Текст книги "Гнев Божий"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 14

Мы с Ван Хорном занесли старого индейца в церковь. Обессиленный Начита принялся излагать нам печальные подробности. У Томаса осталось всего пятеро из его банды, но и их оказалось вполне достаточно, чтобы реализовать его чудовищные планы. На противоположном берегу ручья стоит заброшенное строение, у которого уцелели одни только стены. В нем он теперь держит своих заложников. Стоит только нам к ним приблизиться, как Томас уничтожит их всех до одного.

Рассказ Начиты потряс Ван Хорна. Лицо его стало каким-то отрешенным, на нем отражалось внутреннее напряжение. Он показался мне очень уставшим и сильно постаревшим.

Не проронив ни слова, Ван Хорн повернулся и скрылся в ризнице. Оставив Начиту, я последовал за Ван Хорном. Тот стоял в комнате, держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. Когда он наливал виски, я увидел, что рука его дрожит. Опрокинув стакан одним махом, Ван Хорн налил себе еще.

– Черт возьми, Киф, что будем делать?

– Не знаю, – ответил я. – Надо подумать.

Его лицо мгновенно просветлело, вероятно, под действием алкоголя.

– Мы можем напасть на них. Ты, я и индеец. Начита наверняка пойдет с нами. Мы справимся с ними. Учти, теперь у Томаса всего пятеро бойцов.

– Мы даже не сможем к ним приблизиться, – возразил я. – Один выстрел с нашей стороны – и Томас уничтожит уйму заложников.

Ван Хорн недовольно посмотрел на меня.

– Почему ты говоришь об этом с такой уверенностью? Ты ведь даже не попытался оценить обстановку. Дождь и туман послужат нам отличным прикрытием.

Однако его доводы были малоубедительными, и мы оба прекрасно это понимали.

– Пойдем к воротам и сами все посмотрим, – предложил я.

Сняв стихарь, Ван Хорн надел на голову свою широкополую черную шляпу, и мы оба вышли на крыльцо, где нас подстерегала очередная неожиданность.

Плохие новости распространяются быстрее, чем чума. Мне показалось, что весь поселок собрался у церкви и, стоя под проливным дождем, замер в ожидании. Люди с темными, взволнованными лицами в полном молчании смотрели на нас. Они были готовы безропотно принять все, что уготовила им судьба.

Некоторое время толпа мексиканцев и Ван Хорн, затаив дыхание, смотрели друг на друга, а затем произошло то, что поразило меня своими естественностью и трагизмом одновременно.

Впереди толпы стояла старуха с девочкой, сжимавшей в руке небольшой узелок. Намокшая под дождем блузка из тонкой материи прилипла к телу девочки, обозначив ее маленькие груди. Навсегда мне запомнилась глубокая скорбь, застывшая в ее глазах. Старуха легонько подтолкнула девочку вперед.

Оказавшись перед Ван Хорном, она протянула ему тряпичный узелок. Тот машинально принял его.

– Здесь поминальные свечи, святой отец. Для тех, кто погибнет, – смиренно произнесла она.

Девочка опустилась перед Ван Хорном на колени, и тут почти вся толпа разом последовала ее примеру. Головы и спины склонившихся в скорби людей непрерывным потоком поливал дождь. Ван Хорн с узелком в руке стоял и изумленно смотрел вниз, на девочку.

С доброй улыбкой на лице он поднял ее с колен и произнес спокойным, тихим голосом:

– Войди в храм и укройся от дождя, дитя мое. И все остальные тоже.

Похоже, я больше для него не существовал. Он развернулся и, не сказав мне ни слова, направился в церковь. Мы с Начитой, который, прислонившись к стене, стоял рядом со мной, посторонились, уступая Ван Хорну дорогу. Вероятно, многие из местных жителей в течение многих лет не были в церкви. Они в покорном молчании тихо вошли внутрь. На пороге храма женщины накинули на головы платки.

– Что они собираются здесь делать, сеньор? Молить о чуде? – спросил Начита.

– Думаю, что да.

Он печально покачал головой.

– Молитвами здесь не поможешь. И Томас де Ла Плата в это тоже не верит.

Того же мнения придерживался и я. Спустившись с крыльца, мы с Начитой направились к въездным воротам поселка.

