Текст книги "Переправа (ЛП)"

Автор книги: Джек Кетчам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Разве что они боялись, что Харт может снова прийти за ними.

Очень интересная история, – подумал я. – Если бы речь шла не о Харте, а о каком-то другом неизвестном мне человеке, я бы тотчас же записал ее, как только в руки мне попали бы перо и бумага. Но я не думал, что ему захочется стать героем статьи в нью-йоркской газете.

– Но это ничего не объясняет, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду?

– То, как он с ней обращается.

– Мексиканка убила его сводного брата в Чурубуско, парня примерно твоего возраста.

Я увидел, как Харт ведет лошадей от ручья. Среди них была и лошадь Елены. Ее с ним не было. В свободной руке он вертел кости.

– Я никогда не встречал человека, который бы так любил свои кости.

Матушка рассмеялся и поднес спичку к хворосту.

– Черт, они принадлежали его жене. – Она сдавала карты в салуне в Сан-Антонио, когда они познакомились. Она была сильной, красивой женщиной. Можно сказать, жизнерадостной. Немного похожа на Елену, только белая. Сбежала с парнем, который увлекался игрой в очко.

Интересно, – подумал я. За один разговор я узнал о Харте больше, чем за последние два месяца. Информация о нем поступала ко мне потоком, и мне пришла в голову мысль, что катализатором всего этого была Елена. Елена и все, что с ней произошло.

– Я бы никогда не подумал, что он женат, – сказала я.

– Он не женат, сынок. Больше не женат. Разве что, может, на мне.

Я смотрел, как Харт проходит мимо нас, кивает и привязывает четырех лошадей, и думал, знает ли он, что мы говорили о нем, судя по молчанию между нами, и волнует ли его это в той или иной степени. Я потянулся за куском мескита в куче позади нас, когда он подошел.

– Оставь, – сказал он.

– А?

– Отойди немного.

Я встал и сделал шаг назад, а Харт ударил ногой по куче, и я услышал резкий трещаще-стрекочущий звук гремучей змеи, прежде чем увидел, как она сворачивается в тугой смертоносный клубок, переключая свое внимание с Харта на меня, стоящего прямо перед ней, и в этот момент сапог Харта опустился ей на голову.

– Господи, Харт!

– Я видел, как она заползла туда. Будь осторожнее, Белл.

– Ты наступил на эту чертову штуку. Они же кусаются, черт возьми!

– Если наступишь на нее первым, она не укусит.

Змея была на расстоянии вытянутой руки от меня. Меня трясло. Укус змеи, как правило, не смертелен, если сразу же обратиться за помощью, но я бы не хотел испытывать судьбу.

– Черт возьми, Харт. Неужели тебе не нравится жизнь?

– Не больше, чем та змея, наверное. Но мне она тоже не нравится.

Я обернулся и увидел Елену, поднимающуюся по насыпи.

Ее одежда и волосы были мокрыми, а сама она выглядела посвежевшей, помолодевшей и очень милой. Матушка улыбнулся.

– Подай мне эту змею, Белл, – сказал он. – Мистер Харт только что дополнил наш рацион. Пора ужинать.

* * *

Прожаренная на вертеле змея была вкусной и прекрасно сочеталась с бобами, соленой говядиной и сухарями. К тому времени, как она закончила есть, мне показалось, что Елена выглядела окрепшей. Я был поражен ее способностью восстанавливаться. Ее длинные волосы блестели в свете костра. Я вытер свою тарелку остатками хлеба и собрал остальные, чтобы отнести их к реке. Харт остановил меня.

– Нам пора поговорить, – сказал он.

Он посмотрел на Елену, а я снова сел и стал ждать. Харт открыл бутылку виски, и мы передали ее по кругу. Елена от нее отмахнулась.

Вместо этого она выпила немного воды из фляги и рассказала свою историю.

* * *

Я прекрасно знал, что вскоре после войны большие куски Мексики были колонизированы сотнями белых поселенцев, привлеченных землей, дешевизной жизни и идеей жизни завоевателей. Я также знал, что завоеватели, как, правило, не были великодушными с покоренными. Особенно те солдаты, которые участвовали в кампании в Мексике.

