Текст книги "Вист: Аластор 1716"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 4

Как-то утром Эстебан, временами навещавший Джантиффа, привел приятеля:

– Внимание, Джанти! Перед тобой Олин, парень что надо – несмотря на солидный животик, символизирующий, по его словам, лишь здоровый сон и чистую совесть. Чудесного рога изобилия, ежедневно наполняющего утробу жрачкой, у него, к сожалению, нет.

Джантифф вежливо поздоровался и даже пошутил в том же роде:

– Надеюсь, что отсутствие подобного животика у меня не послужит основанием для подозрений в тайных преступлениях, отягощающих мою совесть.

Гости от души расхохотались. Эстебан продолжал:

– Экран Олина страдает таинственным недугом, а именно плюется дымом и пламенем, принимая самые безобидные сообщения. Естественно, это приводит Олина в отчаяние. Я ему и говорю: не горюй! Моего друга Джантиффа, техника с планеты Зак, всячиной не корми, дай распутать какую-нибудь головоломку!

Джантифф попытался не омрачать безоблачный тон беседы:

– У меня есть идея на этот счет. Допустим, я прочитаю всем желающим лекцию по мелкому ремонту бытовой аппаратуры – много не возьму, скажем, пятьдесят «деревянных с головы. Любой – и ты, и Олин – получит возможность научиться всему, что я знаю. После этого вы сами сможете ремонтировать свою рухлядь и помогать друзьям, поленившимся придти ко мне на лекцию.

Широкая улыбка Олина неуверенно задрожала. Красивые брови Эстебана выразительно взметнулись:

– Дружище! Ты не шутишь?

– Конечно, нет! Это было бы выгодно всем. Я заработаю лишние талоны и больше не стану терять время, оказывая услуги каждому, кто спьяну нажал не на ту кнопку. А вы приобретете полезные навыки.

На какое-то время Эстебан лишился дара речи. Потом, криво усмехаясь, он воззвал к лучшим чувствам:

– Джантифф, простая ты душа! С чего бы я решил приобретать какие-то навыки! Это означало бы предрасположенность к работе. А для цивилизованного человека такая предрасположенность неестественна.

– Готов допустить, что труд как таковой – не заслуга и не самоцель, – согласился Джантифф. – Но почему-то всегда удобнее, когда работает кто-то другой.

– Работа – полезная функция механизмов, – заявил Эстебан. – Пусть машины ломают голову и потеют! Пусть автоматы приобретают навыки! Жизнь – о, наша жизнь! – столь быстротечна. Жаль каждой потерянной минуты!

– Да-да, разумеется, – не спорил Джантифф. – Идеалистический, бессребренический подход. На практике, однако, и ты, и Олин уже потеряли два-три часа, проклиная дымящийся экран, составляя планы и приходя ко мне. Предположим, я соглашусь взглянуть на перегоревший экран. Вы оба вернетесь со мной в квартиру Олина и будете смотреть, как я его чиню. В общей сложности вы потеряете примерно по четыре часа каждый. Итого восемь человеко-часов – не считая времени, потерянного мной! – при том, что Олин мог бы, если бы захотел, справиться с проблемой за десять минут. Неужели не очевидно, что обучение позволяет экономить время?

Эстебан с сомнением качал головой:

– Джантифф, непревзойденный мастер казуистики! Учиться работать значило бы смириться с мировоззрением, противоречащим принципам красивой жизни.[18]18
  Красивая жизнь: неточный перевод аррабинского выражения, отражающего общераспространенное представление о неотъемлемом и самоочевидном праве человека на беззаботное существование на всем готовом.


[Закрыть]

– Вынужден согласиться, – глубокомысленно вставил Олин.

– Таким образом, вы готовы вообще не пользоваться экраном – лишь бы не марать руки?

Красноречивые брови Эстебана произвели очередной искусный маневр, на этот раз заняв полувопросительную, полупрезрительную позицию:

– Само собой! Приземленность твоего мышления – дореформенный пережиток. Мог бы заметить также, что предложенные тобой лекции – форма эксплуатации, которая несомненно привлекла бы пристальное внимание товарищей из Службы взаимных расчетов.

– Я не рассматривал свое предложение с этой точки зрения, – кивнул Джантифф. – Откровенно говоря, бесконечные мелкие одолжения, оказываемые людям, презирающим мою способность их оказывать, отнимают у меня слишком много драгоценного времени и наносят ущерб красоте мой жизни. Если Олин отработает за меня следующую смену, я починю его экран.

