Текст книги "Двенадцатая карта"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Что же он тогда замышлял? – спросил Селлитто.

– Вот это-то мы и должны выяснить. – Райм немного подумал, затем спросил: – Ты говоришь, доктор Бэрри ничего не видел?

– Так он сам мне сказал.

– И тем не менее наш объект возвращается и убивает его. – Райм нахмурился. – А еще наш мистер Десять-девять расколошматил аппарат для микрофиш. Он ведь профессионал, подобные припадки гнева вряд ли ему свойственны. От него вот-вот уйдет жертва, а он принимается громить вещи только лишь потому, что у него не задался денек? – Райм посмотрел на Женеву: – Ты сказала, что читала какую-то старую газету?

– Да, журнал, – уточнила школьница.

– На том аппарате для микрофиш?

– Ага.

– Вон те кассеты? – Райм кивнул на большой полиэтиленовый пакет с коробкой под микрофиши, которую Сакс прихватила с собой из библиотеки. Места под кассеты один и три пустовали.

Женева проследила за его взглядом и утвердительно кивнула:

– Да, недостает как раз той статьи, которую я читала.

– Ты изъяла ту, что была в аппарате?

Сакс ответила:

– Кассет в аппарате не было. Наверно, забрал с собой.

– И аппарат разбил, чтобы мы не заметили пропажу. О-о, уже интереснее. В чем мотив?

Селлитто усмехнулся:

– Я думал, мотив тебя не волнует. Только улики.

– Лон, смотря для чего нам нужен мотив. Одно дело, если мы хотим выстраивать на нем доказательство вины подсудимого, что в лучшем случае будет натяжкой, и другое – если ищем улики. Скажем, человек застрелил партнера по бизнесу из пистолета, который, как мы доказали, хранился в его гараже, был заряжен пулями, купленными им же, судя по чеку с его же отпечатками пальцев. Тогда какая разница, почему он убил: потому что его заставила собака, говорящая человеческим голосом, или потому что убиенный спал с его женой? Улики – вот что решает дело. Но если у нас нет ни пуль, ни оружия, ни квитанций, ни следов протекторов? Тогда возникает резонный вопрос: за что поплатилась жертва? Ответ выведет нас на улики, которые не оставят сомнений в виновности подозреваемого. Извиняюсь за лекцию, – добавил Райм без капли сожаления в голосе.

– Настроение уже ни к черту? – спросил Том.

– Я никак не могу уловить что-то важное, и мне это не нравится, – проворчал Райм.

Заметив, как Женева сдвинула брови, он спросил:

– В чем дело?

– Ну… я тут вспомнила… Доктор Бэрри говорил, что кто-то еще интересовался тем же номером журнала. Просил его почитать, но доктор Бэрри сказал – надо дождаться, пока я закончу.

– Он упомянул, кто это был?

– Нет.

Райм подумал, потом сказал:

– Так-так, давайте-ка поразмыслим. Библиотекарь сообщает объекту, что ты интересовалась тем же журналом. Тот собирается кассеты украсть, а тебя – ликвидировать, потому что ты статью либо прочитала, либо вскоре прочтешь. – Райм, конечно, вовсе не был убежден в реальности такой ситуации, но своими успехами в криминалистике среди прочего был обязан тому, что никогда не отказывался рассматривать самые смелые версии. – И забрал он как раз ту статью, которую ты читала, верно?

Девушка кивнула.

– О чем в ней шла речь?

– Да ничего серьезного, об одном моем предке. Для нашего историка «предки» – любимая тема, вот нам и задали написать о семейных корнях.

– И кем был твой предок?

– Прапрапра-кто-то-там – вольноотпущенник. Я пришла в музей на прошлой неделе и узнала, что в одном номере «Иллюстрированного еженедельника для цветных» есть про него статья. Журнала в библиотеке не оказалось, и доктор Бэрри пообещал принести микрофишу из хранилища. Ее как раз недавно вернули.

– О чем говорилось в статье? – настойчиво повторил Райм.

