Текст книги "Ричард Блейд, герой"

Автор книги: Джеффри Лорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

Глава 7

Весь день, пока их парты мчались к востоку, к покинутой стоянке, Аквия была необычайно молчалива, Блейд с тревогой поглядывал на нее; казалось, она думает над какой-то трудной, почти неразрешимой задачей. Неужели плен у дикарей так повлиял на нее? В конце концов, она не пострадала; вонючий дым и заклинания покойного Плата в счет не шли. Разве что сказывались напряжение и страх… Конечно, она боялась! Каким бы сильным не было её психологическое воздействие на туземцев, голод есть голод, мясо есть мясо…

Лишь раз она положила тонкую руку на мохнатое запястье Блейда и тихо произнесла:

– Спасибо, Риард… Ты не только сильный мужчина… ты – великий воин!

Но Блейд слышал подобные похвалы не впервые и остался равнодушен к её словам. Дела интересовали его больше.

Они нашли свое припрятанное имущество и решили в этот день не двигаться дальше – пусть гонцы Харата разнесут весть о Великом и Ужасном Дайре, который идет на север.

К вечеру, поужинав, Блейд и Аквия сидели в шатре. Как всегда, женщина устроилась на ложе, где теперь добавилось немало пышных шкур; разведчик примостился на перевернутом котле. Поигрывая сосудом с янтарной мазью, Аквия подняла на спутника взгляд зеленых глаз. Казалось, она пришла к какому-то решению; лицо её посуровело, грудь под плотно запахнутым халатиком вздымалась в неровном дыхании.

– Скажи, Риард… – её звонкий голос чуть дрогнул, – ты сделал это ради меня?

Блейд помолчал.

– Нет, не только. – Он подумал, что в данном случае правда уместней всего. – Для себя… но и для тебя тоже.

– Для себя – я понимаю… – головка в бледном золоте волос склонилась в утвердительном жесте. – Но для меня?.. Почему?

– Хочу, чтобы ты попала в Берглион…

Ее глаза вспыхнули, на миг Блейд ощутил, как тонкая иголочка проникла под череп, в самый мозг. Потом Аквия перевела дыхание и прошептала:

– Ты сказал правду… действительно, правду! Риард, мой страж, мой хранитель!

Тонкая рука женщины легла на его волосатую лапу халатик распахнулся, и полные груди с напряженными сосками вырвались на волю. Блейд сглотнул слюну. Нет, не только глаза его и губы остались безволосыми, была еще одна часть тела, и она все настойчивей давала о себе знать. Он пожирал взглядом налитые полусферы грудей, и бледно-алые соски, и тонкую талию, восхитительно гибкую и волнующую, и мраморные амфоры бедер, и светлый треугольник между ними, почти физически ощущая его упругую твердость.

Твердость? Неужели она хочет его? Медведя, монстра, полузверя?

Аквия поднялась, сбросила свое одеяние. Медленно-медленно скользили ладони, втирая в кожу сат-па, согревающую янтарную мазь. Плавно и неторопливо касались они шеи, хрупких плеч, живота, длинных стройных ног… Потом она повернулась. Спина, чуть выступающие лопатки, поясница, мягкие выпуклости ягодиц… Блейд с трудом сдержал стон. Зачем она делает это? Зачем мучает его?

Женщина опустилась на колени; бедра её были плотно сжаты, кожа начала розоветь под действием бальзама.

– Риард… иди ко мне…

Ему послышалось? Или серебряный колокольчик прозвенел на самом деле?

– Риард… иди ко мне…

Он потряс головой, отгоняя наваждение: бурые космы всколыхнулись, затанцевали по плечам.

– Риард… иди ко мне…

Она почти пела эти слова, срывавшиеся с розовых губ как магическое заклинание: «Риард… иди ко мне…»

Будто зачарованный, Блейд передвинулся со своего котла на мягкую постель. И Аквия двинулась ему навстречу. Ладони её теперь скользили по косматым плечам, бедра широко разошлись; миг – и она сидела у него на коленях, обнимая за шею и спрятав лицо на груди. Казалось, прикосновение нежной кожи к жестким волосам лишь волнует её все больше и больше, подогревая страстное желание.

