Текст книги "Эволюционная психология. Секреты поведения Homo sapiens"

Автор книги: Джек Палмер

Соавторы: Линда Палмер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Одним из наиболее свежих и широко известных примеров неполноценного детства считается случай с девочкой, откликавшейся на имя Джени (Rymer, 1993). Джени нашли в Калифорнии в 1970 году, когда ей было тринадцать с половиной лет. На протяжении этих тринадцати лет, за вычетом первых двадцати месяцев ее жизни, Джени изо дня в день держали на горшочке в подвале дома. На ночь ее закутывали в крепкую куртку и помещали в кроватку с проволочными стенками, закрытую сверху. Мать Джени была полуслепой, а отец – жестоким человеком, страдающим умственным расстройством. Общаясь с дочерью, он не разговаривал, а лаял. Когда Джени нашли, речь ее состояла из нескольких отрицаний вроде «прекратиэто» и «ненадо». Стоять прямо она не могла. После того как девочку обнаружили, она в течение нескольких лет проходила курс интенсивной реабилитации, тренировок и занятий. При прохождении курса терапии Джени училась передвигаться отдельными шагами, а также распознавать слова и разговаривать. Сначала она могла только бормотать отдельные слова, потом перешла на фразы из двух, иногда трех слов. Однако в отличие от речи нормальных детей, фразы Джени представляли в основном мешанину слов. Она редко согласовывала их, и только люди, хорошо знакомые с ее поведением и потребностями, хорошо понимали эти «предложения». Помимо того, что Джени так и не освоила грамматику, особенно синтаксис (законы, по которым слова образовывают фразы и предложения), она не могла различать типы местоимений, а также действительный и страдательный залог.

Единственный вывод относительно языка, который можно сделать, изучая феномен одичавших детей, – тот, что во время основных периодов развития ребенок должен находиться в адекватной социальной среде. Собственно говоря, считается, что решающим периодом языкового развития являются первые двенадцать лет жизни ребенка – приблизительно до начала полового созревания. Из этих двенадцати лет наиболее важен период от года до четырех. В следующем разделе будет рассмотрен период нормального развития ребенка, когда тот осваивает язык.

Овладение языком.

Способы, которыми представители определенной культуры овладевают ее различными проявлениями, могут быть самыми разнообразными. Например, человек может заинтересоваться определенной областью знания или видом деятельности в достаточно зрелом возрасте и стать в ней специалистом только к старости. Так, сорокапятилетний человек может заинтересоваться вегетарианской кулинарией и к пятидесяти годам стать ее знатоком. Некоторые люди начинают уже в зрелом возрасте заниматься рискованными видами деятельности или теми видами, которые требуют большого мастерства: альпинизмом, греблей, живописью или игрой на пианино, – и достигают значительных успехов. Однако способ, которым люди овладевают языком, строится по строго определенной схеме. До определенной степени она может варьировать в каждом отдельно взятом случае, но последовательность развития остается относительно неизменной. Эта неизменная последовательность языкового развития в значительной мере свидетельствует в пользу восприятия языка как результата биологической эволюции.

Стадии развития.

На протяжении первых месяцев жизни дети осуществляют коммуникацию при помощи жестов, выражений лица и так называемых «долингвистических проявлений речи», к числу которых относятся плач (он представляет из себя не одно голосовое проявление, а набор несколько отличающихся друг от друга звуков, каждый из которых обладает своим значением), гуление (сюда же относятся резкие булькающие звуки) и смешки. Возраст от трех до шести месяцев – так называемая стадия лепета. Дети всего мира, независимо от их принадлежности к какой-либо определенной культуре, в одно и то же время проходят эту стадию развития, даже если они глухи от рождения. Лепет складывается из непроизвольного произнесения фонем, а фонемы – это основные звуки, на базе которых возникает язык. В английском языке приблизительно 36 фонем. Однако дети, проходя через стадию лепета, не ограничиваются лишь фонемами, входящими в состав их родного языка, а, как правило, издают и звуки, в него не входящие. Когда стадия лепета подходит к концу, звуки, издаваемые ребенком, в основном сводятся к фонемам языка, на котором разговаривают люди, его воспитывающие. Если ребенок глухой, его лепет постепенно сходит на нет, и через некоторое время он почти перестает издавать звуки. Дети с нормальным слухом, благодаря постоянному закреплению навыка, начинают разговаривать на экспрессивном жаргоне – так называются высказывания, содержащие определенный смысл, которые уже звучат как предложения, с паузами, изменением интонаций и ритма.