Девушка на секунду смутилась, затем раздраженно пересказала:

– Чарлз Синглтон, мой предок, был рабом в штате Виргиния. Затем хозяин по идейным соображениям освободил всех невольников. Поскольку Чарлз с женой давно жили в доме хозяина и даже обучали детей хозяина чтению и письму, тот подарил им ферму в штате Нью-Йорк. Чарлз участвовал в Гражданской войне, потом вернулся домой, а в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году его обвинили в краже из фонда образования для черного населения. К тому моменту, когда заявился мужчина в маске, я успела дочитать, как Чарлз, спасаясь от полиции, прыгнул в реку.

Райм обратил внимание на правильность ее речи, но за слова она цеплялась так, будто ловила норовящих расползтись по углам щенят. С одной стороны, образованные родители, с другой – подружки вроде Лакиши. Стоит ли удивляться, что ее словно растягивает на два лингвистических полюса.

– Так ты не узнала, что с ним случилось дальше? – спросила Сакс.

Женева мотнула головой.

– Считаю, нам следует исходить из того, что объекта интересовала тема твоих изысканий. Кто еще в курсе, над чем ты работаешь? Полагаю, учитель?

– Нет, ни в какие детали я его не посвящала. Да и вообще никого, кроме Лакиши. Она, конечно, могла кому-нибудь сболтнуть, хотя вряд ли. На задания у нее память короткая. На прошлой неделе я ходила в одну адвокатуру в Гарлеме, чтобы узнать, есть ли у них архивные записи о преступлениях девятнадцатого столетия, но и тамошнему юристу я не много сказала. Доктор Бэрри, разумеется, был в курсе.

– И мог упомянуть об этом тому другому, кто интересовался журналом, – подытожил Райм. – Так, а теперь допустим, что наш объект не хочет, чтобы кто-то узнал о чем-то, упоминавшемся в статье. – Взгляд в сторону Сакс. – На месте происшествия кто-нибудь остался?

– Патрульный.

– Пусть опросит сотрудников музея, не упоминал ли Бэрри кого-то, кто интересовался журналом, и обыщет его рабочий стол. – Райму пришла в голову новая мысль. – Также мне нужна распечатка его телефонных звонков за последний месяц.

Селлитто недоверчиво потряс головой.

– Линк, в самом деле… ты не видишь здесь натяжки? О чем мы тут говорим? Девятнадцатый век? Это не просто глухарь – это дохлый глухарь.

– Профи подкидывает улики, едва не убивает одного человека, прямо на глазах у полиции стреляет в другого – все ради того, чтобы выкрасть статью? Это, Лон, ты называешь натяжкой?

Пожав плечами, толстяк детектив позвонил в участок, чтобы оттуда связались с дежурным, оставленным на месте происшествия. Затем позвонил прокурору, чтобы получить ордер на распечатку звонков с домашнего и рабочего телефонов Бэрри.

Райм смерил щуплую школьницу взглядом и решил, что выбора у него нет: придется сообщить ей правду.

– Ты понимаешь, что все это значит?

Повисла тишина. Сакс тревожно взглянула на Женеву: она-то хорошо представляла, что это значит.

– Линкольн хочет сказать, что охота на тебя скорее всего не окончена.

– Бред какой-то. – Женева Сеттл недоверчиво потрясла головой.

Выдержав паузу, Райм серьезно сказал:

– Боюсь, что как раз не бред.

В интернет-кафе Томпсон Бойд просматривал веб-сайт местной телекомпании, информация на котором обновлялась почти ежеминутно.

Заголовок свежей статьи гласил: «Убит сотрудник музея – свидетель нападения на школьницу».

Чуть слышно насвистывая, он разглядывал фотографию, на которой у входа в музей библиотекарь разговаривал с полицейским. Внизу стояла подпись: «Доктор Дональд Бэрри разговаривает с полицией незадолго до того, как его расстрелял неизвестный».

Имя несовершеннолетней Женевы Сеттл не упоминалось, писали просто о гарлемской школьнице. Томпсон Бойд был рад и такой информации. Подключив сотовый к USB-порту компьютера, он скачал сделанную им фотографию на жесткий диск и отправил ее на анонимный электронный адрес.

Затем расплатился – наличными, разумеется, – и неспешным шагом пошел по Бродвею. Купил у торговца кофе в пластиковом стакане, выпил половину, сунул внутрь две коробочки с микрофишами, которые забрал из музея, закрыл крышкой и бросил в урну.

