Текст книги "Меня хранит твоя любовь"

Автор книги: Джеки Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В пятницу утром погода установилась, выманив Мейсона на утреннюю пробежку. Преодолев добрых пять миль вдоль берега озера Верхнее, он практически сумел выветрить из головы мысли о Рози и о том, чем они будут заниматься следующей ночью.

Добравшись до подъездной дороги к маяку, он перешел на ходьбу. А у самой двери остановился, наклонился, ожидая, пока дыхание выровняется. Пакет он обнаружил, едва выпрямившись.

«Секрет твоих побед» – гласил черный штамп на пакете. При виде такой посылки у всякого мужчины разыгралась бы фантазия. Чтоб тебя, ругнул он свое воображение – вся работа по обузданию либидо насмарку.

Потом пришла мысль, от которой кровь вмиг застыла, а пыл пошел на спад. Его сестрица порой пользуется его адресом, когда хочет сделать мужу сюрприз.

Господи, прошу тебя, пусть посылка будет адресована не Марни!

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с духом и поглядеть, что написано в графе получателя.

Мисс Розалинда Беннет.

Мейсон внес посылку внутрь и положил на стойку на кухне. Потом стянул через голову свитер, надетый поверх пятнистой майки с символикой отдела полиции Детройта, вытер свитером лицо и достал из холодильника упаковку апельсинового сока. Отхлебывая понемногу сок, принялся задумчиво созерцать пакет.

Что же такое Рози заказала? И как оно будет на ней смотреться?

Взял пакет и потряс его. И внезапно ощутил себя ребенком, в неурочное время добравшимся до подарков под рождественской елкой, потому что с улицы раздался стук и веселый голос Рози:

– Это я.

Рози вошла в кухню, и дыхание в его груди замерло. Она наложила макияж, отчего ресницы стали гуще, длиннее и… обольстительнее. А волосы казались слегка светлее, чем обычно.

– Ты… изменилась, – сказал Мейсон.

– Марни потрудилась, – махнула она рукой. – Сегодня утром она устроила тут салон красоты на дому. Сказала, что поскольку у меня появился шанс во время пребывания в Нью-Йорке посетить святую троицу, то я должна выглядеть на все сто.

– А?

– Магазин одежды на Пятой авеню, Нейман-Маркус и Бергдорфс. – Рози склонила голову и потерлась щекой о плечо. – У твоей сестры губа не дура.

– Да, а еще у нее отличный вкус. Ты прелестна. Волосы мне нравятся.

– Мне тоже. Думаю, результат оправдывает пройденные испытания. Она натянула мне на голову пластиковый колпак, а потом стала тащить пряди наружу через дырки приспособлением, по виду точь-в-точь как вязальный крючок.

Мейсон не слишком хорошо понял, о чем она толкует, хотя по описанию было похоже на средневековые пытки.

– Что это ты держишь? – спросила Роз.

– О, это пришло для тебя. – И он протянул ей пакет. – Нашел на пороге, вернувшись с пробежки. Сейчас собирался пойти отдать.

На ее губах заиграла улыбка. Губы по цвету напоминали спелую землянику и были такими же заманчивыми.

Радостно крутя в руках посылку, она пояснила:

– Я надеялась, что они успеют прислать ее сегодня.

Значит, решил Мейсон, она собирается взять содержимое с собой в Нью-Йорк. Душа его просто пела от восторга.

Он указал на посылку:

– Ты собираешься ее вскрыть?

– Прямо сейчас? Нет. Пусть это станет сюрпризом.

Пакет с соком замер у самых его губ.

– А что там?

– Так… одна мелочь.

– Кружевная мелочь?

– Возможно.

Роз послала ему улыбку, полную обещания. Ему прошлось прикусить язык зубами, чтобы тот не вывалился наружу. Именно сейчас ему стало ясно, почему Адам согласился откусить кусочек яблока, а вокруг Елены Прекрасной разгорелась война.

– Мейсон?

Роз шагнула вперед, задержав свое лицо в нескольких дюймах от его лица. Он жадно вдыхал ее нежный запах.

– Что?

– Завтра ночью нам в первую очередь надо узнать, почему Нью-Йорк называют городом, где никто не спит.