Период от девяти до двенадцати месяцев оказывается для детей решающим. В это время их способность различать отдельные фонемы кардинально меняется. В начале этого периода дети могут различать похожие фонемы, не относящиеся к их родному языку, но к концу этого периода способность детей различать фонемы ограничивается только родным языком. Такое сокращение объема способностей мозга проявляется не только в языке – считается, что оно характерно для целого ряда поведенческих категорий. Для описания этого явления используется термин «нейронный дарвинизм» или «нейронное упрощение» (Edelman, 1987). Согласно теории, объясняющей это явление, в человеческом мозге изначально присутствует излишек нейронов и нейронных связей, но продолжают функционировать только часто использующиеся связи. Связи, которые не используются, просто распадаются. Таким образом, именно благодаря сокращению количества нейронов и нейронных связей мозг развивается, оптимальным образом приспосабливаясь к окружающей среде.

В возрасте около года ребенок произносит слова вроде «мама» и «папа», а также проявляет понимание некоторых других слов и простых указаний. Словарный запас детей 15–18 месяцев составляет от десяти до двадцати слов. В это время дети изъясняются так называемыми цельными фразами – произносят одно слово, подразумевая завершенную мысль. От полутора до двух лет дети используют фразы из двух слов и говорят на так называемом «телеграфном языке», когда для общения используются короткие и простые слова. К двум годам дети используют уже около 300 слов и начинают строить фразы из трех или четырех компонентов. У детей в возрасте около двух с половиной лет наиболее быстро увеличивается словарный запас – в среднем они осваивают около 50 новых слов в неделю. Предложения и словосочетания, которые в это время используют дети, больше не являются дословными повторениями речи взрослых. Создание совершенно новых предложений объясняется способностью детей к бесконечной их генерации. При этом дети не только создают новые предложения, но и демонстрируют глубокое понимание правил грамматики. Многочисленные исследования показали, что в это время для детей характерно даже чрезмерное следование правилам грамматики. Например, ребенок может показать на свои ноги и сказать: «Смотри – это пара ногов».

К трем годам словарный запас детей достигает тысячи слов. По крайней мере, 80 % их высказываний понятны посторонним людям. Уровень использования грамматики приближается к уровню взрослых, хотя возможны случайные оговорки. К четырем годам язык вполне устанавливается, в разговоре дети строят целые предложения, используя предлоги, местоимения, прилагательные и наречия. К пяти годам дети используют трехсложные слова и говорят связным текстом. Дальнейшее языковое развитие является скорее усовершенствованием полученных навыков, а не приобретением новых.

Решающие периоды.

Леннеберг (Lenneberg, 1967) предположил, что овладение языком происходит до периода полового созревания, поскольку ему соответствует латерализация, то есть локализация языковых функций в левом полушарии мозга. По мнению Леннеберга, к началу полового созревания процесс мозговой латерализации завершается. Следовательно, для того чтобы человек мог пользоваться языком, он еще до этого должен был оказаться в среде носителей языка. Примеры с одичавшими детьми, которые попали к животным в раннем возрасте, похоже, подтверждают гипотезу Леннеберга, поскольку языковая адаптация таких детей была довольно ограниченной. Что касается Джени, которая была в состоянии освоить несколько более богатый словарный запас и могла произносить звуки, образовывавшие слова, необходимо заметить, что ее изоляция началась в возрасте около 20 месяцев (Rymer, 1993). К этому возрасту большинство нормальных детей уже усердно осваивают язык.

Согласно нейролингвистическим исследованиям, Джени использовала для обработки языковой информации правое полушарие мозга (Rymer, 1993). Из этого можно сделать вывод, что тот период развития, когда области левого полушария мозга, ответственные за освоение языка, могли бы легко довести до конца эту задачу, уже завершился. В результате эту функцию вынуждено было взять на себя мало связанное с языком правое полушарие мозга – хотя результат оказался не слишком удачным.