Проходя мимо телефонной будки, он остановился, огляделся и, убедившись, что никто не смотрит, набрал номер. На автоответчике сразу раздался звуковой сигнал.

– Это я. С Женевой Сеттл возникла проблема. Узнай, в какую школу она ходит и где живет. Учится в Гарлеме – вот все, что я знаю. Ее фото я отправил тебе на ящик… Да, и еще: если сумеешь позаботиться о ней самостоятельно, получишь пятьдесят штук сверху. Как прослушаешь сообщение, сразу же отзвонись. Надо обсудить ситуацию.

Томпсон продиктовал номер таксофона, повесил трубку, вышел и, тихонько насвистывая, принялся ждать. Прежде чем он добрался до четвертого такта «Ты свет моей жизни» Стиви Уандера, в кабинке зазвонил телефон.

ГЛАВА 7

Райм посмотрел на Селлитто:

– Где Роланд?

– Белл? Он вывозил кого-то из города по программе зашиты свидетелей, но уже должен был вернуться. Думаешь, надо его пригласить?

– Надо, – ответил Райм.

Селлитто позвонил детективу на мобильный, и по разговору Райм заключил, что Белл готов немедленно к ним выехать. Райм заметил, что Женева нахмурилась.

– Детектив Белл просто будет за тобой присматривать, пока мы со всем не разберемся… А теперь расскажи, если знаешь, в краже чего обвинили твоего предка Чарлза.

– В статье говорилось, то ли денег, то ли золота, то ли еще чего-то.

– Пропавшее золото… Интересно. Корысть – лучше мотива и не придумаешь.

– Твой дядя что-нибудь знает? – спросила Сакс.

– Мой дядя? Ах, ну да, он брат матери. Чарлз приходится мне родственником по отцовской линии, а отец знал совсем немного. Двоюродная бабушка отдала мне несколько писем Чарлза.

– Где они? – спросил Райм.

– Одно у меня с собой. – Девушка покопалась в сумочке и вынула письмо. – Остальные дома. Бабка говорила, у нее где-то может быть еще несколько коробок с вещами Чарлза, но не помнила, где их искать. – Женева смолкла, промеж бровей на темном округлом лице пролегли складки. Она повернулась к Сакс: – Можно кое о чем сказать? Вдруг вам пригодится?

– Выкладывай.

– Помню, в одном письме Чарлза упоминается о какой-то тайне.

– Вот как? – переспросила Сакс.

– Да, он пишет, что беспокоится из-за невозможности раскрыть правду. Иначе, мол, произойдет большое несчастье, трагедия.

– Возможно, он имел в виду кражу, – предположил Райм.

Женева напряглась.

– Ничего он не крал. Его просто подставили.

– Почему? – поинтересовался Райм.

Девушка пожала плечами.

– Вот, прочтите письмо.

Она протянула бумагу Райму, но тут же спохватилась и отдала письмо Мэлу Куперу.

Техник вложил письмо в сканер, и через минуту изящные рукописные строки девятнадцатого столетия появились на плоских мониторах двадцать первого.

Мистеру и миссис Уильям Додд

для миссис Вайолет Синглтон

Эссекс-Фарм-роуд

Харрисберг, Пенсильвания

14 июля 1863 года

Дорогая Вайолет!

До тебя наверняка доходили новости о тех ужасах, что творились в последнее время в Нью-Йорке. Спешу сообщить, что мир наконец восстановлен, хотя достался он немалой ценой.

Атмосфера царит напряженная. Сотни тысяч обездоленных до сих пор не оправились от последствий экономической паники, захлестнувших страну несколько лет назад. В «Трибьюн» сообщалось о бессовестных спекуляциях на фондовой бирже и безответственном кредитовании, приведших к тому, что мировые финансовые рынки «полопались как мыльные пузыри».

В такой атмосфере хватило и крохотной искорки, чтобы вспыхнули массовые беспорядки. Этой искрой послужил приказ о призыве в армию, который многие сочли вынужденной, но необходимой мерой в нашей борьбе против мятежных штатов. Тем не менее волна возмущения поднялась более мощная и губительная, чем можно было бы ожидать, а мы – цветные, аболиционисты и республиканцы – стали мишенью для ненависти в той же, если не в большей, мере, чем военная полиция на призывных пунктах.

