Текст книги "Волчья башня"

Автор книги: Джеральд Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Ты придешь ко мне, – волк приоткрыл пасть, из которой вырвалось облачко дыхания. – Когда-нибудь непременно придешь.

– Я уже пришла, – Ричильдис внезапно захотелось помахать зверюге рукой, чтобы та ее заметила. – Вот же я, смотри!

– Еще нет, – огромная лобастая голова плавно качнулась из стороны в сторону. – Ты только в начале пути. Запомни это место – здесь мы и встретимся. Не бойся опоздать, не бойся сбиться с дороги, иди туда, где всходит солнце.

– А как мне быть сейчас? – крикнула Дис, заметив, что зверь начинает пятиться, постепенно исчезая за деревьями.

– Оставайся там, где ты есть, – туман сгустился, скрывая от нее поляну и молчаливые серые камни. – Жди завтрашнего заката. Уводи Стаю к Полуночи. Приходи ко мне, когда подрастешь.

На замечание «когда подрастешь» девочка обиделась и хотела возмутиться, но тут обнаружилось нечто странное – она уже не сидела на крыльце, а валялась на боку подле него, причем Гвен настойчиво скреб ее лапой по плечу и толкал носом. Ричильдис подняла голову, с трудом смахнула с лица спутанные волосы, запоздало догадавшись, что потеряла сознание. Никаких призрачных огоньков и тяжести больше не было, звери не голосили, как проклятые души, а спать хотелось так, что глаза закрывались сами собой.

* * *

Ворожба, творимая на вершине одной из башен Вольфгардской цитадели, пронизывала весь замок, заставляя стонать камни и влияя даже на самых твердолобых и невосприимчивых к магии обитателей крепости. На следующее утро многие шептались о приснившихся кошмарах, метавшихся по пустынным галереям туманных видениях, сияющих лучах, прорезавших ночное небо, и, наконец, о частично обвалившемся парапете Волчьей башни и клубах едкого дыма, завершивших колдовской обряд.

Обитатель карцера в подвалах замка, коротавший летнюю ночь за довольно тоскливыми размышлениями о своей участи, при некотором усилии мог видеть проводимый ритуал, как наяву.

Вот с углов пентакля сорвались и начали расти, поднимаясь к небу и сплетаясь воедино, трепещущие под нездешними ветрами сверкающие нити Силы – зеленоватая, оранжевая, черная с огненной каймой и бледно-голубая. Опорой им служила яростно сверкающая белизна, исторгаемая той самой загадочной вещью в алмазном ореоле, которую ему довелось увидеть сегодня днем. Колеблющиеся спирали тянулись к звездам, а следом за ними медленно всплывал сыпавший алыми и золотыми искрами шар, похожий на готовое вот-вот раскрыться семя.

Если бы ему удалось проклюнуться, выпустив на свободу таящееся в нем, церемонию можно было бы счесть удачно завершенной… но что-то пошло не так.

Сферу рассекли зловещие черные трещины, она замерцала, как задуваемое сильным ветром пламя, съежилась и померкла. Сотканные из колдовского могущества ленты рассыпались облачками тающих розовых капель, выводившие неслышную человеческому уху мелодию голоса оборвали свою песнь на пронзительно дрожащей скорбной ноте, и магическое сооружение рухнуло под собственной тяжестью.

Окутавшая Вольфгард древняя магия, против которой творилось умершее только что заклятие, осталась непобежденной, по-прежнему неспешно удаляясь в сторону Полуночного Восхода. Должно быть, девочка Ричильдис и подчинившиеся ей скогры бесцельно метались по землям Пограничья – а каких, спрашивается, разумных поступков стоило ожидать от десятилетнего и донельзя избалованного ребенка? Чем она вообще там занимается, эта. Диса Канах? Сидит на пеньке, рыдая в грязный подол? Надо все-таки было плюнуть на вырванное обещание и тайком последовать за ней. Даже если бы она заметила преследователя, вряд ли у маленькой принцессы достало бы духу натравить своих ручных тварей. Поскандалила бы и смирилась, зато Крэган Беспалый из Халоги находился бы на безопасном расстоянии от Вольфгарда, где его жизнь и магический талант слишком часто стали оказываться под угрозой.

