Текст книги "Станция Араминта"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Бодвин Вук критично осмотрел комнату.

– Мне кажется здесь чуть-чуть перебрали этого неоклассического романтизма, – заметил он, – Несомненно, это причуды Миллиса. Мне говорили, что у Спанчетты вкусы простые и скромные.

– Я тоже так подозреваю, – согласился Шард. – Жаль что мы лишимся сегодня удовольствия увидеть Спанчетту. Хотя, если Арлеса будут казнить, то нам вскоре представится такая возможность.

В помещение ворвалась Спанчетта все еще в утреннем халате из плиссированного лилового атласа и в розовых пуховых тапочках. Масса ее буйных черных волос была заправлена в кружевной цилиндр, из которого сверху выбивались особо непокорные пряди. Она переводила взгляд с одного лица на другое.

– Что здесь за сумятица? Бодвин Вук. Шард А это кто? Глауен? В форме? Впечатляющая группа сановников.

– Боюсь, тут произошла какая-то ошибка. – сказал Бодвин Вук с легким поклоном. – Мы просили Арлеса.

– Арлес отдыхает. Что вам надо?

– В основном то, что мы вызывали Арлеса, а появилась ты.

– Ну и что из этого? Я его мать.

– Это так. И все же, как это можно заметить по нашей форме, мы здесь по официальному делу, а более точно, мы расследуем убийство Сессили Ведер.

Спанчетта откинула голову назад и прищурила глаза.

– Убийство? Зачем использовать это ужасное слово, когда ничего еще не доказано? Я например слышала из надежного источника, что она просто, самым безобразным образом, сбежала с любовником из внешнего мира. Во всяком случае, это дело никак не касается Арлеса.

– Вот именно это мы и надеемся установить. Пожалуйста, приведите его немедленно сюда, или я попрошу сержанта Глауена, при необходимости, привести его сюда силой.

Спанчетта бросила на Глауена испепеляющий взгляд.

– В это нет необходимости. Я сейчас схожу, узнаю, хочет ли он с вами говорить.

Она резко развернулась и вышла из комнаты.

Прошло десять минут, все это время из-за стены доносились отголоски эмоционального контральто Спанчетты и ворчанье Арлеса.

Наконец в комнату вошел предводитель Дерзких Львов. На нем был коричневый домашний халат и красные кожаные тапочки экстравагантного покроя. На какое-то мгновение он нерешительно остановился в дверях, переводя взгляд с одного лицо на другое, затем, после того как его подтолкнула вперед Спанчетта, вошел в комнату.

– Я думаю, нам лучше пройти в квартиру, – сказал Бодвин Вук, – Где мы можем спокойно поговорить?

– Пойдемте, – коротко сказала Спанчетта и провела их в соседнюю комнату.

– Это вполне подойдет, – сказал Бодвин Вук, – Арлес, ты можешь сесть вон там. А ты, Спанчетта, нам больше не нужна. Можешь идти.

– Минуточку! – огрызнулась Спанчетта, – В чем его обвиняют?

– На данный момент пока еще ни в чем. Арлес, если ты хочешь, то можешь пригласить сюда Фратано, или какого-нибудь другого советника, или даже свою мать, а можешь поговорить с нами наедине, наконец, ты можешь просто отказаться с нами разговаривать. Но в последнем случае мы задержим тебя у нас и будем вести самостоятельно расследование.

– На каком основании? – воскликнула Спанчетта, – Я должна знать!

– Ну… мы без сомнения что-нибудь наскребем. Арлес, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Арлес облизал свои пухлые губы и бросил косой взгляд в сторону матери.

– Я буду разговаривать с вами один на один, – капризно заявил он.

Наконец Спанчетта вышла и Шард закрыл за ней дверь.

– Ну а теперь, – сказал Бодвин Вук, – отвечай на наши вопросы просто, прямо и без всякого увиливания. От тебя никто не требует, чтобы ты обвинил сам себя, но если ты знаешь о чей бы то ни было вине, то ты должен это сообщить. Ты знаешь, кто убил Сессили Ведер?

– Конечно нет!

– Опиши, пожалуйста, подробно все свою действия в ту ночь, когда она была убита.