Олин и Эстебан обменялись насмешливыми взглядами. Не говоря ни слова, оба пожали плечами, повернулись и вышли из квартиры.

С планеты Зак пришла посылка для Джантиффа – пигменты, помазки, картон и материал для подложки. Джантифф тут же занялся воспроизведением впечатлений, занимавших его мысли. Скорлетта украдкой наблюдала, но не высказывала замечаний и не задавала вопросов. Джантиффа ее мнение не интересовало.

Однажды, в столовке, девушка с медовыми волосами, внешностью и повадками заслужившая тайное благорасположение Джантиффа, плюхнулась на скамью прямо напротив него. Губы ее кривились и дрожали, плохо сдерживая веселье, готовое взорваться беспричинным радостным смехом:

– Объясни-ка мне кое-что. Да-да, ты! – она игриво ткнула указательным пальцем в сторону Джантиффа. – Каждый раз, когда я прихожу в столовку, ты без конца на меня пялишься – нос опустишь в миску, а глазищи так и бегают! Это почему? Неужели я такая ужасно распрекрасная и обворожительно соблазнительная?

Джантифф смущенно ухмыльнулся:

– Так точно – ужасно распрекрасная и обворожительно соблазнительная!

– Ш-ш! – приложив палец к губам, девушка с наигранным испугом посмотрела по сторонам. – Меня и так считают сексуалисткой. Ты что! Только дай им повод, разорвут на куски!

– Что поделаешь? Не могу от тебя глаз оторвать, вот и все!

– И все? Смотришь и смотришь и смотришь. Что дальше-то? Впрочем, ты иммигрант.

– Временный постоялец. Надеюсь, моя дерзость не причинила тебе особого беспокойства.

– Ни малейшего. Ты мне сразу приглянулся. Давай переспим, если хочешь. Покажешь новые инопланетные позы. Не сейчас, мне сегодня на халтуру, чтоб она провалилась! В другой раз – если ты не против.

– Я? Нет, конечно... не против, – Джантифф прокашлялся. – Раз пошло такое дело. Если не ошибаюсь, тебя зовут Кедида?

– А ты откуда знаешь?

– Скорлетта сказала.

– А, Скорлетта! – Кедида скорчила гримасу. – Скорлетта меня ненавидит. Говорит, у меня ветер в голове. Она же у нас сознательная, а я – отъявленная сексуалистка. Кому что.

– Ненавидит? За что тебя ненавидеть?

– Как за что? Ну... сама не знаю. Мне нравится дразнить женщин и заигрывать с мужчинами. Я причесываюсь не так, как принято, а как мне нравится. Мне нравится, когда я нравлюсь мужчинам, а на женщин мне плевать.[19]19
  Аррабинский диалект плохо поддается переводу. Аррабины избегают употребления выражений, конкретно указывающих на мужской или женский пол. Местоимения мужского и женского рода заменяются бесполыми словосочетаниями или, на худой конец, местоимениями среднего рода. Вместо того, чтобы сказать «мать» или «отец», аррабин употребляет термин «биопарент», означающий «одного из родителей», а говоря о брате или сестре, обходится словечком «сиблинг». Когда указание на различие полов необходимо (как это случилось во время беседы Кедиды с Джантиффом в столовой), используются местные разговорные модальные частицы, в общепринятом межпланетном языке служащие ругательными наименованиями половых органов, в связи с чем буквальный перевод вышеупомянутой беседы носил бы оскорбительно вульгарный характер, не соответствующий намерениям собеседников.


[Закрыть]

– Не вижу в этом состава преступления.

– Как же! Спроси Скорлетту, она на пальцах объяснит!

– Мнения Скорлетты меня не интересуют. По правде говоря, она производит впечатление истерички, постоянно на грани срыва. Между прочим, меня зовут Джантифф Рэйвенсрок.

– Звучит очень иностранно. Элитарные предрассудки ты, наверное, всосал с молоком матери. Как тебе удается приспособиться к эгалитарному строю?

– Без особого труда. Хотя некоторые обычаи аррабинов все еще приводят меня в замешательство.

– Понятное дело. Мы – сложные люди. Равноправие нужно как-то компенсировать.

– Вероятно. Ты хотела бы посмотреть на другие миры?