В поддержку гипотезы о решающем периоде развития свидетельствуют исследования Ньюпорта (Newport, 1986), который оценивал языковые способности глухих взрослых людей, освоивших свой основной язык – Американский язык жестов (ASL) – в различные периоды жизни. Если глухой ребенок рождается в семье, члены которой практикуют использование ASL, его с раннего возраста приучают к этому языку. Однако большинство глухих детей рождаются у родителей, которые нормально слышат и не используют ASL, и для этих детей знакомство с языком жестов происходит только в специализированной школе, где существуют особые программы для обучения ASL. Люди могут получить этот первый опыт в любом возрасте. Оценка навыков ASL показывает, что лучше всего им владеют глухие взрослые, которые выучили его в раннем детстве благодаря владеющим этим языком родителям. На втором месте люди, освоившие ASL в промежутке от 4 до 6 лет. На последнем месте те, кто выучил язык жестов уже после 12 лет.

Джонсон и Ньюпорт (Johnson & Newport, 1989) утверждали, что гипотеза решающих периодов может существовать в двух видах.

Вариант 1. Гипотеза развития. В детстве люди обладают выдающимися способностями к изучению языка. Если развивать и разрабатывать эти способности, они будут проявляться на протяжении всей жизни. Если же не развивать способности к изучению языка с самого раннего детства, то они исчезнут или ослабеют при половом созревании.

Вариант 2. Гипотеза о периоде полового созревания. В детстве люди обладают выдающимися способностями к изучению языка, но эти способности исчезают или ослабевают при половом созревании.

Чтобы проверить данные гипотезы, Джонсон и Ньюпорт (Johnson & Newport, 1989) исследовали, насколько хорошо владеют английским языком студенты и преподаватели колледжей, китайцы и корейцы по происхождению, приехавшие в Америку в различном возрасте. Согласно полученным данным, если исследуемые впервые оказывались в англоговорящей среде в возрасте от 3 до 7 лет, уровень их английского не отличался от уровня обычных носителей языка. Если исследуемые оказались в языковой среде в более поздний период, на английском они говорили значительно хуже. Таким образом, полученные в этом исследовании данные свидетельствуют в пользу гипотезы о периоде полового созревания.

Кертисс (Curtiss, 1989) описывает случай с глухой девочкой Челси из маленького городка в северной Калифорнии. Целый ряд докторов и клиницистов ставили ей неверный диагноз – умственная отсталость или эмоциональные нарушения – и ее глухота не была обнаружена. Челси спасли любящие родные, которые не поверили, что она слабоумна. В результате девочка выросла застенчивой, не умея разговаривать, но была совершенно нормальной во всем остальном, что касалось эмоций и нервной системы. Только когда Челси исполнился 31 год, ее глухоту обнаружил невропатолог. Он подобрал слуховой аппарат, при помощи которого слух Челси значительно улучшился.

После этого интенсивная реабилитация и терапия помогли ей достичь уровня развития десятилетнего ребенка. Сейчас Чел си умеет читать и писать, работает и владеет словарным запасом примерно в 2000 слов. Хотя Челси приспособлена к жизни гораздо лучше, чем Джени, она делает очень похожие ошибки в использовании синтаксиса. Это видно на примере некоторых предложений, использованных Челси: «Оранжевый Тим машина внутри», «Банан съедать», «Лодка сидит вода на», «Завтрак ест девочку», «Девочка есть шишка» и «Мороженое, покупки, покупает человека».

В конечном итоге, на основании рассмотренных нами данных, касающихся гипотезы о решающем периоде освоения языка, можно сделать вывод, что эту гипотезу можно в большей степени отнести к освоению грамматических структур, особенно синтаксиса, а в меньшей степени – к освоению словарного запаса и произнесению слов. Исследуя результаты экспериментов, Рубен (Ruben, 1997) пришел к выводу, что решающим (сенситивным) периодом фонологии (произнесения и понимания звуков, из которых складываются слова) является период с 6 месяцев до года. Решающий (сенситивный) период синтаксиса (правил, по которым согласовываются слова) охватывает четвертый год жизни, а освоение семантики (значения слов) происходит на пятнадцатом и шестнадцатом годах жизни.

