Текст книги "Приют фэйри (СИ)"

Автор книги: Дженнифер Эстеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Но сейчас папа был в Лондоне – готовился к новому процессу. Мистера Холмса поблизости не наблюдалось. Значит, нужно справляться самостоятельно. Если уж знаменитый адвокат Эверетт Джордан признавал у дочери некоторые способности, то было бы настоящим преступлением их не использовать.

Готовая на любые подвиги, Филлис оделась без помощи горничной и спустилась вниз. Было очень рано; завтрак еще не подавали, и большинство обитателей дома наверняка сладко спали в своих комнатах.

Выйдя в залитый солнцем сад, Филлис на миг замерла в немом восхищении. Он был сказочно прекрасен и наверняка пришелся бы по вкусу даже самым привередливым фэйри.

Время палящей жары еще не пришло, и мягкое утреннее тепло оказалось очень приятным. Филлис чувствовала себя кошкой на солнцепеке и с трудом удерживалась от мурлыканья.

Увы, предполагаемое место ночной прогулки мисс Хэвишем ничем не порадовало начинающую сыщицу. Там не оказалось ни клочков бумаги, ни кусочков ткани, ни окурков, ни даже следов. Возможно, мистер Холмс и нашел бы какую-нибудь бесценную улику, но Филлис это не удалось. Что ж, надеяться на иное было бы нескромно.

Чтобы хоть немного сгладить горечь поражения, Филлис решила прогуляться. Времени до завтрака оставалось еще много, и она тщательно осматривала все закоулки сада, наслаждаясь красотой и мягким утренним теплом.

Магия летней природы помогла Филлис вернуться в приятное расположение духа и забыть о недавних тревогах. Поэтому раздраженные голоса – мужской и женский, – раздавшиеся из-за живой изгороди, прозвучали громом с ясного неба.

– Почему ты не хочешь мне помочь, Мисси? Раньше ты всегда относилась с пониманием, – умоляющий голос показался Филлис смутно знакомым. – Ты же знаешь: у меня только жалованье. Не могу я сейчас платить тебе обычную ставку. Ты ведь делала мне скидки прежде, почему не хочешь теперь?

– Это мое дело, Джон Стоун. Хочу – помогаю, хочу – нет. – Голос словоохотливой горничной сейчас был холоден словно лед.

– Но чем я тебя обидел, Мисси? – только сейчас Филлис узнала Джона Стоуна.

– Если не понимаешь – значит, так тебе и надо. Я скажу только одно... – горничная помедлила. – Не лезь в чужие дела! Что-то много ты о себе возомнил в последнее время! А ты ведь никто, Джон Стоун. Обычный ублюдок! – Филлис передернуло: прежде при ней никогда не ругались. – Думаешь, что самый умный, но это не так. Твою отлучку вчера вечером многие заметили. Если будешь продолжать – и сам погоришь, и подведешь людей, которым хочешь помочь.

– Я ничего плохого не делаю! – запротестовал Джон дрожащим голосом.

– Хозяева по-другому подумают. Не пытайся прыгнуть выше головы, Джон Стоун, иначе пожалеешь. Нельзя кусать руку, которая тебя кормит!

– Да я...

Но Мисси уже не слушала. До Филлис донесся удаляющийся шелест накрахмаленных юбок: похоже, горничная сочла выговор законченным и теперь шагала к дому.

– Ох...

Послышались странные звуки: сначала свист, потом нечто напоминающее чпоканье.

Филлис так заинтересовалась, что повела себя не самым достойным образом – встала на четвереньки и просунула голову сквозь очень кстати обнаружившееся отверстие в живой изгороди.

Увиденное напугало до полусмерти. Бормоча под нос что-то неразборчивое, расстроенный Джон извлекал из дуба нож, который, похоже, метнул туда несколько секунд назад. Спрятав нож в карман, кучер быстро пошел к конюшням.

Филлис встала на ноги. Не сразу она поняла, почему чувствует себя так, словно только что свалила с плеч тяжелый груз. Потом догадалась: это ведь именно Мисси говорила, что в 'Приюте фэйри' нет никаких тайн! Теперь стало ясно, что горничная лукавила: секреты в поместье имелись, причем весьма странные. Значит, и шаги, и незнакомец, и ночная прогулка мисс Хэвишем тоже могут быть реальностью!

