Текст книги "Слеза дьявола (др. перевод)"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Письмо на пожелтевшем листе, которое он изучал, было упаковано в прозрачный, достаточно прочный конверт, но Паркер все равно дотрагивался до него с крайней осторожностью, придвигая ближе к себе. Так касаются покрасневшего и припухлого лица только что родившегося младенца. Он чуть изменил угол освещения и обратил теперь все свое внимание на завиток в строчной букве «y».

Неужели подлинник?

Письмо выглядело настоящим. Но как профессионал Паркер Кинкейд привык не слишком доверять поверхностным внешним признакам.

Его снедал соблазн дотронуться до самого документа, почувствовать на ощупь тряпичную бумагу, изготовленную с добавкой столь малого количества кислоты, что она становилась долговечной, как сталь. Ему хотелось дотронуться до железистых чернил и написанных ими слов, которые под его чувствительными пальцами будут ощущаться рельефнее любого текста, напечатанного по методу Брайля. Но он не осмеливался доставать письмо из конверта, ведь даже микроскопические частички жира на его пальцах могут начать процесс разложения истонченного листка. А это будет настоящей катастрофой, поскольку стоил он, вероятно, не менее 50 тысяч долларов.

При условии, что это был подлинник.

Наверху Стефи все еще водила братьев Марио по их виртуальному мирку. Робби с любимыми игрушками пристроился в ногах у Паркера. Расположенный в подвале дома кабинет был уютнейшим местом со стенами, обитыми тиковыми панелями, и покрытым темно-зелеными коврами полом. Одну из стен украшали документы в рамках – наименее ценные экземпляры из личной коллекции Паркера. Письма Вудро Вильсона, Франклина Делано Рузвельта. Бобби Кеннеди, известного актера, героя «вестернов», Чарлза Рассела. И много чего еще. На противоположной стене он устроил галерею подделок – выставку фальшивых документов, которые встретились ему в работе.

Но самой любимой у него была еще одна выставка, напротив которой он как раз сейчас сидел. Это было собрание рисунков и стихов его детей за последние восемь лет. От первых неразборчивых каракулей и удавшихся печатных букв до постепенно выработавшихся образцов почерка. Работая, он нередко делал паузы, чтобы посмотреть на все это. И однажды у него родилась идея написать книгу о том, как постепенная выработка собственного почерка отражает общее развитие ребенка.

Сейчас он сидел на удобном высоком стуле, который возвышался над безупречно чистой и белой поверхностью рабочего стола. В комнате царила тишина. Как правило, он трудился при включенном радио, слушая джаз или классику. Но сегодня в вашингтонском метро случилась страшная трагедия, и все радиостанции периодически прерывали передачи, чтобы сообщить все новые подробности кровавой бойни. Паркеру не хотелось, чтобы все это слушал Робби, особенно после их утреннего разговора о Лодочнике.

Он снова с огромным интересом склонился над письмом, уподобляясь ювелиру, который изучает красивый желтоватый камень, готовый признать его фальшивым, если увидит признаки этого, но в глубине души надеющийся, что перед ним настоящий и редкий топаз.

– Что это у тебя? – спросил Робби, поднявшись с пола и глядя на письмо.

– Это то, что нам вчера доставили специальной машиной, – ответил Паркер, переключая внимание на заглавную букву «K». Ее можно изобразить во множестве вариантов, и именно потому она так полезна при почерковедческом анализе.

– В бронированном фургоне? Круто!

Наверное, это было действительно круто, но ведь он не ответил на вопрос сына, а потому продолжил:

– Ты знаешь, кто такой был Томас Джефферсон?

– Третий президент США. Да, и еще он жил в Виргинии. Точно как мы сами.

– Молодец. Так вот, это письмо, и один человек считает, что его написал Джефферсон. Меня попросили проверить, так это или нет.

В свое время он уже объяснял Робби и Стефи, чем зарабатывает на жизнь, и разговор получился неожиданно трудным. Нет, сложность состояла не в том, чтобы посвятить их в подробности работы эксперта по определению подлинности документов. Они никак не могли взять в толк, зачем кому-то могло понадобиться подделывать письма и другие важные бумаги, а потом выдавать их за настоящие.

– А что в нем написано? – спросил мальчик.