Если они служил в регулярной армии, то, скорее всего, участвовали в индейских войнах в то или иное время в совсем недавнем прошлом, и для них мексиканка – просто помесь разных индейских племен. Изнасилования были обычным делом во время войн с обеих сторон, и у некоторых мужчин – слишком многих мужчин – развился вкус к ним, к насилию и к женщинам, которые позволяли им делать все, что им заблагорассудится, потому что знали, что это необходимо, чтобы остаться в живых.

Этот вкус они привезли с собой через границу в Мексику.

В их карманах были деньги.

Они могли платить за то, что желали получить.

Появился рынок сбыта, который рос быстро, как сорняки на кладбище, и Валенсуры поставляли туда живой товар.

Елена, ее сестра Селин и молодая женщина, имени которой она так и не узнала, пытались спастись от своей судьбы.

Она срезала им путы кухонным ножом, который прятала в юбке и точила, пока остальные спали, и они прятались в кустарнике за холмом, который она называла "Глоткой Дьявола", до наступления темноты, а потом попытались бежать. Они добрались до реки.

– Я оторвала одного из них от белой девушки и разбила ему череп на берегу реки. Но к тому времени они уже порезали нас ножами. Им показалось забавным, что мы пытаемся убежать. Они решили, что это шутка. Поэтому они поиграли с нами своими ножами. Не думаю, что они хотели нас убить – для сестер мы представляли ценность, – но они были пьяны, и было темно. В последний раз я видела сестру, когда они тащили ее обратно через реку. Я не могла вернуться за ней без оружия, но теперь я это сделаю. Если у меня не будет лошади и ружья, я украду их в другом месте, вернусь и буду убивать их, пока они не убьют меня, или пока не верну свою сестру.

Не думаю, что кто-то из нас знал, что на это ответить.

Мы просто немного подумали и передали бутылку по кругу.

– Из любопытства, мисс, – наконец спросил Харт. – Против скольких человек вы идете?

– Их двенадцать, может, пятнадцать и три сестры. Если только не найдутся покупатели. Очень может быть, что покупатели найдутся. Они начали приводить нас в порядок в ночь перед моим побегом. В таком случае их больше. Я не знаю, сколько их.

– Охрана?

– Охранник только один. Поселение находится в ущелье, холмы на севере, юге и западе. Они считают, что им вполне достаточно одного на восточной стороне и по часовому на каждом холме. Хотя я думаю, что с позапрошлой ночи у охранника еще сильно болит голова.

– Кто конкретно эти покупатели? – спросил Матушка.

– В основном владельцы борделей. Но есть и частные клиенты, которые еще хуже. Покупатели не имеют значения. Первого я убью Пэдди Райана.

– Вы уже упоминали этого джентльмена, мэм. Мерзкий сукин сын с буквой "D" на щеке, я прав?

Она кивнула. Матушка повернулся ко мне.

– Единственное существо на этой забытой богом территории, которое больше и злее меня. Черт, ты явно писал о нем, Белл, просто не помнишь. Райан был в Чурубуско, он один из тех праведных ирландских католиков из батальона Сан-Патрисио, которые перешли на сторону мексов. Они чуть не остановили старину Скотта на полпути. Он один из семи, кто выжил. Буква "D" означает "дезертир", мэм.

– Теперь я его вспомнил. На военном трибунале ни одна живая душа не выступила против него.

– А ты бы выступил? Разве можно быть уверенным, что его повесят из-за твоего свидетельства?

А еще я вспомнил, как совсем недавно мне сказали, что Харт потерял брата под Чурубуско. Как сказал Матушка, дезертиры едва не переломили ход сражения. Мне было интересно, что он чувствовал по этому поводу. Глядя на него, невозможно было сказать.

– Значит, Райан теперь занимается сутенерством, – сказал Матушка. – Наконец-то он нашел своего бога.

– Думаю, у него теперь много богов, – сказала Елена. – И это не только деньги.

– А что же еще?

– Сестры... они поклоняются Древним. Райан тоже, по-своему.

– И кто же эти Древние?

