Текст книги "Томление страсти"

Автор книги: Дженис Кайзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

12

Остаток дня они провели у огня. Временами они разговаривали, но большую часть времени просто молча лежали в объятиях друг друга.

Кэтрин владело чувство какой-то необыкновенной удовлетворенности. Сейчас для нее ничто не имело значения – только то, что она была вместе с Бруком. Несмотря на расслабленность и вялость, она чувствовала себя как никогда жизнеспособной.

Брук принес из погреба миску с едой, они стали кормить друг друга, и в первый раз в жизни Кэтрин осознала, что вся Вселенная сузилась для нее до размеров этого каменного убежища, в котором она была вместе с любимым.

Их любовь была столь всепоглощающей, а удовлетворение от нее столь глубоким, что Кэтрин показалось, что даже тело, даже дух ее изменились. Понятия и вещи, которые до того значили для нее неизмеримо больше, теперь как бы и не существовали. И наоборот – чувства, то есть та сфера, которой она привыкла придавать немного значения, стала для нее всем.

Брук почти не говорил, а только прикасался к ней, тем самым выказывая ей свою нежность. Или рассеянно поигрывал с завитками ее волос, или легонько целовал ее сосок. А раз он прислонил свое ухо к ее груди и лежал так долго-долго. В конце концов, она спросила его, что он делает.

– Слушаю твое сердце.

– Неужели это так интересно?

– Конечно, – ответил он. – В нем все.

Да, в этот момент Брук Сэвидж тоже значил для нее все на свете.

Они и не заметили, как стемнело. Кэтрин посмотрела на Брука, – за считанные часы или за целую вечность? – он сумел стать для нее всем.

– Если бы у тебя была сейчас возможность выбора, – сказал Брук, – где бы ты хотела оказаться?

– Здесь.

– Правда?

– Конечно. – Она взъерошила его спутанные волосы. – Ты сегодня был очень убедителен. А ты? Может, ты хотел бы оказаться сейчас в каком-нибудь другом месте?

– В другом? Ну, разве что в булочной… хотя… нет, пожалуй.

Кэтрин рассмеялась и поцеловала его в лоб.

– Если только вместе с тобой, – добавил он.

– Ну, ты и дипломат.

– Да нет, просто я практичен.

– И это мне кое о чем напоминает. Ты, кажется, просил меня напомнить о том, чтоб натопить снега?

Брук застонал.

– Ой, как не хочется надевать влажную одежду и выходить на холод.

– А до утра нельзя подождать?

– Нет, я должен это сделать сейчас. Снег быстро не растает.

– Я тебе помогу.

– Нет, – возразил Брук. – Ты сохраняй постель теплой.

Он натянул на себя подсохнувшую одежду и с ведром в руках пошел за снегом. Ему пришлось сделать не меньше двенадцати ходок, и к тому времени, когда он снова забрался в постель, кожа его была просто ледяной.

– Не трогай меня, Брук Сэвидж, пока не согреешься, – оттолкнула его Кэтрин.

– Ладно, в следующий раз ты будешь заниматься этим сама.

– Я же предлагала тебе свою помощь.

– Кэтрин, разве ты не знаешь, для чего созданы женщины? Чтобы хранить тепло и создавать мужчинам уют.

– Приятель, ну-ка вспомни о Пятнице Робинзона Крузо!

– Слушай, кто сейчас принес воду – ты или я?

– Вот видишь, ты все понял! Если подумать, из тебя может получиться превосходный Пятница!

Брук обнял Кэтрин, заставив ее поежиться от холода. Но очень скоро он согрелся, и они снова оказались в объятиях друг друга. Он положил голову ей на грудь, а она принялась гладить его по волосам.

– Как ты думаешь, сколько сейчас времени? – спросила она.

– Сейчас ночь.

– А точнее не знаешь?

– Первая половина ночи.

– А число? Или для тебя есть только времена года? Тогда зима, так я понимаю.

– Первая половина зимы.

– Должно быть, сейчас декабрь, – печально заметила Кэтрин. – Сколько времени я уже здесь нахожусь?

– Семь дней.

– Так значит, сейчас первое декабря. Не успеем и глазом моргнуть, как будет Рождество.

Брук промолчал.

– А ты разве не скучал без Рождества? Разве не думал о том, что весь мир, исключая тебя, его празднует?