Эволюция языка.

Люди интересовались происхождением языка на протяжении нескольких тысяч лет (Corballis, 1991). В середине XIX века Чарльз Дарвин (1859) высказал предположение, что лингвистические способности человека, как и другие его особенности, возникли в результате долгого процесса естественного отбора. Эту теорию эволюционной природы человеческого языка признавали далеко не все ученые. В 1866 году Парижское лингвистическое общество запретило любые дискуссии на тему эволюции языка. На протяжении ста лет после этого в спорах о происхождении языка главенствовали эмпирики (сторонники точки зрения, согласно которой поведение есть результат направленного тренинга). В 1950-х годах Ноам Чомски, профессор-лингвист из Массачусетского технологического института, выдвинул принципиально иную гипотезу, утверждая, что способность детей овладеть глубинными структурами языка (правилами грамматики) нельзя объяснить простым тренажом. Теория Чомски о врожденном биологическом языковом базисе вызвала ярость эмпириков. Эта теория охватывала целый ряд научных дисциплин, в том числе психологию, нейрофизиологию, антропологию, палеоантропологию и лингвистику. Результаты исследований за последующие десятилетия почти не оставляют сомнений в том, что способность человека пользоваться языком является результатом биологической эволюции.

Языковые универсалии.

Как было указано в начале этой главы, любая человеческая культура, когда-либо существовавшая, пользовалась сложной языковой системой. Нельзя говорить о «языке каменного века»: повседневный язык первобытного человека грамматически так же сложен, как язык, на котором говорит представитель современной нам культуры – астронавт, политик или профессор колледжа. Для ряда исследователей тот факт, что все люди используют сложные языковые системы, уже является неоспоримым доказательством того, что человек изначально владеет языком. Однако Стивен Линкер (Pinker, 1984) указывал, что универсальность явления не означает его изначальности. Можно воспользоваться банальным примером: то, что люди строят высотные здания вверх от земли, зависит не от врожденной биологической предрасположенности, а от законов физики. Линкер утверждает, что врожденное владение языком обусловлено случайными факторами, которые делают его универсальным. Использование сложных языковых систем универсально не потому, что все дети без исключения умны, всех их учат языку и для всех он полезен, а потому, что дети, по сути, поколение за поколением открывают язык заново и не могут не делать этого. Одним из доказательств являются исторические свидетельства.

Когда беглые рабы Нового Света поселились на ряде Карибских островов, взрослые должны были общаться с представителями других африканских племен. В результате возник гибридный диалект, позволявший взрослым осуществлять простые коммуникативные акты. Гибридные диалекты чрезвычайно разнообразны и почти не имеют грамматики. Важно, что дети бывших рабов не приняли гибридный язык, а создали новый, со сложной системой грамматики, которой раньше не было. Этот новый язык называется креольским. Другим доказательством служат случаи с глухими детьми, которые осваивали Американский язык жестов с помощью родителей, которые учили его, уже будучи взрослыми, и в результате освоили достаточно плохо. Синглтон и Ньюпорт (Singleton & Newport) (цит. по Линкер, 1984) описывают пример с мальчиком по имени Саймон. Родители Саймона выучили язык жестов только в возрасте 15–16 лет и в результате освоили его плохо, часто допускали грамматические ошибки. Саймон же владел языком жестов гораздо лучше родителей. Хотя, казалось бы, ему неоткуда было научиться, его язык с точки зрения грамматики превосходил язык родителей.

Еще одно доказательство универсальности человеческого языка дают исследования мозга. В 1836 году доктор медицины Марк Дакс представил доклад Медицинскому обществу Монпелье, Франция (Corballis, 1991). Дакс заметил, что у сорока его пациентов повреждению левого полушария мозга соответствовала потеря способности разговаривать, и не обнаружил ни одного случая, когда ущербности речи соответствовало бы повреждение правого полушария. В 1860 году французский врач Поль Брока сделал похожее наблюдение относительно взаимосвязи речевой функции и левого полушария мозга. Одного из его пациентов называли Та, потому что это было единственное, что больной мог произнести. Брока предсказывал, что исследование мозга Та после его смерти выявит повреждения определенной области коры левого полушария. Когда Та умер и Брока сделал вскрытие, это предположение подтвердилось. Сейчас данная область мозга в задней части передней доли левого полушария называется зоной Брока (рис. 4.1).