Арлес откашлялся.

– Что бы я не делал, это не имеет никакого отношения к Сессили.

– Ну, это ты так считаешь. Мы знаем, что ты покинул пост у общежития, переоделся в костюм Дерзкого Льва и тебя видели, как ты возвращал грузовик на грузовой двор.

– Это невозможно, – сказал Арлес, – Меня там не было. У вас не верная информация.

– А где же ты был?

Арлес взглянул на дверь и заговорил, понизив голос:

– У меня было свидание с юной леди. Я назначил его еще до того, как узнал про патруль и мне не хотелось его пропустить.

– И кто же эта юная леди?

Арлес еще раз кинул взгляд в сторону двери и заговорил так тихо, что его было еле слышно.

– Моей матери очень не нравится эта девушка. Если она узнает про это свидание, она придет в ярость.

– Так кто эта девушка?

– Моя мать об этом узнает?

– Вполне возможно. Твое отвратительное поведение замалчиваться не будет, и ты несомненно понесешь соответствующее наказание.

– Наказание за что? Это было просто глупо, маршировать в темноте вдоль забора. Для такого патрулирования одного человека хватает за глаза и за уши.

– Может и так. Почему Кеди не доложил о твоем отсутствии?

– Он знал куда я пошел, что я именно там, а ни где-нибудь еще, и прекрасно представлял, что подобный рапорт просто поднимет шумиху на пустом месте. Поэтому он и согласился ничего пока не говорить. Не забывайте, что мы оба Дерзкие Львы!

– Я это запомню. У тебя будет возможность попрактиковаться в рычанье, когда тебя будут пороть.

– Пороть? – голос Арлеса сорвался на визг.

– Я не могу прогнозировать приговор. Возможно, ты и не получишь всего того, что заслужил. Кто эта юная леди?

– Девушка, с которой я познакомился в карнавальной труппе. Ее зовут Друсилла вне-Лаверти.

– И где вы с ней проводили время?

– В темном уголку под деревом, где мы могли наблюдать фантасмагорию. А после этого мы просто сидели и разговаривали.

– Вас кто-нибудь видел?

– Конечно! Многие! Я просто не знаю, обратил ли кто-нибудь на нас внимание.

Последовала пауза. Потом вопрос задал Глауен:

– А как насчет костюма? Ты что, принес его с собой на патрулирование?

Арлес просто пожал плечами, очевидно, считая, что вопросы Глауена ниже его достоинства.

– Отвечай на заданный тебе вопрос, – мягко сказал Бодвин Вук.

– Я оставил свой костюм в Доме Клаттуков. Я не хотел терять время, поэтому пошел в гардероб карнавальной труппы и взял там костюм с головой горгульи. Никто не заметил разницы. Даже Дерзкие Львы.

– Понятно. А что потом?

– Еще до наступления полуночи я скинул костюм и пошел на пост, где обнаружил, что все патрули были сняты. Все было в порядке, и я решил, что не нанес своим отсутствием никакого вреда.

Бодвин Вук с глубоким осуждением покачал головой.

– История не красивая, – сказал он своим грубым гнусавым голосом, – ты пренебрег своими обязанностями. Ты подделал документы и подвел доверие своего старшего офицера… Что ты на это скажешь?

Арлес хотел вставить какое-то замечание, очевидно, в свое оправдание, но потом решил, что лучше этого не делать.

– Ничего, – сказал он убитым голосом, – Абсолютно ничего.

Бодвин Вук бросил бумаги на стол.

– Что ты там еще наделал, мы узнаем в положенном порядке. А пока можешь идти.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Проходили дни, затем недели. Осень перешла в зиму и сезонный ритм, нарушенный блеском и сиянием Парильи, вошел в свое русло. Исчезновение Сессили Ведер отошло в прошлое, общественное возмущение потеряло свою остроту, хотя все и знали что среди них ходит человек, знающий страшную тайну.