– Наверное, поначалу скучал. Пол как-то дал мне транзистор и я слушал рождественскую музыку. Но от этого только почувствовал себя еще более одиноким. И в отчаянии зашвырнул эту штуковину со скалы.

Это признание вернуло Кэтрин к реальности. Но ей так не хотелось сейчас думать о будущем! Брук как будто прочитал ее мысли, потому что стал ее целовать.

– Не думай об этом, – прошептал он.

– От тебя не так-то легко что-то скрыть, правда?

– Я к тебе привыкаю, Кэтрин.

– Наверное, я рада этому.

Они снова любили друг друга, только на этот раз в их обращении друг с другом затаилась какая-то пронзительная нежность. Как все-таки странно все было. Они совершенно не уставали друг от друга. Наоборот – стали друг для друга каким-то наваждением, а их страсть навязчивой идеей. Они забывались недолгим сном, потом один из них будил другого – то ли касанием, то ли поцелуем, и все начиналось сначала.

Кэтрин уже не знала, сколько раз за эту ночь они любили друг друга, но каждый раз их любовь была окрашена новым чувством, новым волнением. По временам они целовались непрерывно, уста их как бы сливались в одни. А однажды он овладел ею в необычной позе, и она видела, как пляшут их тени на стенах пещеры, как содрогается ее тень в тот момент, когда наступила развязка.

Утром Кэтрин проснулась от запаха кофе и яиц. Она встала и обнаружила, что Брук уже снял высохшее белье.

– Почему ты не разбудил меня?

– Ты так сладко спала, я просто не смог этого сделать.

Она потерла глаза. Их любовь – это был сон или явь? Никогда раньше она не испытывала столь сказочных ощущений.

– Я хочу помыться перед завтраком.

– Лучше поешь сначала. Все уже почти готово. Надеюсь, ты любишь мыться в холодной воде. Снег растаял только наполовину.

– А нельзя его подогреть?

– На него придется израсходовать шестимесячный запас бутана. Может, лучше использовать его для подогрева пищи?

– А на огне воду нельзя подогреть?

– Можно, но только это будет долго. Ладно, после завтрака я этим займусь.

– Снег прекратился. – Кэтрин подошла к окну.

– Но это ненадолго. Скоро снова будет пурга.

Девушка пристально смотрела вдаль – всюду, куда только проникал взгляд, был снег, бесконечная снежная равнина. Но, пожалуй, сейчас она была даже рада этому плену – плену, который она делила с Бруком. После долгой внутренней борьбы она обнаружила, что счастлива находиться рядом с ним – и телом, и душой.

Возможно, пройдет немало времени, прежде чем она вернется к цивилизации, думала Кэтрин. И если не думать о некоторых неудобствах, то перспектива целой череды зимних ночей, таких, как последняя, была даже более чем заманчивой.

Убила ли она Джеффри Килмана? Или он выжил и стал источником нелепых слухов, правдивость которым придавало ее исчезновение? Одно было совершенно ясно. Если Джеффри выжил, то наверняка постарался слепить историю, в которой сам выглядел в наилучшем, а Брук – в наихудшем свете. И, может, история эта уже даже вышла за пределы Кейлоуна. Если так, то к весне окрестные горы будут кишмя кишеть газетчиками.

Ее же исчезновение вряд ли тронет кого-нибудь в этом мире. Теперь, когда Фрэнк Хоуки ушел из ее жизни… Конечно, доктор Айвенс будет озадачен, и им придется найти замену для весеннего семестра. И хозяйка выставит ее вещи из квартиры за неуплату. Но этим все и ограничится.

Оказавшись в этой фантастической ситуации, Кэтрин думала о том, что вряд ли может сейчас планировать что-либо.

– Будешь завтракать, – вторгся Брук в ее, мысли, – или предпочтешь провести утро в раздумьях о снеге?

– А может, я вспоминаю прошедшую ночь?

– Неужели?

– И ее тоже.

Он поцеловал ее в шею.

– Отлично. Было бы ужасно, если бы ты уже все забыла.

– Брук, к тебе можно относиться по-разному, но то, что тебя не забыть, это уж точно.

Он широко улыбнулся.

– К несчастью, человек не может жить одной только любовью. Поэтому мне придется, немного поработать.

– Над чем?