– Конечно – если только не придется все время работать, в каковом случае предпочитаю оставаться в веселом свинском Аррабусе! У меня полно друзей, мы ходим в клубы и на игры. Меня никогда ничто не огорчает, потому что я думаю только об удовольствиях. Кстати, мы с товарищами собрались пофуражить. Поедешь с нами?

– Пофуражить?

– Отправимся в поход – на дикую природу, за пределы цивилизации! Доедем до южной яйлы, проберемся в Потусторонний лес. Все, что плохо лежит – наше! На этот раз разведаем, что делается в долине Паматры. Если повезет, наберем жранины получше. А нет, так все равно позабавимся – это уж как пить дать!

– Я не прочь развлечься, если буду свободен от тухты.

– Поедем в твисдень утром, сразу после завтрака, а вернемся в фырдень вечером – или даже утром в двондень.

– Нет проблем! Поедем.

– Ну и ладно. Встретимся здесь. Захвати какой-нибудь плащ – спать придется, скорее всего, под открытым небом. Подожди еще, найдем вкуснятины – оближешься!

Рано утром в твисдень Джантифф явился за завтраком, как только открылись двери столовки. По совету Скорлетты он взял рюкзак, содержавший походное одеяло, пляжное полотенце и приобретенный заранее двухдневный запас всячины. О походе Скорлетта отозвалась бесцеремонно, с некоторым злорадством:

– Вымокнете в тумане, исцарапаетесь в кустах, будете шататься всю ночь с высунутыми языками, пока не попадаете от усталости. Хорошо еще, костер разведете – если кто-нибудь догадается спички взять. Впрочем, кто знает? Если забредете поглубже в лес и не напоретесь на западню, может, найдете ягоду-другую или птицу поймаете – жареного попробовать. Куда собрались?

– Кедида говорит, что знает неразведанные уголки в долине Паматры.

– Фф! Что бы она понимала в каких-то уголках! Что она вообще понимает? Вот Эстебан устроит настоящий пикник – объедение! Жрачки на всех хватит, и тебе перепадет.

– Но я уже обещал Кедиде и всей компании...

Скорлетта пожала плечами, фыркнула:

– Вольному воля. Вот, возьми спички – и смотри, не ешь жабью ягоду! А то в Унцибал не вернешься. Насчет Кедиды будь начеку – она еще никогда ни в чем не оказывалась права. Кроме того, говорят, она не подмывается, так что никогда не знаешь, какую дрянь подцепишь от ее вчерашнего дружка.

Джантифф пробормотал нечто нечленораздельное и принялся сосредоточенно смешивать пигменты на палитре. Скорлетта подошла, заглянула ему через плечо:

– Кого это ты нарисовал?

– Это Шептуны – принимают делегацию подрядчиков в Серсе.

Наклонив голову, Скорлетта внимательно присмотрелась:

– Ты никогда не был в Серсе.

– Нет. Я сделал набросок по фотографии из «Концепта» – помните?

– О «Концепте» вспоминают только для того, чтобы узнать, когда и где будут играть в хуссейд, – неодобрительно качая головой, Скорлетта подняла со стола другой набросок, вид на Унцибальскую магистраль. – Лица, лица, лица! Зачем ты их рисуешь, и так старательно? Мне от этих лиц не по себе.

– Посмотрите внимательно, – посоветовал Джантифф. – Никого не узнаёте?

Чуть помолчав, Скорлетта сказала:

– Как же! Вот Эстебан! А это я? Ловко у тебя получается!

Она подняла еще один лист:

– А это что? Столовка? И опять лица. Какие-то пустые лица.

Скорлетта снова наклонила голову – теперь она смотрела на Джантиффа:

– Почему ты нас такими рисуешь?

Джантифф торопливо отозвался:

– Аррабины мне кажутся... как бы это выразиться... замкнутыми, что ли.

– Замкнутые – мы? Какая чушь! Мы – пламенные, дерзкие идеалисты! Временами, пожалуй, непостоянные и страстные. Такое про нас можно сказать. Но – замкнутые?

– Вы, несомненно, правы, – согласился Джантифф. – Мне еще не удалось передать эти качества.

Скорлетта повернулась было, чтобы уйти, но прибавила через плечо:

– Ты не мог бы занять немного синей краски? Хочу нарисовать иероглифы на культовых шарах.

Джантифф сперва взглянул вверх, на висящие под потолком поделки из бумаги и проволоки, диаметром сантиметров тридцать каждая, потом на широкую жесткую кисть Скорлетты, и в последнюю очередь – на свою коробочку с синим пигментом, уже наполовину пустую:

– Послушайте, Скорлетта, не требуйте от меня невозможного. Разве нельзя воспользоваться анилиновой краской или чернилами?