Несмотря на бесстыдные слова, сказанные днем раньше на кухне у Мейсона, бравада покинула Роз, как только самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту. Чем ближе шофер такси, который, судя по манере вождения, задумал покончить счеты с жизнью, подвозил их к гостинице в центре Манхеттена, тем сильнее нервничала Роз.

Что, если после акта любви Мейсон поймет, что больше между ними не существует ничего общего? Если наконец осознает, что нет в ней ничего особенного?

О, он, конечно, сумеет преподнести новости максимально тактично. Жестокость ему не присуща. Но некоторые раны разъедают плоть и кровь, вне зависимости от того, насколько деликатно нанесен удар.

– Ты что-то притихла. – Мейсон нашел ее руку, слегка пожал.

– Детройт по сравнению с Нью-Йорком кажется совсем небольшим городом.

– А Гавань шансов так и вовсе представляется крохотным местечком, – добавил он.

– Ты никогда не скучал по жизни в крупном городе?

– Временами. Но Гавань шансов навсегда останется для меня домом. А ты?

У Роз никогда не было дома. Настоящего дома, о котором Мейсон говорит с таким воодушевлением. Но она пожала плечами и ответила:

– Подчас бывает. В городе есть чем заняться, особенно по вечерам.

– «Уолдорф-Астория», – объявил водитель, сворачивая на стоянку рядом с громадным парадным подъездом гостиницы.

– Вот мы и прибыли, – с преувеличенным энтузиазмом сказала Роз.

Мейсон перехватил ее руку, уже потянувшуюся открыть дверь такси.

– Ты нервничаешь, Рози?

– С чего бы мне нервничать? – фыркнула она. – Я и раньше пару раз останавливалась в гостиницах.

– Я не о том. Мы можем… взять отдельные комнаты, если хочешь.

– И мерзнуть поодиночке?

Без тени улыбки он ответил:

– Там, где дело касается тебя, замерзнуть мне не грозит. Просто не хотелось бы, чтобы ты чувствовала принуждение.

Она склонилась к нему, быстро коснулась губами его губ.

– Никакого принуждения.

Роз не врала, говоря Мейсону, что жила в гостиницах и раньше, но отвратные каморки, предоставляемые ей тогда, не шли ни в какое сравнение с «Уолдорф-Асторией». Зарегистрировавшись, Мейсон удостоверился, что их багаж доставят в номер, и повел Роз по нижнему этажу. Однажды он уже останавливался здесь и потому теперь исполнял роль экскурсовода, обратив ее внимание на круговую мозаику пола вестибюля и на знаменитые девятифутовые часы.

По пути к лифтам Роз задержалась у громадной композиции из цветов, наполняющей окружающее пространство ароматом лилий.

– Как красиво, – сказала она. – Все-все. Я не ожидала… такого.

– Когда надо произвести на женщину впечатление, я иду на все, – ответил Мейсон. – А здесь куда ни глянь – произведения искусства.

– Я не отличу произведения искусства от заурядной репродукции, но спасибо. Я никогда этого не забуду, Мейсон.

Они поднялись на лифте к себе в номер. В камине весело горел огонь, и, несмотря на ранний час, на столике уже остужалось в серебряном ведерке шампанское. Открытые стеклянные двери отделали гостиную от спальни. В ногах громадной постели Роз заметила данный ей напрокат Марни чемодан, стоящий рядышком с тем, что привез Мейсон.

Глаза у Роз защипало от подступивших слез, горло сжалось. Нелепо, подумала она, хочется плакать, когда тебя пытаются сделать счастливой.

– Отсюда прекрасный вид на Парк-авеню, – сказал Мейсон.

Он стоял у окна, отдернув штору. Роз выглянула. Несколькими этажами ниже сновали машины, сквозь стекло доносились их гудки и гул заводимых моторов.

Мейсон опустил штору и притянул Роз в свои объятия.

– По-моему, я тебя чем-то опечалил.

– Не опечалил. Оглушил. Я чувствую себя особенной, Мейсон, такого со мной еще не бывало.

Она приподнялась на цыпочки, хотела поцеловать его, но он слегка отодвинулся.

– Давай проясним с самого начала. Я не сделал ничего, чтобы заслужить твою благодарность. Ты действительно особенная. Это правда, Рози.

– Насколько особенная? – спросила она прерывистым шепотом. – Я хочу, чтобы ты показал мне.