Теперь Крэган сообразил, с кем решила столкнуть его судьба во дворе коронного замка Пограничья. Рабирийский выскочка, основатель и содержатель школы последователей учения Равновесия «Сломанный меч» на побережье Хорота, любимчик стареющей королевы Чабелы, вовсю якшавшийся с гулями-кровопийцами. Об этом мрачном типе, его повадках и несговорчивом характере гуляло множество противоречивых слухов, не отрицавших его могущества и вместе с тем свидетельствовавших об открытом нежелании следовать давним традициям, сложившимся в отношениях между различными гильдиями чародеев. Одноглазый магик держался сам по себе, не вмешиваясь в дрязги колдовских сообществ и не поддерживая ни одно из них. Белая Рука пыталась вызнать о нем побольше, особенно не преуспела и сочла, что Хасти – да, верно, он зовет себя Хасти, – пока не представляет опасности.

Возможно, это было правдой. Крэгана же больше волновало другое: ему мимоходом нанесли удар, который он, при всем своем умении, не сумел отразить; его заставили испытать боль и чувство полнейшей беспомощности, и, спрашивается, благодаря кому один из Верховных магов Круга Халоги опять скучает за решеткой? Стража замка очень быстро позабыла былые опасения вызвать неудовольствие Гипербореи и со всем усердием выполнила приказание еще одного чрезмерно самоуверенного типа, к старости еле-еле сумевшего подняться над своей прирожденной дикостью, то бишь Аквилонца.

Что ж, возвращаемся к тому, с чего начали – запертая на засов камера, кандалы со следами ржавчины, караул под дверями – и полнейшая неизвестность впереди. Что они собираются предпринять: заточить его тут до конца дней, вздернуть по какому-нибудь наскоро состряпанному обвинению или же с позором выслать в Халогу?

Беспалого не устраивала ни одна из этих возможностей. Он мечтал о мести. О достойном возмездии всем, посмевшим встать на его пути, начиная от вздорного болтуна-митрианца и заканчивая нелюдимым магиком из Рабиров.

Чрезвычайно трудно мстить, будучи запертым в подвальной камере, прикованным к стене и почти лишенным колдовской силы. Впрочем, последнее как раз не помеха – Крэган не сомневался в своей способности избавиться от уз, насильственно соединивших его с жертвами Разделения Душ. Пусть он добьется этого через месяц или год, но непременно добьется.

Хасти же должен получить по заслугам в ближайшем будущем. Если заключения гиперборейца верны – с какой стати им быть неверными? – то безумная попытка Выскочки одолеть Слово Исенны только что потерпела неудачу. Он упрям, как осел, и попытается снова. Но уже не в Пограничье, а в любезных его сердцу Рабирийских холмах, где наверняка творится сущий кошмар. Аквилонский варвар с семейством, если верить слухам, тоже засобирались в дорогу. Стало быть, завтра или послезавтра они покинут Вольфгард.

У одноглазого не должно возникнуть никаких подозрений до того момента, когда поворачивать назад и искать виновника будет уже поздно. Еще вчера маг из Халоги сплел бы заклинание, медленно и незаметно разъедающее душу и тело неугодного ему человека, но теперь придется искать способ обойтись почти без применения чародейства.

Половина решения задачи уже находилась в руках колдуна. Сколь тщательно его не обыскивали, Крэган сохранил не меньше десятка крохотных и чрезвычайно полезных вещиц, зашитых в складки одежд, припрятанных в поясе и отворотах сапог, и, наконец, открыто находившихся на виду и выглядевших обыденными принадлежностями костюма. Да что там говорить, в случае необходимости он мог извлечь пару-тройку сюрпризов из самого символа его принадлежности к Братству Белой Руки, открыв блестящий эмалевый значок, словно плоскую шкатулку.

