Текст книги "Укус Паука (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер Эстеп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Дженнифер Эстеп
Укус Паука
Как всегда, маме за все походы в библиотеку.
Бабуле, которая ненавидит носить носки.
Андре, известному также под именем Уизли Блайтер, потому что я обещала.
И себе, потому что я всегда мечтала написать книгу о наемном убийце.
Глава 1
– Меня зовут Джин, и я убиваю людей.
В обычной ситуации за этим признанием последовали бы возгласы удивления. Побледневшие лица. Нервная испарина. Сдавленные крики. Опрокидывая стулья, люди пытались бы удрать до того, как я воткну нож им в сердце... или спину. Смертельная рана – это всегда смертельная рана. И плевать, каким способом я ее нанесла.
– Привет, Джин, – хором пропели четыре человека с одинаково ровной, тупой и монотонной интонацией.
Но только не здесь. В стенах Эшлендской психиатрической лечебницы мое признание, сколь бы правдиво оно ни было, не удостоилось даже приподнятой брови, не говоря уж о шоке или благоговейном трепете. Я была относительно нормальной на фоне здешних ошибок природы и магии. Взять хотя бы Джексона – белобрысого великана семи футов ростом, который, сидя по левую руку от меня, пускал слюни не хуже мастифа и лепетал как трехмесячный младенец.
С его непомерно больших губ стекала длинная струйка прозрачной, блестящей слюны, но Джексон был слишком занят, воркуя какую-то абракадабру аляповатой маргаритке, вытатуированной на тыльной стороне его руки, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Или сделать что-нибудь полезное в целях гигиены, например, утереть рот. Я отодвинулась от него, боясь прикоснуться к этой слизи.
Отвратительно. Тем не менее, Джексон был типичным обитателем этой богадельни. Богадельня. Это слово всегда вызывало у меня улыбку. Хорошее названьице для ада.
К несчастью, я застряла в этой дыре почти на неделю. Но всерьез меня раздражало то, что я была вынуждена слушать шум, который издавало здание вокруг меня. Вопли несчастных сумасшедших давно впитались в гранитные стены и полы больницы, как это обычно происходит со всеми чувствами и поступками людей с течением времени. Будучи элементалью Камня, я чувствовала его вибрацию и слышала нескончаемый поток безумных речей даже сквозь толстый слой коврового покрытия и белые хлопчатобумажные носки.
Впервые оказавшись здесь, я применила все свои магические способности, чтобы как-то достучаться до камня и немного его успокоить. Или, по крайней мере, утихомирить крики, чтобы ночью хоть немного поспать. Бесполезно. Эти камни поглотили слишком многое – они ничего не слышали и не отзывались на мою магию. Точно так же, как и шаркающие по ним несчастные обитатели больницы.
Поэтому теперь я просто блокировала этот проклятый шум, как и многое другое в своей жизни.
Женщина во главе круга из пластиковых стульев подалась вперед. Она сидела напротив меня, и ее светлые глаза с легкостью поймали мой взгляд.
– Что ж, Джин, ты уже не в первый раз об этом заявляешь. И мы уже все обсудили. Тебе только кажется, что ты убийца. Но ты, разумеется, не такая.
Эвелин Эдвардс. Психиатр, которая предположительно может вылечить любого ненормального в этом сказочном дурдоме. В обтягивающем черном брючном костюме, блузке цвета слоновой кости и туфлях на невысоких каблуках она так и лучилась профессиональным спокойствием и уверенностью. Прямоугольной формы очки в черной оправе сидели на кончике ее заостренного носа, красиво оттеняя зеленые глаза и рыжеватые волосы, подстриженные в короткий взъерошенный боб. В целом приятная внешность, но голодный взгляд заметно портил бледное лицо Эвелин. Я распознала этот взгляд. Так смотрит коварный хищник.
Поэтому я и торчу здесь сегодня.
– На самом деле, я не какой-нибудь заурядный убийца, – возразила я. – Я – Паук. Уверена, вы слышали обо мне.
Эвелин закатила глаза и посмотрела на высокого санитара, стоявшего позади круга стульев. Усмехнувшись, верзила поднес палец к виску и покрутил им.
– Конечно, я слышала о Пауке, – сказала Эвелин, стараясь не выказывать нетерпения. – Все слышали о Пауке. Но ты, безусловно, не он.