– Ну, для начала надо будет выделать шкуру.

– А как это?

– Ну, работа довольно трудная. И не очень ароматная.

– Иными словами, мне надо быть к этому готовой.

– Именно.

Брук был прав. Выделка шкуры оказалась не очень приятным делом. Кэтрин наблюдала за тем, как он соскабливает с кожи мякоть и волосы. Запах был отвратительным.

– Жизнь на природе имеет свои плюсы и минусы, правда? – сказала она. – В некотором роде один шаг вперед, два шага назад.

– А что ты имеешь в виду под шагом вперед? Девушка вспыхнула.

– Вообще-то, может, больше, чем только шаг.

– Возможно, попозже мы попробуем зайти еще подальше, – улыбнулся Брук.

– Ну, только после того, как ты примешь ванну. Эта шкура далеко не благоухает. А мне тоже, наверное, надо почистить перышки.

Брук развел огонь, чтобы она нагрела воду. Положив в очаг огромные валуны, он поставил над ними котел. А Кэтрин позаботилась обо всем остальном.

Она вымылась и нагрела воду Бруку. К тому времени он уже покончил со своим в буквальном смысле слова грязным делом. Пока он мылся, девушка вышла за дверь, чтобы пополнить запасы снега. Она была рада возможности глотнуть свежего воздуха.

Ветер действительно усилился – должно быть, Брук был прав, когда говорил, что на подходе новая метель. Значит, они не смогут уйти. На душе ее снова стало тревожно.

– Как погода?

– Тучи сгущаются.

– Что ж, нужно поплотнее закрыть ставни и устроиться поудобнее.

Одного взгляда на Брука хватило, чтобы почувствовать прилив желания. Однако сейчас она была не в том настроении, чтоб предаваться любовным утехам.

– Брук, не думаешь ли ты, что это неправильно – использовать секс в качестве некой панацеи?

– А ты думаешь, что мы именно с этой целью прибегаем к нему?

Она положила голову ему на грудь.

– Не знаю, что и думать.

Брук погладил ее по волосам.

– Что тебя так беспокоит?

– Не знаю, просто я все думаю и думаю.

– О чем, например?

– Брук, ты понимаешь, что мы даже не знаем, жив ли Джеффри Килман? И не знаем, ищут ли нас с тобой. И вообще, что мы знаем о нашем будущем? Мы не знаем даже о том, что с нами будет на Рождество.

Прежде чем ответить, Брук довольно долго молчал, наконец спросил:

– Что, если я принесу елку? Мы сделаем украшения, и у нас будет все, кроме фонариков.

Кэтрин не могла не оценить его порыва.

– А остальное – ты хочешь сказать, что у нас все будет как надо?

– Ты имеешь в виду Санта Клауса, подарки и гимны?

– Да нет же. Я о том, о чем говорила.

– Давай сначала побеспокоимся о Рождестве. А обо всем остальном – потом.

– Брук, я, конечно, ценю твое спокойствие. Но как ты можешь сохранять железную выдержку, когда с нами такое происходит?

– С нами?

– Ну да, мы ведь не в летнем лагере, правда? Я ужасно себя чувствую, потому что понятия не имею о том, что с нами будет.

Брук взял ее лицо в ладони.

– Давай хорошенько поужинаем и забудем о проблемах. И изо всех сил постараемся быть счастливыми.

– Но ведь так, мы ни к чему не придем, как ты не понимаешь? Всегда, когда возникают проблемы, ты уходишь от них. Ты поступал так, когда тебе было восемнадцать. Но теперь-то ты взрослый. Так посмотри же правде в глаза!

Брук опустил глаза, но Кэтрин уже заметила в них боль.

– Прости меня, – сказала она. – Мне не следовало быть такой бесчувственной и обрушивать на тебя свои проблемы.

– Обрушивать что?

– Не знаю, зачем я стала это говорить. Наверное, просто от безысходности. – Она поцеловала его в подбородок. – Если будешь стоять голым, то простудишься. Оденься и я помогу тебе приготовить ужин.

– Да, мамочка.

Он рассмеялся, и она шутливо ударила его.

– Знаешь, самое главное, это постоянно что-нибудь делать. Я, пожалуй, сошью тебе шубу, и мы сможем выходить на прогулку. Ты мне поможешь. Начнем прямо с утра. А когда заскучаешь, то сможешь почитать какую-нибудь из моих книг. Слава Богу, их у нас предостаточно.