* * *

Из-за сильного дождя видимость составляла не более шестидесяти ярдов. Ворота были надежно заперты, и, чтобы осмотреть местность, мне пришлось взобраться на стену. Но и оттуда я все равно ничего не разглядел.

Чуть позже ко мне присоединился Начита, который неизвестно откуда притащил старое шерстяное пончо и сплетенное из пальмовых листьев сомбреро. Я уже успел изрядно промокнуть и, накинув их на себя, принялся пристально вглядываться в пространство, отделяющее нас от развалин, где укрылась банда с захваченными ею заложниками.

– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил я индейца.

– Завидев нас, они всех прикончат, – покачав головой, ответил он.

Я попытался представить себе Викторию и обитателей селения, захваченных Томасом, в старом доме на противоположном берегу ручья, но не смог. Мысли в моей голове по-прежнему лихорадочно сменяли одна другую, даже когда я постарался сконцентрировать свое воображение только на девушке. Промокшему до нитки, несмотря на накинутое на плечи теплое пончо, мне было жутко холодно. Я почувствовал, что кобура с револьвером успела больно натереть мне бок.

У меня возникло ощущение нереальности событий, что все случившееся – сон. Казалось, вот-вот я проснусь, и... Но, к великому сожалению, пробуждения не наступало, все происходило наяву.

– Получается, больше ничего нельзя придумать? – спросил я. – Ты так считаешь?

– Все упирается в священника, сеньор.

Я отошел подальше от караульного с «томпсоном» в руках, охранявшего ворота. Начита последовал за мной.

– Он не священник. Не настоящий священник. И ты сам это знаешь.

– Не важно, сеньор. Он тот, кого хочет получить де Ла Плата, и я не буду стоять в стороне и смотреть, как будет погибать моя госпожа.

– Томас при любом раскладе может всех перестрелять, – заметил я. – Об этом ты не подумал?

Неожиданно из сплошной пелены дождя раздался одиночный выстрел, и охранник на городских воротах в испуге пальнул из ручного пулемета. Начита схватил его за руку, и мы все трое замерли, вслушиваясь в воцарившую тишину.

– Эй, там, у стены! Не стреляйте!

Немного подождав, мы увидели, как из тумана со связанными руками и веревкой на шее вышел один из пленников, затем появился и всадник, державший в руке конец веревки. Во всаднике я распознал Рауля Юрадо.

– Сеньор Киф! – крикнул он мне. – Дон Томас шлет святому отцу свои наилучшие пожелания. До половины первого осталось не так уж много времени. А это – для того, чтобы показать серьезность наших намерений.

Он отпустил веревку, на которой привел несчастного заложника. Тот кинулся бежать, прыгая из стороны в сторону. Юрадо дважды выстрелил ему в спину и мгновенно исчез в густом тумане.

* * *

На пути в церковь мне повстречалась группа местных жителей. Войдя в помещение, я увидел нескольких человек, смиренно замерших на деревянных скамейках. Остановившись в нерешительности, я заметил, как из ведущей в часовню боковой двери, теребя в руках сомбреро, вышел Морено и направился ко мне.

– Где отец Ван Хорн? – спросил я его.

– В часовне, сеньор. Исповедует прихожан. На них у него уйдет много времени.

Проскользнув мимо Морено, я зашагал в направлении алтаря и перед входом в часовню остановился. Из ниши в стене на меня смотрел Святой Мартин из Порреса. Войдя в дверь, я увидел сидящего на скамье Ван Хорна и женщину, опускавшуюся перед ним на колени.

Заметив, что я вошел, он что-то быстро ей сказал, поднялся и направился ко мне. На нем был накинутый поверх сутаны стихарь. Фиолетового цвета епитрахиль свисала с его плеч. Зная, в каком нервном возбуждении Ван Хорн пребывал до начала исповеди, я поразился его спокойствию.

– У вас ко мне срочное дело, Киф? Я очень занят, – строго сказал он.

Взяв Ван Хорна под руку, я отвел его в другой конец церкви и рассказал ему, что только что произошло. Он выслушал меня с хмурым видом, затем сунул руку в карман и посмотрел на часы.

– Осталось час пятнадцать.