– Она, – поправила я.
Санитар опять усмехнулся. Я недовольно повела бровью. Смеется тот, кто смеется последним, и этой усмешкой он только что подписал себе смертный приговор. Мне не по нраву быть объектом насмешек, даже если последние несколько дней я старательно изображала из себя психа.
«Хочешь убить человека, будь рядом с ним. Внедрись в его окружение. Сделай его вкусы своими вкусами. Его привычки – своими привычками. Его мысли – своими мыслями».
На этом задании внедриться в окружение Эвелин Эдвардс означало проникнуть в Эшлендскую психушку. Для Эвелин и ее прихвостней-санитаров я была всего-навсего очередным шизиком, свихнувшимся на почве элементальной магии, наркотиков или сочетания того и другого. Очередной жалкой бродяжкой под опекой государства, которая не заслуживает ни времени, ни внимания, ни вежливого отношения, ни грамма сочувствия.
Эти несколько дней я провела под замком в больничных стенах, убеждая Эвелин и остальных, что я такая же полоумная, как и все здешние лопочущие психи. Я несла вздор про убийцу. Пускала слюни. Выводила пальцем узоры по заплесневелому гороху во время обеда. Я даже отстригла солидный клок своих длинных, осветленных волос на занятиях по труду, чтобы окончательно всех одурачить. Подоспевшие санитары отобрали у меня ножницы, но прежде я успела вытащить ими гвоздь из стола в общей комнате.
Тот самый гвоздь, который я заточила в двухдюймовое подобие дротика. Тот самый гвоздь, который я сейчас сжимала в ладони. Тот самый гвоздь, который я собиралась вонзить в горло Эвелин. Оружие покоилось в моей ладони, и я ощущала зарубцевавшейся кожей грубо заточенную сталь.
Твердую. Прочную. Холодную. Согревающую душу.
Разумеется, мне вовсе не обязательно пользоваться оружием, чтобы убить психиатра. Я могла бы прикончить Эвелин одной только магией Камня. Могла бы прибегнуть к силе стихии, текущей по моим венам. Могла бы проникнуть в образовывающую здание массу гранита и обрушить ее на голову Эвелин. Ведь пользоваться даром мне легче, чем дышать.
Можно назвать это профессиональной гордостью: я никогда не убивала с помощью магии, пока в этом не было особой нужды, пока не оставалось иного способа выполнить работу. Это было бы слишком просто. Но, что более важно – магию могли вычислить. Особенно элементальную магию. И если бы я начала обрушивать здания на людей и расплющивать головы кирпичами, полиция и кое-кто похуже непременно взяли бы меня на заметку и проявили бы недюжинный интерес к моей персоне. За годы работы я нажила много врагов и жива до сих пор лишь потому, что стараюсь держаться в тени.
Заползая внутрь и выбираясь наружу так же незаметно, как мой тезка.
Кроме того, есть масса способов заставить человека испустить дух. Причем безо всякой магии.
– Паук, – алые губы Эвелин дрогнули, и она позволила себе легкую усмешку. – Будто у такой как ты может быть что-то общее с таким как он. С самым опасным наемным убийцей на Юге.
– Восточнее Миссисипи, – поправила я в очередной раз. – И я, безусловно, Паук. Вообще-то, я собираюсь убить вас, Эвелин. Через плюс-минус три минуты, отсчет пошел.
Возможно, причина крылась в невозмутимом взгляде моих серых глаз – твердом и решительном. Возможно, в совершенно будничном голосе. Как бы там ни было, смех оборвался и замер в горле Эвелин, как загнанный зверь, угодивший в капкан. Самой Эвелин тоже недолго осталось.
Я встала и вскинула руки над головой, чтобы заточка удобнее легла в ладони. Белая больничная футболка с длинными рукавами приподнялась над поясом пижамных штанов, оголив мой плоский живот. Верзила-санитар облизал губы, уставившись на мою промежность. Смотрите-ка, мертвец зашевелился.
– Довольно обо мне, – сказала я, снова опускаясь на стул. – Поговорим о вас, Эвелин.
Она покачала головой.
– Джин, ты ведь знаешь, это против правил. Лечащий врач не имеет права обсуждать с пациентами свою личную жизнь.
