Текст книги "Меня хранит твоя любовь"

Автор книги: Джеки Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На протяжении всего долгого перелета из Сан-Диего в Чикаго Мейсон мучительно соображал, как ему поступить. Надо ли говорить Рози, что он выяснил о ее матери?

Не то чтобы он сомневался в ее способности вынести суровую правду. Насколько ему известно, она мастак удерживать эмоции в узде. Но в данном случае – зачем это нужно?

Да, он отыскал Делорез Кингсли, в настоящий момент Делорез Треллер. Супругу владельца инвестиционного банка, с шиком проживающую в престижном районе на окраине Сан-Диего.

Когда днем ранее он подъехал к ее дому во взятой напрокат машине, дама была в переднем дворе, обихаживая клумбу с цветами. Поскольку визит был не оговорен заранее, он сделал несколько снимков.

В свои сорок два она великолепно выглядела, природная красота юности поддерживалась еженедельными посещениями тренажерного зала, выездами на дорогие курорты и малой толикой косметических ухищрений. Подробности выяснились на месте из вполне надежных источников. Буйная грива белокурых волос выбивалась из-под соломенной шляпки, надетой для защиты нежной кожи от солнца.

Мейсон вышел из машины и направился к ней, подмечая общие с Рози черты: те же длинные ноги и хрупкое телосложение. Те же высокие скулы и полные губы.

Женщина вежливо улыбнулась Мейсону, но стоило ему объяснить, кто он и зачем явился, как улыбка исчезла без следа.

Очень скоро Мейсону пришлось уяснить громадную разницу между той женщиной, которую он любит, и той, что находится перед ним.

Делорез Кингсли Треллер, глядя ему прямо в глаза, заявила:

– Это дело – далекое прошлое.

И сразу понизила голос, очевидно, чтобы не услышали и две девочки-подростка, моющие автомобиль с откидывающимся верхом, стоящий на подъезде к ее роскошному дому. Как Рози и ее мать, девочки были светловолосые и изящные. На вид им было где-то тринадцать-пятнадцать.

Ясно, что у Рози есть две сестры. Ясно и то, что их матушка не желает иметь с ней ничего общего.

Мейсон не собирался отпускать Делорез Кингели Треллер с крючка так просто. Однажды она уже ускользнула. На сей раз ей не отвертеться.

– Взгляните на свою дочь.

Он протянул один из снимков, сделанных им в Нью-Йорке. Рози улыбалась, ветер разрумянил ее щеки, очаровательно взлохматил волосы. Она казалась прекрасной, счастливой, совершенно непохожей на нищую полуголодную бродяжку, подобранную им на обочине шоссе в феврале.

Но стоящая перед ним женщина лишь мельком взглянула на фотографию и затянутой в перчатку рукой оттолкнула ее от себя.

– Я допустила ошибку, мистер Страйкер. Мне было шестнадцать, и жила я не в самых лучших условиях. А уж когда появилась Кристалл…

– Кристалл? – Мейсон издал стон, на секунду прикрыл глаза. Он достаточно долго пробыл полицейским в Детройте, чтобы знать: многие наркоманы называют своих детей в честь принимаемого зелья. – Позвольте угадать: кокаин?

В ответ последовал затравленный кивок.

– А позже крэк. У меня были серьезные проблемы с наркотиками. Сильно задолжала поставщику. Целую кучу денег… и мне нужна была доза. Мы решили, что обоих устроит… обмен.

– Вы продали себя за наркотики, – сухо констатировал Мейсон, горько сжав губы. – А потом оказалась, что забеременели.

Во время предварительных изысканий Мейсон узнал, что Делорез Кингсли выросла в привилегированном районе – так близко и одновременно так далеко от того места, где она однажды бросила Рози.

Родители Делорез жили в красивом особняке с видом на озеро Сент-Клэр. Но она там появлялась нечасто. Они исправно оплачивали обучение своей единственной дочери в эксклюзивной школе для девочек на Восточном берегу, в которой та проводила девять месяцев в году. Делорез Кингсли была типичной бедной богатой девочкой, нуждающейся во внимании родителей и получающей жалкие крохи этого внимания. Теперь, когда последние кусочки мозаики встали на свое место, Мейсону стало ясно, откуда взялось ее увлечение наркотиками. Чрезвычайно похоже на случай Амелии. Его поразило, что и он сам, и Рози пострадали из-за слабости других людей, из-за чужой страсти к наркотикам.