Рис. 4.1. Языковые центры левого полушария. Центр языкового восприятия, зона Вернике, присоединен к центру произношения речи, расположенному в зоне Брока, дугообразными пучками нервов

Люди, у которых зона Брока повреждена, страдают так называемой афазией Брока (Carlson, 1997). При афазии человек лишается способности разговаривать или понимать речь. Если повреждения зоны Брока достаточно серьезны, больной может остаться немым. При менее серьезных повреждениях возможны трудности при выборе слов – такое явление называется аномия (неспособность правильно подобрать наименование предмета). Результатом незначительных повреждений зоны Брока оказывается так называемый аграмматизм, проявляющийся главным образом при использовании синтаксиса. Синтаксис позволяет нам установить значение цепочки слов в зависимости от порядка их расположения. Так, значение цепочки «Bob hit the ball» (Боб бьет мяч) отличается от значения цепочки тех же слов, расположенных в другом порядке: «the ball hit Bob» (мяч бьет Боба), однако человек с поврежденной зоной Брока не способен различить эти предложения.

Собственно говоря, один из тестов на выявление аграмматизма заключается в том, чтобы продиктовать пациенту предложение вроде «Корова лягнула лошадь», а потом попросить его выбрать картинку, соответствующую предложению. Затем пациент должен сделать выбор между картинкой, на которой корова лягает лошадь, и другой, на которой лошадь лягает корову. Люди, страдающие аграмматизмом Брока, не способны уловить разницу. Из полученных данных можно сделать вывод, что зона Брока отвечает за сохранность моторной памяти, позволяющей произносить слова и выстраивать предложения. Человеческая речь – сложный процесс, складывающийся из тончайшего взаимодействия различных элементов. Выдыхание воздуха из легких, вибрация гортани, а также положение губ и языка и их движение – все это должно работать одновременно, чтобы человек мог произносить нормальные звуки. Зона Брока отвечает за сохранность не только моторной памяти, позволяющей произносить отдельные звуки, из которых складываются слова, но и за правильное согласование этих звуков. Это грамматическое содержание.

Вскоре после открытий Брока немецкий невропатолог Карл Вернике открыл еще один участок мозга, повреждение которого вызывало афазию (Carlson, 1998). При этой разновидности афазии больной может говорить достаточно бегло, но не в состоянии понимать речь, которую слышит. Этот участок мозга находится в верхней височной доле и теперь называется зоной Вернике, а афазия, возникающая при его повреждении, носит название сенсорной афазии, рецептивной афазии или афазии Вернике. Люди, страдающие афазией Вернике, говорят бегло и грамматически правильно, но речь их совершенно лишена смысла. Создается впечатление, что они не понимают, что говорят, а также не понимают речь других людей.

Анализ последствий повреждений зоны Вернике позволяет сделать вывод, что эта область отвечает за воспоминания, обеспечивающие логические соответствия определенных звуков и слов объектам, которые они называют. Например, если человек произносит слово «лошадь», это означает, что он создает определенную структуру звуковых волн, распространяющуюся по воздуху от органов речи говорящего к органу слуха воспринимающего информацию, где преобразовывается в определенную структуру нервных импульсов, которые проходят через слуховые нервы коры головного мозга. Двигаясь через зону Вернике, эти импульсы подключаются к понятийным воспоминаниям, которые соответствуют конкретной звуковой структуре. Это может быть, например, сложный зрительный образ четвероногого животного, его движений, звуков, которые оно издает, запахов и других связанных с ним ассоциаций. Лингвистические способности не равны познавательным. Цель языка – обеспечить связь между миром наших знаний и соответствующей ему системой коммуникации (по крайней мере, какими-либо ее аспектами), при помощи которой было бы возможно общение с другими людьми, обладающими сходным мышлением и сходными языковыми способностями.