Часто Глауен лежал ночами, глядя в потолок и пытался вообразить лицо убийцы. А иногда ему казалось, что он сам стоит на грузовом дворе и видит все происходящее собственными глазами. Вот! Грузовик и там в темном кузове… Кто там притаился? А вот появилась Сессили: бежит так быстро, как только могут позволить ей крылья. Выбегает во двор и доверчиво идет к грузовику на оклик кого-то, кого она хорошо знает. Глауен пытается увидеть лицо, которое видит Сессили, приближаясь к грузовику. Иногда Глауен видит черты Арлеса, но чаще лицо заменяет белое расплывчатое пятно. По всем законам логики, с точки зрения Глауена, преступником был Арлес. Друсилла дала очень ненадежные показания и не смогла подтвердить его алиби.

Допрос Друсиллы проводился на выходящей на море террасе отеля Араминта, где она только что закончила завтрак. Тогда она сидела на боковой скамейке, сложив руки на коленях. Утренний бриз играл в ее бледных розоватых волосах, ее рельефные бедра были туго обтянуты белым материалом коротких брюк. Она застенчиво улыбалась.

– Вы хотите всю правду? Да? Так вот она! Я была пьяна, до нельзя, – она печально покачала головой, – Только не надо задавать по этому поводу вопросов, я не чувствую никаких угрызений совести. Я тогда только что пришла к выводу, что все, кого я знаю либо протухшая рыба, либо деревенщина, либо вонючий мерзавец. Флори привел меня просто в бешенство, – под Флори она подразумевала Флореста, – а мой жених просто посмеялся, когда я ему сказала об этом. Этот Намур, если вы знаете его, очень обходительный и вежливый, но в чем-то он все же хам. На самом деле, я даже не знаю, как это я умудрилась с ним связаться! Спанчетта, как ни странно, может обвести его вокруг пальца. Поверьте мне, как она меня ненавидит! Уф! – этот звук должен был изобразить силу ненависти Спанчетты, – Нор все равно, думала я, я вам всем еще покажу где раки зимуют. Я наплевала на все и пошла в разнос.

– А что с Арлесом?

– А, да, правда. Какое-то время я вместе с ним смотрела часть фантасмагории, мы не могли ее и пропустить, так как мы оба были участниками труппы. Но вот что случилось потом, я не имею ни малейшего понятия, по крайней мере после того, как он попытался утащить меня на берег реки, это-то я помню довольно хорошо, но идти туда, сидеть там среди лягушек, ежевики и разных клопов… Увольте! Ну, он разозлился и ушел. А после этого у меня в голове все пошло кругом. Я думаю, что я уснула прямо там, на скамейке, и хорошо поспала, так как, когда я проснулась, то было уже далеко за полночь и все сняли маски. Вернулся Арлес и я позволила ему проводить меня до дому, так как я все же была еще не в своей тарелке.

Все подозревали, что Арлес является преступником, но сформулировать обвинение против него было невозможно, так как кто-то другой мог вполне взять его костюм и совершить преступление.

Эта неуверенность была еще больше усилена странным обстоятельством, которое сержанту Кеди Вуку обошлось очень дорого. Ему было сказано пойти в гардероб карнавальной труппы и забрать принести два «первобытных» костюма в Бюро. День уже подходил к концу, У Кеди были какие-то срочные школьные дела и он отложил поход в гардероб до следующего дня. К тому времени, когда он пришел за костюмами, они уже исчезли, а служащий в гардеробе мог только поклясться, что еще вчера костюмы были на месте.

За халатность, проявленную Кеди в данном случае, плюс то, что он покрывал Арлеса в патруле, его понизили в должности и он получил выговор от Бодвина Вука.

Кеди выслушал весть о понижении и выговор с деревянной полуулыбочкой на лице, что еще больше разозлило Бодвина Вука.

– Ну, что вы, сэр, можете сказать в свое оправдание? – рявкнул Бодвин Вук.

– Я был готов к тому, что меня понизят в должности и я получу выговор, – ответил Кеди, – и я воспринял это, как вы заметили, с полным самообладанием.

– Что верно, то верно, – заметил Бодвин Вук, – Ну, и что дальше?

Кеди нахмурился обдумывая услышанное, потом высказался насколько мог деликатно:

– Иногда, сэр, человек должен руководствоваться своими принципами.