Филлис зашагала к дому, размышляя о только что услышанном – точнее, подслушанном, надо всегда быть честной – разговоре.

За какие такие услуги Джон платил Мисси деньги? Неужели... за те самые?..

Филлис покраснела и остановилась, чтобы перевести дух от столь непристойной мысли, а затем продолжила путь и размышления.

Вообще-то, непохоже. Мисси совсем не выглядит порочной; конечно, иногда гнуснейшие мерзости прячутся за невинными лицами, но после разговора с горничной Филлис решила, что та больше интересуется делами господ, чем другими слугами, и очень высоко ценит свое положение. А Джон ведь сирота и наверняка получает весьма скромное жалованье – ну да, он и просил у Мисси скидку! Вряд ли она свяжется с неимущим мальчишкой, рискуя потерять все, что имеет. Нет, тут что-то другое!

Сколько Филлис ни билась, так и не сумела найти разгадку.

Затем задумалась, куда Джон ходил прошлым вечером.

Неужели к лю... Нет, Мисси говорила о предательстве интересов хозяев и о том, что сирота много возомнил о себе. Вряд ли владельцев 'Приюта фэйри' заботят личные дела кучера. Но все равно это очень странно: Джон куда-то тайно уходил вечером, мисс Хэвишем – ночью. А что если...

Филлис даже задохнулась от поразительной догадки.

Что, если в 'Приюте фэйри' дела обстоят почти так же, как в 'Холодном доме'?! Может быть, Джон Стоун – незаконный сын мисс Хэвишем, и они тайно встречаются в темное время суток, чтобы никто не знал?..

Увы, по здравому размышлению и от этой версии пришлось отказаться. Джон уходил из 'Приюта фэйри' вечером, а мисс Хэвишем – глубокой ночью. Что же, Джон ждал свою мать столько часов?!. А они ведь живут в одном поместье, так что вполне могут точно определять время встречи. Нет, тут что-то другое! Но пока совершенно непонятно, что именно...

***

Погруженная в размышления, Филлис вошла в дом. Было еще очень рано; все по-прежнему спали, так что неожиданно прозвучавший голос второй раз за утро заставил девушку вздрогнуть:

– Доброе утро, мисс! Вы, я смотрю, ранняя пташка. Скажите, вы не видели мое лекарство? Большой такой флакончик, темного стекла...

– Доброе утро, миссис Бриггс! – Филлис искренне улыбнулась; хозяйка 'Приюта фэйри' вызывала у нее не только сочувствие, но и восхищение своими талантами поварихи и вышивальщицы. – Мне было бы очень приятно, если бы вы звали меня по имени. А ваше лекарство я, к сожалению, не видела. Как оно называется? Может, поищем вместе?

– Как скажешь... Филлис, – грустно ответила миссис Бриггс. – Вот, опять я впросак попала. Совсем не разбираюсь в этих церемониях! А как лекарство называется, я запамятовала. Вроде ладана что-то. Очень хорошее лекарство, так помогает! Доктор еще капельки прописал, вот от них толку нет, сердце как болело, так и болит. А от ладана так хорошо! Выпью – и на душе светло, словно опять молодой стала да домой вернулась...

– Так давайте поищем это замечательное лекарство! Где вы его в последний раз видели?

– В салоне, где наряды вчера готовили. Мне что-то нехорошо стало, принесла флакон, выпила немного, – и полегчало. Лекарство я на каминной полке оставила: вдруг опять прихватит? Потом забыла. А сегодня проснулась, пошла в салон – флакона нет! Вот беда-то...

– А с горничными вы говорили?

– Да! Клянутся-божатся, что утром, когда убирать пришли, никакого флакона в салоне не было. Кто их знает, может, и не врут...

– Давайте все же сами посмотрим. Вдруг флакон закатился куда-то, а горничные не заметили.

– Хорошее дело! Вертихвосткам этим никакой веры нет...

Когда они из темного коридора вошли в ярко освещенный солнцем салон, Филлис поняла, что миссис Бриггс чувствует себя очень плохо. Несмотря на тепло, почтенная дама дрожала, а губы ее посинели.

