Текст книги "Медалон"

Автор книги: Дженнифер Фаллон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

Глава 24

Р'шейл выросла с убеждением, что слезы – проявление слабости. Ребенком она никогда не плакала. Даже когда ее пороли за непослушание. Она не проронила ни слезинки, когда Джойхиния отняла у нее пони за попытку побега – ей тогда исполнилось двенадцать и ее определили в трудницы. Р'шейл никогда не плакала – даже когда убили Джорджа. Но когда она в темноте ночи бежала от Тарджи, слезы, накопившиеся у нее за все прожитые годы, вдруг брызнули из глаз и полились бесконечным потоком, словно желая ее утопить.

Ничего не замечая вокруг, Р'шейл бежала по винограднику, пока не достигла топкого речного берега. Ее ноги по колено увязали в грязи а она рыдала, как дитя. Самым ужасным было то, что Р'шейл не знала, по какому поводу она так плачет. Причиной была не ссора – за последнее время они частенько ссорились. И не поцелуй. Она давно не считала Тарджу своим братом и очень ревновала его к Мэнде. Может, она плакала, потому что Тарджа не хотел целовать ее, что он сделал это вопреки рассудку? Когда Тарджа разжал объятия, по выражению его лица Р'шейл сразу поняла, что он раскаивается.

– Почему ты плачешь?

Р'шейл обернулась на голос, вздрогнув, обнаружив за собой маленькую девочку, которая смотрела на нее с любопытством в широко распахнутых глазах. Девочка была босиком, на ней была надета легкая туника, но, казалось, холод ее не тревожил. Р'шейл никогда не видела эту малышку. Наверное, она жила в одной из языческих семей, нашедших приют на винодельне. Первое намерение немедленно отправить девочку домой вдруг растаяло, когда та подошла поближе.

– Я не знаю, – призналась Р'шейл, вытирая глаза.

– Это потому, что ты поругалась с Тарджой? – спросила малышка.

– Откуда ты знаешь, что мы поругались?

– Не беспокойся о нем. Он любит тебя. Он любит только тебя одну. Кальяна сама удостоверилась в этом.

– Ваша легендарная богиня любви? Я так не думаю. Да и вообще, откуда тебе знать? – Р'шейл не могла понять, чего ради она торчит тут и болтает с ребенком. Нужно просто отправить ее домой, ей давно пора спать.

– Меня назвали в честь богини, – ответила девчушка. – Мы с ней очень… близки.

– Что же, в следующий раз, когда увидишь ее, передай: пусть занимается своей проклятой любовью и оставит меня в покое, – отрезала Р'шейл, резко вскочив на ноги и отжимая вымокшую юбку. Затем она вытерла последние слезы и неэлегантно шмыгнула носом.

– Я знаю, почему ты плачешь.

– Да неужели?

– Потому что Тарджа без ума от тебя.

– Без ума от меня, – она фыркнула. – Он считает меня чудовищем.

– Почему?

Р'шейл с раздражением посмотрела на девочку.

– Потому что он думает, что я здесь, только чтобы отомстить Джойхинии!

– А разве нет?

– Кто ты? – спросила Р'шейл.

– Я твой друг, – пояснила малышка. – И я считаю, что тебе нужно выбросить Джойхинию из головы. У тебя есть значительно более важные дела.

– Да что тебе обо мне известно, ты, маленькое нахальное отродье! Убирайся к своей семье. Нечего тебе шляться одной так поздно!

Девочка выглядела довольно расстроенной.

– Меня никто еще не называл отродьем!

– Ну так ты услышишь это еще не раз, можешь не сомневаться. А теперь убирайся и оставь меня в покое! – Р'шейл повернулась к ребенку спиной и уставилась на черную поверхность Стеклянной реки.

– Ты избалованная девчонка, – резко ответила Кальяна. – Ты всю жизнь провела, будучи привилегированным членом правящего класса, а теперь ты хочешь наказать их за то, что они заставили тебя страдать. Если хочешь знать мое мнение – у тебя на сердце камень размером с Всевидящий Кристалл, и чем быстрее ты от него отделаешься, тем лучше. Я думала, что если кто-то будет любить тебя, то ты смягчишься. Не знаю, почему я решила тебе помочь!

Испуганная такими недетскими речами, Р'шейл быстро обернулась, но рядом никого не было. Никого. И ни следа на топкой болотистой почве, только маленький желудь с прикрепленными к нему белыми перышками на том месте, где стояла девочка. Р'шейл подняла амулет и несколько секунд рассматривала его, затем размахнулась и зашвырнула его подальше в воды Стеклянной реки.

