Текст книги "Чинди"

Автор книги: Джек Макдевит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

6

Любое ожидание – отчасти страдание.

Бенджамин Уинкомб. Мораль и религиозные афоризмы. 1753

Удивительно, но это оказалась самая спокойная и ненавязчивая группа из всех, что Хатч доводилось перевозить. Джордж большую часть времени проводил в кают-компании, сосредоточенно изучая секретные финансовые отчеты.

– Отслеживаю тенденции, – пояснил он Хатч, быстро оживляясь и радуясь возможности поболтать на знакомую тему. – Вот здесь-то и крутятся деньги.

Аликс намечала планы для новой постановки под рабочим названием «Сбрасывай одежду и беги», премьера которой, по ее словам, была намечена на следующую осень. Насколько она была серьезна, Хатч вряд ли могла определить. Аликс и Хатч по очереди становились четвертой участницей игры в бридж – с Германом, Питом и Биллом.

Время от времени они развлекались. Билл включал музыку, и они пели хором, как в программе «Пойте с нами», хотя Хатч чувствовала некую несоразмерность, сравнивая свой голос с красивым контральто Аликс.

– У тебя хороший голос, Хатч, – уверяла Аликс. – Ты наверняка могла бы профессионально петь, если бы захотела.

Хатч на это не купилась.

– Нет, я серьезно. Тебе нужно только чуть-чуть практики. И, разумеется, избавиться от самоограничений.

– Каких?

Легкая задержка дыхания.

– О, дорогая, у тебя их целый воз.

Во время полета Аликс и Герман придерживались строгой программы тренировок. Хатч, которая всегда была очень аккуратна относительно посещения спортивного зала, в этом оказалась куда более небрежной.

Еще они смотрели кино. У них были разные вкусы, но фильмы крутили каждый вечер, и все набивались в голографический отсек, чтобы посмотреть на ночь триллер, кинороман или что-нибудь еще. Они по очереди разыгрывали главные и эпизодические роли. Герману доставляло удовольствие быть Элом Трентом, прославленным детективом Джейсона Кордмана; Джордж в один из памятных вечеров явился Юлием Цезарем; а Хатч, приняв вызов, позволила себе изобразить укрытого за маской супергероя двадцать первого века Венгада . Даже Аликс ввязалась в эту затею и подбавила веселья, одевшись Клеопатрой, под стать Цезарю Джорджа, а позже – Далилой в пару Самсону Германа. (Оба не годились для этих ролей. Герман потому, что просто не был способен продемонстрировать достаточную силу и никто не верил, что он мог бы быть убедительным, удерживая падающий на него храм, а Аликс потому, что не могла утопить в драматизме собственный – неплохой – юмор.)

Герман, разумеется, по-прежнему был увлечен Аликс. Он пытался скрыть это, но, когда она появлялась в отсеке, его голос всякий раз поднимался на пару октаву. Одна из трудностей тесного проживания в условиях межзвездного перелета состояла в том, что ничего нельзя было скрыть. Люди находятся слишком близко, и их чувства становятся чересчур явными.

Хатч много читала. И еще она все больше времени проводила с Джорджем. У него были собраны всевозможные документальные доказательства, подтверждающие убеждение, что на протяжении земной истории имел место целый ряд вторжений инопланетян. Он показал снимки резных изображений, копии ссылок из древних книг и предъявил наблюдения, которые трудно было ставить под сомнение. Однако сложившееся за долгую жизнь мнение побороть очень трудно. И предположение, что на земле бывали гости (пусть Хатч и знала по меньшей мере о двух расах, достигших в древние времена способности совершать межзвездные полеты), все еще казалось нелепым. Но она слушала, заразившись энтузиазмом Джорджа.

Фактически все они искренне верили в возможность контакта, и даже Хатч с Питом стали переживать за своих спутников и поддерживать в них надежду, что экспедиция окажется успешной.

«Мемфис» был в пути почти шесть недель, когда ему пришлось завернуть на «Аутпост», чтобы забрать двух последних пассажиров.