Лицо Скорлетты порозовело:

– А где я возьму краску? Или чернила? Я ничего не знаю о таких вещах, их никому просто так не дают, а я никогда не тухтела там, где их можно было бы свистнуть.

Джантифф выбирал слова с предельной осторожностью:

– По-моему, я видел чернила. Их продают с прилавка № 5 в районном хозяйственном магазине. Может быть...

Скорлетта обернулась с резким жестом, одновременно выражавшим отказ и негодование:

– По сто талонов за драхму? Вы, иностранцы, все одинаковы – купаетесь в деньгах, а к нужде относитесь бессердечно! Эксплуататоры!

– Ну, ладно, – вздохнул подавленный Джантифф. – Возьмите пигмент, если нужно. Я обойдусь другим цветом.

Но Скорлетта вихрем отвернулась к зеркалу и принялась примерять какие-то серьги. Джантифф снова вздохнул и продолжал рисовать.

Фуражиры собрались в вестибюле Розовой ночлежки – восемь мужчин и пять женщин. Рюкзак Джантиффа немедленно стал предметом насмешек:

– Эй, куда Джантифф собрался? На Дальний Юг?

– Джантифф, дружище, мы фуражиры, а не переселенцы!

– Джантифф – оптимист! Он захватил мешки, корзины и подносы, чтобы притащить домой побольше жрачки!

– Вот еще! Я тоже притащу – только внутри!

Молодой полный блондин по имени Гаррас спросил:

– Джантифф, открой нам правду без утайки: что ты взвалил на плечи?

Встречая шутки извиняющейся улыбкой, Джантифф ответил:

– По правде говоря, ничего особенного – смену одежды, несколько брикетов всячины, блокнот для набросков и – если хотите знать – рулон туалетной бумаги.

– Старина Джантифф! По меньшей мере откровенности ему не занимать!

– Ну что, пошли? Приспичило человеку тащить туалетную бумагу – пусть тащит...

Смешавшись с толпой на магистрали, тринадцать молодых людей ехали на запад не меньше часа, после чего перешли на латераль, кончавшуюся у южных уступов яйлы.

Вечером предыдущего дня Джантифф изучил карту и теперь пытался опознать ориентиры. Указав на громадный гранитный утес, нависший впереди, он спросил:

– Это Одинокий Свидетель! Правильно?

– Правильно, – подтвердил Творн, самоуверенный юноша со светло-рыжей шевелюрой. – За Свидетелем – Ближнее нагорье. Там, если повезет, можно поживиться жраниной. Видишь трещину в яйле? Хебронский провал – там подъем в долину Паматры.

– На Среднем нагорье, по пути к Фрубергу, больше шансов поживиться, – возразил угрюмый приятель Творна по имени Юзер. – Пару месяцев тому назад мои знакомые уже обрабатывали долину Паматры вдоль и поперек – и вернулись домой не солоно хлебавши.

– Чепуха! – усмехнулся Творн. – Я отсюда чую аромат спелой квашницы. И не забывай о фрубюргерах – разбойники швыряются камнями!

– Быдло в долине еще паршивее, – заметила Суновера, барышня ростом с Джантиффа, но значительно шире в талии. – Жирные, вонючие паскуды все, как на подбор. Не люблю с ними совокупляться.

– В таком случае удирай! – отозвался Юзер. – Или тебе это не приходило в голову?

– Жрать, совокупляться, удирать! – трагикомически провозгласил Гаррас. – Три побуждения, составляющих существование Суноверы!

Джантифф обратился к Суновере:

– А почему, собственно, вы должны совокупляться или удирать, если вам не хочется?

Суновера досадливо прищелкнула языком и не ответила. Кедида потрепала Джантиффа по щеке:

– И то и другое полезно для души, милый мой, а иногда необходимо во избежание исключительных неудобств.

Джантифф встревожился:

– Я хотел бы знать, что от меня ожидается. Я должен с кем-то совокупляться? Или от кого-то удирать? В каких ситуациях полагается совокупляться или удирать? И где мы возьмем жранину?

– Тайное станет явным во мгновенье ока! – скорчил дьявольскую рожу Гаррас.

– Все в свое время, Джантифф, – покровительственно произнес Творн. – Не беспокойся, пока нет никаких причин для беспокойства.

