Текст книги "Переправа (ЛП)"

Автор книги: Джек Кетчам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ты все еще видишь там свою сестру?

Она кивнула.

– Вижу их всех. Они идут вместе.

– Сколько с ней человек?

– Только двое.

– Хорошо. Когда все начнется, выйди через заднюю дверь, забери ее и подведи к лошадям. Эти парни захотят попасть внутрь. Мы дадим им повод не делать этого какое-то время. Потом мы последуем за тобой. Нам нужна твоя помощь, Белл.

– Ты уверен?

– Уверен.

– Ты когда-нибудь стрелял в человека, Белл? Сейчас ты это сделаешь. Я полагаю, что там будут в основном покупатели, и большинство из них безоружны. Не позволяй им остановить тебя, слышишь?

Я поколебался, потом кивнул.

– Черт, посмотри на это с другой стороны, – сказал Матушка. – Представь, что у Сьюзи клещ и он пьет ее кровь. Берешь его между большим и указательным пальцами. Затем сжимаешь. Может, это и некрасиво, но именно так и надо поступать. Главное – лошадь, а не чертов клещ.

– Наша цель – зачистить комнату, Белл. Все просто. Когда все закончится, здесь кроме нас никто не должен остаться в живых. И еще: надо прикрывать друг друга. Давай сделаем это.

Я не знал войны по-настоящему.

Я видел только ее последствия. Но пока мы поднимались по лестнице, Харт и Матушка впереди, а мы с Еленой сзади, я чувствовал то, что, по-моему, должен чувствовать любой солдат, который хотя еще и не участвовал в бою, но осведомлен о его последствиях. Страх, да, конечно, страх. Четкий звонкий сигнал от разума к телу, от которого учащается сердцебиение, немеют ноги, пересыхает в горле так, что почти невозможно глотать. Конечно, страх. Но также и непреодолимый ужас, огромное нежелание. Я собирался рисковать своей жизнью ради единственной ужасной цели – забрать жизни других – и как можно больше жизней. Какой нормальный человек захочет это делать?

Наша цель – зачистить комнату, Белл.

Я давно понял, что война – это безумие.

Я не знал, как именно это безумие проявляется в душе отдельного человека. На мгновение мне показалось невероятным, что я вообще здесь нахожусь.

Чувство оторванности от реальности усиливалось с каждым шагом. Я лишь смутно различал смех и разговоры, доносившиеся из комнаты, к которой мы приближались, и чувствовал запах сигарного дыма. Наконец мы достигли площадки и широко распахнутых двустворчатых дверей, Харт и Матушка вошли внутрь и подняли винтовки, нацелив их на изумленные лица. Я стоял рядом с Матушкой, а Елена справа. И тут это чувство исчезло, как голубь, испугавшийся пламени, когда мы открыли огонь.

Я увидел, как толстуха Люсия упала, как опрокинутый мешок с зерном, сраженная пулей из винтовки Елены, еще до того, как я прицелился и выстрелил в бородатого мексиканца в сшитом на заказ костюме, который находился прямо передо мной. Его движение в сторону было слишком запоздалым. Моя пуля попала ему в грудь.

Тогда я не думал, что кого-то убил, я просто убил человека. Сомневаюсь, что я вообще о чем-то думал. Это была такая же необдуманная реакция, как у кошки, которая бросается на мышь, снующую перед ней на полу. Я просто продолжал стрелять.

В замкнутом пространстве раздавались крики и вопли людей, оглушительное стаккато винтовочных очередей, и я понял, что, хотя Харт и был прав, – большинство были безоружны, – но некоторые из них стреляли в нас из револьверов, так что они стали связующими точками всех наших чувств. Мы с Хартом одновременно выстрелили в грязного длинноволосого белого, который мог быть тем, кого мы видели на Селин за окном. Он налетел спиной на тонкий приставной столик, который разлетелся на куски под его весом, и открыл дикий огонь в потолок, осыпав остальных осколками люстры.

Матушка застрелил человека, который, судя по одежде, был похож на игрока и который стрелял в него из четырехствольной перечницы^[19], нажимая на курок даже когда закончились патроны.