От такого заявления Бодвин Вук даже вскочил со стула.

– Так ты значит считаешь, что полученные от начальства приказы, ты должен сначала привести в соответствие со своими личными взглядами? – угрожающе тихим голосом спросил он.

– Если быть честным, то, полагаю, ответ может быть только положительным, – после недолгого колебания ответил Кеди.

– Занятно! Расскажи-ка где и как и ты набрался таких великолепных идей?

– Прошлым летом, когда я путешествовал вместе с карнавальной труппой я очень много думал, – пожал плечами Кеди, – А заодно, я делился своими мыслями с Флорестом.

Бодвин Вук откинулся в глубины своего высокого черного стула. Он сложил вместе кончики пальцев и задумчиво посмотрел на потолок.

– Ха-ха, – наконец, сказал он, – Давай рассмотрим твой случай.

– Я очень надеялся, что именно это вы и скажите, сэр.

Но Бодвин Вук совершенно не обратил на него никакого внимания.

– Во-первых, ты – Вук. Некоторые Вуки действительно предпочли скакать, плясать и шляться вместе с лицедеями. Но мы никогда не считали лицедейство достойной профессией. Поэтому следующие рассуждения я делаю с большой неохотой.

Лицо Кеди вытянулось.

– На основании того, что я от тебя услышал, можно сделать вывод, что перед тобой стоит дилемма какую карьеру избрать: лицедея или офицера в Бюро В. – Бодвин Вук не торопясь перевел отвел взгляд от потолка и посмотрел на своего собеседника. – Очень многое можно сказать в пользу лицедейства. В этом случае ты можешь не сдерживать свою фантазию, дать полную волю своему темпераменту. Если ты поешь популярную песенку, а Флорест при этом требует, чтобы ты сделал кокетливую рожу, и вильнул задницей справа налево, то ты можешь сказать, что твои «принципы» не дают тебе это сделать. Возможно, Флоресту это и не понравится, но, придерживаясь таких же, как и у тебя взглядов, он разрешить тебе выставить задницу в ту сторону, в которую тебе больше хочется. Это что касается лицедейства. В бюро В все совсем по-другому. Поверь мне на слово, все совсем по-другому! Здесь «принципы» то же самое, что и приказ старшего офицера. А философия, которая ведет тебя здесь по профессиональной жизни, принадлежит не тебе, не Флоресту, а мне. Я высказался достаточно ясно?

– Конечно, но несомненно есть…

– Ничего подобного.

– А что, если мне отдадут приказ, который идет в разрез с моей совестью?

– Если у тебя появится хотя бы тень сомнения в правильности приказа, то я в тот же момент приму твою отставку из Бюро В.

– На том же основании я могу потребовать и вашей отставки, – упрямо настаивал Кеди.

Бодвин Вук не смог сдержаться, чтобы не фыркнуть.

– Можешь. И как ты думаешь, кто из нас через пять секунд вылетит из Бюро?

Кеди ничего не ответил, его розовое лицо выражало печальную озабоченность.

– Ну ладно, так что ты выбираешь? – резко спросил Бодвин Вук.

– Совершенно ясно, что в моих интересах выбрать Бюро.

– Это слишком расплывчатое заявление, ты так и не ответил на мой вопрос.

– Я выбираю Бюро В. У меня нет выбора.

– А как же «принципы»?

Большие круглые глаза Кеди были наполнены обидой и болью.

– Полагаю, что в отношении них мне надо будет найти какой-то компромисс.

– Очень хорошо, – сказал Бодвин Вук и указал пальцем на дверь, – Все.

– И все же я считаю мое понижение в должности несправедливым, – сделал последнюю попытку Кеди.

– В такой ситуации подобная точка зрения вполне обычна, – согласился Бодвин Вук, – Убирайся, пока я не прекратил смеяться и не начал думать.

Кеди развернулся и вышел из кабинета.

2

Зима прошла своим чередом, и на станцию Араминта пришла весна. Тоска которая терзала Глауена стала ослабевать. Он сделал все, что было в его силах; большего, по крайней мере на тот момент, он сделать не мог.