– Родители от меня отказались. Заявили, что пока я принимаю наркотики, домой могу не являться, что они не будут платить за мое обучение в Коннектикуте.

– И вы ушли из дома.

– Да. Жила в притоне наркоманов, пока не родилась Кристалл. Я думать не думала, что беременна, пока…

– Пока не стало поздно что-то предпринимать?

На ее щеках появился легкий румянец – единственное свидетельство волнения. В остальном она оставалась столь же невозмутимой, что и прежде. Сунула секатор в карман и начала медленно стаскивать с рук перчатки.

– Вначале я пыталась заработать нам двоим на жизнь, но это оказалось так сложно, а мои родители оставались… в стороне. Надо было на что-то решаться. Видимо, решение оказалось не слишком удачным.

– Не слишком удачным! – возмутился Мейсон.

– Потише! – взмолилась женщина. Потом безмятежно улыбнулась дочерям, бросившим отскребать машину и подозрительно уставившимся на Мейсона.

– Вы бросили свою дочь на углу шумной улицы, – сказал Мейсон, понизив голос. – Оставили малышку в одних колготках на морозе, вблизи от снующих вокруг машин. Можно было бы найти легальные – не говорю уж безопасные способы – отказаться от родительских прав. Ребенок заслуживал хотя бы этого. И пускай вы были молоды, сделать это для нее было в ваших силах.

– Не знаю, сколько хотите вы и девушка, мистер Страйкер, но я заплачу.

– Ваша дочь не желает денег, – огрызнулся Мейсон, разозлившись за Роз, от которой желали откупиться. – Ей требуются ответы, а возможно, встреча с вами.

Ей нужна любовь.

– Ой, нет. – Она отступила на шаг. – У меня теперь новая жизнь, Я чиста. С тер пор, как…

– Можно догадаться. С тех пор, как выкинули за ненужностью дочь и вернулись домой к папочке и мамочке.

– Они согласились платить за мое лечение, – сказала она жестко. – Мне было девятнадцать, жизнь катилась под откос. Родители дали мне второй шанс, я им воспользовалась. И не вам меня упрекать.

– Но присутствие вашей дочери оказалось для них обременительным. Его трудновато было бы объяснить в их яхт-клубе, а?

– Издевайтесь, как хотите, мистер Страйкер. Если вы или девушка попытаетесь связаться со мной еще раз, я обращусь в полицию с заявлением о вымогательстве. В Калифорнии с этим строго. Мой выбор сделан. Двадцать три года назад. Так было к лучшему.

– К лучшему? Поинтересовались бы мнением дочери. Ее болтало по приютам и чужим семьям добрых пятнадцать лет. А после она постоянно существовала на грани выживания. И выжила.

– Можете мне не верить, но я рада это слышать.

– Недостаточно, однако, чтобы встретиться с ней. Или представить ее сестрам. – Он сделал движение по направлению к двум девочкам на дороге.

Ее глаза расширились от ужаса.

– У них нет ничего общего с Кристалл.

– Рози, теперь ее зовут Рози. Я люблю вашу дочь, миссис Треллер. Она прекрасна, умна, мила. Неужели вам совершенно все равно?

– Я… довольна, что у нее все нормально, – кратко заметила Долорез, начав натягивать садовые перчатки. Символизм движения трудно было не понять: ей не хотелось пачкать руки. – Но изменить ничего нельзя. Мой муж не знает о моем прошлом, мистер Страйкер. Как и две моих дочери. И я не собираюсь что-то менять.

– Отлично. – Мейсон брезгливо поморщился. – Во всяком случае, я получил ответы на имеющиеся у меня вопросы. Но лишь для заметки, мэм: у вас три дочери.

Когда Мейсон вышел из самолета, она уже ждала. Рядом стояла Марни, но он смотрел только на Рози. Красная блузка, помада в тон. Новые джинсы, слегка узковатые, отчего четко обрисовались изящный изгиб бедер и длинные ноги. Она наклонила голову, улыбнулась ему, в ушах блеснули простые золотые сережки. Работа Марни. Хотя вне всяких сомнений, Рози расцвела бы и без суеты со стороны сестры.