Кэтрин взяла его за руку.

– Хочешь посмеяться? Я поехала в Кейлоун с мыслью о том, что мне предстоит приручить тамошнего дикаря. Собиралась понаблюдать за тобой, чтобы установить, как на тебя подействовала изоляция. Я думала, что при удачном стечении обстоятельств мне удастся даже уговорить тебя вернуться к цивилизации. Так вот знаешь что? Изменился не ты, изменилась я. Глаза открылись именно у меня, не у тебя.

Брук прижал ее к себе.

– Ты такой хороший человек и замечательный любовник. Ужасно несправедливо жить так, будто весь наш мир может рухнуть в любой момент.

– Ты живешь здесь с таким ощущением?

– Я живу с таким ощущением, будто стою у края пропасти, еще немного, и я рухну в нее.

– Зимний снег сегодня – это весенняя река завтра…

– Торо?

– Нет, Роджер Бертон, директор школы, воспитавший меня.

Кэтрин хмыкнула.

– Так это он – источник всей твоей мудрости?

– Нет, ее я приобрел за годы долгого ожидания.

– Ожидания чего?

– Тебя.

13

Всю ночь и весь следующий день шел снег. Кэтрин чувствовала себя как птица, пойманная в силки. Единственное, что немного отвлекло ее, так это просьба Брука помочь ему сшить ей шубу. За все эти годы, сказал он, ему довелось пошить три шубы. Как-то раз Пол дал ему фабричную парку голубых тонов, но Брук не решился ее надеть, так как при дневном свете, да на снегу, был бы в ней очень заметен.

Так что весь день напролет они трудились над шубой. Брук подбил ее кроличьим мехом, и на следующее утро покончил с рукавами и воротником и, довольный собой, вручил ей обновку, едва она проснулась.

Шубка была Кэтрин в самый раз!

И она очень ей понравилась, несмотря на грубоватость швов и завязки вместо пуговиц. Впрочем, больше всего она понравилась потому, что была пошита руками любимого.

Облачившись в шубку, Кэтрин подошла к окну. И едва увидела за снежными сугробами, доходящими до середины окна, ясное голубое небо.

– Слава Богу, небо чистое. А если еще завьюжит, мы будем заживо похоронены.

– Давай после завтрака прогуляемся. Заодно испытаем обновку.

Они еле выбрались из снежного плена. По хребту, однако, идти было не так тяжело, и они пошли вдоль него, жадно вдыхая морозный воздух. Вскоре им открылся удивительный по своей красоте вид, и они остановились, замерев от благоговения перед величием первозданной природы.

Кэтрин уткнулась Бруку в плечо, и он нежно ее обнял. Она почувствовала себя действительно счастливой женщиной. Какой мужчина был рядом с нею!

Любовные игры стали их основным способом времяпрепровождения. Даже занимаясь шитьем шубы, они кончили тем, что бросились в объятия друг друга среди всех этих лоскутков и кусочков меха.

Каждый раз она все больше убеждалась в серьезности взаимных чувств.

Их отношения приносили Кэтрин как ни с чем не сравнимую радость, так и нарастающую тревогу. Через несколько дней у Кэтрин должен был начаться фертильный период. И ей, волей-неволей, придется объяснить Бруку, что в середине ее цикла они не могут заниматься любовью. До того Кэтрин никогда не боялась забеременнеть, но сейчас… Здешняя жизнь действовала на нее, как некий яд замедленного действия, а она вовсе не хотела, чтобы растущее чувство – к Бруку способствовало помутнению ее рассудка.

– Ну, так как шуба? Годится?

– У меня никогда не было лучшей.

Брук просиял.

– Погуляем еще?

– Только сначала я кое о чем тебя спрошу.

Брук уловил в голосе Кэтрин нотки тревоги.

– А что случилось?

Она закусила губу.

– Последние несколько дней были самыми лучшими в моей жизни.

– В моей тоже. Так в чем же проблема?

– Проблема в том, что мы сами себя обманываем. Так не может продолжаться.

– Но почему?

– Брук, ну не могу же я жить здесь всегда. Мы с тобой просто пребываем в мире грез.

Он ничего ей не ответил.

