Текст книги "Тёмная сторона улицы"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава 3
Максимальная охрана

Начальник тюрьмы, именуемой Фрайдиторп, отложил ручку и включил настольную лампу. Было уже около восьми, и темнота стремительно сгущалась. Он подошел к окну: свет уходящего дня чертил сияющий контур холмов. Скоро наступит ночь.

Раздался решительный стук в дверь, и вошел Аткинсон, старший офицер охраны. В руках он держал большой желтый конверт.

– Извините, что побеспокоил вас, сэр, но прибыл новый заключенный. Драммонд. Вы хотели видеть его лично.

Начальник тюрьмы кивнул и вернулся к столу:

– Хотел. Он за дверью?

– Да, сэр.

– Какое он производит впечатление?

Аткинсон пожал плечами:

– Выглядит как джентльмен, который пошел по плохой дорожке. Понимаете, что я хочу сказать? – Он вскрыл конверт и положил на стол документы. – Вы, наверное, помните это дело, сэр. В свое время о нем писали во всех газетах. Сорок пять тысяч! И ему чуть было не удалось улизнуть.

– Кто-нибудь навел полицию на след?

– Так, сэр. Анонимный звонок в Скотланд-Ярд. Но он сбился с пути задолго до этого. В армии он был капитаном инженерных войск. Семь или восемь лет назад его уволили за растрату. С тех пор он шатался по Южной Америке, занимался Бог знает чем.

– Не слишком приятная картина, – заметил начальник тюрьмы. – И все же человек неглупый. Я думал о том, чтобы поместить его с Янгбладом.

Аткинсон не мог скрыть удивления:

– Можно спросить, почему, сэр?

– Откровенно говоря, я беспокоюсь о Янгбладе – с тех пор, как с ним случился инсульт. Рано или поздно должен быть второй. Так всегда бывает. Ему потребуется скорая медицинская помощь, и чем быстрее, тем лучше. Можете себе представить, что будет, если приступ случится посреди ночи и он умрет?

– Вряд ли это возможно, сэр. Его проверяют каждый час.

– За час может произойти многое. Другое дело, если кто-то будет следить за ним все время. – Он покачал головой. – Я уверен, что сосед по камере, с нашей точки зрения, – наилучший вариант. А этот парень, Драммонд, вполне подойдет. Но давайте-ка на него посмотрим.

Старший офицер открыл дверь и посторонился.

– Давай, приятель, гляди веселей. Встань на коврик и назови свой номер!

Заключенный вошел в комнату и остановился на резиновом коврике, в трех ярдах от стола начальника тюрьмы.

– Номер 832278, Драммонд, сэр, – доложил Пол Шавасс и замер.

Настольная лампа освещала его лицо. За последние три месяца оно заострилось, коротко стриженные волосы придавали ему какой-то средневековый вид. Он выглядел очень опасным типом, и начальник тюрьмы нахмурился. Он глядел в его дело не без замешательства. Это было совсем не то, чего он ожидал, совсем не то.

Парадокс заключался в том, что начальник тюрьмы ничего не знал о тюремной жизни. То, что он наблюдал день за днем, было лишь тонкой пленкой на поверхности воды. А Шавасс за три коротких месяца проник в самую суть того, что обычно называется «законным порядком».

За эти три месяца он успел поучаствовать в семи судебных слушаниях и испытал на себе жизнь в трех тюрьмах. Месяц следствия он провел в довольно примитивном месте, где все санитарное устройство в камере состояло из эмалированного горшка. И каждое утро он становился в очередь к единственному на этаже унитазу, чтобы опорожнить его.

Тюремная охрана превратилась для него в тюремщиков, среди которых попадались хорошие, плохие и вполне средние люди в обычных пропорциях. Были такие, что обращались с ним вежливо и гуманно, были и другие, подкреплявшие каждый приказ ударом по почкам.

Он узнал, что преступная жизнь содержит мало романтики. Большинство его товарищей были преступники-рецидивисты, которые могли бы жить гораздо лучше, если бы им удалось получить пособие по безработице. Он узнал, что убийцы и насильники выглядят как самые обыкновенные люди, а самые мужественные на вид заключенные зачастую оказываются сексуальными извращенцами.