Прошло уже почти шесть недель, впереди начали вырисовываться белые остроконечные верхушки Цитадели, а Р'шейл все еще размышляла над словами девочки.

Хотя в одном малышка была права, впрочем, и Тарджа не раз говорил то же самое: ярость и обида Р'шейл, направленные на Джойхинию, будут пожирать ее изнутри, пока не оставят лишь пустую выжженную оболочку. Так что после ночного диалога у реки Р'шейл вернулась в подвалы, собрала свои нехитрые пожитки и пешком двинулась в Тестру. Она никому ничего не сказала о своих намерениях. Р'шейл не хотелось объясняться с Тарджой, а остальным – как она полагала – не было до нее дела.

Добравшись до Тестры, Р'шейл продала серебряное зеркальце, чтобы купить билет на паром до Ванахайма, и, очутившись на другом берегу, снова пошла пешком, на этот раз прямиком в Цитадель. На второй день перехода ей улыбнулась удача – девушку согласилась подвезти солидная ванахаймская чета. Холдарн и Прина Карпентер везли в Реддингдэйл мебель для своего недавно женившегося сына. Р'шейл сказала, что она послушница, что у нее в горах умерла мать и что теперь она возвращается в Цитадель. Ей почти не пришлось лгать. Супруги отнеслись к девушке с большим сочувствием и так старались окружить ее заботой и комфортом, что Р'шейл почувствовала себя неловко и почти раскаивалась в своем обмане. По прибытии в Реддингдэйл Холдарн оплатил ей билет на баржу до Броденвэйля, заявив, что не пристало послушнице идти до Цитадели пешком. Р'шейл попыталась было отказаться от такой щедрости, но Карпентеры и слушать ее не захотели. В итоге девушка оказалась в Броденвэйле значительно раньше, чем надеялась. Теперь осталось совершить последний, относительно короткий пеший переход до Цитадели.

Дорога была запружена повозками, которые тянули невозмутимые волы, верховыми защитниками, крестьянами, толкающими тачки с овощами и прочими спешащими по делам – кто в столицу, кто обратно – путниками. Р'шейл переживала, что ее могут узнать. Хотя навряд ли ее мог опознать кто-либо из крестьян или фермеров, однако многим защитникам не составило бы труда понять, кто она такая. К счастью, было прохладно, и накинутый на голову глубокий капюшон домотканого плаща вполне эффективно скрывал в тени черты лица девушки. Проходя через городские ворота, она немного ссутулилась, чтобы скрыть свой высокий рост, но защитники не обратили на нее никакого внимания. Кого заинтересует простая одинокая странница, шагающая среди входящей в город толпы?

Успешно справившись с первой частью программы, Р'шейл с облегчением вздохнула и задумалась, что ей предпринять дальше. Ее импульсивное желание встретиться лицом к лицу с источником своей боли и ярости так и не вылилось в конкретный план действий. Р'шейл хотелось бросить в лицо Джойхинии десять тысяч разных обвинений, но не могла же она просто подняться по ступеням Большого зала и объявить о своем прибытии! В Цитадели ей некуда было пойти, не к кому обратиться, не боясь оказаться преданной. Бывших подружек по спальному корпусу можно вычеркнуть сразу. Как только ее узнают, она будет немедленно арестована.

Р'шейл брела к центру города, низко опустив голову и не глядя по сторонам, опасаясь встретиться глазами с кем-нибудь из знакомых. Поэтому она не сразу заметила большую толпу, собравшуюся на улице. Девушка насторожилась, только когда до ее ушей донеслось имя Тарджи, произносимое возбужденным шепотом. Толпа подхватила ее и вынесла к Большому залу. Оттуда, где оказалась Р'шейл, было хорошо видно сопровождавшую Тарджу на суд процессию.

Это была настоящая небольшая армия из двухсот защитников в коротких щегольских красных мундирах с сияющими серебряными пуговицами. Мерно покачиваясь в седлах на своих холеных широкогрудых лошадях, защитники эскортировали Тарджу, едущего верхом в середине колонны со связанными за спиной руками.