– Почему? Вы несколько дней задавали мне вопросы. Хотели, чтобы я рассказала о своем прошлом. Поведала о своих чувствах. Осознала тот факт, что холодна и равнодушна. Круто изменилась, одним словом. Кроме того, вы тесно общались с Рики Джорданом.
Глаза Эвелин расширились за стеклами очков.
– Откуда... откуда тебе известно это имя?
Я будто не услышала вопроса.
– Рики Роберт Джордан. Семнадцать лет. Элементал Воздуха с серьезным биполярным расстройством. Милое, но, судя по всему, сбившееся с пути дитя. Вам на самом деле не следовало связываться с ним, Эвелин.
Психиатр так сжала длинную золотую ручку, что от напряжения пальцы хрустнули в суставах. Санитар нахмурился. Его взгляд перескакивал с меня на Эвелин, будто мы с ней играли в словесный теннис. Джексон и три других пациента, запертые в закоулках помутненного сознания, сидели возле меня – пускали слюни, издавали булькающие звуки и бормотали что-то нечленораздельное.
– Поправочка, – продолжила я. – Вам не следовало превращать Рики в свою игрушку из психушки. Вы, верно, не на шутку испугались, когда до парня наконец дошло, что вы не бросите мужа ради него? Он пригрозил, что расскажет родителям, как вы соблазнили его, да? Соблазнили так же, как и всех остальных привлекательных подростков – своих пациентов. Поэтому вы напичкали его галлюциногенами и отправили домой, к родителям?
Эвелин часто и тяжело дышала. Пульсирующая жилка на ее шее трепетала, как нежные крылья колибри.
Я наклонилась, перехватывая ее испуганный взгляд.
– Мамочке и папочке Джордана не понравилось ни то, что у Рики случился психотический срыв, ни то, что он повесился в собственной гардеробной. Но в предсмертной записке он написал, что не может жить без вас, Эвелин.
Обычно я не разыгрывала такой спектакль. Слишком избито. Если бы я придерживалась нормального порядка действий, то проникла бы в психиатрическую клинику, убила Эвелин и слиняла прежде, чем обнаружат ее тело. Но Эвелин Эдвардс должна точно знать, за что умрет – таково одно из условий этого задания. Выполню его и получу полмиллиона долларов сверху.
– Вот почему я здесь. Вот почему вы умрете. Не с тем трахались, Эвелин.
– Охрана! – завопила доктор.
Последнее слово в ее жизни. Я резко взмахнула рукой, заточка сверкнула в воздухе, пролетела через всю комнату и вонзилась в горло Эвелин, пробив трахею. Бинго. Крик перешел в свистящий хрип. Эвелин сползла с пластикового стула и повалилась на пол. Обхватив рукой заточку, она выдернула ее из горла. Кровь потекла по ковровому покрытию, образуя затейливые узоры, похожие на абстракции Роршаха [1]1
Тест Роршаха– психодиагностический тест для исследования личности, созданный в 1921 году швейцарским психиатром и психологом Германом Роршахом. Известен также под названием «Пятна Роршаха».
Это один из тестов, применяемых для исследования личности и её нарушений. Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций – испытуемый должен назвать любые возникающие у него слово, образ или идею. Тест основан на предположении, согласно которому то, что индивид «видит» в кляксе, определяется особенностями его собственной личности.
[Закрыть]. Глупый поступок. Оставь Эвелин все как есть, прожила бы лишнюю минуту. Санитар чертыхнулся и бросился на меня, но я оказалась проворнее.
Схватила с пола золотую ручку Эвелин, вскочила и вогнала ее прямо в сердце противника.
– Теперь разберемся с тобой, – прошептала я ему на ухо, пока он извивался и корчился подо мной. – За тебя мне никто не заплатит. Но, учитывая тот факт, что ты ловил кайф, насилуя пациенток, будем считать, что я исполнила свой долг. Ради, мать его, общественного блага.
Я выдернула ручку из груди верзилы и нанесла ещё два удара. Сначала в живот, потом в пах. Мечущийся, блудливый взор санитара затуманился и угас. Я отпустила тело, и оно с глухим стуком ударилось об пол.
Не прошло и тридцати секунд, как все было кончено. Гейм, сет, матч. Легче легкого. У меня даже дыхание не сбилось.
