Текст книги "P.S. Я все еще люблю тебя (ЛП)"

Автор книги: Дженни Хан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Звучит очень хорошо, – произносит она.

– Ну, так что, могла бы я вести этот класс, а также проводить час коктейля в пятницу вечером?

Джанетт откусывает кусочек сэндвича с тунцом и проглатывает.

– Есть вероятность, что мы вообще сократим час коктейля.

– Сократите? – с недоумением повторяю я.

Она пожимает плечами.

– С тех пор, как мы начали предлагать компьютерный класс, посещаемость пошла на спад. Постояльцы открыли Netflix. Там целый новый мир.

– А что, если мы устроим его как какое-то мероприятие? То есть, что-то особенное?

– У нас нет денег на какие-либо излишества, Лара Джин. Уверена, что Марго рассказывала тебе, как нам приходится здесь выкручиваться. Наш бюджет крошечный.

– Нет-нет, на самом деле, это может быть из разряда «сделай сам». Небольшие простые приятные мелочи, которые существенно все изменят. Например, можно ввести дресс-код и обязать мужчин надевать костюмы. И нельзя ли позаимствовать в столовой стеклянную посуду, чтобы использовать ее вместо пластиковой? – Джанетт все еще слушает, поэтому я продолжаю. – Зачем подавать арахис прямо в банках, когда мы можем переложить его в симпатичное блюдо, верно?

– На вкус арахис останется арахисом независимо от тары, в которую он помещен.

– Поданный в хрустальной чаше, на вкус он стал бы более изысканным.

Я слишком много наговорила. Кажется, Джанетт считает все это слишком хлопотным. Она отвечает:

– У нас нет хрустальных чаш, Лара Джин.

– Уверена, что смогу отыскать одну дома, – уверяю ее я.

– Звучит как много забот для каждого вечера пятницы.

– Ну, может быть, его следует проводить только раз в месяц. Это будет ощущаться даже более привлекательным. Почему бы нам не сделать небольшой перерыв, а потом вернуть его в новом виде через месяц или около того? – предлагаю я. – Мы можем дать людям возможность соскучиться по нему. Усилить предвкушение, а затем провести его по-настоящему правильно, – Джанетт неохотно кивает головой, и прежде чем она успевает передумать, я говорю: – Считайте меня своим помощником, Джанетт. Предоставьте это мне. Я обо всем позабочусь.

Она пожимает плечами.

– Начинай.

***

После обеда, когда мы с Крис зависаем в моей комнате, звонит Питер.

– Я проезжаю мимо твоего дома, – сообщает он. – Хочешь чем-нибудь заняться?

– Нет! – кричит Крис в трубку. – Она занята.

Он стонет в мое ухо.

– Прости, – говорю ему я. – У меня Крис.

Он говорит, что позвонит мне позже, и я едва успеваю положить телефон, когда Крис ворчит:

– Пожалуйста, не становись одной из тех девушек, которые пропадают без вести, как только вступают в отношения.

Я очень хорошо знакома с «теми девушками», поскольку Крис исчезает каждый раз, когда встречает нового парня. Прежде чем я успеваю напомнить ей об этом, она продолжает.

– И не будь также одной из тех развратных фанаток. Я чертовски ненавижу всех этих группи. Как бы, разве они не могут найти лучший объект для поклонения? Например, музыкальную группу? Бог мой, я была бы так хороша в роли поклонницы настоящей солидной группы. Вроде как быть музой, понимаешь?

– А что случилось с идеей создания своей собственной группы?

Крис пожимает плечами.

– Парень, который играет на басе, расхреначил себе руку, катаясь на скейтборде, а потом все расхотели. Эй, хочешь съездить в Округ Колумбия завтра вечером и посмотреть на эту группу, «Felt Tip»? Фрэнк попросил у отца фургон, так что, наверное, для тебя найдется место.

Я понятия не имею, кто такой Фрэнк, да Крис, вероятно, сама знает его всего лишь две минуты. Она всегда произносит имена людей так, словно я уже должна знать, кто они такие.

– Я не могу – послезавтра утром в школу.

Она корчит лицо.

– Видишь, вот именно об этом я и толкую. Ты уже становишься одной из «тех девушек».