Ноги женщины скрестились на спине Блейда. Она подняла голову, тонкие пальцы нетерпеливо тормошили его бороду и усы, пролагая дорогу к губам, потом она приблизила свое лицо, и горячий язык проскользнул внутрь, обжигающий и юркий, как нагретая солнцем ящерка.

Аквия привстала, не отрываясь от его губ. Теперь её руки возились где-то внизу, разбирая шерсть волос к волоску, прядка за прядкой, освобождая то, что требовалось освободить. Блейд играл с её языком, обхватив ладонями округлые ягодицы и почти не ощущая кожи. Но запах он чувствовал! Пьянящий, терпкий и нежный аромат, который сводил его с ума!

Головка Аквии откинулась, она резко опустилась вниз, издав короткое серебристое «Ах!» Блейд поймал губами сосок и стиснул; женщина застонала, извиваясь в его руках. Потом, упершись пятками в мягкий ворс постели, она начала ритмично раскачиваться, испуская звонкие хрустальные возгласы, что таяли под кожаным пологом как ликующие вскрики сказочной птицы.

И Блейд понял, что обоняние и слух дарят ему то, что отнято грубой, нечувствительной кожей, заросшей бурыми лохмами. Он слушал и вдыхал – и это возбуждало не меньше, чем те восхитительные плавные движения, которыми Аквия доводила до экстаза свою и его плоть, чем её набухший сосок на языке, чем кольцо её ног, сжимавших его тело.

Долго, долго – целую вечность! – длился этот поединок красавицы с чудищем; потом оба они застонали и замерли в сладкой истоме. Нимфа отдалась фавну, эльфийка снизошла до тролля, лоно Снежной Королевы оросил животворный поток, исторгнутый зверем.

* * *

Уставшие, они лежали в темноте, и руки Блейда обнимали тонкий стан и плечи Аквии. Разведчик улыбался: теперь и в этом мире у него была своя женщина. Настоящая женщина.

Аквия зашевелилась, её ладошка блуждала по груди возлюбленного, пытаясь проникнуть к коже. Тщетно! Шерсть была слишком густой.

– Риард, давай я освобожу тебя от этого…

Блейд подумал.

– Нет, моя королева. Путь еще далек, кругом – холод и снег. Если тебе не слишком неприятно.

– Не слишком… – она хихикнула, как напроказившая девчонка. – Скорее наоборот! Но я думаю, что неприятно тебе.

– Мы достигли огромного прогресса в наших отношениях, – заметил Блейд, снова улыбаясь в темноте, – теперь мы думаем друг о друге.

Аквия повозилась у его груди.

– Риард?

– Что, милая?

– Когда мы придем в Берглион – что ты будешь делать?

– А что будешь делать ты?

Она помолчала, потом вдруг начала шептать прямо ему в ухо, горячо и сбивчиво:

– Раньше я думала – увидеть и умереть… Теперь я хочу жить… жить! Понимаешь, Риард, когда-то мир был совсем иным, ярким, щедрым… много, много тысяч лет назад… никто не знает теперь, сколько прошло времени с тех пор. Предки… о, предки умели многое! Меняли мир, меняли себя, и то, что я умею – лишь отзвук былых знаний. Летали… да, летали далеко, очень далеко! Многие улетели совсем, немногие – остались… Но мир был по-прежнему прекрасен! – она судорожно вздохнула. – Потом… потом что-то случилось с солнцем… Стало холодно… Льды покрыли Дарсолан, сковали все моря, все земли на севере, на западе и востоке. Леса, травы – все умерло… умерли краски, цвета – зеленый, красный… Лишь на юге остались деревья – фиолетовые, как небо на закате… Люди… люди тоже умирают. Мой край, древний Кламстар, опустел… В Городе, – она так и сказала «в Городе», и Блейд понял, что Город – один. – Да, в Городе осталось пять тысяч семей… в поселках – может, еще столько же… – Аквия тесней прижалась к Блейду. – Они не хотели, чтобы я уходила. Таких мало… даже в Доме Властителей, среди избранных, где способности передаются по наследству… Людей же надо лечить… утешать… дарить им легкую смерть…

Вот как все было, думал Блейд, напряженно вслушиваясь в её шепот. Многие улетели, немногие – остались… Те, кого устраивал родной мир, кто не испытывал тяги к дальним странствиям среди звезд. Они жили на своей прекрасной древней планете долго и счастливо, но все хорошее имеет конец…

Аквия продолжала шептать:

– Но я ушла. Устала… Устала от безысходности! Когда мир умирает, не хочется жить, – понимаешь, Риард? Я решила – дойду до Берглиона или погибну в дороге… Решила – и ушла! Почти убежала…

– Теперь ты знаешь, что доберешься туда, – уверенно произнес Блейд. – И что же?

– Не умру. Буду жить – среди таких же, как я, среди тех, кто пришел туда раньше, кто родился там. И если ты, Риард…

Он понял, что она хочет сказать, и обнял ее, ласково и крепко.

– Сколько смогу, я пробуду с тобой, моя Снежная Королева. У нас еще есть время… – он не сказал, что времени этого мало, очень мало, по любым меркам, земным или берглионским – всего месяца полтора. Он боялся даже подумать об этом, чтобы Аквия, колдунья, не уловила, сколь ничтожным является этот промежуток по сравнению с жизнью. Но ведь случается, что события одного двух дней круто меняют ее, оставляя след, подобный яркому росчерку болида, прилетевшего из неведомых глубин.

– Спасибо, Риард… – серебряный колокольчик вдруг окреп, заговорил в полный голос.

– Ты заразила меня своим Берглионом, – признался Блейд. – Теперь я тоже хочу взглянуть на него. Он даже снился мне как-то раз, хотя я не уверен, что это были мои сны…

Аквия тихонько вздохнула и погладила его плечо. Некоторое время они лежали молча, словно прислушиваясь к мертвой тишине на снежно-фиолетовых равнинах Дарсолана, что раскинулись за тонкой стенкой шатра.

– Аквия?

– Да? – это «да» было теплым и легким, как пушистая шапочка одуванчика, нагретая полуденным солнцем.

– Те, кто живет в Берглионе… Помнящие… они – счастливы? Они не ищут легкой смерти?

– Не знаю… Наверно, нет…

– Сколько их?

– Немного. Сто или сто пятьдесят…

– Откуда ты знаешь?

Женщина приподнялась на локте, нежно разглаживая шерсть на груди Блейда, в слабом свете, исходившем от крохотной печки, лицо её казалось серьезным и сосредоточенным.

– Нужны новые Помнящие, их слишком мало, Риард. Иногда они шлют посланцев к нам, те ищут подходящих людей, предлагают уйти на север. Некоторые соглашаются, некоторые нет… она покачала головой, глаза её стали печальными. – Восемь лет назад был гонец, и мои учитель ушел с ним. Ушел тот, который научил меня всему, что я знаю и умею – она снова покачала головой. – Я была совсем еще девчонкой тогда, но помню рассказы посланца. Учитель… он, когда уходил, сказал – пришло его время… и еще сказал – мое время тоже придет… Видишь, так оно и случилось!

* * *

Наступило утро, и они снова отправились в путь. Собаки, накормленные и хорошо отдохнувшие, бежали быстро, нарты, чуть раскачиваясь, плыли по снежной равнине, словно крошечный темный жучок, одолевающий безбрежные пространства гигантского экрана в каком-то вселенском кинотеатре.

Блейд мысленно прокручивал в памяти события последних дней, сортируя их, раскладывая по полочкам, откуда Лейтон в свое время извлечет их, зафиксировав в виде бесстрастного рассказа на магнитофонной ленте.

Мог ли он что-то скрыть? Что касается фактов – бесспорно, нет. Но ощущения, чувства, мысли? Он вспомнил последний разговор в подземельях Тауэра, перед самой отправкой. Да, он был пока что лишь репортером, передававшим внешнюю канву событий, но не обозревателем, толкующим их, способным вникнуть в скрытую от поверхностного взгляда суть. Вернее, он мог вникнуть и вникал, сложности возникали только при изложении.

Как ему рассказать об Аквии? О том, как день ото дня менялись их отношения, о пути, проделанном между обманом и искренностью, о сердечной привязанности, пришедшей на смену телесной страсти? Может быть, Бальзак или Мопассан, великие знатоки женской души, сумели бы это сделать. В его же отчете про Аквию будет сказано сухо и коротко: женщина из южных краев, целительница и знахарка с телепатическими способностями…

Да, в том споре, который затеяли Лейтон и Дж., оба старика были правы! Дж. – потому что справедливо подозревал, что отчеты его подчиненного далеко не полны, Лейтон – намекая на то, что сейчас большего от Ричарда Блейда ждать и требовать нельзя. Придет время, и его мысли, догадки, предположения, чувства, перекипев в котле времени на огне раздумий, примут сколько-нибудь завершенную форму, тогда и только тогда он сумеет подкрепить правду фактов правдой ощущений.

Пока что даже не все факты были вполне ясны ему.

– Аквия?

Она повернула к Блейду разрумянившееся на морозе лицо.

– Как живут люди в замке? Я имею в виду не их работу, а повседневную жизнь… Ну, например, как они добывают пищу?

– Море кормит… – женщина пожала плечами. – И Помнящих в Берглионе, и тех дикарей, которые напали на нас. Море еще богато… Потом, в замке есть специальные коридоры… большие, длинные… В них – свет и земля, в которой растут овощи и плоды, даже такие, каких нет на юге…

Свет, земля, растения? Теплицы? В этом ледяном краю? Невероятно!

Но самое невероятное ждало его впереди.

– Берглион строили предки, – задумчиво сказала Аквия. – Посланец рассказывал: там – шахта… бездонная… идет в глубь земли… И есть еще нечто, что дает тепло и свет… он называл это «ма-ши-ны».

Геотермальная станция? Электричество? Вероятно… Блейд с удивлением поскреб в затылке. Его любопытство разгоралось с каждой минутой.

– Значит, Помнящие хранят знания и картины прошлого, следят за всеми чудесами древних? – спросил он.

– Не только. Они ждут.

– Ждут? Чего?

Аквия подняла лицо к серо-фиолетовому небу, глаза её горели чистым хризолитовым огнем.

– Может быть, те, кто улетел в незапамятные времена, вспомнят о нас и придут… Может быть, они захотят помочь нам! Может быть, они сделают наше солнце живым или заберут нас… увезут далеко-далеко, туда, где зеленые деревья и голубое море… где нет снега и льда… – голос её замер. Внезапно она встрепенулась, будто вспомнила что-то необычайно важное, и сказала: – Знаешь, много лет назад, в Берглионе, в запечатанном хранилище, нашли странную ма-ши-ну. Она как будто спит. Такой большой… – женщина в затруднении развела руками, – большой стол, и на нем – огни… – Пульт, понял разведчик. – Горят ровно, не мерцают, и слышится слабый гул. Но нет ничего, что можно нажать или повернуть – так говорил посланец. Только стол, огни и толстая черная веревка…

Компьютер или передатчик? Очень похоже, подумал Блейд, Но на любом из таких устройств можно много чего нажать или повернуть… если только это штука не похожа на коммуникатор Лейтона. Черная веревка? Это еще что? Внезапная мысль заставила его вздрогнуть.

– Веревка – куда она ведет? – он уже не сомневался, что речь шла о соединительном кабеле. Интересно будет поглядеть на эту спящую машину с огоньками!

– Никуда, – Аквия передернула плечиками. – Один конец уходит в стол, а на другом… на другом – такая большая шапка, из проволоки и прозрачных, как лед, камней…

Шлем! Блейд осторожно коснулся меховой рукавички Аквии.

– Скажи, милая, никто не пробовал одевать эту шапку на голову?

Она не знала. Да и не слишком интересовалась этим. Она мечтала увидеть картины прошлого, сказочные гобелены Берглиона, а не стол с огоньками. Конечно, древняя машина была чудом, но еще большим чудом казался голубой простор Дарсолана, по которому ветер катит ласковые теплые волны в кружеве пены. Она хотела насладиться этим зрелищем – пусть даже только на картине. И она хотела узнать кое-что еще.

– Риард?

Блейд повернулся к ней. Аквия не глядела на него; её взгляд был устремлен вперед, на бело-фиолетовую равнину, плавно стелившуюся под полозья, и он видел лишь точеный профиль и золотистую прядь, упавшую на лоб.

– Риард… Та девушка, о которой ты говорил… девушка, которой тоже нравится смотреть картины прошлого… кто она? Ты… ты её любишь?..

О, женщина! В мире снега и льда, под умирающим багровым солнцем, в краю, где род человеческий обречен на медленное вымирание – даже там ты останешься сама собой…

Глава 8

Многие, странствуя на чужбине, ведут путевой дневник. Для Блейда тетрадь или блокнот, куда можно было бы заносить свои впечатления, оставались недоступной роскошью. Он не мог писать; он не имел ни бумаги, ни пергамента, ни карандаша, ни даже обрывка белой березовой коры с угольком. Более того, если б он даже умудрился получить все это, его толстые, обросшие шерстью пальцы не удержали бы карандаш и не сумели вывести на листе ни одной разборчивой буквы. Сейчас эти огромные мощные руки предназначались совсем для другого; они могли сжать древко копья, поднести ко рту ломоть мяса, поставить шатер, разжечь огонь. И, конечно, приласкать Аквию.

Однако он вел дневник – не карандашом на бумаге, а в форме нескончаемого мысленного монолога, безукоризненно четкие строки которого заполняли чистые страницы его памяти. Наступит время – и все слова, все фразы, которые он произносил про себя, оживут под властным взглядом Лейтона и превратятся в звуки; потом – в письменный отчет, который он настучит на машинке, прислушиваясь к собственному голосу, к магнитофонной записи, сделанной под гипнозом. Этот способ был стопроцентно надежным и гарантировал полную и достоверную расшифровку его «дневника»; а потому Блейд старался не писать в нем лишнего.

Итак, прошла неделя с тех пор, как он пустился в странствие по ледяной равнине – в полузверином обличье и с чародейкой в качестве спутницы.

Седьмой день пути

Аквия окончательно оправилась после нападения каннибалов. Видимо, тут помогли и ночные труды Блейда, и та атмосфера доверия и взаимной симпатии, в которой теперь протекало их путешествие. Блейд давно знал, что опасность сближает людей; и если смертельные враги, попав в трудную ситуацию, не перережут друг другу глотки в первый же день, на второй или на третий они, весьма вероятно, станут друзьями. Им с Аквией потребовалось немного больше времени для выяснения отношений, но конечный результат стоил того; каждую ночь Снежная Королева трепетала в объятиях своего стража и хранителя, услаждая его слух звонкими трелями серебряного колокольчика.

На седьмой день они нашли новую полынью, на этот раз – естественную. Эта длинная и узкая промоина образовалась вследствие локальной подвижки льдов в том месте, где покрывавший море щит был особенно тонким. Вокруг скопилось много зверья; волки и катрабы охотились на тюленей и сами попадали на обед странным морским тварям, похожим на огромных каракатиц с четырьмя длинными щупальцами. Аквия сказала, что лучше держаться подальше от этих созданий, ибо они «обжигают невидимым огнем». Видимо, бьют электрическим током, подумал Блейд, но проверять не стал.

Он поинтересовался, откуда жителям Кламстара известны такие подробности о северной стране – ведь Аквия не раз говорила, что её сородичи избегают этих краев. Как оказалось, кое-что рассказывали посланцы из замка, которые появлялись на юге раз в семь-десять лет, но большая часть сведений была получена от самих туземцев Дарсолана. Иногда целые племена, вымирающие от голода, пытались перебраться на пустовавшие южные земли; обитатели Кламстара уничтожали мужчин, но принимали женщин, детей и подростков. Каждый человек был ценен – если, конечно, он не относился к числу заядлых каннибалов и мог трудиться. По словам Аквии, почти все пограничные районы её страны были заселены теперь метисами, потомками белокожих высоких кламстарцев и туземных женщин; это племя охотников и рыболовов оказалось весьма жизнеспособным и стойким, однако в последние десятилетия и они сокращались в числе. Льды наступали с севера и юга, полоска обитаемой земли у экватора становилась все уже, и людей, зажатых меж несокрушимых холодных стен, охватывало отчаяние. Они предчувствовали: еще два или три века, и Кламстар разделит судьбу Дарсолана.

Из долгих бесед с Аквией Блейд с удивлением выяснил, что ни сейчас, ни в прошлом этот мир не знал смены времен года. Вероятно, ось планеты была перпендикулярна к плоскости эклиптики, и на каждой широте климатические условия оставались неизменными. Было ли это обстоятельство естественным или в незапамятную эпоху, в век торжества технологии, древние инженеры спрямили ось? Аквия ничего не могла сказать по сему поводу; даже легенд о тех далеких временах не осталось. И если некогда в материковых щитах вблизи полюсов зияли провалы гигантских дюз, чудовищных двигателей, развернувших мир, то теперь эти титанические сооружения были навеки погребены под слоем льда – как и остальные девять десятых поверхности планеты.

Десятый день пути

Еще одна полынья – прорубь, высеченная в семифутовой толще льда. Рядом – расчищенная площадка со следами костров, несомненно, с поспешностью покинутое стойбище. На высоком ледяном столбе – туша тюленя, дар Великому Дайру. Увидев эту картину, Блейд довольно кивнул. Харат постарался выполнить его повеление.

Они забрали мясо и не стали задерживаться здесь, ибо время едва перевалило за полдень, и разбивать лагерь было еще рано. Упряжка мчалась по равнине, пересеченной тут и там грядами торосов, неслась все дальше и дальше на север, к острову, вмерзшему в морской лед, словно корабль, поставленный на вечную зимовку. Блейд думал о том, что полыньи – и естественные, и искусственные – служили одновременно и полями, и огородами, и охотничьими угодьями для местных троглодитов. Вероятно, каждый клан владел несколькими такими колодцами, ведущими к морю и к пище. Скорее всего, они кочевали от одной промоины к другой, не упуская случая ограбить соседей или прихватить на обед зазевавшегося чужого охотника.

Он убедился, что северный край вовсе не являлся таким безжизненным, как могло показаться с первого взгляда. Тут были звери – и на снежной равнине, и в хаосе ледяных надолбов, все как один – хищные и смертельно опасные. Волки, самые слабые среди прочих, брали числом и отчаянной дерзостью, небольшие стаи катрабов подстерегали их у промоин пытаясь отнять добычу и заодно полакомиться волчьей плотью. И те, и другие опасались связываться с хандаром, огромным медведем, и сатлом, похожим на многоногую мохнатую змею футовой толщины. Дайр, владыка и повелитель снежного королевства, царил над всеми – это значило, что он мог догнать, растерзать и пожрать любого.

Люди Дарсолана стояли на одном уровне с волками – возможно, и ниже, ибо никто из троглодитов, с их жалким оружием, не сумел бы справиться с волком один на один. Люди, как и тюлени, были самым первым звеном экологической цепи, самые слабые среди хищников, они являлись пищей для тех, кто превосходил их силой, быстротой, свирепостью. Даже обладание огнем не могло уравнять шансы, ибо топливом служил жир, и его хватало лишь на то, чтобы как-то обогреть крохотные юрты и приготовить пищу; настоящий костер, защита от хищников, оставался тут недостижимой мечтой.

В полыньях кишели тюленеобразные рыбы, но эта добыча давалась людям нелегко: морские создания были на редкость увертливыми, а костяные гарпуны с трудом пробивали шкуру и толстый слой подкожного жира. Даже Блейд, с его превосходной реакцией, промахивался три раза из четырех и клял последними словами ненасытные утробы своих собак и племя Харата, прикончившее не только останки дайра, но и запас сушеной рыбы, которой Аквия кормила псов.

Нет, что ни говори, самой легкой дичью на снежной равнине был человек. И вряд ли Аквилания, целительница из Дома Властителей Кламстара, смогла увидеть знаменитые берглионские гобелены, если б Ричард Блейд столь своевременно не свалился ей на голову.

Пятнадцатый день пути

Утром, едва нарты отъехали на пару миль от места последней стоянки, Аквия забеспокоилась. То и дело оборачиваясь, она смотрела назад, словно желая разглядеть некую опасность, скрывавшуюся в белесо фиолетовом мареве дарсоланской равнины. Блейд бросил на нее вопросительный взгляд

– Дайр?

– Кажется… Я еще плохо чувствую… слишком далеко… Но он приближается, Риард!

– Пусть. Ничего хорошего его тут не ждет, – разведчик потянулся за топором.

– Будь осторожен…

– Я всегда осторожен. Потому и жив еще.

Они замолчали; теперь оба то и дело поглядывали назад.

– Вот он! – Аквия вытянула руку, и Блейд увидел мерцающее серебристое облачко, стремительно мчавшееся по их следам. Этот зверь не пытался устроить засаду; возможно, он был голоднее и нетерпеливее. Он видел добычу и бежал прямиком к ней.

– Правь к ближайшим торосам, – велел Блейд женщине, перекидывая через плечо ремень своей секиры.

Когда они затормозили у бесформенной одинокой глыбы, он спихнул Аквию в снег и перевернул нарты на бок, завалив её поклажей.

– Лежи тихо, не двигайся. И ради Великих Льдов не пытайся мне помочь.

Собаки с воем сбились у передка саней; Блейд гаркнул на них, и громкий человеческий голос приободрил упряжку. Снежный ящер стремительно приближался, совершая прыжки в пятнадцать футов. Не очень крупный экземпляр, решил разведчик; тот, первый, был дюймов на пять повыше.

Он выступал вперед, потрясая копьем. Багровый солнечный луч скользнул но толстому широкому лезвию, окрасив сталь в цвета растерзанной плоти. Зверь остановился; казалось, он не то озадачен, не то поражен видом противника. Это странное существо носило шкуру дайра, но лапы у него выглядели совсем иначе… И потом – потом, у него не было хвоста!

Ящер испустил слабое шипенье и двинулся в обход, к собакам. Весь вид его словно говорил: не трогай меня, и я по трону тебя – только возьму положенную дань. Блейд не пытался заступить ему дорогу; он замер, высоко подняв копье с тяжелым концом, окованным на фут железом.

Дайр скользнул мимо, опять предостерегающе зашипев. И в этот миг разведчик ринулся вперед. Он не хотел наносить удар острием; эта тварь была слишком мощной, живучей и отлично бронированной, чтобы прикончить её с одного укола. В конце концов, в первый раз ему сильно повезло, но трудно рассчитывать, что везение повторится…

Он действовал копьем, как дубиной, и окованный железом конец опустился точно туда, куда было рассчитано – на крестец чудища, за шипастым гребнем. Раздался сухой треск, Блейд отскочил в сторону, а ящер завертелся на снегу с переломанным позвоночником. Зверь снова зашипел, негромко, яростно; пасть его раскрылась, обнажив ряд чудовищных клыков. Он пополз к человеку, царапая лед когтями передних лап и оставляя широкий кровавый след – задние лапы и хвост бессильно волочились за ним.

Блейд неторопливо отошел в сторону, наблюдая за зверем. Лишенный прежней стремительности, он был все еще опасен, и стоило подумать, куда и как нанести завершающий удар.

– Риард!

Разведчик скосил глаз – над краем нарт выглядывала головка Аквии.

– Риард, уедем! Оставь его!

– Оставить столько мяса? – Блейд покачал головой. – Ни за что!

Он дважды взмахнул своей страшной дубиной а перешиб дайру передние лапы; потом, нацелившись, всадил стальной наконечник в горло. Псы торжествующе взвыли, а Блейд, стянув панцирь, бросил его на снег и махнул рукой женщине.

– Все! Тут хватит до конца пути – и нам, и собакам! Давай нож!

Он выдернул копье, положил его рядом с панцирем, и начал рубить топором твердую кожу на брюхе зверя. Потом повернулся – Аквия стояла рядом, протягивая нож. Её прозрачные зеленые глаза были широко раскрыты, и смотрели они на победителя с каким-то странным, призывным и ожидающим выражением.

…В ту ночь они долго любили друг друга и утром тронулись в путь лишь тогда, когда солнечный диск, оторвавшись от далекого горизонта, багровым пузырем всплыл над равниной Дарсолана.

Восемнадцатый день пути

– Там, – сказала Аквия, протянув к северу руку. Она привстала на цыпочки, словно пытаясь разглядеть стены, шпили и башни таинственной цитадели за белесой дымкой, скрывавшей горизонт. – Там, скоро!

Блейд кивнул. Они стояли на вершине невысокого тороса, у подножия которого притулилась юрта. Вещи были уже собраны, собаки – запряжены, оставалось свернуть легкий каркас, обтянутый кожами, и – в дорогу.

Чем меньше миль отделяло их от скал Берглиона, тем чаще мысли Блейда обращались к чудесам древнего замка. Что ждет его за каменными стенами твердыни Помнящих? Бездонная шахта, что тянется до слоя расплавленной магмы, неведомые энергетические установки, оранжереи… многоцветное сверкание полотен… Нет, гобеленов – Аквия подчеркивала это не раз! И дремлющая века – или тысячелетия – машина с колпаком из проволоки и прозрачных камней шлемом ментальной связи, коммуникатором!

Возможно, он допускал ошибку, и это установка не была передатчиком, а шлем не имел никакого отношения к ментальной связи. В конце концов, он не являлся техническим специалистом и мог опираться только на собственный, весьма ограниченный опыт. На Земле лишь компьютер Лейтона обладал возможностью непосредственной коммуникации с человеческим мозгом, и Блейд боялся, что окажется невольным пленником аналогий. Любое устройство с подсоединенным к нему шлемом, который человек способен водрузить себе на голову, будет казаться ему прибором для чтения и передачи мыслей, хотя на самом деле такая штука может предназначаться для чего угодно – от лечения мигрени до завивки волос. Тут он вспомнил о собственной буйной шевелюре и усмехнулся.

Однако интуиция подсказывала ему, что вряд ли древние строители Берглиона разместили в запечатанной камере автоматического парикмахера или машинку, способную только почесывать клиентов за ушами. Нет, это устройство являлось чрезвычайно важным, и при трактовке его назначения следовало исходить не только из внешнего вида, но также из специфики момента. Которая была весьма и весьма печальной.

Предположим, сказал он себе, что дремлющая машина и в самом деле передатчик, способный отправить в межзвездные просторы призыв о помощи. Кто и каким образом мог бы использовать ее? Человек, обладающий наследственным телепатическим даром… умеющий концентрировать мысль… посвященный в древнее искусство, когда-то общедоступное и привычное… Он покосился на задумчивое личико стоящей рядом Аквии. Нет, не надо далеко ходить, чтобы найти подходящего кандидата!

Но раньше он сам сунет голову в эту крысоловку из проволоки и убедится, что она безопасна. Все-таки у него немалый опыт в подобных делах… Пять раз компьютер Лейтона выворачивал его мозги наизнанку, трудно представить себе что-то более ужасное!

Да, он проверит сам… Только бы добраться до Берглиона!

Двадцать первый день пути

Перевалило за полдень; багровый шар светила медленно сползал к далекой черте горизонта. Теперь, спустя три недели, оно уже не казалось Блейду оком дьявола – скорее, покрасневшим от слез глазом божества, оплакивавшего гибель этого мира и своих детей, шаг за шагом приближавшихся к границе вечного небытия. Бог, однако, оставил им надежду и послал мессию, способного указать путь к спасению. И если он, Блейд, был этим пророком, то к божественному разряду следовало отнести его светлость лорда Лейтона.

Разведчик не раз ловил себя на том, что пристально всматривается в солнечный диск, отыскивая сходство с янтарным зрачком старого профессора. Бесполезное занятие; глаза Лейтона горели яростным и беспокойным пламенем, тогда как светило Берглиона казалось заревом умирающего костра. И все же он снова и снова глядел на него, словно пытался разгадать тайну своего появления в этом мире