– Ну, как ты не понимаешь?

– Я тут уже давно живу. И вполне счастлив.

– Да… но я не такая, как ты. Моя жизнь сильно отличалась от твоей.

Брук никак не реагировал на ее слова, даже не глядел на нее. Внезапно все показалось Кэтрин таким безнадежным.

– Скажи мне, какие у тебя планы, – сказала она, беря его за руку. – Каким тебе рисуется наше будущее?

– Я люблю тебя, Кэтрин. И хочу, чтобы это продолжалось вечно.

Слова эти тронули Кэтрин. Несмотря на внешнюю грубость, своей безыскусностью он напоминал мальчишку. Она представила себе, что именно эти слова он мог говорить своей подружке юности Опаль. Должно быть, произнося их тогда, он верил в искренность своих чувств точно так же, как и сейчас.

На ее глаза набежали слезы, и она наклонила его голову, чтобы поцеловать в губы.

– Не сердись на меня, – взмолилась она.

– Чего же ТЫ хочешь? Какие у ТЕБЯ планы?

– Я хочу, чтобы мы были вместе, но не здесь.

Он покачал головой.

– Нет.

– Ты мне уже говорил, что в Кейлоуне тебя ничего не ждет. Но я предлагаю не это. Ты можешь поехать со мной в Орегон. Весной кончается срок аренды моего ранчо. Там мы заживем совсем не так, как в городе. Там кругом природа, прямо как здесь. Ты сможешь приспособиться к жизни на ранчо.

Он снова глянул в сторону заснеженных вершин.

– Я не могу.

– Но почему? Ты боишься?

– Нет, дело не в этом.

– А в чем же?

Он не ответил.

– Брук, ну не молчи же, объясни мне!

– Ты не понимаешь, но я скажу тебе. Смерть Фреда Килмана была неслучайной.

Кровь отхлынула от лица Кэтрин.

– Что значит неслучайной?

– То, что я хотел его убить. И он умер по моей вине.

Кэтрин была просто ошеломлена. Чего-чего, а такого признания она никак не ожидала от Брука.

– Ты хочешь сказать, что убил его намеренно?

– В каком-то смысле, да. Фред уже давно преследовал меня, главным образом из-за Опаль. В ту ночь он попытался развязать драку. Сказал несколько гадостей Опаль, чтобы разозлить меня. Больше я уже не мог этого выносить. Это было просто выше моих сил. Мы начали драться, и я не мог остановиться и перестать его бить. Не мог до тех пор, пока не понял, что он умер.

– Но Опаль сказала шерифу, что ты действовал в пределах самообороны.

– Сначала – да. А потом я утратил контроль над собой и бил его, пока…

– Но ведь это не значит, что ты убийца. Закон не может не принимать во внимание то обстоятельство, что не ты был зачинщиком драки. Прокурор решил не возбуждать против тебя дела.

– Да, потому что мне помогла Опаль. Я так и думал, что она солжет ради меня. Я решил уйти и никогда больше не возвращаться.

– Но ведь это было так давно, Брук.

Он взял ее за плечи, глаза его заволокли слезы.

– Но я-то знаю, что сделал, и должен с этим жить, Кэтрин. Ничто не может изменить содеянного. Я останусь здесь. Навсегда.

– Но если ты и совершил ошибку, то уже сполна за нее заплатил.

– Первая часть моей жизни навсегда кончилась, когда я уехал из Кейлоуна. Осталась только вторая, и она связана с горами.

– Но ведь теперь многое изменилось и ты больше не один.

– Это правда, только в том случае, если ты останешься со мной.

Кэтрин была на грани истерики. Жизнь Брука казалась ей теперь вдвойне трагичной!

Она не могла найти слов утешения, а только прижалась к нему и долго-долго держала в своих объятиях. Теперь Кэтрин поняла окончательно, что вряд ли сможет что-либо изменить. Уехав отсюда, она навеки потеряет любимого.

То, что Брук раскрыл правду, не могло не отразиться на их отношениях. Кэтрин считала, что он преувеличил собственную вину. Но в любом случае, то наказание, к которому он сам себя приговорил, – пятнадцатилетняя ссылка было более чем достаточным. Сколько всего пришлось ему пережить за эти годы!