– Это не имеет никакого отношения к нашему разговору, Крис. А – мой папа никогда бы не разрешил мне поехать в Округ Колумбия в будний вечер. Б – я не знаю, кто такой Фрэнк и не поеду в задней части его фургона. В – у меня такое чувство, что «Felt Tip» играют музыку не моего типа. Это мой тип музыки?

– Нет, – признает она. – Ладно, но в следующий раз, когда я попрошу тебя что-нибудь сделать, тебе придется ответить «да». Без всей этой А–Б–В «все причины почему»   чуши.

– Ладно, – соглашаюсь я, хотя мой желудок делает маленький кульбит, ведь с Крис никогда не знаешь, во что ввязываешься. Хотя, зная Крис, она уже об этом забыла.

Мы устраиваемся на полу и приступаем к нашим маникюрным делам. Крис хватает одну из моих золотых ручек для ногтей и начинает рисовать крошечные звездочки на ногте большого пальца. Я наношу лавандовую основу и темно-фиолетовые цветочки ноготков в центре.

– Крис, напишешь мои инициалы на правой руке? – Я поднимаю руку и протягиваю ей. – Начиная с безымянного пальца и до большого.  ЛДСК.

– Оригинальным шрифтом или обычным?

Я одариваю ее взглядом.

– Я тебя умоляю! Кому ты это говоришь?

И мы тут же говорим хором:

– Оригинальным.

У Крис хорошо получаются рукописные шрифты. На самом деле настолько хорошо, что я, восхищаясь ее работой, говорю:

– Эй, у меня есть идея. А что если мы начнем делать маникюр в Бельвью? Тамошним жителям бы это понравилось.

– За сколько?

– Бесплатно! Ты могла бы воспринимать это не как что-то вынужденное, а как добровольную работу на благо общества. По доброте души. Некоторые старики не могут даже нормально подстричь себе ногти. Их руки стали действительно заскорузлыми. Пальцы на ногах тоже. Ногти становятся толстыми и… – Я замолкаю, когда вижу взгляд отвращения на ее лице. – Возможно, мы могли бы поставить баночку для чаевых.

– Я не собираюсь стричь ногти стариков бесплатно. Я не сделаю этого меньше, чем за пятьдесят баксов за сеанс как минимум. Я видела ноги дедушки; его ногти похожи на когти орла. – Она возвращается к моему большому пальцу, выписывая красивую рукописную «К» с завитушками. – Сделано. Боже, я хороша. – Она откидывает голову назад и кричит: – Китти! Тащи сюда свою задницу!

Китти забегает в мою комнату.

– Что? Я как раз занималась кое-чем.

– «Я как раз занималась кое-чем», – передразнивает Крис. – Если ты сходишь и принесешь мне диетическую колу, то я сделаю тебе ногти как у Лары Джин. – Я показываю свои руки непринужденно, словно модель рук. Крис считает на пальцах. – Китти Кави подходит идеально.

Китти выскакивает из комнаты, и я кричу ей вслед.

– Мне тоже принеси газировки!

– Со льдом! – кричит Крис. Затем она вздыхает с тоской. – Жаль, что у меня нет младшей сестры. Я была бы изумительна, давая ей разные указания.

– Китти обычно не слушается так хорошо. Это только потому, что она тобой восхищается.

– Восхищается, правда? – Крис теребит ворсинку на своем носке, улыбаясь про себя.

Китти раньше восхищалась и Женевьевой. Она, вроде как, испытывала к ней благоговейный трепет.

– Эй, – внезапно говорю я. – Как твоя бабушка?

– С ней все в порядке. Она довольно крепкая.

– А как… остальные члены твоей семьи? Все в порядке?

Крис пожимает плечами.

– Конечно. Все хорошо.

Хм. А что, если Крис не знает, как обстоят дела в семье у Женевьевы? Либо все не так уж и плохо, либо, что более вероятно, это просто еще одна из уловок Женевьевы. Даже когда мы были маленькими, она много врала, будь это для того, чтобы избежать неприятностей с мамой, в таких случаях она сваливала вину на меня, или же чтобы добиться сочувствия взрослых.

Крис пристально рассматривает меня.

– О чем ты так усердно думаешь? Ты все еще паришься из-за секс-видео?

– Это не секс-видео, если ты не занимаешься на нем сексом!

