Текст книги "Меня хранит твоя любовь"

Автор книги: Джеки Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Марни, он слегка выходит за рамки моего бюджета. У них нет ничего в пределах, скажем, десяти долларов?

– Ой, да конечно, вот очень миленькие трусики. – Она пролистнула еще несколько страниц, ткнула пальцем в изображение роскошной блондинки. – Мне больше всего нравятся французские лекала. Они зрительно уменьшают мои бедра, но ты, вероятно, будешь колоссально смотреться в бикини.

Роз никогда не беспокоилась о том, как она выглядит в нижнем белье. Покуда оно чистое и не расползается по швам, нечего о нем и волноваться. Но это смотрелось удобным, и, хм, немного развратным. Можно щегольнуть.

– Сколько таких в упаковке?

– Упаковке?

– За десять долларов.

– Милочка моя, они каждые стоят столько. Ну, если купить четыре, тогда скинут пару баксов. Видишь? – Она ткнула в текст вверху картинки, который Роз не могла разобрать. – Да ну же, Рози, встрепенись. Белье делает весь наряд.

– Как это оно может делать наряд? Белье носят под одеждой.

Улыбка Марни сверкнула лукавством.

– Да, но ты знаешь, что оно там есть. И это сознание влияет на настроение. Дает тебе уверенность, заставляет считать себя сексуальной.

– Только из-за лифчика в оборках и невообразимых французских трусов? В них Секрет твоих побед?

– Простой, но эффективный.

Роз еще раз взглянула на цены в каталоге.

– И весьма доходный. Я буду копить на машину. – Она встала и ухватилась за брюки, брошенные до того на валик кушетки.

Роз уже застегивала молнию, когда распахнулась дверь и ввалился Мейсон.

– Эй, Рози, я подумал о походе на… – Хотя он и юркнул поспешно обратно, она успела рассмотреть его пунцовое лицо. – Простите ради бога.

– Стучаться надо, милый братишка, – нежно проворковала Марни и рассмеялась, пока Роз отворачивала вниз воротник свитера. – Теперь заходи.

Румянец не сошел до конца с его лица. Такая реакция могла бы рассмешить Роз, вместо того она была несказанно тронута.

– У меня нет привычки врываться непрошеным, – заявил Мейсон.

Роз отмахнулась от его извинений и, чтобы не заострять ни них внимание, спросила:

– Что ты думаешь о моем новом наряде?

Мейсон посчитал его грандиозным, хотя он и отдал бы предпочтение зрелищу, которое мог бы наблюдать, зайди в комнату несколькими минутами раньше.

Он тряхнул головой, пытаясь прочистить мозги.

– Ты выглядишь очень мило.

Свитер чрезвычайно шел к ее волосам и бледной коже, а брюки, пусть немного свободные, приятно отличались от ее единственной, по его подозрениям, пары джинсов.

– Спасибо. – Она словно бы приобрела дополнительную уверенность. – По-моему, ты хотел что-то сказать?

– Ах, да. Я подумал, не прокатиться ли нам на лыжах. – Мейсон махнул рукой в сторону окна. – Лыжня начинается сразу на опушке леса, проходит рядом с таверной, делает круг и возвращается. Всего две мили, для начинающего – в самый раз.

– У меня нет лыж, и надеть нечего.

– Можешь взять старые лыжи Марни. Она больше на них не встает.

Сестра показала ему язык.

– Создавая снег и лед нам в наказание, Господь не предполагал, что найдутся желающие мерзнуть просто так, без дополнительного стимула.

Мейсон пропустил колкость мимо ушей.

– Что касается одежды, то не следует излишне утепляться. Что у тебя под свитером?

– Под моим свитером? – тупо повторила она, вызвав у Марни гомерический приступ хохота.

Не переставая хихикать, та пояснила:

– Поверь мне, братишка, тебе не захочется это узнать.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Роз сама не понимала, что побудило ее принять приглашение Мейсона. Оно объединяло пребывание на улице, физическую активность и общество человека, от которого, учитывая его странное на нее влияние, ей следовало держаться на расстоянии. Несмотря ни на что, она согласилась.