Паркер ответил не сразу. Ответы всегда были слишком важны для него. В конце концов, он и был мастером поиска ответов на загадки. На протяжении всей жизни он решал словесные ребусы, играл словами, разгадывал лингвистические головоломки. В ответах для него всегда заключался особый смысл, и потому он никогда не пытался уклониться от вопросов своих детей. Ведь когда мать или отец говорят своему ребенку: «Объясню как-нибудь в другой раз», – они делают это своего удобства ради в надежде, что их чадо скоро забудет, о чем спрашивало. Но содержание именно этого письма заставило Паркера помедлить с ответом в сомнениях. После некоторой паузы он сказал:

– Это письмо, которое Джефферсон написал своей старшей дочери.

И это была правда. Вот только Паркер решил не вдаваться в подробности и не рассказывать сыну, что главной темой письма стала Мэри – вторая по старшинству дочь Джефферсона, которая умерла от послеродовых осложнений, как и его жена за несколько лет до того. В письме говорилось:

Теперь в Вашингтоне я живу в какой-то пелене тоски, преследуемый видениями Полли верхом на коне или беззаботно несущейся вниз по крыльцу с полным пренебрежением к моим наставлениям быть хоть чуть-чуть более осторожной…

И Паркер, признанный эксперт по идентификации письменных источников, обнаружил, что ему трудно отогнать от себя печаль, навеянную этими словами. «Соберись!» – говорил он себе, но мысли об отце, только что потерявшем одного из своих детей, навязчиво возвращались.

Пелена тоски…

«Соберись!»

Он, конечно же, сразу отметил, что имя в письме то самое, каким и должен был называть дочь Джефферсон. При рождении ее нарекли Мэри, но в семье всегда звали Полли. Бросилась в глаза и скупость пунктуации, характерная для Джефферсона. Это говорило в пользу подлинности письма. Равно как и события, о которых он упоминал, – они действительно значились в его биографии и произошли примерно в то время, когда предположительно он написал это послание.

Таким образом, с текстуальной точки зрения письмо выглядело настоящим.

Но на этом загадки не заканчивались. Эксперты по документам не только совмещают в себе роли лингвистов и историков. Их работа требует немало знаний из других научных областей. И Паркеру теперь предстояло изучить документ с точки зрения естествознания, подвергнуть его в буквальном смысле физическому анализу.

И он хотел было уже положить конверт под один из своих мощных микроскопов, когда снова раздался звонок в дверь.

О нет!.. Паркер даже зажмурился. Это опять Джоан. Он был почти уверен в этом. Забрала из питомника своих собачек и вернулась, чтобы и дальше превращать его жизнь в ад. Вероятно, ей удалось уговорить социальную работницу поехать с ней прямо сейчас. Неожиданный налет в стиле спецназа…

– Я открою, – вызвался Робби.

– Не надо, – быстро сказал Паркер. Быть может, слишком быстро. Мальчика явно удивила такая резкая реакция отца.

Поэтому Паркер сказал с улыбкой:

– Не беспокойся, я сам открою, – и поднялся вверх по лестнице.

Он кипел от ярости и был преисполнен желания устроить детям веселую встречу Нового года, что бы ни затевала их мать. С этой мыслью распахнул входную дверь.

Сейчас он ей…

– Привет, Паркер!

Ему не сразу даже вспомнилось имя высокого седовласого мужчины. Он не виделся с агентом уже много лет. Потом оно пришло ему на память.

– Кейдж? Здравствуй.

Стоявшая рядом с ним женщина была Паркеру незнакома.

4

– Как поживаешь, Паркер? Наверное, думаешь, я с Луны свалился, верно? Хотя это выражение не совсем здесь уместно. Но в целом должно передавать твое настроение.

Внешне агент изменился мало. Только еще немного поседел. Еще немного похудел. Стал казаться еще выше ростом. Паркер помнил, что Кейдж ровно на пятнадцать лет старше. Они оба родились в июне. Близнецы. Инь-ян.

Краем глаза Паркер заметил, как в коридоре появился Робби, к которому присоединился другой шпион – Стефи. О том, что в доме гости, дети узнают быстро. Они осторожно приблизились в двери, оглядывая Кейджа и приехавшую с ним женщину.

Паркер повернулся и склонился к ним.

– Разве у вас нет важных дел наверху в своих комнатах? Очень важных дел?

– Нет, – помотала головой Стефи.

– Никаких, – поддержал ее брат.

– А по-моему, есть.

– Какие?

– Сколько деталек от «Лего» разбросано по полу? А микромашинок?

– Думаю, может, парочка, – попытался схитрить Робби.