– Успокойся, Лара Джин. Уверена, эффектное выступление Питера сделало свое дело, и народ все забудет. Скоро они переключатся на что-то следующее.

– Надеюсь, ты права, – говорю я.

– Поверь мне, на следующей неделе появится что-то или кто-то новенькое, и все будут говорить только о нем.

***

Крис оказалась права – народ переключился на кое-что другое. Во вторник десятиклассник по имени Кларк был пойман мастурбирующим в мужской раздевалке, и все разговоры стали только об этом. Повезло мне!

12

Согласно Сторми, в этом мире существует два типа девушек. Те, кто разбивает сердца, и те, кому разбивают сердца. Угадайте, к какому тиру девушек относится Сторми.

Скрестив ноги, я сижу на бархатной кушетке Сторми и просматриваю большую обувную коробку, забитую, в основном, черно-белыми фотографиями. Она согласилась присоединиться к моему мастер-классу по скрапбукингу, и мы продвигаемся вперед, начав систематизировать. У меня образовалось несколько кучек. Сторми – ранние годы, подростковые годы, первая, вторая и четвертая свадьбы, с третьей свадьбы фотографий нет, поскольку они сбежали.

– Я – сердцеедка, но ты, Лара Джин, – девушка, кому разбивают сердце. – Она приподнимает брови для выразительности. Думаю, она забыла подвести их сегодня карандашом.

Я размышляю над этим. Мне не хочется быть девушкой, которой разбивают сердце, но также мне не хочется разбивать сердца самой.

– Сторми, а в школе у вас было много парней?

– О, конечно. Масса. Вот как мы это делали в мои дни. Кинотеатр под открытым небом в пятницу с Бертом и котильон с Сэмом в субботу. Мы не ограничивали себя в выборе. Девушка не остепенялась, пока не была в высшей степени, в высшей мере уверена.

– Уверена в том, что он ей нравился?

– Уверена в том, что ей хотелось бы выйти за него замуж. А иначе, какой был бы смысл прекращать все веселье?

Я поднимаю фотографию Сторми в вечернем платье цвета морской пены без бретелек и с пышной юбкой. С ее белокурыми волосами и подъемом лба она выглядит так, словно могла бы быть коварной кузиной Грейс Келли. Рядом с ней стоит парень, не очень высокий или особо красивый, но в нем что-то есть. Блеск в глазах.

– Сторми, сколько вам было лет на этой фотографии?

Сторми внимательно рассматривает ее.

– Шестнадцать или семнадцать. Примерно твоего возраста.

– Кто этот мальчик?

Сторми приглядывается, ее лицо сморщилось, словно сушеный абрикос. Она постукивает красным ногтем по фотографии.

– Уолтер! Мы все звали его Уолт. Он был настоящим очаровашкой.

– Он был вашим парнем?

– Нет, он был просто мальчиком, с которым я виделась время от времени. – Она вскидывает свои бледные брови. – Однажды мы отправились купаться нагишом в озере, и нас поймала полиция. Это был целый скандал. Мне пришлось ехать домой в полицейской машине, укутавшись лишь в одно одеяло.

– И… люди сплетничали о вас?

– Bien sûr.

– У меня тоже был небольшой скандал, – говорю я. А затем рассказываю ей о гидромассажной ванне, и видео, и обо всех неприятных последствиях. Мне приходится объяснять ей, что такое мем. Она восхищена; она практически вибрирует от непристойности всего этого.

– Отлично! – ликует она. – Я так рада, что в тебе есть какая-то перчинка. Девушка с репутацией гораздо интереснее, чем паинька.

– Сторми, это в Интернете. А Интернет – это навечно. Это не просто сплетни в школе. И, кроме того, я как бы и есть паинька.

– Нет, твоя сестра Маргарет – паинька.

– Марго, – поправляю я.

– Что ж, она определенно похожа на Маргарет. То есть, честное слово, проводить каждый вечер пятницы в доме престарелых! Я бы себе вены перерезала, если бы вся моя прекрасная молодость была растрачена на чертовый дом престарелых. Прости за мой французский, дорогая. – Она взбивает под собой подушку. – Старшие дети всегда высоко-преуспевающие зануды. Мой сын Стэнли – ужасный зануда. Чемпион среди зануд. Он ортопед, ради всего святого! Полагаю, это мое наказание за то, что я назвала его Стэнли. Не то, чтобы я как-то могла на это повлиять. Моя свекровь настояла, чтобы мы назвали его в честь ее погибшего мужа. Видит бог, она была старой каргой. – Сторми делает глоток чая со льдом. – Средние дети должны веселиться, знаешь ли. В этом мы с тобой схожи. Я была рада, что ты бывала здесь не так часто. И надеялась, что ты вляпаешься в неприятности. Похоже, я была права. Хотя, ты могла бы приходить немного чаще.