Она счастлива сейчас, спокойна. И Мейсон желал, чтобы такой она и оставалась. Приняв решение, он подошел к ней, схватил ее в объятия и страстно поцеловал, прервавшись, лишь заслышав покашливание сестры.

– Как я скучал, – прошептал он.

Поведение Мейсона показалось Рози немного странным. Он держал ее так крепко, словно пытался заслонить собой от невидимого удара.

– Что там, Мейсон? Что ты узнал?

– Давай сначала выберемся отсюда.

– Нет, я хочу знать сейчас, пожалуйста. И шагу не ступлю дальше.

– Новости не самые приятные, – медленно проговорил он.

В ответ – напряженный кивок.

Мейсон подвел Рози к ряду кресел и с мягкой настойчивостью усадил в одно из них, сам встал напротив. Марни уселась рядом с Рози, готовая оказать любую необходимую поддержку.

– Она не хочет иметь со мной ничего общего, не так ли?

Мейсон пытался подыскать нужные слова. Таким он ей совершенно не нравился – слишком осторожный, насупленный, нервозный.

– Не так. Она… твоя мать умерла, Рози, – наконец выдал он. – Мне очень жаль.

– Умерла? – Удар оказался чрезвычайно болезненным. – Когда? Как?

– Автокатастрофа, всего неделю назад, вот потому я и не знал ничего, отправляясь в Калифорнию. Но мне удалось поговорить с соседкой. И вот еще – я привез тебе это.

Он вытащил из кармана фотографию, протянул ей.

Качественный снимок женщины, стоящей на зеленой лужайке, собирающейся заняться приведением в порядок цветов. Она казалась счастливой, хорошенькой. И хотя накопившиеся у Рози вопросы остались без ответов, она теперь видела лицо, с которым могла связать слово «мама».

– Какая красавица, Рози, – сказала Марни, сочувственно пожимая ей локоть. – Ты так на нее похожа.

Нахлынувшие переживания сжали Рози горло. Она сама не понимала, что чувствует. Должна ли она горевать по кому-то, кого, как давно уже уверила себя, искренне ненавидела? И правильно ли ощущать пустоту в груди оттого, что никогда ей не придется встретиться с матерью лицом к лицу?

– Что еще ты узнал?

– Ну… они с мужем жили тихо, соседи их любили.

– Значит, она была замужем. Были у нее другие дети?

– Хм… нет.

– Какие-нибудь соображения, почему она бросила меня? – спросила Рози.

– С одной соседкой они были довольно близки. Я разговаривал с той женщиной, объяснил причины своего визита. Она сказала, что пару раз в порыве откровенности твоя мать упоминала о тебе. Она-то есть соседка, сказала, что твоя мать искренне сожалела о совершенном поступке, но в то время она была совсем юной и запуганной. Твоя мать надеялась, что сейчас у тебя все в порядке и ты простила ее.

– Правда?

– Конечно, правда. Твоя мать любила тебя, Рози. На свой манер, конечно. Я уверен – она очень тебя любила.

Рози кивнула. Потом еще раз.

– Ладно, теперь я знаю, да?

– Да, теперь ты знаешь, – подтвердил Мейсон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Пришло лето, а вместе с ним в городке появились толпы туристов.

Рози с гордостью причисляла себя теперь к коренным жителям Гавани шансов. И даже не заметила, как и к ней прилипла привычка перемежать любой рассказ характерным «э?».

Она стала полноправным членом сообщества городка. У нее появились собственная библиотечная карточка и адрес электронной почты, и, по настоянию Марни, она даже вступила в городской клуб «Украшения», где помогала местным дамам высаживать маргаритки на клумбах у центральных магазинов города.

Нельзя было назвать официальным ее статус в семье Мейсона, но Марни обращалась к ней, как к «тете Рози», когда нежно упоминала о малыше, растущем в ее теперь слегка округлившемся животе. Более того, Марни частенько пеняла Мейсону, что, мол, пора завязывать с холостяцкой жизнью и что они с Рози могли бы поторопиться, чтобы у ее малыша был приятель для игр.

На данный момент, убеждала себя Рози, у нее есть больше, чем можно было надеяться. Ей не требуется кольцо или белоснежное платье с шикарным букетом. Не требуется стоять у алтаря в маленькой белой церквушке, которую они с Мейсоном исправно посещали теперь по воскресеньям. Мейсон любит ее, хочет ее. Вот оно – чудо само по себе.