Я бегло осмотрела оставшихся в комнате людей. Джексон по-прежнему пускал слюни в привычной прострации. Двое других изумленно разглядывали пол, словно не понимая, что именно здесь не так. Четвертая же пациентка уже опустилась на четвереньки. Она погрузила пальцы в потемневшую кровь Эвелин и слизнула ее, точно сладкий мед. Вампиры. Вечно едят что попало.
Безумные голоса, заключенные в гранитном полу, усилились. Их питала свежая кровь. Она просачивалась сквозь рыхлое переплетение коврового покрытия и стекала на камень. Неприятный, раздражающий звук заставил меня стиснуть зубы. Как же мне хотелось оставить это место и этот шум позади. Далеко-далеко позади.
Я извлекла ручку из паха санитара и подобрала заточку. Свидетели – это плохо, особенно в моей работе, и я обдумывала, не убить ли мне Джексона и остальных. Но я здесь не ради них. И не стану проливать кровь ни в чем не повинных людей, пусть даже им и лучше умереть и избавить свои потерянные души от лишенных разума бренных оболочек.
Поэтому я спрятала окровавленное оружие в карман и направилась к двери. Но прежде чем выйти в коридор, обернулась и посмотрела на безжизненное тело Эвелин Эдвардс. Ее лицо и широко распахнутые глаза застыли в немом удивлении. Знакомое выражение. Я не единожды видела его за годы работы. Не важно, насколько скверными бывали люди, не важно, сколько бед они натворили и кого одурачили. Никто и никогда не верил в то, что грядет смерть, особенно от руки наемного убийцы вроде меня.
Пока не становилось слишком поздно.
Глава 2
Теперь пора приниматься за самое трудное – как-то выбираться из лечебницы. Чтобы проникнуть сюда, достаточно было прикинуться сумасшедшей и кое-кого подмаслить, а сейчас меня отделяли от внешнего мира несколько препятствий: два десятка санитаров, парочка охранников, множество замков и пятиметровые стены с колючей проволокой сверху.
Я прокралась до конца коридора и заглянула в соседний. Ни души. Часы показывали начало восьмого, и большинство пациентов уже вернулись в свои обитые войлоком палаты, чтобы сотрясать ночь криками. Если повезет, Эвелин и санитара не хватятся до утра, а к этому времени я рассчитывала убраться как можно дальше отсюда. Никогда не полагайся на удачу. Этот урок я давно усвоила на собственном горьком опыте.
Заученным маршрутом, с оглядкой на время обходов, я без особых усилий прошла по слабо освещенным коридорам правого крыла лечебницы. Благодаря кусочку скотча, которым я заклеила замок, дверь одной из подсобок оставалась не запертой. Я проскользнула внутрь. В темноте виднелся хозяйственный хлам. Швабры. Щетки. Туалетная бумага. Чистящие средства.
В дальнем углу, там, где строители в целях экономии не покрыли гранитную стену краской, я приложила руку к грубому камню. Вслушалась в него. Сила, магия и способности элементали Камня позволяли мне слышать этот природный элемент, где бы он ни был, и какую бы форму ни принимал. Будь то гравий у меня под ногами, выступ скалы, нависший над головой, или обычная стена вроде той, которой сейчас касалась моя рука. Я умела различать вибрации камня. Поступки и чувства людей со временем проникают в окружающие их предметы, особенно в камень, и, настроившись на частоту этих вибраций, я узнавала многое: от людей, которые обитали в доме, до произошедших в нем убийств.
Но каменная стена под ладонью лишь лопотала что-то бессвязное. Я не слышала ни пронзительных ноток тревоги, ни звона поднявшейся суматохи, ни резких возмущений, пульсирующих сквозь породу. Значит, тела еще не обнаружили, а мои собратья-чокнутые, вероятнее всего, продолжают слюнявить друг друга. Отлично.
