им может лишь могущественный маг либо тот, кому Алмаз принадлежит по праву, – гордо сказал альб. – Великие силы сокрыты в нем, но в случайных руках они не пробудятся. Жаль, тебе не довелось видеть его в действии.

«Еще как довелось», – едва не ляпнула Айлэ, но, к счастью, вовремя придержала язык. Впрочем, слова, сорвавшиеся с ее губ, вряд ли прозвучали намного умнее:

– Хасти твердил, будто имеет больше прав на Камень Света, чем все альбы, вместе взятые… Это правда? И если правда, то – почему?

– Хасти? – альб расхохотался. Этот смех не имел ничего общего с прежним обворожительным перезвоном серебряных колокольчиков – так смеются, отрубая голову давнему врагу. Айлэ передернуло, и Бастиан резко прервался, в упор уставившись на девушку. – Ты называешь его Хасти? Так тебе неизвестно, кто он?

– Нет, – пролепетала баронетта, зябко ежась под ледяным пронизывающим взглядом светлых глаз.

– Лжешь, – припечатал альб. – Либо ты глупее курицы. Либо – и это худшее предположение, взывай к своим богам, чтобы я ошибался – вы заодно, и участь ваша будет общей.

Он протянул руку, и Айлэ вдруг увидела в его пальцах массивный шар из дымчатого хрусталя, размером с небольшую дыню. Гладкая поверхность казалась маслянистой. Внутри плавали какие-то смутные образы, не имеющие отношения к происходящему в комнате.

– Вот твой спутник, – сказал Бастиан, положил шар на ковер и легко толкнул его к баронетте. – Смотри. Не пытайся разбить кристалл – это невозможно.

Шар оказался увесистым и очень холодным – девушке показалось, будто ей в ладони положили здоровенный кусок льда. Пальцы мгновенно онемели. Не очень представляя, что именно нужно делать, она поднесла колдовскую вещь к самым глазам и зачем-то прищурилась, словно подглядывая в щелку.

Она увидела Хасти почти сразу: магик брел по узкому сумрачному коридору. Выражение его лица показалось Айлэ пугающим – слегка отсутствующее, как у одурманенного человека, не осознающего, где он и что с ним происходит. Коридор тянулся все дальше, разветвляясь, описывая кривые и петли, а одноглазый, пошатываясь и спотыкаясь, продолжал безостановочно идти. Порой он оглядывался, словно опасаясь нападения со спины, и, кажется, не зря – позади него, шагах в десяти, клубилась бесформенная тень, неспешно заполнявшая пространство коридора и постепенно догонявшая рабирийца.

– Никогда не мог понять, почему его так страшит темнота и лабиринты, – произнес над ухом девушки звенящий хрусталем голос, вернув ее обратно, в покои Бастиана Ладрейна. Она выронила шар, мягко стукнувшийся о толстый ворс ковра, и взглянула на альба:

– Что ты с ним сделал? Где он?

– Там, внизу, – повелитель Древесного Чертога устало зевнул, прикрыв рот тонкой ладонью, а другой рукой небрежно ткнув куда-то себе под ноги. – Ты не представляешь, каких трудов мне это стоило… и я все равно не могу быть спокоен. Он силен и изворотлив. Он будет искать способ выбраться оттуда. Поэтому мне придется от него… – альб скривился, но закончил фразу: – избавиться, да поскорее. В День Солнцестояния его казнят… Ты – другое дело… если не врешь, конечно, а я легко могу это проверить. Единственная опасность, которая от тебя исходит – стремление заводить неподходящие знакомства. Интересно, кто успел с тобой побеседовать? – Бастиан сделал вид, что глубоко задумался. – Вне всякого сомнения, Черный Шип вкупе со своим шальным приятелем Идалиром. Моей волей он из простого копейщика поднялся до командира Изумрудной Сотни, но платит черной неблагодарностью… Ах да, забыл нашу прожженную заговорщицу Медвари. Они поведали тебе про павший во славе Венаадд?

Баронетта слабо кивнула – перед ее глазами все еще стояла устрашающая тьма неведомых коридоров и заплутавший в ней маг.

– До сих пор не могу понять, ради чего в эту игру встряла Медвари? – казалось, альб беседу-рт сам с собой. – Ее род явился сюда вместе с беженцами, предложил свои услуги тогдашним господам, а она теперь мнит себя едва ли не наследницей имения! Раз в пятьсот лет ее дружки набираются храбрости и пытаются перейти от болтовни к делу. Знаешь, в последний раз они были очень близки к успеху. Пришлось изрядно проредить их компанию, а Медвари отправить рыдать на руинах столь дорогого ей Венаадда. Ты ведь видела Высокого Ирваста? Когда-то он был не из последних приспешников Безумца, но вовремя переметнулся на другую сторону. Порой мне кажется, что безумие Исенны стало чем-то вроде заразной хворобы, не пощадившей никого из его сподвижников. Ирваст убивает не по необходимости, а ради извращенного удовольствия. Я доверил ему Предел Йаули, и он устроил там собственное бледное подобие Двора Аллерикса. То учиняет поединки насмерть, вынуждая к участию своих же ближайших соседей и Пришедших После, то затевает загонную охоту на забредших из-за Черты чужаков, а в последние десятилетия увлекся разведением хищных тварей, живших в этих краях в прежние времена. Отыскал где-то парочку и мечтает теперь вырастить свору голов эдак в полсотни. Я вынужден смотреть на это снисходительно, поскольку в своем роде он незаменим, хотя подчас от его развлечений воротит даже меня… Но, впрочем, все это чепуха. Творец Предвечный! Я пришел сюда отдохнуть… Довольно нелепых разговоров!

Он умолк, яростно глядя в стену, затем звонко прищелкнул пальцами, и наполненный золотистым вином кубок оказался в его руке. Басти-ан осушил вместительную чашу одним бесконечным глотком, и его тонкое породистое лицо вдруг странным образом обмякло.

«Совершенно не пьянит, но придает сил и способствует страсти нежной», – вдруг вспомнилось Айлэ. Альб вновь наполнил кубок и прильнул к нему, через край поглядывая на собеседницу с пьяной хитрецой.

Девушка потихоньку начала отодвигаться.

– Нет! – рявкнул повелитель Чертога, отшвыривая кубок так, что он врезался в стену. Внезапно его голос снова изменился, сделавшись вкрадчивым и медовым. – Не убегай от меня. Выпей этого чудного вина, если боишься. Иди ко мне. Забудем обо всем в Месте Уединения. Забудь о том, что ты подобна бабочке-однодневке, а я старше любого королевства под солнцем… Ныне в отсветах луны будем только я и ты, девица Айлэ… Иди ко мне!

Айлэ отшатнулась, вскакивая на ноги. Басти-ан в то же мгновение единым гибким движением перелился в полный рост. Питье сотворило с ним что-то странное – альб определенно не захмелел, во всяком случае, по обычным меркам. Двигался он даже более легко и уверенно, чем всегда, и речь его по прежнему звучала ясно, но светлые глаза блуждали, словно повелитель Потаенного Града грезил наяву.

– Ты прекрасна, хоть и недолговечна. Твои губы – источник наслаждения, твои глаза – сладкий омут, твоя грудь – словно золотые яблоки из запретного сада… Со мной ты познаешь ласки, которые возведут тебя на вершину блаженства, с тобой я на краткий миг почувствую себя истинно живым… Вместе мы проникнем в потаенные глубины, увидим горние выси, услышим звездную песнь… Иди ко мне!