Текст книги "Холмы Варны"

Автор книги: Джефри Триз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Ну, а что дальше? – спросила Анджела. – Вернемся назад в деревню? i Алан покачал головой.

– Слишком опасно. Нам придется поискать другую дорогу к Ольтулу. Ведь в деревне Морелли мог оставить кого-нибудь из своих» людей.

Анджела оглядела нагорье и скалы, которые в косых лучах заходящего солнца казались мрачными и зловещими.

– Но тут же нет никакой дороги! Мы заблудимся в этом страшном месте.

– Страшном? – засмеялся Алан. – В моем родном Йоркшире найдутся места и нестрашней. Давай осмотримся, пока еще не начало темнеть.

По-прежнему стараясь не высовываться из-за камней, чтобы их нельзя было заметить издали, они взобрались на вершину скалы. Внезапно Анджела вскрикнула и указала вдаль.

В двадцати милях от них, среди пустынных нагорий, изрезанных темными долинами, виднелась кроваво-красная полоска – озеро Варна, в котором отражался закат.

Глава пятнадцатая. У ВОРОТ МОНАСТЫРЯ

– Этот монастырь больше похож на рыцарский замок, – сказала Анджела, глядя на мощные стены, угрюмо вздымающиеся над обрывом.

В небе вновь горел закат. Всю предыдущую ночь они мерзли в своем тайнике под уступом, а потом весь день шли по нагорью к долине Варны. Хотя по прямой до озера было не больше двадцати миль, они проделали миль тридцать, обходя расселины и нагромождения скал. Но как бы то ни было, все кончилось благополучно: они не встретили ни турок, ни венецианцев, и теперь, усталые, но полные радости, с торжеством смотрели на монастырь, до которого так долго добирались.

Долина Варны была одной из тех долин, которые, прорезая горы, расходились от Ольтула, словно растопыренные пальцы. Но эта долина отличалась от других тем, что бежавшая по ней быстрая речка вытекала из озера, зловеще серого, мили в три длиной и в милю шириной.

С трех сторон озеро сжимали почти отвесные скалы, кое-где прерывавшиеся веерообразными каменными россыпями. И только там, где из него вытекала речка, долина немного расширялась и была покрыта квадратиками полей. Эту небольшую равнину разрезал надвое крутой утес, вздымавшийся между заросшей камышами отмелью и полосками ржи.

– Да, странное место для служения богу, – согласился Алан.

Крыши и колокольни монастыря вместе с окружающими их скалами образовывали на фоне неба одну черную зубчатую линию. Грозным и диким казалось даже само небо, залитое багровыми красками заката, исчерченное волнистыми полосами золотых и алых облаков, которые напоминали хвосты сказочных чудовищ.

– Быть может, они забрались на такую высоту, чтобы жить поближе к небесам, – сухо заметила Анджела.

Оказалось, что подойти к монастырским воротам труднее, чем к воротам иной крепости.

Чтобы достичь подножия утеса, молодым людям пришлось перебраться через реку, которая прорезала долину наискосок и у противоположного склона поворачивала к Ольтулу почти под прямым углом. Когда они шли по ветхому мосту из неотесанных бревен, под которыми бешено бурлила вода, Алан сказал:

– А ведь это почти остров. С одной стороны озеро, с другой – река, и со всех сторон – обрывы.

– Не знаю, удалось ли им приблизиться к небу, но от людей они сумели отгородиться.

– Что ж, их нельзя винить – ведь вокруг рыщут турки. Однако и говоря это, Алан знал, что монастырь был построен за много веков до того, как турецкие орды вторглись в Европу. Некогда в Варну пришли те, кто искал святой жизни, и они построили в этом диком краю приют благочестия и учености. «Но вот кто обитает здесь теперь?» – подумал Алан.

Еще немного – и они узнают. Тропинка, настолько крутая, что местами она переходила в грубо вытесанные ступеньки, петляя, вела на вершину утеса. На полпути поперек нее высились массивные ворота, напоминавшие предмостное укрепление замка.

– Попасть туда можно только через эти ворота, – сказал Алан.