Всю свою внутреннюю энергию Глауен направил на школьные занятия и подошел к концу учебного года, как всегда, с отличными отметками. Арлес, под сильным давлением нависших над ним обстоятельств, учился как мог прилежно и избежал исключения из Лицея.

Так незаметно прошел год и наступил следующий. Глауен подошел к своему девятнадцатилетию с ИС равным 23. Молодой человек терзался дурными предчувствиями, однако Шард успокоил его, сказав что причин для паники нет.

За три года, прошедших с его шестнадцатилетия, Глауен изменился. Он стал таким же высоким, как Шард, непонятно откуда у него, появились уверенные и решительные манеры. Как и Шард он был худощавым и гибким, с широкими плечами и узкими бедрами. Он ступал легко, не делая лишних движений. Теперь Глауен редко думал о Сессили, разве что в те моменты, когда он гулял в одиночестве в пригороде или стоял на берегу, глядя в море, то есть в такие моменты, когда он мог прошептать: «Сессили, Сессили, куда же ты ушла? Разве тебе не одиноко?»

За эти годы факты известные Бюро В, распространились среди жителей, и вина Арлеса была принята как факт, не зависимо от того доказана она или нет. Сложившаяся ситуация щекотала нервы одним и вызывала отвращение в других, хотя если говорить о Спанчетте, то та, вряд ли испытывала от этих разговоров хоть какую-то досаду. И только Дерзкие Львы не оставили Арлеса, но сделали это отнюдь не из-за терпимости или солидарности, а просто потому, что это придавало всей группе особую мрачно-таинственную ауру.

Постепенно и Арлес восстановил свою самоуверенность и начал вмешиваться в чужие дела с прежним апломбом, но теперь за всеми его высказываниями слышался лейтмотив: «Так вы считаете меня злодеем и убийцей? Прекрасно, но коль так, то нечего удивляться, если устрою такое, что вам и не снилось. Будьте вы все прокляты!»

С наступлением лета Арлес в качестве помощника мастера Флореста отправился вместе со всей труппой в турне во внешние миры. За время его отсутствия атмосфера на станции Араминта стала какой-то более чистой и светлой.

Благодаря смертям и отставкам, ИС Глауена чувствительно понизился, и достиг величины равной 21, что давало ему почти стопроцентную гарантию получить штатное место в Агентстве и тем самым сняло с души большую тяжесть.

К концу лета произошло еще одно примечательное событие: после длительного пребывания на Земле вернулись Мило и Вейнесс. Они поселились в Речном домике, а с началом осени должны были пойти в Лицей.

Их присутствие дало обширную почву для оживленных пересудов. Согласно сложившемуся на станции Араминта стереотипу, Натуралисты представляли собой людей со странностями, своенравных и замкнутых пуритан. Однако Мило и Вейнесс не оправдали подобных ожиданий. Они оба оказались довольно привлекательными и неглупыми; оба со вкусом одевались в простые земного покроя одежды. Оба продемонстрировали полное отсутствие как чрезмерной застенчивости, так и заносчивости, которые так раздражают людей.

Глауен нашел, что ни тот ни другая особо не изменились. Мило был все таким же скромным, умным и серьезным: настоящий интеллектуальный аристократ. Не смотря на его отменное воспитание, у Мило было очень мало друзей. Утер Оффоу обнаружил в нем родственную душу, но сам Утер был натурой довольно эксцентричной и в определенных случаях нечистоплотной, а то и просто неразборчивой. Иначе с чего бы ему еще держаться среди развязных Дерзких Львов?

Сейксандер Лаверти, глашатай другой группы, известной под названием Исключительные, нашел Мило «элитарным: язвительным и невыносимо высокомерным», мнение, которое сам Мило счел вполне удовлетворительным. Оттилли Ведер из Таинственного аромата подозревал, что Мило просто «рисуется, чтобы заставить девушек ходит вокруг него на полусогнутых».

Услышав такую оценку, Мило заявил, что у него такого не было и в мыслях.

Другой член Аромата, Кваннис Диффин, находил, Мило… скажем, несколько высокомерным. Конечно, примерно то же самое можно сказать и про Вейнесс, хотя надо отдать должное, что смотрится она великолепно».