Джантифф пожал плечами и скоро отвлекся, обратив внимание на комплекс грязноватых промышленных зданий – туда, судя по всему, направлялись почти все аррабины, ехавшие с ними по латерали. Снизойдя к его расспросам, Гаррас сообщил, что на этом объекте экстрагировались, перерабатывались и расфасовывались гормоны, служившие основным предметом аррабинского экспорта.

– Рано или поздно и ты получишь повестку, – заверил Джантиффа Гаррас. – Отвертеться никому не удается. Строишься и маршируешь на завод, как автомат, ложишься на палету, едешь по конвейеру. Твои железы доят, твою кровь сосут, твою спинномозговую жидкость вытягивают – вообще, делают, что хотят, причем в самых интимных местах. Настанет твой черед, все испытаешь на своей шкуре.

О таком аспекте существования аррабинов Джантифф не подозревал. Нахмурившись, он провожал долгим взглядом оставшееся позади скопление приземистых корпусов:

– И сколько времени это занимает?

– Два дня. Еще два-три дня лежишь пластом, постепенно очухиваешься. Так или иначе, что-то же нужно экспортировать, чтобы платить за ремонт? В конце концов два дня – не слишком высокая плата за год равноправия.

Движущееся полотно закончилось у станции, где участники похода взошли в салон видавшего виды омнибуса. Раскачиваясь и угрожающе кренясь, скрипучий драндулет покатился вверх по дороге между крутыми склонами, поросшими голубым шиполохом и черными дендронами с ветвями, усыпанными ярко-алыми округлыми стручками, полными ядовитых семян.

Через час переваливающийся с боку на бок двухэтажный автобус поднялся на яйлу по Хебронскому провалу и остановился.

– Приехали, выходим! – закричал Творн. – Теперь потопаем на своих двоих, как древние первопроходцы!

Все гурьбой направились по широкой, полого спускавшейся тропе через редкую рощу тонкоствольных киркашей, источавших сильный сладковатый аромат смолы. Впереди раскинулась долина Паматры, а за ней, на самом горизонте, виднелся дымчатый, чуть волнистый ковер Потустороннего леса.

Гаррас обернулся на ходу:

– Джантифф, не отставай! Что ты придумал?

– Хочу сделать набросок дерева. Смотри – ветви, как руки танцующей менады!

Обернулся и Творн:

– На каракули нет времени! Идти еще километров восемь, а то и в два раза больше. Джантифф неохотно опустил блокнот в рюкзак и догнал спутников.

Широкая тропа вела на пойменный луг и разделялась на шесть узких троп, удалявшихся направо и налево под разными углами. Здесь им повстречалась другая группа фуражиров.

– Привет! Вы откуда? – закричал Юзер.

– Сорвиголовы из Шмельвилля в двадцать втором квартале.

– О, это от нас далеко! Мы из Розовой ночлежки в семнадцатом – кроме Уобла и Вища, представляющих печально знаменитую Белую хату. Удалось что-нибудь найти?

– Почти ничего. Поспели горькие орехи, но кто-то обобрал все кусты. Сорвали дюжину сладких хмельков и заглянули в сад, но туземцы нас оттуда погнали – и отрядили пацана, за нами следить. А вы куда?

– За жраниной, куда. И своего добьемся! Заберемся поглубже километров на десять-пятнадцать, там и начнем.

– Удачи!

Творн повел «авангард Розовой ночлежки» по тропе, тут же углубившейся в чащу черных булаваров. В лесной тени было, влажной и прохладной, пахло гниловатой подстилкой опавших листьев. Творн кричал:

– Смотрите, не попадется ли горький орех! Где-то в окрестностях должна быть дикая слива!

На протяжении пары километров не наблюдалось никаких признаков орехов или слив, после чего тропа раздвоилась. Творн колебался:

– Что-то не помню этой развилки... Может, мы вообще не туда попали? Как бы то ни было – жрачка найдется! Итак – направо!

Эрналия, хрупкая девушка с брезгливыми повадками, пожаловалась:

– Сколько еще идти? Я не любительница пеших прогулок, тем более что никто не имеет представления, куда нас занесет!

Творн сурово нахмурился:

– Дорогуша, волей-неволей придется идти дальше. Мы посреди леса, здесь совершенно нечего есть, кроме оскомятной коры.

– Не говорите о еде! – взмолилась светловолосая Реильма со стройными ногами и формами явно сексуалистических пропорций. – Я умираю с голоду.