– И нечего попусту тратить время, – заметил я.

– У моих бедных прихожан накопилось многое, в чем бы они желали исповедаться. Сейчас для этого как раз удобный случай.

– Удобный случай? – удивленно переспросил я и, схватившись за епитрахиль, потянул Ван Хорна на себя. – Разве ты не знаешь, что поставлено на карту? Ты что, не понимаешь, что делаешь?

– В том, что так вышло, виноват я, а не они, – ответил он и печально улыбнулся. – Тебе не понять. Должен заметить, что для неверующего факт грехопадения ничего не значит.

– Пошел к черту! – в сердцах воскликнул я и швырнул концы епитрахили ему в лицо.

– Вполне возможно, что так оно и получится, – сдавленно засмеялся Ван Хорн и язвительно спросил: – Тебя это хоть как-то утешит?

На какой-то момент он снова стал прежним Ван Хорном.

– Это не меняет дела, – огрызнулся я. – Все зашло слишком далеко. Ну ладно, при других обстоятельствах я смог бы смириться. Священник, что бы он ни сделал, всегда остается священником. Не важно, плохим или хорошим.

– Точно, – серьезно произнес Ван Хорн.

Я изумленными глазами уставился на него, физически чувствуя, как тает отведенное ему время. У меня возникло ощущение, что я с самого начала знал, как повернутся события, и в мельчайших подробностях мог предсказать, что за этим последует. Меня уже не мучила мысль о том, кто же он на самом деле. Священник или грабитель? Ван Хорн теперь предстал передо мной совсем другим человеком.

Словно желая что-то сказать, он положил руку мне на плечо, затем в ужасе отпрянул и кинулся к выходу.

Войдя в бар, я увидел за стойкой Морено. Уставившись глазами в одну точку, он машинально протирал стаканы. Услышав шаги и завидев меня, он поставил на стойку чистый стакан и бутылку виски.

– Вы нашли святого отца, сеньор? – спросил Морено, наполнив стакан и предложив мне. – Прекрасный человек! Таких на свете мало.

– Да, действительно, – согласился я и выпил.

– Один из тех, кто способен творить чудеса. Я совсем не преувеличиваю, сеньор.

– Как сказать, – ответил я. – А какой, по-твоему, он выкинет номер, чтобы спасти заложников?

– Сеньор? – произнес Морено, в удивлении вскинув брови.

– Допустит, чтобы они погибли, или, в конце концов, пожертвует собой? Интересно, не правда ли? – решительным голосом спросил я.

Глаза Морено сделались круглыми, в них застыл ужас.

– О нет, сеньор, только не это! Это просто немыслимо.

Он шарахнулся от меня, словно от дьявола, и выбежал из бара. В наступившей тишине за моей спиной послышался голос Ван Хорна:

– Похоже, ты его чем-то расстроил.

– Он принимает тебя за Христа, вновь сошедшего на землю, – сказал я.

– Черт возьми, Киф, нетрудно догадаться, чему тебя научили иезуиты.

В его голосе я вновь почувствовал раздражение.

– Хорошо, намек понял, – сказал я, подняв руку.

– Прекрасно. Тогда послушай. Времени осталось мало, и для меня важно, чтобы мы достигли хоть какого-то взаимопонимания. – Он извлек сигару, прикурил и сел за ближайший столик. – Начнем с того, что моя фамилия вовсе не Ван Хорн. Но это уже никого не должно волновать, ни меня, ни других. Я рассказывал тебе, что провел четыре года в духовной семинарии и окончил ее.

– Еще одна ложь?

– Нет, подлинный факт из моей биографии, – как и прежде, с юмором отреагировал он. – Через пять лет, Киф, состоялось посвящение в духовный сан.

Я тупо уставился глазами в дно своего стакана. Мысль о том, что Ван Хорн доживает последние минуты, наконец-то дошла до моего сознания.

– Смешно, – продолжил он. – Но теперь, по прошествии стольких лет, я понял, что к этому никогда не стремился. В том-то вся моя беда. Выйдя из семинарии, я не почувствовал себя счастливым, полагая, что причина моих недовольств – девушка, которую я тогда, как мне казалось, любил. Других винить всегда легче.