Ник Карментайн начал заниматься исследованиями НЛО как заядлый любитель таинственных историй и сказок. Он был без ума от взбесившихся мумий, вампиров, демонов и похожих на призраков существ, вторгавшихся в дома (про которые тогда уже нельзя было сказать «пустые»), чьи бесплотные голоса разносил ночной ветер. Он начал с По и Лавкрафта и перечитал все, вплоть до Мессингаля и Ди Лилло. И жестоко разочаровался в темном свете луны, неупокоившихся мертвецах и ужасающих тайнах чердака. Но это была его жизнь, и хотя с годами его интересы вышли далеко за рамки этого жанра, он по сути так и не простился с ним. Хотя пытался. В сочетании с профессией директора похоронного бюро это была опасная страсть. Получи его кровожадные вкусы огласку, клиенты разбежались бы. Вот почему Ник и переключился на НЛО: это тоже позволяло реализовать здоровое чувство загадочного, но не было чревато гибелью его профессиональной репутации.

Со временем, охота за ночными визитерами из других миров вытеснила вампиров, и в конечном счете он вступил в Общество контактеров.

Его отец, владелец похоронного бюро, хорошо поставил дело и, рано уйдя на покой, оставил дело Нику. Тот в душе был предпринимателем, и очень скоро «Похоронное бюро Санрайз» в центре Хартфорда превратилось в «Санрайз энтерпрайз, инкорпорейтид». Сеть его отделений, продолжая выполнять обычную работу, начала специализироваться на похоронах по заказу. Если клиент хотел вывести свой прах на орбиту, или развеять где-нибудь на уединенном поле, или опустить на дно далекой лагуны где-нибудь в Микронезии, именно корпорация «Санрайз» бралась за это. Они организовывали транспортировку собравшихся на церемонию, обеспечивали им отдых, адвокатов, помощь. Договаривались о присутствии духовенства или, когда уходили (никогда не говорилось «умирали») атеисты, рекомендовали соответствующие особые церемонии.

Единственная дочь Ника, Лира, полностью разделяла его склонность к экзотике, хотя скептически относилась к увлечению посланцами других цивилизаций. Тем не менее она снискала доброе расположение отца, став специалистом по внеземной археологии.

Ник не бывал за пределами Земли, вернее, за пределами земной орбиты, пока Лиру не направили на Пиннакл, где она занималась раскопками древних, миллионолетних развалин тамошней древней цивилизации. Повинуясь внутреннему капризу, Ник потратил кругленькую сумму на то, чтобы навестить ее. Они вместе бродили среди устремленных ввысь колонн и обрушенных крыш древних городов, и Лира повела отца взглянуть на несколько воссозданных общественных зданий. (Нам пришлось проделать часть работы вслепую, папочка .) Это были прекрасно выполненные строения, в художественном отношении не уступавшие Храму Афины ни на йоту.

Эти стены видели настоящие религиозные обряды инопланетян, и у Ника появилась особенная точка зрения на то, как это должно было происходить на Пиннакле, когда у костров в стойбищах появились первые люди.

Он провел там целый месяц. Лира показала ему керамику, возраст которой, как было установлено, составлял восемьсот тысяч стандартных лет.

– Покрой ее глазурью, – пояснила дочь, – и она будет вечной.

Он знакомился с достижениями реконструкции и восстановления, обширного, захватывавшего большие пространства, хотя у археологов в руках было всего несколько образцов. А еще были древние дороги и порты, сейчас невидимые, но легко прослеживаемые с помощью специального оборудования.

– Вот здесь, – сказала Лира, пока они стояли в центре абсолютно плоской пустыни, которая простиралась во всех направлениях до самого горизонта, – здесь был перекресток дорог, связывавших две могучие империи Команика Третьего.

Нашли еще и постоялый двор для странников, и реку, и, возможно, дорогу к пристани.

– А как они назывались? – спросил Ник. – Эти империи?

Она не знала. Никто не знал.