Широким взмахом руки Творн приказал товарищам двигаться:

– Не хныкать! Вперед, за жраниной!

Правая тропа через некоторое время превратилась в едва заметную тропку, петлявшую в чаще булаваров, и становилась труднопроходимой из-за ветвей, торчавших ниже человеческого роста. Кедида, замыкавшая процессию вместе с Джантиффом, ворчала себе под нос:

– Творн сам не знает, куда мы забрели, зато изображает больше всех!

– А что мы, в сущности, ищем? – поинтересовался Джантифф.

– Фермы Нагорья – богатейшие в Южном Потустороннем лесу, потому что они по соседству с Зоной отдыха. Фермеры поразительно похотливы, просто до безумия. Дают корзину жрачки только за то, чтобы тебя полапать. Представляешь? Чего я только не слышала – жареную птицу несут, тушеную солонину, батраше в рассоле, полные корзины фруктов! И все за то, чтобы минутку поваляться.

– Трудно поверить. Мало ли что рассказывают.

Кедида смеялась:

– Я и не такое видела – но при этом нужно, чтобы все было по правилам. Частенько, пока девушки развлекают фермеров, парни подъедают все до последней крошки. Тогда, разумеется, все ссорятся и возвращаются злые как черти.

– Понятное дело, – посочувствовал Джантифф. – Суновера, например, ни за что не смирилась бы с таким поворотом событий.

– Ни за что... Гляди-ка, Творн что-то нашел!

Предупрежденные жестикуляцией Творна, фуражеры замерли. Крадучись приблизившись к рыжему предводителю, они заметили, наконец, проглядывавшую сквозь листву небольшую ферму. Слева на лугу паслись полдюжины жвачных животных, справа тянулись грядки бантока, многочисленные кусты мучной ягоды, высокие деревянные решетки, сплошь увитые квашницей. Посреди всего этого изобилия стояла чуть покосившаяся бревенчатая хижина с крышей из химически отвержденной земли.

Гаррас протянул руку куда-то в сторону:

– Смотрите! Вьюнки лиссума, много! Никого вокруг?

– Похоже, ни души, – пробормотал Юзер. – А за хижиной птичник.

– Что ж, смелость города берет! – сказал Гаррас. – Туземцы, наверное, внутри, набивают утробы обеденной жрачкой, а мы стоим, слюни пускаем. Принимаю подразумевающееся приглашение!

Он вышел из-под булаваров и направился к вьюнкам лиссума. За ним последовали Кольчо, Хаскен, Вищ, Творн и другие. Джантифф предусмотрительно держался позади. Гаррас хрипло закричал – земля расступилась у него под ногами, он пропал. Остальные сначала нерешительно остановились, но мало-помалу собрались вокруг ямы-западни, любуясь на Гарраса, барахтающегося в куче полусгнивших шиповатых ветвей.

– Вытащите меня отсюда! – возмущенно вопил Гаррас. – Что стоите, как вкопанные?

– Ну зачем так волноваться? – пожурил его Творн. – Давай руку. – Он помог Гаррасу выбраться из ямы.

– Какая жестокость! – воскликнула Реильма. – Ты мог себе что-нибудь серьезно повредить!

– У меня всё болит! – рычал Гаррас. – Весь истыкан шипами. Кроме того, они целый год сливали в эту яму помои. Но я доберусь до лиссума, он от меня не уйдет!

– Будь осторожен! – дрожащим голосом предупредила Мавдель. – Туземцы явно недружелюбно настроены.

– Я тоже недружелюбно настроен! – огрызнулся Гаррас и снова направился к вьюнкам, тщательно осматривая перед собой землю. Поколебавшись, остальные последовали его примеру.

Не дойдя метров двадцать до шестов с вьюнками, Гаррас споткнулся и чуть не упал.

– Сигнальная проволока! – закричал он.

Из хижины вышли двое мужчин, женщина крепкого телосложения и двое подростков. Все они подобрали колья, а мальчуган помладше отворил калитку в основании хижины. Из образовавшегося отверстия резво выскочили четыре черных дельпа из породы «кусачек». С блеяньем и стонами дельпы накинулись на фуражеров. За ними по пятам бежали, размахивая кольями, разгневанные земледельцы. Фуражиры повернулись, как по команде, и побежали к лесу. Впереди всех был Джантифф, не отходивший далеко от деревьев.