Сторми потрясающа в своем умении заставлять человека чувствовать себя виноватым. Она достигла мастерства в искусстве оскорбительных намеков.

– Теперь, когда у меня есть настоящая работа, я буду появляться здесь намного чаще.

– Ну, не слишком часто, – оживляется она. – Но в следующий раз приводи своего мальчика. Нам здесь не помешает свежая кровь. Встряхни это место. Он красавчик?

– Да, он очень красив. – Самый красивый из всех красивых парней.

Сторми хлопает в ладоши.

– Тогда ты просто обязана привести его с собой. Однако предупреди меня заранее, чтобы я выглядела самым наилучшим образом. Кто у тебя еще ожидает своего часа?

Я смеюсь.

– Никто! Я же сказала, у меня есть парень.

– Хм. – Это все, что она произносит, просто «хм». А затем, – У меня есть внук, который может быть примерно твоего возраста. Так или иначе, он все еще учится в школе. Возможно, я скажу ему зайти и посмотреть на тебя. Хорошо когда у девушки есть выбор. – Интересно, какой у Сторми может быть внук? Наверное, настоящий игрок, как и сама Сторми. Я открываю рот, чтобы сказать «нет, спасибо», но она отмахивается с «шшш». – Когда мы закончим с этим альбомом, я собираюсь записать на аудио свои мемуары, а ты напечатаешь их для меня на компьютере. Я подумываю назвать их «Око Бури». Или «Штормовая погода». – Сторми начинает напевать. – Штормовая погода, – поет она. – С тех пор, как мы не вместе… все время дождь идет … – Она замолкает на полуслове. – У нас должна быть ночь кабаре! Представь, Лара Джин. Ты – в смокинге. Я – в красном облегающем платье, расположившаяся на фортепьяно. У господина Моралеса будет сердечный приступ.

Я хихикаю.

– Давайте не будем доводить его до сердечного приступа. Может, просто до тремора.

Она пожимает плечами и продолжает петь, добавляя покачивания бедрами.

– Штормовая погода…

Она впадет в легкий экстаз от пения, если я не перенаправлю ее в другое русло.

– Шторми, расскажите мне о том, где вы были, когда умер Джон Ф. Кеннеди.

– Это была пятница. Я пекла ананасовый перевернутый торт для своего бридж клуба. Я поставила его в духовку, а потом увидела новости и совсем забыла про торт и чуть не спалила дом. Нам пришлось перекрашивать кухню из-за всей той сажи. – Она возится со своими волосами. – Он был святым, этот человек. Принц. Если бы я встретила его в лучшую пору своей жизни, мы могли бы по-настоящему повеселиться. Знаешь, я как-то флиртовала с Кеннеди в аэропорту. Он подсел ко мне в баре и купил мне очень сухой мартини. Аэропорты раньше были гораздо более шикарными. Люди принаряжались для поездки. Сейчас молодые люди в самолетах носят эти ужасные сапоги из овчины и пижамные штаны, и это оскорбляет взор. Я бы за почтой не вышла в таком виде.

– Который Кеннеди? – интересуюсь я.

– Хм? Ой, я не знаю. Так или иначе, у него был подбородок Кеннеди.

Я прикусываю губу, чтобы удержаться от улыбки. Ох уж эта Сторми и ее шальные выходки.

– А можно мне ваш рецепт ананасового перевернутого торта?

– Конечно, дорогая. Это просто желтый коробочный торт с ананасом Дел Монти, коричневый сахар, мараскиновая вишенка на вершине. Только убедись, что купила ананас в кольцах, а не в кусочках.

Этот торт звучит ужасно. Я пытаюсь дипломатично кивнуть, но Сторми пронюхала правду. Она говорит сердито:

– Думаешь, у меня было время сидеть и печь торты с нуля, подобно какой-то скучной старой домохозяйке?