Кэтрин пыталась несколько раз поднимать эту тему, но Брук всякий раз отказывался ее обсуждать. Он говорил, что для него может иметь значение только одно – разделит ли она с ним его заточение.

Все осложнилось и ее боязнью за себя. Кэтрин объяснила Бруку, что они должны были в течение нескольких дней воздержаться от секса. Он сказал, что все понимает, но в конечном счете их осторожность привела к усилению напряженности между ними.

Так они прожили больше недели. Внешне все было очень даже неплохо, потому что они были вежливы и предупредительны друг с другом, но близость и теплота куда-то ушли. Кэтрин очень переживала из-за этого.

В первую ночь Брук хотел уйти в свою спальню, но Кэтрин настояла на том, чтобы он остался. Он подчинился ее желанию и даже обнимал ее во сне, но на третью ночь ушел к себе, сказав, что ему очень трудно заснуть, зная, что он не может быть близок с ней.

Кэтрин изо всех сил старалась сделать так, чтобы Брук не воспринимал их вынужденную разлуку как наказание. Они часто целовались, но всякий раз в его глазах появлялось выражение боли. И сожаления.

Почти все время мела метель, и они большей частью оставались дома. У Брука было полно работы – надо было столько всего переделать! Кэтрин помогала ему – готовила еду, убирала, чинила одежду. И еще они много времени проводили за книгой.

Как-то раз примерно в середине декабря выдался относительно ясный денек. Оба они уже вдоволь насиделись дома и потому решили выйти подышать на природе. Воздух был морозным, но прогулка подняла настроение Кэтрин. Брук тоже выглядел веселее, был улыбчив, и от этой неожиданной перемены Кэтрин почувствовала прилив сил.

На вершине хребта, откуда ветер унес почти весь снег, Кэтрин пустилась бегом, обрадовавшись возможности подвигаться, доставить себе мышечную радость. Отбежав на порядочное расстояние, она махнула Бруку, чтоб тот следовал за ней.

Он так и сделал. Теперь она стала убегать от него, а он – догонять. Брук крикнул, что, как только догонит Кэтрин, заставит ее искупаться в снегу. Она вскрикнула – так хорошо и радостно ей было!

Наконец Брук поймал любимую и, посадив ее в сугроб, стал сыпать на нее сверху снег.

– Ах ты, негодник! – закричала она, отряхиваясь.

Брук от души хохотал, глядя, как она отфыркивается, стряхивая снег с лица и волос.

– Ну, смотри, я тебя достану!

– И что же сделает хилое создание весом с ягненка, когда догонит меня – лесного зверя?

– Ах так, да ты ничем не лучше тех ковбоев, которые заявляли, что я не могу участвовать в родео потому, что девчонка!

– А они были не правы?

– Конечно, умник, еще как не правы, и ты тоже не ошибись.

Кэтрин слепила снежок и бросила его в Брука. Она застала его врасплох, и ей удалось залепить его лицо снегом. Борода стала белой, как мука. Теперь наступил черед Брука отфыркиваться. Кэтрин завизжала от восторга.

– Вот тебе, никогда больше не называй меня хилым созданием! Или тебе будет еще хуже!

– Да, я совершил большую ошибку, не позволив тебе убежать от меня. Должно быть, я чересчур мягкосердный.

– Все твои любезности напускные, – неожиданно выпалила Кэтрин, – а на самом деле у тебя необузданное, дикое сердце!

Лица их соприкоснулись, пар от горячего дыхания смешался. Неожиданно Кэтрин захлестнула волна желания.

Воздержание усилило их страсть, и они принялись жадно целовать друг друга. Внезапно Кэтрин охватило такое чувство, словно она хочет, но никак не может насытиться, удовлетворить свой голод. Голод по Бруку. Она почти укусила его губу.

Они целовались так страстно, что Кэтрин вздрогнула, когда он неожиданно отпрянул от нее.

– Что случилось?

– Ш-ш-ш!

Он прислушивался к чему-то. Да, то был звук мотора. Сначала он решил, что к ним приближается вертолет, но потом понял, что звук какой-то другой.

– Не шевелись! – приказал он.

Кэтрин подняла глаза к небу и увидела самолет. Он висел почти над их головами.

– Разве нам не следует спрятаться?