Хотя уже смеркалось, они хорошо видели, что и слева и справа от ворот скала уходила вниз совершенно отвесно. Проникнуть в монастырь незаметно было нельзя. К счастью, у них и не было такого намерения.

– Только не спутай, кто мы такие и зачем сюда пришли, – прошептал Алан на ухо девушке.

– Не беспокойся, я все помню назубок.

Наконец они подошли к окованным железом створкам ворот. Вот она, решающая минута. Алан сжал кулак и постучал.

Стук замер, и наступила тишина. Подождав немного, он постучал еще раз.

По-прежнему единственным ответом была тишина. Монастырь казался таким же угрюмым и безмолвным, как окружающие утесы. Молодые люди переглянулись. С каждым мгновением становилось все темней.

– Дай-ка я, – сказала Анджела.

– Ну, уж если они моего стука не услышали, так где же тебе…

Тут он вздрогнул от громового стука и, поглядев на Анджелу, увидел, что она сжимает в руке большой камень. Ее выдумка оказалась удачной. Прямо перед ними приоткрылось решетчатое окошко. Старческий голос пробормотал что-то невнятное. Алан заговорил по-гречески:

– Мы два молодых паломника, отец. Мы ищем ночлега.

– Уже поздно, солнце зашло, а монастырские правила запрещают открывать ворота после наступления темноты.

– Во имя христианского милосердия, отец! Мы прошли долгий путь, мы изнемогаем от голода и не нашли здесь другого жилья.

– В Варне и нет другого жилья. Мы чураемся мира и его суетной греховности.

– Мы тоже бежим от мира и суетной греховности, отец, – вкрадчиво сказала Анджела, почти не покривив душой. «Уж Морелли, во всяком случае, можно считать воплощением суетной греховности», – подумала она.

Невидимый привратник долго молчал, словно раздумывая, а потом сказал:

– Монастырь – не заезжий двор, и тут вы не найдете мягких постелей и сладкой еды…

– Мы ищем духовного утешения, – немедленно нашлась Анджела, – а не мирских удовольствий.

– Ну что ж, – проворчал монах, – входите.

Взвизгнули задвижки, загремел железный засов, и в одной из створок открылась небольшая дверца. Подняв фонарь, на Алана и Анджелу подозрительно уставился длинноволосый бородатый монах. Они вошли, и он принялся возиться с задвижками и засовами.

– Вот мы и у цели, – с торжеством прошептала Анджела по-итальянски.

Алан ничего не ответил. У него было предчувствие, что самое трудное еще впереди.

Алан не раз бывал в больших католических монастырях Йоркшира и других английских графств, но ничего подобного этому монастырю он еще никогда в жизни не видел.

Ему приходилось встречать и хороших монахов и плохих: монахов, которые были учеными книжниками и умелыми врачевателями; монахов, которые возделывали поля в Пеннинских долинах гораздо лучше, чем окрестные сквайры; монахов, которые заводили школы и были искусными зодчими… Но, по правде говоря, еще чаще он встречал монахов, которые думали только о своих лошадях и гончих, винных погребах и хорошеньких девушках в соседней деревне.

Однако монахи Варны, казалось, не думали ни о трудах во славу господню, ни о мирских радостях. Это были люди, так долго жившие затворниками в этом глухом краю, что их души и разум заплесневели, словно хлеб, забытый в кладовой…

Молодых людей долго вели через настоящий лабиринт темных зданий, пока, наконец, они не оказались в монастырской гостинице – каменной клетушке, где, судя по всему, уже многие годы никто не останавливался.

– Знаешь, – сказала Анджела, – мне кажется, последним здесь ночевал тот старый паломник… Ну, ты знаешь…

Окон не было, их заменяла небольшая дыра под самым потолком, так что воздух в комнатушке был спертым, и она пахла гнилой соломой и мышами.

– Да, это никак не заезжий двор, – пробормотал Алан, с грустью вспоминая уютные комнаты тех монастырских гостиниц, в которых ему доводилось бывать.

Через час к ним вошел другой монах, неся в одной руке блюдо с рыбой и ломтями хлеба, а в другой – кувшин воды.