– Вы никогда не будете скучной, – отвечаю я в подходящий момент, поскольку это – правда и поскольку я знаю, что она хочет услышать именно это.

– Ты могла бы немного меньше заниматься выпечкой и больше наслаждаться жизнью. – Она раздражена, а она никогда не была со мной раздражена. – Молодые поистине впустую растрачивают молодость. – Она хмурится. – Ноги болят. Ты бы не могла принести мне Тайленол ПМ, пожалуйста?

Я вскакиваю на ноги, страстно желая вернуть ее хорошее расположение обратно.

– Где вы его храните?

– В кухонном ящике, рядом с раковиной.

Я роюсь в ящике, но не вижу его. Лишь батарейки, тальк, стопку салфеток из Макдональдса, пакетики с сахаром, черный банан. Незаметно я выбрасываю банан в мусорное ведро.

– Сторми, я здесь не вижу вашего Тайленола. Где еще он может быть?

– Забудь, – рявкает она, подходя ко мне сзади и отталкивая меня в сторону. – Я сама найду.

– Хотите, я приготовлю вам чай? – Сторми старая; вот почему она ведет себя таким образом. Она не собиралась быть грубой. Знаю, она этого не хотела.

– Чай для старух. Я хочу коктейль.

– Уже несу, – говорю я.

13

Мой класс по скрапбукингу для старичков официально начался. Не буду отрицать, я разочарованна количеством пришедших. Пока это только Сторми, оживленная и собранная Алисия Ито – невысокая, с отполированными ногтями и стрижкой «пикси», и хитрый господин Моралес, который, я думаю, запал на Сторми. Или Алисию. Трудно понять наверняка, ведь он флиртует со всеми, но обе они занимают целые страницы в альбоме, над которым он работает. Он решил назвать его «Старые добрые дни». Он украсил страницу Сторми музыкальными нотами, клавишами пианино и фотографией, на которой они вдвоем танцуют на Ночной Дискотеке в прошлом году. Над страницей Алисии он все еще работает, но фокусной точкой на ней является фотография, где она сидит на скамеечке во дворе, уставившись в пространство. Вокруг фотографии он приклеил несколько цветочных наклеек. Очень романтично.

Бюджет, выделенный мне, небольшой, поэтому я принесла из дома свои собственные запасы. Я также поручила им троим собирать вырезки из журналов и прочие мелкие украшения – помпончики, пуговки. Сторми такая же барахольщица, как и я, поэтому у нее есть всякие разные сокровища. Кружево с детского платьица для крещения, коробок спичек из мотеля, где она познакомилась со своим мужем («Не спрашивай», – сказала она), старые корешки от билетов в кабаре, в которое она ходила в Париже. (Я подхватила: «В Париже 1920-х? Вы когда-нибудь встречали Хемингуэя?», а она полоснула по мне своим острым взглядом и сказала, что она явно не настолько стара и что мне нужен урок истории). Стиль Алисии более минималистичный и тонкий. Используя мою черную капиллярную ручку, она под каждой фотографией пишет описание на японском языке.

– Что здесь написано? – спрашиваю я, указывая на описание под фото Алисии, на котором она и ее муж Фил, одетые в желтые полиэтиленовые пончо, держатся за руки у Ниагарского водопада.

Алисия улыбается.

– Здесь говорится: «время, когда мы попали под дождь».

Итак, Алисия тоже романтик.

– Вы, должно быть, сильно по нему скучаете.

Фил умер год назад. Я встречалась с ним только пару раз, когда помогала Марго с пятничным коктейльным часом. У Фила было слабоумие, и он мало разговаривал. Он сидел в своем инвалидном кресле в общей комнате и просто всем улыбался. Алисия всегда была рядом с ним.

– Я скучаю по нему каждый день, – отвечает она, смахивая слезу.

Сторми втискивается между нами, с зеленой блестящей ручкой, засунутой за ухо, и говорит:

– Алисия, тебе нужно оживить свои страницы, сделать их ярче. – Она придвигает лист с наклейками зонтиков в сторону Алисии.

– Нет, спасибо, – сухо отвечает Алисия, отодвигая листок обратно к Сторми. – У нас с тобой разные стили.

От этих слов глаза Сторми сужаются.