Всего несколько часов назад пришло сообщение от Хокельмана: «ЕСТЬ ОТЛИЧНЫЙ ШАНС. ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ ТО САМОЕ. ВСТРЕЧАЕМСЯ НА СТАНЦИИ АУТПОСТ».

Разумеется. Найдете меня у Ларри .

«Аутпост», центр обслуживания и снабжения, находился практически на краю исследованной человечеством части космоса. Он располагался сразу позади колец, на Селиваровой Глотке, удаленной на миллиард километров от бело-голубой звезды класса B. Хатч не знала, чего ожидать от пассажира-гробовщика – вероятно, это субъект хмурый и нудный. Ник был среднего роста, гибкий, с темными волосами, ласковыми серыми глазами и простодушной улыбкой. Совсем не тот человек, какого она представляла по опыту посещений похоронных бюро, когда приходилось успокаивать родственников и друзей. Джордж поспешил сойти с корабля и крепко обнять Ника, когда тот появился у основания трапа. Он привел его за собой на корабль, как давно потерянного и вновь обретенного брата. – Хатч, это Ник. Он приводит людей к Богу. – И сам рассмеялся своей шутке. Ник вздохнул.

Они обменялись рукопожатиями, немного поговорили, а затем Хатч поинтересовалась Тором, шестым пассажиром «Мемфиса».

– Он сейчас на «21», – удивился Ник. – Разве вам не сообщили?

– Нет, – ответила она. – Что такое «21»?

– Одна из лун. Предполагалось, что на этой неделе он будет готов лететь, но он увяз в каких-то делах, и… ну… – Он взглянул на Джорджа. – Ты знаешь, как с ним бывает.

Джордж несомненно знал и посмотрел на Хатч так, будто ей следовало предвидеть нечто подобное. Всем известно, что представляет собой Тор.

Хатч вздохнула. Она сразу поняла, что такое Тор.

– Билл? – обратилась она к ИИ.

– В данный момент, эта луна приближается. Если зайти на «21», время отклонения от графика составит чуть больше семнадцати часов .

– Семнадцать часов? – Хатч повернулась к Джорджу. – Я готова задушить этого малого.

– Он понятия не имел, что это займет столько времени, – сказал Джордж. – Если бы Тор знал, на сколько нас задержит, то остался бы здесь. Он художник.

Он произнес это так, будто этим все объяснялось. Хотя Хатч это позабавило: ее Тор тоже был художником. Не из лучших. По крайней мере не успешным. Но речь шла определенно о разных людях. Этого звали Тор Кирби. Того, которого она знала, – Тор Виндерваль . Очень по-разному.

– Хорошо, друзья, – сказала она. – Мы не стартуем ранее трех часов пополудни. Значит, вполне хватит времени осмотреть станцию.

Прошлое Тора Кирби было туманным. В данных, которыми располагала Хатч, отмечалось лишь, что он наследовал судьбу «удачливого водопроводчика». Что он мог делать на станции «Аутпост», оставалось непонятным. Уж не доставили ли сюда и впрямь человека из Северо-Американского Союза, чтобы поддерживать ток воды? Газовый гигант, ставший домом для станции «Аутпост», был единственной планетой этой системы, движущуюся по относительно стабильной орбите. Все остальное представляло собой хаос: орбиты планет разметаны в разные стороны, бывшие луны раскиданы по всей системе. Станция возникла как лагерь экспедиции, пытающейся изучить, что именно здесь произошло, почему все разбросано, а большая планета удержала и кольца, и большое семейство спутников. Теория гласила, что примерно двадцать тысяч лет назад произошла очень близкая встреча с другой звездой. Но доказать это было гораздо труднее, чем полагали авторы. Ник организовал для Джорджа и его группы демонстрацию модели этого события. Эксперты думали, что применительно к модели следует упростить суть, сведя ее к следующим исходным данным: расположение планет (оно повторяло момент прохождения); длительность события (она составляла три года); место, где находился незваный гость. Четыре планеты отбросило вместе, но их обнаружили во время странствия через межзвездную пустоту к тому самому месту, где им и полагалось быть. Остальные мчались вокруг солнца. А вот газовый гигант Глотка не пострадал, потому что во время кульминации события находился дальше всех от солнца. Неспособность исследователей обнаружить другое небесное тело породила подозрение, что на самом деле это была нейтронная звезда или, возможно, даже черная дыра.