– Древние боги Мексики. Кетцалькоатль^[12], Пернатый Змей. Тескатлипока^[13], бог луны и ночи. Бог солнца, Уицилопочтли^[14]. Тласолтеотль^[15], Пожирательница скверны. Шипе^[16], Освежеванный, бог возрождения. Древние боги учат повиновению. Они учат смирению перед законами земли и неба. Кровь за щедрость, кровь за дождь. Когда-то земля угнетала нас. Теперь это делают люди. Это одно и то же. Для многих людей из моего народа Древние никогда не умирали. Чего бы им умирать?

В звуках этих имен я узнал язык, на котором она говорила вчера вечером у костра, и почувствовал тот же холодок, услышав его снова здесь. Она рассказала нам о своем отце, простом фермере. Но мне было интересно, кем была ее мать, и какую страшную мудрость она передала своей дочери.

– Я рассказывала вам о Райане и ребенке на холме "Глотка Дьявола". Но я предчувствую еще худшее.

– Например? – спросил Харт.

– Я предчувствую, как умрет моя сестра, если будет сопротивляться им. Возможно, она уже умирает. Но они не будут торопиться. Они никогда не торопятся.

Мы ждали продолжения. Но его не последовало.

– Вы дадите мне лошадь и винтовку? – спросила она.

Мы посмотрели друг на друга через костер.

– Матушка? – спросил Харт.

– Это твоя лошадь и твоя винтовка, – сказал Матушка.

Они кивнули ей, протянули бутылку, и на этот раз она выпила.

На рассвете мы смотрели, как она села в седло и ускакала. Смотрели до тех пор, пока она не превратилась в точку на пустом горизонте.

– Ты уверен, что она тебе никого не напоминает? – спросил Матушка.

Харт еще немного покрутил в руках кости, а затем повернулся и выплеснул кофе в огонь.

– Будь ты проклят, Матушка, – сказал он.

Глава 9

Мы догнали ее, когда она поднималась на холм с видом на Колорадо. Была ли она рада нас видеть, мы не узнали.

* * *

Мы переправились на другую сторону.

Нам повезло, что в последнее время не было дождей, так что течение было небольшим, но Сьюзи и другие лошади почти плыли, едва касаясь копытами дна, а иногда и вовсе не касаясь его. На другом берегу мы распрягли лошадей, отстегнули подпруги и сняли с них седла, решив, что им нужно немного развеяться после такой тяжелой работы, а я достал из седельной сумки флягу, пустил ее по кругу, и через некоторое время мы продолжили путь.

К середине дня мы достигли невысокого плоского хребта с редкой растительностью в долине прямо под нами, и Елена остановилась и указала на юго-запад.

– Осталось около полумили, – сказала она.

– Хорошо, – сказал Харт. – Спустимся вниз и подождем до наступления ночи.

Мы начали медленно спускаться.

– Ты знаешь, где ее держат? – спросил Харт.

– Она может быть в разных местах. Разве это имеет значение?

– Мы должны это знать, если ты не хочешь, чтобы нас убили.

Она, казалось, обдумала это, а потом пожала плечами.

– Это неважно. Я найду ее.

Харт покачал головой. Она повернулась, и некоторое время изучающе смотрела на него.

– Мы не слишком хорошо ладим, мистер Харт. Как ты думаешь, почему?

– Я уважаю то, что ты хочешь сделать. Это твоя семья, и я это понимаю. Просто ты очень небрежно к этому относишься.

– Я тебя не об этом спрашивала.

– Это все, что тебе нужно знать обо мне и моем присутствии здесь.

– Я так не думаю.

– Послушай. Пару лет назад и вплоть до недавнего времени я тратил уйму времени на попытки уничтожить ваших людей, чтобы они не уничтожили меня. Это потребовало от меня немалых усилий, но со временем я стал в этом очень хорош. И теперь то, что несколько стариков подписали бумажку, объявив мир, не означает, что я вдруг почувствовал себя в безопасности и счастливым в твоей компании.

– Я – женщина, мистер Харт.

– Мне это хорошо известно.

– Tы хочешь сказать, что видел меня голой.

– Так и есть.

– И что же ты видел?

– Ничего такого, чего я не видел раньше, и ничего особенно неприятного для глаз.