Подобно животному в джунглях, сосредоточенному на выживании, он быстро приспособился к обычаям и привычкам нового окружения и уже не выделялся на их фоне. Он выжил. Он уже никогда не станет прежним, но он выжил.

– Шесть лет! – Начальник тюрьмы поднял глаза от его документов. – Это значит – четыре, если с вами не будет неприятностей и вы заработаете прощение.

– Да, сэр.

Начальник тюрьмы откинулся в кресле.

– Весьма огорчительно видеть такого человека, как вы, в столь неприятном положении. Но думаю, мы сможем помочь вам. Только вы и сами должны себе помогать. Хотите попробовать?

Шавасс с трудом преодолел искушение наклониться через стол и садануть кулаком прямо в это красное, упитанное лицо. А может, он прикидывается? Да нет, не похоже. Это должно означать, что он воспринял мысль о внедрении тайного агента в свои владения с величайшей неохотой.

– В любом случае вы сможете помочь себе, помогая мне, – сказал начальник тюрьмы. – Я собираюсь поместить вас с человеком, которого зовут Гарри Янгблад. У него большой срок. Не так давно у него был инсульт. И есть шанс, что он может повториться. Может быть, среди ночи. Если это случится, я хочу, чтобы вы сразу вызвали дежурного охранника. При инсульте очень важно оказать помощь как можно быстрее, так мне объяснили. Вы понимаете?

– Вполне, сэр.

– Янгблад работает в мастерской – не так ли, Аткинсон?

– Так точно, сэр. Делает номера для машин.

– Отлично! – Начальник тюрьмы снова взглянул на Шавасса. – Мы поместим вас туда для пробы и посмотрим, как вам понравится. Я сам буду следить за вами, и с большим интересом:

Он встал, давая понять, что беседа окончена. На мгновение что-то мелькнуло в его глазах. Похоже, он хотел было сказать что-то еще, но не нашел подходящих слов. Он просто кивнул старшему охраннику, и тот вывел Шавасса в коридор.

Тюрьмы, в которых уже побывал Шавасс, были построены в эпоху реформ, в середине девятнадцатого века. Система, принятая тогда в тюрьмах ее величества, состояла в том, что камеры отходили в стороны от центрального холла, как спицы колеса.

Но тюрьме Фрайдиторп было всего два года. Это было здание, построенное из гладкого бетона, с кондиционерами и центральным отоплением. Не было видно ни одного окна.

Они дошли до центрального холла и сели в стальной лифт, который, прежде чем остановиться, поднялся на десять этажей. Вышли на бетонную площадку, и Шавасс увидел длинный белый коридор, уходящий вдаль от стальных ворот.

Они постояли там минутку, затем ворота открылись – плавно и без шума. Они прошли внутрь, и ворота снова закрылись.

– Впечатляет? – спросил Аткинсон, когда Шавасс обернулся, чтобы посмотреть. – Не удивительно! Дистанционное управление. Человек, который нажимает кнопки, располагается в контрольном центре на первом этаже. Это другой конец тюрьмы. Пять человек день и ночь наблюдают за пятьюдесятью экранами посменно двадцать четыре часа в сутки. Они нас видели все время, пока мы шли от кабинета начальника тюрьмы.

– Что делает наука в наши дни! – заметил Шавасс.

– Никто не может сбежать из Фрайдиторп, запомни это! – сообщил Аткинсон, когда они шли по коридору. А если будешь упрямиться, тебя быстренько уложат лицом вниз.

Ответа он не ждал, да Шавасс и не пытался отвечать. Они остановились у двери в дальнем конце коридора. Аткинсон достал ключи и отпер ее.

Камера была больше, чем ожидал Шавасс. Там оказалось три узких окна с бронированными стеклами. Окна были слишком узки, чтобы в них мог пролезть человек. В углу – умывальник и унитаз.

У каждой стены стояло по одной кровати. На одной из них лежал Янгблад, читая журнал. Он взглянул на них мельком, а встать не побеспокоился.

– Привел тебе соседа, Янгблад, – сказал Аткинсон. – Начальник боится, что ты можешь ночью отдать концы, не предупредив нас. Он хочет, чтобы кто-нибудь был с тобой на этот случай.

– Очень мило со стороны старого ублюдка. Я и не знал, что он так беспокоится.