Мейсон поцеловал ее, жадно впиваясь губами в ее рот, но после окончания поцелуя она повторила, теперь более настойчиво:

– Покажи мне. Сейчас.

Мейсон планировал потратить утро на экскурсию по городу и ранний обед во французском ресторане, чтобы потом попасть в театр на «Короля Льва». Собирался соблазнить ее на фоне свечей, при помощи вина и огромного букета алых роз, доставить который должны были под вечер. И никак не рассчитывал сам оказаться в роли соблазненного.

Мейсон поцеловал Роз в отчаянии, которого никогда раньше за собой не замечал.

– Прямо сейчас? – переспросил он, просто чтобы убедиться, что понял ее правильно.

– В эту самую минуту, – подтвердила она, уже расстегивая верхнюю пуговицу блузки. – Нью-Йорк может подождать, Мейсон. А это нет.

Правда за ней, но полностью отдавать Роз инициативу он не собирался. Как же быть с его фантазиями относительно секрета посылки от «Секрета твоих побед», найденной на пороге?

Под ее блузкой оказалось нечто шелковое. Нечто, не потребовавшее больших затрат материала и удерживающееся на двух тонюсеньких лямочках. Мейсон немедленно занялся поясом брюк Роз, торопясь узнать, насколько находящееся под ними соответствует бюстгальтеру. И внезапно остановился.

– Погоди-ка, – сказал он и рванул к двери.

– Ты уходишь?

– Я ненадолго, – заверил он и усмехнулся. – Следует позаботиться, чтобы на сей раз сюда никого не принесло.

Ухватил табличку «не беспокоить», открыл дверь и повесил ее на дверную ручку. Марни и Берген остались за тысячу миль отсюда, но такое уж его счастье – горничная наверняка выберет именно этот момент, чтобы вломиться пропылесосить ковры.

– Соображаешь иногда, – прокомментировала Роз.

– Тренировался в рядах бойскаутов. Нам всегда втолковывали, что главное – тщательная подготовка операции. Итак, где мы прервались?

– Мне кажется… где-то здесь, – сказала Роз, расстегивая молнию и слегка вильнув бедрами, позволяя брюкам спуститься по ее длинным ногам на пол.

Большую часть дня они провели в постели, и Роз такое решение вполне устроило. Она бы продолжала нежиться между пуховым покрывалом и хрустящими простынями, если бы Мейсон не был так твердо настроен показать ей Нью-Йорк.

– Нам надо хотя бы поесть, – сказал он, откидывая покрывало прочь. И сурово насупился на нее. – Силы тебе еще понадобятся.

Роз захихикала, но не двинулась с места. Вместо того она прикрыла глаза рукой, пытаясь по звукам определить направление его перемещений по комнате в попытках отыскать беспорядочно разбросанные вещи. Она вымоталась, эмоционально и физически. Новые чувства и ощущения следует отсортировать, оценить и понять.

Давным-давно, на улицах, она узнала, что секс может быть оружием. Его можно менять и продавать, пусть сама Роз никогда на такое не шла, как бы тяжело ни приходилось. С чем только ни сталкивалась в жизни, но в данном вопросе она оставалась неколебима.

О любви они не говорили. Для Роз само слово казалось излишне значительным и пугающим. И новым, не из тех, что сразу можно произнести вслух. Но в каждую ласку, в каждый поцелуй она вложила частичку своего переполненного сердца. А по тому, как он откликался, поняла, что стремление взаимно.

– Боже ты мой!

От неожиданного восклицания Мейсона она подскочила, цепляясь за покрывало, будто ища защиту.

– Что? Что такое?

Ее взгляд обежал комнату. Судя по его тону, где-то обнаружилась видеокамера, или тарантул, или еще что-то жуткое.

Оказывается, Мейсон глядит на ее руку.

Он приподнялся на постели на одно колено, взял руку Роз и принялся изучать маленькие круглые шрамы, тянущиеся от запястья к локтю.

– Кто это сделал?

– Ерунда. Просто старые шрамы. У кого их нет, – произнесла она, со значением остановив взгляд на его плече. Часом раньше она нежно ласкала языком это его напоминание о прошлом.

– Да, и ты знаешь о происхождении моего.

Она отвела глаза.