Хатч уже видела эту модель и хотела выскользнуть из демонстрационного зала, как вдруг ее устройство связи ожило.

– Капитан Хатчинс? – Голос был женский. – Доктор Могамбо хочет, чтобы вы заглянули к нему в офис, если найдете свободную минуту .

Она очень удивилась: «Могамбо на станции „Аутпост“?»

– Он руководит геометрической группой, – пояснил голос. Хатч не очень поняла, что это значит.

Хатч поднялась на главный уровень и свернула в административный сектор.

– Вторая дверь справа, – подсказал голос. Его обладательница уже поджидала Хатч, когда та вошла. Оливковая кожа, черные волосы, широко открытые влажные глаза. «Преобладание арабской крови», – подумала Хатч.

– Сюда, пожалуйста. – Женщина встала из-за стола и открыла внутреннюю дверь. Могамбо, сидевший в мягком кресле, помахал Хатч в знак приветствия и выключил верхний свет, оставив гореть только маленькую лампу на столе.

Морис Могамбо был дважды удостоен Нобелевской премии. Обе награды принесли ему работы в области архитектуры пространства-времени и энергии вакуума. Хатч в определенный период своей службы фактически была его личным пилотом.

Он был необычайно высок. Еще выше, чем Джордж. Хатч подняла глаза и поздоровалась с узким галстуком доктора, украшенным автографом владельца. Могамбо коротко стриг бороду – очень необычную в век гладкого бритья. Его кожа была образчиком отполированного до блеска черного дерева. У него было тело атлета и длинные пальцы скрипача. Хатч припомнила его интенсивные тренировки и страсть к шахматам.

Все еще улыбаясь, он указал ей предназначенное для нее кресло. Хатч села, ожидая, когда исчезнет личина гения. Могамбо воспринимал окружающий мир как личное игровое поле. Он был человеком выдающимся, великодушным и умел очаровать собеседника, когда хотел. Но Хатч хорошо знала и ту его сторону, где таилась жестокость, и видела, как он крушил работы и карьеры, когда люди не оправдывали его ожиданий. «Нетерпимость к дуракам», – однажды заметил кто-то из его коллег, считавший это комплиментом. Хатч в конце концов пришла к выводу, что Могамбо считает дураками всех, кто лишен его способностей.

– Приятно вновь видеть тебя, Хатч. – Он наполнил два стакана, обошел вокруг стола и протянул один ей. Напиток был безалкогольный, лимон и лайм с легким привкусом имбиря.

– Взаимно, профессор. Прошло столько времени. – Почти восемь лет. Но она не забыла его. – Не знала, что вы здесь.

Они обменялись любезностями. Могамбо, как следовало из его объяснений, провел на станции «Аутпост» уже около двух месяцев. Они отправляли экспедиции в ряд районов, где имелись сверхплотные объекты и производились измерения искажений времени и пространства.

– Создается впечатление, – сказал профессор, – что физические характеристики пространства чрезвычайно разнородны. – Делая это замечание, он прикрыл глаза – возможно, просто рассуждал вслух. – Это вообще не то, чего мы ожидали. – Его улыбка увяла.

Хатч очень хорошо понимала, что Могамбо пригласил ее сюда не обсуждать проблемы физики. Но она приняла условия игры и задала несколько вопросов относительно его исследований, притворяясь, что ответы ей понятны. Рассказала, что полет к Обреченной оказался напряженным и беспокойным, все десять дней она была почти в испуге и никогда больше близко не подойдет ни к чему подобному.

Наконец он резко изменил поведение, вновь наполнил ее стакан и с некоторой бесцеремонностью заметил, что, насколько ему известно, она отправляется к 1107.

– Да, верно.

– Чтобы определить, есть ли там что-нибудь, связанное с передачами, зафиксированными «Бенджамином Мартином».