– Попридержи свой чертов язык!

– Осторожней, мистер Аткинсон, – усмехнулся Янгблад. – У вас уже пена на губах. Надо за собой следить!

Аткинсон двинулся было к нему, но Янгблад поднял руку:

– Не забывайте, я человек больной.

– Это верно. Я и забыл. – Аткинсон коротко хихикнул. – Тебе все кажется, что ты очень важная птица, Янгблад. Но для меня ты ничтожество. И я смеюсь до смерти каждый раз, как запираю дверь твоей камеры.

На секунду что-то мелькнуло в глазах Янгблада, привычное насмешливое выражение ушло, и стало видно, что он способен на убийство.

– Так-то лучше, – сказал Аткинсон. – Гораздо лучше! – Он вышел, и дверь с лязгом захлопнулась.

– Ублюдок! – выругался Янгблад и повернулся к Шавассу: – Так ты – Драммонд? Мы ждем тебя уже неделю.

– Слухи распространяются быстро.

– Запомни, мы все здесь – одна счастливая семья. Тебе тут понравится. Здесь есть все: центральное отопление, кондиционер, телевидение. Не хватало лишь чего-то классного, но теперь мы получили тебя.

– Что это значит?

– Да брось, ты же был капитаном в инженерных войсках. Сэндхерст и все такое. Я читал об этом в газетах, когда тебя судили в Бейли.

– Я тоже читал о тебе.

Янгблад сел на край кровати и закурил:

– Где это?

– В одной книге. Она называлась: «Самые крупные преступления века». Вышла в прошлом году. Целая глава посвящена петерфилдскому делу. Написана человеком по имени Тиллотсон.

– Этот клоун! – презрительно заметил Янгблад. – Он не понял и половины. Приходил ко мне по специальному разрешению министерства внутренних дел. Я ему все рассказал: сейчас уже нет причины скрываться. Но разве он поверил? Написал, что все спланировал Бен Хоффа, а тот не мог отличить задницу от локтя!

– Так это была твоя идея?

– Именно! – Янгблад пожал плечами. – Бен был нужен, я не отрицаю. Он мог вести самолет – это была его главная обязанность.

– А Сэкстон?

– Хороший малый. Когда кто-то говорит ему, что нужно делать.

– Знаешь о них что-нибудь? Где они сейчас?

– Если у них есть хоть капля здравого смысла, то они уже там, где светит солнышко и можно славно отдохнуть.

– Никогда не знаешь своей судьбы, – заметил Шавасс. – Они могли бы спланировать, чтобы и ты присоединился к ним.

Янгблад без всякого выражения смотрел прямо перед собой.

– Это чтобы вытащить меня отсюда? Из Фрайдиторп? – Он расхохотался. – Ну, тебе еще много предстоит узнать! Разве они не говорили тебе – никто не удирает отсюда! У них телекамеры и электронные ворота. У них стены из особого, усиленного бетона, а фундамент на двадцать футов уходит в землю – на тот случай, если кто-то захочет копать туннель! – Он покачал головой. – Вот так! Это просто очень большая клетка. Отсюда не выйти!

– Выйти всегда можно! – сказал Шавасс.

– И что для этого нужно? Мозги?

– Подходящие.

– Они не слишком помогли тебе в налете на «Лонсдейл». Ты здесь.

– Так же, как и ты!

– Только из-за Бена Хоффы и его чертовой девки! – На мгновение Янгблада захлестнула злость. – Он пытался ее бросить, а она продала его. Это был конец для всех нас.

– Но денег они так и не нашли.

– Это точно, приятель, – усмехнулся Янгблад. – Много денег. Больше, чем ты сможешь выговорить!

– Знаю, – с чувством ответил Шавасс. – У меня та же беда, что у Хоффы!

Он сел на край кровати, уставясь в пол, подавленный этим предательством, Янгблад вытащил пачку сигарет и предложил Шавассу одну.

– Не позволяй, чтобы это тебя доконало! Между нами говоря, ты здорово провернул свое дельце. Жаль, что ты числишься в любителях. Знать бы тебе немного больше о том, как это делается, и ты мог бы спокойно уйти!

– Похоже, ты неплохо устроился, – ответил Шавасс, беря сигарету.