– Мейсон, пожалуйста…

– Меня интересует все, что тебя касается, – сказал Мейсон. Забрав в ладонь лицо Роз, он провел подушечкой большого пальца по ее щеке. – Расскажи мне, Роз.

– Как-то ты спрашивал, почему меня не удочерили, – быстро заговорила Роз. – А я ответила, что чуть-чуть не удочерили, первая семья из тех, кто меня брал. – И Роз поведала ему о людях, обещавших ее любить, и об их биологическом сыне, чьи оскорбления сделали эту задачу невозможной для них.

Мейсон не откликнулся стандартным «очень жаль», за что она была очень ему благодарна. И в его выражении не читалось обычной жалости, а скорее нечто, похожее на восхищение.

– Их вины тут нет, – прервал Мейсон затянувшееся молчание. – И твоей тоже.

Он поднял ее руку к губам и начал покрывать поцелуями каждый шрам. Когда его губы коснулись последнего, Роз наконец приняла правду его слов.

Они устроили себе поздний обед в одном из маленьких бистро недалеко от нью-йоркской публичной библиотеки. Кругом мельтешили шумливые завсегдатаи, в воздухе витал восхитительный запах свежеиспеченного хлеба, от которого слюнки потекли гораздо скорее, чем разрывающаяся на части официантка принесла им заказанные суп и сэндвичи.

Во время еды они разговаривали. Вернее, говорил Мейсон, а Роз слушала, изумленная глубиной его познаний о Нью-Йорке. Казалось, он знаком с богатой историей города ничуть не хуже, чем с голосами птиц.

– Когда ты успел узнать, что эти две фигуры львов при входе в библиотеку называются «Терпение» и «Прилежание»? Никогда не встречала такого, как ты. – Она помотала головой в подтверждение своих слов. – Ты просто чудо.

Покраснев, Мейсон выудил из кармана маленькую книжечку и пояснил:

– Путеводитель.

Роз хохотала до колик.

– А я уж вообразила, что мой парень – сущий гений.

Настал ее черед покраснеть. Ее парень. Это определение не вполне описывало место Мейсона в ее жизни, то огромное пространство, которое ему удалось занять за столь короткий срок.

По пути в гостиницу они заглянули в публичную библиотеку. Роз никогда не видела столько книг, собранных вместе. Громадное помещение и царившая в нем тишина напоминали церковь. Она взяла с полки книгу «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и устроилась за одним из массивных дубовых столов в главном читальном зале, где они договорились встретиться с Мейсоном. Раскрыв книжку, прочла первую строчку: «Гулять сегодня не было никакой возможности».

На последнем слове она запнулась – оно показалось таким длинным, – но всего на мгновенье. Проговорив его мысленно, удовлетворенно улыбнулась.

– Что делаешь? – шепнул Мейсон, усаживаясь напротив.

– Читаю, – гордо ответила она. Его улыбка дала ей понять, что он очень хорошо представляет, как много значит для нее приобщение к этому простому удовольствию.

День клонился к вечеру, но Роз уговорила Мейсона посетить «Эмпайр стейт билдинг».

– Я знаю, что долгое время это здание было самым высоким в мире, – сказала она.

– Сорок лет, – согласно кивнул Мейсон. – А знаешь, что во время великой депрессии его называли «пустым небоскребом», поскольку большинство его офисов никто не снимал?

– Показуха, – пробормотала она, стоя в очереди туристов у скоростного лифта.

Вид с обзорной площадки на сто втором этаже Роз не понравился – город отсюда казался безликим и, пожалуй, слишком незначительным.

– Ладно, нам, наверное, пора, если мы и правда хотим попасть на «Короля Льва», – сказала Роз, когда Мейсон подошел посмотреть в установленный тут огромный телескоп.

– Лучше пойдем завтра. Не думаю, что смогу провести рядом с тобой в темноте пару часов без того, чтобы не начать тебя раздевать. Слышал, в театрах такого не одобряют.

– Завтра? Но я думала, завтра мы уезжаем?

– Я хочу провести с тобой еще один день, если не возражаешь. Еще одну ночь.

– Не возражаю. Но не буду утверждать то же самое о Марни, поскольку таверна осталась на ней.

Мейсон пожал плечами.