Я быстро подхожу к динамикам и прибавляю громкость, чтобы создать веселую атмосферу. Пританцовывая, Сторми подходит ко мне и поет:

– Джонни Ангел, Джонни Ангел. Для меня ты ангел. – Мы склоняем головы и все вместе хором поем, – Мечтаю о тебе и обо мне, как будем мы вместе…

Когда Алисия уходит в ванную комнату, Сторми говорит:

– Фу, какая зануда.

– Я не думаю, что она зануда, – отвечаю я.

Сторми указывает на меня своим ярко-розовым ухоженным ногтем.

– Не смей любить ее больше, чем меня просто из-за того, что вы обе азиатки.

Находясь часто в доме престарелых, я привыкла к расплывчатым расистским репликам, которые время от времени отпускают старики. По крайней мере, Сторми больше не использует слово «Восточный».

– Вы обе нравитесь мне одинаково, – сообщаю я ей.

– Такого не бывает, – фыркает она. – Никто и никогда не может любить всех одинаково.

– Разве вы не любите своих детей одинаково?

– Конечно, нет.

– Я думала, у родителей нет любимчиков?

– Конечно, есть. Мой любимчик – самый младшенький, Кент, потому что он – маменькин сынок. Он навещает меня каждое воскресенье.

Я искренне говорю:

– Ну, я не думаю, что у моих родителей были любимцы. – Я говорю так, потому что это кажется правильным, но правда ли на самом деле? Я имею в виду, если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и сказал, что я должна выбрать, то кого бы я назвала папиной любимицей? Марго, наверное. Они больше всех похожи. Она искренне увлекается документальными фильмами и наблюдением за птицами, точно так же, как и он. Китти – малышка, что автоматически дает ей явное преимущество. Что остается мне, средней девушке Сонг? Может быть, я была маминой любимицей. Хотела бы я знать наверняка. Я бы спросила папу, но сомневаюсь, что он скажет правду. Марго могла бы.

Я бы никогда не смогла выбрать между Марго и Китти. Но если, скажем, они бы обе тонули, и я могла бы кинуть только один спасательный жилет, это, наверное, была бы Китти. Иначе Марго никогда бы меня не простила. Китти – наша общая забота.

***

Мысль о потере Китти приводит меня в более доброе, более меланхоличное настроение, и поэтому этой ночью, когда она спит, я выпекаю целый поднос сникердудла, ее любимого печенья. У меня в морозильнике запасены мешочки с песочным тестом, замороженным идеальными цилиндрическими шариками, так что если кому-нибудь из нас вдруг захочется печенья, они будут у нас ровно через двадцать минут. Она приятно удивится, когда откроет завтра свой пакет с завтраком.

Я позволяю Джейми тоже угоститься печенюшкой, хотя и знаю, что не должна. Но он так печально смотрит на меня своими щенячьими глазками, что я не могу устоять.

14

– О чем ты замечталась? – Питер постукивает ложкой по моему лбу, чтобы привлечь мое внимание. После школы мы делаем домашнее задание в Старбаксе.

Я высыпаю два пакетика нерафинированного сахара в свой пластиковый стаканчик и перемешиваю его соломинкой. Делаю большой глоток, и сахарные гранулы приятно хрустят на моих зубах.

– Я думала о том, как было бы замечательно, если бы молодые люди нашего возраста любили, как в 1950–х годах. – Я тут же жалею, что сказала «любили», ведь Питер никогда ничего не говорил о том, что был в меня влюблен, но слишком поздно, слова уже слетели с моих губ, поэтому я просто продолжаю, надеясь, что он не расслышал. – В 50-х люди просто встречались, и это было так просто. Как, например, этим вечером Берт мог сводить тебя в кинотеатр под открытым небом, а на следующий день Уолтер мог бы пригласить тебя на вечер танцев босиком или что-то типа этого.

Пораженный, он спрашивает:

– Что, черт возьми, такое вечер танцев босиком?

– Это как танцы, как в «Бриолине». – Питер непонимающе глядит на меня в ответ. – Ты никогда не смотрел «Бриолин»? Его вчера ночью показывали по телевизору. Не важно. Суть в том, что тогда ты не была чьей-то девушкой, пока у тебя не было значка.

– Значка? – повторяет Питер.