– Tы видел мексиканку. Наполовину индианку. Tы видел врага, верно?

– Может быть.

– Конечно же, это так. Tы видел кого-то, кто не похож на тебя. Ту, которая не молится вашему христианскому богу.

Он улыбнулся.

– По крайней мере, в этом я тебя не виню.

– Я не участвовала в войне.

– А я никогда этого и не утверждал.

– Матушка сказал мне, что ты потерял брата.

– Ох уж этот Матушка!

Он бросил на Матушку взгляд, который мог бы превратить сагуаро в дымящийся песок. Матушка поймал этот взгляд и, очевидно, почувствовал острую необходимость изучить небо.

– Сводного брата, да.

– Спроси меня, что я потеряла, Харт.

– Хорошо. Что ты потеряла?

Ей не очень понравился его тон. Я не очень-то ее винил.

– Знаешь, что, – сказала она, – пошел ты к черту. Это не твое собачье дело.

И только когда мы, наконец, добрались до рощи можжевельника, она, похоже, передумала.

– Я потеряла мать, – сказала она. – Вот и все, Харт. Для вас она – просто мексиканка. Умерла с ребенком внутри, потому что единственный врач на пять миль вокруг был слишком занят ранеными белыми козлами, вроде тебя и Пэдди Райана. Tы убивал женщин, Харт. Вы все их убивали. Все до единого.

Глава 10

Мы привязали лошадей в роще и пробрались сквозь кустарник; последние несколько ярдов ползли по-пластунски, пока не оказались примерно в сорока ярдах от лагеря и, вероятно, в десяти ярдах от одинокого охранника, который подбрасывал в маленький костер хворост и грыз половинку жареного кролика, его винтовка лежала в грязи рядом с ним.

То, что я увидел за его спиной в искрах и волнах света от четырех огромных костров, могло бы происходить в «Преисподней» Данте – книге, которую я не особо любил в юности, – если бы Данте был менее благочестивым человеком.

– Ну и вечеринка тут, черт возьми, – сказал Матушка.

Перед нами происходила торговля живым товаром.

Я увидел около тридцати молодых женщин, расположенных группами для осмотра, – товар сестер были выставлены на всеобщее обозрение. Некоторые просто стояли, скованные вместе, другие были привязаны к столбам или колесам повозок, их одежда представляла собой причудливую смесь дешевых сорочек, мужских рубашек и брюк, грязных платьев и рваного нижнего белья или неузнаваемых лохмотьев, которые едва прикрывали их, среди них было даже одно испачканное рваное свадебное платье. Я видел накачанные наркотиками, в синяках, полубезумные лица, чисто вымытые для покупателей. Я видел покупателей и их помощников, мексиканцев и белых, хорошо одетых и потрепанных, потеющих от жара костров, двигающихся среди женщин, раздвигающих одежду и хватающихся за обнаженную грудь, промежность или ягодицы, проверяющих зубы и десны, смеющихся и разговаривающих между собой.

Я видел огнестрельное оружие повсюду.

Мы собирались сражаться не с двенадцатью или пятнадцатью мужчинами и тремя женщинами. На самом деле я видел только двух женщин, не выставленных на всеобщее обозрение, – по описанию Елены, это были младшие сестры, Мария и Люсия, – которые переходили от покупателя к покупателю, как владельцы ранчо на выставке рогатого скота, несомненно, обсуждая цены.

Но мужчин было более двух десятков.

– Насколько хорошее у них вооружение? – спросил Харт.

– Вооружение?

– Револьверы, винтовки. Насколько они хороши?

– По-моему, очень даже неплохие.

– Подождите здесь. Это займет всего несколько минут.

Он повернулся и начал отползать в ту сторону, откуда мы пришли, никто и не думал его расспрашивать, а мы лежали, наблюдая за суетящейся толпой и прислушиваясь к потрескиванию костров вблизи и вдалеке.

– Зачем все эти костры? – спросил ее Матушка. – Они что, каждую ночь зажигают здесь эти проклятые штуки?

– Каждую ночь. Чтобы прогнать темноту. Чтобы отгородиться от джунглей и живущих в них существ.