– Привезем ей сувенир. – И ехидно добавил: – Я приглядел головной убор Статуи свободы, которая будет бесподобно смотреться в сочетании с Марни.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Возвратились они поздно днем в понедельник. Распаковав вещи, Роз решила пойти в таверну – возвратить данный Марни напрокат чемодан. И та, конечно, будет требовать самого подробного рассказа о поездке.

Когда Роз вошла, Марни как раз принесла заказ Брюсу Бэттлу, сидевшему в компании двух других мужчин. Но ничто не могло помешать сестре Мейсона громко выкрикнуть:

– А, наши голубки вернулись! – Она ухватила с тарелки Брюса сосиску, обмакнула ее в только что налитый им кетчуп и пояснила ему: – Судя по беззаботному насвистыванию, с которым пятнадцать минут назад появился тут Мейсон, они и из гостиницы-то не вылезали.

Роз сделала большие глаза.

– А мы-то привезли тебе сувенир.

– Неужели? Коврик для ванной и пару полотенец с эмблемой отеля?

Роз ответила в том же игривом тоне:

– Ничего подобного. Тебе непременно понравится. При случае заскочи в контору и примерь.

Как Роз и предвидела, лицо Марни вспыхнуло, словно рождественская елка.

– Вы привезли мне одежду из Нью-Йорка?

Думая о майке с надписью «Я обожаю Нью-Йорк», которую они купили для комплекта с тиарой Статуи свободы, Роз кивнула.

Марни вцепилась в руку Роз и чуть не волоком потащила ее на склад.

– Показывай.

– Ничего особенного, – пояснила Роз, выискивая подарок в чемодане. И немного виновато добавила: – Пустячок, чтобы отблагодарить тебя.

Марни, надо отдать ей должное, сумела сохранить на лице улыбку, разглядев содержимое целлофанового пакета.

– Правда, не стоило. Я всегда рада услужить. Подумаешь, осветлила тебе волосы, наложила лак на ногти, показала, как пользоваться тенями и румянами.

– Мейсон думает, что ты сотворила с их помощью чудо, – смеясь, ответила Роз.

– Я могу сотворить чудо из чего угодно, – парировала Марни. – И должна тебе сказать, Рози, я рада, что ты шутишь, иначе у меня возникли бы серьезные сомнения в посылке от «Секрета твоих побед». Хотя в каталоге – только первоклассные вещи.

– Откуда ты знаешь, что я делала у них заказ?

– Маленький городок, солнышко. Моя подружка Сюзан замужем за парнем с почты.

– Значит, полгорода в курсе, где я покупаю белье?

– Нет. В скрытности Сюзан упрекнуть невозможно. Знают абсолютно все. Каждый может сложить два плюс два – заказ нижнего белья и поездку в Нью-Йорк – и прийти к соответствующим выводам. Так что ты заказала?

– Бюстгальтер, трусики и маленькую кружевную штучку, которую Мейсон… – Она остановилась. Нельзя такие вещи обсуждать с сестрой Мейсона.

Если Марни была задета, то никак этого не показала.

– Какого цвета?

– Голубого и персикового.

– И какой на тебе сейчас?

– Персиковый.

– Покажи.

– Марни, мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга, – смутилась Роз.

Марни сурово приказала:

– Задирай свитер или спускай штаны.

Роз подняла свитер, показав воздушный бюстгальтер и вызвав у собеседницы восхищенный вздох.

Мейсон вошел в ту минуту, когда Роз поправляла воротник свитера. Что происходит, он не понял, но блеск в глазах сестры показался ему подозрительным.

– Что тут делается, хотел бы я знать.

– Проверяю, как сидит новый бюстгальтер Роз, – бесстрашно ответила Марни. – Как мне стало известно, ты это уже проверил. – Потрепав его по щеке, она заговорщицки сообщила: – Он ей очень идет.

Шли недели. Погода стало гораздо устойчивей. На коричневой земле там и тут появились зеленые пятна растущей молодой травы, а на большом озере лед набух и потемнел, готовясь таять.

Роз и Мейсон сменили лыжи на пешие прогулки.

Преодолев половину оговоренного расстояния, Мейсон сделал попытку уговорить Роз пробежаться.

– Ну, давай, Рози. Накачаешь мускулы, доработаешь их до идеальных пропорций.

Она покачала головой.

