Текст книги "Пик (это я)"

Автор книги: Джек Керуак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

И продолжал идти, разговаривая сам с собой; скоро мы уже едва могли разглядеть его тень, а потом и она, словно призрак, растворилась в темноте.

– Это был призрак, – сказал Шнур.

Он, видно, сам до смерти испугался, оставшись вдвоем со мной среди ночи в страшном лесу на берегу реки, не зная, где мы и как отсюда выбраться. Слышно было только, как шуршат под дождем миллионы листьев, как что-то хлюпает в реке и как колотится мое сердце. И больше не звука. Господи…

– Черт меня дернул пойти за этим психом! – сказал Шнур. И вдруг спросил: – Пик, ты здесь? – Наверно, подумал, что меня потерял.

– Шнур, мне страшно, – ответил я.

– Не бойся, мы вернемся обратно в город, там горят огни и нас увидят. Уф!

– Шнур, кто был этот человек?

– Ох, это был призрак реки. Он ищет Канаду в Виргинии, Западной Виргинии, Западной Пенсильвании, в штате Нью-Йорк и в самом Нью-Йорке, в Восточном Аропахо и Южном Потаватоми[13]13
  Аропахо, Потаватоми – названия индейских племен.


[Закрыть] уже восемьдесят лет, как я прикинул, и все это время на ногах. И никогда он Канаду не найдет, потому что все время идет не той дорогой.

Вот так вот, дед. Три машины пронеслись мимо, а четвертая остановилась, и мы бросились к ней. Это был открытый грузовик, за рулем сидел большой важный белый человек.

– Все верно, – сказал он, – эта дорога ведет на запад, к Питтсбургу, но вам лучше вернуться в город и ловить попутку там.

– Старик собирался всю ночь идти на запад, а ему надо на север, в Канаду, – сказал Шнур, и это была жуткая правда.

Следующие три месяца, дед, пока добирались до Сан-Франциско, где нас ждала Шейла, мы только и говорили, что об этом призраке Саскуэханны.

14. Наконец-то мы в Калифорнии!

Должен тебе сказать, дед, это было долгое путешествие. Тот человек подбросил нас до Гаррисберга. Лило как из ведра. Водитель объяснил, что нам надо пойти налево, потом направо, потом опять налево и опять направо, и там мы увидим закусочную, где можно поесть очень вкусный сладкий картофель, свиные ножки в карамели и длинные, по семь дюймов, хот-доги; на этой закусочной нарисована площадь Пикадилли. Мы со Шнуром пошли туда и сели за столик в той части, где едят. Сбоку стояла плевательница, вокруг нее толпились мужчины, они спорили, кто из них настоящий индеец.

– Даже и не говори мне! Никакой ты не индеец!

– Это я не индеец?! Я настоящий потаватоми из Канады, а моя мать – чистокровная чероки!

– Если ты потаватоми, то я – Джеймс Рузвельт Тернер!

– Повернись-ка, сынок, я тебе хорошенько вмажу!

И полетели стаканы, началась потасовка, посыпались проклятья, женщины завизжали, а одна подошла к столику, за которым мы со Шнуром ели, села и, мило улыбнувшись, сказала:

– Можно мне к вам?

В эту минуту подкатила большущая машина, и из нее так и посыпались полицейские. Эта женщина, вернее, молодая девушка, сказала Шнуру:

– Я посижу, ладно? – и улыбнулась, а Шнур, который побаивался полицейских, не стал улыбаться ей в ответ, тем более что он был женат на Шейле. Женщина вела себя так, словно была с нами, и ни один из полицейских даже не подумал ее беспокоить. Шнур не сказал ей ни «нет», ни «да». Полицейские запихнули в машину норовящих удрать индейцев, и опять стало спокойно.

Мы со Шнуром спустили почти все деньги на сладкий картофель, свиные ножки и семидюймовые хот-доги, но он и внимания не обратил, наверно, из-за этой женщины. Вообще, противное было место, ну да ладно. Знаешь, дед, у многих черных есть индейская кровь, я это понял, когда увидел всех этих индейцев в Небраске, Айове, Неваде, не говоря уж об Окленде.

Мы наелись от пуза и готовы были идти дальше под дождем, который вроде угомонился и только накрапывал.

– Теперь надо добираться до Питтсбурга по шоссе номер двадцать два, – сказал Шнур.

Было раннее утро, вставало солнце, проезжавший мимо автомобиль расплющил колесом голубую птицу. Я услышал, как она слабо пискнула, и мне прямо нехорошо стало. Скорее бы отсюда убраться! Какой-то водопроводчик подвез нас до Хантингдона, а электрик – до Холидейсберга, оттуда человек, которого звали Бидди Блэр, подкинул нас до Блэрсвиля, а потом мы понеслись в Кораополис с фермером, у сына которого был заворот кишок. По дороге мы наслушались всяких ужасов, но я сердцем чувствовал, что каждый, как мог, старался нам помочь.

Было уже семь утра, нам захотелось чего-нибудь сладенького, и Шнур купил леденцов «Син-Синс». Брат ужасно переживал, что никогда не доедет до Шейлы. Он не говорил, сколько ехать до Окленда, – не хотел меня пугать. Я сказал ему, что не знал, что в мире так много белых, – у нас в Северной Каролине столько не было.

– Угу, – ответил Шнур. А потом сказал: – Интересно, мистер Отис послал за нами копов, когда я тебя выкрал? Ну да ладно, теперь-то ему нас точно не найти. А вот и машина, и там только двое.

Машина ехала со скоростью, наверно, миль восемьдесят в час, но затормозила со скрипом. Мы залезли на заднее сиденье.