Во рту у Р'шейл мгновенно пересохло. Она была совсем не удовлетворена тем, что оказалась права в отношении встречи с Драко. Она знала, что это ловушка. Впрочем, для Тарджи, скорее всего, это тоже не стало откровением. Он сидел, гордо выпрямившись в седле, его темные взлохмаченные волосы перебирал ветерок. Его били – это очевидно, – но он был жив и держался уверенно. Его кожаные штаны и некогда белая рубаха были заляпаны кровью. «Настоящий герой-повстанец», – в отчаянии покачав головой, подумала Р'шейл. Даже в синяках, с подбитыми глазами и вздувшимися губами, красивый, сильный и непокорный. Не трудно понять, почему Тарджа вызывал такую симпатию и у язычников, и у атеистов.

Когда процессия достигла Большого зала, Тарджа оглянулся, обведя глазами тысячи трудниц, послушниц, сестер, защитников, слуг и гостей Цитадели, выстроившихся вдоль улицы и заполнивших балконы окрестных зданий, чтобы увидеть его. Р'шейл подумала, что Тарджа не выглядит сломленным – возможно, рассерженным, но не сломленным. Он вел себя так, словно его охранники были почетным эскортом. На лице Тарджи то и дело проскальзывало то же насмешливое выражение, как и в те минуты, когда он поддразнивал ее.

– Бедняжка, – прошептал кто-то впереди. – Какое унижение для него.

«Как тяжело, должно быть, Тардже возвращаться в Цитадель после дезертирства из корпуса, – думала Р'шейл. – Может, он потихоньку умирает внутри?»

– Он такой отважный! – с грустным вздохом произнес женский голос.

– Он предатель, – сказал кто-то еще.

– Говорят, ему прочили место следующего Лорда Защитника.

– А теперь ему прочат место трупа, – выдал какой-то остряк. Часть услышавших его засмеялась, остальные печально покачали головами.

Колонна с эффектной синхронностью остановилась перед Большим залом – или, теперь уже, Залом Франсил. Лорд Защитник и Гарет Уорнер, стоящие на высоком крыльце, спустились к вновь прибывшим. Р'шейл подивилась, что община с самого начала не взяла дело Тарджи в свои руки, а позволила заниматься этим защитникам. Она почти не сомневалась, что увидит здесь Кворум а полном составе, готовый тут же зачитать предателю приговор. Однако Тарджа был капитаном защитников и плюс ко всем остальным своим преступлениям считался дезертиром. Возможно, Джойхиния решила, что наказание, идущее от защитников, будет более подходящим. Драко повернулся в седле и обратился к Лорду Защитнику.

– Как бы мне хотелось услышать, что они говорят, – раздался чей-то шепот. В толпе воцарилась странная тишина, зрители старались уловить хоть несколько слов разговора старших офицеров у ступеней зала. Воздух казался заряженным, словно перед летней грозой. Будто вся Цитадель затаила дыхание и замерла в ожидании.

– Милорд Защитник, для меня честь передать в ваши руки дезертира Тарджаниана Тенрагана, – провозгласил лорд Драко. Он явно наслаждался вниманием публики. Нечасто Первому Копью Верховной сестры удавалось непосредственно участвовать в подобных событиях. Драко сделал то, с чем не мог справиться Дженга, – он поймал Тарджу.

– Он сопротивлялся? – спросил Лорд Защитник, окинув пленного взглядом.

– Он успокоился, когда понял, что ему не уйти.

– А остальные мятежники?

– Он пришел один, – ответил Драко. – Принимая во внимание, что Верховная сестра приказала доставить его живым, я подумал, что допрос лучше оставить вам.

– Мудрое решение, – пробормотал Лорд Защитник, – он скорее умер бы, но не выдал своих. Приведите его.

Тардже было все прекрасно слышно – он перекинул ногу через седло и неловко спрыгнул на землю, прежде чем кто-нибудь успел к нему подойти. Пленник подошел к ступеням крыльца и поклонился лорду Дженге. Связанные за спиной руки не позволили ему проделать это достаточно изящно.

– Приветствую вас милорд. Командующий, – любезно проговорил Тарджа. – Очаровательное утро для казни, вам не кажется?

– Тарджаниан, может, все же стоит принять хоть немного более раскаявшийся вид? – не сдержался лорд Драко.

– И разочаровать этих милых леди? – и Тарджа подбородком указал на переполненные балконы. – Нет, полагаю, не стоит. Кстати, как там матушка? Я думал, она будет рада засвидетельствовать возвращение домой своего блудного сына.

– Возможно, в этот самый момент Верховная сестра подписывает приказ о твоем повешении. Препроводите преступника в камеру, – приказал Лорд Защитник Гарету. – И обыщите его.

– Я уже обыскивал его, милорд, – сказал Драко.