Забравшись на металлический стеллаж у стены, я сдвинула незакрепленную потолочную панель и достала заранее припасенный обернутый в полиэтилен сверток с одеждой. Стянув с себя забрызганную кровью белую больничную пижаму, я переоделась. Оказавшись в лечебнице, я первым делом проникла в камеру хранения с вещами пациентов и забрала оттуда одежду, в которой меня привезли полицейские. Помимо синих джинсов, темно-синей футболки с длинными рукавами, ботинок и флисовой толстовки с капюшоном, у меня при себе имелись пара складных ножей и серебряные часы с закрепленной в них катушкой гарротовой проволоки [2]2
Гаррота– прочный шнур длиной 30—60 см с прикреплёнными к его концам ручками. В начале 20-го века гаррота получила широкое распространение среди членов организованной преступности США, став «визитной карточкой» профессиональных убийц из «Cosa nostra», кроме того, подразделения специального назначения взяли гарроту себе на вооружение, используя её для бесшумной нейтрализации часовых.
[Закрыть]. Легкое, тонкое оружие, но я давно привыкла обходиться подручными средствами.
После визита в камеру хранения я заглянула в регистратуру, где отыскала свою фальшивую карточку на имя Джейн Доу [3]3
Джейн Доу(англ. Jane Doe), в мужском варианте Джон Доу(англ.John Doe) – имена, которые используются для обозначения неопознанного трупа или пациента больницы, личность которого не установлена. Эта практика широко используется в США и Канаде.
[Закрыть]и уничтожила ее, а также стерла любое упоминание о себе из памяти компьютера. Теперь не осталось ни единого следа моего пребывания в лечебнице. Кроме, конечно, остывающего тела Эвелин Эдвардс.
Я застегнула часы на запястье. Лунный свет, струившийся сквозь окно, упал на мою руку и высветил глубокий шрам на ладони. Маленький круг с идущими от него восемью тонкими линиями. Такой же шрам красовался и на другой моей руке. Паучьи руны – символы терпения.
Раскрыв ладони, я пристально посмотрела на линии. В нежном тринадцатилетнем возрасте меня избили, завязали глаза и принялись пытать, вложив мне в руки среброкаменный медальон в форме паучьей руны. Мои ладони с зажатым меж них медальоном крепко обмотали клейкой лентой, и элементаль Огня добела раскалила руну. Расплавленный магический металл прожег мне кожу, оставив шрамы. Тогда, семнадцать лет назад, отметины были свежими, уродливыми и яркими, как мои крики и смех той сволочи, что пытала меня. Со временем шрамы поблекли. Теперь это всего лишь тонкие серебристые полосы, переплетающиеся с линиями на моей бледной коже.
Хотелось бы мне, чтобы воспоминания о той ночи померкли так же, как эти шрамы.
В лунном свете отметины из серебра и камня на моей коже светились ярче, чем днем. Возможно, причина крылась в том, что ночь, когда в игру вступают темные силы и темные чувства, самое подходящее время для моей работы. Порой мне почти удавалось забыть о рунах и не вспоминать о них до тех пор, пока они не являлись во всей красе, вот как сейчас.
Напоминая о той ночи, когда убили мою семью.
Отбросив болезненные воспоминания, я снова взялась за работу. Еще не хватало, чтобы меня поймали на полпути лишь потому, что я раскисла и дала волю чувствам, вспоминая о том, что лучше забыть. Переживания – удел слабых.
А я не поддавалась слабости уже очень давно.
Я бросила окровавленную пижаму и полиэтиленовую пленку в ведро для мытья пола. Сняла с металлической полки жестяную банку с отбеливателем, открыла ее и вылила содержимое в ведро. Обхватив рукоятку швабры рукавом толстовки, хорошенько все перемешала. Так на одежде не останется следов ДНК на случай, если полиция соизволит все здесь проверить. Убийства, особенно холодным оружием, в этой лечебнице не редкость. Вот почему я предпочла кокнуть психиатра здесь, а не у неё дома.
Разобравшись с одеждой, я достала из кармана куртки очки в овальной серебряной оправе. Голубоватые линзы затенили мои серые глаза. В другом кармане лежала бейсболка, которая спрячет мои светлые волосы и скроет черты лица в тени. Нет ничего лучше простых вещей, особенно когда нужно изменить внешность. Очки здесь, мешковатая одежда там, и вот уже большинство людей затруднятся сказать, какого цвета была твоя кожа, не говоря уж о детальном описании внешности.
Окончательно замаскировавшись, я сжала в руке один из складных ножей, открыла дверь и вышла в коридор.
В привычной одежде, с широкой, дружелюбной улыбкой южанки на лице я двинулась в путь. Никто не присматривался ко мне, даже так называемые охранники, которым платили за их хваленую бдительность и исключительное внимание к деталям. Через пять минут я нацарапала вымышленное имя на карточке посетителей у стойки регистрации. Другой санитар, на этот раз женщина, хмуро посмотрела на меня из-за стеклянной перегородки.
– Время посещений уже полчаса как закончилось, – язвительно заметила она с недовольной гримасой. Должно быть, я прервала ее ночное рандеву с любовным романом и плиткой шоколада.
– О, знаю, милочка, – проворковала я сладким голосом Скарлетт О'Хара. – Но я должна была кое-что передать одному из ребят с кухни, и Большая Берта сказала, что я могу не торопиться.
Ложь, конечно. Но я изобразила встревоженный взгляд для большей достоверности.
– Надеюсь, вам за это не влетит? Большая Берта сказала, все обойдется.
Санитарка побледнела. Большая Берта была худенькой женщиной, которая держала в ежовых рукавицах не только кухню, но и всю остальную лечебницу. Связываться с Бертой, рискуя получить по голове чугунной сковородкой, с которой та никогда не расставалась , никому не хотелось. Тем более за двенадцать долларов в час.
– Ладно, – рявкнула санитарка. – Но это в последний раз.
Разумеется, в последний. Ноги моей больше не будет в этом кошмарном месте. Я прибавила обаяния своей фальшивой улыбке.
– Не волнуйтесь, милочка, уверяю вас, так и будет.
Санитарка нажала на кнопку, дверь открылась, и я вышла на улицу. После больничного вездесущего смрада слюны, мочи и хлорки ночной воздух благоухал, как чистые, хрустящие, свежие, высушенные на ветру простыни. Не убей я только что двух человек, я помедлила бы, чтобы насладиться лягушачьим кваканьем, доносившимся из-за деревьев, и тихим ответным уханьем совы откуда-то издалека.
Но вместо этого я уверенной целеустремленной походкой направилась к главным воротам. Металлические ворота заскрежетали, открываясь при моем приближении, и я весело помахала охраннику, сидевшему в пуленепробиваемой будке. Он сонно кивнул и снова уткнулся в спортивную колонку своей газеты.
Я вышла в реальный мир. Рассыпанный за воротами гравий хрустел под ногами, и шепот камня долетал до моих ушей. Низкий и ровный, как рокот автомобилей, проезжавших по нему изо дня в день. И звук этот был намного прекраснее непрестанного безумного крика гранита в больнице.
Большая автостоянка, окруженная густым сосняком, словно приветствовала меня. Дальний конец ровного тротуара упирался в четырехполосную дорогу. Ни один автомобиль, в каком бы направлении он не двигался, не смог бы остаться незамеченным. Неудивительно.
Психиатрическая лечебница располагалась на окраине Эшленда, южного мегаполиса на стыке границ Теннесси, Северной Каролины и Виргинии. Город, хоть и несколько уступал Атланте по величине, являлся настоящим украшением Юга. Эшленд растянулся по Аппалачам подобно псу, раскинувшемуся на прохладном цементном полу в летнюю пору. Окрестные леса, холмы и ленивые реки создавали иллюзию, словно город мирное, спокойное, неиспорченное место...
Тихую ночь прорезал вой сирены, заглушая все остальные звуки. Иллюзия снова разрушилась.
– Полная изоляция! Полная изоляция! – кричал чей-то голос по внутренней связи.
Значит, тела уже обнаружили. Ускорив шаг, я проскользнула мимо автомобилей и посмотрела на часы.
Двадцать минут. Быстрее, чем я ожидала. Сегодня удача от меня отвернулась. Капризная стерва.
– Эй ты! Стоять!
Ну да, стандартный испуганный вопль, несущийся вслед лисе, опустошившей курятник. А в данном случае – убившей бешеную собаку, что засела внутри. Ворота еще не до конца закрылись, и я услышала, как они, клацнув, остановились. Позади меня по гравию зашуршали шаги.
Быть может, я бы испугалась, если бы уже не скрылась в чаще леса.
* * * * *
Хотя в ту минуту мне больше всего хотелось сразу поехать домой и смыть с волос зловоние помешательства, у меня была назначена встреча за ужином. А Флетчер ненавидел, когда его заставляли ждать, особенно если дело касалось сбора денег и проверки банковских переводов.
Почти милю я прошла быстрым шагом, скрываясь за соснами, что тянулись вдоль шоссе, а затем вышла на дорогу. Еще через полмили я добралась до небольшого кафе под названием «Тупичок» – темного захолустного заведения из тех, что работают по ночам и потчуют посетителей кофе с пирогом трехдневной давности. Но после больничной еды – заплесневелого гороха и протертой моркови – черствый, разваливающийся на части клубничный пирог показался мне кулинарным шедевром. Я умяла целый кусок, пока ждала свое такси.
Водитель высадил меня в одном из неблагополучных районов центрального Эшленда, за десять кварталов до конечной цели моего путешествия. Вдоль потрескавшегося тротуара тянулись витрины магазинов с рекламой дешевой выпивки и еще более дешевых пип-шоу. Компании молодых людей в мешковатой одежде – темнокожих, белых и латиноамериканцев – поглядывали друг на друга с противоположенных концов квартала, образуя потенциально опасный треугольник.
Побиравшийся на углу элементал Воздуха обещал вызвать дождь для любого, кто подбросит ему деньжат на бутылку виски. Еще один печальный пример того, что элементалы не застрахованы от проблем общества: бездомности, пьянства и наркомании. У каждого есть свои слабости, и даже маги иногда оступаются. Важно то, какой выбор впоследствии делают люди: пускают свою жизнь под откос, как этот жалкий бродяга, или становятся на другой путь. Я сунула несчастному двадцатку и пошла дальше.
По улице неспешно шли проститутки, словно бывалые солдаты, отправленные в дозор генералами-сутенерами. Большинство жриц любви были вампирами, и в мерцающем свете уличных фонарей их пожелтевшие зубы светились подобно тусклым осколкам топаза. Заниматься сексом для некоторых вампов все равно, что пить кровь. Секс доставляет им высшее наслаждение и питает их тела не хуже доброго стакана охлажденной крови второй положительной группы. Вот почему многие из них занимаются проституцией. К тому же это древнейшая профессия в мире. А вампы могли жить очень долго – по несколько сотен лет, если, конечно, не получали несовместимую с жизнью рану. Всегда приятно обладать навыками, которые никогда не выйдут из моды.
Некоторые вампирши окликали меня, но, едва завидев мой решительно сжатый рот, тут же устремлялись на поиски более легкой и выгодной добычи.
Через два квартала я бросила очки в мусорный бак рядом с китайским рестораном. Из металлического бака доносился запах соевого соуса и жареного риса недельной давности. Бейсболку и флисовую толстовку я положила в магазинную тележку какой-то бродяжки. Судя по изношенности ее зеленой, армейской куртки, эти вещи ей пригодятся. Если только она очнется от кочевых попоек и заметит появление обновок.
С каждым пройденным кварталом окрестности становились немного лучше, и вот уже вместо наркоманов, насильников и белого отребья появились синие воротнички и рабочая беднота. А на смену винным магазинам и пип-шоу пришли тату-салоны и мелкие банковские конторы. Проститутки, фланировавшие по этим улицам, выглядели чище и упитаннее своих усталых, изможденных братьев и сестер, что обитали южнее. Причем многие из жриц любви были людьми.
Распрощавшись с маскировкой, я замедлила шаг, и остаток пути неторопливо наслаждалась свежим осенним воздухом. Я не могла надышаться им, даже невзирая на едкую примесь табачного дыма. Несколько местных парней попыхивали сигаретами и заливались пивом, сидя на ступенях своих домов, в то время как их жены внутри спешно накрывали ужин, боясь заработать свежий фингал.
Через полчаса я достигла своей цели – «Свиного хлева».
«Хлев», как прозвали это заведение местные, не сильно отличался от обычной забегаловки, однако здесь подавали лучшее барбекю в Эшленде.
Да что там в Эшленде – на всем Юге. Над выцветшим голубым тентом светился разноцветный, неоновый контур поросенка с полным блюдом еды в копытцах. Я провела пальцами по обветшалому кирпичу возле входной двери. Камень глухо и сыто зарокотал, совсем как желудки тех, кто отведал здешней кухни.
Табличка в окне гласила: «Закрыто», но я толкнула дверь и вошла внутрь. Старомодные розово-голубые виниловые кабинки теснились вдоль окон. Вдоль задней стены тянулась барная стойка с высокими стульями, откуда завсегдатаи могли наблюдать, как повара на другом конце кухни раскладывают по тарелкам барбекю из говядины и свинины. Несмотря на то, что гриль-бар уже где-то час не работал, запахи жареного мяса, дыма и специй наполняли воздух таким густым облаком, что уже одним этим можно было насытиться. Облупившиеся от времени нарисованные на полу розовые и голубые поросячьи следы вели в женский и мужской туалет соответственно. Взгляд сфокусировался на кассовом аппарате, что стоял по правую сторону стойки. Рядом с ним сидел один-единственный мужчина и увлеченно читал потрепанную книгу «Цветок красного папоротника» в мягкой обложке. Старик за семьдесят с венчающим коричневую, в пигментных пятнах голову облаком седых волос. С его тонкой шеи свисал засаленный фартук, прикрывая синюю рубашку и рабочие брюки.
Колокольчик над дверью звякнул, когда я вошла, но мужчина не поднял глаз от книги.
– Ты опоздала, Джин, – сказал он.
– Прости. Я была занята: рассказывала о своих чувствах и убивала людей.
– Ты уже час как должна была объявиться.
– Слушай, Флетчер, ты что, беспокоился обо мне?
Флетчер оторвался от своей книги. Его слезящиеся зеленые глаза походили на тусклое зеленое стекло лимонадной бутылки.
– Я? Беспокоился? Не глупи.
– Никогда.
Флетчер Лейн был моим связующим звеном. Человеком, который сводил меня с потенциальными клиентами, собирал деньги и планировал мои задания. Посредником, который пачкал руки за солидный гонорар. Он подобрал меня на улице семнадцать лет назад и обучил всему, что я знала о ремесле убийцы. Хорошему, плохому, отвратительному. Еще он был одним из немногих людей, которым я доверяла. Вторым из них был его сын Финнеган, такой же жадный, как отец и не боявшийся в этом признаться.
Флетчер отложил книгу.
– Есть хочешь?
– А ты как думаешь? Я почти неделю давилась горохом из пластиковой тарелки.
Я устроилась за стойкой, а Флетчер с другой стороны принялся за работу. С глухим стуком старик водрузил передо мной стакан терпкого ежевичного лимонада.
Я отпила глоток и поморщилась.
– Теплый.
– Лед закрыт в морозилке на ночь. Охлаждай его сама.
Помимо способностей элементали Камня я обладала редким даром управлять еще одним элементом – Льдом, хотя тут мои магические возможности были гораздо скромнее. Я положила руку на стакан и сконцентрировалась, вызывая силу холода из глубин своего существа. Ледяные кристаллы в форме снежинок посыпались из моей ладони и кончиков пальцев. Иней побежал по стенкам стакана, окаймляя край и устремляясь в напиток. Я подняла руку ладонью вверх над стаканом и снова принялась колдовать. Холодный, серебристый свет замерцал в центре шрама в форме руны паука. Сосредоточившись, я превратила свет в квадратный кубик льда. Бросила его в лимонад и повторила трюк ещё пару раз.
Затем снова отхлебнула.
– Так гораздо лучше.
А Флетчер между делом уже поставил на стойку полуфунтовый гамбургер, щедро сдобренный майонезом и начиненный горой копченого швейцарского сыра, листьями салата, ломтиком сочного помидора и толстой пластинкой красного лука. Дальше последовали миска пряных бобов и блюдце расцвеченного морковью капустного салата.
Я набросилась на еду, наслаждаясь игрой сладости и специй, соли и уксуса на языке. Проглотив полную ложку теплых бобов, я сосредоточилась на пропитавшем их соусе, стараясь разложить многообразие вкусов на составляющие.
«Свиной хлев» славился своим соусом к барбекю, который Флетчер тайком от всех готовил в задней части ресторана. Люди сметали этот соус галлонами. Много лет я пыталась выведать у Флетчера секретный рецепт. Но как бы ни старалась, какие бы компоненты не добавляла, мой соус всегда отличался от соуса Флетчера. Причем сам Флетчер утверждал, что все дело в одном секретном ингредиенте, который и придает соусу его изюминку. Но вредный старикан ни в какую не хотел называть мне ни сам ингредиент, ни его дозировку.