– На таком открытом месте им ничего не стоит выследить нас. Но глаз привлекает движущаяся точка. Так что, если мы будем абсолютно недвижимы, у нас появится шанс остаться незамеченными.

– А что случится, если нас заметят?

– Ну, наверное, это зависит от того, кто там, наверху. Пилот может передать о нас по радио, власти же знают, что в это время года в горах нет никого.

– И, значит, здесь можем быть только мы, – охнула она.

– Да, только мы.

Самолет улетел. Увидел ли их пилот? Этого они никак не могли знать.

– Ты думаешь, они увидели нас? – спросила девушка.

– Думаю, что вряд ли. Хотя, кто знает. Мне следовало быть более внимательным, тогда мы успели бы вовремя спрятаться за скалой.

– Это я во всем виновата.

– Нет, просто я чересчур тобой очарован.

– А я – тобой.

– Значит, когда я сказал, что у нас есть проблема, то был не очень-то не прав, правда?

Кэтрин несогласно покачала головой.

– Что ты хочешь сказать своим «нет»?

– Думаю, что у меня опять все в порядке, так что у нас нет никаких проблем.

– Ты что-то предлагаешь, Кэтрин, или мне показалось?

– Пожалуй, предлагаю.

Брук развел огромный костерище – в пещере стояла такая холодина, что ее необходимо было согреть. А потом они занялись любовью, жаркой и неистовой. После долгого перерыва они никак не могли насытиться друг другом.

Наконец Брук отодвинулся от Кэтрин, и она осталась лежать навзничь в сладостном изнеможении. В теле ее все еще звучали отголоски завершающего шквала. Даже в кончиках пальцев ощущалось легкое покалывание.

Брук пребывал в таком же блаженном состоянии, как и она сама. Они не касались друг друга, но душою были нерасторжимо связаны.

– У тебя всегда так бывает? – спросил он.

– Ты хочешь сказать – с другими мужчинами?

– Да.

– Бог мой, конечно нет.

– Почему нет?

– Да потому, Брук, что природа наградила тебя таким талантом.

Слова эти не могли не понравиться Бруку.

Легонько поцеловав Кэтрин, он встал и подошел к окну. Каким-то шестым чувством она угадала, что Брук тревожится из-за самолета, пролетавшего над ними во время их недавней прогулки. Заметили ли их? Его не мог не волновать этот облет.

Они снова слились в исступленном порыве страсти и в конце концов уснули, сраженные сладкой усталостью, в объятиях друг друга.

Этот день принес новый поворот в их отношениях. К ним вернулась теплота и близость, но взаимопривязанность стала такой щемящей – наверное, из-за того, что теперь оба понимали, насколько недолговечно и зыбко их счастье.

Как-то вечером, когда они лежали в объятиях друг друга под меховым одеялом, Брук спросил Кэтрин:

– Тебе не кажется, что Рождество уже очень скоро?

– Кажется. Оно будет послезавтра.

– Так ты ведешь счет дням?

– Особенно перед Рождеством – я так его обожаю.

– Чего же ты молчишь? Мы ведь собирались устроить елку.

– Так ты действительно этого хочешь? Я думала, ты сказал это просто из вежливости.

– Да нет, я только очень сожалею о том, что у нас не может быть подарков в цветастой бумаге и тому подобных вещей.

– А что бы ты мне подарил, имея возможность пойти в магазин и выбрать какой угодно подарок?

С минуту он поразмышлял и ответил:

– Наверное, электричество и водопровод, словом, то, что могло бы удержать тебя здесь.

Кэтрин рассмеялась и шутя ткнула его под ребра.

– Мужчины обожают быть практичными, правда?

– А ты что бы мне подарила?

– Ну, с этим просто. Силу, чтобы ты сумел себя простить.

Брук посерьезнел, и она воспользовалась его молчанием.

– Почему ты никак не можешь понять, что мир уже отпустил твои грехи за то, что произошло с Фредом Килманом. Так что тебе только остается простить себя самого.

– Я вовсе не уверен в том, что мир действительно так милостив.

– Не суди всех по Джеффри Килману. У него и его брата был свой, жестокий, взгляд на жизнь, присущий его кругу. Джеффри просто антисоциален и совсем не является хорошим человеком.

– Слушай, давай лучше поговорим о Рождестве. Завтра должен быть хороший день. И я, пожалуй, возьму топор и спущусь вниз. Там деревья не такие тощие и я срублю хорошенькую елочку.