– Ты имеешь в виду, парочка сотен?

– Ну да, – ответил мальчик с усмешкой.

– Тогда марш наверх… Марш, марш! Иначе чудовище само вас туда утащит. Хотите увидеть чудовище?

– Нет! – взвизгнула Стефи.

– Тогда идите, – повторил Паркер со смехом. – Дайте папе поговорить с друзьями.

Наблюдая, как они карабкаются вверх по лестнице, Кейдж заметил:

– Ну, друзья мы с тобой едва ли. Или я ошибаюсь, а, Паркер?

Он ничего не ответил. Только закрыл дверь дома и повернулся к визитерам, разглядывая женщину. Слегка за тридцать. Узкое гладкое лицо. И бледная. Не чета постоянно загорелой Джоан. Она не смотрела на Паркера, а сквозь забранное тюлем узкое окошко у двери по-прежнему следила, как поднимается наверх Робби. Только потом она обратила внимание на хозяина дома, протянув для пожатия сильную руку с длинными пальцами.

– Я – Маргарет Лукас. Младший агент по особо важным делам вашингтонского отделения Бюро.

«Младший агент», «старший агент» – слова из его прошлой жизни, которых он уже годами не слышал.

– Не могли бы мы войти ненадолго? – спросила она затем.

Сирена родительской тревоги внутри Паркера сработала мгновенно.

– Я бы предпочел поговорить здесь, если не возражаете. Дети…

Она сверкнула на него глазами. Вероятно, восприняла его слова как пренебрежение. Но он ничего не мог поделать. Знакомство его детей с работой ФБР сводилось к случайному просмотру серий о приключениях Скалли и Малдера из «Секретных материалов», да и то когда они оставались ночевать в домах знакомых. И ему не хотелось ничего в этом менять.

– Ничего, здесь, значит, здесь, – сказал Кейдж, обращаясь к ним обоим. – Слушай, а ведь мы в последний раз встречались… Бог его знает когда. По-моему, на поминках по Джимми на Девятой улице.

– Точно.

Хотя было это не так уж давно. В последний раз Паркер Кинкейд побывал в просторном дворе между мрачными серыми зданиями отделения ФБР жарким июльским днем два года назад. Старые знакомые до сих пор присылали ему электронные письма, восхищаясь проникновенной речью, которую он произнес на панихиде по Джиму Хуангу, который когда-то был заместителем Паркера. Решив перевестись в оперативники, Джим был убит в первый же день службы в новом качестве.

Паркер молчал.

Кейдж мотнул головой в сторону, куда удалились дети.

– Здорово они у тебя подросли.

– Да, время идет быстро, – кивнул Паркер. – Но давай перейдем к делу. С чем пожаловал, Кейдж?

Агент пожал плечами, как бы указывая на Лукас.

– Нам нужна ваша помощь, мистер Кинкейд, – поспешно сказала та, пока еще не рассеялся пар изо рта задавшего свой вопрос Паркера.

Тот чуть склонил голову.

– А хорошо здесь у тебя! – сказал Кейдж, оглядываясь по сторонам. – Воздух-то какой! Нам с Линдой тоже пора переезжать. Купить свой участок. Я подумываю об округе Лоуден. Ты смотришь новости, Паркер?

– Слушаю.

– То есть?

– По радио. Не люблю телевидение.

– Верно. Ты и раньше его не любил, как я помню. – Кейдж повернулся к Лукас. – Он всегда называл телевидение «мусорной свалкой». Только и делал, что читал все время. Паркер живет в мире слов. Здесь он настоящий дока, хотя, если честно, не знаю, кто он такой, этот дока. Помню, ты говорил мне, что и твоя дочка тоже пристрастилась к чтению. Что, до сих пор любит книжки?

– Стрелок в метро, – перебил его Паркер. – Вот зачем вы здесь.

– «Метстрел», – уточнила Лукас. – Так мы закодировали название операции. Он убил двадцать три человека. Тридцать семь ранены. Тяжкие телесные повреждения у шести детей. Это было…

– Что конкретно вы хотите? – снова перебил он, опасаясь, что дети могут услышать ее слова.

– Это крайне важно, – ответила Лукас. – Нам необходимо ваше содействие.

– Не представляю, чем могу помочь. Я давно в отставке.

– Точно! Подал в отставку. И все тут! – ухмыльнулся Кейдж.

Лукас хмурилась, поочередно оглядывая то одного, то другого.