Перед Марией стояли двое мужчин, предположительно охранники: один с револьвером в кобуре, руки уже подняты вверх, а другой в панике выстрелил в меня, но промахнулся. Матушка выстрелом отбросил его назад, туда, где стояла бы Мария, но она уже была в движении, открыла стол на колесиках, выхватила лежавший внутри пистолет и выстрелила в Елену. Я услышал, как пуля прожужжала мимо, словно комар в полете, и увидел, как на щеке Елены внезапно выступила кровь, когда она прицелилась и выстрелила в Марию.

Вокруг нас падали люди, лишь немногие остались на ногах, и никто из них уже не был вооружен, кроме охранника с поднятыми руками. Я дважды выстрелил одному из них в спину, когда он направился к окну слева от меня. Я видел, как Мария, спотыкаясь, пыталась встать и выстрелила в Елену, хотя к тому времени она была ранена в оба бедра. Елена снова прицелилась, зажмурилась, и лицо Марии исчезло под ярко-красным цветком из крови и костей.

Матушка застрелил сдавшегося охранника.

Пуля разбила тонкую фарфоровую вазу позади него.

Елена и Харт подошли туда, где под длинным узким столом в центре комнаты плакал и молился, задыхаясь, грязный молодой мексиканец. Харт оттолкнул стол подошвой сапога, а Елена направила винтовку вниз и выстрелила ему в основание шеи.

А затем на мгновение остались только стоны умирающих и эхо наших выстрелов, словно волны, бьющиеся о близкий берег, и густой запах пороха, плывущий в неподвижном воздухе, от которого слезились глаза и во рту ощущался привкус меди и серы.

Затем окно разбилось вдребезги. Пули ударили в стену позади нас.

Матушка лихорадочно перезаряжал винтовку, и я тоже. Руки у меня тряслись, и я никак не мог схватить патроны и дослать их в патронник. Мы услышали шаги, приближающиеся к нам по ступенькам снаружи, и мужскую ругань. Харт выхватил револьвер и шагнул мимо тел к входной двери. Он повернулся к Елене.

– Уходи! Сейчас же! – крикнул он и вышел в коридор, и его «Миротворец» взревел, когда она повернулась и побежала.

Через мгновение мы с Матушкой оказались рядом с ним.

Глава 12

– Я стала призраком, – позже рассказала она.

Я наблюдала в тени между двумя хозяйственными постройками слева от xасиенды, как мужчины, спотыкаясь, вышли из дверей и спустились по ступенькам под вашим огнем, а Пэдди Райан в посмертной маске нацепил пистолет и отдал приказ поставить повозку между окном и входной дверью слева, а другую – к окнам справа для прикрытия. Пьяные или нет, глупые или нет, они сделали это быстро, и к тому времени вы уже стреляли через передние окна, и я знала, что пройдет немного времени, прежде чем Райан пошлет несколько человек к задней двери, чтобы отрезать вам путь к отступлению. Когда он это сделает, они увидят меня здесь.

Селин и остальные стояли на коленях или пытались уползти, но, связанные, они ковыляли вплотную друг к другу и никуда не могли продвинуться.Чтобы добраться до них, мне нужно было преодолеть двадцать ярдов открытого пространства мимо догорающего костра, помощи ждать было неоткуда, поэтому я вытащила из-за пояса хороший острый солдатский нож и побежала.

Я опустилась перед ней на колени, а она только и сказала:

– Сестра! – и вздрогнула, когда я перерезала веревки на ее ногах, а я сказала:

– Поторопись!

Я подняла ее на ноги, подтолкнула вперед к устью каньона и передала нож белой девушке рядом с ней, и, возможно, это была моя ошибка. Возможно, то, что другие девушки освобождались одна за другой, привлекло их внимание сначала к ним, а затем и к нам, потому что когда мы приблизились к тлеющему костру мертвого охранника, Селин, споткнувшись, или мне так показалось, упала на землю, схватилась за бедро, и я увидела, что она ранена, кровь просачивается сквозь ее грязную белую рубашку.