После легкого ленча она обнаружила себя пристегнутой снизу к двум лыжам, с палками в руках, во взятой напрокат шапочке на голове, взятых же напрокат перчатках, длинных рейтузах и в одном из шерстяных свитеров, подобранных заботливой Марни. Для журнала мод она явно не годилась, как для катания на лыжах.

– Может, мне лучше вернуться, а ты покатаешься один? – предложила Роз из глубины очередного сугроба.

Мейсон лишь ухмыльнулся и протянул ей свою лыжную палку, ставя на ноги.

– Приспособишься, – пообещал он. – Ничего сложного. Требуется координация и немного практики.

– У меня нет ни того, ни другого, – ворчала она, пытаясь удержать равновесие.

– Это как играть на бильярде. Пока не почувствуешь лыжи, требуется концентрация.

– И практика, – добавила она. – Громадная-прегромадная практика. Я играю на бильярде годами.

– Все равно, концентрация не помешает. Соберись чуток. Старайся делать движения плавными, но направленными. Суть в ритме. Погляди, как я.

Мейсон повернулся и проскользил по лыжне несколько метров – образец грации и экономности движений. Образец мужского совершенства. На нем были синие брюки, шерстяной свитер с сине-белым орнаментом. Вязаная шапочка на голове походила на ту, что дали Роз. Однако ее взгляд приковывало нечто другое. Хмм, соображала она, глядя, как натягивается и опускается синяя ткань при каждом его шаге.

– Замечаешь, как мои ноги двигаются в такт с руками? – крикнул он ей. Затем резко затормозил и обернулся назад. – Посмотрим теперь, как ты это повторишь, Рози.

Роз глубоко вздохнула и воткнула палки в снег, так, как только что показал Мейсон.

– Будь что будет, – пробормотала она себе.

– Вот так. Правая, левая, правая, левая, – командовал он.

Роз понимала, что ее движения остаются скованными и дерганными, но что-то щелкнуло, и внезапно катание стало требовать гораздо меньше усилий. Полчаса спустя она сумела добиться достаточно размеренного скольжения и даже смогла отвлекаться на окружающий пейзаж.

– Это твой край? – спросила она в благоговении, когда они скользили мимо одной из самых громадных сосен, что ей приходилось видеть на своем веку.

– Нет, он принадлежит государству. – Мейсон остановился, оперся о лыжные палки и оглянулся по сторонам с удовлетворенной улыбкой. – Красиво, а? Надо признать, живя в городе, я тосковал по этому.

На его лицо легла тень. Он не слишком распространяется о своей жизни в Детройте. Там что-то случилось. Что-то плохое. Роз не хотелось допытываться, но любопытство ее замучило.

– Ты жил в самом городе?

Он кивнул.

– На восточной окраине, где служил полицейским. После, став частным предпринимателем, я снимал мансарду недалеко от греческого квартала.

– Почему же ты решил уехать?

– В меня стреляли.

Изо всего, что она ожидала, такое заявление оказалось самым неожиданным. Не ей рассказывать об опасностях улиц. Как полицейскому и частному сыщику, ему, вероятно, приходилось сталкиваться с более неприятными персонажами, чем ей. Но в него стреляли!

– В плечо? – догадалась она, живо представив, как он постоянно его потирает.

– Ага.

Краткий ответ призывал ее к прекращению расспросов, но она не могла удержаться:

– Что произошло?

– Меня нанял… один влиятельный господин с тем, чтобы я обеспечивал безопасность его дочери. Только он не понимал, что она прочно подсела на наркотики. Я последовал за ней в восточную часть города, где она собиралась приобрести дозу. И потом… так все скверно обернулось.

Сомнительно, что он сознавал, насколько существенно выражение его лица дополняло достаточно скупое описание событий, данное им.

– Что с ней случилось?

– Поместили в реабилитационную клинику для отпрысков знаменитостей. Все путем.

– Нанявшая тебя важная персона не пожелала никакой огласки, – сказала Роз. И после того, как он кивнул, спросила: – А ты? Ты любил ее, да?

Мейсон спокойно подтвердил:

– Да, любил.

– А она?

Его лицо стало жестче.