– Куда едете? Мы в Монтану. Деньги у вас есть?

– Не так чтобы много, – ответил Шнур.

– Ладно, довезем вас до Питтсбурга.

Когда мы приехали в Питтсбург, опять лило как из ведра. Мы зашли на станцию, чтобы спрятаться от дождя, но двое мужчин в синей форме, какую носят на железной дороге, велели нам убираться. Мы подняли воротники и выкатились на улицу. Неподалеку была церковь с крестом наверху.

– Пойдем-ка немного обсохнем, – сказал Шнур. – Отсюда, вроде, не должны выгнать.

Внутри было холодно, но снизу, от печки, шло тепло, а наверху кто-то играл на большом органе. Шнур сказал, что это Аве Мария. Потом пришел человек с горящей палочкой и стал быстро зажигать свечи в передней части церкви.

– Алтарник, – сказал брат.

На улице дождь не унимался.

Когда я услышал музыку, дед, я сказал Шнуру «шшш» и спросил:

– Можно мне спеть?

– Сперва хотелось бы убедиться, что ты знаешь мелодию, – ответил Шнур.

– Я тихонько, – сказал я.

– К нам идет большой человек в черном, – сказал брат.

В это время я уже пел себе под нос.

– Какой прекрасный голос. Как тебя зовут? – спросил большой человек в черном.

– Пикториал Ревью Джексон из Северной Каролины.

– А с тобой кто?

– Мой брат Джон Джексон.

– Ты сумеешь вытирать пыль со скамеек? – спросил священник.

– Я работал на кондитерской фабрике, – сказал Шнур. – Со скамейками уж точно справлюсь.

– А полы мыть умеешь? Две раскладушки у печки, сто долларов в месяц – по пятьдесят каждому – бесплатная еда и крыша над головой.

– Неплохое предложение. Только мы едем в Калифорнию к моей жене.

– Как ее зовут?

– Шейла Джексон, урожденная Джойнер. Она тоже из Северной Каролины.

– А я – преподобный отец Джон Макгилликади.

– Это, случаем, не вы разгромили «Филадельфия филлис»[14]14
  Старейший в Америке профессиональный бейсбольный клуб.


[Закрыть]? – спросил Шнур.

– Нет, того звали Корнелиус Макгилликади, он мой дальний родственник. «Филадельфия атлетикс»[15]15
  Бейсбольный клуб «Окленд атлетикс» был основан в Филадельфии в 1901 г. под названием «Филадельфия атлетикс».


[Закрыть]… Я – отец Джон Макгилликади, Общество Иисуса, иначе Орден иезуитов. Ну что, малыш Джексон, хочешь подняться наверх, на хоры, и что-нибудь спеть? Что ты больше всего любишь?

Представляешь, дед? Я ответил, что больше всего люблю «Отче наш» и что Лулу даже плачет, когда я пою у нее на крыльце.

Отец Макгилликади отвел меня наверх на ХОРЫ и усадил рядом с человеком, который играл на органе. Я стал насвистывать и пожалел, что у меня нет хотя бы губной гармоники, а потом мы запели, и преподобный отец сказал, что я пою, как ангел.

В это время Шнур внизу мыл пол. Он сказал, что хотел бы, чтобы при нем сейчас была его дудка, но это не беда, потому что он ее услышал в голосе своего братишки.

Мы сказали отцу Макгилликади, что, как только получим сотню баксов, сразу поедем в Окленд на грейхаундском автобусе[16]16
  «Грейхаунд» – старейшая транспортная компания США (основана в 1914 г.); на междугородних автобусах этой компании изображена бегущая борзая (grey-hound).


[Закрыть], а он ответил, что скоро уже воскресное утро, вдобавок какой-то адвент, и попросил меня спеть «Отче наш», когда все прихожане соберутся на молитву. И я спел там же, на ХОРАХ. Я старался изо всех сил, отец Макгилликади прямо весь светился, так ему понравилось. Ирландцы были ужасно довольны, даже раскраснелись все, а мы получили свои сто долларов, сели в автобус, на котором нарисована голубая собака, проехали через весь Огайо и поехали дальше, в Небраску. Шнур спал на заднем сиденье, он там был один и смог вытянуть ноги, а я сидел в середине рядом с белым стариком лет девяноста, который, когда мы остановились перед Кирни, штат Небраска, сказал:

– Мне надо в туалет.

Я помог ему выйти из автобуса, держа за руку, потому что он так и норовил упасть в снег, и спросил у заправщика на бензоколонке, где мужской туалет. Когда старик сделал свои дела, я помог ему сесть обратно.

– Что, надрался? – крикнул водитель. Он был в черных перчатках. Прямо за ним сидели два мужика и держались за руки. Шнур сзади все еще храпел.

– Привет, малыш, – сказал он мне, когда наконец проснулся.

За окном больше не было снега!

– Я возвращаюсь в Оровилль, чтобы там развеяли мой прах, – сказал другой старик позади меня.

И так мы приехали в долину Сакраменто[17]17
  Северная часть Калифорнийской долины.


[Закрыть], дед, и скоро увидели, как полощется на ветру белье, которое развесила на веревках Шейла.

Шнур, заложив руки за спину, запрыгал по двору, приговаривая:

– Я увидел аропахо, дорогахо, автобусахо и все на свете городахо…

Шейла, подбежав к Шнуру, расцеловала его, и мы все вместе пошли есть стейки, которые Шейла припасла для нас, и толченую картошку со спаржевой фасолью, а заели все это бананово-вишневым мороженым со сбитыми сливками.