Я подняла ее на руки, обхватила за шею и за плечи и перенесла за костер в кустарник. Я оглянулась и увидела, что Пэдди Райан смотрит прямо на меня, прямо в глаза, увидела в его взгляде узнавание, он указал на меня и что-то крикнул, а затем указал на заднюю часть xасиенды, направляя своих людей туда.

А потом он и трое других побежали за нами. Мы нырнули в кусты, но моя сестра снова споткнулась и закричала от боли. Пуля либо раздробила ей бедренную кость, либо задела нерв, а может, и то и другое. Я снова подняла ее на ноги и теперь уже почти тащила ее. До лошадей мы явно не доберемся.

Я практически чувствовала запах Пэдди Райана позади нас.

У нее слабая нога, но не руки, – подумала я.

– Ты сможешь залезть на дерево? – спросила я ее. Мы приближались к деревьям за пределами отблесков костров, здесь было темно. – Селин, ты умеешь лазать по деревьям?

– Думаю, да, – ответила она.

Ей удалось одарить меня храброй испуганной улыбкой. Я-то всегда умела.

– Вот на это, – сказала я. – Становись на здоровую ногу. Прыгай!

Я обхватила руками ее талию, ставшую такой тонкой, что я чувствовал ее ребра, как обручи у бочки, и подтолкнула ее вверх. Она ухватилась за ветку. Я надавила на подошву ее ботинка, и она полезла сквозь ветки, и я увидела, как она поморщилась от боли. Я перекинула винтовку через плечо и полезла следом.

Мгновение спустя мы услышали их внизу, и мне оставалось только молиться всем богам, включая вашего, чтобы они не были ни индейцами, ни ночными охотниками и не смотрели вверх, потому что хотя я и сняла с плеча винтовку, я могла бы застрелить двоих из них, а может, и троих, но я не смогла бы перестрелять их всех, прежде чем они застрелят меня. Нам повезло. Они прошли мимо.

К лошадям.

И через несколько минут вернулись с ними – лошади фыркали, им не нравился густой колючий кустарник, через который их вели, и я услышала, как Пэдди Райан рассмеялся и сказал, что хотел бы посмотреть, как далеко они продвинутся без лошадей, а затем крикнул, проходя мимо догорающего костра:

– Увидимся утром, дамы, зная, что мы должны быть поблизости.

Когда мы убедились, что они ушли, я помогла сестре спуститься. Было тихо. Стрельба прекратилась. Когда, я не знаю.

– Мы стали ждать вас, – закончила она.

Глава 13

– Думаешь, она успела? – спросил Матушка.

– Лучше бы успела, черт возьми, – сказал Харт. – Считаешь, что мы тут засиделись?

– Это точно.

В коридоре лежали трое охранников, убитых во время их первого слепого броска на нас, но мы не успели ничего сделать снаружи. Я насчитал двенадцать или тринадцать человек, которые вели огонь из-за повозок или из-под них. Винтовочная стрельба лилась непрерывным потоком. Было трудно сделать выстрел, не говоря уже о том, чтобы прицелиться. Мы бросились к задней двери. Пробежав половину коридора, я оглянулся через плечо, увидел темную фигуру, приближающуюся к нам, и выстрелил в ее сторону, а затем побежал дальше.

* * *

Еще десять шагов, и мы бы добрались до двери. Еще десять шагов – и мы могли бы свернуть в одну из открытых комнат по обе стороны.

Вместо этого фортуна заманила нас в ловушку в коридоре, где на три наших винтовки пришлось шесть.

* * *

Я принял на себя первую пулю, она ударила меня как кулак в бедро, и в тот же миг двое охранников рухнули под нашим огнем, а Матушка получил вторую пулю чуть выше бедра, а затем и третью – прямо в грудь, но, к моему изумлению, остался на ногах, только отшатнулся назад, продолжая стрелять. Мы втроем медленно продвигались вперед, прижавшись к стенам, и уложили еще двоих у дверного проема, пока оставшиеся двое отступали за порог, разворачивали винтовки и стреляли наугад, вслепую. Харт выхватил "Миротворец" и выбил огромные щепки из обрамления двери с обеих сторон, пока мы не оказались почти у цели, и тут Матушка издал нечеловеческий звук.