Матушка посмотрел на нее так, словно она была не вполне нормальной, и я, наверное, тоже.

Перед нами расстилалась бесплодная пыльная равнина.

– Когда-то все это было джунглями. Много-много лет назад. Для сестер это все еще джунгли.

Нам осталось только обдумывать это, лежать и наблюдать, пока мы не услышали позади себя легкий шорох, обернулись и увидели Харта, который снова полз к нам через заросли, с попоной, перекинутой через плечо.

– Подождите здесь, – сказал он. – Я вернусь через несколько минут.

– Ты это уже говорил, – сказал Матушка.

– Смотри и учись, Матушка.

Он снял шляпу, загнул поля, снова надел, завернулся в одеяло, встал во весь рост и медленно пошел вперед, словно в его присутствии здесь не было ничего необычного. Мы услышали, как щелкнули кости в его руке, как сидевший у костра охранник их услышал, положил недоеденного кролика на пень, вытер жирные пальцы о рубашку, поднял винтовку и встал.

– Quien es?^[17] – спросил он.

– Que mosca te ha picado?^[18]

– А?

Харт говорил скучающе и лениво, в то время, как охранник – раздраженно и растерянно. Потом мы внезапно все поняли, когда Харт сильно пнул его между ног, так что тот выронил винтовку и издал резкий сдавленный звук, который Харт приглушил ладонью, затем опустил охранника на колени, поднял винтовку и хорошенько стукнул его прикладом по голове.

Он за одну руку оттащил мужчину туда, где лежали мы, передал винтовку Матушке, а одеяло мне, перевернул его и вытащил из-за пояса револьвер.

– "Кольт Миротворец" 45-го калибра. Дама была права. Хорошее оружие, – oн достал свой собственный древний револьвер и разрядил его. – Я бы попытался продать эту штуку обратно Гасдорфу, но сомневаюсь, что он даст мне за нее хоть пенни. Надо было закопать его рядом с его дедом.

Он бросил свой старый револьвер в кусты и убрал новый в кобуру.

– Теперь тебе лучше? – спросил Матушка.

– Намного лучше.

– Рад это слышать. А что будем делать с парнем?

– О, он еще немного поспит.

– Нет, не поспит, – сказала Елена.

Она сняла нож охранника с его пояса, обнажила его, и прежде чем кто-то из нас успел понять, что она задумала, Елена подняла его голову за волосы и перерезала ему горло так ловко, как перерезают горло свинье, а затем быстро отбросила голову в сторону, так что кровь из его яремной вены залила землю рядом с нами.

– Теперь я чувствую себя лучше, – сказала она.

Она подняла голову, как бы побуждая нас что-нибудь сказать, но никто из нас не собирался ничего говорить. Помимо личных причин, которые, как я считал, были, вероятно, очень вескими, нужно было признать, что в этом была определенная логика. На одну карту в колоде меньше. На одну причину меньше, чтобы быть начеку. Харт кивнул в сторону поселения.

– Ты видела там свою сестру?

– Да. Она в последней группе, ближе к xасиенде. Селин в белом.

– Я ее вижу.

Я тоже ее заметил. Симпатичная девушка лет пятнадцати-шестнадцати в обтрепанной белой комбинации и кофточке. С такого расстояния я не мог разобрать выражение ее лица, как ни пытался – то ли решительное, то ли испуганное. Мне хотелось узнать, какова вторая половина этой семьи.

– У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу того, как мы это сделаем, Харт? – спросил Матушка. – Мы же не можем просто подойти и пнуть их всех по яйцам, как бы оригинально это ни было.

– Спасибо, Матушка. У меня есть идея, которая может сработать.

Но мы так и не узнали, что это за идея, потому что в этот момент толпа неожиданно смолкла, двери xасиенды распахнулись, и из них вышла – нет, выскользнула, как какая-то мексиканская ведьма на метле, – самая старая женщина, которую я когда-либо видел вне больничной койки. Фурия с беспорядочно растущими во все стороны волосами, ухмыляющаяся, затянутая во что-то белое и полупрозрачное, с длинными висячими грудями, колышущимися под одеждой, с выбеленным черепом, венчающем голову, словно корона и лицом, разрисованным черными полосами и кругами поверх сухой глиняной основы. Ева. Она несла перед собой длинный черный клинок, сжимая его обеими руками. Рукоятью вниз, острием вверх.

Судя по его размеру она не должна была даже быть в состоянии поднять его.

Мужчина позади нее тоже был разрисован, лицо черепа было надето на его собственное лицо, череп был черно-белым и поблескивал в мерцающем свете костра. Он был обнажен по пояс, его грудь и руки были массивными. Вокруг талии у него был пояс, состоящий, судя по всему, из человеческих костей. Плечевой, лучевой, локтевой. Вокруг шеи клыки или когти, или и то и другое, не могу сказать.

Одной рукой он тащил на тяжелом кожаном поводке девушку, которая могла бы быть близнецом Селин, если бы не большое багровое родимое пятно у нее на шее. Ее платье было чистым и белым и выглядело как новое, платье девственницы, и она, спотыкаясь, брела за ним, ее руки и лицо подергивались от какого-то наркотика – пульке, мескаля или какой-то смеси их собственного изготовления, какого-то сильного опьяняющего вещества.

– Райан, – сказала Елена.

– Ни хрена себе, – сказал Матушка. – Черт побери, я бы никогда его не узнал.

– Я бы узнал, – сказал Харт.

Мгновение мы слышали только треск костров. Затем сестры начали скандировать. На том же щелкающем, шипящем языке, который использовала Елена, только на этот раз он был более резким. Казалось, что в ночном воздухе гудят сверчки.

– Это nahuatl, – сказала Елена. – Молитва. Девушка? В последний раз, когда я ее видела, она была привязана к столу и кричала. Думаю, больше кричать она не будет.

– Это то, о чем я думаю?

– Да. Чтобы продемонстрировать послушание. Сестрам, древним богам и старым устоям. Чтобы показать покупателям, что именно они покупают и что будет, если они окажутся настолько глупыми, чтобы предать их.

– Почему именно эта девушка?

– Не знаю. Возможно, она доставляла им неприятности. Возможно, она была не робкого десятка. Возможно, она не так ценна для них из-за метки.

Две другие сестры, Мария и копия мопса Лючия, следовали за ними, распевая, пока Ева и Райан вели девушку сквозь охрану и покупателей к холму, вершина которого светилась и клубилась смолистым дымом. Даже самые буйные из толпы теперь выглядели трезвыми и молчаливыми. На вершине он повернул девушку лицом к толпе, расстегнул пуговицы на ее платье и раздвинул его, Ева вручила ей длинный обсидиановый клинок и крикнула в толпу.

– Во имя Тескатлипоки!

Девушка колебалась, глядя на клинок в своих руках с каким-то судорожном ужасом, а потом Райан шагнул вперед и что-то прошептал ей на ухо, и до сих пор я не могу представить, что же он такое сказал, что на ее лице вдруг появилось выражение безропотной покорности, когда она повернула лезвие к себе, на мгновение задержала его, а затем вонзила в живот. Ее веки распахнулись от шока и боли, а руки рефлекторно отдернулись от рукояти. Руки Евы сменили их, и длинные упругие мышцы ее рук проступили сквозь плоть, как ползучие змеи, когда она провела лезвие вверх до самой грудины, а затем вытащила его, сверкающее, из нее.

Девушка начала падать, из зияющей раны хлестала кровь, из нее показались бледно-розовые кишки. Райан взял ее за плечи.

– Сделай все остальное! – крикнул он. – Или, черт возьми, я верну тебя им. И верну живой!

Она часто моргала, ее тело вздрагивало от холода, а мы ошеломленно наблюдали, – все, кроме Елены, которая, должно быть, с самого начала знала, что это произойдет, – как девушка запускает руку в окровавленную полость, которую Ева вырезала для нее, вынимает свое еще живое сердце, из которого идет пар, и держит его в дрожащей руке. Ева выхватила его у нее, как орел хватает мышь, одним быстрым движением лезвия перерезала артерии и протянула его толпе, снова и снова выкрикивая Тескатлипока! когда Райан отпустил ее плечи, и девушка рухнула на колени, а я повернулся и выплеснул сухари и кофе в кусты.