За прошедшие три года мнение Глауена в отношении Вейнесс изменилось. Она выросла на пару сантиметров, но фигура и внешность у нее остались прежними: в ней все еще проглядывалось что-то мальчишеское, а ее темные волосы, сверкающие темные глаза и темные брови контрастировали с белоснежной кожей. Глауен даже удивлялся, как это он мог когда-то назвать ее бесцветной?

О ней ходило не меньше пересудов. Величавый Хиллиганс Вук, относившийся все к тому же Таинственному аромату, вообще отрицал наличие фигуры у Вейнесс. «Я видел промокших ласок с лучшими формами, чем у нее», – заявил Хиллиганс. Это мнение не получило никакой поддержки со стороны Сейксандра Лаверти из Исключительных («Там где надо, она кругленькая, просто поверх этого нет никакого студня, а так оно и должно быть на самом деле»). Не поддержал это мнение никто и из Дерзких Львов, которые также с должным интересом присматривались к девушке. Вейнесс не проявляла никакой склонности к флирту, на основании чего эксперты из Дерзких Львов приписали ей фригидность, однако в методах лечения девушки к единому мнению не пришли.

Начались занятия. Мило и Вейнесс приступили к занятиям и начали приспосабливаться к новым для них порядкам. Глауен по возможности старался всячески помочь им, а заодно разъяснял им лицейские традиции и обычаи. Мило и Вейнесс восприняли холодный прием со стороны остальных учащихся вполне спокойно.

– На Штроме, где подобные группы на самом деле представляют собой небольшие тайные общества, нам было бы еще труднее, – признался Мило Глауену.

– И все же…

Мило жестом остановил его.

– По правде говоря, меня это совершенно не волнует. Я определенно не собираюсь присоединяться ни к одной из групп. Уверен, что Вейнесс придерживается такого же мнения. Так что ты зря беспокоишься.

– Как скажешь.

Мило засмеялся и хлопнул Глауена по плечу:

– Брось, не надо переживать! Я рад, что нравлюсь тебе настолько, что ты из-за меня переживаешь.

В свою очередь усмехнулся и Глауен:

– Подобная ситуация беспокоила бы меня даже если бы ты мне и не особо нравился.

Что касается Вейнесс, то к ней Глауен испытывал не просто симпатию, а более сложную гамму чувств. Она посещала его мысли намного чаще, чем он того бы хотел, к тому же это происходило почти против его воли, так как у него не было никакого желания снова испытывать сердечные муки. Влюбиться в Вейнесс и обнаружить полное отсутствие взаимности с ее стороны будет ужасно, думал он. И что тогда?

Приветливая манера общения Вейнесс со всеми окружающими не давала Глауену даже намека на ее истинные чувства по отношению к нему. Иногда ему даже казалось, что Вейнесс избегает его, что вызывало в нем очередной приступ мук сомнения.

В полной растерянности, Глауен плюхнулся на стул, уставился в окно и попробовал придти к какому-нибудь определенному решению. Если он попытается завязать с девушкой более тесные отношения, а она вежливо, но твердо остановит его, что по мнению Глауена, было вполне вероятным, то это причинит ему только очередные страдания. Но с другой стороны, если он не приложит никаких усилий для сближения, а будет продолжать рассуждать, то он точно потеряет ее и опять-таки все закончится теми же страданиями, которые, на самом деле, будут еще более мучительными, так как в данном случае он еще и обвинит себя в трусости… Глауен тяжело вздохнул. Да кто же он в конце концов? Клаттук или мыльный пузырь? Собрав в кулак всю свою храбрость, Глауен подошел к телефону и позвонил Вейнесс.

– Здравствуй, это Глауен.

– Правда! И чем же я заслужила такую честь?

– Я тебе звоню по личному делу. Я бы хотел завтра вместе с тобой кое-что предпринять, но для начала мне нужно твое согласие.

– Это очень мило с твоей стороны предоставить мне право выбора, я очень тронута. На самом деле, я даже заинтригована. И что же ты задумал? Надеюсь, мне это понравится… хотя, скорее всего, я соглашусь в любом случае.

– Завтра будет прекрасный денек для морской прогулки. Может быть устроим пикник на Океанском острове?

– Звучит заманчиво.

– Так мы едем?

– Да.

3

Даже если бы Глауен лично принял участие в создании этого дня, он бы не смог сделать его более прекрасным. В голубом небе ярко сверкала Сирена, прохладный северо-восточный бриз приятно щекотал кожу и дул точно в нужном направлении.

Ранним утром Глауен и Вейнесс пришли в док Клаттуков, спустили шлюп, поставили паруса и натянули снасти. Лодка отплыла от берега, поймала попутный ветерок, заплясала на волнах, потом развернулась и устремилась вниз по течению. Она пересекла лагуну, миновала устье реки и вышла в открытый океан. Глауен поставил паруса так, чтобы лодка легла на юго-восточный курс. Шлюп начал удалятся от берега в бесконечные просторы плавно вздымающихся прозрачно-голубых вод, покрытых легкой рябью.

Сами они удобно устроились на подушках в рубке.

– Мне нравится такое плаванье, – сказала Вейнесс, – Вокруг тебя такой безмятежный мир, что волей-неволей и настроение у тебя становится безмятежным. Вокруг полная тишина, и тебе слышится только собственный тихий голос. Совесть превращается в шепоток воображения. Ответственность теряет всякое значение. Лицейские заботы превращаются во что-то вроде пузырьков за кормой.

– Если бы это так и было, – вздохнул Глауен, – Извини, ты просто мне кое о чем напомнила.

– Напомнила тебе о чем-то? Уверена, что я не могла напомнить тебе о чем-то совсем плохом.

– Ты должна быть счастлива потому, что ты девушка и с тобой не может произойти такого.

– Глауен, не надо строить из себя таинственную личность. Я не люблю всякие тайны. Что тебя так расстроило? Я? Я слишком много болтаю? Так мне просто нравится вести себя так здесь, в океане!

– Возможно мне не стоит обсуждать с тобой это, – сказал Глауен, – Но… А почему бы и нет? Вчера вечером Бодвин Вук предложил мне совершить нечто ужасное.

Вейнесс нервно фыркнула.

– Надеюсь, это не имеет отношения ко мне. Он ведь не приказал тебе оставить меня на необитаемом острове или выбросить за борт.

– Нет, все гораздо хуже, – мрачно пробурчал Глауен.

– Хуже? А что может быть хуже?

– Ну, сама посуди. Он приказал мне присоединиться к Дерзким Львам.

– Согласна, ничего хорошего. Но бывает и хуже… И что ты ответил?

– Для начала я скажу тебе то, что должен бы был сказать ему: «Если вас так интересуют Дерзкие Львы, то присоединились бы к ним сами!» Но тогда я от неожиданности и язык проглотил. Наконец я высказался: «Почему именно я? Кеди уже и так входит в эту группу». «Я знаю это, – согласился он, – Но Кеди, однако, несколько безынициативен и бывает легко предсказуем. Нам нужен там ты!» Я снова спросил его: «Зачем? Почему именно я?» Но только ответил: «Настанет время и ты все поймешь сам». «Очевидно, вы хотите, чтобы я стал вашим шпионом?» – поразился я. «Естественно! – с каким-то удивлением ответил он, – А как же иначе?» Тогда я напомнил ему, что Арлес относится ко мне очень враждебно и не позволит мне присоединиться к этой группе. На что он только рассмеялся и сказал, чтобы я не брал это в голову. «Не пройдет и недели, как ты будешь считаться Дерзким Львом», – сказал он. Вот поэтому-то у меня такое мрачное настроение.

– Бедняга! Но, Глауен, давай не будем сегодня забивать себе этим голову. До острова еще далеко?

– Уже близко. Мы вот-вот его уже увидим… На самом деле, видишь вон то серое пятнышко на горизонте? Это и есть Океанский остров.

Шлюп продолжал бежать своим курсом: вверх по склону голубой волны, а затем сквозь брызги вниз в низину между волнами. Океанский остров, являясь вершиной подводной скалы, представлял собой невысокий конус с изрезанной вершиной. По прибрежной линии он зарос кокосовыми пальмами, а сами склоны были покрыты лесом из местных пород деревьев.