Мы с Хартом повернулись, когда винтовка Матушки упала на пол, и мы увидели что-то размером с железнодорожный костыль, торчащее из его шеи. И оно, казалось, пыталось вырваться оттуда, двигаясь из стороны в сторону и вверх-вниз, словно живое существо, пытающееся освободиться. Матушка сжал кулаки и схватился за него, словно желая сохранить его частью себя, глаза Матушки были расширены, кровь, как густой яркий сироп, стекала изо рта на грудь и пульсировала, ударяясь о стены.

Он слегка сместился в сторону, и за его спиной появилась старая безумная Ева – крошечная в своей тени, какой-то ужасный гном, способный свалить великана, – обеими костлявыми руками вцепившаяся в рукоять своего обсидианового клинка и пытающаяся вырвать его из шеи Матушки, ее губы оскалились в дикой усмешке, глаза щурились и подергивались, как будто она пыталась сфокусироваться на чем-то далеком в слепящем свете, пока Харт не переступил порог и не выстрелил прямо в слезящийся желтый глаз, окрашивая стену всякой мерзостью, которая успела поселиться в ее мозгу.

Она лежала неподвижно, и я увидел, что это за белое полупрозрачное одеяние, оставляющее ее длинные тонкие руки и каскады плоти на животе почти отвратительно обнаженными.

Человеческая кожа.

Матушка упал на колени. Его руки отпустили кинжал и безвольно повисли по бокам. Какое-то мгновение он смотрел на Харта с недоумением, затем с медленным узнаванием, и это было все.

Его тело сместилось назад.

Он застыл в этом положении совершенно неподвижно.

В тот момент я не думал о том, как Матушка заботился обо мне, как учил меня. Я не думал, что, как обычно любят другого мужчину, я, возможно, любил этого. Это придет позже. Я видел мертвого человека. Матушка исчез.

- Господи, Матушка, – сказал Харт.

Стрельба снаружи прекратилась. Нападавшие отступили от дверного проема, но мы не знали, почему. Это казалось неразумным. Им надо было быстро нападать на нас с обоих концов коридора. Мы могли отступить в одну из комнат, но не могли продержаться там вечно. Они потеряли бы несколько человек, но рано или поздно они бы наверняка до нас добрались.

Я почувствовал покалывание в ноге. Онемение еще не наступило, но было такое ощущение, что со временем нога вполне может онеметь. Рана пульсировала.

– Ты справишься, Белл? – спросил он.

Я кивнул. Я смотрел на мертвеца, стоящего передо мной на коленях, и не решался заговорить.

Я увидел, что Харт ранен высоко в районе груди. Я не хотел акцентировать на этом внимание. Там было много крови.

– Нам надо попытаться выбраться отсюда.

Перешагнув через четыре тела в дверном проеме, мы направились к хозяйственным постройкам, всю дорогу ожидая выстрелов.

Выстрелов так и не последовало. Мы обогнули здания, углубились в кусты и вышли на поляну, где привязали лошадей. Но лошадей там, конечно же, не было.

Только Елена и Селин в лунном свете.

* * *

– А где Матушка? – спросила Елена.

Харт не ответил. Да в этом и не было необходимости. Его взгляда было достаточно. Взгляд был жестким, и она восприняла его как физический удар. Я почти чувствовал, как она думает: Этот человек винит меня. Конечно, винит. Он винит меня в потере своего друга.

Это было вполне возможно. Но нельзя было быть уверенным наверняка. Иногда его просто невозможно было понять.

Она сказала, что нужно заняться делом и указала на меня.

– Ayudame Celine^[20], – сказала она.

Селин сильно прихрамывала, я видел, что у нее прострелено бедро и оторван подол комбинации для перевязки, Под повязкой было что-то коричневое, что, как я узнал позже, повторив процесс на себе, было простой смесью грязи и ее собственной мочи, но в следующее мгновение я понял, что она расстегивает мои брюки и аккуратно спускает их вниз, чтобы добраться до раны, а Елена в это время стягивает рубашку Харта с его плеч. Его ранило прямо под мышку, пуля прошла между грудью и подмышкой насквозь. Кровотечение уже почти остановилось, но крови вытекло очень много.

– Значит, ты и есть Селин, – сказал я.

Мои слова звучали глупо, даже когда я их произносил. Возможно, я даже был близок к шоку, не знаю. Но мне казалось, что я должен был что-то сказать. Вот эта симпатичная молодая мексиканка вытирает мое голое бедро полоской ткани, оторванной от ее комбинации. Еще дюйм или два, и у меня вообще не будет от нее секретов.

– Я не знаю, как вас благодарить, – сказала она.

Она посмотрела на Харта.

– Вас обоих.

Выражение лица Харта сменилось с гримасы на нечто, похожее на улыбку.

– Они ожидают, что мы попытаемся убежать, – сказал он. – Вероятно, придут за нами с первыми лучами солнца. Решат, что нас будет легко поймать, если мы пойдем пешком. Так ты все еще хочешь поблагодарить меня, девочка? Как у тебя дела с конокрадством?

Глава 14

Сомневаюсь, что кто-то из нас вообще спал в ту ночь. Я точно не спал. И не спал бы, даже если бы раненое бедро позволило мне это сделать. И когда в самый темный час, перед рассветом, в так называемый «час волка», Харт коснулся моего плеча, чтобы разбудить меня, я был готов.

Мы возвращались через кустарник тем же путем, огибая потухший костер охранника. Мы с Селин шли с трудом, под мелким непрерывным дождем, и к рассвету притаились в мокрых зарослях, откуда был хорошо виден Пэдди Райан, сидящий в кресле-качалке на крыльце, отмытый от черно-белого грима и пьющий из изящной фарфоровой чашки.

Мы увидели по два охранника перед парой хозяйственных построек справа от нас, что навело нас на мысль, что в них находятся остальные пленники, еще трое в загоне кормили и поили лошадей, и еще один был в центре загона у колодца. И наконец, мужчины, которых Елена назвала "Фредо" и "Густаво", стояли спиной к нам перед колесом повозки прямо перед нами, бросая во что-то камни и гальку и смеясь.

Когда они наклонились, чтобы собрать побольше камней и гальки, мы увидели, что это было.

* * *

Я слышал об этом во время войны.

Партизаны могли отнять у человека не только сердце, язык или гениталии.

Бывало, что они забирали его мозг.

К колесу повозки был привязан Матушка. Верх черепа был отпилена чуть выше бровей, и именно в это углубление, пустое сейчас, если не считать дождевой воды, мужчины бросали камни.

* * *

Елена тронула Харта за плечо.

– Харт, – сказала она.

Он не ответил. Только уставился на мужчин, крепко сжимая кости в кулаке.

– Харт. Мне так жаль.

– Почему это?

– Пожалуйста, Харт. Прости.

Мне показалось, что она вот-вот заплачет. Елена вот-вот заплачет. Это было почти так же шокирующе, как и то, что происходило у нас на глазах. Но затем он повернулся к ней, и впервые его голос был нежным:

– Я не держу на вас зла, мэм. И он тоже. Как я уже сказал, это семья. У всех есть семья.

И на мгновение я увидел, как между ними что-то промелькнуло, что-то искреннее и почти нежное, состоящее из уважения, потери и страдания, и она кивнула ему, а он тихо сказал:

– Даже у меня, – и снова перевел взгляд на двор.

Там под звуки смеха, Фредо и Густаво бросали камни.

– Даже у меня, – повторил он, и на этот раз в его словах чувствовался весь его гнев.

Некоторое время мы молча наблюдали за происходящим.

– Я насчитал одиннадцать человек, – сказал я. – Они сильно рассредоточены. Будет трудно добраться до лошадей.

– Мы не идем за лошадьми.

– А?

– Матушка только что изменил мои планы.

Я посмотрел на него. Он вздохнул.

– Белл, ты гораздо лучший человек, чем думаешь. По крайней мере, когда трезв. Но ты еще долго не сможешь бегать, как и Селин. Мы не будем гоняться за лошадьми. Подержи их минутку, ладно?

Он передал мне кости. Достал из кобуры револьвер, открыл его, крутанул барабан, закрыл и снова убрал в кобуру, а затем повернулся к Елене.

– Верните мне "Bинчестер", если вас это не затруднит, мэм. И одолжите мне ваш нож.

Думаю, мы все знали, о чем он думал в тот момент, и Елена неохотно согласилась с его просьбой. Я ни капли ее не винил.

– У вас остается винтовка Белла и его пистолет.

– На таком расстоянии пистолет не годится, Харт, – сказал я. – Ты же это знаешь.

– Тем не менее.

Он протянул руку.

Она передала ему нож, который он сунул за пояс, а затем винтовку. Проверив заряд, он положил ее рядом с той, что забрал у охранника, и снял рубашку. Прижал "Bинчестер" к груди и завязал его рукавами рубашки, а затем взял в руки вторую винтовку.

– Увидимся, – сказал он.

Затем встал и пошел. Не спеша, просто шел – а я подумал об истории с украденным скотом и почувствовал, как внутри меня что-то дрогнуло, одновременно радуясь тому, что я дожил до этого дня, и боясь за его исход.

– Отдай мне свой пистолет, Белл, – сказала Елена, и я ей его отдал.

* * *

Не знаю, что заставило их обернуться – интуиция или сигнал от других охранников, который они могли видеть, а мы нет, но Фредо и Густаво повернулись к нему одновременно. Но было уже слишком поздно. Харт всадил две пули в толстый живот Фредо и третью в грудь Густаво, прежде чем они успели сделать хоть один выстрел, а затем подошел к лежащему на земле Фредо и всадил четвертую пулю ему в ухо.

Он подошел к Матушке, разрезал веревки и аккуратно положил его на землю.

Я услышал, как Райан что-то кричит с крыльца, стоя с поднятой рукой и приказывая своим людям держаться подальше.

Харт стоял на коленях, почти скрытый повозкой, и перезаряжал оружие.

Затем он снова встал и пошел на линию смертоносного огня, словно на прогулку в солнечный день. Казалось, мгновения растягиваются, а время вышло из-под контроля. Он вел войну нервов. И первым ее проиграл человек, стоявший у колодца: его выстрел прошел мимо. Харт прицелился, выстрелил, и человек упал. Потом начался ад, Харт по-прежнему оставался медленно движущейся мишенью, пули вздымали грязь вокруг него.

Я уже выбрал себе цель – человека, который стоял в загоне возле лошадей. Я выстрелил в него и промахнулся в первый и второй раз, но не в третий.

Между мной и двумя другими мужчинами стояли лошади, поэтому я поискал лучшую цель и увидел, как Харт двинулся к хозяйственным постройкам, уложил одного у первого здания, а затем развернулся и выстрелил во второго, и у меня была возможность попасть в одного из охранников, поэтому я выстрелил, и Харт выстрелил, и я не знаю, чья пуля его сразила.

Когда началась стрельба, двое оставшихся в пристройке мужчин спрятались за деревянными бочками с водой, но Харт продолжал идти к ним. Я видел, как он отбросил винтовку, сорвал с груди "Bинчестер" и раз за разом палил в ближайшую бочку, а я последовал его примеру, стреляя во вторую, внезапно осознав, что Елены рядом со мной нет – Селин здесь, но не ее сестра, – и я на мгновение подумал, что ее подстрелили, хотя это было маловероятно, а больше я не думал об этом, а сосредоточился на человеке за бочкой.

Я видел, как Харт получил пулю в бедро и бок почти одновременно. Он пошатнулся, но не остановился, он уже почти добрался до первой бочки, когда человек под его огнем сполз за нее. Харт повернулся ко второму. Мне нужно было перезарядить винтовку. Пока я возился с патронами, он отбросил "Bинчестер" и вытащил револьвер, и тут пуля попала ему в плечо и повалила его в грязь.

Я увидел, как Райан улыбается с крыльца, прикрывая тяжелую дубовую дверь.

Это он выстрелил.

Харт был похож на быка на корриде, ему удалось только встать на колени, когда очередная пуля снова попала ему в бедро, и я подумал: Господи, это не коррида, а чертова бойня, – и тут еще одна пуля вонзилась ему в грудь, а другая – в плечо, в ту руку, в которой он держал револьвер, Он едва смог поднять револьвер настолько, чтобы переложить его в другую руку и выстрелил в загон, и я увидел, как мужчина упал под копыта паникующих лошадей, а я снова был готов стрелять, и, наконец, человек, стоявший за ним осознал угол и направление моего выстрела, на мгновение проигнорировал Харта и повернулся, чтобы прицелиться в меня, и когда он это сделал, я всадил пулю ему в грудь.

Харт повернулся, чтобы выстрелить в Райана, и теперь я понял, почему. Третий человек в загоне был мертв, как и двое других, и оставался только Райан. На лице Харта появилось озадаченное выражение, которое подсказало мне, что в этого человека стрелял не Харт.

Я делал то же самое, что и он, всаживая пули в старую дубовую дверь, пока она не превратилась просто в высокий темный прямоугольник разрушенного дерева, но моя винтовка пробивала ее на таком расстоянии так же неэффективно, как и "Миротворец" Харта, а Райан не показывался, и, в конце концов мне пришлось снова перезаряжать винтовку.

Я понял, что Харт тоже перезаряжается.

* * *

Я не знаю, почему я тогда так поступил.

Как я уже говорил, я не храбрец.

И я обычно не склонен к глупым поступкам.

Но внезапно я не смог больше вынести вида Харта, стоящего на коленях, в то время как я оставался в укрытии. Я вышел из кустарника и сосредоточился на перезарядке, не обращая внимания на боль, пронзившую ногу, или даже на Райана, если уж на то пошло, осознавая только, что стрельба прекратилась с обеих сторон, и, спотыкаясь и хромая, направился к Харту, успев зарядить один патрон, а затем еще два. Я был не более чем в десяти футах от него, когда снова началась стрельба, и я почувствовал, как что-то ударило меня по голове, словно я наткнулся на сук дерева, меня швырнуло на землю, и я почувствовал во рту вкус грязи и крови, и затем увидел, что Харт получил еще одну пулю в грудь, отбросившую его вниз, и мы оба лежали практически бок о бок.

Я поднял глаза и увидел, как Райан сходит с крыльца, улыбаясь, с видом человека, который охотнее убьет, чем пообедает, увидел, как он сначала презрительно посмотрел на меня, а потом подошел к Харту с поднятым пистолетом, и я услышал, как Харт сказал:

– Ты, никчемный кусок дерьма, ты – труп, ты знаешь это?

И тут его вдруг осенило, что, вопреки всему, это правда, как раз в тот момент, когда Елена, вышедшая из-за флигеля и стоявшая в трех-четырех шагах позади него, снесла ему затылок, и он повалился в грязь.

Я попытался пошевелиться.

– Не дергайся, – сказала она. – Ты ранен в голову, Белл.

Она подошла к Харту и опустилась на колени рядом с ним.

– Ты мог бы позволить мне помочь с самого начала, – сказала она.

– Ты и помогла.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Все в порядке. Я бы ничего не стал делать по-другому.

– Ты дурак, Харт.

– Не очень-то любезно говорить такое умирающему, Елена.

– Мне очень жаль.

– Не стоит жалеть.

– Ты только-только начал мне нравиться, Харт.

– Не знаю, почему ты так решила, – сказал он. – Но все равно спасибо, мэм.

Глава 15

На этот раз мы переправились на пароме Гейбла. Нам пришлось проехать несколько километров на север, но мы не хотели рисковать и переправляться вброд с нашей ношей. Старик Гейбл к тому времени нанял помощника, и парень, управлявший паромом, был не рад видеть нас такими израненными и с двумя трупами. С нами было несколько девушек из лагеря. Похоже, их общество понравилась ему гораздо больше.

Я вряд ли мог копать, как и Селин, поэтому Елена похоронила их за нашим загоном. Это было тенистое место на небольшом холме, где осенним днем свистел ветер, и мы отметили их могилы двумя крестами, вырезанными из дерева, взятого из загона, поскольку его построил Матушка. И снова Елена вбила их в свежую землю.

– Хочешь что-нибудь сказать, Мэрион Белл?