Но Рози знала, что в их отношениях что-то поменялось сразу после его возвращения из Калифорнии. И никак не могла взять в толк, в чем состоит перемена. Он просто не был таким, как раньше. Они все так же каждую ночь занимались любовью, подчас ей даже казалось, что в его неистовости есть какое-то отчаяние. А иногда она ловила на себе его задумчивый, вопрошающий взгляд. Или он начинал говорить о чем-то важном – и внезапно замолкал или резко менял тему.

Темп жизни в Гавани шансов рос вместе с температурой воздуха. Туристы наводнили городок и близлежащие окрестности. Неоновое объявление «нет мест» под вывеской местной гостиницы теперь горделиво сверкало каждый уикенд, а с приближением Четвертого июля – часто и в будние дни. Покрывала и зонтики от солнца густо усеяли общественный пляж, хотя озеро Верхнее нельзя было назвать радушным хозяином: оно никогда не нагревалось достаточно, чтобы позволить что-то большее, чем секундное погружение в его ледяные воды.

Каменистый пляж недалеко от маяка не отличался привлекательностью, а потому был довольно пустынным. Рози же любила проводить утро здесь, наслаждаясь пригревающими лучами солнца и слушая мерный шорох набегающих на берег волн.

Вот и сегодня Рози сосредоточенно созерцала проходящую мимо баржу с железной рудой, когда на нее упала тень. Обернувшись через плечо, она увидела морщинистое, вечно недовольное лицо Бергена.

– Босс желает знать, не сможешь ли ты поднять свою очаровательную задницу и приступить к работе часа на два пораньше. Марни плохо себя чувствует.

Проигнорировав ту часть фразы, где упоминалась нижняя часть ее тела, она спросила:

– С ней все в порядке?

– Это все беременность, – предположил тот брюзгливо. – На мой взгляд, она слишком много работает.

– В следующий раз, когда Марни появится в таверне, нам следует привязать ее к стулу, – пробормотала Рози. – Только так ее и можно удержать от излишней беготни.

Берген поразил Рози, издав нечто, напоминающее смешок, и впервые на ее памяти согласился с ней:

– Что правда, то правда.

– Ладно, я только переоденусь и сразу приду.

Она встала, сложила одеяло и направилась вверх по каменистой тропке в сторону маяка.

И оступилась, едва не скатившись кубарем обратно, когда вслед ей послышался ответ повара:

– Хорошо, Рози.

Входя в таверну, Рози мурлыкала популярный мотивчик. А, забежав в кухню за чистым фартуком, обнаглела настолько, что отважно усмехнулась повару.

– Твоя улыбка не дает тебе права таскать отсюда сосиски, девчонка, – буркнул он.

– Все равно, я тебе нравлюсь, Берген. Давай признавайся.

– Перегрелась на солнце. Отсюда и галлюцинации.

– Я слышала, ты назвал меня Рози.

– Неужели? Тебе же так зовут, а?

– Не волнуйся, – сказала она, обретя уверенность, достаточную для того, чтобы игриво потрепать его по щеке. – Я никому не скажу.

– Прочь из моей кухни, – огрызнулся он, но настоящей злости в его словах не ощущалось. И он даже не попытался перехватить ее руку, когда она цапнула с противня сосиску.

Пробегая по коридору мимо открытой двери в офис, Рози заметила Мейсона, сидящего за столом. К уху он прижимал телефонную трубку, вся поза выражала крайнюю озабоченность.

– Хорошо, что ты пораньше, – сказал он, прикрывая трубку рукой. – На линии один из наших поставщиков пива. Не успевают выполнить наш заказ. Только этого мне и не хватало.

– Я видела в зале женщину из демократической партии.

Мейсон тихонько выругался.

– Диана уже тут?

Рози кивнула.

– Зашла прямо передо мной. Я подала ей стакан воды со льдом. Пока она ничего не требует.

– Да, но заставлять ее ждать мне не хочется, а разговор с этими ребятами грозит затянуться. – Он указал на телефон.

– Могу ответить на звонок вместо тебя, – предложила Рози. – Только скажи, что делать.

Он облегченно вздохнул и поцеловал ее в щечку, передавая трубку.

– Ты просто чудо. Договаривайся с ними о новой партии. Если понадобится – все записи в верхней папке в шкафу. Поставки братьев Квинси. – Уже у двери он остановился, провел рукой по волосам и спросил: – Я прилично выгляжу?