Схватив бутылку и свой стакан, я плюхнулся на стул напротив Ван Хорна.

– Прости, – сказал я. – Не знаю, что тебе ответить, но только я окончательно понял, что буду последним из тех, кто осмелится бросить в тебя камень.

– Тебе когда-нибудь приходило в голову вернуться домой? – спросил Ван Хорн.

– В Ирландию? – переспросил я и пожал плечами. – Меня сразу же расстреляют.

– Не думаю. Рано или поздно гражданская война у вас закончится. Затем объявят амнистию. Обычно так и происходит. Вернешься в университет, закончишь последний год обучения и станешь дипломированным врачом.

– Пустые мечты, – ответил я. – Такого уже не будет.

– Из-за этой девушки? – спросил он и покивал головой. – Возможно, ты прав. Вряд ли она приспособится к жизни в чужой стране.

– В соответствующей одежде она ничем не будет отличаться от девушек графства Керри, – возразил я. – Дело вовсе не в этом. Ты как-то сказал, что я мертв душой, и был прав. Меня слишком долго мотала жизнь, и теперь я уже никогда не стану другим.

– А я в это не верю, – не согласился Ван Хорн. – Человек – творец своей судьбы, Киф. Каждый из нас становится тем, кем стремится быть. И только от нас зависит, изменимся мы или нет. Если ты помнишь, что я говорил тебе раньше, запомни и это. – Он взял бутылку и мой стакан. – А это на дорожку, – сказал Ван Хорн, наполнил стакан и залпом выпил виски.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Тот, кто стал священником, остается им до конца, Киф. И я, и ты, какими бы католиками мы ни были, прекрасно это знаем. Самые плохие поступки я уже совершил, но не в этом дело. Что сделано, то сделано.

Он поднялся из-за стола и направился к выходу.

– Решил идти к Томасу? – спросил я.

– Другого выхода у меня нет, – спокойно произнес Ван Хорн. – Да и никогда не было. Это не потому, что в конце концов неожиданно стал святым.

– А из-за чего?

– Из-за гордости, Киф, из-за глупой гордости. Я слишком далеко зашел, изображая священнослужителя. Люди поверили мне. Более того, они уверовали в меня, как в Бога. Теперь я не могу разрушить образ, мною же созданный.

Ван Хорн уже отворил дверь, когда я схватил его за рукав.

– Тебя же никто не просил сдаваться этим бандитам. Разве не так?

– Мальчик мой, меня ничто уже не остановит.

Отведя мою руку и освободившись, он вышел наружу и остановился на верхней ступеньке крыльца. Как и раньше, на площади толпился народ. Все замерли в ожидании, так как каждый здесь стоящий знал, что произойдет. Это можно было прочитать по их лицам.

Как только Ван Хорн спустился, люди на площади стали падать перед ним на колени. Я видел, как он на пути к центральным воротам, проходя мимо жителей селения, осенял их крестным знамением. Я кинулся за ним. Подойдя к воротам, мы увидели стоящего к нам лицом Морено. В руках он держал шляпу.

– Открой ворота, друг мой, – попросил его Ван Хорн.

Морено, горько зарыдав, рухнул перед ним на колени.

Ван Хорн медленно повернулся и обратился ко мне, впервые назвав меня по имени:

– Придется тебе открыть, Эммет.

Удивительно, но мне показалось, что это уже происходило со мной когда-то. Возможно, поэтому у меня и возникло чувство неотвратимости предстоящей трагедии. Подойдя к воротам, я поднял засов и, не успев их распахнуть, почувствовал на своем плече руку Ван Хорна.

– Помнишь, я как-то сказал, что молился за тебя. Теперь попрошу, чтобы и ты помолился за меня. Отнесись к моей просьбе серьезно. Я бы хотел, чтобы это сделал именно ты.

Стиснув зубы, чтобы сдержать нахлынувшие на меня чувства, я открыл ворота. Миновав их, Ван Хорн бросил взгляд на густую пелену дождя, словно пытаясь что-то за ней разглядеть. Там, за пределами городка, ничто не подавало признаков жизни. Он повернулся и вновь посмотрел на меня.