– Да.

Он оперся локтями о стол, плотно сложил пальцы и наклонился вперед, очень похожий на большую хищную птицу.

– Одиннадцать ноль семь, – повторил он.

Она ждала.

– Так что ты думаешь, Хатч?

– Не знаю, – созналась она. – Если там и было что-то, когда мимо проходил «Бенни», то я очень сомневаюсь, что оно и сейчас там. – Хатч подозревала, что профессору известно о последнем перехвате, но вряд ли он знал, ввели ее в курс дела или нет. А она не собиралась говорить ему ничего лишнего.

Могамбо долгую минуту изучал ее.

– Я тоже так думаю. – Он нахмурил брови.

Хатч показалось, что он сейчас скажет что-то еще, но доктор, видимо, передумал и продолжал поигрывать стаканом.

Хатч оглядела кабинет. На стенах несколько недорогих электронных картинок, пейзажи с садами и сельскими дорогами. Пауза затягивалась, и она решила нажать.

– Подумываете отправиться туда и взглянуть? Мы были бы рады принять вас на борт. – На самом деле ей этого не хотелось. Но Хатч знала, что он не согласится. Так что такое предложение ничем ей не грозило.

– С этим Обществом контактеров? – Могамбо усмехнулся, поглядывая на нее. Летай с ними сколько угодно, но меня ждут более важные дела . – Нет. Я действительно очень занят. – Он показал ровный ряд очень крепких белых зубов. – Предприятие фантастическое, Хатч, но совершенно безнадежное.

Она абсолютно точно знала, к чему он клонит, но не собиралась приходить на помощь.

– Никогда не знаешь, что будет завтра, – заметила она.

Могамбо басисто кашлянул.

– Я хотел бы попросить о любезности.

– Смотря о какой.

– Дайте мне знать, если действительно обнаружите там что-то. Я пробуду здесь еще пару недель.

Было очевидно, чем все это должно закончиться. Да, мы заполучили инопланетный передатчик! Могамбо галопом бы вырвался на сцену и стяжал всю славу. Джордж никогда не узнал бы, откуда свалилась такая неприятность.

– Я вряд ли смогу сделать это, профессор.

Похоже, его это задело.

– Хатч, почему нет?

– Согласно контракту мистер Хокельман контролирует все сообщения. – Это не совсем соответствовало истине, но так вполне могло бы быть. – Я при всем желании не смогу выполнить вашу просьбу.

– Хатч, это для меня очень важно. Послушай, честно говоря, я обязательно полетел бы туда с тобой, если мог. Но это просто невозможно. Я завален работой. И не могу бросить ее. Сама понимаешь. Сколько надо добираться отсюда туда? Неделю?

– Примерно.

Могамбо изобразил страдание.

– Сейчас я просто не властен над ситуацией. – Он коснулся выключателей; вспыхнули верхние лампы, заливая комнату светом. – Но мне это необходимо, Хатч. Я рассматривал бы это как личное одолжение. И по достоинству оценил бы, если бы ты ухитрилась… – Хатч открыла было рот, но он вытянул руку. – Сделай это для меня, а я подумаю, как тебя вознаградить. У меня есть связи. Уверен, что ты не хочешь убить остаток жизни, болтаясь туда-сюда между Солнечной системой и станцией «Аутпост».

Она медленно поднялась и поставила полупустой стакан на край стола.

– Я передам вашу просьбу, профессор. Джордж наверняка пойдет вам навстречу.

Тор знал, что она прилетает. Четыре года назад он провел с Хатч несколько вечеров. Пара походов в театр, пара обедов, как-то вечером – выпивка в ресторане «У Кессиди», на самом верху, откуда видны Потомак и Молл. Прогулка вдоль реки. Поездка на лошадях в субботний полдень через парк Рок-Крик. А потом однажды в среду вечером (был конец ноября) она заявила, что они больше не увидятся. Что как ни жаль – она надеется, что его это не слишком расстроит, – ей вновь придется лететь в какую-то точку вселенной, название которой ему не выговорить, в тот идиотский мир, где полчища ноков истребляли друг друга на войне, которая, вероятно, тянулась вечно.