– Ты хоть раз видел бегуна, довольного жизнью? Такое впечатление, что у них вечно что-то болит.

– Но это полезно, – попытался спорить Мейсон.

– Как и жареная печенка, но я лучше буду полуголодная ходить, чем возьму ее в рот.

– Тебя трудно представить полуголодной.

На ее лице снова расцвела улыбка. Интересно, подумал он, сознает она, как часто последнее время улыбается и как сильно действует ее улыбка на его сердцебиение?

– Пытаешься намекнуть, что за период пребывания тут я набрала добрых десять фунтов?

Конечно, он заметил прибавку в весе. Раньше Роз была слишком худа на его вкус, а теперь приобрела выпуклости, задерживающие глаз, так же, как и руки.

– Это Америка. Людям у нас голодать не положено.

– Потому что тут страна изобилия?

– Да.

– Все равно многие голодают. И частенько остаются без крова вдобавок. Я тому доказательство, – тихо сказала она.

– Так должна быть сеть социальной защиты.

– Она и есть, Мейсон, только не все туда попадают. А обязательное бесплатное образование не гарантирует, что каждый ребенок в стране научится читать. Бедные, бездомные, малограмотные, мы не имеем ничего общего с теми, кто пишет законы и делит деньги, потому что и голосовать-то у нас права нет. Чтобы прочесть избирательный бюллетень, надо уметь читать. Нужен адрес, по которому тебя зарегистрируют. У меня не было постоянного места проживания с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы получить право участвовать в таких мероприятиях.

– Ты пытаешься мне что-то сказать, Рози?

– Нет. Я не стану давить на тебя, как Марни, и требовать поступить так, как тебе не хочется. У тебя имеются собственные причины не влезать в политику. Я их уважаю.

– Но?

– Но мне кажется, тобою владеют определенные амбиции и желания. – Роз сузила глаза на его плотоядную усмешку. – В данном случае речь не о постели.

– Одних желаний мало. Требуются поддержка, связи и деньги. Много денег. Ведь перевыборы бывают каждые два года…

– Если только ты не пойдешь выше. – Заметив удивление на его лице, она пожала плечами. – Порой и я заглядываю в газету. Да и телевизор в таверне постоянно включен.

– Большинство законодателей пытаются пробиться на высокие посты или имеют свой особый интерес. В таких местах крутятся огромные деньги.

– И ты собираешься поступать так же?

– Конечно, нет. Я просто говорю, что система далека от идеальной. – Он тяжело вздохнул. – Не совсем безнадежна, но временами мне кажется, что чертовски близка к тому.

– А ведь твоя сестра права. Благодаря своему характеру ты бы стал безупречным законодателем. Кое-когда приходилось бы находить обходные маневры. Что там, наша жизнь – сплошной компромисс. Но ты бы никогда не продался. За это я и люблю тебя в первую очередь.

Произнеся последнюю фразу, Роз покраснела. А сердце Мейсона забилось с утроенной силой. С момента возвращения из Нью-Йорка они проводили все ночи вместе. Спали в его кровати, занимались любовью и часто разговаривали до самого утра. Но ни один из них ни разу не назвал происходящее между ними верным словом.

Мейсон остановился, схватив ее за руку.

– Что еще ты любишь во мне, Рози?

Полученный ответ потряс его:

– То, как ты на меня смотришь. Ты глядишь мне прямо в глаза, разговаривая со мной, слушая меня. И ты меня видишь.

– Тебя довольно сложно не заметить, – сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в макушку.

– И тем не менее. Я часто чувствовала себя так же, как парень из книжки, что мы читали на прошлой неделе…

– «Человек-невидимка», – подсказал Мейсон.

– Да. Конечно, люди отлично меня видят, когда я вхожу в магазин. Потрепанный жакет, драные джинсы. «Присматривайте за вон той. Может стащить чего-нибудь». Но для государства я была лишь индивидом под определенным порядковым номером, а для семей усыновителей – средством получения чека. Для школы – головной болью, вечно снижающей общий уровень успеваемости. Они никогда не видели Розалинды Беннет, тем более Рози.

– Не плачь.

– Я вовсе не плачу. – И вдруг она поняла, что щеки стали мокрыми, а горло сжалось от эмоций. – Я люблю тебя, Мейсон. Наверно, я полюбила тебя, когда ты впервые назвал меня Рози.