– Может быть, слова, что я когда-либо говорил тебе, для тебя ничего и не значили, но прислушайся теперь к тому, что я скажу. Ты не убивал своего брата, Киф. Сама жизнь, окружение и эта ваша проклятая война повинны в его гибели. Поверь в это и начни новую жизнь. Не трать попусту времени на де Ла Плата. Он уже проклят. А теперь закрой за мной ворота, и да благословит тебя Господь.

С этими словами он повернулся и скрылся в потоке дождя. Исполняя последнюю просьбу Ван Хорна, я закрыл ворота и запер их на засов.

* * *

Минут через двадцать заложники уже стучали в ворота. Снаружи слышались их отчаянные крики. Виктории среди отпущенных не оказалось. Не поверив глазам, я кинулся в толпу и, пытаясь ее отыскать, принялся расталкивать обнимающихся радостных людей. Наконец, столкнувшись лицом к лицу с Начитой, я по лихорадочному блеску в его глазах все понял. Мои наихудшие подозрения подтвердились.

– Ее здесь нет, сеньор. Томас не сдержал своего слова.

Я отвернулся от Начиты и увидел рядом с собой мексиканца-батрака, нервно теребящего в руках сомбреро.

– Сеньор Киф, – произнес он, – дон Томас приказал вам кое-что передать. Он велел...

– Продолжай же, черт возьми! – закричал я.

– Он сказал, что на память он оставляет себе самое ценное для вас и выражает надежду, что эту ночь вы проведете спокойно.

Я застыл, вперившись глазами в батрака. Меня охватил ужас, и вдруг откуда-то из-за стены, из густого тумана, послышался голос Юрадо:

– Сеньор Киф!

Я, а за мной и Начита кинулись к воротам и выглянули наружу.

– Дон Томас прислал вашего друга, который хотел изобразить из себя Иисуса Христа. Поэтому разумно было не противиться его пожеланиям и позволить священнику умереть так же, как умер посланник Божий.

Раздался одиночный выстрел, и из плотной завесы дождя галопом выскочила и заходила кругами перед нами испуганная лошадь. На ее спине к седлу был привязан сколоченный из необструганного бруса крест с распятым на нем Ван Хорном. Сквозь его старую сутану проступала кровь.

Схватив под уздцы беснующуюся лошадь, я посмотрел на Ван Хорна и понял, что тот еще жив. Собрав последние силы, он попытался мне что-то сказать, но так и не смог. Его глаза закатились, голова безжизненно упала на плечо.

Не успел стихнуть топот копыт лошади Юрадо, как мимо меня на первом попавшемся коне в погоню стрелой промчался Начита.

Мне уже было безразлично, нагонит он Юрадо или нет. Все, что происходило вокруг, казалось мне нереальным. Толпа людей, просочившихся сквозь ворота, застыла в гробовом молчании. Затаив дыхание, они наблюдали, как Морено, вынув нож, перерезал на кресте веревки и подхватил безжизненное тело Ван Хорна.

Уже не рыдая, Морено печально посмотрел на меня.

– Он мог бы остаться в живых, но предпочел принять смерть. За нас, за этих людей. Разве это не поразительно? Святой был среди нас, а мы этого и не поняли.

Глава 15

Мне ничего не оставалось, как ждать возвращения Начиты. Так же бросаться под проливным дождем за Юрадо в погоню не имело никакого смысла. Добравшись до гостиницы, я поднялся в комнату, разделся, вытерся насухо полотенцем и сменил одежду. Положив в каждый карман по магазину патронов, я спустился в бар и, разобрав «энфилд», принялся его чистить, периодически прикладываясь к стакану виски.

Вскоре появился Морено. Войдя, он почтительно снял шляпу.

– Сеньор, в церкви остались вещи, принадлежавшие отцу Ван Хорну. Мы не знаем, что с ними делать. Вы были ему другом...

– Хорошо, – ответил я. – Я схожу с тобой в церковь.

На улице все еще лил дождь, и я снова накинул на себя пончо и надел на голову сомбреро. Мы вышли из гостиницы и пошли по улице. По дороге нам попались две запряженные мулами телеги, на которых везли тела убитых людей де Ла Плата.

– Они жили без Бога, и похороним их как безбожников, – пояснил Морено. – Закопаем в одной яме.