Зону Вернике и зону Брока связывают нервные волокна, так называемые дугообразные пучки (Carlson, 1998). При их повреждении наступает состояние, известное как смысловая афазия. Люди с таким заболеванием не способны повторять слова, лишенные смысла. Таким образом, если они сталкиваются со словом вроде «лошадь», «корова», «дом» и т. д., они обычно в состоянии его повторить, однако часто допускают очень нетипичные ошибки. Например, если стимулом является слово «волк», они, скорее всего, ответят «собака», а «афалину» назовут «дельфином». Это еще раз подтверждает теорию, согласно которой язык и знание – не одно и то же. Когда человек со смысловой афазией слышит новое слово, оно попадает в неповрежденную зону Вернике, однако, поскольку связь с зоной Брока нарушена, связать звуковую форму с проводящими путями в зоне Брока невозможно. Однако если это знакомое слово, его звучание, преобразованное в набор нервных импульсов, стимулирует воспоминания, ассоциирующиеся с этим словом и располагающиеся в зоне Вернике. Таким образом, когда больные слышат слово «волк», оно вызывает зрительный образ волка, который неотличим от зрительного образа, возникающего при произнесении слова «собака», и, соответственно, человек произносит это слово вместо нужного.

Просодия (супрасегментные средства организации речи. – Примеч. ред.) относится к эмоциональному аспекту речи – внимание уделяется не тому, что именно произносится, а как это произносится, с какой интонацией (Carlson, 1997). У людей с повреждениями правого полушария сохраняются основные речевые навыки, но устную речь они воспринимают механически, как компьютер. Они, например, не могут распознать иронию, равно как и другие эмоциональные оттенки услышанного, не могут определить, что было сказано со злостью, что с грустью, серьезен говорящий или дерзок.

Необходимо отметить, что даже при невербальном общении, например, когда речь идет о языке жестов, области мозга, ответственные за него, в большинстве случаев те же, что и при устной речи. Пойзнер, Клима и Беллуги (Poizner, Clima & Bellugi, 1987) изучили повреждения мозга людей, использующих ASL, и пришли к выводу, что ASL в основном управляется левым полушарием и что повреждения верхней части левого полушария (т. е. зоны Брока) сопровождаются нарушением речевой функции, а повреждения нижней части (т. е. зоны Вернике) – нарушением восприятия речи.

Результаты исследований больных с повреждениями мозга подтверждают теорию о том, что у подавляющего большинства людей левое полушарие мозга управляет языковой функцией вне зависимости от того, говорят ли они на данном языке, пишут ли на нем или пользуются разработанной на его основе системой жестов. Однако мозг – не единственный орган человеческого тела, ответственный за производство речи. В человеческом теле существует ряд особых органов, помогающих нам произносить разнообразные звуки.

Чарльз Дарвин в «Происхождении видов» заметил: «Странно, что при каждом нашем глотке пища или вода должны проходить через отверстие трахеи с риском попасть в легкие». Причина этой странности в том, что у людей, в отличие от других млекопитающих, гортань расположена гораздо ниже глотки. Гортань представляет из себя клапанообразный орган, расположенный над дыхательным горлом. Эта система появилась по мере эволюции легких, и назначением ее было предохранять легочный тракт от попадания в него чего-либо кроме воздуха. Первоначально эту роль выполняла группа мышц вокруг голосовой щели: мышцы не пропускали в легкие посторонние примеси. У большинства животных гортань находится в верхней части шеи, у основания черепа, что позволяет им пить и одновременно с этим дышать – задача, для взрослых людей невыполнимая. У новорожденных детей гортань расположена высоко в горле, но по мере развития ребенка она опускается до нормального положения. Тот факт, что у человека в результате эволюции развилось такое строение гортани, из-за чего множество людей каждый год умирает от удушья во время еды (теперь, когда многим известен прием Хаймлиха, число погибших уменьшилось), свидетельствует о том, что человечество дорого платит за способность разговаривать. Как большой размер мозга означает большую выносливость, но может оказаться опасным при родах, так и способность разговаривать уравновешивает опасность умереть от удушья (рис. 4.2).