Глауен бросил якорь в укрытой со всех сторон бухточке, примерно в ста метрах от берега, покрытого белым песком. Он спрыгнул за борт, где глубина не превышала полуметра.

– Иди сюда, – сказал он Вейнесс, – Я отнесу тебя на берег.

После секундного замешательства, Вейнесс обхватила руками его шею. Он отнес девушку на берег. После этого он опять вернулся к лодке, чтобы забрать корзину с продуктами для пикника.

В тени большого раскидистого дерева Глауен развел костер, и на шампуре поджарил куски мяса. Потом эти куски были смочены наперченным соусом, положены на хлеб и уничтожены вместе с бутылкой молодого белого клаттукского вина.

Позавтракав, они развалились под деревом и любовались кокосовыми пальмами, которые в так бризу качали своими широкими листьями. Океанские волны набегали на песчаную полосу берега, а потом не торопясь откатывались обратно.

– И нет здесь никаких Дерзких Львов, – вздохнул Глауен, – Они поджидают нас где-то вон там. И возвращаться к ним кажется такой глупостью. И зачем тогда возвращаться, коли мы можем провести свою жизнь в этом вечном покое, в гармонии с природой? Против такой идеи даже ничего и не возразишь.

– Я бы так не сказала, – с сомнением возразила Вейнесс, – От завтрака-то ведь ничего не осталось. Что мы здесь будем есть?

– Дары природы. Рыбу, съедобные корешки, водоросли, кокосы. Будем ловить крыс и береговых крабов. Да это несбыточная мечта миллионов романтических поэтов.

– Так-то оно так, если не задумываться о кухне. Представь себе, каждый вечер у тебя на ужин или крыса или краб. Это очень скоро надоест. Примерно по этой же причине лет через десять-двадцать тебе надоем и я… особенно, если учесть отсутствие мыла.

– Ну, мыло – это не проблема. Мыло можно сделать из кокосового масла и золы. – возразил Глауен.

– В таком случае остается только одно препятствие: моя мама. Она ничем не отличается от всех остальных мам. Романтическое проживание на Океанском острове, как в прочем и на любом другом, разрушит ее планы в отношении моего замужества.

– Твоего замужества?! – с удивлением уставился на нее Глауен, – Но тебе еще рано думать о замужестве.

– Не надо так переживать, Глауен. Все еще очень неопределенно. Просто, моя мама немного заглядывает в будущее. Этот человек не прочь жениться на мне, по крайней мере, он так сказал моей маме. Он получил большое наследство и на данный момент очень влиятелен на Штроме. Моя мама считает, что мы составим великолепную пару, не смотря на то, что по всем своим взглядам он примыкает к ЖМС.

– Хмм. А что ты думаешь обо всем этом?

– А я особо об этом не задумываюсь.

– А как зовут этого ЖМСера, – как бы невзначай спросил Глауен.

– Джулиан Бохост. Когда мы были на Земле, он был там же, но я видела его совсем мельком. Он довольно умен и важен, и мама, может быть, права: Джулиану скорее всего не понравится, что его невеста проведет десять или двадцать лет своей юности на Океанском острове в обществе другого джентльмена.

– Он тебе нравится?

Вейнесс снова рассмеялась.

– У меня могут быть хоть какие-то секреты?

– Извини. Я не должен был задавать подобных вопросов, – Глауен встал и взглянул на солнце, – Что ни говори, но на сегодняшний день время романтических идиллий подошло к концу. Бриз повернул на запад, а это хорошая новость, но у него есть тенденция к концу дня ослабевать, так что, возможно, сейчас самое время возвращаться.

Глауен понес корзинку для пикника обратно к лодке. Он обернулся и обнаружил, что Вейнесс стоит у края воды и собирается перебираться на лодку.

– Я перенесу тебя, если ты немного подождешь.

– Я ничего не имею против того, чтобы немножко замочить ноги, – беспечно махнула рукой Вейнесс.

Но тем не менее она подождала и не стала протестовать, когда Глауен поднял ее.