Я на мгновение задумался.

– Я не знаю, что сказать. Они были моими друзьями. Лучшими из всех, кого я когда-либо знал. Лучшими из всех, которых только можно пожелать. Поэтому, наверное, я скажу так: Здесь лежат мои лучшие друзья.

Она посмотрела на Селин.

– Они были храбрыми, добрыми и великодушными. Я их не забуду.

Затем Елена сделала удивительную вещь. Из складок юбки, которую она сшила для этого случая, она достала маленькую потрепанную Библию. Я узнал в ней Библию Матушки.

Я никогда не видел, чтобы он читал или даже открывал ее.

– Вы – свет мира, – прочитала она. – Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного. Евангелие от Матфея. Аминь.

Я заплакал, а когда они покинули меня, сел писать.

Послесловие

(Из книги «A Little Emerald Book of Ephemera»)

Писатели вроде меня собирают идеи, как белки собирают орехи на зиму. Некоторые они используют – чаще всего в связке с какой-то другой идеей или идеями, – а большинство нет. И все же приятно сознавать, что они где-то рядом, если по-настоящему проголодаешься.

Много лет назад я приобрел скромную книжечку в мягкой обложке с довольно нескромным названием «Сексуальное рабство». Я понятия не имею, почему меня должно было привлечь такое название, но почему-то привлекло. Она была написана британцем по имени Стивен Барли и опубликована у нас издательством "Ballantine".

Это был сборник рассказов документально-криминального жанра, каждый рассказ занимал всего несколько страниц. Один из них бросился мне в глаза.

В 1964 году водитель грузовика подобрал на дороге трех перепуганных молодых женщин, истекающих кровью. Они рассказали ему, а впоследствии и полиции, что им пришлось пробежать полмили через кустарник и кактусы, чтобы спастись от «Сестер дьявола» и их одиннадцати помощников, которые похищали или заманивали девушек, а затем «обучали», чтобы продать на рынках живых товаров в Мексике и Южной Америке.

Обучение состояло из избиений, порки, морения голодом, оргий под открытым небом, всевозможных сексуальных надругательств, клеймения, пыток на кровати из колючей проволоки, а для особо непокорных – сожжения заживо на 700-футовой скале под названием Garanta del Diablo, «Глотка дьявола». Незаконнорожденные дети, естественно, были нежеланными, и их постигала та же участь – ритуальное сожжение. Полицейский рейд обнаружил девятнадцать молодых избитых, истощенных девушек и около двух десятков тел в штаб-квартире лагеря-тюрьмы сестер, и в общей сложности они стали подозреваемыми в более чем ста убийствах.

Неплохая история, правда? Я скопировал и сохранил ее. Никогда не знаешь наверняка.

Затем, в 1992 году, вышел фильм Клинта Иствуда «Непрощенный». Я опубликовал «Потомство» годом раньше и, вероятно, устал от каннибалов, написав о них дважды, и искал чего-то другого. А фильм Иствуда напомнил мне о том, как сильно я любил вестерны на протяжении многих лет – с самого детства, почти так же сильно, как фильмы ужасов, – и вестерны Иствуда в частности. Мне нравилась его позиция сурового мстителя-одиночки. Укротителя дикого мира.

Вестерны в сочетании с ужасами попадались не часто, исключение – превосходный роман Дирка Ван Сикла «Готика Монтаны» – а мне всегда нравится осваивать новую нишу, если есть такая возможность. Идея написать такое произведение показалась мне свежей и захватывающей. И почему-то я подумал о «Сестрах». Что, если я напишу историю, действие которой происходит сразу после Мексиканской войны? Что, если мой водитель грузовика не дальнобойщик, а ковбой? Барли не говорит, мексиканец он или нет, хотя можно предположить, что это так. Но разве это имеет значение?

Что, если это будет Иствуд? Только, может быть, немного моложе.

И если это будет не проза, а сценарий?

Давненько я ничего подобного не делал.

Поэтому я начал со сценария. Исследовал Мексиканскую войну и древних богов Мексики и, наконец, приступил к написанию и закончил около двадцати пяти страниц, когда понял, что то, на что я надеялся, не произойдет.