– И сеньориту де Ла Плата вместе с ними?

– Ну что вы, сеньор! – произнес он, изумленно посмотрев на меня. – Ее мы похороним как подобает. Еще жив ее отец, и неизвестно, как известие о гибели дочери повлияет на этого бедного старика.

Подойдя ближе, я увидел, что жители городка вывозят с площади трупы лошадей, привязав их к мулам. Почти вся кровь с мостовой была смыта дождевыми потоками. Жизнь продолжалась.

Интерьер церкви претерпел значительные перемены. Скамейки были придвинуты к стенам, а на двух из них, ближе к входу, стоял сколоченный из грубых досок гроб, накрытый крышкой.

– Дона Чела, сеньор, – тихо произнес Морено. – Мы решили накрыть гроб крышкой. У нее обезображено лицо. Вы меня понимаете?

Да, я его прекрасно понимал и направился в другой конец церкви, где полыхал целый костер из зажженных свечей.

Как только я впервые высадился в Мексике, я увидел процессию Пресвятой Девы, двигавшуюся по улицам Веракруса. Это было одно из красивейших зрелищ, которые мне доводилось когда-либо наблюдать. При виде этого великолепия в стране, где в то время людская кровь лилась рекой, у меня защемило сердце.

Тело Ван Хорна, облаченное в полные регалии священника, лежало на столе, накрытое поверх расшитой золотом мантией. В сложенные на груди руки был вложен крест, в изголовье и в ногах горели свечи. Ван Хорн лежал словно живой, готовый в любую минуту открыть глаза.

– Мы не смогли отыскать гроба подходящей длины, сеньор, – извиняясь, прошептал Морено. – Но скоро наш плотник его сделает.

Запах горящих свечей сделался для меня невыносимым. Делать мне здесь больше нечего – с Ван Хорном я уже попрощался, подумал я и направился в ризницу. Морено последовал за мной. Вещи, о которых он говорил, принадлежали не совсем Ван Хорну. Все они были из сундука предыдущего священника, скончавшегося в Гуэрте. Но я решил не говорить об этом Морено.

– Спрячь все это. Может быть, новому настоятелю церкви они потребуются.

– Новому, сеньор?

– Вам кого-нибудь пришлют. Особенно теперь, когда ситуация в корне поменялась.

– А дон Томас?

– С ним покончено.

Не в силах вновь видеть, что происходит в церкви, я вышел из ризницы через другую дверь, выходившую прямо на городские ворота. Когда мы с Морено уже подходили к гостинице, один из охранявших ворота выстрелил в воздух и громко крикнул, что приближается всадник.

Мы кинулись назад, а затем в сопровождении нескольких мужчин, стоявших на площади с винтовками в руках, вышли за ворота. Из серой пелены дождя и тумана верхом на лошади появился Начита. За ним, покачиваясь из стороны в сторону, брел Юрадо со связанными руками и петлей на шее, совсем как тот заложник, которого он недавно пристрелил.

– Он был не так быстр, – произнес Начита.

– Где остальные?

– Они ушли, оставив этого, чтобы передать нам тело священника.

Лицо Юрадо было все в синяках. Но глаза, один из которых был полуприкрыт, ничего, кроме ненависти, не выражали.

– Хорошо, Киф, – злобно сказал он. – Ничего, что вы меня схватили. Зато у дона Томаса твоя подружка, и к тому времени, когда он со своими ребятами успеет с нею позабавиться...

Мой кулак врезался ему в челюсть.

– Заткнись. Куда они поехали?

В ответ он плюнул мне в лицо. Стерев слюну подолом пончо, я вторым ударом кулака свалил его на спину.

– Я мог бы заставить его заговорить, сеньор, – заверил меня Начита.

– Как скоро?

– Не позже, чем разведу костер.

– Тогда начинай поджаривать эту гадину. И чем раньше, тем лучше.

Угроза старого индейца не могла не подействовать на бандита. Рауль Юрадо ничего, кроме грубой силы и жестокости, не признавал. Я уже однажды убедился в этом. Сломался он и на этот раз.

Начита пришпорил коня, петля на шее Юрадо стянулась туже, и он упал. Проволочившись несколько ярдов по земле, бандит в страхе закричал:

– Нет, только не индеец!