– Обыщите еще раз, – велел Дженга Гарету.

Р'шейл удивилась – Дженга выглядел недовольным, что Тарджу поймал именно Драко.

– Милорд, – отсалютовал командующий. Повинуясь короткому взмаху его руки, к арестованному подбежало несколько защитников, но Тарджа, оттолкнув их плечом, прошел мимо лордов вверх по ступеням и, обернувшись перед огромной бронзовой дверью Зала Франсил и насмешливо поклонившись толпе, исчез внутри.

Глядя ему вслед, Р'шейл вдруг поняла, что ей больше не важно, встретится она с Джойхинией или нет. Длившиеся шесть недель молчаливые дебаты с той, кого она раньше считала матерью, вдруг потеряли свое значение. Ярость и обида тоже вдруг стали казаться мелкими и незначительными. Питавшую их энергию следовало направить в иное русло. Загадочная малышка, встреченная ей ночью у реки, была права – пришло время забыть об обидах. У Р'шейл имелись куда более важные дела.

И первое дело – найти способ спасти Тарджу.

Глава 25

«Боль – интереснейшее поле для исследования», – решил Тарджа. В этой области он стал почти что экспертом. За последние несколько дней у него была масса возможностей поразмышлять на эту тему, поэкспериментировать, сколько может выдержать человеческое тело, пока разум не погрузится в темноту благословенного забвения, где не существует понятия боли. Самым неприятным в этих экспериментах было то, что всякий раз, когда он приходил в себя, боль уже нетерпеливо поджидала его пробуждения.

Тарджа давно перестал подсчитывать нанесенные ему увечья. Пальцы обеих рук были переломаны, предплечья покрывали следы глубоких ожогов, несколько зубов было выбито, а синяков и кровоподтеков было столько, что они почти сливались в единое целое. Правое плечо было вывихнуто, на подошвах ног почти не осталось нетронутого пытками участка. На коже не было ни единой поры, которая не корчилась бы в муках. Холод камеры заставлял его дрожать, и даже такое незначительное движение вызывало нестерпимую боль.

Но, несмотря на это, Тарджа не чувствовал себя сломленным и подавленным. Возможно, причиной этого явилась скудная фантазия его палачей, оставлявшая ему возможность сосредоточиться на чем-нибудь своем. А может, тот факт, что им не удалось вытянуть из него ни слова о повстанцах. Он никого не предал, ничего не сказал. Кроме того, Тарджа подозревал, что идея подвергнуть его истязаниям принадлежала Джойхинии. В этом свете все, что он сделал, казалось ему правильным и справедливым.

Тарджа осторожно шевельнулся на низкой деревянной лавке, служившей ему постелью, и прислушался к звукам ночи, размышляя, сколько ему осталось ждать, пока Джойхиния наконец решит повесить своего упрямого непокорного сына. Конечно, ему еще предстоит пройти через фарс суда – формальное мероприятие, нужное для удовлетворения определенных законодательных норм, – в конце которого его ожидает неизбежная виселица. Подобные размышления оказывали странное успокаивающее воздействие. Приятно было думать, что когда известие о его казни долетит до Мэнды, Гэри, Падрика и остальных, они узнают, что Драко солгал, Тарджа знал, что Гэри вместе с его маленьким отрядом удалось совершить побег из Тестры, – Нхил сообщил ему об этом во время их путешествия вверх по реке.

Одна только мысль тяготила его душу. Он страшно сожалел, что не сможет найти Брэка. Не описать того, что Тардже хотелось бы сделать с предателем, бросившим его в «Речном отдыхе». Он видел, как Брэк вошел в таверну, и был уверен в поддержке матроса. Однако когда всего спустя минуту Тарджа последовал за ним, то того в таверне не оказалось. Куда же подевался этот мерзавец? Может, просто прошел через пивную и вышел через заднюю дверь? Тарджа проклинал себя за то, что в свое время не доверился своим инстинктам и не потребовал более существенных доказательств, что Брэк действительно на их стороне. Ничто не могло утихомирить его злость. Оставалось лишь надеяться, что язычники были правы насчет реинкарнации: душа может возвращаться в этот мир вновь и вновь. Как бы ему хотелось превратиться в блоху, найти Брэка и кусать его, кусать, пока тот не сойдет с ума от постоянного зуда по всей коже и не покончит с собой.

Тарджа наслаждался мысленной картиной корчащегося в агонии Брэка, пока его мечты не были прерваны послышавшимся из комнатки охранников шумом. Тарджа не уделил происходящему за дверью особого внимания – его мир сейчас был определен и ограничен болью, а доносящиеся звуки не являлись частью этого мира. На какое-то время он забылся. Снова очнувшись, он решил, что сейчас уже ночь. Тарджа не знал, что именно его разбудило. Может, просто он проснулся от боли? Осторожно повернув голову, он обнаружил движущуюся к нему маленькую фигурку. Ребенок?

– Тарджа? – послышался очень юный и неуверенный девичий голосок.

– Кто ты? – Тарджа не сразу понял, что это хриплое карканье принадлежит ему.

– Какой ужас! Что они с тобой сделали? – скользнув к нему поближе, спросила девочка. – Ты как-то не слишком хорошо выглядишь. Ты ранен?

– Можно сказать и так, – мысли с трудом ворочались в мозгу. Он никак не мог сообразить, кем может быть эта девочка и как она оказалась в камере. Странная гостья придвинулась еще немного. Тарджа попытался отодвинуться и предупредить ее, чтобы она не прикасалась к нему, но язык словно налился свинцом. Каждое движение порождало черные волны агонии, прокатывающиеся по всему телу.

– Может, мне следует облегчить твои муки? – спросила малышка.

– Это бы не помешало, – выдохнул он.

Девочка окинула Тарджу задумчивым взглядом внимательных глаз.

– Если я займусь этим сама, у меня будут неприятности. Лечить людей – дело Шелтарана. Он страшно злится, когда за это берется кто-нибудь другой. Наверное, тогда нужно попросить его. Ведь не могу же я позволить тебе умереть. Нет, не теперь.

Тарджа решил, что спит. Он не знал, кто эта девочка, но имя Шелтарана было ему знакомо – так звали языческого бога врачевания. Мэнда часто молилась ему. Так часто, что было очевидно: она доверяет его могуществу больше, чем обычным практическим методам лечения. Тардже всегда казалось, что было бы полезнее попытаться остановить кровотечение у теряющего жизненные силы раненого, чем молиться над ним в ожидании божественного вмешательства. Его сознание на мгновение замутилось, темнота забвения потянула к нему свои нежные руки, но усилием воли Тарджа попытался сохранить сознание, даже будучи уверен, что спит. Наверное, боль повредила его разум. С какой еще стати старался бы он не упасть в обморок посреди наполненного языческими богами сна?

Девочка склонилась над Тарджой и мягким движением убрала волосы с его лба. Он подумал, насколько должно быть ужасно он выглядит. Один глаз от удара распух и не открывался, а губы раздулись и были раза в два толще своих обычных размеров. Каждая мышца стонала, каждый сустав при движении кричал от боли. А самое ужасное – он знал, что ни одно из повреждений не было смертельным. Палачи хотели, чтобы он дожил до публичной казни. Они были слишком умны, чтобы нанести ему серьезную рану. Однако всегда можно причинить ужасную мучительную боль без всякой угрозы для жизни. Тарджа теперь в этом не сомневался.

– Ты кто? – простонал он, когда ее прохладные пальцы ласково коснулись пылающего лба.

– Я твой друг, – последовал ответ. – И ты должен меня любить.

– Конечно.

– Скажи как следует! Скажи: «Я люблю тебя, Кальяна» – и пусть это будет правдой, а то я не стану тебе помогать!

– Я люблю тебя, Кальяна, и пусть это будет правдой, а то я не стану тебе помогать! – послушно повторил Тарджа.

Девочка шлепнула его за паясничанье, и он вскрикнул от боли. Ему еще не приходилось видеть такие реальные сны.

– Ты самый невозможный из всех человеческих существ! Мне следовало бы оставить тебя страдать! Вот оставлю тебя умирать!

– Чем скорее, тем лучше. Мне никогда больше не взять в руки меча. Если я останусь в живых, то не смогу зарабатывать себе на хлеб.

– Не надо так расстраиваться.

– Я и не расстраиваюсь, я просто сплю и вижу сон.

– Шелтаран!

Тарджа не понял, что случилось потом. Ему показалось, что краем глаза он увидел еще одну внезапно возникшую ниоткуда фигуру. Прохладная рука легла ему на лоб, и все тело пронзила страшная, нестерпимая боль. Так больно ему не было еще никогда. Словно все дни пыток и истязаний сконцентрировались в единую слепящую муку. Тарджа закричал и потерял сознание, провалившись в темноту; она была еще глубже и чернее, чем когда-либо раньше. Беспомощно утопая во мраке, он подумал, что наконец умер.