Отстал дружелюбный увалень Кольчо – он имел несчастье запнуться и упасть. Дельпы окружили его, но фермеры их отозвали и послали вдогонку за другими. Тем временем они принялись избивать Кольчо кольями. Жертве удалось, наконец, вырваться – из последних сил перебирая ногами, Кольчо добрался до сулившей относительную безопасность лесной чащи. Дельпы настигли Реильму с Эрналией и могли бы здорово их покусать, если бы Творн и Джантифф не отогнали зубастых тварей сухими сучьями.

Горе-фуражиры возвращались тем путем, каким пришли. На развилке обнаружилось, что Кольчо, по-видимому, убежал в другом направлении – его не было. Все стали звать:

– Кольчо, Кольчо! Ау! – Но Кольчо не отзывался, а возвращаться к ферме и искать его никому не хотелось.

– Нужно было держаться вместе со всеми, – заметил Юзер.

– У него не было такой возможности, – возразила Кедида. – Туземцы его били. Хорошо еще, что он убежал.

– Бедняга Кольчо, – вздохнула Мавдель.

– Бедняга Кольчо, бедняга Кольчо! – возмутился Гаррас. – А как насчет меня? Я весь в царапинах, исколот, воняю невесть чем! С этим нужно что-то делать.

– Неподалеку ручей, пойди вымойся, – посоветовал Творн. – Почувствуешь себя лучше.

– Какой смысл мыться, если придется надевать провонявшие штаны?

– Джантифф взял запасную пару. Вы с ним примерно одного размера – а Джантифф, конечно, поделится. Правда, Джантифф? Мы же старые добрые товарищи из Розовой ночлежки – один за всех, все за одного!

Джантифф неохотно вынул одежду из рюкзака – Гаррас отправился мыться.

Кедида потребовала от Творна отчета:

– Что теперь? Тебе известно, по крайней мере, где мы?

– Конечно. От развилки нужно было пойти налево. Я запамятовал. Никаких проблем.

Реильма капризничала:

– Проблема в том, что уже обед, и я проголодалась. Ни шагу больше не сделаю!

– Все проголодались, – сказал Хаскен, – не ты одна.

– А вот и одна! – накинулась на него Реильма. – Никто не становится таким голодным, как я, потому что я ничего не могу делать, пока не поем!

– А, чтоб тебя! – сплюнул Творн. – Джантифф, дай ей откусить всячины, а то из-за нее мы тут застрянем.

– Я тоже хочу есть, – обиделась Эрналия.

– Не надо делать трагедию, – холодно обронила Реильма, – с тобой поделятся.

Джантифф вынул четыре брикета всячины, положил их на пень:

– Все, что у меня есть. Делите сами.

Реильма и Эрналия взяли по брикету. Юзер и Творн разделили третий, Кедида и Суновера – четвертый.

Гаррас вернулся после купания.

– Ну что, так легче? – весело спросила его Реильма.

– В какой-то степени, хотя я предпочел бы штаны на размер больше. Все лучше, однако, чем эти вонючие тряпки, – Гаррас с преувеличенным отвращением поднял старую одежду двумя пальцами вытянутой руки. – С собой я их не понесу, придется оставить.

– Не выбрасывай, выстираешь – пригодятся, – посоветовал Творн. – У Джантиффа освободилось место в рюкзаке, брось туда.

– И то правда! – посветлел Гаррас и повернулся к Джантиффу. – Ты не возражаешь?

– Какие могут быть возражения? – мрачно отозвался Джантифф. Творн поднялся на ноги:

– Все готовы? Пошли!

Теперь фуражиры шагали по левой тропе – Творн по-прежнему во главе процессии. Через некоторое время он торжествующе поднял кулак и обернулся:

– Правильно идем – я узнал этот камень, в прошлый раз тоже сначала подумал, что это гриб. Чую – впереди жранина! Пошли!

– Ну сколько еще идти? – хныкала Реильма. – Честное слово, ноги болят!

– Терпение, терпение! Еще немного – осталось холм перевалить, видите? Всего несколько километров. Никто, кроме меня, про это место не знает, так что держите язык за зубами, договорились?

– Как хочешь. Была бы жранина.

– Пошли тогда, пошли. Не волочите ноги.

Заметно приободрившийся отряд маршировал вверх по склону. Они даже принялись петь задорные частушки, полные неприличных намеков на обжорство, легендарные фуражи и блюдолизов.