По рассказам Яноша я знал, на что способны индейцы племени яаки, поэтому испуг Юрадо меня не удивил.

– Вопросы повторять не буду. Сколько человек осталось у де Ла Плата? – спросил я.

– Пять.

– Куда они отправились?

– В Понету.

Я вопросительно посмотрел на Начиту, тот кивнул.

– Это место мне знакомо. Примерно в двадцати пяти милях отсюда, оно расположено на другой стороне Долины Ангелов. Там уже давно никто не живет.

Носком ботинка я поддал Юрадо под ребро.

– Это так?

Тот с мрачным видом пояснил:

– Дон Томас и раньше часто пользовался этим местом. Там в горах он легко сможет пополнить свой отряд.

Похоже, он говорил правду. Потянув за веревку на шее Юрадо, я заставил его подняться на ноги и затем подтолкнул к Морено и его друзьям.

– Передайте его федералам, – сказал я. – Пусть его судят по закону.

Юрадо обрушил на меня шквал ругательств, но тут же получил от Морено удар по лицу. Двое мексиканцев, подхватив конец веревки, повели бандита в селение.

Начита слез с лошади, и мы пешком последовали за ними.

– Эта Понета, – сказал я, – что она из себя представляет?

– Небольшой поселок с двумя или тремя улицами и разрушенной церковью, стоящей на краю ущелья. В начале революции это был опорный пункт правительственных войск. Там прошли тяжелые бои, большинство населения погибло, а те немногие, кто уцелел, разбрелись по всей стране.

Подойдя к гостинице, мы свернули на задний двор, где стоял с опущенным брезентовым верхом «мерседес». В машине я нашел карту, которой снабдил нас Бонилла, и развернул ее на переднем сиденье.

– Долго туда добираться?

– Часов пять или шесть, сеньор. Чуть меньше, чуть больше, зависит от лошадей. Ширина Долины Ангелов – миль двадцать. Местность пустынная, воды нет. Там надо быть осторожным.

– На сколько, ты думаешь, они нас опережают?

– На час-полтора.

– Сможем их догнать до того, как они попадут в Понету?

– Возможно, если возьмем с собой сменных лошадей, но как только мы обнаружим себя, Томас сразу же убьет Викторию.

Я снова посмотрел на карту, остановив свой взгляд на большом пустынном участке местности, где располагалась Долина Ангелов, и тут, как мне показалось, нашел простое решение.

– А что, если нам попробовать добраться туда первыми и подождать их?

– Сеньор? – промолвил Начита, удивленно подняв брови. – Как же нам это удастся?

В ответ я хлопнул рукой по баранке «мерседеса» и радостно произнес:

– На ней. Как видишь, ничего невозможного нет.

Я впервые увидел на лице старого индейца улыбку.

* * *

Прощание с Мойядой было трогательным. Морено никак не хотел нас отпускать, заявив, что уже послал гонца к Кордоне в Хуанчу и что мне следует дождаться приезда лейтенанта.

Перед посадкой в «мерседес» он со слезами на глазах крепко обнял меня и похлопал по спине, видимо посчитав, что живым меня больше не увидит. Интересно, что никто из присутствующих при прощании так и не вызвался составить нам компанию. Подхваченная ими фраза: «С Богом!» – которую произнес Морено напоследок, гулким эхом долго звучала у меня в ушах.

* * *

Я с радостью покидал Мойяду, и причин для этого было предостаточно. Теперь я знал, что никогда больше не увижу этот городок, так как приехать сюда снова желания у меня не было.

В конце концов, Ван Хорн, кем бы он ни был, погиб за тех, кто не был в состоянии постоять за себя. Оправданий их безволию найти можно было много. Убогая жизнь, которую они влачили, долгие годы страданий, выпавших на их долю, привели к тому, что насилие и жестокость стали восприниматься ими как само собой разумеющееся. Они не только не могли защитить себя, но и не хотели даже пошевелить пальцем, чтобы помочь другим.