Анджела посмотрела на хлеб, понюхала рыбу и весело заявила:

– Вода, во всяком случае, свежая. Будем рады и этому.

– Где нам можно умыться, отец? – спросил Алан у монаха.

Но тот только нахмурился и ответил сурово:

– Здесь, в Варне, мы умерщвляем плоть, а не холим ее.

– Оно и видно, – шепнула Анджела. – А нас-то учили, что чистота телесная – сестра чистоты духовной. Они тут, кажется, придерживаются другого мнения.

В дверях монах обернулся:

– Утром вы явитесь к отцу Димитрию.

– С величайшим удовольствием, – заверил его Алан. – А зачем мы должны являться к отцу Димитрию?

Монах явно счел этот вопрос очень глупым.

– Чтобы заплатить за ночлег. А то зачем же? – ответил он и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Анджела посмотрела на Алана, затем на жалкий ужин и на охапку гнилой соломы, которая должна была служить им постелью, и звонко рассмеялась.

– «Заплатить за ночлег. А то зачем же?»! – передразнила она монаха.

– Какая мерзкая дыра!

– Настоящая темница.

– И все же нам надо придумать предлог, чтобы задержаться здесь как можно дольше – во всяком случае, до тех пор, пока мы не…

Анджела села и начала развязывать тряпки, которыми обмотала свои башмаки, не выдержавшие каменистой дороги и постоянной сырости.

– Если они захотят, чтобы я утром ушла, пусть поглядят на мои ноги, – невозмутимо объявила она. – Ой! Чулок присох к ссадине. Бр-р-р! Чего бы я сейчас не отдала за тазик теплой воды!

И все же стоило им лечь, как они мгновенно уснули, и даже унылый колокольный звон, который каждые два часа созывал монахов в часовню на ночную молитву, не мог их разбудить.

Снизу, из долины, монастырь казался отрезанным от всего мира. А теперь, когда они поглядели вниз с его стены, им почудилось, что они уплывают куда-то на облаке.

Бездонные пропасти разверзались под самыми их ногами, и казалось, что каменная стена, опоясывавшая вершину, нужна для того, чтобы монахи не падали из своего монастыря, а не для того, чтобы помешать врагам ворваться в него.

Кроме тропы, по которой они поднялись к воротам, с утеса был еще только один спуск – к озеру, где монахи удили рыбу с больших камней.

Едва проснувшись, Алан и Анджела начали потихоньку знакомиться с монастырем. Сперва они спустились к озеру, умылись и вымыли израненные ноги. Два монаха, которые уже сидели там с удочками, смотрели на них, разинув от удивления рты. Потом молодые люди заглянули в мрачную часовню, стены которой были на византийский лад расписаны изображениями суровых святых и мучеников. Но краски давно потускнели и выцвели.

После этого они зашли в трапезную, где как раз накрывали столы к завтраку, на кухню, где впервые за все время их пребывания в монастыре ноздри им защекотал приятный запах, и в винный погреб, где хранилось множество полных бочек и бурдюков.

– О себе они заботятся как будто получше, чем о своих гостях, – заметил Алан.

С ними никто не заговаривал, хотя повсюду сновали монахи в сандалиях на босу ногу. Все молчали, но взгляды, которые они бросали на двух молодых паломников, были полны настороженного любопытства.

– Они не слишком-то гостеприимные хозяева, правда? – шепнул Алан.

– Когда я смотрю на них, мне становится жутко.

– Наверное, из-за бород, – предположил Алан.

Они с Анджелой привыкли к тому, что католические священники бреют затылок и лицо, поэтому черные бороды и длинные сальные космы этих православных монахов удивляли их. В большинстве монахи отнюдь не были стариками.

– Ну и дюжие молодчики! – сказал Алан.

Они уже не удивлялись, что турки, покоряя страну, не разорили Варнский монастырь. Эти монахи могли бы без труда защищать свою крепость на утесе от целой армии.

– Но где же все-таки библиотека? – вздохнула Анджела, когда они заглянули во все открытые двери.

– Наверное, она заперта. Вряд ли здешние монахи – большие любители чтения.

– Да, они не похожи на книжников. Не удивлюсь, если большинство тут и вообще не умеет читать. – Тсс! По-моему, нас ищут.

Через большой квадратный двор, настолько замусоренный, что Анджела, посмотрев на валявшиеся там сено и солому, успела окрестить монастырь «Вороньим гнездом», к ним неторопливо приближался какой-то монах.

– Вас хочет видеть отец Димитрий.

Они последовали за монахом. Кем бы ни был этот отец Димитрий, он, очевидно, пользовался в монастыре большим уважением. Проводник постучал в какую-то дверь, и они вошли.

Отец Димитрий сидел за столом, на котором были аккуратно разложены счетные книги, списки и деревянные палочки с зарубками, какими пользуются купцы.

Он был еще не стар, этот широкоплечий монах, а когда он поднялся со стула, они увидели, что он очень высок.

Но больше всего их поразили его глаза – широко расставленные черные угрюмые глаза под кустистыми бровями… Глаза, которые могли внезапно вспыхивать сумрачным огнем.

Это были страшные глаза. Но почему они были так страшны, Алан и Анджела поняли только позднее.

– Вы, значит, паломники? – спросил он грубо.

– Да, отец. Наш путь лежит в Иерусалим к гробу господню.

– Паломники редко проходят здесь.

Алан почтительно наклонил голову.

– Это правда, отец. Но ведь важна цель, а не путь, который к ней ведет.

Монах несколько секунд молча смотрел на них. Затем, поигрывая связкой ключей, висевшей на его поясе, он сказал:

– Наш монастырь беден. Мы не можем оказывать гостеприимство всем, кто проходит мимо. А раз вы паломники, значит, денег у вас нет…

Анджела хотела было возразить, но Алан предостерегающе наступил ей на больную ногу, так что она чуть не вскрикнула.

– Да-да, – сказал он поспешно, прежде чем девушка успела открыть рот.

– Но мы готовы, отец, заплатить за пищу и кров работой.

– Работой? Гм…

Это предложение, казалось, не слишком обрадовало отца Димитрия.

– Ну что ж. Денег у вас нет, а вы уже ели тут и, значит, должны хоть чем-то возместить это монастырю.

Алан решил, что дело плохо. Он никак не мог придумать убедительный предлог, который позволил бы им задержаться в монастыре еще на день-два. Но тут в келью вошел монах и сказал отцу Димитрию шепотом, но таким громким, что они расслышали каждое слово:

– Отец эконом, настоятель прослышал о молодых паломниках и желает их видеть.

Лицо отца Димитрия потемнело от гнева.

– Если бы старик вместо того, чтобы соваться не в свое дело, сошел бы в могилу и другой ногой, это было бы лучше для нас всех, – проворчал он.

– И все же, брат, он пока еще настоятель Варны.

– Черт бы побрал его крепкое здоровье! Долго мне еще ждать? – Отец Димитрий вскочил, яростно оттолкнув стул. – Ну-ка идите за мной! – сказал он громко. – Сам настоятель пожелал вас увидеть.

Настоятель монастыря Иоанн оказался сморщенным старичком с лысой макушкой – только за ушами еще свисали пряди пегих волос. Сжимая ручки кресла, он внимательно вглядывался в вошедших подслеповатыми голубыми глазами.

– Сын мой, ты никогда мне ничего не говоришь, – сказал он обиженно.

– Я только случайно узнал про этих молодых паломников.

– Я не хотел тебе докучать, – буркнул отец Димитрий. – Они явились вчера ночью и сейчас же отправятся дальше – вернее, как только заплатят за ночлег.

Алан решил, что настала удобная минута.

– Прошу твоего разрешения, святой отец, пожить в монастыре несколько дней, – сказал он. – Мы очень устали от долгого пути и нам необходимо отдохнуть, чтобы успели поджить раны на ногах.

Настоятель посмотрел на отца эконома.

– Что скажешь, сын мой? Наша гостиница не слишком-то переполнена. – И он засмеялся дребезжащим смешком.

– У них нет денег, – возразил отец Димитрий. – А мы не можем тратить зря и без того скудные средства нашего монастыря.

– Ты прав, – сказал старик с торжественным видом. – Наш священный долг – оберегать имущество монастыря, дабы умноженным вручить его тем, кто придет после нас.

Алан с трудом удержался от улыбки: столько шума из-за двух ломтей черствого хлеба и куска протухшей рыбы! Он заметил, что Анджела вот-вот расхохочется.

– Мы готовы работать, святой отец, – поспешно сказал он.

– Вот и хорошо.

– Конечно, воля твоя, – с досадой вмешался отец Димитрий. – Настоятель здесь не я, а ты. Но только какую работу можем мы им поручить? Дрова все переколоты. Время жатвы еще не настало… – Он смерил паломников презрительным взглядом. – Да что вы умеете делать?

Алан не упустил такой прекрасной возможности.

– Мы школяры, отец, – сказал он смиренно. – Мы оба умеем красиво писать и по-гречески, и по-латыни. Может быть, у вас есть книги, которые нужно переписать?

– Вот-вот! – вскричал настоятель, прежде чем отец Димитрий успел ответить. – Пусть поработают в библиотеке. Там уже давно никто не работал.

Отец Димитрий только выразительно пожал плечами, словно говоря, что это не работа, а лишь напрасная трата времени.

Настоятель, очевидно, давно уже отвык распоряжаться. Этот короткий спор с отцом экономом сильно его утомил. Он задал им еще несколько вопросов, но вдруг его голова упала на грудь, и он задремал.

Отец Димитрий знаком поманил их за собой. Перебирая ключи, он повел их по коридору и остановился перед запертой дверью.

– Мужайся, Алексид! – шепнула Анджела. – Спасение близко!

Глава шестнадцатая. РАЗОБЛАЧЕНЫ

Библиотека Варны оказалась не слишком привлекательным местом.

Небольшие оконца под самым потолком пропускали так мало света, что читать древние рукописи было почти невозможно. На столах слоем лежала пыль, полки были затянуты паутиной.

Отец Димитрий взял со стола чернильницу, брезгливо заглянул в нее и поставил обратно.

– Высохли, – проворчал он.

– И неудивительно, – шепнул Алан, толкнув Анджелу локтем.

Монах подошел к двери и что-то крикнул.

– Сейчас вам принесут перья и чернила, – буркнул он, вернувшись. Несколько секунд он в нерешительности оглядывал полки, потом взял два растрепанных тома и бросил их на стол. – Перепишите эти жития святых.

«Точь-в-точь учитель, который не знает, чем занять своих учеников», – насмешливо подумал Алан, а вслух сказал почтительно:

– Хорошо, отец. А пергамент нам тоже дадут?

– Ах, да! – Отец Димитрий подошел к полкам, где книги были навалены уже в полном беспорядке. – Тут, наверное, найдутся вычищенные листы.

Сердце Алана замерло. Значит, здешние монахи тоже творят это гнусное преступление! Им жалко денег на новый пергамент, лень изготовлять его самим из овечьей кожи, и они предпочитают стирать тексты старых книг, чтобы воспользоваться их страницами. Он знал, что в прошлом к этому способу приходилось прибегать, потому что бумага еще не была изобретена, а пергамент стоил слишком дорого. Но делать это теперь!

Сколько бесценных творений древних авторов было вот так варварски уничтожено! А вдруг и комедия Алексида уже стерта и на страницах, столько веков ее хранивших, написано теперь житие никому не известного мученика или святого!.. От одной только этой мысли его бросило в холодный пот.

В библиотеку вошел монах, неся чернила и перья. Отец Димитрий бросил на стол две книги, подчищенные настолько небрежно, что можно было разобрать прежние заголовки. Алан с облегчением узнал длинные поэмы третьестепенных латинских авторов конца Римской империи. Нет, они были ненамного интереснее житий, которые теперь займут их место, а кроме того, сохранились в других рукописях и уже давно напечатаны.

– Прошу прощения, отец, – сказал он робко, – но разве не жаль подчищать эти старые книги?

– Жаль? – крикнул монах, и темные сумрачные глаза под густыми бровями внезапно вспыхнули гневным огнем. – Эти книги полны языческой гнусности, в них прославляются суетные мирские радости и дьяволы и дьяволицы, которых они называли богами!

– Это так, отец, и все-таки… – нерешительно начал Алан, чувствуя, что он все же должен сначала попытаться честно купить рукопись Алексида, если только монахи согласятся ее продать. Но ни в коем случае нельзя показывать, как она ему нужна. – В Венеции есть много людей, которые охотно заплатили бы за эти книги большие деньги. И на них ты купил бы втрое больше пергамента, совсем нового и чистого…

Он не договорил. Монах ужа не мог больше сдерживать свое бешенство.

– Мерзостные мысли! Позволить языческой нечисти отравлять людские души! В Варне эти книги хоть не приносят вреда. Будь моя воля, они завтра же пошли бы на растопку. Но старик настоятель трясется над всяким хламом.

– Да, он очень стар, – задумчиво произнесла Анджела.

– Очень! – Монах повернулся к ней, и гнев в его глазах сменился злобной радостью. – Ему уже недолго жить. А когда он умрет и будет избран его преемник, в Варне многое переменится. И для начала вся эта языческая мерзость полетит в кухонную печь. – Он указал на полки, но вдруг спохватился, что наговорил лишнего, и, сухо объяснив им, что они должны делать, вышел из библиотеки. Они услышали, как в замке повернулся ключ. Их заперли!

– Давай искать, – взволнованно шепнула Анджела. Вне себя от радостного возбуждения, они бросились к полкам, на которых была небрежно навалена «языческая мерзость». Там царил полный хаос. Очень скверная копия «Илиады» соседствовала с посредственными греческими и латинскими авторами, которые жили через несколько столетий после конца золотого века античной литературы. Было нетрудно догадаться, что все книги, кроме тех, которые имели отношение к христианской религии, здесь просто свалили в кучу, как языческие и нечестивые. Анджела, выросшая в доме книгопечатника, знала все эти произведения. Среди них не было ни одной редкой или ценной книги. Все они уже были известны в Венеции. Многие были напечатаны, а гораздо лучшие копии остальных имелись в разных библиотеках Европы.

– Ее тут нет. – Анджела чуть не плакала от горького разочарования.

– Погоди-ка, а это что?

Алан пошарил в глубине полки, куда завалилось несколько книг поменьше. Одну за другой он извлекал их на свет – покрытые паутиной, в пятнах плесени.

– Смотри! – Он лишь с трупом удержался от ликующего вопля, который был бы услышан и за этими толстыми стенами.

Вместе они прочли вслух заголовок, начертанный тонкими выцветшими линиями: «Овод» Алексида, сына Леона»…

Это была упоительная минута. Они держали в руках маленький, переплетенный в кожу пергаментный томик, ради которого Алан пересек Европу. В этой книге, тоже насчитывавшей несколько веков, жило неувядаемое творение Алексида – комедия, которая вызвала смех и рукоплескания двадцати тысяч зрителей, некогда заполнивших обширный афинский амфитеатр, и получила первую награду на весеннем театральном состязании за четыреста лет до нашей эры.

Почти две тысячи лет прошло с тех пор, как сам Алексид превратился в прах. Из всех его творений сохранился лишь этот единственный список одной комедии.

Анджела посмотрела на Алана, прочла ответ в его глазах и кивнула. Они должны увезти эту книгу из Варны. Во что бы то ни стало.

Теперь уже ясно, что монахи не подарят им этой рукописи, не продадут ее и даже не позволят переписать. Эта веселая насмешливая комедия казалась им греховной и кощунственной.

Пока настоятель Иоанн жив, рукопись будет лежать в библиотеке, если только ее страницы не выскребут.

Когда же настоятель умрет – а он очень дряхл и может умереть в любой день, – его преемником, несомненно, станет отец Димитрий, и тогда Алексид вместе со всеми другими древними авторами будет предан огню.

– Нам придется украсть рукопись, – сказал Алан.

– Это не кража. Воры не мы, а монахи. Они хотят ограбить мир, лишить его замечательной книги.

– И ограбить Алексида, лишить его славы и бессмертия, которые он заслужил.

Успокоив свою совесть такими рассуждениями, они уселись друг против друга за пыльным столом и принялись переписывать жития святых, обсуждая свои дальнейшие планы. Работа была скучная, но нетрудная и не требовала сосредоточенности.

Они решили, что уйти немедленно нельзя. Это могло вызвать подозрения, и тогда за ними послали бы погоню. Да и отдых им не повредит – ноги Анджелы заживут, а кроме того, можно будет накопить немножко припасов на дорогу, съедая не весь хлеб, который им дают.

Им очень не хотелось оставлять Алексида в библиотеке. Они, конечно, понимали, что за один день ничего с ним не случится, и все-таки чего-то опасались.

– А кроме того, – сказала Анджела, – раз нам не доверили ключ от библиотеки, кто знает, удастся ли нам сюда проникнуть, когда настанет время забрать рукопись.

– Но если мы возьмем ее сейчас, нам некуда будет ее спрятать. Весьма возможно, что кто-нибудь из монахов решит заглянуть в наши сумки.

– Придумала! – Анджела указала на окно. – Если я влезу к тебе на плечи, то смогу дотянуться до окошка и сунуть книгу в нишу. Стекла тут нет, и мы сможем забрать ее с той стороны, когда во дворе никого не будет.

– Прекрасно. Так и сделаем.

С этими словами Алан уперся руками в стену, и девушка не без труда взобралась к нему на плечи.

– Ну вот, – сказала она шепотом, спрыгивая на пол и вытирая запачканные руки. – А теперь давай скорее переписывать, чтобы нам было что показать.

Часа два они усердно работали, а затем раздался унылый звон колокола.

– Будем надеяться, что он созывает монахов к обеду, – заметил Алан.

– Слышишь – кто-то отпирает дверь.

Однако заглянувший в библиотеку монах пришел позвать их в часовню. На этой службе, объяснил он, обязательно должны присутствовать и монахи и гости монастыря.

– Все пропало! – вдруг растерянно прошептала Анджела, когда они подошли к часовне.

– Что случилось? – с тревогой спросил Алан.

– Мои волосы! Ведь в часовне мне придется снять шляпу!

– Авось в полутьме никто не заметит. Да и у монахов они тоже по самые плечи.

Но, хотя в часовне царил полумрак, а волосы монахов были достаточно длинны, все же рядом с короткими белокурыми кудрями англичанина рыжая грива Анджелы сразу бросалась в глаза.

Когда служба кончилась, у дверей часовни их остановил отец Димитрий.

– Ты носишь волосы длинными, словно женщина, – сказал он грубо.

Анджела спокойно посмотрела ему прямо в глаза.

– Я дал обет, – сказала она, – не стричься, пока не вернусь из своего паломничества.

Хмурые морщины на лбу монаха разгладились.

– Ну, если это не суетность, мальчик, то ничего, – сказал он почти ласково.

Однако когда они пошли к трапезной, он продолжал задумчиво смотреть им вслед.

После обеда им пришлось опять работать в библиотеке до самой темноты. Только после ужина и вечерни они, наконец, получили возможность побродить по монастырю.

– И все-таки это кража, – сказал Алан, которого вновь начала мучить совесть. – Может быть, попробуем задержаться здесь подольше и переписать комедию?

Анджела решительно мотнула головой.

– Это не годится. Нам нужна сама рукопись. Иначе могут сказать, что мы подделали комедию, что ее сочинил вовсе не Алексид, а мы сами.

Алан иронически усмехнулся.

– Эх, если бы я и правда умел писать вот так!

Они успели только наскоро перелистать страницы, но и этого было достаточно, чтобы убедиться, что перед ними настоящий шедевр, достойный сравнения с лучшими комедиями Аристофана.

– И все-таки рукописи подделываются, – объяснила Анджела. – Поэтому венецианское правительство поручило особому цензору наблюдать за печатанием латинских и греческих книг.

Разговаривая, они спустились к озеру, чтобы насладиться прохладным ветерком, дувшим с гор. Догорел еще один великолепный закат, и сгустились сумерки. Кругом царила глубокая тишина, и каждый звук далеко разносился в горном воздухе. Вот почему им удалось расслышать беседу отца Димитрия с другим монахом, которые остановились у парапета высоко, над ними. Они как раз подошли к вырубленным в скале ступенькам, когда до них донесся знакомый грубый голос отца эконома:

– Я и сам так подумал сегодня утром, брат Григорий. Но как ты догадался?

– Я подслушивал у дверей библиотеки, брат…

Алан вздрогнул и схватил Анджелу за локоть. Окаменев, они затаили дыхание.

– И о чем же они разговаривали?

– Я не разобрал. Дверь ведь толстая, а они шептались и только иногда говорили громче. Но один называл другого «Анджела».

. – А ты не ослышался? «Анджело»… «Анджела»… Почти никакой разницы.

– Но ведь он ставил слова в женском роде! Тут ошибки быть не может: один из них на самом деле девушка, и мы допустили в стены монастыря женщину! Да если настоятель об этом узнает, он умрет от ужаса!

Отец Димитрий позволил себе хихикнуть.

– Ну так постараемся, чтобы он об этом узнал. Место в раю, уготованное нашему достопочтенному настоятелю, уже заждалось его.

Несколько секунд они молчали, а потом второй монах сказал:

– Когда ты будешь настоятелем, ты… ты вспомнишь про мою дружбу?

– Я не забуду никого из моих друзей. И из моих врагов.

– А что сделать с этой девчонкой?

– Сегодня ничего. Запомни – никому ни слова! А утром проводи их не в библиотеку, а к настоятелю. Я обличу их в его присутствии. Если старик выдержит и такое волнение, значит, на него вообще смерти нет!

– Ты очень умен, Димитрий. А как ты поступишь со школярами?

– Как? Прикажу выдрать этих бродяжек плетьми и вышвырнуть их за ворота.

Необходимо было действовать решительно.

Как только монахи отошли от парапета, Анджела и Алан бросились в свою каморку за сумками и сунули в них несколько кусков хлеба, который сумели спрятать за обедом и ужином. Затем они крадучись пробрались к наружной стене библиотеки – к этому времени уже совсем стемнело и можно было не опасаться, что их заметят.

Высоко над их головами смутно чернели три маленьких окна.

– Она в среднем, – шепнула Анджела.

Алан, твердо упершись ногами в землю, пригнулся и, когда она взобралась к нему на плечи, стал медленно выпрямляться.

Анджела испуганно ахнула.

– Что случилось? – шепнул он.

– С этой стороны стена гораздо выше!

– Попробуй дотянуться.

– Сейчас.

Алан закусил губу, потому что нога Анджелы больно нажала на его плечо.

– Побыстрей, – умоляюще проговорил он. – Я тебя долго не удержу.

– Я ее трогаю пальцами… Вот… Ай!

С приглушенным стоном она сорвалась на землю. Алан, потеряв равновесие, тоже упал, и оба больно ушиблись. При этом они наделали довольно много шума, но во двор никто не вышел. Анджела первая вскочила на ноги и помогла встать юноше.

– Все в порядке! – воскликнула она с торжеством. – Рукопись у меня.

Алан так обрадовался, что совсем забыл про ушибы. Он сунул книгу за пазуху, ощутив приятный холодок кожаного переплета, и они, прячась в тени, направились к воротам.

Однако привратник, который накануне так неохотно впустил молодых людей в монастырь, на этот раз не проявил никакого желания выпустить их.

– Час уже поздний, – проворчал он. – Монастырские правила запрещают.

– Но ведь еще не совсем стемнело! – в отчаянии попробовал убедить его Алан.

– Какая разница! Еще и десяти минут не прошло, как мне передали приказ настоятеля никого из монастыря не выпускать.

Итак, отец Димитрий принял меры предосторожности! Алан взглянул на старика привратника, на ключи, болтавшиеся у его пояса… Но из сторожки доносились голоса: значит, сегодня он не один. К нему на помощь сразу бросятся по меньшей мере двое. А ведь далеко не все монахи – дряхлые старики.

– Ну что ж, – сказал он, пожав плечами.

И они вновь направились к монастырю по извилистой тропе, тщательно выбирая, куда поставить ногу, потому что оба хорошо помнили пропасти, которые видели здесь днем.