Уж не спектакль ли они разыгрывают? Роли доброго копа и ничего не знающего? Вроде бы нет. Однако в его неписаном «Руководстве» числилось еще одно правило: «Будь готов к тому, что ты один против двоих». И потому он оставался настороже.

– Ты ведь по-прежнему занимаешься анализом документов. Твое имя даже значится в телефонном справочнике среди людей этой профессии. И я видел твой сайт в Интернете. Мне понравилось. Особенно голубенький фон.

– Я сугубо гражданский специалист, – твердо ответил Паркер.

– Но Кейдж рассказал мне, что вы шесть лет были начальником отдела по работе с документами. Он считает вас лучшим специалистом страны в этой области, – заметила Лукас.

Какие же у нее усталые глаза, подумал Паркер. Ей, вероятно, всего-то лет тридцать шесть, тридцать семь. Отличная фигура, спортивная, подтянутая, красивое лицо. Но должно быть, работа… Только всмотритесь в эти глаза! Как два серовато-голубых камня. Паркеру доводилось встречать людей с подобными глазами.

Папочка, расскажи мне о Лодочнике.

– Я занимаюсь только коммерческими заказами. С судебной экспертизой предпочитаю не связываться.

– Но он был кандидатом в начальники всего восточного отделения. Кроме шуток, – сказал Кейдж так, словно и не слушал Паркера. – Но почему-то отклонил назначение.

Лукас удивленно вскинула светлые брови.

– Это было много лет назад, – возразил Паркер.

– Само собой, – подтвердил Кейдж. – Но ведь ты не покрылся за это время ржавчиной, старина?

– Кейдж, прошу, переходи к сути дела.

– Пытаюсь взять тебя измором, – пошутил седовласый агент.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Я всегда верил в чудеса, разве не помнишь? – А для Лукас он пояснил: – Понимаешь, Паркер не только мог определить подделку. Он реально помогал разыскивать людей, используя только то, что они написали. Устанавливал, где они покупали бумагу, чернила, ручки и все такое. Он – лучший из лучших.

– Ты своей напарнице это уже говорил, – едко заметил Паркер.

– А, должно быть, дежа-вю. Всегда страдал этим, – оправдался Кейдж.

Паркер поежился, но не от холода, а от того, сколько неприятностей могло сулить появление этих людей. Он думал о своих ребятишках. О празднике, намеченном на сегодня. О своей бывшей жене. И уже открыл рот, чтобы прямо сказать долговязому Кейджу и мертвоглазой Лукас выметаться из его жизни навсегда, но она на мгновение опередила его:

– Прошу вас, только выслушайте нас. Преступник, личность которого не установлена, и его сообщник-стрелок разработали схему вымогательства денег. Стрелок будет осыпать пулями из автомата толпы людей каждые четыре часа, если город не заплатит выкуп. Мэр согласился заплатить. Деньги подготовлены. Но преступник за ними не явился. Спросите почему? По той простой причине, что сам погиб.

– Представляешь, как повезло парню? – вмешался Кейдж. – Отправился, чтобы забрать двадцать миллионов долларов, а по пути попал под грузовик.

– А почему деньги не забрал стрелок? – спросил Паркер.

– Потому что стрелку приказано только убивать, – ответила Лукас. – Денежными делами он не занимается. Классический случай разделения зон ответственности.

Казалось, ее удивило, что Паркер не догадался об этом сам.

– Организатор преступления выпускает стрелка в город с инструкцией продолжать убивать людей, пока не получит сигнала остановиться. Так он получал гарантию, что мы не уложим его на месте в ходе тактической операции. И даже если бы арестовали, у него был бы рычаг давления на нас – мы выпускаем его, а он сдает нам стрелка.

– Поэтому теперь нам необходимо найти стрелка самим, – сказал Кейдж. – Другого выхода нет.

Дверь за спиной Паркера чуть приоткрылась.

– Застегните куртку, – поспешно шепнул он Лукас.

– Что? Зачем? – не поняла она.

Как только Робби появился на пороге, Паркер сам стремительно протянул руку и запахнул на ней куртку, прикрыв большой пистолет на поясе. Ей это явно не понравилось, но он шепнул:

– Не хочу, чтобы мой сын видел вашу «пушку».

Потом обнял Робби за плечо.

– Привет, мистер Ху. Как там у вас дела?

– Стефи спрятала джойстик.

– Ничего я не прятала! – донесся протестующий голос. – Не прятала, понятно?