Янгблад усмехнулся и откинулся на подушку.

– Не жалуюсь! Я много чего получил из того, что хотел. И не спрашивай, как мне это удалось. Когда здешние тупицы хотят что-нибудь разнюхать, они приходят ко мне. Тебе повезло, что старик Картер решил поместить тебя сюда.

– Он сказал, ты был болен. Это серьезно?

– У меня был инсульт месяца два тому назад, – пожал плечами Янгблад. – Такое случается!

– Похоже, что он боится, как бы ты не сыграл в ящик. Если он так беспокоится, почему не переведет тебя в Скрабс?[1]1
  Скрабс – госпиталь-тюрьма (англ.).


[Закрыть]

Янгблад фыркнул:

– Министерство внутренних дел этого не перенесет. Они до смерти боятся, что в Лондоне меня попытаются освободить – в надежде заполучить мою добычу. – Он помотал головой: – Нет уж, я здесь, здесь и останусь!

– Еще на пятнадцать лет?

Янгблад повернул голову и мягко улыбнулся.

– А вот это мы еще посмотрим! – Он бросил Шавассу пачку сигарет. – Возьми еще.

Ему явно хотелось поговорить. Шавасс лежал, курил и слушал. Янгблад говорил обо всем, что с ним когда-нибудь было, начиная с Кэмбервильского сиротского дома. Подробно говорил о службе на флоте. Он не был женат, и у него была только одна родственница – сестра.

– Ты должен быть осмотрительным, парень, – говорил он Шавассу. – Я рано этому научился. Всегда есть какой-нибудь ублюдок, который только и ждет, чтобы отнять то, что у тебя есть. У меня был шкипер Джонсон – молоденький младший лейтенант. Совершенно никчемный! Я вынес его из боя – вынес на себе! Мы прикрывали десант в проливе Святого Лаврентия, и его сразу ранило. Он сидел там, на мостике, беспомощный, истекая кровью. Я взял команду на себя, направил атаку и выпустил две торпеды во вражеский эсминец. А что было потом? Джонсону дали посмертно Крест Виктории, а меня всего лишь упомянули в донесении!

«Забавно, как все меняется в зависимости от точки зрения!» – Шавасс смотрел в потолок и вспоминал, что было написано в официальном рапорте по делу Янгблада у себя в Бюро. Правда состояла в том, что Джонсон подписал себе смертный приговор, оставаясь на мостике и отдавая команды, несмотря на серьезное ранение. Янгблад проявил себя хорошо. Он стойко держался под обстрелом. В его личной храбрости не возникало сомнений. Но он все время действовал согласно приказам Джонсона.

«Интересно, верит ли сам Янгблад в свой рассказ? – думал Шавасс. – Скорее всего, он так много раз повторял все это в течение многих лет, что выдумка превратилась в реальность. В этой фантастической версии как-то само по себе получалось, что Крестом Виктории наградили не того, кого следовало, хотя сам Янгблад, вероятно, стал бы с возмущением это отрицать».

– Тиллотсон пишет, что тебя впервые сцапали за контрабанду.

– Это правильно, – усмехнулся Янгблад. – После войны я пару лет возил товары через Ла-Манш.

– Бренди?

– Все, что можно продать. А в те дни можно было продать что угодно: выпивку, сигареты, нейлоновые чулки, часы.

– А наркотики? Я слышал, на этом делают большие деньги.

– За кого, черт побери, ты меня принимаешь? Я не стал бы пачкать руки в этой дряни!

Похоже, он был искренне возмущен, и это соответствовало фактам из его «дела». Гарри Янгблад не стал бы связываться с наркотиками или проституцией. В этом был оттенок высокой морали. Во время суда об этом кричали все газеты, и публика приняла это благосклонно, забывая про пилота, на которого напали в Петерфилде. Он пытался оказать сопротивление, и Янгблад избил его так жестоко, что повредил ему зрение.

Были и другие. Полиция много раз арестовывала Янгблада в связи с преступлениями, главным образом грабежами, в которых слишком часто применялось насилие. Но ему ни разу не было предъявлено обвинение. В одном из случаев сторож, дежуривший у мехового склада, был избит до бесчувствия и вскоре после этого умер.