С второй составляющей наверняка придется изрядно повозиться. Требовался сообщник: тот, кто сможет придти к гиперборейцу, забрать снадобье и выполнить полученные указания. Человек, присутствие которого рядом с Хасти не вызовет подозрений. Некая личность с податливым и смятенным рассудком, легко поддающаяся внушению извне и не всегда отдающаяся себе отчет в собственных деяниях. Крэган мог назвать по меньшей мере три подходящих имени, но все они находились на достаточном расстоянии от подземелий Цитадели. Не беда – подманим.

В подвале не имелось окон, но чутье подсказывало магу, что снаружи тянется глухое полуночное время, третий или четвертый ночной колокол, когда поневоле задремывает самая бдительная стража. Даже участники ритуала на башне давно разошлись по своим покоям, а прочие обитатели замка давно и мирно спят. Тем лучше для него.

Поерзав, Крэган уселся поудобнее, привалившись спиной к слегка влажной и холодной стене. С легким щелчком приоткрылся значок в виде человеческой кисти, скрывавший в себе несколько маленьких отделений. Аккуратно действуя длинным ногтем среднего пальца, маг из Халоги извлек наружу три продолговатых зерна размерами с виноградную косточку, но отливавших багряно-лиловым цветом. Скривившись, од-

но за другим проглотил их, отсчитывая про себя текущие мимо мгновения. Зернышки неспешно таяли, оставляя после себя на языке холодное онемение, постепенно распространявшееся все дальше и дальше. На десятом или пятнадцатом ударе сердца погруженная в сумрак камера дрогнула, отступая, растворяясь, сменяясь колеблющимся блекло-синим туманом, сквозь который тусклыми светлячками мерцали огоньки человеческих душ.

Нужный Беспалому человек отыскался на удивление быстро – в нижнем дворе Цитадели. Будущий посланец пребывал в состоянии тягостной дремоты и даже не понял, что заставило его посреди ночи встать и, пошатываясь, отправиться ко входу в подвалы, продолжая считать это затянувшимся сном.

– Сюда, сюда, – беззвучно выпевал Крэган. Любой стражник, коему приспичило бы заглянуть сквозь малое зарешеченное оконце в дверях камеры, счел бы, что гипербореец задремал. Вот только высохший и омертвелый перст на правой руке колдуна неспешно двигался, словно обретя самостоятельную жизнь, чертя сложный узор, похожий на паутинные хитросплетения. – Иди, иди…

Шаг за шагом, по лестницам и арочным проходам, мимо редких караулов, охватываемых в нужный миг зевотой или уверенностью, что проходящий мимо человек имеет право находиться здесь в столь странное время. Больше всего магик опасался заминки подле входа в камеру – он сам не в силах дотянуться до дверей, призванный вряд ли сумеет раздобыть ключи, а любая трудность рискует пробудить околдованный рассудок. Поразмыслив, Крэган решил метнуть нужную склянку к двери и слегка подтолкнуть ее с помощью слабенького заклинания. Действие лиловых зернышек, на краткое время увеличивающих магическую силу, еще не закончилось, значит, он сумеет это сделать. Где там мешкает это неудачливое создание? Наконец-то пришло – невнятный шорох в коридоре, тень, мелькнувшая за оконцем на фоне уныло чадящего факела.

Гиперборейцу пришлось придерживать левой рукой правую и вложить в бросок все имеющиеся силы, однако получилось не совсем то, на что он рассчитывал. Цепи противно громыхнули, маленькая капсулка из зеленоватого фарфора проскакала по каменному полу и остановилась на расстоянии ладони от щели под дверью. Снаружи обеспокоено завозились, потом внизу блеснуло что-то длинное и острое – у посланца хватило ума захватить нож. После нескольких мучительных попыток он все-таки добился успеха, подцепив крохотный сосуд лезвием и перетащив его на свою сторону, а Крэган облегченно перевел дух. Остается только внушить призванному человеку, как именно надлежит поступить с содержимым бутылочки и как избавиться от уличающего предмета. Проще простого – словно вывести на покрытой мягким воском табличке строчку знаков. Рабирийского забияку теперь может спасти только удача, а, по слухам, эта переменчивая нравом особа не слишком-то благосклонна к одноглазому магику.

4 день Второй летней луны.

Около полудня.

Хлопотливое столпотворение подле Снежных ворот означало, что кто-то намеревается в ближайшее время покинуть Цитадель, и сейчас идут последние приготовления. Собственно, в дорогу отправлялось два отряда: большой, с охраной почти в полтора десятка воинов, с двумя-тремя заводными лошадьми на каждого из путников, и совсем маленький, состоявший всего-навсего из двух мужчин и девицы. Первому отряду надлежало, покинув Вольфгард, двигаться в направлении Полуночного Восхода, второму – мчаться на Полдень, к той не слишком четко определенной линии, что разделяет земли Пограничья и владения великой Немедийской империи.

Силы, гнавшие в путь обе группы, звались долгом и необходимостью, а предшествовали им несколько разговоров, состоявшихся нынешним утром в одном и том же месте – на втором этаже полуденного крыла жилых помещений замка короны, в покоях, отведенных высоким гостям из Аквилонии.

– …ради чего мне сдалась лишняя обуза в десяток человек, которые больше пригодятся тебе самой в обратной дороге? Йен, ты еще предложи выслать вперед герольдов, чтобы они голосили на всяком перекрестке: «Дорогу королю!». Тогда к началу зимы мы точно доберемся – застревая на каждом захудалом постоялом дворе, потому что там нет лошадей, годных для коронованной особы, и задерживаясь на седмицу в любом городке, ибо обыватели горят желанием выказать свое безмерное… Нас троих вполне хватит. Я соглашаюсь взять Изумруд только потому, что, коли оставить ее здесь, она немедля улизнет и бросится в погоню.

– Если отправить вас втроем, то для начала вы напрочь заморочите бедной девочке голову, а потом убедите друг друга, что неплохо бы заодно наведаться куда-нибудь в Шадизар или в Аграпур. Посмотреть, многое ли там изменилось со времен вашей буйной молодости, – пресекла рассуждения супруга Дженна Канах. – Знаю я вас! Вроде бы взрослые люди, но стоит вам остаться без присмотра, как вы тут же обо всем забываете. А я вовсе не горю желанием обшаривать весь Материк в поисках своих близких, потерявшихся неизвестно где!

Баронетта диа Монброн, делавшая вид, будто внимательно изучает развернутый на столе чертеж Закатных земель, героически подавила совершенно неуместный смешок. Ерзавший по соседству Лаэг глянул на нее, состроил гримасу и ехидно фыркнул, прошипев:

– Матушке позарез хочется ехать с вами, вот она и придирается…

– Хасти! – Зенобия решила приискать себе союзника в лице удрученно молчавшего Рабирийца, все утро потягивавшего казавшуюся бездонной чашу с вином. – Скажи хоть ты этому старому упрямцу: для него уже невместно и недостойно шляться по дорогам, прикидываясь простецом!

– А почему, госпожа? – обманчиво простодушным тоном уточнил одноглазый. – Я вот сколько себя помню, почти всегда путешествую в одиночку… И потом, Конан прав: нам совершенно незачем привлекать внимание. Дюжина гвардейцев, сопровождающих некое важное лицо – это неизбежный шум, расспросы, сплетни, подозрения. Три человека, спешно едущих по какой-то надобности – совсем иное дело. Им легче проскочить незамеченными, проще добыть лошадей и припасы…

– Вот-вот, – поддержал рассуждения магика правитель Аквилонии. – Будет тебе спорить, Йен – все решено. Ни в какой Шадизар я не поеду, обещаю. Только до Рабиров. Заберу Конни, гляну, что там да как, и сразу в Тарантию, – он придвинул к себе три пергаментных листа в зеленой окантовке, заполненных четким казенным почерком и украшенных понизу печатями на кожаных шнурках. На печатях красовался шагающий на задних лапах коронованный лев, а текст грамот объявлял «подателя сего» гонцом Аквилонского трона с правом невозбранного пересечения границ дружественных стран и дозволением брать на почтовых станциях любых лошадей, числом не более трех единовременно. – Так кем мы станем? Может, баронетта Монброн повезет некое важное послание, а мы изобразим ее охрану?

Воображение Айлэ немедля представило живописную картину: она сама, странствующая в компании с парочкой стареющих, однако все еще лихих и неугомонных рубак, каковыми, вне всякого сомнения, являлись Конан и рабириец. Ей стало слегка нехорошо.

– Грабители на дорогах будут разбегаться с криками ужаса, едва завидев ваше приближение, – подлил масла в огонь Лаэг. Дженна глянула на баронетту с легким сочувствием и выразительно покачала головой.

– Ой, то есть вы будете моими телохранителями? – сладко пропела девушка, решив, что терять ей более нечего. – Я так польщена, Ваше величество! И вы будете ночевать у дверей моей комнаты? И чистить мне сапоги всякое утро? И еще…

– Сейчас запишу тебя злодейкой короны, препровождаемой для суда и публичной казни в Мессантию, – посулил Лев Аквилонии, отвлекшись от заполнения пергаментов. – Закуем тебя в цепи, напялим мешок на голову и повезем в таком виде. Подумать только, и это порождение тьмы ночной, эта злоязыкая кровопийца, стремится окрутить моего сына!

– Зачем вообще составлять на нее какие-либо подорожные? – встрял наследник престола.

Предположим, вы двое ехали по своим делам, а ее прихватили для оказания мелких услуг и… э-э…

– Лаэг, – холодно окликнула драгоценного отпрыска Зенобия. – Придержи язык, если не хочешь оказаться за дверью.

– Извините, госпожа баронетта, – выражение физиономии подростка немедля преисполнилось самого искреннего и чистосердечного раскаяния. – Айлэ, ну не сердись! Я опять сперва сказал, а потом подумал!

– Хорошо еще, что вообще подумал, – вполголоса буркнул Хасти и, прислушавшись к еле различимым звукам в коридоре, сообщил: – Сюда кто-то идет.

Спустя мгновение по створкам вежливо постучали, и заглянувший после высочайшего разрешения гвардеец доложил:

– Дама Эмерельд просит дозволения переговорить с Ее величеством.

– Эмерельд? – переспросила Дженна, вопросительно нахмурив брови. – Впустите, конечно. Она не сказала, что ей нужно?

Воспитательница Принцессы Дисы, лишившаяся своей подопечной, весь минувший день провела, маясь в равной степени головной болью после насланного на нее колдовского сна, и терзаниями совести относительно участи маленькой Ричильдис, потерявшейся где-то в бескрайних лесах Пограничья. Сегодня утром, судя по решительному виду почтенной дамы, она приняла некое решение и собиралась отстаивать его пред

– Эмерельд, что случилось? – опередил вопрос жены Конан. – Только не вздумай опять просить прощения за то, что позволила увести Дис. Мы же договорились – никто тебя не обвиняет. У тебя все равно не достало бы ни сил, ни возможности помешать этому треклятому гиперборейцу. Скажи спасибо, что ты вообще осталась жива.

– Благодарю за теплые слова, Ваше величество, однако они не уменьшат тяжесть моей вины, – Эмерельд присела в поклоне и продолжала говорить, упрямо не поднимая головы, накрытой сеткой из серебряных ниточек. – Вы доверили мне истинное сокровище, свою дочь, а я не оправдала этого доверия. Поэтому я пришла просить о величайшей милости – позволить мне удалиться от двора и отправиться на поиски моей маленькой госпожи.

– Куда? – осеклась аквилонская королева. – Эмерельд, да ты сознаешь хотя бы, что говоришь? Ты всерьез намерена в одиночку рыскать по здешней глухомани? Мое сердце обливается кровью при одной мысли о том, где может находиться Ричильдис, как ей трудно и одиноко, но… Похоже, моей дочери выпала очень причудливая судьба, и с этим трудно спорить.

– Я поеду не в одиночестве, – спокойно возразила придворная дама, – поскольку этот замысел принадлежит не только мне.

– И у кого же достало безумия поддержать тебя? – осведомилась Дженна, растерянно глядя то на невозмутимую наставницу, то на своего супруга и сидевших за тем же столом Хасти и баронетту Монброн.