– Вы садитесь, отдохните, а я поищу, – мягко сказала Филлис. – Хотя, по-моему, лучше вам позвать мистера Бриггса или послать за врачом.

– Что ты! – она не на шутку испугалась. – Не надо никого! Мне хорошо, только знобит немного. Видно, простудилась на сквозняке. А так я здорова как корова. Вся наша порода такая: моя бабка до девяноста дожила!

Если бы Филлис познакомилась с миссис Бриггс хотя бы лет через пять, то непременно настояла бы на вызове врача и серьезно поговорила с мистером Бриггсом. Увы, юные девушки мало знают о болезнях, поэтому Филлис поверила собеседнице и начала методично осматривать салон.

– Спасибо огромное, солнышко, – ласково сказала миссис Бриггс. – Понапрасну тебя гонять я бы не стала, но этот ладан мне очень-очень нужен. Выпью немного – и словно снова на нашей Крук-стрит. Знаешь, как хорошо мы там жили?.. Я всегда первой вставала. Одевалась осторожненько – за все годы Джозефа ни разу не разбудила! – и спускалась в лавку. Ела немного лепешек с молоком и убираться начинала. Все дочиста вымою, выскребу, а там и Джозеф просыпается. Я иду завтрак готовить, а он товар достает да покрасивше раскладывает. Потом открываем лавку; Джозеф за прилавок встает, а я прогуляться иду по нашей Крук-стрит. Все встречные со мной здороваются, все меня знают, все уважают... Эх, было времечко! – она вздохнула.

– По-моему, сейчас тоже хорошие времена, – сказала Филлис почти искренне. – Вы с мужем уважаемые люди, у вас прекрасная дочь...

– Я понимаю, девочка! – вздохнула миссис Бриггс. – Но ведь и ты все видишь, правда? У Джозефа и Энни дела пошли хорошо – и друзья появились, и занятия по душе. А я в этом 'Приюте', как говорится, не пришей кобыле хвост... Ты не думай, я не жалуюсь! – она всплеснула руками. – Мы с Джозефом все обдумали, обсудили. Он говорил, денег у него хватило бы и на то, чтобы купить поместье по соседству с пэрами какими-нибудь. Но мы решили не заноситься. Пэры на нас всегда свысока смотрели бы, сколько у нас денег не будь. А простые сквайры в глуши – другое дело. Им денег не всегда хватает, вот и живут без затей и без особой спеси. Конечно, для местных мы все равно полипы...

– Кто? – растерялась Филлис.

– Ну... эти... – миссис Бриггс смутилась. – Опять напутала! Ну... полипеи!

– Может, плебеи?

– Да, точно! Вот ведь голова дырявая!.. – почтенная дама вздохнула. – В такой глуши деньги кое-что значат даже для дворян. Да и не только деньги, как оказалось: я за Энни очень боялась, когда мы в пансион ее отправляли: вдруг задразнят происхождением-то? Но мисс Хэвишем – спасибо ей! – хороший пансион порекомендовала, правильный. Я, может, и необразованная, но не тупая и вижу: у дочки моей там настоящие подруги появились. Не ради денег вы с ней дружите, а потому что нравится она вам. А у мисс Харвуд отец – знаменитый живописец, у тебя – известный адвокат, у мисс Макферсон денег куча... И всем вам ко двору пришлась наша Энни. А она ведь на Крук-стрит родилась...

– По-моему, неважно, где человек родился. Белль умная, добрая и смелая, поэтому у нее много подруг.

– Ох... – миссис Бриггс рассмеялась странным дребезжащим смехом. – Девочка моя милая, неважно, где человек родился, когда у него деньги есть. А если нет – так и останется там, где на свет появился. Разве были бы у нашей Энни такие манеры, если бы не деньги, что мы с Джозефом заработали?! Когда мы сюда только переехали, она даже читать толком не умела и ученье ненавидела. Тут мисс Хэвишем помогла – придумала очень хитрую штуку. Предложила дочурке нашей стать учительницей и преподать все науки одной смышленой деревенской девчонке-сироте. Энни лестно показалось других наставлять, а для этого пришлось самой книжные премудрости осваивать. Так вот мисс Хэвишем, благослови ее Господь, и приохотила нашу доченьку к наукам всяким... А если бы денег у нас не было, все совсем иначе могло повернуться. Мы с Джозефом это понимали, вот и работали много лет как проклятые, чтобы в люди выбиться. Ох, как же мы уставали тогда! А все равно счастливы были – молодые, веселые... По воскресеньям танцевать ходили, а в праздники Джозеф нанимал музыкантов и устраивал веселье прямо в лавке. Всех соседей приглашали, угощали их ростбифом, лепешками и элем. И плясали, пока ноги не отваливались!

– Как в 'Рождественской песни'?

Миссис Бриггс сразу погрустнела:

– Она у меня то же спросила, когда я об этом рассказала, мисс Хэвишем то есть. А я и знать не знаю, что за песня такая, хотя много их слышала... Ты не думай, я не жалуюсь: муж и дочь счастливы, а больше мне ничего не надо. Но так иногда хочется вернуться в прошлое... – она подперла щеку рукой. – Знаешь, меня от свадьбы с Джозефом многие отговаривали: Бриггсы-то не настоящие его родители, а приемные. Об отце Джозефа никто никогда не слышал, а о матери лучше бы тоже ничего не знали. Неправедно она жила, а когда поняла, что от чахотки скоро сгорит, отдала сына благочестивым людям – хозяевам мясной лавки. Они ребеночка-то правильно воспитали, но многие боялись, что дурная кровь у Джозефа скажется. А вот просчитались, вороны старые! – миссис Бриггс торжествующе рассмеялась. – Лучше мужа, чем он, и вообразить нельзя. Работящий, заботливый, честный... Нас только одно мучило – очень долго детей не было, но он ни разу и словом меня не попрекнул. Говорил, надо смиряться с волей Божьей. Мы уж и надеяться перестали... А когда Энни родилась – вот в рай попали, просто в рай! Кто ж знал, как все обернется...

– По-моему, у вас и сейчас все прекрасно, – осторожно сказала Филлис, не совсем уверенная в своих словах.

– Да, – вздохнула миссис Бриггс. – Уж я-то знаю! Джозеф ведь очень честный, никогда душой не кривил, всегда слово свое держал, как бы ни было тяжко. И сейчас точно такой же. Может, если бы переменился, мне было бы легче, чем все эти мучения видеть...

– Я не совсем вас понимаю, миссис Бриггс, – Филлис даже растерялась, настолько нелепым показалось только что услышанное.

– Ох!... – она словно бы проснулась. – Что-то совсем я заболталась! Так что, девонька, так и не нашла ладан этот?

– Нет, увы. Может, вы его в другом месте оставили?

– Да, наверное. Пойду у себя поищу... – миссис Бриггс с трудом встала и направилась к двери, но на пороге обернулась и с невероятной силой сказала: – Спасибо тебе, солнышко, за то, что выслушала меня, дуру старую. Поговорила с тобой – и словно дома побывала. Благослови тебя Господь, деточка! Пусть в трудную минуту люди всегда помогают тебе так, как ты мне помогла!

– Да что вы! Я ничего не...

Миссис Бриггс, не слушая возражений, вышла из салона, оставив собеседницу в полной растерянности. Филлис чувствовала себя так, словно голову ей набили опилками, настолько нелепым и бессмысленным казалось услышанное. К счастью, хотя бы одна зацепочка в этом хаосе имелась. Филлис решила написать отцу и спросить о загадочном ладане, который принимала миссис Бриггс.

***

После завтрака Филлис отправилась к себе сочинять письмо родителям. Она подробно рассказала обо всем, что случилось в 'Приюте фэйри', за исключением странностей. Папа очень занят, мама и так беспокоится за дочь – не стоит их волновать.

Размышляя над тем, как не солгать и одновременно не сболтнуть лишнего, Филлис словно воочию видела родителей, сидящих в гостиной. Мама читает или просматривает альбомы с репродукциями, отец разбирает материалы очередного дела и полностью увлечен любимым занятием. Иногда они поднимают головы, смотрят друг на друга и улыбаются светло и нежно...

Лишь вообразив эту мирную картину, Филлис осознала, насколько странно себя чувствует в 'Приюте фэйри' – как будто попала в гости к феям. Но здесь ведь живут не сверхъестественные существа, а родители и слуги Аннабелль Бриггс, самой обычной девушки. Да, не все происходящее в доме понятно чужакам, но ведь и у Джорданов есть тайны, которые наверняка озадачили бы случайных гостей.

Филлис улыбнулась, вспомнив самый страшный родительский секрет. Анна Джордан обожала романы Диккенса, сестер Бронте, Джейн Остен и Теккерея, знала наизусть множество стихов и прекрасно разбиралась в живописи, но ненавидела рукоделие. А ее супруг, знаменитый адвокат Эверетт Джордан, непревзойденный знаток законов, бесстрашный и проницательный, свободное время посвящал вышивке, поскольку именно это занятие помогало ему упорядочить мысли. Жена и дочери ничего не имели против милой слабости главы семьи, но однажды в гости к Джорданам зашли дамы из благотворительного комитета, увидели забытую Эвереттом вышивку, восхитились и потребовали у Анны отдать ее для аукциона в пользу сиротского приюта. Миссис Джордан уже открыла рот, собираясь сказать гостьям правду, но, потрясенная отчаянной жестикуляцией мужа, который стоял так, чтобы посетительницы его не заметили, согласилась признать работу своей. С тех пор за Анной закрепилась слава прекрасной вышивальщицы, что несказанно огорчало почтенную даму, ненавидевшую ложь. Однако Эверетт так страстно умолял жену спасти его репутацию, что миссис Джордан вынуждена была молчать. Если бы кто-то стал случайным свидетелем объяснения между супругами, то заподозрил бы невесть что, но никак не тот невинный секрет, что они хранили...

Поняв это, Филлис, пожалуй, впервые со времени приезда в 'Приют фэйри' осознала, что все здешние странности либо ее не касаются, либо имеют вполне естественное объяснение.

Нет ничего удивительного в том, что поблизости от богатого поместья шляются бродяги – и, разумеется, они стараются не попадаться на глаза посторонним.

Личные дела прислуги 'Приюта фэйри' – начиная от величественной мисс Хэвишем и заканчивая юным кучером – могут быть сколь угодно невинными или предосудительными, но не имеют ни малейшего отношения к мисс Джордан.

Совершенно очевидно, что миссис Бриггс, в отличие от родных, чувствует себя неуютно в 'Приюте фэйри'. Она остро переживает и это, и отчуждение от мужа и дочери, но, увы, не умеет точно формулировать свои мысли, потому и выражается порой весьма странно. Одни полипы дорогого стоят! Но в общем и целом удивляться тут нечему.

Самый сложный вопрос – ночные шаги, но и им можно подобрать вполне логичное объяснение. После некоторых размышлений Филлис вспомнила рассказы отца о недобросовестных мастерах, которые, чтобы насолить заказчикам, заводили в их домах фальшивых привидений. Несчастные жильцы слышали завывания и стоны, приписывали их духам и даже не подозревали, что на самом деле это просто гудит ветер в трубах.

Может, и в 'Приюте фэйри' так? Дом ведь много раз перестраивали. Вдруг в какой-то момент случайно или по чьей-то злой воле шаги, раздающиеся на первом или втором этаже, стали хорошо слышны на третьем? Раньше этого никто не знал, потому что наверху не жили, вот и все...

В поисках доказательств новой теории Филлис еще раз обошла все пустующие комнаты третьего этажа и опять ничего не обнаружила. Для очистки совести выглянула во все окна – вдруг ночной гуляка не возвращается потому, что дальше продолжает свой путь по крышам?

Однако увиденное за окнами подтвердило гипотезу о звуковом эффекте. Чуть ниже третьего этажа проходил карниз шириной в три ладони, затем начиналась покатая черепичная крыша – пройти там, да еще и ночью, мог только моряк или циркач.

'Или, – произнес в голове Филлис голос, очень похожий на голос Шерлока Холмса, – Джон Стоун – невысокий, худой и гибкий'.

Но что кучеру делать ночью в господском доме? Зачем скакать по крышам?!

Осторожно расспросив Мисси, Филлис выяснила, что 'Приют фэйри' на ночь запирают, а Джон Стоун вместе с конюхами спит в комнате на втором этаже конюшни. Так что и эта версия не выдержала проверки реальностью.

Для окончательного решения загадки ночных шагов следовало сделать немногое – выйти в коридор, когда они звучат, и раз и навсегда понять, что это звуковой эффект. Филлис каждое утро убеждала себя, что так и поступит сегодня вечером, однако претворению прекрасного плана в жизнь всегда что-то мешало. Ночь за ночью Филлис лежала в кровати, слушала шаги и уговаривала себя наконец-то все выяснить – но словно бы каменела и не могла даже шевельнуться, не говоря уж о более сложных движениях. Сколько ни ругала себя за трусость – ничего не помогало.

Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения. Шаги – всего лишь звуковой эффект, другого объяснения быть не может. Зачем же попусту тратить время и силы, если их можно посвятить более нужным и интересным делам?!

Успокаивая себя таким образом, Филлис полностью отдалась подготовке к вечеру с танцами, благо дел хватало. Впрочем, несмотря на все заверения мисс Хэвишем, девушки почти сразу начали называть долгожданный праздник балом.

***

Предбальное волнение нарастало с каждым днем, но не могло победить любопытство Филлис, получившее полную свободу после разгадки всех тайн 'Приюта фэйри'. Она еще не была знакома с соседями Бриггсов и очень хотела узнать, что они за люди. К счастью, источник сведений обо всем происходящем в доме Бриггсов и его окрестностях находился совсем рядом.

– Скажи, Мисси, – спросила Филлис как-то утром, – а что за люди Фентоны, Уэйнкрофты и Тьюсберри, которые приедут сюда на бал? Они местные старожилы или, как и Бриггсы...

– Самые что ни на есть местные! – засмеялась горничная. – С незапамятных времен в наших краях. Говорят, мистер Бриггс потому и решил поселиться в 'Приюте фэйри', что по соседству проживали три хорошие, но бедные семьи, и в каждой подрастал сын.

– А почему это так важно? – удивилась Филлис.

– Мисс Джордан, – Мисси взглянула на юную госпожу не без снисходительности, – три сына, чуть постарше мисс Аннабелль, – это три возможных жениха для нее. Девушку с высокими доходами, но низкого происхождения не всякий джентльмен захочет взять в жены.

Филлис задумчиво кивнула: раньше ей не приходило в голову, что кто-то, заботясь о счастье дочери, может действовать столь приземленными методами, как мистер Бриггс.

– Ну вот, а тут все три жениха на виду – сразу ясно, что они за люди, – торжественно продолжила Мисси. – Но и это еще не все, мисс! Люди говорят, когда Алан Фентон, Монтегю Уэйнкрофт и Финеас Тьюсберри достигли совершеннолетия, мистер Бриггс дал каждому взаймы крупную по их меркам сумму...

– Зачем?! – Филлис совершенно растерялась.

– Чтобы посмотреть, как они распорядятся деньгами, конечно! – заявила горничная так гордо, словно это была ее идея. – Если у кого смолоду деньги сквозь пальцы утекают, он так и проживет всю жизнь нищим. А кто умеет капитал приумножать, тот нигде и никогда не пропадет.

– Что же получилось? – Филлис и вправду стало любопытно.

– А то и получилось! – Мисси сияла, словно начищенный чайник. – Мистер Бертран Фентон, отец мистера Алана, делами никогда не интересовался – бабочек собирал и из птиц чучела делал. А мистер Алан не в него пошел – как закончил учебу, так и начал заниматься сельским хозяйством. Машины закупил, семена какие-то особые, овец чистопородных... Отец мистера Уэйнкрофта, генерал, жил на широкую ногу и охотой увлекался. Денег тратил уйму; говорят, в жуткие долги влез. Когда умер, мистер Монтегю большую часть долгов выплатил. Теперь вдова-генеральша живет очень скромно, а сын ее в Индии служит, домой только на месяц летом приезжает. А вот Финеас Тьюсберри совсем другим человеком оказался. Родители-то тихие да богобоязненные, а сам он словно подменыш какой-то! С пятнадцати лет напиваться начал да буянить. Сейчас в Лондоне живет, а на какие деньги – непонятно. То, что от мистера Бриггса получил, давно уж прогулял. Дома много месяцев не показывается, да оно и к лучшему: без таких буянов спокойнее.

– А как выглядит Финеас Тьюсберри? – Филлис вдруг вспомнила странного бродягу – тот, правда, казался намного старше, но излишества быстро старят.

– Неужто вы знакомы с ним, мисс?

– Нет, просто... – объяснение пришлось придумывать на ходу, – увлекаюсь физиогномикой. Вот и хочу проверить, верно ли, что к разгульной жизни особенно склонны рыжеволосые.

– Надо же, до чего наука дошла! – восхитилась горничная. – Но тут физогно... физго... ученые что-то недодумали. Мистер Тьюсберри светловолосый, как и мистер Фентон. А мистер Уэйнкрофт – настоящий красавчик! И волосы темные, и усы. Как на картинке!

Филлис поняла, что и эта версия с треском провалилась. У встреченного на дороге бродяги были темные волосы с сильной проседью, и красавчиком с картинки его не назвал бы никто.

– Да, наука пока не всесильна.

– Это точно, мисс! Ученые даже будущее пока предсказывать не научились, вот беднякам и приходится гадать, как все будет. Даже спорим иногда, за кого мисс Бриггс замуж выйдет – за мистера Фентона или за мистера Уэйнкрофта. Светловолосый муж и темноволосая жена очень красиво вместе смотрятся, зато мистер Уэйнкрофт сам по себе загляденье! Не знаешь, что и выбрать!

– В романе девушка непременно влюбилась бы в мистера Тьюсберри и помогла бы ему вернуться к нормальной жизни, – только закончив фразу, Филлис поняла, что не стоило обсуждать это со служанкой.

– Так то в романе, мисс! А нашего мистера Тьюсберри только могила исправит! Не годится он в мужья! Совсем не годится...

***

После этого разговора Филлис ждала бал с особым нетерпением. Но даже в состоянии тревожного волнения, которое она испытывала, письмо от родителей стало огромной радостью.

Филлис с невероятным удовольствием прочитала домашние новости. Мама сообщила также, что у Мэри и ее мужа все замечательно, а обстоятельства позволяют молодым супругам надеяться на лучшее в самое ближайшее время. Это было прекрасно: с самой свадьбы сестры Филлис мечтала о племяннике или племяннице.

Наставления вести себя хорошо и не забывать о приличествующих юной леди манерах порадовали меньше, но иного от родителей ждать не приходилось.

В самом конце письма отец ответил на вопрос о лекарстве миссис Бриггс. По мнению Эверетта Джордана, это был лауданум, который в малых дозах полезен, а вот в больших становится опасным, подчас смертельно.

Вспомнив ужасный вид миссис Бриггс, Филлис набралась смелости и решила поговорить с ней.

***

– Миссис Бриггс не могли бы вы уделить мне несколько минут? – однажды после ланча выпалила Филлис, заглядывая в комнату, где хозяйка 'Приюта фэйри' проводила большую часть времени.

– Да, конечно, милая, – миссис Бриггс вздрогнула, словно пробуждаясь от сна. – Заходи, усаживайся.

– Миссис Бриггс, – Филлис набрала в грудь побольше воздуха, – хочу заранее принести вам извинения. Я знаю, что лезу не в свое дело и слишком много на себя беру...

– Ничего страшного, солнышко, – почтенная дама рассмеялась тихим дребезжащим смехом. – Мой батюшка, Царство ему Небесное, часто говорил: 'Молодежь всегда сует нос в чужие дела и слишком много на себя берет. Если кто-то перестал это делать – значит, постарел'. Так что сейчас твое время. Говори прямо, не стесняйся.

– Миссис Бриггс, – напутствие собеседницы не столько успокоило Филлис, сколько озадачило, – скажите, лекарство, которое мы с вами искали, это ведь лауданум, правда?

– Верно, – почтенная дама тоже удивилась. – У тебя прекрасная память, солнышко! Тот флакон я так и не нашла, но ничего страшного не случилось, не волнуйся. Давно уже новый купила.

– Миссис Бриггс, папа пишет, что лауданумом ни в коем случае нельзя злоупотреблять, это смертельно опасно! А у вас такой вид, что я просто бо...

– Ох, девочка... – миссис Бриггс помрачнела, – ты думаешь, я этого не знаю? Мне и Джозеф столько раз говорил, и мисс Хэвишем... Я стараюсь, правда, но так тяжко иногда! А примешь лекарство – и на душе легко-легко становится... – она вздохнула. – Ты не беспокойся, не надо. Я меру знаю. У меня дочь растет; я хочу на ее свадьбе погулять и внуков понянчить. Так что не волнуйся, все у меня хорошо.

– Это з-замечательно, – Филлис было жутко неловко за свое глупое поведение. – Извините меня, пожалуйста, миссис Бриггс!

– Да не за что тут извиняться! – она вновь рассмеялась. – Спасибо, что беспокоишься обо мне, но не нужно этого. А доброты своей не надо стыдиться. Хороший ты человек! Я рада, что у Энни такая подруга.

Попрощавшись, Филлис покинула комнату, чувствуя себя крайне неуютно.

***

Филлис уже давно знала, что Время – весьма капризная особа, но, ожидая бала, почувствовала это особенно остро. Последняя неделя тянулась так, словно каждый час был по меньшей мере сутками, а вот в долгожданный день время буквально понеслось вскачь.

Сразу после завтрака подруги переоделись в наряды Времен года, что оказалось дольше и хлопотнее, чем на примерках, и отправились в комнату, выбранную мисс Хэвишем для фотографирования. Там выяснилось, что горничные принесли не весь необходимый реквизит, и его пришлось спешно разыскивать в салоне, гостиной и спальнях девушек.

Начав позировать для съемок, Времена года то и дело нервно хихикали, никак не могли успокоиться и замереть в требуемых позах.

Неудивительно, что в тот день ланч в 'Приюте фэйри' подали с огромным опозданием. Едва хозяева и гостьи встали из-за стола, в гостиную бросились слуги – готовить комнату к вечернему приему гостей. Девушки разошлись по своим комнатам, чтобы немного перевести дух перед праздником.

***

После всей этой суматохи Филлис очень беспокоилась, удачно ли пройдут живые картины перед гостями, но все получилось даже лучше, чем ожидалось. Никто не захихикал, не вздрогнул, ничего не уронил. Даже Игги держалась с неожиданным достоинством и выглядела если не красивой, то безусловно величественной. Филлис очень надеялась, что тоже не сплоховала.

Когда все закончилось, девушки с удовольствием раскланялись, слушая громкие аплодисменты зрителей, а затем скрылись в соседней комнате, где горничные помогли барышням быстро переодеться в бальные платья.

Войдя в празднично украшенную столовую, подруги вновь услышали громкие аплодисменты.

Филлис наконец-то получила возможность рассмотреть людей, о которых столько слышала, и с удивлением поняла, что Мисси описала их очень точно.

Мистер Бертран Фентон, взъерошенный и рассеянный, похоже, совсем не интересовался реальной жизнью. Его сын Алан – коротко остриженные светлые волосы, резкие неправильные черты загорелого лица, жесткий взгляд серых глаз – был полной противоположностью отцу и производил впечатление человека практичного и решительного.

Миссис Гризельда Уэйнкрофт выглядела настоящей генеральшей: высокая прическа, темно-пурпурное платье, надменность и аристократизм в каждом движении. Ее сын, Монтегю Уэйнкрофт, действительно был красив, словно картинка, и очень похож на мать, хотя и не столь высокомерен.

Миссис Эммелина Тьюсберри, одетая в нелепое платье буро-коричневого цвета, растерянно смотрела на окружающих и почти ничего не ела, только крошила хлеб. Когда она чуть дрожащим голосом сообщила, что юный Финеас слишком занят в Лондоне и не может покинуть его ни на минуту, все присутствующие вздохнули с явным облегчением.

Мистер Бриггс, как ни странно, выглядел в этом обществе совершенно естественно и чувствовал себя весьма уверенно, обсуждая с Аланом Фентоном цены на хлеб и мясо. А вот миссис Бриггс не красило даже элегантное темно-лиловое платье; она то и дело кусала губы и вздрагивала каждый раз, когда к ней обращались.