Шавасс оторвался от своих мыслей и обнаружил, что Янгблад все еще разглагольствует:

– То были славные деньки, парень. Мы заставляли копов поломать голову. У меня была лучшая команда в Смоуке. И мы проворачивали одно дельце за другим. И каждое было так здорово спланировано, что полиция не могла нам ничего навесить.

– Это, должно быть, требовало хорошей подготовки.

– Ну, они хватали меня – каждый раз, как попадали впросак. Пытались навести тень на плетень. Половину времени я проводил в Вест-Энде, у входа в Центральную тюрьму, где меня фотографировали. Мой портрет не сходил со страниц этих чертовых газет.

– Пока ты не попал сюда.

Янгблад усмехнулся:

– Подожди, парень. Немного подожди. Я еще буду улыбаться с первых страниц всех ублюдочных газет, и они ничего не смогут сделать.

Шавасс лежал на кровати, обдумывая все это. Что там Тиллотсон говорил о Янгбладе в своей книге? Что он стремился к известности, желал славы, даже и дурной. Риск, опасность были необходимы ему, как еда и питье. Он получал удовольствие, изображая гангстера каждый раз, когда его допрашивали в полиции. А потом его фотографии появлялись в газетах.

И еще одно было несомненно. В нем не было ничего от Робин Гуда. Он был жестоким, изобретательным преступником, а его улыбочки только прикрывали железную волю и решимость получить то, что он хочет. Любой ценой.

Шавасс расшнуровал ботинки.

– Посплю, пожалуй. Это был тяжелый день.

Янгблад взглянул на него поверх журнала.

– Давай, приятель! – Он усмехнулся: – И не давай этим ублюдкам стереть себя в порошок!

Шавасс натянул одеяло на плечи и закрыл глаза. Интересно, что это за мастерские? Делают номерные знаки для машин, сказал Аткинсон. Ну, это будет получше, чем шить почтовые мешки. Если бы только тюремщики вели себя прилично – тогда жизнь стала бы вполне сносной.

Он вдруг нахмурился. Он даже мыслит, как преступник? В этом есть некая ирония. Мэллори понравится. Шавасс отвернулся к стене и заснул.

Глава 4
Короткая расправа

– Реабилитация! – прокричал Янгблад, перекрывая грохот машин в мастерской. – Чудесно, правда? Только подумай обо всех этих умненьких ублюдках, сидящих по своим кабинетам в министерстве внутренних дел и убеждающих себя, что они дали тебе возможность получить профессию. Ты выйдешь в мир, станешь лучше и мудрей и будешь вести жизнь честного трудяги, который делает номера для машин за десять фунтов в неделю!

Шавасс аккуратно вставил в пресс-форму металлическую пластину и опустил рукоятку. Гидравлический пресс чуть зашипел, и Пол поднял его, чтобы проверить номер, выгравированный на прессованной стали. Взял напильник и начал зачищать грубые края, размышляя над тем, что сказал Янгблад.

Он был прав – дурацкая затея. За четыре недели в мастерской он усвоил этот урок. Пол искоса взглянул на Чарли Харкера, бывшего бухгалтера фрахтовой компании, отбывающего семилетний срок за растрату. Его партнер, Роджерс, был тихим, маленьким учителем, отбывающим пожизненный срок за убийство – он застал жену в постели с другим мужчиной.

Можно ли реабилитировать подобных людей, обучив их подобной неквалифицированной работе?

Такие мысли были опасны, но избежать их было трудно. Ведь он тоже стал одним из этих людей. Более того, к нему относились лучше, чем к остальным, потому что уровень преступления определяет положение человека в этой социальной структуре. Поскольку Пол Драммонд, отбывал за вооруженное ограбление и кражу сорока пяти тысяч фунтов, он мог бы легко оказаться на самой вершине социальной лестницы, не будь это место уже занято Гарри Янгбладом.

Подошел Роджер и уложил на верстак новую партию чистых пластин.

– Все твои, Драм, – сказал он и ушел.

У него был усталый вид: лицо вспотело и очки то и дело соскальзывали. Пол ощутил внезапную симпатию к нему. Этот человек не годился для такой тяжелой работы – и почему только тюремщики не видят этого? Правда, времени заниматься нуждами отдельных людей у них не было – их жизнь вращалась в соответствии с четким расписанием, которое надо было соблюдать любой ценой.

К черту все это! Он здесь не для того, чтобы писать доклады для общества борьбы за тюремную реформу, а для того, чтобы наблюдать за Янгбладом, заслужить его доверие и узнать как можно больше о нем и его планах на будущее.

Как ни странно, они стали друзьями. Янгблад, как и большинство важных преступников, был закомплексованной личностью. Это был серьезный изъян – как в колоколе, совершенно целом на вид. Трещина обнаруживается лишь тогда, когда он начинает звучать.

Товарищи по заключению не всегда понимали его. Гарри умел приспособиться к любой компании, где бы он ни оказался, что было опасно. Его никогда не оставляло желание рискнуть, безрассудное стремление столкнуться лицом к лицу со смертью, что, вероятно, и определило его падение.

Рассказывали, что однажды, незадолго до ограбления, он явился без приглашения на званый вечер в Мэйфере, очаровал всех и унес кошелек из сумочки хозяйки. На улице его остановил нищий, Янгблад подарил ему все двадцать пять фунтов из кошелька и, улыбаясь, ушел.

Добрый и внимательный, он умел прощать, как уже убедился Пол, особенно если это не грозило ему неудобствами. Но он умел быть и жестким, жестоким и совершенно безжалостным, если ему оказывали сопротивление. В сущности, Гарри Янгблад был заинтересован исключительно в собственном благополучии.

Он улыбнулся Шавассу:

– Не унывай, Драм. Может, этого никогда и не случится!

Пол улыбнулся в ответ, на секунду оторвавшись от своих мыслей. Янгблад был, как обычно, добродушен. Правда, в последние два дня его просто распирало от удовольствия, и это должно было что-то означать.

Размышления Шавасса были прерваны появлением еще одного осужденного, которого звали Брэди. Он толкал тележку, груженную готовыми пластинами.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил он.

Шавасс кивнул, указывая на стопку на краю верстака. Брэди его не интересовал. Он отбывал свои десять лет за взлом, который был усугублен изнасилованием пожилой женщины. Лицо Брэди вполне соответствовало представлению среднего гражданина о том, как выглядит вор, а голос огрубел вследствие болезней и неумеренного потребления спиртного.

– Как насчет носа, Гарри? – спросил он Янгблада, начиная грузить тележку.

– Ты уже должен мне за три недели, – сказал Янгблад. – Больше не получишь.

– Имей сердце! – Брэди схватил его за руку. – Я уже два дня сижу без курева. Я с ума сойду!

– Не обманывайся на свой счет! – холодно ответил Янгблад. – Ты уже давно псих! Тебе нужно было лечиться уже много лет назад. А теперь убирайся – ты мне мешаешь!

Такому, как Брэди, много не надо. Шавасс отошел к краю верстака, чтобы взять заклепки, и, обернувшись, заметил, как ярость исказила лицо Брэди. Он схватил тонкий напильник с острым, как кинжал, концом и размахнулся, готовый всадить его в спину Гарри.

Раздумывать было некогда. Пол схватил молоток и метнул его изо всех сил. Попал в грудь. Брэди вскрикнул от боли и, качнувшись, уронил напильник.

Янгблад обернулся и увидел все: и напильник, и молоток, и выражение лица Брэди. Взглянул на Шавасса – глаза как два синих камня. Поднял напильник и спросил:

– Твой, Джек?

Брэди молча смотрел на него, на лбу появилась испарина. Вдруг он схватился за тележку и поспешно укатил ее прочь.

Работа не прекращалась ни на минуту, стоял обычный шум, и все же не было человека в этом конце мастерской, который не понял бы, что случилось. Пол увидел, как Янгблад едва заметно кивнул Невинсону, высокому, грузному шотландцу, стоявшему в дальнем конце мастерской. В этот момент подошел один из тюремщиков, Медоуз.

– Что здесь происходит? – строго спросил он.

– Ничего, мистер Медоуз, сэр, – ответил Янгблад. – Работаем как заводные.

Медоуз был молод, совсем недавно из армии. Темный след усов на верхней губе говорил о его отчаянном желании казаться старше. Он обернулся к Шавассу, стоявшему у верстака руки по швам. Тюремщику в армии не удалось подняться выше капрала, и бывший капитан, оказавшийся в дерьмовом положении, был для него желанной поживой.

– Какого черта вы здесь делаете, Драммонд? – спросил он. – Я знаю, вам не хочется пачкать ручки, но именно в этом заключается ваша работа!

Янгблад подошел к нему ближе и мягко сказал:

– Он работает, мистер Медоуз, сэр. Он работает хорошо. Старается изо всех сил. Почему бы вам не вернуться на тот конец мастерской? Ну, будьте хорошим мальчиком!

И Медоуз это скушал, вот что главное. Он сомневался лишь секунду, лицо стало совершенно белым. Он испугался, вот что!

Неожиданно с другого конца мастерской донесся вопль. Медоуз обернулся, довольный тем, что нашелся предлог убраться, и поспешил прочь. Все прекратили работу, шум стих, поскольку станки один за другим выключили. Подошел Невинсон, держась у стены, вытирая руки замасленной тряпкой.

– Что случилось, Джок? – окликнул его Янгблад.

– С Джеком Брэди несчастный случай, – спокойно ответил Невинсон. – Опрокинул на ногу ведро с кипящей водой там, в кузнице.

Янгблад покачал головой, взглянув на Шавасса:

– Ну это было неосторожно с его стороны, правда?

Шавасс ничего не ответил, просто подошел поближе вместе с остальными. Брэди стонал от боли, пока не подоспела «скорая помощь» и один из врачей не сделал ему укол. Он лежал скрючившись, крупное безобразное лицо обливалось потом, когда его укладывали на носилки. Когда его подняли, он снова застонал и потерял сознание. И все же никто не испытывал к нему сочувствия. Он нарушил закон сообщества, в котором жил, и получил справедливое наказание.

Подошли еще тюремщики, среди них Аткинсон, который постучал своей дубинкой по верстаку.

– Возвращайтесь к работе, вы все! – Он обернулся к Медоузу: – Я хочу, чтобы через час ваш рапорт лежал у меня на столе, мистер Медоуз. Я пришлю кого-нибудь сменить вас. – Он подошел к двери и остановился: – Когда пойдете, можете взять с собой Драммонда – его пришла навестить сестра.

* * *

Последний четверг каждого месяца обычно был днем посещений. Когда дежурный охранник привел Шавасса в главный зал, там уже было полно народу. Ряд кабинок протянулся от одной стены к другой. В каждой находились заключенный и посетитель, лицом друг к другу, разделенные листом бронированного стекла. Разговор шел через микрофон.

Шавасса усадили в кабину. Голоса, звучавшие по обе стороны, были неразличимы. Наконец дверь напротив открылась, и появилась Джин Фрэзер. На ней была белая нейлоновая блузка и костюм из твида с юбкой в складку. Странно, он никогда раньше не понимал, насколько она привлекательна.

Ее улыбка увяла, когда она опустилась в кресло напротив него.

– Пол, что они сделали с тобой?

Усилитель слегка искажал звук ее голоса, и он улыбнулся:

– А что, разве я плохо выгляжу?

– Никогда бы не поверила, что такое возможно!

Он резко оборвал ее:

– Бога ради, Джин! Ты думаешь, каково здесь находиться? И я не Пол Шавасс, разыгрывающий роль, который вечером отправляется спать домой. Я Пол Драммонд, отбывающий шесть лет за вооруженное ограбление. Уже четыре месяца за решеткой. Я рассуждаю, как преступник, и действую так же. Самое главное, что и остальные ко мне относятся как к преступнику, – расскажи об этом Мэллори, пусть он набьет этим свою проклятую трубку!

В ее глазах была боль. Она протянула к нему руку, позабыв о стекле.

– Я просто не в своей тарелке!

Он усмехнулся:

– Хорошо, что между нами стекло. Ты выглядишь так здорово, что я бы тебя просто съел, не говоря уж о чем-либо другом.

Ей удалось улыбнуться.

– Правда?

– Не давай поспешных обещаний! Из-за них можно попасть в беду. Кроме того, я предвкушаю, что когда-нибудь выйду отсюда. Кстати, как там Мэллори?