– Думаю, сейчас самое подходящее время, – сказал Харт. – Матушка?

Тот кивнул.

– Идем, Белл.

Он потянул меня за воротник, мои ноги были ватными, и мы обогнули территорию лагеря. Я оглянулся и увидел, что Райан держит на руках мертвую девушку и идет к кострищу, его штаны и голый живот были заляпаны кровью. Я видел, как он поднял ее над головой, словно она весила не больше собаки, и как старая Ева положила окровавленное сердце на алтарь рядом с ними. Тогда я побежал.

Глава 11

Мы направились к широко распахнутым дверям xасиенды. Я не знал, чья это была идея, Харта или Елены, возможно, одна и та же мысль пришла им обоим в голову одновременно. Но Елена прекрасно понимала, что все, до последнего охранника, будут снаружи, чтобы наблюдать за зрелищем на вершине холма. Xасиенда будет пуста.

Мы поднялись по лестнице на крыльцо, вбежали внутрь через короткий коридор, и я едва успел разглядеть большую элегантную комнату, залитую светом свечей, когда Елена провела нас через нее, а затем указала на лестницу.

– Нам наверх.

– Почему? – спросил Харт.

– Там спальни сестер. Они заключают сделки в этой комнате. Мы узнаем, когда они начнут.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и прошли по длинному широкому ковровому покрытию, красному, как кровь и украшенному масляными лампами в подсвечниках, мимо двери слева от нас, а затем остановились у следующей двери справа, Елена открыла ее, и мы вошли внутрь.

Комната была такого же размера, как вся хижина Матушки. На ночном столике рядом с красивой кроватью из красного дерева с кружевным балдахином горела единственная лампа. В изголовье кровати была вырезана овца, растерзанная стаей волков. Волки украшали и перила на кровати, и зеркало на туалетном столике. Я понял, почему она выбрала именно эту комнату, а не ту, что слева от нас. Эта выходила окнами во двор. Через окна можно увидеть, что происходит внизу.

Стоит только захотеть.

– Это комната Марии, – сказала Елена.

– Я останусь у двери, – сказал Харт.

Елена придвинула ореховый стул с бархатной спинкой к окну напротив него и села, положив "Bинчестер" Харта на колени, наблюдая за происходящим.

Матушка плюхнулся на кровать. Она застонала под его весом.

Я не мог в это поверить. Я только смотрел на все это.

– Полагаю, это займет какое-то время. Я прав, мэм?

– Да, – ее голос был ровным и холодным.

– Надо отдыхать, пока есть время, Белл.

Он был прав. Я внезапно почувствовал себя измотанным, все, что мы сделали и увидели сегодня, легло на меня тяжелым грузом. Я сел в ногах кровати рядом с ним.

– Я бы убил за стакан виски, – сказал я.

– Виски в буфете, – сказала Елена. – Если ты, конечно, настолько глуп.

Я помню, что думал об этом. Действительно думал. Это было заманчиво.

Вместо этого я пододвинул стул к окну напротив нее и сел.

– А ты не боишься, что нас здесь увидят? – спросил я.

– Нас не увидят. Посмотри вниз.

Уже второй раз за вечер мне на ум пришла книга, которая меня не очень интересовала. Первой была «Преисподняя» Данте. На этот раз «Упадок и падение Римской империи» Гиббона.

Я посмотрел на оргию.

В залитой лунным светом пыли на площади повсюду совокуплялись мужчины и женщины. С женщинами, распростертыми нагишом на красной земле или стоящими на коленях, занимались анальным сексом и заставляли делать минет. В некоторых случаях и то, и другое одновременно. Женщин терзали, тыкали в них палками и били. Я видел, как охранники и три сестры проходили через все это и подпитывали свое слабоумие бутылками виски, мескаля и текилы.

Хорошо, что окно было закрыто, и мы ничего не слышали.

Я видел безрадостные, бездуховные лица. И у тех, кто брал, и у тех, кого брали.

Когда я увидел, что они делают с Селин, я отвернулся.