– Я не часто возвращаюсь в Арлингтон, Тор, – объяснила она.

Он знал, что так будет. Он не представлял подробностей, но что-то в ее поведении все время подсказывало ему, что все это временно, и наступит день, когда он придет сюда в очередной раз уже один . Разумеется, он не сознался ей ни в чем – трудно сказать почему; напуганный тем, что это только оттолкнет ее еще больше? Поэтому он попросил счет, оплатил его, сказал: «Жалко, что все кончилось вот так», и ушел. А она осталась.

В то время его звали Тор Виндерваль – такое имя он получил при рождении и изменил по совету директора Художественной выставки в Джорджтауне. «Виндерваль звучит как-то надуманно, – заметил тот. – И очень трудно запоминается. Не очень подходит для занятий коммерцией».

С тех пор он не видел Хатч.

Он несколько раз порывался отправить ей сообщение. «Хатч, я по-прежнему здесь», или «Хатч, почему бы нам не сделать еще одну попытку, когда ты вернешься?», или «Хатч, Присцилла, я люблю тебя».

Он набирал сообщение за сообщением, но так ни разу и не нажал кнопку передачи. Он несколько раз поднимался на «Колесо», когда знал, что она должна быть там. Два раза он видел ее, запредельно красивую, и его сердце начинало работать, как насос, а горло перехватывало. Тогда Тор понимал, что не в состоянии подойти к ней и будет стоять с глупым видом, убеждая себя, что нет ничего нелепого в том, чтобы просто броситься навстречу друг другу.

Глупый способ для взрослого мужчины проявлять свои чувства. Поступить же по-взрослому означало разыскать Хатч и поговорить с ней, дать ей шанс передумать. Женщины переменчивы. Между прочим, он добился определенного успеха, его работы начали продаваться, а это тоже кое-что да значило.

Однажды он увидел Хатч в ресторане в Джорджтауне. Тор ужинал на противоположном краю зала, и его спутница непрерывно спрашивала, все ли с ним в порядке. Хатч так и не заметила его или притворилась, что не заметила. Когда все закончилось, когда Хатч и ее спутник (непривлекательный и туповатый, на взгляд Тора) поднялись и ушли, Тор остался сидеть, будто приклеившись к месту, едва способный дышать, и что-то у него внутри сломалось.

Кончилось тем, что он ни разу не позвонил ей, ни разу не отправил сообщения и вообще старался ничем не напоминать о себе. Он не хотел превращаться в надоеду, считая, что единственный шанс завоевать Хатч – это сохранять гордость. С другой стороны…

В его карьере наступил резкий перелом, когда он начал заниматься живописью на внеземные темы. В начале он, как отшельник, скрывался в голографической камере и предавался созерцанию видов Харона или кораблей-яхт, проходящих через вселенские просторы и купавшихся в лунном свете.

Некоторые из его работ купили. Не слишком дорого, но все-таки этих денег вполне хватило, чтобы убедить Тора, – он способен стать неплохим художником, и люди будут платить за то, чтобы повесить его работы у себя на стене.

«В работах Кирби виден талант, – заметил кто-то из обозревателей, – но им не хватает глубины . Не хватает чувства . Великое искусство захватывает нас, увлекает; живопись заставляет нас переживать танец миров. Никто так не чувствует круговращение расцвеченного огнями неба, как Кирби».

Это могло означать все что угодно. Однако вскрыло правду: Кирби необходимо отправиться к тем планетарным системам, которые он рисует. Чтобы перенести на холст кольца газового гиганта, необходимо подобраться к ним поближе, увидеть их прямо над головой и позволить этому величию захватить тебя. И он начал искать возможность посетить эти объекты. Это было нестерпимо дорого. Но должно было окупиться.

Разумеется, особых высот он не взял. Он разорился бы лет за тридцать до того, как довести свою затею до конца. Но его работы появились в элитных галереях, а это означало солидные цены. Впервые в жизни к Тору пришел серьезный профессиональный успех. А вместе с ним и деньги.

К тому времени он отвергал все возможности вновь встретиться с Присциллой Хатчинс. По сути это была самая горькая сторона обстоятельств его карьеры: он сменил фамилию, и откуда Хатч было знать, что Тор Кирби и он – одно лицо?

Он не видел способа исправить положение. Пока не прочел статью о Джордже Хокельмане и Обществе контактеров. И о том, в каких масштабах они финансируют Академию. Нанимателя Хатч.

Тор никогда не питал постоянного интереса к окружающему миру. И был в крайне наивен в вопросах, касающихся сомнительной репутации Общества контактеров среди профессионалов, занятых большой и настоящей работой в космосе. Он знал только, что имена их главных «игроков» периодически мелькали среди доступной всем желающим информации из Академии.

Это был его шанс. Он пожертвовал Академии полотно с изображением Храма Ветров на Каракуа, на месте подводных археологических раскопок. Свою лучшую работу, вряд ли способную устареть. Храм, освещенный солнечными лучами, пронзающими толщу моря, аппарат для изучения подводного мира, постепенно опускающийся на дно. Аппарат, сопровождаемый парой местных кимбо (длинных плоских рыб, очертаниями похожих на клин), рыб и еще какого-то существа, напоминающего кальмара, был показан очень наглядно. Картина была продана на аукционе и принесла столько денег, что Тор даже пожалел, что передал ее в дар. Его картина и имя – оба имени – позволили наладить новые академические связи. Но, оценив развитие событий и то, каким щедрым и талантливым он стал, Тор понял: всего этого явно мало, чтобы убедить Хатч позвонить ему.

Несколько дней спустя он поднялся на борт коммерческого транспорта, отправлявшегося на Костлер-Рок, в поразительный мир скал и яростных морей, вращающийся по орбите вокруг газового гиганта. Тор рисовал кольца, изображая их подъем из бушующего моря, когда от Джорджа пришло сообщение: «ОЖИДАЕТСЯ БОЛЬШОЕ ОТКРЫТИЕ».

«Ну и что?» – подумал Тор, а потом услышал примечание: Пилот из Академии .

Едва отваживаясь надеяться, он ответил градом вопросов о длительности экспедиции, о природе сигналов и еще о разных вещах, которые ничуть его не интересовали, – лишь для того, чтобы замаскировать единственный вопрос, только и заботивший его.

– Между прочим, ты случайно не знаешь, кто пилот?

Пять мучительных дней он дожидался ответа.

– Хатчингс .

Джордж чуть-чуть ошибся, но Тор понял, что сорвал банк.

Он попал на транспорт на «Аутпост», прибыл туда какое-то время назад и решил заполнить ожидание работой. Он решил: пусть лучше Хатч застанет его в трудах. Пусть посмотрит, чем он занимается. Газовый гигант рядом со станцией «Аутпост» был огромен – массой он примерно в шесть раз превосходил Юпитер. Он назывался Селиварова Глотка, по имени пилота, который исчез в его облаках лет двадцать назад. У планеты насчитывалось около тридцати лун-спутников, не считая тех, что прятались в изумительно красивой системе колец. Некоторые имели атмосферу, несколько проявляли геологическую активность, на двух были найдены океаны, промерзшие на всю глубину, но ни на одной не было жизни. Двадцать первая представляла собой небольшую глыбу льда и камня размером не более половины Луны.

Большую часть ее поверхности покрывали игольчатые пики, кратеры и разрушенные хребты. Но почти четверть ландшафта занимала громадная «равнина»: здесь миллиарды лет назад изверглась лава, залила обширный район и замерзла.

Не успела Хатч появиться, как с ней тут же заговорил Билл.

– На связи абонент с «Венди Джай», Хатч .

Должно быть, это Курт Эйшнер, старший капитан Академии, воплощение немецкой аккуратности. У него все и всегда разложено по полочкам. Курт был единственным командиром корабля, относительно которого Хатч не сомневалась, что он может разобрать свой корабль на части, а затем вновь собрать его.