– Да, парень дарил девушке значок его братства, и это означало, что у них все серьезно. Но отношения не считались официальными, пока у тебя не было значка.

– Но я не состою в братстве. Я даже не знаю, как выглядит значок братства.

– Вот именно, – отвечаю я.

– Погоди-ка, ты говоришь, что хочешь значок или не хочешь значок?

– Я не говорю ни то, ни другое. Я просто говорю, тебе не кажется, что раньше было как-то круче? Это старомодно, но это почти… – Как там Марго всегда говорит? – Постфеминистски.

– Погоди-ка. Так ты хочешь ходить на свидания с другими парнями? – Он совсем не кажется расстроенным, просто сбитым с толку.

– Нет! Я просто… я просто высказываю мнение. Считаю, что было бы круто вернуть случайные свидания. В них есть нечто милое, тебе так не кажется? Сестра рассказывала мне, что жалеет, что позволила их отношениям с Джошем стать обременительными. Ты сам говорил, как ненавидел, насколько серьезно все стало с Женевьевой. Если мы расстанемся, то мне не хочется, чтобы между нами все стало настолько плохо, что мы даже не могли бы находиться вместе в одной комнате. Я хочу остаться друзьями несмотря ни на что.

Питер отвергает все это.

– У нас с Джен все сложно из-за того, какая Джен. С нами все не так. Ты… другая.

Я чувствую, как снова краснеет мое лицо. Я стараюсь не звучать слишком нетерпеливой, когда спрашиваю:

– Какая – другая? – Знаю, что напрашиваюсь на комплемент, но мне плевать.

– С тобой легко. Ты не заставляешь меня сходить с ума и возбуждаться, ты… – Питер замолкает, когда смотрит в мое лицо. – Что? Что я такого сказал?

Все мое тело ощущается натянутым и одеревеневшим. Ни одна девушка не хочет слышать то, что он только что сказал. Ни одна девушка. Девушке хочется сводить парня с ума и возбуждать – разве это не часть любви?

– Я подразумеваю это в хорошем смысле, Лара Джин. Ты сердишься? Не надо. – Он устало потирает лицо.

Я колеблюсь. Мы с Питером говорим друг другу правду: так было с самого начала. Мне бы хотелось, чтобы все так и оставалось, с обеих сторон. Но затем я улавливаю внезапное беспокойство в его глазах, неуверенность, и это – не то, что я привыкла в нем видеть. Я не хочу этого видеть. Мы всего пару недель как снова вместе, и я не хочу затевать новую ссору, когда знаю, что он не подразумевал ничего плохого. Я слышу, как отвечаю:

– Нет, я не сержусь, – и вот так, я действительно больше не злюсь. В конце концов, это ведь я волновалась о том, что отношения с Питером зайдут слишком далеко и слишком быстро. Может быть, это и хорошо, что он не сходит с ума и не возбуждается из-за меня.

Тучи мгновенно исчезают с его лица, и он снова веселый и сияющий от счастья. Это Питер, которого я знаю. Он делает большой глоток чая.

– Видишь, вот это я и имел в виду, Лара Джин. Вот поэтому ты мне нравишься. Ты только что это сделала.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

15

Рано утром перед школой Джош соскребает лед с лобового стекла, когда я выбегаю к своей машине. Папа уже почистил ее, завел двигатель и включил обогреватель. Судя по автомобилю Джоша, он точно не доберется до школы вовремя.

Мы почти не видели Джоша с самого Рождества; после всех тех странностей со мной, а затем с расставанием с Марго, он стал призраком в этом доме. Он уезжает в школу чуть раньше, а возвращается домой чуть позже. Он ни разу не пытался связаться со мной, когда произошла вся та фигня с видео, хотя часть меня испытала от этого облегчение. Мне не хотелось слышать от Джоша «я же говорил» по поводу того, как он был прав насчет Питера.

Я выезжаю задним ходом с подъездной дорожки, и в последнюю секунду открываю окно и наклоняюсь к нему.

– Тебя подвезти? – окликаю я Джоша.

Его глаза расширяются от удивления.

– Ага. Конечно. – Он закидывает свой скребок в машину, хватает рюкзак и подбегает ко мне. Залезая в машину, он говорит: – Спасибо, Лара Джин. – Он греет руки на вентиляционных отверстиях обогрева.