* * *

– Ты писатель, – сказала мне Елена накануне вечером. – Запиши это. Твои записи найдут на наших телах.

Я не хочу рассказывать об этом. Но я считаю, что должен это сделать ради всех заинтересованных лиц.

* * *

– Толстая свинья – Фредо, – сказала она. – Высокий худой – Густаво. Третьего я не знаю. Покупатель. Ты не хочешь быть свидетелем этого, писатель? Отлично, не надо.

Но она хотела, чтобы я смотрел. Я слышал это в ее голосе. Я видел это в глазах, которые наполнились слезами, но не дрожали и почти не моргали. Когда я увидел, какое горе и ярость излучают эти глаза, я снова обернулся.

Если она могла, то и я могу.

Хотя Селин находилась прямо под нами, если бы не тонкая белая кофточка, задранная почти до груди, я бы ее не узнал. Ее лицо было скрыто.

Она лежала на спине, обнаженная от кофточки до пят, а тот, кого Елена называла "Фредо", стоял на коленях на ее широко разведенных предплечьях. Он держал ее приподнятую и откинутую назад голову в руках, что, должно быть, доставляло мучительную боль ее шее, рукам и мышцам спины, когда он двигал ее вверх-вниз в такт своим обнаженным бедрам. Индиец Густаво раздвинул ее ноги, а третий мужчина – судя по длинным жидким спутанным волосам, белый, – опустился на колени сбоку.

Невозможно было узнать, была ли птица мертва или жива, когда он начал работу.

Теперь она точно была мертва.

Голова болталась на сломанной шее, гребень, сережки и клюв исчезали и появлялись вновь, когда он двигал ею внутри нее, заталкивая курицу почти до самой грудины. Он держал ее в обеих руках, а когда поднял глаза на Густаво, тот улыбался.

– Это хорошо, что она не сопротивляется – сказала Елена. – Она это переживет. Скоро, сестренка. Скоро.

Вскоре белому надоела эта игра, он встал, подошел к тому месту, где стоял на коленях Густаво, опустился перед ней на колени, расстегнул брюки и накрыл ее своим телом.

* * *

Час – очень долгий срок, когда вы напуганы и в глубине души знаете, что что-то очень плохое приближается к вам, как отдаленный стук копыт. Что-то, что, вероятно, навсегда изменит вашу жизнь, если вам вообще удастся это пережить. Распорядиться этим часом можно по-разному, в зависимости от ваших возможностей.

Взгляд Елены не отрывался от происходящего за окном, напряжение в ее теле было заметно только по побелевшим костяшкам пальцев, сжимавших "Bинчестер". Матушка молча лежал на кровати, как мертвец в гробу, сложив руки на животе и закрыв глаза. Харт стоял, прислонившись к стене за дверью, держа винтовку в одной руке, направленной в пол, и беззвучно перекатывая кости по костяшкам пальцев другой.

Я сидел лицом к окну, закрыв глаза, и пытался подавить желание выпить, пытался расслабиться, пытался думать о давно прошедших лучших днях, о театре и опере, о бейсбольных матчах и сидении в тавернах с парнями из Гарварда, о моей первой любви, Джейн Гири, которая бросила меня ради выпускника Йельского университета, черт бы его побрал, о голубом небе, о ловящем рыбу со стороны Кембриджа Чарльзе. Но мне на ум приходили образы мексиканской кампании, скрюченные изломанные тела и отрубленные конечности, мокрые и покрытые гнойниками от гангрены головы, оторванные пушечными выстрелами и валявшиеся в пяти футах от тел, которым они принадлежали, крики новых раненых и последние вздохи умирающих.

Час – это довольно долгое время для ожидания.

И прошло почти столько же времени, прежде чем я услышал, как она сказала:

– Они идут.

Матушка, конечно же, не спал. А если и спал, то покинул кровать так же быстро, как орел покидает гнездо, увидев внизу добычу. При звуке ее голоса он вскочил с кровати и встал в дверях напротив Харта, и я в очередной раз ощутил легкость и грацию этого человека, несмотря на его огромные размеры. Харт повернулся к Елене.

– Где находится задняя дверь?

– Прямо по коридору направо.