Она провела языком по губам, залюбовавшись им. Высокая стройная фигура, сексуально взлохмаченные волосы, резко очерченные скулы, проницательный взгляд… Рози ощутила мгновенный всплеск физического влечения, обдавший ее жаром.

– Меня посадят под стражу, если я выскажу свои мысли, – улыбнулась она.

Мейсон задумчиво приподнял темную бровь.

– Неужели? Тогда постарайся удержать их до того, как у меня будет возможность воспользоваться моментом. И все-таки, как я выгляжу?

– Лучше всех. – И она послала ему воздушный поцелуй.

Когда он ушел, Рози зажала трубку плечом, затем открыла шкаф и стала перебирать лежащие на полке папки. Улыбаясь, вытащила нужную папку, случайно прихватив и две лишние. Хотела было вернуть их на место, но ее внимание привлекло имя на обложке.

Делорез Кингсли Треллер.

Мейсон завел на ее мать специальное досье. Рози хмыкнула. Как похоже на него. Парень просто помешан на порядке. Она открыла папку, ожидая найти ту ограниченную информацию, что уже была ей известна. Но обнаружила там куда больше.

Гораздо, гораздо больше, включая ее законное имя. Кристалл Мари Кингсли. И еще – несколько предложений, начертанные четким почерком Мейсона, излагающие подробности рождения Рози и тогдашнего образа жизни ее матушки.

С губ Рози сорвался стон, в голове помутилось. Оказывается, она родилась у законченной наркоманки. Ее отец – поставщик наркотиков. Конечно, Рози не ожидала, что ее биологическими родителями окажутся какие-нибудь миллионеры. Но это?!

Еще не успев как следует осознать всю силу охватившей ее боли, Рози начала перебирать фотографии. Тут не только мать, но и две девочки. Девочки-подростки, разительно похожие на саму Рози.

Больше всего ее убивало то, что Мейсон ей солгал.

У Рози есть сестры. Целых две. Младшие сестры, которых он видел во время визита в Калифорнию. Она проглядела оставшиеся записи, ища указания на автокатастрофу или свидетельство о смерти. Ничего. Наконец Рози отыскала пометку «отказалась встречаться», дважды подчеркнутую красным карандашом.

– Могу я вам помочь? – раздался голос из телефонной трубки, которую она машинально стиснула в руке.

– Нет.

И никто не сможет. Положив трубку на рычаг, она обеими руками вцепилась в волосы.

Итак, ее мамаша жива и абсолютно здорова, живет в Сан-Диего. На фотографии она выглядела типичной заботливой мамочкой. Чистенькая и выглаженная, на заднем фоне – «мерседес» и две столь же ухоженные дочери.

А третья дочь пускай сидит по уши в дерьме. Забытая. Ненужная.

Мейсон ей постоянно врал. Врал напропалую. Даже отказ матери от встречи не так больно ранил Рози.

Она помотала головой, пытаясь проанализировать случившееся. Должны же быть причины, по которым Мейсон утаил эту важнейшую информацию.

Рози встала и, хотя дрожащие ноги отказывались ее держать, направилась к двери.

Обогнув угол стойки, она сразу увидела его, сидящего в углу за столиком вместе с Дианой Сазерленд. Они сблизили головы, обсуждая детали предстоящей избирательной компании. Гонка ожидалась изрядная – по данным предварительного опроса конкурирующая партия отставала от демократов всего на пару процентов от общего числа голосов.

Внезапно Рози озарило. Новый счастливый мир рушился, как карточный домик.

О, у Мейсона имеется достаточно важная причина сохранить ее прошлое в тайне. Рози вспомнила о сенаторе Бертранде, выдающемся федеральном законодателе из Мичигана, нанявшем Мейсона сторожить свою заблудшую дочку. Человек знал все ходы избирательных мероприятий. Знал, что следует преподнести публике, а что хорошенько припрятать в самый дальний угол. Знал, что грязные подробности, касающиеся как самого кандидата, так и его близких, могли перечеркнуть все усилия его имиджмейкеров.

Что может быть грязнее, чем связь с внебрачной дочерью помешанной на крэке наркоманки и поставщика наркотиков? Даже безграмотность и вечное бродяжничество Рози выглядели по сравнению с этим прилично.