– Она любила дозы. А ее папочку больше беспокоила его репутация, чем забота о дочери. Слышал, она снова сорвалась и опять принимает наркотики.

– Извини, Мейсон.

Он указал лыжной палкой на лежавшую впереди лыжню.

– Поехали.

После разговора Мейсон замкнулся, но Роз не принимала его молчания на свой счет. И никак не могла отвлечься от мыслей о женщине, которую Мейсон любил, потерял и за которую получил пулю.

Двигаясь по лыжне, они прошли полпути. Мастерство Роз возросло настолько, что она упала всего раз. Поскольку разговор потерял оживленность, она стала уделять больше внимания окружающему пейзажу. Ей редко удавалось насладиться красотами природы, поэтому она пользовалась представившейся возможностью и едва не пела вслух.

– У этого дерева есть имя? – спросила она, прерывая молчание и указывая на гиганта, возвышающегося по правую сторону от дороги.

– Джо, – ответил Мейсон безо всяких колебаний.

Ее обрадовало, что он снова начал шутить.

– Очень смешно.

– Это восточная белая сосна, та, что служит символом Мичигана. – Поскольку она продолжала смотреть на него, он продолжил: – Она была когда-то основой нашей деревообрабатывающей промышленности. Этой должно быть лет двести, судя по обхвату ствола.

Он попытался обхватить ствол ладонями. Не смог. Роз задрала голову вверх, стараясь навечно запечатлеть в памяти зеленые ветки, снег на них и яркое синее небо.

– Мне нравится асимметрия ее веток. Красота бывает в капле несовершенства, – проговорила она, удивляясь своему почти поэтическому наблюдению. Потом посмотрела на Мейсона, ожидая насмешек, но его лицо было серьезным, взгляд – задумчивым.

– Ты права, Рози. Подчас вещи бывают прекрасны не вопреки своим изъянам, а из-за них.

У Роз по коже поползли мурашки. Но раньше, чем она собралась ответить, он уже поехал дальше.

Когда они снова вышли на проезжую дорогу, Мейсон концом лыжной палки отстегнул свои крепления.

– Хочу заглянуть ненадолго в таверну.

– Сегодня у тебя выходной, – сказала Роз, огорчившись.

– Надо заняться кое-какой бумажной работой. Я катаюсь каждый день после десяти. Присоединяйся, если желаешь.

Роз помахала, но ничего не ответила. Она не собиралась ловить его на слове. Но на следующий день была на месте, в полной готовности, если не считать побаливающие после физических упражнений мышцы. А также во вторник и среду. Такого с ней сроду не случалось. Просто наряду с величественными соснами и хрустящим деревенским воздухом она впервые наслаждалась вкусом дружбы.

Прошла неделя, а потом две. Жизнь Роз потекла по накатанной колее. Но она не могла сказать, что ей прискучило и что она рвется в путь, как всегда случалось в прошлом. Мейсон учил ее читать, или скорее пытался усовершенствовать те скромные навыки, которыми она обладала. Вероятно, подобная ситуация могла бы смутить ее, но он не давал ей ощутить себя глупой. Должно быть, потому, что его помощь была достаточно незаметной и не затрагивала ее гордость.

– Эй, Рози, – сказал он однажды вечером, – я взял в библиотеке пару книжек, которые, мне кажется, тебе понравятся. Я знаю, что ты не слишком хорошо читаешь. У одного моего кузена в школе возникли те же проблемы. Так вот он и порекомендовал эти книги. Думаю, на пару мы сможем их одолеть.

Роз неопределенно пожала плечами, но с этого дня дважды в неделю часок перед ее сменой они сидели рядышком за столом в его офисе. Она не казалась себе дурочкой, произнося слова или выписывая их на бумаге. В качестве награды за ее труды Мейсон читал ей несколько страниц из своих толстых фолиантов. Он был прекрасным чтецом, расставляя акценты, придавая тексту окраску, делая повествование занимательным. Сейчас они читали его любимую книгу Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан».

Пристроив подбородок в ладонях, Роз спросила:

– Это происходило в штате Нью-Йорк, да?

– Да, но у англичан были поселения и в Мичигане. Когда-нибудь мы туда съездим.