Он вытер ее глаза, сморгнул туман с собственных.

– Я тоже люблю тебя.

Рози никогда не была счастливее. Да, так теперь она и сама привыкла думать о себе.

Рози. Рози Беннет.

Никаких больше Роз. Роз была грубоватой, безграмотной, с мальчишески куцыми волосами.

Рози может читать, волосы у нее пока короткие, но уложены в стильную прическу и тоном светлее, чем было. И она больше не стремится бездумно шататься по свету. В ее жизни появилось направление, и впервые появились корни. Тоненькие, хрупкие, врастающие в благодатную для них почву Гавани шансов. Ее даже зарегистрировали в качестве избирателя. Мейсон поговорил о ней с секретарем избирательного комитета, и теперь, когда она имела постоянный адрес, оформление прошло быстро и просто.

Природа вокруг нее возрождалась. Тугие почки на деревьях начинали распускаться. Возвратились малиновки, застрекотали на деревьях во дворе Мейсона в поисках гусениц. А в лесу за таверной ей попались первые цветы.

Она чувствовала себя такой же обновленной и прекрасной. В книге о растениях, взятой в публичной библиотеке, она нашла фотографию дикого ириса. Роскошный цветок с закручивающимися вниз нежными лепестками. А вырастает он из болота.

Одновременно с Рози менялся и Мейсон. В тот же день, когда по почте пришло извещение о регистрации Рози для голосования, он удивил ее и Марни сообщением, что решил выдвинуть свою кандидатуру на выборы палаты представителей штата.

Мейсон сказал, что надо заполнить пробелы, существующие в государственной политике заботы о детях, и что он решил сам этим заняться.

Насвистывая, Рози вошла в таверну незадолго до начала смены. И улыбнулась, заметив Мейсона на обычном месте за стойкой.

– У меня хорошие новости, – сказал он.

Она взяла горсть орешков и, перед тем как забросить их в рот, спросила:

– Интересно, какие?

– Думаю, я нашел твою мать.

Она поперхнулась орехами. И долго кашляла, прежде чем сумела переспросить:

– Что?

– Пойдем в контору, – сказал Мейсон. И крикнул сестре: – Марни, пригляди за баром.

Когда дверь за ними закрылась, Рози рухнула в кресло.

– Ты уверен?

– Уже несколько недель я занимаюсь розысками. Не хотел тебе говорить, на случай, если все закончится ничем. Но, похоже, появился результат. Ее имя Делорез. Делорез Кингсли Треллер. Ей только сорок два, что значит – на момент твоего рождения было всего шестнадцать. Должно быть, она была безумно напугана. Поднимать ребенка – огромная ответственность, особенно когда ты сама практически еще дитя.

Мейсон пытался подбодрить ее, находя оправдания для женщины, пустившей Рози в мир и затем оставившей. И Рози любила его за это еще сильнее.

– Где же она сейчас?

– В Калифорнии. Утром я лечу в Сан-Диего.

– Один?

Он взял ее руку, сжал.

– Думаю, так лучше, Рози. Может, я ошибся, и протаскаю тебя через всю страну попусту.

– А если она правда та?

– Тогда вы вдвоем сможете решить, как вам встретиться.

– И встречаться ли, – добавила Рози. – Она может не захотеть меня видеть. Она ведь могла и сама предпринять поиски. Я была на государственном обеспечении пятнадцать лет.

– Все равно, некоторые ответы на свои вопросы ты получишь. Узнаешь, как она тебя назвала.

– Теперь мне все равно, – сказала она медленно. – Интересно, но не слишком важно. Я Розалинда Беннет. Рози.

* * *

Туманным утром Рози провожала Мейсона. Моросил мелкий дождь. Рози пыталась не думать, что это дурная примета, но получалось с трудом.

Стоя в аэропорту, она крепко прижималась к Мейсону. Какой-то момент ей не хотелось его отпускать.

Даже теперь, ведя автомобиль Мейсона обратно в Гавань шансов, она сомневалась, стоит ли ворошить прошлое. Кто она такая – уже известно. И пусть у нее нет семьи в общепринятом значении слова, на свете есть люди, беспокоящиеся о ней, любящие ее.

Разве не достаточно?