Рози повернула назад, снова вошла в контору и рухнула в кресло у стола. Снова начала разглядывать фотографии, но уже ничего не видела за туманом слез.

Корни, пущенные ею за несколько месяцев в Гавани шансов, проросли достаточно глубоко, чтобы их обрыв произошел безболезненно. Но сейчас Рози поняла: тут оставаться больше нельзя.

– Эй, в зале становится шумновато, – сказал Мейсон, открывая дверь. – Ты собираешься… Рози? В чем дело? – Озабоченно сдвинув брови, он подошел к ее креслу. – Что случилось, солнышко?

Она сморгнула слезы, но все же не смогла остановить их совсем.

– Я нашла папку. – Хлопнув по ней, добавила: – Мои сестрички сильно на меня похожи, как ты считаешь?

Краска сбежала с его лица.

– Позволь объяснить…

– Объяснить, почему сказал, что моя мать умерла? Или что у меня никого нет, в то время как существуют две сестры? Целых две! Будь ты проклят! – прорыдала она. – Я доверяла тебе. Я тебя любила…

– Не говори так, словно все в прошлом.

– А о каком будущем может идти речь, если ты меня стыдишься?

– Стыжусь?

– Я ведь дочь наркоманки, Мейсон, – усмехнулась она сквозь слезы. – А ты полицейский. Прямо киношная ситуация.

– Я не стыжусь тебя. Думай о моих мотивах что хочешь, но тут ты ошибаешься.

– Ошибаюсь? Ты действуешь из соображений собственной выгоды. Видела тебя с этой Дианой, как вы строили планы избирательной кампании. Может, она поставлена в известность о моем прошлом и даже посоветовала тебе, как себя вести? Широкая публика не поймет и не одобрит, если выяснится, что ты спишь с такой, как я. Голосов тут не наберешь, особенно среди консервативно настроенного среднего класса. А именно он тебе и нужен, чтобы обеспечить успех выборов.

Он рванулся к ней, но она шарахнулась назад. Его пальцы лишь скользнули по ее локтю.

– Ты не можешь так думать.

– Вот как? А почему ты не захотел, чтобы я ехала с тобой в Калифорнию? Уже тогда беспокоился, что можешь отыскать что-то неподходящее?

– Да, но не то, в чем ты меня упрекаешь. И если ты меня любишь – если любишь хоть вполовину так сильно, как я тебя, – то сама это знаешь.

От его слов что-то внутри ее оборвалось. Ей хотелось верить ему, но жизненный опыт советовал иное.

– Я хочу уйти.

– Куда?

– На улицу. Отсюда. Мне надо подумать.

– Не делай этого, Рози. Не позволяй прошлому разрушить наше с тобой будущее.

Выскочив из офиса, Рози захлопнула за собой дверь.

Где-то в половине одиннадцатого утра следующего дня она снова вошла в таверну. Мейсон уже собирался звонить в полицию с сообщением о ее пропаже. Всю ночь он провел без сна, меряя шагами свою комнату. Злость и беспокойство сменяли друг друга, пока он соображал, куда она запропастилась.

И вот она перед ним, холодная и собранная. Казалось, их разделяет не обычная деревянная стойка, а широкая пропасть.

– Рози, слава богу! – воскликнула Марни, бросаясь к ней с объятиями. И, что совершенно для нее нехарактерно, моментально испарилась из поля зрения.

– Я волновался о тебе, – произнес Мейсон.

– Извини, но мне надо было побыть одной.

– Разве нельзя было хотя бы позвонить?

– Извини, – снова повторила Рози.

Она пришла к решению, понял Мейсон. Манера держаться недвусмысленно говорит об этом: подбородок вперед, плечи развернуты, ноги твердо упираются в пол. И еще он понял, что ее решение вряд ли ему понравится.

– Желаешь пройти в контору поговорить? – спросила она.

Мейсон посмотрел на немногочисленных пока присутствующих. Братья Бэттл уже готовились к очередному бильярдному сражению. Еще несколько парней потягивали колу и мололи привычный вздор. Большой Боб Бэйли разместился на другом конце стойки, сжимая в руке стакан с виски. Марни уселась чуть ближе. Уж у нее-то уши настроены на нужную волну – ничего не упустит.

– Мы можем поговорить здесь, – произнес Мейсон.

– Предпочитаю отсутствие свидетелей.