Думая о них, я испытывал сильное чувство горечи. Меня тошнило и от них, и от той гнилой земли, на которой они жили, называя ее почему-то страной. Мне удалось подавить в себе раздражение, и я сбросил скорость, чтобы без риска взобраться вверх и миновать горный перевал. Когда мы катили вниз, дождь начал ослабевать, а туман рассеиваться. Съехав с невысокого склона, мы оказались в огромной долине, усеянной мескитовыми деревьями и огромными кактусами. Миновав обрамляющие долину заросли акации и кустарника, растущих по пологим склонам ущелья, мы въехали на плоскую песчаную равнину.

Нажав на тормоз, я остановил машину. Начита, выскочив из «мерседеса», обежав вокруг, вскоре вернулся обратно.

– Как я и думал, они поехали этой дорогой. На земле остались их следы.

На военной карте полковника была четко обозначена старая горная дорога. Она брала начало в долине, где мы теперь находились, и уходила от нее резко в сторону. Судя по карте, эта вытянутая почти в прямую линию дорога была кратчайшим путем до Понеты. Двадцать миль, возможно, чуть меньше, половину из которых нам предстояло преодолеть по горам.

Это был наш шанс, не воспользоваться которым я просто не мог. Как только Начита занял свое место в автомобиле, мы тронулись в путь. Проехав в восточном направлении по самому краю пустынной местности около пяти миль, свернули на север и проскочили оставшуюся часть равнины, покрытую спекшейся под жарким солнцем смесью песка и глины, со скоростью двадцать пять миль в час, которая Начите, должно быть, показалась просто бешеной.

* * *

Мы благополучно достигли противоположной стороны долины и, оказавшись у подножия горной гряды, повернули на запад. Преодолев еще несколько миль по краю долины, машина подъехала к тому месту, откуда с узкого провала между горами и начиналась та самая дорога. Все было в точности как на карте полковника Бониллы.

Я сбросил скорость. Дорога круто шла вверх по поросшему тополями и мескитовыми деревьями склону, на верхнем участке которого виднелись одиноко стоящие сосны. Далее склон уходил резко в сторону, и мы, прижавшись почти вплотную к скалистому горному отрогу, на медленной скорости обогнули торчащую из-под земли скалу и, оказавшись на самом верху ущелья, увидели перед собой Понету.

Поселок оказался гораздо больше, чем я предполагал, и, судя по размеру каменной церкви с огромной плоской крышей, когда-то играл важную роль в жизни этой части Мексики. Церковная звонница была сильно повреждена, скорее всего, в результате артиллерийского обстрела.

Остальные строения представляли собой домики, в большинстве своем без крыш и с потрескавшимися саманными стенами. Повсюду виднелись следы ожесточенного боя.

Как только мы въехали на центральную улицу Понеты, Начита сразу взял в руки свой старенький «винчестер». Но в поселке никого, кроме нас, не было, не считая ящериц, гревшихся на развалившихся стенах домов, да стаи черных воронов, наблюдавших за нашей машиной с самого верха разрушенной звонницы. Я остановил «мерседес» в центре площади рядом с высохшим фонтаном.

Вынув фляжку с водой, прополоскал горло и передал ее Начите. Несколько воронов, взлетев с колокольни, огласили окрестности своим мерзким криком. Солнце скрылось, и я непроизвольно поежился, снова ощутив себя кельтом.

– Мрачное место. Много людей здесь погибло, – угрюмо произнес Начита.

Я кивнул ему в ответ.

– Чтобы оценить обстановку, подождем их на въезде в поселок.

На краю поселка мы нашли строение с тремя уцелевшими стенами. Лучшего укрытия для машины не придумать, решил я и без проблем загнал «мерседес» внутрь домика. Затем мы вернулись к тому месту, где дорога делала зигзаг, и вскарабкались на вершину скальной гряды, поросшей густым кустарником.

Сверху нам открывался вид на дорогу, по которой должен был проехать отряд Томаса де Ла Плата. Начита распугал затаившихся в кустах змей, после чего мы залегли и стали ждать. У меня был при себе пулемет «томпсон», а у Начиты – «винчестер». Если мы откроем огонь по бандитам, то в перестрелке может пострадать Виктория, подумал я. В такой ситуации слишком многое зависело уже не от нас, и это больше всего меня беспокоило. Никогда прежде, участвуя в подобных операциях, я не волновался за чужую жизнь так, как сейчас.