Мы выезжаем за пределы окрестности, я веду машину осторожно, поскольку после вчерашней ночи на дороге гололед.

– А ты стала действительно хороша в вождении, – говорит Джош.

– Спасибо. – Я практиковалась сама и с Питером. Иногда я все еще нервничаю, когда сажусь в машину, но с каждым разом это происходит все реже и реже, потому что теперь я знаю, что могу это сделать. Можно научиться делать что угодно и быть уверенным в этом, если продолжать практиковаться.

Мы находимся в нескольких минутах от школы, когда Джош спрашивает:

– Когда мы снова будем разговаривать? Просто скажи мне, чтобы у меня было общее представление.

– Мы ведь сейчас говорим, разве нет?

– Ты знаешь, что я имею в виду. То, что случилось со мной и Марго – было между нами; неужели с тобой мы не можем по-прежнему оставаться друзьями, как раньше?

– Джош, конечно же, мы останемся друзьями. Но вы с Марго расстались меньше месяца назад.

– Нет, мы расстались в августе. Три недели назад она решила, что хочет, чтобы мы снова были вместе, но я сказал «нет».

Я вздыхаю.

– И все-таки, почему ты сказал «нет»? Это было только из-за расстояния?

Джош тоже вздыхает.

– Отношения – это тяжелый труд. Увидишь. После того, как пробудешь с Кавински дольше, ты поймешь, о чем я говорю.

– О, мой Бог, ты такой всезнайка. Самый большой всезнайка, которого я когда-либо встречала, помимо моей сестры.

– Которой из них?

Я чувствую, как внутри меня зарождается смешок, который я подавляю.

– Обеих. Они обе всезнайки.

– Есть еще кое-что. – Он колеблется, а затем продолжает. – Я ошибался насчет Кавински. То, как он уладил все это дело с видео, должен признать, он хороший парень.

– Спасибо, Джоши. Он действительно хороший.

Он кивает, и между нами нависает лишенная напряженности тишина, и я рада плохой погоде, которая была у нас прошлой ночью, и рада льду на его лобовом стекле этим утром.

16

На следующий день после школы, я сижу на скамейке у входа и жду Питера, как из двойных дверей выходит Женевьева, болтая по телефону.

– Если ты ей не скажешь, это сделаю я. Клянусь, я это сделаю.

Мое сердце останавливается. С кем она разговаривает? Не с Питером.

Затем из дверей внезапно появляются ее подружки Эмили и Джудит, и она резко сбрасывает разговор.

– Где вас, сучки, носило? – рявкает она.

Они переглядываются.

– Джен, остынь, – немного раздраженно, но осторожно, дабы не навлечь на себя ее гнева, говорит Эмили, и я могу сказать, что она ступает по тонкому льду. – У нас еще полно времени, чтобы пройтись по магазинам.

А затем Женевьева замечает меня, и ее капризное выражение исчезает. Помахав мне рукой, она произносит:

– Привет, Лара Джин. Ты ждешь Кавински?

Я киваю и дую на пальцы, просто чтобы чем-нибудь заняться. Да и холодно.

– Этот парень всегда опаздывает. Скажи ему, что я позвоню позже вечером, ладно?

Я киваю, не подумав, и девушки, скрестив руки, уходят.

Зачем я кивнула? Что со мной не так? Почему я никогда не могу придумать хороший ответ? Я все еще ругаю себя, когда появляется Питер. Он плавно опускается на скамейку рядом со мной и обхватывает рукой мои плечи. Затем взъерошивает волосы у меня на макушке – так же, как я видела, он проделывал с Китти.

– Как дела, Кави.

– Спасибо, что заставил меня ждать на улице в мороз, – отвечаю я, прижимая замерзшие пальцы к его шее.

Питер взвизгивает и отпрыгивает от меня подальше.

– Ты могла бы подождать внутри!

А он дело говорит. Но все равно я злюсь не поэтому.

– Джен попросила передать, что позвонит тебе позже сегодня вечером.

Он закатывает глаза.

– Она так любит мутить воду. Не обращай на нее внимания, Кави. Она просто ревнует. – Вставая, он предлагает мне руки, которые я неохотно принимаю. – Позволь мне угостить тебя чашечкой горячего шоколада, чтобы согреть твое бедное продрогшее тело.