Рис. 4.2. Положение голосовой коробки относительно дыхательного горла у взрослого человека, ребенка и обезьяны шимпанзе. Обратите внимание на то, что у ребенка и у шимпанзе они расположены одинаково

Когда мы говорим, воздух с силой выходит из легких и проходит через расположенные в гортани голосовые связки, которые быстро сокращаются и расслабляются, превращая звуки в членораздельную речь. Если бы не особое устройство нижней части гортани, люди разговаривали бы пронзительным голосом, в нос, не выделяя гласных звуков «и», «у», «а». Уровень коммуникации сократился бы на 30 %.

Древние источники.

Большинство современных европейских языков, а также языки Южной Азии на территории, ограниченной с востока равнинами Индии, принадлежат к одной и той же языковой группе индоевропейских языков (Corballis, 1991). Считается, что праязык, из которого возникли все современные индоевропейские языки, возник где-то в северной части бассейна Дуная приблизительно за 5–6 тыс. лет до н. э. Индоевропейский язык связан с другими языковыми группами Европы, Азии и Северной Африки через еще более древний праязык, так называемый ностратический, возникший примерно за 13 тыс. лет до н. э. Предполагается, что в этом языке не было слов, имевших отношение к земледелию, поскольку носители языка еще жили собирательством. Лингвисты даже выдвинули гипотезу, что все существующие в мире языки возникли из первобытного «протомирового» языка. Исследователи, занимавшиеся этой областью науки, утверждали, что обнаружили около 200 слов протомирового языка. Например, слово «зуб» в Конго-Сахарских языках звучит как «nigi», в Австрало-Азиатских – как «gini», в Сино-Кавказских языках – как «gin» и в группе Ностратических языков – как «nigi». Считается, что из всех этих вариантов развились современные английские слова «nag» («ворчать») и «gnaw» («грызть»).

Если рассмотреть, с какой скоростью меняются языки, успешные попытки найти общий праязык можно подвергнуть некоторому сомнению. К примеру, английский язык времен Шекспира отделяет от современного английского всего 400 лет, однако для большинства носителей языка он уже звучит как иностранный.

Другой вопрос связан со скоростью, с которой язык меняется, образовывая новые диалекты. Почему язык столь эластичен и податлив? «Теория изначальной подготовленности» Гамильтона (Dunbar, 1996) предлагает вероятное объяснение. Возможно, так называемое альтруистичное поведение возникло в качестве механизма сохранения наших собственных генов в организмах близких нам людей. Помочь близкому родственнику не значит проявить жертвенность, поскольку помогающий при этом стремится сохранить собственный генетический материал. Однако если мы принадлежим к слишком большим социальным группам, такие альтруистические стремления могут быть недостаточно избирательными. Когда мы рискуем, чтобы оказать помощь людям, которые не связаны с нами узами родства и могут не отплатить нам помощью в ответ, мы наносим вред нашей собственной приспособленности. Если мы можем идентифицировать людей по их акценту и диалекту как принадлежащих к той же группе, что и мы, существует больше вероятности, что у них такие же гены и что они тоже помогут нам в ответ на наши действия. Некоторое подтверждение этой теории можно получить при исследовании языкового многообразия в Западной Африке, где количество языков на квадратную милю в густонаселенных экваториальных районах больше, чем в малонаселенных районах дальше к северу. Из этого можно сделать вывод о прямой взаимосвязи между уровнем населенности и распространением новых языков и диалектов. Из-за того, что язык быстро распадается на новые диалекты, исследование современных языков оказывается почти бесполезным для изучения источников происхождения древнего языка.

Некоторые антропологи утверждают, что язык появился лишь около 50 тысяч лет назад (Corballis, 1991). Это предположение возникло потому, что именно в то время произошел сильнейший скачок развития новых технологий. До того на протяжении сотен тысяч лет человечество пользовалось одними и теми же простыми орудиями из камня. Но около 50 тысяч лет назад началось быстрое распространение более сложных приспособлений, в том числе игл, рыболовных крючков, острог, пуговиц и застежек. Около 30 тысяч лет назад появились многочисленные произведения искусства, такие как статуэтки Венер, росписи на стенах пещер, а также бусы и другие виды украшений. Несмотря на относительно позднее развитие утилитарных и неутилитарных технологий, теория о недавнем возникновении человеческого языка не соответствует данным анатомии.