– Я выигрывал, вот она его и спрятала.

Паркер нахмурил лоб и спросил:

– Постой-ка, но ведь он присоединен проводом, так ведь?

– Она и провод отключила.

– Стефи-фи-фи! Давай сделаем так, чтобы джойстик опять появился через пять секунд. Четыре. Три. Две…

– Нашла! – крикнула девочка.

– Сейчас моя очередь! – завопил в ответ Робби и кинулся вверх по лестнице.

Паркер снова заметил, как Лукас проводила глазами взбиравшегося вверх мальчика.

– Как его зовут? – спросила она.

– Робби.

– Но вы обратились к нему как-то иначе.

– А, вы об этом. Мистер и мисс Ху. Такие прозвища я в шутку дал своим детям.

– По названию «Ваху» – своей университетской футбольной команды? – поинтересовалась она.

– Нет. Я взял это из одной книжки доктора Сьюза.

«Интересно, – подумал Паркер, – откуда ей известно, что я закончил университет штата Виргиния?»

– Послушай, Кейдж. Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.

– Но ты вникни в суть проблемы, приятель, – настаивал Кейдж. – Единственная улика, которая у нас есть, она же единственная зацепка, – это записка, оставленная преступником.

– Пусть ею займутся ребята из ГИМУ.

Группа изучения материальных улик ФБР.

Губы Лукас, казалось, вытянулись в совсем тонкую полоску. Потом она сказала:

– Если понадобится, мы проконсультируемся у них. И привлечем психолингвиста. А наши агенты проверят каждый хренов писчебумажный магазин в этой стране. Но…

– Мы надеялись, что на этой стадии запиской займешься ты, – подхватил Кейдж. – Ты посмотришь на нее и скажешь нам, что есть что. Заметишь нечто невидимое для других. Например, откуда он родом. Или сможешь определить, где стрелок нанесет следующий удар.

– Но у вас же есть Стэн, – возразил Паркер.

Стэнли Льюис был нынешним шефом отдела по работе с документами. Паркер знал его как отличного специалиста, потому что несколько лет назад сам взял на работу аналитиком. Ему вспомнилось, как они когда-то провели вечер вдвоем, потягивая пиво и соревнуясь, кто лучше подделает подпись Джона Хэнкока. И Льюис победил.

– Он сейчас на Гавайях. Дает в суде показания по делу Санчеса. Нам даже на истребителе не доставить его сюда вовремя.

– Следующая бойня уже в четыре часа, – пояснила Лукас.

– Все будет не так, как в последний раз, Паркер, – тихо сказал Кейдж. – Обещаю, что такого не повторится.

Взгляд Лукас снова заметался между двумя мужчинами, но Паркер не стал объяснять ей, что Кейдж имел в виду. У него не было ни малейшего желания говорить о прошлом – сегодня оно и так уже слишком громко напомнило о себе.

– Еще раз прошу простить меня. Быть может, в другой раз. Но сегодня никак не могу. – Ему трудно было даже себе представить все последствия, если Джоан узнает, что он снова участвует в активной фазе расследования.

– Черт тебя подери, Паркер, но что же нам делать?

– У нас нет ничего, – со злостью сказала Лукас. – Никаких версий, и осталось слишком мало времени до того момента, когда этот сумасшедший снова начнет косить людей, как траву. Среди пострадавших немало детей…

Но прежде чем она смогла продолжить, Паркер прервал ее нетерпеливым взмахом руки.

– Я вынужден просить вас немедленно уехать. Желаю удачи.

Кейдж пожал плечами, посмотрел на Лукас. Та подала Паркеру свою визитку с тисненым золотом гербом министерства юстиции. Когда-то точно такие же были у самого Паркера. Шрифт челтнэмской гарнитуры, девятый кегль.

– В самом низу указан номер мобильного телефона… Послушайте, если у нас возникнут вопросы, можем мы вам хотя бы позвонить?

– Да, можете, – кивнул Паркер после некоторого колебания.

– Что ж, и на том спасибо.

– Всего хорошего, – сказал Паркер и вернулся в дом, закрыв дверь. На лестнице стоял Робби.

– Кто это был, папа?

– С этим дяденькой я когда-то вместе работал, – ответил он.

– А у нее был пистолет? – продолжал выпытывать Робби. – У той леди?

– Ты пистолет видел? – спросил сына Паркер.

– Да.

– Стало быть, он у нее действительно был.

– С ней ты тоже работал?

– Нет, только с мужчиной.