– Собственно, план задуман Нейей Равартой, – предвидя возражения, Эмерельд торопливо пояснила: – Да, бедная девушка кажется не совсем пришедшей в себя… Тем не менее, рассуждает она вполне здраво. Она страшится пребывания в городе и полагает, что, находясь поблизости от госпожи Ричильдис, сумеет окончательно исцелиться. Ей необходимо понять, кто она: волчица или человек. Нейя утверждает, якобы в силах отыскать нашу принцессу – самостоятельно или с посторонней помощью…

– Эклинг, – внезапно подал голос одноглазый магик. – Она предлагает пустить по следу девочки Эклинга, верно? – женщина кивнула. – Что ж, неплохое решение… Ему тоже не стоит здесь находиться – он опасен для людей. Там, в лесах, ему может стать лучше. С вашим появлением Ричильдис будет под надлежащим присмотром, а то и в самом деле негоже, чтобы маленькая девочка пребывала одна среди диких зверей. Кто еще желает пойти с тобой, госпожа Эмерельд?

– Гвардейцы, что стерегли покои Ее высочества и не сумели уберечь ее, – перечислила Эмерельд. – Дорис, служанка принцессы. И… и месьор Тотлант, здешний придворный маг.

– Его-то какая оса укусила? – не понял варвар, в отличие от своей супруги и отпрыска, переглянувшихся и сразу же назвавших причину: «Эш'Шарвин».

– Ну и что? – пожал плечами Конан. – Эка невидаль, подружка ушла к другому. Случается сплошь и рядом. Это не причина, чтобы бросать все и посыпать голову пеплом, или что у них, в Стигии, принято делать в таких случаях? Жаль Тотланта, само собой, но неужто он всерьез думал надолго удержать при себе такую молодую и горячую девицу?

– Каково ему будет каждый день сталкиваться с ней в крепости или на городских улицах? – неожиданно для самой себя негромко произнесла баронетта Монброн, хотя ее мнения никто не спрашивал. – Думать о том, чем он владел и потерял? Конечно, ему хочется поскорее уехать отсюда. Может, потом он вернется – когда пройдет время, а былые раны затянутся сами собой.

– Ты действительно так считаешь? – раньше Айлэ не смогла бы выдержать устремленный на нее ярко-синий, ничуть не померкнувший с годами взгляд властителя Аквилонии. Теперь, после пережитого в Заповедном Краю, она ощущала себя немного другой – повзрослевшей, ставшей капельку мудрее – и потому не потупила глаза, как обычно, но сдержанно кивнула. Заметивший этот мгновенный поединок Лаэг украдкой показал девушке сложенные крестом пальцы в знак пожелания удачи. – Ну-у, тогда… Госпожа Эмерельд, когда ты и твои спутники намеревались отправиться в свой поиск?

– Сегодня, после полудня, если будет на то разрешение Вашего величества, – церемонно откликнулась придворная дама.

– Йен? – киммериец повернулся к супруге. – Я отпущу ее, если ты согласишься. Пусть попытаются. Все равно ты еще два или три дня пробудешь в Вольфгарде, да и почтенный Ози-мандия вроде хотел здесь задержаться. Если выяснится что-нибудь об участи Дис, ты узнаешь об этом первой. К тому же с ними желает идти Тотлант… Он наверняка доподлинно разберется, какая магическая напасть свалилась на нашу девочку и как с этим быть.

– Помяни мое слово: твой стигийский приятель внушит Ричильдис мысль о том, что ее призвание – стать колдуньей, – раздраженно отозвалась Дженна. – Хорошо, Эмерельд, поезжай. Только, ради всех богов, будь осторожна. Я распоряжусь, чтобы у вас была какая-нибудь охрана.

Воспрянувшая духом придворная дама торопливо удалилась – извещать своих единомышленников и готовиться к походу. Следом за ней откланялись баронетта Монброн и Хасти, сообразив, что их присутствие сейчас излишне: правителю Аквилонии и его подруге необходимо перед расставанием побеседовать без посторонних глаз.

Это смекнул даже наследник фамилии, украдкой выскользнувший вслед за Айлэ в коридор и грустно спросивший у магика:

– Меня, конечно, не возьмете ни при каких условиях, да? Даже если я пообещаю молчать, как рыба, исполнять все ваши поручения и никогда-никогда не спорить?

– Тебе совершенно нечего там делать, – отрезал Хасти. – В Рабирах без тебя полно хлопот. Может, когда все устроится…

– Тогда будет неинтересно, – стоял на своем подросток. – Подумаешь, еще одна обычная страна, где не происходит ничего особенного. Я хочу сам, своими глазами увидеть, что там сейчас делается!

– Мы тебе расскажем, когда вернемся, – пообещала Айлэ. Лаэг обидчиво фыркнул:

– Расскажете, как же! Конни начнет хвастаться и наврет с три короба, папа отмахнется, мол, ничего особенного, а ты вообще всегда отмалчиваешься… с этой своей загадочной улыбочкой! – он вдруг рванулся вперед, свернул на боковую лестницу и побежал вниз, выстукивая частую дробь по ступенькам.

– Мальчику хочется своей доли подвигов, – без малейшей насмешки отметил Хасти. – Подобно всем детям, он полагает, будто к тому времени, когда он вырастет, в мире не останется никаких достойных его свершений.

– Да он просто завидует старшему брату, вот и все! – возразила баронетта.

– Возможно, – не стал спорить раоириец, и, решив перейти к более насущным вопросом, осведомился: – Тебе нужно что-то собирать в дорогу? Нет? Тогда прогуляемся на конюшни, взглянем, отыщется ли там хоть парочка достойных скакунов.

* * *

После некоторых хлопот им удалось отобрать шестерку подходящих лошадей, воспользовавшись тем, что уцелевшая обслуга замковых конюшен всецело занята помощью собирающемуся в дорогу отряду единомышленников дамы Эме-рельд. Хасти заявил, что подобная суета как нельзя кстати – она отвлечет внимание обывателей, которым вовсе ни к чему знать об отъезде Аквилонца и устраивать ему шумные проводы.

Лишний раз убедившись, что все необходимое разложено по седельным сумам, приторочено и не забыто, баронетта Монброн и одноглазый вывели три пары лошадей в нижний двор, привязали их под навесом и скромно пристроились поодаль, в тени высокого каменного крыльца, ожидая прихода недостающего участника их компании.

Вскоре выяснилось, что по неосторожности они избрали для себя довольное шумное и оживленное местечко – чуть дальше, шагах в двадцати, находился вход в полуподвал, где располагались дворцовые кухни.

Туда и обратно постоянно шныряли с поручениями слуги и поварята, иногда наплывала ощутимо густая волна запахов, а затем со стороны Купеческих ворот подъехала телега, груженая ящиками с зеленью. Вспыхнула оживленная перебранка касательно оплаты товара и того, на чью участь выпадает перетаскивание сочившихся влагой плетеных коробов.

Девице Монброн изрядно поднадоели раздающиеся над ухом крики, да к тому же наступающий день выдался слишком жарким. Солнце, казалось, повисло прямо над Вольфгардским замком, ярко отражаясь в черепицах и оконных стеклах, придавая желтым и зеленоватым камням стен сухой зернистый блеск. Она покосилась на рабирийца – неужели тому все нипочем? – и с мимолетным злорадством отметила, что ее обычно бесстрастный спутник выглядит не лучшим образом. Маска валялась на выжженной солнцем траве, а на живой половине лица явственно читалось с трудом сдерживаемое раздражение.

– Хочешь, схожу и спрошу, долго ли еще ждать? – предложила Айлэ, не торопясь, впрочем, вскакивать с деревянной колоды, гладко отполированной множеством сидевших здесь до нее людей.

Девушка уже не раз похвалила себя за то, что догадалась выпросить у фрейлин Зенобии парочку легких охотничьих костюмов. Демон с ними, с приличиями – никогда больше она не отправится в дальний путь, нацепив неудобное и душное платье, чтобы жариться заживо и цепляться подолом за все встречные колючки.