Лес мало-помалу редел, и на гребне холма перед ними открылся обширный, далекий вид на юг – темные леса, зеленоватая полоска реки и трагическое небо: свинцово-фиолетовое над горизонтом, слепяще-белое и отливающее пурпуром в зените, усеянное стайками белых, светло-серых, темных облаков. Джантифф остановился, пораженный. Рука его потянулась за спину, чтобы достать блокнот из рюкзака, но наткнулась на сырую грязную одежду Гарраса и с сожалением опустилась.

Отважные фуражиры спешили – Джантиффу пришлось их догонять. У подножия холма тропу снова обступил густой лес.

Творн приказал спутникам остановиться:

– Отсюда – тихо, осторожно! Чтобы не было никаких неприятностей.

Вглядываясь вперед, Суновера заметила:

– Ничего не вижу. Ты, наверное, опять напутал?

– Ничего не напутал! Мы на дальнем краю долины Паматры, здесь самые сочные клубни-лимонки. А речная плоскорыбица, жареная на костре? Пальчики оближешь! Правда, плоскорыбица водится южнее, но ближайшие фермы в двух шагах, так что будьте осторожны... Джантифф, что ты в землю уставился?

– Ничего. Лишайник на старом бревне – смотри, как оранжевые тона горят на черно-буром фоне!

– Очень замечательно, но у нас нет времени на поэтические восторги. Все вперед – потихоньку, внимательно!

Фуражиры продолжали путь в молчании. Через полчаса Реильма снова принялась ныть, но Творн, яростно жестикулируя, заставил ее закрыть рот. В ту же минуту он поднял руку и громко прошептал:

– Стоп! Вот она, ферма – смотрите, но только так, чтобы нас не заметили.

– Держите ухо востро! – предупредил Юзер. – Здесь могут быть сигнальные провода, ямы-западни, электрические разрядники, всякая мерзость.

Слева, за частоколом древесных стволов, Джантифф заметил ферму, не слишком отличавшуюся от той, где их постигло первое фиаско.

Собравшись вокруг Творна, Гарраса и Юзера, фуражиры посовещались, указывая то в одну, то в другую сторону. Потом они вооружились палками покрепче – на тот случай, если снова придется иметь дело с дельпами.

Творн инструктировал товарищей:

– Тихонько проберемся вдоль ограды – по-моему, не должно быть никаких ловушек. Потом – бегом к птичнику, он за избой. Пригнитесь, не показывайтесь! Удачи и вкусной жранины!

Сложившись пополам, Творн засеменил вперед, деловито переваливаясь на полусогнутых ногах. Другие потянулись за ним. Как и раньше, самым смелым оказался Гаррас. Забравшись в огород, он принялся выдергивать корнеплоды, поспешно рассовывая их то в рот, то по карманам. Уобл, Вищ и Суновера облепили решетку с квашницей, но сезон прошел – им досталась опустевшая шелуха. Творн крался под окнами избы к птичнику.

Кто-то задел-таки сигнальную проволоку. Из небольшой колоколенки на крыше раздался оглушительный лязгающий звон. Дверь распахнулась – наружу выбежали старик, старуха и маленький мальчик. Старик подобрал палку и накинулся на Гарраса, Мавдель и Хаскена, обиравших грядки с редиской. Те повалили старика на землю и с подоспевшей старухой сделали то же самое. Мальчуган забежал в избу, появился с топором в руках и, широко раскрыв глаза, с отчаянным воплем бросился в атаку. Из-за избы донесся приглушенный голос кричавшего Творна:

– Назад! Все назад! Смывайтесь!

Подбирая на бегу рассыпающиеся редиски, фуражиры пустились наутек. Торжествующие Творн и Юзер тащили пару тощих, потрепанных птиц со свернутыми шеями.

Вернувшись на тропу, радостно запыхавшаяся шайка остановилась передохнуть.

– Надо было остаться подольше! – жаловалась Реильма. – Я видела спелую дыню, вот такую!

– Надо было – если б не чертов колокол! Кто зацепил проволоку? Теперь пора убираться, пока не прибыло подкрепление.

Привал устроили на опушке у ручейка. Творн и Юзер щипали и чистили птиц, Гаррас разводил костер. Мясо, кусочками нанизанное на прутья, поджарили.

Кедида недоуменно повертела головой:

– Где Джантифф?

Это никого, по-видимому, не беспокоило.

– Заблудился, наверное, – пожала плечами Реильма.

Гаррас, обсасывавший косточку, покосился на тропу: