Текст книги "Во власти страха"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 14

Райм рассматривал причудливую бороду, стальные шпильки в ушах и бровях гостя.

На тыльной стороне кистей рук Гордона были видны части татуировок; другие части были скрыты под рукавами пуловера. Райму показалось, что он разобрал на правом запястье надпись «УДАР!».

Он не стал судить об этом человеке по внешности. Линкольн давно оставил порочную практику отождествлять сущность человека с его внешним обликом. Причиной этого образа мыслей послужило физическое состояние Райма.

Он подумал лишь: очень ли болезненным было прокалывание? Для Райма это имело значение: в бровях и ушах он мог ощущать боль. Другой его мыслью было: если бы преступление совершил Т.Т. Гордон, его бы сразу опознали.

Гордон кивнул Селлитто, Лон ответил тем же.

– Я сказал «в кресле-каталке»? Это не так глупо, как кажется, – улыбнулся Гордон, оглядывая всех в гостиной. Наконец он повернулся к Райму. – Я имел в виду: «Так это тот знаменитый чувак в кресле-каталке!» Когда он, – Гордон указал подбородком на Селлитто, – пришел в мою студию, он представил тебя консультантом. О тебе пишут в газетах. Я видел тебя в телевизоре. Почему не выступаешь в шоу Нэнси Грейс? Было бы очень клево. Смотришь эту передачу?

Это естественная болтовня, решил Райм, а не нежелание иметь дело с калекой. Инвалидность казалась Гордону просто одним из признаков Райма, как темные волосы, мясистый нос, пристальный взгляд или подстриженные ногти. Опознавательный признак, ничего более.

Гордон приветствовал остальных – Сакс, Купера и Пуласки. Потом оглядел комнату, отделку которой Райм однажды описал как «хьюлетт-паккард с элементами викторианской эпохи».

– Хм. Хорошо. Клево.

– Спасибо, что приехал помочь нам, – сказал Амелия.

– Не за что. Я хочу наказать того типа. Что он делает? Это скверно для тех, кто зарабатывает на жизнь модом.

– Что такое «мод»? – спросила Сакс.

– Модификация тела. Татуировка, пирсинг, каттинг. – Он похлопал по шпильке в ухе. – Что угодно. Модификация охватывает весь диапазон. – Гордон нахмурился. – Что такое диапазон, я толком не знаю.

– Лон говорит, у тебя большие связи в тату-сообществе, – произнес Райм, – и ты не представляешь, кто это может быть.

Гордон подтвердил, что это так.

Селлитто добавил, что Гордон осмотрел фотографию татуировки жертвы, но ему нужно лучшее изображение: отпечаток был нечетким.

– Я выведу файлы в формате «неф», – предложил Купер, – и сохраню их увеличенными в формате «тиф».

Райм не понял, о чем речь. Когда он сам работал на месте преступления, то использовал тридцатипятимиллиметровую пленку, которую требовалось проявлять и делать отпечатки в темной комнате. Тогда был важен каждый кадр. А теперь? Щелкаешь что попало и потом отбираешь нужное.

Купер сказал:

– Я отправлю их в компьютер «Эн-видиа» – у него большой экран.

– Как знаешь, чувак. Лишь бы было четко.

Пуласки спросил:

– Ты видел фильм «Большой Лебовски»?

– Да ну тебя. – Гордон усмехнулся и ткнул кулаком в сторону Пуласки. Новичок ответил тем же.

Снимки появились на самом большом мониторе в комнате. Это были очень четкие изображения татуировки на животе Хлои Мур. Т.Т. Гордон потрясенно замолчал при виде истерзанной кожи.

– Хуже, чем я думал, отравление и все прочее. Будто он создал свою горячую зону.

– Что это такое?

Гордон объяснил, что тату-студии разделены на зоны, горячую и холодную. В холодной нет риска заражения от крови другого клиента. Нет нестерилизованных игл, деталей машинки или кресел. В горячей, ясное дело, наоборот, там тату-машинки и иглы загрязнены кровью и телесными жидкостями клиентов.

– Мы делаем все возможное, чтобы клиенты не соприкасались. Но здесь этот чувак совершил обратное – намеренно заразил, то есть отравил ее. Это гнусность.

Затем татуировщик пришел в аналитическое настроение, и Райм счел это ободряющим знаком. Гордон посмотрел на компьютер.

– Можно мне?

– Конечно, – ответил Купер.

Татуировщик застучал по клавиатуре, просматривая изображения и увеличивая некоторые из них.

Райм спросил:

– Тэ-Тэ, слово «второй» имеет какой-то смысл в мире тату?

– Нет. Никакого известного мне смысла, а я делаю татуировки уже почти двадцать лет. Наверно, оно что-то значит для чувака, который убил ее. Или, может, для жертвы.

– Возможно, для преступника, – предположила Амелия Сакс. – Нет никаких свидетельств, что он знал Хлою до того, как убить ее.

– О, ее звали Хлоей, – произнес Гордон мягко и коснулся своей бороды. Потом снова стал просматривать изображения. – Знаете, клиенты почти никогда не выбирают для модификации фразу или отрывок. Иногда я набиваю стихи, которые они написали. Знаете, такие, что большей частью вызывают отвращение. Обычно, если кто-то хочет текст, это отрывок из какой-то любимой книги. Из Библии. Или известная цитата. Или поговорка. «Свобода или смерть». «Рожден побеждать». В таком духе. – Он нахмурился. – Хм, так…

– Что?

– Может быть, это разделитель?

– А что это? – спросил Райм.

– Некоторые клиенты разделяют свои модификации. Половина слова на одной руке, половина на другой. Иногда одна часть татуировки наносится на свое тело, другая – на тело парня или подружки.

– Зачем? – поинтересовался Пуласки.

– Зачем? – Казалось, этот вопрос вызвал у Гордона недоумение. – Татуировки соединяют людей. Это одна из целей тату. Даже если у тебя уникальная наколка, ты все равно принадлежишь к миру татуированных. У вас есть что-то общее. Это соединяет вас, понимаешь, чувак?

– Похоже, ты основательно размышлял обо всем этом, – заметила Сакс.

Гордон засмеялся.

– О, я бы мог быть психиатром, поверь.

– Фрейд, – вставил Селлитто.

– Чувак, – ответил Гордон с усмешкой и опять ткнул кулаком в его сторону. Селлитто промолчал.

Сакс спросила:

– А вы можете сказать нам о нем что-то конкретное?

Селлитто добавил:

– Мы не будем ссылаться на тебя. Или вызывать свидетелем. Мы просто хотим знать, кто этот тип. Проникнуть в его образ мыслей.

Гордон, глядя на компьютер, колебался.

– Что ж, ладно. Прежде всего, он одарен от природы как художник, не просто ремесленник. Многие татуировщики умеют только колоть. Накладывают трафарет, сделанный кем-то, и работают по нему. Но здесь, – он указал подбородком на изображение, – нет следов трафарета. Он использовал линию крови.

– Что это такое? – осведомился Райм.

– Большинство художников, если они не пользуются трафаретами, первым делом наносят на кожу контур изображения. Кое-кто рисует от руки пером и растворимой в воде краской. Но следов краски здесь нет. Ваш человек не делал этого. Он просто включил машинку и наносил контур иглой, поэтому вместо краски у вас линия крови, это внешний периметр изображения. Но так делают только самые лучшие тату-художники.

Пуласки спросил:

– Значит, он профессионал?

– Да, этот чувак должен быть профессионалом. Как я говорил ему. – Он вновь указал подбородком на Селлитто. – Или был в прошлом. Его уровень мастерства? Он мог бы в любое время открыть свою студию. И, может быть, он настоящий художник – я имею в виду с красками, пером, кистью и всем прочим. И, думаю, не здешний. Иначе я бы слышал о нем. И не из соседних штатов. Сделал надпись за пятнадцать минут? Это же молниеносно. Он бы приобрел известность. А теперь взгляните на шрифт.

Все взгляды обратились к экрану.

– Это древнеанглийский или разновидность готического. Такой здесь не часто встретишь. Наверно, у него сельские корни: деревенщина, пентюх. С другой стороны, возможно, утвердившийся в вере, честный. Но определенно сельский парень.

– Об этом можно судить по шрифту? – спросила Сакс.

– Да. Послушайте, если кто-то хочет наколоть слова, то выбирает рукописный шрифт или толстый гротесковый. Во всяком случае, сейчас это так. Знаете, уже несколько лет все хотят этот нелепый язык элвиш.

– Элвиса Пресли? – спросил Селлитто.

– Нет, элвиш из «Властелина колец».

– Значит, сельский, – подытожил Райм. – Из какого-то конкретного региона?

– Нет. Есть городская татуировка и сельская. Могу только сказать, что эта похожа на сельскую. Теперь посмотрите на обрамление. Фестоны. Метод надрезов. Официально называется «рубцевание». Это существенно. – Гордон поднял взгляд и постучал пальцем по фестонам, окружавшим слово «второй». – Характерно, что обычно люди шрамами привлекают внимание к изображению. Этому чуваку было важно сделать надпись более бросающейся в глаза. Проще было бы наколоть окаймление. Но нет, ему требовалось рубцевание. Думаю, этому есть какая-то причина. Не могу представить, какая. Но она есть. Теперь еще вот что. Я думал об этом. И привез кое-что. – Гордон полез в сумку и вынул из нее пластиковый пакет с металлическими деталями. Райм узнал прозрачный контейнер, в каком хирургические и криминалистические инструменты стерилизуются в автоклаве. – Это части тату-машинки – кстати, они не называются пистолетами. – Гордон улыбнулся. – Что бы вы ни слышали по телевидению. – Он достал из кармана маленький складной нож и разрезал пакет. Быстро собрал тату-пистолет – точнее, машинку. – Вот так она выглядит в собранном виде и готовая к работе. – Мастер-татуировщик подошел к остальным. – Вот катушка, которая двигает иглы вверх-вниз. Это трубка для краски, вот сама игла, видно только ее острие.

Райм увидел очень маленький кончик.

– Иглы должны входить в дерму – слой кожи под самым верхним.

– То есть под эпидермой, – уточнил Райм.

Кивнув, Гордон разобрал машинку, вынул иглу и показал ее всем. Она походила на тонкий шампур для кебаба, была длиной около трех дюймов, с кольцом на одном конце. На другом торчали крохотные металлические жала, спаянные или сваренные вместе.

– Видите, как они соединяются в форме звезды? Я их делаю сам. Как и большинство серьезных мастеров. Но нам приходится покупать болванки и соединять их. Есть два типа игл: для обрисовки контура изображения и для заполнения или затемнения. Этому чуваку требовалось быстро ввести много яда в ее тело. Значит, после создания линии крови ему требовались иглы для заполнения. Но эти, думаю, не годятся. Не входят на нужную глубину. А вот эти войдут. – Гордон снова полез в сумку и достал пластиковую баночку. Вынул из нее два металлических прутика, похожих на иглы, но длиннее. – Они от старой роторной машинки – новые, как моя, двухкольцевые выбрационные модели. У него была портативная машинка?

– Должно быть. Источников электричества там нет, – ответила Сакс.

Пуласки сказал:

– Я искал портативные пистолеты… машинки. Но их много разных.

Гордон на минутку задумался. Потом заговорил:

– Наверно, у него была модель «Америкэн игл». Старая. Одна из первых, работающих на аккумуляторах. Тогда в татуировке не использовали научные знания. Мастер мог регулировать длину игл. Мог сделать их входящими глубоко. Я поищу кого-нибудь, у кого есть «игл».

– Они продаются? – спросил Селлитто. – В специальных магазинах?

– Я не видел ни одной. Их больше не выпускают. Думаю, можно заказать по Интернету. Это единственный способ найти их.

– Нет, он не станет ничего покупать таким способом, покупку легко проследить, – возразил Райм. – Видимо, приобрел ее там, где живет. Или, может, она у него давно либо досталась по наследству.

– Иглы другое дело. Можно найти человека, который продает иглы для таких машинок. Каждый, кто недавно покупал их, может быть он.

– Что ты сказал? – переспросил Райм.

– Что сказал? – Гордон нахмурился. – Когда, сейчас? Тот, кто покупал иглы для машинки «Америкэн игл», может быть этим преступником. Ты так не говоришь? В сериале «Морская полиция» говорят.

Криминалист засмеялся.

– Нет. Я обратил внимание на употребление местоимения. На именительный падеж. – Райм заметил, что Пуласки закатил глаза.

– Ах, это? «Он»? – Гордон пожал плечами. – Я не особенно… успешно учился в школе. Думал, я скажу «хорошо»? Два года в «Хантере», но мне стало скучно, понимаешь? Но когда начал колоть, я прочел много текстов. Библейские стихи, отрывки из книг, поэмы. Учился у знаменитых авторов. Правописанию, грамматике. Знаешь, чувак, это было интересно. Шрифты тоже. Отрывок, напечатанный одним шрифтом, производит не то впечатление, когда напечатан другим. Иногда приходили женатые пары и хотели выколоть супружеские обеты на руках или лодыжках. Или дрянной любовный стишок, который сами сочинили, как я уже сказал. Я говорил: «Ладно, чуваки, уверены, что вам хочется прожить жизнь с надписью «Джимми я люблю тебя ты мое сердце на всегда» на бицепсах? «Джимми» без запятой, после тебя ни запятой, ни точки. На всегда в два слова». Они отвечают «да». И все-таки я исправлял ошибки, когда колол. У них будут дети, им придется ходить на родительские собрания, встречаться с учителями английского языка. Не закрашивать же эти надписи, правда?

– А срезать и выводить их было бы очень больно, – пошутил Пуласки, вызвав улыбки. У всех, кроме Гордона.

– О, существует вариант скарификации, когда люди срезают лоскуты кожи со своего тела.

Райм услышал щелчок засова и звук открывающейся парадной двери – или, точнее, вой ветра и плеск дождя со снегом. Дверь закрылась. После этого раздался звук шагов и негромкий, беззаботный смех. Он понял, кто пришел, и метнул взгляд на Сакс. Та быстро поднялась, повернула белую доску с фотографиями места убийства Хлои Мур и выключила экраны высокой четкости с изображениями, которые изучал Т.Т. Гордон.

Через несколько секунд в комнату вошла Пам Уиллоуби. Хорошенькая, стройная, девятнадцатилетняя, в коричневом пальто, отделанном искусственным мехом. С длинными темными волосами, забранными под вязаную бордовую шапочку с помпоном. Ее верхняя одежда была в мокрых пятнах от дождя или быстро тающего снега. Она приветственно помахала всем присутствующим.

Ее сопровождал кавалер, Сет Макгуин, привлекательный темноволосый мужчина лет двадцати пяти. Пам представила его Пуласки и Мелу Куперу, с которыми он не был знаком.

Сет захлопал темно-карими глазами, такими же, как у Пам, при виде Т.Т. Гордона, который любезно поздоровался с парой. Пам отреагировала аналогичным образом. Райм видел атлетически сложенного Сета в майке и шортах, когда он и Пам приходили в парк несколько недель назад, и обратил внимание, что у него нет татуировок. У Пам их тоже не было, во всяком случае, на виду. Теперь же молодая пара безуспешно пыталась скрыть удивление при виде необычного гостя Райма.

Пам высвободилась из руки Сета, чмокнула Райма в щеку и обняла Тома. Сет обменялся со всеми рукопожатием.

Т.Т. Гордон спросил, нужна ли еще его помощь в этом деле. Селлитто посмотрел на остальных и, когда Райм покачал головой, ответил:

– Спасибо, что приехал. Мы очень признательны.

– Я буду обращать внимание на всякие странности. В сообществе. Понимаете, о чем я? Пока, чуваки. – Гордон собрал вещи, надел свой слишком тонкий пиджак и направился к двери.

Сет и Пам с улыбкой посмотрели ему вслед.

Сакс сказала:

– Привет, Пам. Кажется, Сету не хватает усов.

Чисто выбритый молодой человек кивнул и нахмурился.

– Черт возьми, я могу его переплюнуть. Я мог бы отрастить косы.

Пам возразила:

– Нет, сделай пирсинг. Тогда мы сможем меняться серьгами.

Сет заявил, что ему нужно идти, иначе он опоздает в рекламное агентство, и поцеловал Пам – сдержанно, словно Райм и Сакс были ее родителями. Потом кивнул остальным на прощанье. У арки он оглянулся и напомнил Сакс и Райму, что его родители хотят в ближайшее время пообедать или поужинать с ними. Райм обычно избегал таких встреч, но, поскольку Пам была, в сущности, родственницей, согласился поехать. И напомнил себе, что нужно с улыбкой выносить шутки и обыденные разговоры.

– На будущей неделе? – предложил Райм.

– Отлично. Папа возвращается из Гонконга. – Сет добавил, что его отец приобрел книгу Райма о местах преступления в Нью-Йорке. – Есть надежда на автограф?

Недавняя операция, перенесенная Раймом, улучшила его состояние настолько, что он мог написать свое имя – не так четко, как до несчастного случая, но не хуже, чем любой врач, выписывающий рецепт.

– Буду рад.

Когда Сет ушел, Пам сняла пальто и шапочку, положила их на стул и спросила у Сакс:

– Итак, что значило твое сообщение? Что случилось?

Детектив указала подбородком на комнату с другой стороны коридора и сказала:

– Давай пойдем туда.

Глава 15

– Теперь, – начала Сакс, – слушай. Я думаю, что беспокоиться не о чем.

– Вот это способ начинать разговор, – заметила Пам своим приятным альтом и отбросила назад волосы, которые, как и Амелия, носила ниже плеч и без челки.

Сакс улыбнулась.

– Оставь.

Она внимательно посмотрела на девушку и решила, что Пам прямо-таки светится. Может, причиной была работа – «костюмирование», по ее выражению, в театральной производственной компании. Пам нравилось бывать за кулисами бродвейских театров. Колледж ей тоже нравился.

«Ну нет, – тут же мысленно возразила себе Амелия. – О чем я думаю? Конечно, все дело в Сете».

В дверях появился Том с подносом. Запах горячего шоколада был горьким и вместе с тем сладким.

– Не любите зиму? – поинтересовался он. – Когда температура ниже нуля, в горячем шоколаде нет никаких калорий. Линкольн может доказать это химической формулой.

Они поблагодарили помощника. Потом Том спросил у Пам:

– Когда премьера?

Девушка училась в Нью-Йоркском университете, но академическая нагрузка в этом семестре была небольшой, и она – как талантливая портниха – работала по совместительству помощницей помощника костюмера для возобновления постановки «Суини Тодд», осуществленной Стивеном Сондхеймом и Хью Уилером музыкальной адаптации старой пьесы о жизни парикмахера-убийцы в Лондоне. Тодд перерезал своим клиентам горло, а его сообщник запекал жертвы в пироги. Райм сказал Сакс и Пам, что главный персонаж напоминает ему преступника, которого он некогда преследовал, хотя добавил, что Тодд полностью вымышленная фигура. Пам притворилась игриво расстроенной этим фактиком.

«Убийства, людоедство, – подумала Сакс. – Разговор о модификации тела».

– Мы открываем сезон через неделю, – ответила Пам. – И у меня будут билеты для всех. Даже для Линкольна.

Том сказал:

– Он очень ждет этого.

– Нет! – отрезала Сакс.

– Он так говорит.

– У него остановится сердце.

– Я зарезервировала место для инвалидов, – заявила Пам. – И вы знаете, что в театре есть бар.

Сакс засмеялась.

– Уж там-то он появится непременно.

Том ушел, закрыв за собой дверь, и Амелия продолжила:

– Здесь вот что случилось. Помнишь человека, который похитил тебя вместе с матерью? Много лет назад?

– Да, помню. Собиратель Костей?

Сакс кивнула.

– Похоже, появился кто-то, подражающий ему. В известной мере. Правда, одержим он не костями. Кожей.

– Господи. Он что… свежует людей?

– Нет, он убил свою жертву, сделав татуировку ядом.

Пам зажмурилась и содрогнулась.

– Псих. Постой-постой. Тот человек, о котором говорили в новостях. Это он убил девушку в Сохо?

– Да. Однако нет никаких свидетельств, что он интересуется уцелевшими жертвами тех событий. Он использует татуировку для того, чтобы написать сообщение, и, как мы думаем, будет выбирать жертвы в необычных местах, – если мы раньше не остановим его. Мы проверяли, но никого из других уцелевших в этом районе нет. Ты единственная. Скажи, кто-нибудь спрашивал тебя о похищении, о том, что произошло?

– Нет, никто.

– Мы уверены на девяносто девять процентов, что он совершенно не интересуется тобой. Убийца…

– Икс, – сказала Пам с понимающей улыбкой.

– Икс не знает о тебе – твое имя не появлялось в прессе, потому что ты была маленькой. А у твоей матери в то время был псевдоним. Но я хочу, чтобы ты знала. Будь начеку. А по ночам у твоей квартиры будет дежурить полицейский в машине.

– Хорошо.

Пам казалась совершенно не обеспокоенной этим сообщением. И тут Сакс поняла: весть о том, что может существовать какая-то, пусть даже самая слабая связь с Иксом 5–11, которого пресса окрестила Подпольщиком, оставила Пам равнодушной потому, что на уме у нее было что-то другое. И вскоре она это выскажет – нет, преподнесет.

Пам отпила какао, избегая смотреть в глаза Сакс.

– Вот какое дело, Амелия. Мне хотелось бы поговорить с тобой.

Ее улыбка показалась Сакс слишком уж широкой, и она занервничала. Тоже сделала глоток, но никакого вкуса не ощутила. Сразу же подумала: «Беременна?» Конечно. Дело в этом. Сакс подавила гнев. Почему они не предохранялись? Почему…

– Я не жду ребенка. Успокойся.

Сакс успокоилась. Издала отрывистый смешок, подумав, не выдает ли себя бессознательной мимикой.

– Но Сет и я… Мы сходимся.

Так поспешно? Сакс продолжала улыбаться. Не была ли ее улыбка такой же фальшивой, как у этой девушки-подростка?

– Теперь? Хорошо. Это впечатляющая новость.

Пам рассмеялась, очевидно, из-за несоответствия между словами и выражением лица Сакс.

– Послушай, Амелия. Мы не вступаем в брак. Просто этому пора случиться. Я так считаю. Он так считает. Это правильно. Мы полностью совместимы. Он знает меня, знает насквозь. Иногда мне даже не нужно ничего говорить, он чувствует, что я думаю. И он очень славный, понимаешь?

– Слишком уж быстро, милая, ты не находишь?

Вся оживленность Пам мгновенно исчезла. Сакс вспомнила, что мать, бившая девочку и запиравшая ее на несколько часов в чулан, тоже называла ее «милая», и Пам возненавидела это ласковое обращение. Сакс пожалела, что употребила его, но она была взволнована и забыла, что это слово под запретом.

Она сделала новую попытку:

– Пам, он замечательный парень. Так считаем и я, и Линкольн.

Это было правдой. Но Сакс не могла остановиться.

– Только не думаешь ли ты, что лучше подождать? Зачем торопиться? Просто встречайтесь, развлекайтесь. Спите вместе… Поезжайте в путешествие.

«Трусиха», – обругала себя Сакс, дав последние два совета, потому что ее целью было несколько отдалить Сета и Пам друг от друга. Она говорила не то, что хотела.

– Интересно, что ты это предложила.

«Интересно? – подумала Сакс. – Если она не беременна… О нет». Челюсти ее сжались, и следующие слова Пам подтвердили ее страхи.

– Мы хотим устроить каникулы на год. Путешествовать.

– На год? – Теперь Сакс просто тянула время. Она могла бы сказать «Как дела у команды “Янки”?» Или: «Я слышала, мокрый снег прекратится через день-другой».

Пам продолжала гнуть свое.

– Сету надоело быть внештатным корреспондентом. Он очень талантлив. Но в Нью-Йорке его не ценят. Сет не жалуется, но я вижу, что он расстроен. В рекламных агентствах, для которых он работает, проблемы с бюджетом. Поэтому они не могут взять его в штат. Он хочет повидать мир. Он честолюбив. Здесь очень трудно.

– Да, конечно, в Нью-Йорке всегда было нелегко пробиться.

Голос Пам стал тверже.

– Он старался. Не думай, что сидел сложа руки.

– Я не говорю…

– Он станет писать путевые очерки. Я буду помогать ему. Мне всегда хотелось путешествовать, мы говорили об этом.

Да, говорили. Только Сакс всегда думала, что она и Пам будут вместе исследовать Европу или Азию. Старшая сестра и младшая сестра. У нее была мечта объездить те места Германии, из которых происходили ее предки.

– Но колледж… Судя по статистике, оставив учебу, вернуться назад очень трудно.

– Почему? Что такое статистика? Ерунда.

Что ж, у Сакс не было никаких цифр. Она это выдумала.

– Мил… Пам, я рада за вас обоих. Только, ну, ты должна понять. Это большая неожиданность. Поспешность, как я сказала. Ты не так уж долго его знаешь.

– Год.

Верно. В определенном смысле. Они познакомились в прошлом декабре, недолгое время встречались. Потом Сет поехал в Англию стажироваться в рекламном агентстве, планирующем открыть филиал в Нью-Йорке. Они с Пам вступили в ряды тех, кто поддерживает отношения с помощью эсэмэсок, Твиттера и электронной почты. Однако компания решила, что выходить на рынок США рискованно, месяц назад Сет вернулся и снова стал работать внештатно. Нормальные встречи возобновились.

– Ну и что, если это слишком поспешно? – В голосе Пам снова послышалось раздражение. Характер у нее всегда был вспыльчивым – при ее воспитании иного ждать не приходилось. Но она пошла на попятную. – Послушай, Амелия. Сейчас самое время это сделать. Когда мы в этом возрасте. Позднее? А если мы поженимся и у нас появятся дети?

«Пожалуйста, не продолжай».

– Тогда уже будет невозможно бродить пешком по Европе.

– А как быть с деньгами? Работать там нельзя.

– Это не проблема. Сет будет продавать свои очерки. К тому же он какое-то время откладывал деньги, и его родители очень богаты. Они смогут нас выручить.

Сакс вспомнила, что его мать адвокат, а отец работал в инвестиционном банке.

– И у нас есть блог. Я смогу вести дневник событий.

Сет несколько лет назад создал сайт, через который люди могли отправлять финансовую помощь на различные социальные и политические нужды, преимущественно с левым уклоном – избирательные права женщин, поддержка искусства, контроль над вооружением. Пам теперь занималась работой на этом сайте даже больше, чем он. Да, он казался популярным, хотя Сакс полагала, что они получают в виде пожертвований не больше тысячи долларов в год.

– Но… куда вы собираетесь? В какие страны? Это не опасно?

– Пока что не знаем. Это одна из составляющих приключения.

Стремясь потянуть время, Сакс спросила:

– А что говорят Оливетти?

После того как Сакс ее спасла, девочку отдали приемным родителям, которых Амелия проверяла, словно телохранителей президента. Приемные родители были чудесными, но в восемнадцать лет, в прошлом году, Пам захотела жить самостоятельно и – с помощью Райма и Сакс – поступила в колледж и устроилась на работу с неполным рабочим днем. Однако оставалась близка с приемными отцом и матерью.

– Они одобряют.

Ну конечно, Оливетти были профессиональными родителями: у них не было связи с Пам до того, как девочку поместили к ним. Они не выбивали ногой дверь, не спасали ее от Собирателя Костей и от злобной собаки, стремящейся ее загрызть. Не вступали в перестрелку с отчимом Пам, собравшимся ее задушить.

И помимо этого Сакс тратила больше времени, чем вечно занятые приемные родители, отводя Пам в школу и встречая ее после занятий, отвозя на приемы к врачу и на сеансы психологической помощи. Использовала связи, сохранившиеся со времен работы манекенщицей, чтобы устроить ее в костюмерную на Бродвее. А теперь, как не могла не отметить Сакс, о своих планах путешествовать девушка в первую очередь рассказала приемным родителям.

«Продолжай, я заслуживаю того, чтобы все это услышать», – подумала Сакс. Но Пам не считала так. Она резко сказала:

– Во всяком случае, мы так решили. – Затем ее тон стал вдруг легкомысленным, однако Сакс видела, что это напускное. – Мы уедем на год. На два от силы.

«Теперь уже на два?»

– Пам, – начала Сакс. – Я не знаю, что сказать.

– Знаешь, знаешь. Говори.

Служа в полиции, Сакс никогда не колебалась. И не могла колебаться, будучи старшей сестрой. Или суррогатной матерью. Или кем она была в жизни этой девушки.

– Пам, время сжимать кулаки.

Девушка знала это выражение отца Сакс. Прищурясь, она посмотрела в глаза Амелии. Сакс ответила ей осторожным и твердым взглядом.

– Год путешествовать с кем-то – ты хоть соображаешь? – Сакс произнесла это ровным голосом, стараясь сохранить в нем нежность.

Но девушка ответила так, словно Сакс распахнула окно комнаты и впустила в нее ливень или ветер с мокрым снегом.

– Мы знаем друг друга, – вызывающе произнесла она. – Это главное. Ты что, не слышала меня?

– Но по-настоящему знаете? На это уходят годы.

– Мы подходим друг другу, – возразила Пам. – Это очевидно.

– Ты встречалась с его родными?

– Разговаривала с его матерью. Она очень добрая.

– Разговаривала?

– Да, – огрызнулась Пам. – Разговаривала. И его отец знает обо мне все.

– Но не встречалась с ними? – Сакс словно почувствовала ее резкое охлаждение.

– Дело касается меня и Сета. Не его родителей. И этот допрос мне надоел.

– Пам! – Сакс подалась вперед и потянулась к руке девушки. Ее рука сама собой отдернулась. – Пам, рассказывала ты ему о том, что случилось с тобой?

– Рассказывала. И ему это безразлично.

– Все? Ты рассказала ему все?

Пам молча опустила взгляд. Потом вызывающе заявила:

– В этом нет нужды… Нет, не все. Я сказала ему, что моя мать сошла с ума и совершила несколько преступлений. Сет знает, что она в тюрьме и никогда оттуда не выйдет. Его это нисколько не волнует.

Тогда он герой сериала «Ходячие мертвецы», подумала Сакс.

– А где ты росла? Как росла? Ты рассказывала ему что-нибудь об этом?

– Нет. Но это все в прошлом. С этим покончено.

– Пам, не думаю, что это можно замалчивать. Он должен знать. Твоя мать причинила много вреда…

– Я что, тоже сумасшедшая? Как моя мать? Ты считаешь меня такой?

Это замечание уязвило Сакс, но она постаралась сохранить непринужденный тон.

– Оставь, ты нормальнее всех вашингтонских политиков. – Амелия улыбнулась.

Пам не ответила на ее улыбку.

– Со мной все в порядке! – Она повысила голос.

– Конечно! Просто я беспокоюсь о тебе.

– Нет. Ты говоришь, что я слишком глупая, незрелая для принятия самостоятельных решений.

Сакс начала сердиться. Это вызывающее поведение ей не нравилось.

– Тогда принимай умные. Если по-настоящему любишь его и у вас все получится, год или около того без брака ничего значить не будут.

– Амелия, мы уезжаем. И поженимся, когда вернемся. Хватит об этом.

– Не разговаривай так со мной, – вспылила Сакс. Она понимала, что проигрывает, но остановиться не могла.

Пам резко поднялась, опрокинув свою чашку и вылив какао на серебряный поднос.

– Черт! – Она наклонилась и стала сердито вытирать лужу.

Сакс подалась вперед, чтобы помочь ей, но Пам отодвинула поднос и продолжала приводить его в порядок сама, потом швырнула вниз коричневые, насквозь мокрые салфетки и свирепо посмотрела на Сакс.

– Я прекрасно понимаю, что происходит. Ты хочешь нас разлучить. Ищешь любой предлог. – Она холодно усмехнулась. – Стараешься для себя, так ведь, Амелия? Хочешь разлучить нас, чтобы иметь дочь, раз не смогла завести ее из-за большой занятости в полиции.

Сакс едва не ахнула при этом жестоком обвинении – может быть, потому, призналась она самой себе, что в нем была доля правды.

Пам направилась к двери, потом остановилась и сказала:

– Амелия, ты мне не мать. Помни это. Ты женщина, посадившая мою мать в тюрьму. – После этих слов она вышла.