– Сиди, – отмахнулся магик и внезапно рявкнул, едва не насмерть перепугав стайку трудившихся в кухнях мальчишек, выскочивших во двор передохнуть и поболтать: – Эй! Найдутся желающие малость заработать? – он щелкнул пальцами, и, блеснув ребром, в воздухе кувырнулся маленький серебряный талер. Болтуны немедля замолчали, проводив монетку жадными взглядами и сделав пару осторожных шажков в сторону пугающего одноглазого типа. – Есть такие? Кто быстро сбегает в подвалы и добудет мне кувшин эля – очень большой и прямо с ледника, – тот и разбогатеет. Одна нога здесь, другая – там!..

– Мне тоже чего-нибудь принесите! – крикнула в спину сорвавшимся с места поварятам Айлэ, уверенная, что ее не услышат.

Требуемый эль прибыл вместе с нескладным юнцом, таращившимся на Хасти с изрядной долей страха, но все-таки оказавшимся посмелее своих дружков. У мальчишки достало сообразительности захватить угощение и для баронетты Монброн – вместительную оловянную чашу, осыпанную светлыми каплями воды, в которой плескалось нечто густо-черное, с кисловатым ягодным привкусом и обжигающе студеное. Хасти вцепился в свой ненаглядный кувшин, как утопающий в соломинку, жадно отхлебнув сперва прямо из горлышка и только потом заметив, что ему принесли кружку. Поваренок, запинаясь, пожелал гостям Вольфгарда доброго дня, сгреб честно заработанный талер и сбежал к приятелям – должно быть, делиться впечатлениями.

Лязгнула, приоткрываясь, двустворчатая дверь в железных кованых полосах. Айлэ и рабириец встрепенулись, решив, что наконец-то явился Лев Аквилонии, однако на крыльцо вышла Нейя Раварта, одетая в скромное дорожное платье, с увесистым мешком в руках и рассеянно-печальным выражением лица. Признав сидевших внизу людей, она слабо улыбнулась и спустилась вниз, так тщательно ступая со ступеньки на ступеньку, словно боялась упасть.

– Уезжаете? – спросила Нейя, благополучно преодолев лестницу и опустив свою ношу на ступени. – На Полдень, верно?

– Уезжаем, – подтвердил магик, с величайшей неохотой поднимаясь на ноги.

– Я знаю, вы пытались нам помочь, – госпожа Раварта, словно деревенская простушка, смущенно теребила кончик длинной белокурой косы, старательно отводя взгляд в сторону. Ей, должно быть, пока не доводилось видеть Хасти без его кожаной личины, и Айлэ ее не осуждала – зрелище было довольно неприятным. – Жаль, что ничего не получилось…

– Значит, получится в следующий раз, – убежденно заявил рабириец. – Не огорчайся так, госпожа Нейя – рано или поздно мы найдем способ вернуть Карающую Длань к прежней жизни…

– И его тоже? – кивком головы девушка указала на здоровенного волка в широком ошейнике, которого на растяжках провели мимо двое аквилонских гвардейцев. Зверь глухо порыкивал, ероша шерсть на загривке, но плелся за людьми. – А как думаете, сколько времени должно минуть, чтобы забылась Кровавая Ярмарка и вернулось утраченное доверие? И что

скажут люди, когда известие о том, что Вольного Пограничья больше нет, достигнет самых отдаленных уголков?

– Нейя, послушай… – попыталась вмешаться баронетта Монброн, но госпожа Раварта только вздохнула и ушла следом за своим другом, вряд ли догадывавшимся, что вслед за утратой человеческого облика он в скором времени рискует потерять и так тяжело доставшееся право на королевский титул.

– Вот вы где, – правитель королевства Аквилонского умудрился подойти к ожидавшим его людям совершенно незамеченным, заставив Айлэ вздрогнуть. На какое-то длинное мгновение ее глаза и разум вступили в спор: является ли стоящий рядом незнакомец той же личностью, что и владетель Трона Льва? Да, рост и комплекция вроде бы одинаковы, но… – Можем отправляться. Йен обещала присмотреть тут за порядком, прежде чем уехать в Аквилонию, а если все пройдет благополучно, то к осени я сам сюда наведаюсь. Айлэ, закрой рот – ворона влетит и гнездо совьет. Хасти, отдай кувшин, пока не лопнул от жадности.