Сказал между прочим, как один приятель может сказать другому, и Роз пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы удержать готовую отвиснуть челюсть. Как у него это получается? Мейсон давал ей почувствовать себя особенной, необходимой, между тем, как Роз точно знала, что она ни та, ни другая.

Всю свою жизнь Роз была невидимой для всех, появляясь на радарах других людей только тогда, когда они предполагали в ней потенциальный источник неприятностей. Ее лишь учитывали, как единицу в системе надзора за лишенными родительской опеки детьми. Но Мейсон видел в ней личность. Он делал совместно проведенное ими время радостным и беззаботным, если не считать пульса, подскакивающего всякий раз, когда он клал руку ей на плечо или посылал простую улыбку. Уроки чтения из занудного занятия превратились в увлекательную авантюру, так же как и катание на лыжах наполнялось каким-то другим смыслом, нежели простые физические упражнения.

Совершенствуясь в обеих областях, она одновременно училась говорить. Мейсон поражал ее. Даже если забыть о голливудской внешности, интригующем прошлом и увлечении нестандартной музыкой, этот парень был ходячей энциклопедией того, что касается природы. Он мог распознавать дерево по коре, называл вид животного, следы которого пересекали их лыжню, и был без ума от птиц. Тут и там останавливался внезапно, задирал голову и слушал пронзительный свист или воркованье какого-нибудь пернатого создания.

Однажды, в который уже раз следуя за ним по лыжне, Роз решила сразить его своими беспримерными познаниями:

– Эй, слышишь?

Он замер и обернулся.

– Что?

Она дождалась, пока сверху раздалось громкое карканье. Над их головами меж деревьями пролетела самая что ни на есть заурядная ворона. На нее Роз и указала.

– Вон там. Это ворона. Питается падалью и отбросами. Распространена по всей стране. Ее можно узнать по характерному громкому крику и отвратительным манерам за столом. – Она пыталась сохранять серьезное выражение лица, но ее выдавали подрагивающие от сдерживаемого смеха губы.

– Недурное описание.

– Не ты один разбираешься в птицах.

– Я считал тебя экспертом по наскальным сизарям.

– Наскальным сизарям?

Он хмыкнул, и она поняла, что ее снова дурачат.

– Больше известным как голуби. В Детройте все ими загажено. Просто неофициальный символ города.

На вершину ближайшего дерева плюхнулась ворона и прорезала своим карканьем морозный, спокойный воздух.

– Деревня немногим отличается от города. Тоже находятся желающие пошуметь и намусорить, – заметила Роз.

– Что есть, то есть. Я где-то слышал, что если бы птичьи голоса можно было бы перевести на человеческий язык, то на фоне общего поэтического щебета резко выделялись бы вороньи ругательства.

Большая серая птица снова хрипло вскрикнула, и Роз согласилась, что резоны для подобных сравнений имеются.

– Неужели ты никогда не думала разыскать свою семью? – однажды спросила Марни, убираясь в баре после закрытия.

Роз хмуро пожала плечами.

– Нет.

И солгала. Она давно отчаялась их найти, но все равно, попадая в очередное новое место, она отыскивала в незнакомых лицах что-то знакомое – черточку, жест, что-нибудь, что могло бы идентифицировать ее иначе, чем Розалинду Беннет, порядковый номер 42577.

– Я бы не прекратила поиски до тех пор, пока не выяснила, кто они такие и почему бросили меня, – заявила Марни, засовывая в стаканчики на столах бумажные салфетки.

– Брось, Марни, – призвал ее Мейсон из-за стойки.

Но его строгая команда не произвела никакого впечатления на неугомонную сестру.

– Ты же можешь ей помочь, Мейс. – Она повернулась к Роз и добавила: – У Мейсона талант к таким задачам. Говорил он тебе, что раньше был частным детективом?

– Упоминал, – ответила Роз.

– У тебя до сих пор есть контакты в Детройте, Мейсон. Возможно, хватит нескольких телефонных звонков, чтобы определить, где следует искать.

– Марни… – предостерегающе начал он, но, как обычно, сестра лишь отмахнулась.

– Если ты решил скрываться в Гавани шансов, то вполне можешь сделать что-нибудь полезное.

– Проклятие, Марни! Почему ты все время лезешь не в свое дело? Может, Рози не хочет ничего знать о своей семье? А мне не нужны лишние напоминания о… – Мейсон начал разминать плечо, словно пытаясь избавиться от ноющей боли. – Я покинул Детройт не без причины, как тебе известно. И я вовсе не скрываюсь. Мне хочется быть среди реальных, настоящих людей. А здесь народ говорит то, что думает.

– Да, это здорово, – согласилась Марни, ни в коей мере не смущенная взрывом ярости брата. – Честность и надежность – извечно значимые качества, никогда не выходящие из моды. – Она улыбнулась, явно довольная собой. – Отличный лозунг для избирательной кампании.

– Бог мой! Ты никогда не заткнешься! – разбушевался Мейсон. – Сперва требуешь от меня покопаться в прошлом Рози, потом заводишь волынку о стратегии выборов!

– Диана Сазерленд из демократической партии Мичигана считает, что ты – тот человек, что им нужен.

– Откуда ты можешь знать, что считает Диана Сазерленд?

Марни презрительно сморщила нос.

– Я поговорила с ней тем вечером, когда ты был слишком занят, смешивая напитки для всякой шушеры.

Его лицо окаменело.

– Я ее сюда не приглашал. Я бизнесмен, а не…

– Слуга народа? – продолжила за него Марни.

– Политика – игра, затрагивающая специфические интересы конкретных лиц и денежные вопросы. Одна большая схватка за власть, где все сводится к персональным амбициям. Что до избирателей, то забудь о них. Они требуются только в момент выборов. Дальше об их потребностях никто не вспомнит.

– Но кое-кто может и должен вспомнить, – настаивала Марни. – И ты был бы именно таким законодателем. Слугой народа. А не просто политиком.

– Ты закончишь когда-нибудь? Твои приставания меня утомили.

– Кому-то следует на тебя давить, – едко возразила Марни. И повернулась к Роз: – Ты ведь проголосовала бы за него, Рози?

– Я не имею права голосовать. Мне никогда не проходилось жить на одном месте достаточно долго, чтобы зарегистрироваться.

Но Марни хваткой походила на питбуля, вцепившегося в загривок своей жертве.

– Вот, гляди, Мейс, ты мог бы стать кумиром для таких, как Рози. Людей, которые в другом случае не имели бы права голоса в нашем так называемом демократическом обществе.

Пробурчав проклятие, Мейсон скрылся в направлении офиса. Насладившись треском захлопнувшейся за ним двери, Марни подмигнула Роз.

– Ничего, сломается, – сказала она. – И я уверена, что он согласится и тебе помочь.

– Я не желаю его помощи, – печально ответила Роз. – Не хочу… никого искать.

Забрав с собой швабру и ведро, она отправилась в кухню, предпочтя грязные полы и не завуалированные оскорбления Бергена благожелательным приставаниям Марни.

Но ночью мысли не девали Роз уснуть. Лежа без сна на сбившемся в комки матрасе, она следила за лучом маяка, прорезающим темное небо, и размышляла, что бы сказала матери, если бы представился шанс ее увидеть.

Помнишь меня?

Что ты делала последние двадцать лет?

Не тосковала обо мне?

И самый жгучий среди вопросов:

Почему ты от меня отказалась?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Небо затянуло тучами, сыпал сухой колючий снежок, но когда Мейсон в последнее воскресенье февраля предложил Роз покататься на лыжах, та ответила согласием. Мысли просидеть весь день в четырех стенах без телевизора, радио и без какого-либо занятия, кроме как считать капли из давно уже неисправного крана, который Мейсон никак не мог собраться починить, было достаточно, чтобы свести с ума.

Часом позже они вернулись – холодная крупа с неба отбивала всякое желание к долгому пребыванию на свежем воздухе. Мейсон был особенно молчалив сегодня, поэтому Роз удивилась, когда он пригласил ее к себе на чашку горячего шоколада. Она почти решилась отказаться, но ее крохотная квартирка казалась такой пустой и одинокой по сравнению с его домом, приветливо подсвечиваемым маяком.

Роз забралась на один из высоких стульев в его кухне, наблюдая, как Мейсон готовит их напитки. Она ожидала, что он просто вскроет пакет со смесью и добавит ее в теплую воду. Однако Мейсон предпочитал готовить по старинке, методом, требующим терпения.

Сняв с одной из полок кастрюлю, он принялся подогревать на медленном огне молоко. Порывшись в шкафу, добыл оттуда две чашки и вазочку с ирисками. Роз захватила гореть ирисок и занялась ими, пока он помешивал молоко.

– Ты голодна?

Прекратив жевать, Роз покачала головой. Его взгляд остановился на ее губах.

– Лгунишка, – последовал мягкий упрек. Мейсон вынул из холодильника пластиковый контейнер и открыл крышку, принюхиваясь.

– Спагетти еще ничего. Я варил их пару дней назад, – пояснил он в ответ на ее вопросительно поднятую бровь.

– Ты не должен меня кормить.

– Тут хватит на двоих. Я всегда делаю слишком много. Кроме того, моя мама всегда говорила, что есть одному в присутствии гостей неприлично. Я бы сейчас не отказался перекусить, и быть грубым мне не хочется. Что скажешь, Рози?

– Раз так, тогда давай.

Пока он разогревал спагетти – конечно же, на плите, а не в микроволновке, – Роз разлила по чашкам шоколад, добавила для себя щедрую горсть ирисок. Отхлебнув из чашки, она обнаружила, что поспешила – шоколад оказался слишком горячим. Верхней губе досталось больше всего – пришлось спешно ее облизывать. Мейсон выбрал именно этот момент, чтобы обернуться. В глазах у него вспыхнули искорки, не исчезнувшие и после того, как он расположился напротив нее за стойкой.

Отпив из своей чашки, он молча уставился на Роз. Девушка забеспокоилась. Может, ему не нравятся ее слишком короткие, как у мальчишки, волосы?

Она ненавидела себя за суетливое волнение. Какое ей дело, что он думает о ее внешности? Но факт остается фактом – его мнение ей небезразлично.

Наконец он сказал:

– Знаешь, Рози, у меня есть красное вино, которое пойдет к спагетти куда лучше горячего шоколада.

Роз улыбнулась.

– Почему нет? Вести машину я не собираюсь – и на лыжах кататься тоже.

К тому времени, как спагетти были посыпаны сверху сыром пармезан, Мейсон разлил вино и накрыл маленький столик. Некоторое время они ели в молчании, потом Мейсон медленно проговорил:

– Я обдумал слова Марни относительно поисков твоей семьи. Пусть Марни любит лезть куда не просят, но в данном случае к ней стоит прислушаться. Я могу кое-куда позвонить, сдвинуть дело с мертвой точки. В том случае, если ты хочешь их найти.

– Не хочу, – ответила Роз. Ответила на автомате, запустив давно отработанный механизм самозащиты, никогда, впрочем, не оберегавший ее полностью от получения ударов извне.

Мейсон кивнул и снова взялся за вилку, но Роз перехватила его руку.

– Нет, хочу. Хочу найти.

В хриплом шепоте произнесенное едва можно было разобрать. Слезы застилали ей глаза.

Мейсон повернул свою руку ладонью вверх, с силой сжал ее пальцы.

– Все в порядке, – просто сказал он.

– Но они не хотят меня. Я им не нужна…

– Зато ты нужна мне. – Похоже, Мейсон сам удивился, сказав это. Но назад слов не забрал.

Они такие разные. Босс и наемная работница, владелец жилья и постоялица. Он врос корнями в здешнюю жизнь, глубокими и разветвленными, сравнимыми с корнями деревьев на берегу озера Верхнее. Она – как перекати-поле, у нее корней нет вовсе. Ничего хорошего не может получиться от смешивания бизнеса с удовольствием, дружбы с физической близостью.

– Ты прекрасна, Рози, – мягко произнес Мейсон. Потом встал и, не отпуская ее руку, принудил и Роз подняться.

– По-моему, вино ударило тебе в голову, – улыбнулась она, пытаясь разрядить обстановку. Но ответной улыбки не последовало.

– Думаю, ты испугалась, что я собираюсь снова тебя поцеловать.

– А ты собираешься?

Он завладел другой ее рукой, обвил обе вокруг своей шеи и взял в ладони ее лицо.

– Тебе лучше поверить заранее.

Наверное, следует извиниться и откланяться, подумала Роз, вместо того наклоняясь вперед. Пусть только в воображении, но как прекрасно представить, что ее место именно здесь, что ее человек – Мейсон.

Поцелуй закончился, но они не могли оторваться друг от друга. Особым искусством обольщения Роз не обладала, но решила попытаться.

– Тут так жарко.

Произнеся это, она без долгих раздумий сняла свитер, оставшись в одной из его старых рубашек. Ничего сексуального в рубашке не было, но Роз посчитала, что жест довольно красноречив и намек послан.

И понят, решила она, когда он ответил:

– Да. Жарко.

Мейсон стянул через голову свой свитер. Под ним на нем оказалась утепленная рубашка, подчеркивавшая широкую грудь и плоский живот.

– Что на десерт, Мейсон?

– Чего бы ты хотела?

Обмениваясь подобными многозначительными фразами, можно было продолжать игру неопределенное время. Но Роз всегда предпочитала словам действия.

– Хм, прошлый поцелуй мне понравился. Почему бы не рискнуть еще раз и не посмотреть, что выйдет?

Она не стала дожидаться инициативы от него. Поцеловала его сама. Ее руки проскользнули ему под рубашку, забегали по теплой упругой коже.

Мейсон застонал и прервал поцелуй, но только чтобы нетерпеливо опуститься губами по щеке к шее.

– Да, да, – бормотала она.

Жаркое дыхание Мейсона заставляло ее дрожать в предвкушении, а может, виной тому – его жадные руки, задравшие вверх ее рубашку и бродившие где-то в районе живота. Роз втайне радовалась, что в ее власти оказалось довести его до сумасшествия, ибо она ни на секунду не сомневалась, что именно так можно определить происходящее между ними.

Я, похоже, не в себе, думал Мейсон. Следует признать, что в последнее время, он часто позволял себе фантазировать на тему «в постели с Роз», но собирался продвигаться вперед медленно и постепенно.

Однако тело Мейсона не соглашалось подстраиваться под его планы. Он отодвинулся, пытаясь стряхнуть наваждение. Роз лишь посмотрела на него, глаза – громадные и вопрошающие. Он поднял руку, коснувшись ее волос, забрался пальцами в их короткую, встрепанную массу, с самого начала покорившую его.

– Раньше они были длинными, – тихо сказала она. Он кашлянул, пытаясь представить их такими.

– Насколько длинными?

Она приставила руку к месту чуть повыше локтя.

– Они были… красивыми. Сейчас с ними легче справляться.

– Возможно, но мне нравится так, как есть.

– Правда?

– Правда, – подтвердил он и опять прижался к ее рту губами.

Поскольку несколько минут назад тон задавала она, то теперь наступил его черед. Слова подождут. И Мейсон пустил в ход руки и губы, пытаясь выразить свои чувства, сказать ей, как она прекрасна, чувственна, желанна.

Когда он дотронулся языком до мочки ее уха, она застонала, задрожав всем телом. Ему впервые встретилась женщина, столь отзывчивая на прикосновения. Это распаляло воображение Мейсона и его собственную жажду.

– Тебе приятно? – спросил он, дыша ей в шею. Его ладони замерли у ее маленькой, идеальной формы груди.

Рози не представилось шанса ответить. Дверь распахнулась, впустив Марни.

– Есть кто живой? – выкрикнула она, огибая угол кухни.

Мейсон виновато выдернул руки из-под рубашки Рози.

– Ой, мама, – только и произнесла Марни.

Мейсон не выпускал Рози из объятий, хотя и видел, как ее лицо постепенно загорается ярким румянцем.

Донельзя довольная улыбка Марни показывала, что она откровенно наслаждается ситуацией.

– Похоже, я немного не вовремя, – сказала Марни. Ее взгляд обежал комнату, особо отметив полупустые бокалы вина и брошенные как попало свитера, чтобы затем вернуться к лицу Мейсона.

– Да, и хорошо бы, чтобы в следующий раз ты вначале позвонила, – сердито пробурчал Мейсон.

Тут появился муж Марни.

– Мейсон, старина, извини. Пошли, Марни. Зайдем в другой раз.

Он направился к двери, но Марни перехватила его на полпути и втянула обратно в кухню.

– Мы уже здесь, а момент все равно упущен. Верно, Мейсон? – В улыбке сквозило нескрываемое ехидство. – Мы прекрасно можем остаться и сказать, зачем пришли.

Мейсон тяжело вздохнул, пытаясь собрать остатки терпения.

– Неужели с ней ничего нельзя поделать? – спросил он Хэла.

Тот лишь отрицательно мотнул головой и улыбнулся:

– Ты знаешь свою сестру.

Знает отлично. И расквитается с ней потом. Но в одном она права. Момент упущен и канул в Лету, пусть даже сам он остыл не вполне. На самом деле Мейсон не сомневался, что если сейчас отпустит Рози от себя, то его возбужденное состояние немедленно станет очевидным для непрошеных гостей.

– Может, вы дадите нам несколько минут и подождете в гостиной? – процедил он сквозь сжатые зубы.

Когда они вышли из кухни, Мейсон запечатлел на лбу Рози поцелуй и тяжело вздохнул.

– Извини.

– Твоя сестра знает, когда прийти, – сказала та.

– Может, оно и к лучшему, – ответил Мейсон. – Мы потеряли голову.

– На самом деле мне казалось, что потеряли мы только верхнюю одежду, – фыркнула она, наклоняясь поднять валяющиеся на полу свитера. Протянула один ему, другой взяла себе.

– Ты мне действительно нравишься, Рози.

Она улыбнулась ему, но никогда еще он не видел ее такой печальной.

– Хотя дальше следует «но»?

– Боюсь, что так. Ты очень меня привлекаешь. Было бы глупо отрицать после случившегося между нами. Но с другой стороны, в твоей жизни… многое не определено. Мне бы не хотелось пользоваться ситуацией. Я просто подумал, что это… – он сделал рукой жест, призванный обозначить «это», которое он и сам не мог точно определить, – сильно осложнило бы жизнь каждому из нас, если ты… намереваешься уехать.

– Я так и собиралась поступить, – согласилась Роз.

– Я все слишком усложняю, да? Мне просто хотелось быть джентльменом.

Он и был джентльменом, идеальным джентльменом. И все равно Роз ощущала себя обиженной, отвергнутой. После того, как ее оставила родная мать, выбросила вон семья усыновителей, вышвырнули на улицу из приюта, где она выросла, что еще могло зацепить ее душу? Но, пусть истерзанное, сердце девушки никогда еще не получало ударов от мужчины.

– Кстати, к сведению, я не прыгаю в постель с кем попало при любом удобном случае. Хотя после недавних событий такое заявление может показаться сомнительным.

– Я тоже не из таких, Рози. Мы оба не приветствуем случайных связей, поэтому я и думаю, что лучше отступить чуть назад, разобраться, что к чему.

– Разобраться, – медленно повторила она.

– Я хочу сказать…

– Я поняла, что ты хочешь сказать, Мейсон, – отрезала она.

Такие, как Мейсон, никогда не удостаивали ее вниманием. Наверняка и сам Мейсон до того не смотрел на таких, как она – полуобразованное ничтожество, не знающее даже своего настоящего имени и даты рождения.

Роз взяла свой бокал и одним глотком выпила его до дна, сожалея, что не нашлось чего-нибудь покрепче. Забродивший виноградный сок не годился, чтобы унять мучительную боль. Стискивая тонкую ножку между пальцев, она притворилась, что поглощена изучением опустевшей посуды.

– Извини за нескромность, но как давно у тебя не было… физических контактов с противоположным полом?

– Причем тут секс?

– Как давно? – настойчиво переспросила она.

– Год.

– Ага. С женщиной, за которую тебе влепили пулю. Понятно, почему ты теперь ото всех шарахаешься. – Упрек несправедливый, но инстинкт самосохранения редко бывает справедливым. – А без секса так долго тяжело. Видимо, потому я и показалась тебе такой соблазнительной.