– Почему же? Я и так знаю, что ты хочешь сказать. Ты уезжаешь. – Слова прозвучали как обвинение, потому что обвинением и являлись. – Снимаешься с якоря и обрезаешь концы, потому что ничего лучшего не умеешь. А меня – побоку, даже не дав возможности ничего объяснить.

– Отлично. – Она скрестила руки на груди. – Объясняй. Объясняй, почему не сказал мне правду.

– Ты ведь прочла содержимое папки, Рози. И могла бы сама понять. Я не хотел тебя ранить. Она… она отказалась встречаться с тобой. Угрожала обратиться в полицию, если кто-то из нас попробует снова с ней связаться. Как я мог сказать тебе такое? Смотреть в глаза любимой и говорить…

– Что моя мать знать меня не желает, – закончила она за него, голос спокоен и громок, любому в комнате слышно превосходно. – Но я уже это знала, Мейсон. Знала целых двадцать три года.

– И все равно такое больно слышать.

– Ты ничем не отличаешься от многочисленных усыновителей, учителей в школе и прочих. Они все знали, что для меня лучше. И никто не потрудился подойти и спросить, что я сама думаю, чего хочу.

– Я спрашиваю теперь. Чего ты хочешь, Рози?

– Возможно, тебе лучше звать меня Роз, – заявила она устало. – Ты не можешь изменить историю моей жизни, изменить мое имя, изменить меня саму.

– Я ничего подобного не делаю. Ты сама меняешься. Как изменился и я после встречи с тобой. И для меня ты – Рози. Я знаю, кто ты.

– Я внебрачная дочь…

– Нет! – зарычал Мейсон. – Ты и впрямь выведешь меня из себя. Что за чушь ты мелешь! Каким бы именем ты ни назвалась, я буду тебя любить, потому что влюбился в человека, а не в твое имя или родословную. Я полюбил тебя и хочу получить в комплекте со всем имеющимся приданым.

Никогда еще Рози не видела Мейсона таким. И его страстность убедила ее, что он действовал из-за любви, а не каких-то других соображений. Возможно, он сглупил, скрывая от нее правду, но намерения его были самыми благородными.

Выйдя из-за стойки, Мейсон опустился перед Рози на одно колено.

– Боже мой! – всхлипнула Марни. А Брюс Бэттл пробормотал нечто вроде «бедолага».

Но им ли привести Мейсона в замешательство! Его не остановило ни потрясенное молчание Рози, ни глазеющие зрители.

– Я собирался сделать это не совсем так. Хотел устроить романтический ужин при свечах, возможно, с шампанским. Но думаю, антураж на чувства не влияет. Рози, будь моей женой!

Ее сердце едва не выскочило из груди. Но, прежде чем дать согласие, следует кое-что прояснить.

– Мне не требуется защитник, Мейсон. Я сама не промах, как ты знаешь.

– Да, знаю. Но, возможно, спасать других – не так плохо. Ты спасла меня. Вошла в мою жизнь, показав, что такое настоящая любовь. Она дает и берет. И не может быть односторонней.

Она кивнула, соглашаясь.

– Я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала, Рози. Только скажи.

– Я хочу иметь семью. Хочу принадлежать одному конкретному человеку. Хочу, чтобы этот человек был ты.

– Так ты согласна?! – выкрикнула с места Марни раньше, чем Мейсон успел открыть рот.

– При одном условии, – ответила та и услышала, как сочувствующие зрители дружно взвыли от восторга.

– Каком? – спросила Марни.

– Эй, если не возражаешь, – вклинился Мейсон, – это мое предложение руки и сердца. – И он снова перевел взгляд на Рози. – Какое условие?

– «По дороге в ад» не будет нашим свадебным гимном. Ненавижу тяжелый рок.

Мейсон, улыбаясь, поднялся. Она тоже улыбалась, когда он поцеловал ее под приветственное топанье ногами и радостные крики.

Даже ворчливое замечание Бергена «Дождались» прозвучало музыкой для ее ушей.

– Брак зиждется на компромиссах, – сказал Мейсон, когда плачущая от счастья Марни разлила по стаканам напитки, чтобы отметить событие. – Как насчет лирической песни «Пришла любовь»?

Она прильнула к нему, чувствуя биение его сердца рядом со своим, и пообещала:

– Я подумаю.