Он умел быть и тонким, и мягким, но не с пассажирами. Даже когда он оказывал им услуги связи, он делал это в форме вежливого и тем не менее резкого и грубоватого уведомления. Ребенок доставлен. Мадам, теперь можете сесть.

Ему нравилась Хатч, но, с другой стороны, ему нравились все женщины-пилоты, хотя, насколько ей было известно, сам он не проявлял никакой активности. Она могла только гадать об истинных причинах этого. В молодые годы Курт имел репутацию повесы, но Хатч никогда не замечала никаких признаков этого, хотя как-то непреднамеренно сама спровоцировала его.

Ее самым светлым воспоминанием о Курте Эйшнере был случай на Каракуа, где как-то во временном убежище он приготовил для нее незабываемый обед, состоящий из красной капусты и картофельных клецек. Возможно, благодаря тому пустынному месту, возможно, из-за кулинарных способностей Курта обед, полученный однажды в отсутствие фруктов и тостов после трех дней полного голодания, стал самым памятным в ее жизни.

– Подключай абонента, Билл, – велела она.

Хатч переключила канал связи на свой главный монитор и уселась, откинувшись на спинку кресла. Курт моментально возник на экране. Ему было под семьдесят. О большинстве людей вполне можно сказать, что годы начали накладывать на них свой отпечаток, поскольку даже если тело не состарилось, во взгляде появляется некая твердость, а черты теряют определенную живость. Бытовало мнение, что причина тому одна: людям предначертано жить библейские семьдесят лет и изменить это не в силах ничто. Другие считали, что этого обстоятельства можно избежать, не позволяя привычке сжать вас своей железной хваткой. Однако вполне возможно, что Курт просто не старел душой. Его улыбка заставляла Хатч чувствовать себя маленькой девочкой, и ей льстило его внимание.

– Привет, Хатч. Я только что узнал, что ты на станции «Аутпост». Сколько ты планируешь пробыть там ?

– Уже улетаю. Сразу как подберу пассажира.

Последовало несколько минут паузы, указывающей на то, что их с Куртом разделяет значительное расстояние.

– Очень обидно. Я хотел бы встретиться с тобой .

– Когда ты будешь здесь, Курт?

– Завтра утром. Я так понимаю, на этот раз ты выполняешь частный рейс .

– Более или менее. Это задание Академии, но корабль не наш.

– Общества контактеров? – Он не смог полностью скрыть улыбку.

– Так ты знаешь?

– Конечно. Это не такой уж большой секрет .

Они продолжали болтать, пока не вмешался Билл.

– Сближение максимальное, – сообщил он.

«Мемфис» вышел на орбиту, и Хатч спустила посадочный модуль. Небольшой серый купол стоял на краю «равнины», его огни отважно и жизнерадостно сияли среди бескрайней пустыни. Это была внутренняя сторона луны, откуда открывался захватывающий вид на кольца и спутники. Сама огромная планета была расцвечена зелеными и желтыми полосами. Они оказались в одном из красивейших мест. – Сообщение, – сказал Билл.

Хатч кивнула, и он подключил связь. На этот раз передача была только звуковая.

– Я почти готов, – произнес мужской голос. Он показался Хатч знакомым.

– Я говорю с Тором Кирби? – спросила она.

– Да, именно .

Она уверилась, что знает его.

– Билл, – попросила она, – открой-ка базу данных на пассажиров. Давай посмотрим, нельзя ли найти фотографию этого малого.

– Увеличиваю и передаю .

Появилась картинка. Виндерваль!

Она уставилась на него, явно озадаченная. Почему фамилия другая?

– Тор, это Хатч.

– Кто ?

– Хатч.

Пауза.

– Присцилла Хатчинс? Это действительно вы?

Разговор так и шел без видеосвязи.

– Кто такой Тор Кирби?

– Это я .

– Что случилось с твоей фамилией? И что ты делаешь здесь?

Когда Хатч видела его в последний раз, он работал неполный день рекламистом супермаркета электроники. И пытался рисовать.

– Я поменял ее .