– Очарователен, как всегда. Сказал мне, чтобы ты готовился выйти на свободу. Очевидно, он мог бы использовать тебя в другом деле и полагает, что эта история несколько затянулась.

– Хотел бы послать ему ответ, но он непечатный, – сказал Шавасс. – Но не обращай внимания. Вернемся к делу. У нас есть лишь десять минут.

– Как вы ладите с Янгбладом?

– Прекрасно. Мне даже удалось помешать кое-кому воткнуть ему в спину напильник сегодня утром.

– Я думала, что людей помещают в тюрьму именно для того, чтобы помешать им делать подобные вещи?

– Это в теории. А они разработаны людьми, которые, как правило, не знают, о чем говорят.

– Удалось разузнать насчет Барона?

Шавасс покачал головой:

– Я слышал, как о нем говорили другие, но для них он – таинственная фигура, как и для меня. Я пытался поговорить с Янгбладом – будто я слышал, что Барон вытащил Сэкстона и Хоффу. Но он, похоже, считает все это детскими сказками.

– Значит, мы напрасно потратили время?

– Вовсе нет. Янгблад собирается выйти отсюда. В жизни не был ни в чем так уверен, как в этом. Он, конечно, ничего не говорит, но все подтверждает это. Его поведение, шуточки, которые он отпускает, и все такое.

– Есть какие-нибудь мысли о том, как и когда?

– Ни малейшей. Только одно. Он очень оживлен. Думаю, освобождение уже носится в воздухе.

Женщина тряхнула головой:

– Но это бессмысленно, Пол. Я видела описание тюрьмы. Он не сможет удрать. Никто не сможет!

– Но он собирается, нет сомнений! И я хочу быть рядом, когда это случится.

– Ты его остановишь?

– Ни за что на свете, ангел мой! – Шавасс усмехнулся: – Он еще этого не знает, но я отправлюсь с ним вместе.

В ее глазах показался испуг, но прежде чем она открыла рот, чтобы ответить, появился офицер тюремной охраны:

– Ваше время истекло, мисс.

Женщина встала.

– До встречи, Пол. Береги себя.

– Ты тоже, – ответил он и последовал за Дежурным охранником.

Заключенные тюрьмы Фрайдиторп ели в маленькой столовой, расположенной на втором этаже высотного здания. Когда Шавасс вошел, обед уже начался.

Охранник сделал ему знак, чтобы он подошел к раздаче, и Шавасс быстро наполнил свой поднос. Янгблад сидел за столом у стены и помахал ему, указывая на свободное место рядом.

– Сестра, да? – спросил он, когда Шавасс сел. – Ты кое-что скрываешь от меня.

– Не был уверен, что она захочет меня видеть, – сказал Шавасс.

– Говорят, она хорошенькая!

Шавасс уже давно перестал удивляться неистощимости источников информации, которыми обладал Янгблад.

– Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?

– Если есть, значит, оно не стоит того, чтобы знать.

Пришел Аткинсон, который совершал обычный обход, и через несколько минут прозвучал сигнал об окончании обеда. Заключенные выстроились в очередь, чтобы вернуть тарелки, а затем стояли в ожидании лифта. Перед возвращением в мастерскую им полагался отдых в камере.

Курить разрешалось. Янгблад вытащил сигарету, сунул ее в рот и стал безуспешно шарить по карманам в поисках спичек. Аткинсон остановился рядом, достал коробок и протянул ему:

– Оставь его себе, Янгблад, только постарайся, чтобы спичек подольше хватило. – Уходя, он тряхнул головой: – Не знаю, что бы вы, парни, без меня делали!

Все посмеялись, особенно те, кто хотел быть у Аткинсона на хорошем счету. Подошел лифт. Когда, они заходили внутрь, Янгблад вынул сигарету изо рта и сунул спички в карман.

Шавасс почувствовал внезапное возбуждение. Инцидент со спичками был необычен. Янгблад и Аткинсон друг друга не любили, и оба этого не скрывали. И все же старший офицер охраны специально подошел к Янгбладу, чтобы оказать ему любезность. В этом не было никакого смысла.

Обычно во время дневного отдыха двери камер оставались открытыми и заключенные свободно ходили друг к другу в гости. Впрочем, кто хотел, мог и запереться, если не был расположен к общению.