– А она симпатичная.

Паркер хотел сказать: для агента ФБР вполне – но сдержался.

Теперь в Вашингтоне я живу в какой-то пелене тоски, преследуемый видениями Полли верхом на коне…

Снова у себя в кабинете, но теперь уже совершенно один Паркер вдруг поймал себя на том, что мысленно окрестил лежавшее перед ним письмо «Кью-1». В лаборатории по изучению документов ФБР было принято обозначать каждую еще не атрибутированную бумажку литерой «Кью» и порядковым номером. Если подлинность или авторство документа удавалось установить, его заново регистрировали под буквой «Кей», но тем же номером. Интересно, сколько лет прошло с тех пор, когда он в последний раз воспринял присланное ему на экспертизу подозрительное завещание или деловое соглашение как документ «Кью»? Это вторжение ФБР в его жизнь так же не давало ему теперь сосредоточиться, как до этого визит Джоан.

Забудь о Кейдже, забудь о Лукас.

Сконцентрируйся на работе…

Он снова вернулся к письму, держа над ним увеличительное стекло.

Теперь он обратил внимание, что автор – был ли то Джефферсон или нет – писал металлическим пером, и ему живо представился сток чернил по желобку в чуть процарапанную кончиком пера бумагу. Многие фальсификаторы полагают, что все старинные документы писались исключительно гусиными перьями, и потому сами пользуются только ими. Но уже к 1800 году железные перья приобрели большую популярность, и Джефферсон тоже в большинстве случаев писал свои письма перьями из стали.

Еще одно свидетельство подлинности.

В эти тяжкие времена я вспоминаю и о твоей Матери тоже, и хотя, дорогая моя, мне не хочется лишний раз обременять тебя, я просил бы найти портрет Полли и Матушки вместе. Помнишь его? Тот, на котором мистер Шабро запечатлел их у колодца. Мне бы очень хотелось иметь его, чтобы взгляд на их лица мог поддержать меня в самые мрачные минуты жизни.

Паркер заставил себя отвлечься от грустного содержания письма и проследил за линией, приходившейся на сгиб листка. Чернила, как он заметил, не расплылись, а это означало, что письмо было написано прежде, чем листок сложили пополам. Зная тщательность, с которой Томас Джефферсон подходил к своей корреспонденции, Паркер понимал, что он никогда бы не воспользовался для письма уже сложенной страницей. Что ж, еще одно очко в пользу того, что письмо настоящее…

Паркер поднял взгляд и выпрямился на стуле. Протянул руку и включил радиоприемник. На волнах Национального общественного радио передавали очередной специальный выпуск новостей о стрельбе в вашингтонском метро.

«По только что поступившей информации, число погибших достигло двадцати четырех человек. Некоторое время назад в больнице от огнестрельного ранения скончалась пятилетняя Лавель Уильямс. Ее мать тоже пострадала во время нападения и, по словам врачей, находится в критическом…»

Он выключил приемник.

Снова все внимание письму – рука с лупой медленно скользит над документом. Теперь всмотримся в самые окончания последних букв в словах, где автор отрывал перо от бумаги. Тоже типично для жеста, каким это делал Джефферсон.

А степень впитывания чернил в бумагу?

Еще одна характерная примета – как глубоко они проникают в строку? Можно многое узнать об использовавшихся материалах, а значит, и о времени, когда писалось письмо. С годами чернила пропитывают бумагу все глубже. У данного экземпляра степень пропитки такова, что ему никак не менее двухсот лет. Но и это можно пока только принять к сведению. Мастера подделок знают способы имитировать глубокую пропитку.

По лестнице затопали детские ноги. Потом пауза, и вдруг грохот – раз, другой. Это они по очереди спрыгивали на пол прихожей с третьей ступеньки.

– Папочка, мы проголодались, – сказал Робби, стоя у начала лестницы, которая вела в кабинет.

– Я сейчас к вам приду.

– А можно нам жареного сыра?

– Да, пожалуйста, – поддержала брата Стефи.

Паркер отключил яркую смотровую лампу над столом.

Убрал письмо в ящик и запер на ключ. Потом постоял немного в полумраке кабинета, где единственным источником света оставался теперь торшер – подделка под Тиффани, стоявший в углу рядом со старым диваном.

Мне бы очень хотелось иметь его, чтобы взгляд на их лица мог поддержать меня в самые мрачные минуты жизни.

И он поднялся по ступенькам в кухню.