– Хорошо. А я, пока ты будешь ходить, посмотрю, что тут можно использовать в качестве украшений.

На следующее утро он надел шубу, варежки и меховую шапку. Когда он был готов, Кэтрин крепко прижалась к любимому.

– Будь хорошей девочкой, а я скоро вернусь.

– А ты будь осторожен. Я не хочу, чтоб с тобой что-нибудь случилось.

– О Боже, Кэтрин, ты говоришь, прямо как мамочка.

Она ущипнула его за бороду.

– Представляю, что ты скажешь, если я забеременею.

– Знаешь, мне приходится самому справляться с кучей вещей. Так что не могу сказать, что мечтаю научиться принимать роды.

– Поверь мне, я сделаю все, чтобы уж об этом-то тебе не пришлось беспокоиться.

Брук тяжело вздохнул:

– Я знаю.

Кэтрин стиснула его руку.

– Я люблю тебя, Брук Сэвидж. И хочу, чтоб ты знал об этом.

Его глаза блеснули:

– Пожалуй, за пятнадцать лет я не слышал ничего более приятного. – И поцеловав ее, он взял топор и выскользнул наружу.

Кэтрин задернула меховой полог и привалила к нему камень. Оглядевшись, она поразилась тому, насколько все для нее изменилось с уходом Брука. Ведь в последнее время она не расставалась с ним буквально ни на минуту. Девушка уселась в кресло-качалку и уставилась на языки пламени. Что-то ждало их в будущем? Разве можно было в их положении что-то предвидеть? Или она просто переняла привычку Брука жить сегодняшним днем?

Кэтрин не хотела сейчас думать о будущем. В глубине души она волновалась за Брука, хотя, может, кому-нибудь это показалось бы просто глупым. Конечно же, он был вполне способен позаботиться о себе. Но что бы делала она сама, вернувшись в Орегон, если бы знала, что Брук один в пещере или же бродит по горам? Наверное, она думала бы о нем непрестанно.

Кэтрин пододвинула кресло к свету и попыталась почитать. Она не смогла сосредоточиться и бросила книжку, решив, что лучше сделает что-нибудь по хозяйству. Однако за последние дни они здорово потрудились и переделали практически все дела.

Она не была особенно голодна, но все-таки съела яблоко. Делать было абсолютно нечего. В конце концов она надумала решить проблему свободного времени, выйдя на воздух. На дворе было морозно, но безветренно, что само по себе было достаточно необычно. Сквозь облака проглядывало солнце.

Она пробралась к хребту, туда, где они обычно гуляли. Как странно было находиться здесь без Брука! Она так к нему привыкла, что без него чувствовала себя ненужной и одинокой. Но если она по-настоящему любит его, то каково же ей будет расстаться с ним? Вряд ли она сумеет ездить к нему в горы на свидания. Нет, с Бруком возможно было либо все, либо ничего. Либо она будет вести с ним здесь эту фантасмагорическую жизнь, либо вернется в свой собственный мир. Кэтрин была настолько погружена в свои невеселые мысли, что не услышала шум самолета. Когда же она наконец его услышала, он уже скользил над долиной. Кэтрин пронзил страх. Она находилась на открытой местности, прямо на вершине горы. И спрятаться было негде.

Она оцепенела, вспомнив, слова Брука о том, что движущиеся предметы привлекают взгляд наблюдателя. Самолет все кружил и кружил. Вероятно, ее увидели. Что же теперь будет?

Наконец самолет улетел туда, откуда появился. Кэтрин не знала, что думать, что делать. Слава Богу, ее хотя бы не видели выходящей из пещеры. Но она находилась в какой-нибудь сотне метров от нее и, значит, ей необходимо как можно скорее скрыться.

Кэтрин со всех ног понеслась к пещере. Пот лился с нее градом, сердце вырывалось из груди. По каким-то неуловимым, но очевидным для нее признакам, она осознала, что мир, который, казалось бы, остался для нее так далеко, снова ворвался в ее жизнь. Вопрос заключался лишь в том, будет ли тот новый мир, который она обрела с Бруком, безжалостно разрушен вмешательством извне. Или она сумеет удержать зыбкое и такое хрупкое счастье, счастье, которое она познала высоко в горах.