Бунтовщики, в основном ирландцы, избивали цветных, громили конторы и дома. Я был в приюте для чернокожих сирот вместе с двумя учителями и управляющим, когда толпа подожгла здание. А ведь внутри находилось более двух сотен детей! С Божьей помощью нам удалось отвести всех малышей в ближайший полицейский участок, но, будь на то воля бунтовщиков, нас бы всех перебили.

Беспорядки продолжались весь день, а вечером начались суды Линча. Одного негра сначала повесили, потом подожгли тело, и вокруг в пьяном веселье плясала беснующаяся толпа. Это было ужасно!

Я бежал на север и сейчас нахожусь на нашей ферме, где отныне собираюсь учить детей в школе, возделывать сад и по мере сил способствовать освобождению нашего народа.

Дражайшая моя супруга, после столь ужасных событий жизнь представляется мне хрупкой и скоротечной, и, если ты решишься приехать, я желал бы вскорости вновь увидеть вас с сыном рядом. К сему прилагаю два билета и десять долларов на дорожные траты. Я встречу поезд в Нью-Джерси, а оттуда до фермы мы поднимемся по реке. Мы с тобой будем вместе преподавать, а Джошуа сможет продолжить обучение и подсобит нам с Джеймсом в производстве сидра и в лавке. Если в пути кто-нибудь станет интересоваться, кто вы такие и куда направляетесь, отвечай, что мы только присматриваем за фермой по поручению мистера Триллинга. Та ненависть, которую мне довелось увидеть в глазах бунтовщиков, заставила меня осознать, что покоя нам не дадут. Даже в нашей идиллической местности нас могут ждать поджоги, кражи, разбои, если станет известно, что хозяева фермы – негры.

Там, откуда я родом, меня держали в неволе и считали человеком только на три пятых. Я надеялся, что на Севере все будет иначе… Увы, это пока не так. Трагические события последних дней ясно дают понять, что ни тебя, ни меня – никого из цветных – пока не считают полноценными людьми, а значит, мы и впредь должны бороться за обретение целостности в глазах остальных.

Передай мои самые теплые пожелания своей сестре и Уильяму и, конечно, их детям. Скажи Джошуа, что я горжусь его успехами в географии.

Я живу ради того дня, и, дай Бог, он скоро наступит, когда снова увижу тебя и сына.

Ваш любящий

Чарлз

* * *

Женева вынула письмо из сканера, подняла глаза и пояснила:

– Бунты против призыва в 1863 году во время Гражданской войны. Самые разрушительные в истории США.

– Про тайну он не упоминает, – заметил Райм.

– Про тайну в другом письме. Это я вам показала, чтобы вы поняли, что никакой он не вор.

Райм нахмурился:

– Кража случилась… дай-ка сообразить… через пять лет после письма. Почему ты считаешь, что оно доказывает его невиновность?

– Я имею в виду, что по такому письму его трудно представить вором. Человек, который так пишет, не стал бы обкрадывать фонд образования для бывших рабов.

– Вовсе не обязательно, – просто ответил Райм.

– А по-моему, совершенно ясно. – Девушка снова пробежалась глазами по письму и бережно разгладила лист рукой.

– Что там такое насчет человека на три пятых? – спросил Селлитто.

Райм кое-что помнил из истории, но от всего, что не имело прямого отношения к работе криминалиста, избавлялся как от лишнего груза. Он только покачал головой.

Ясность внесла Женева:

– До Гражданской войны раб считался за три пятых человека для формирования представительства в конгрессе. И не подумайте, что дело здесь в злом заговоре Конфедерации, – правило установили северяне. Они вообще не хотели считать рабов, потому что тогда Южные штаты получили бы в конгрессе численное преимущество. А южане, наоборот, хотели считать рабов за целых людей. Правило «три пятых» стало компромиссным решением.

– Их считали, чтобы набрать представительство, – прокомментировал Том, – но права голоса они не имели.

– Да, все верно, – подтвердила Женева.

– Кстати, то же было и с женщинами, – добавила Сакс.

Райма социальная история Америки сейчас не интересовала.

– Я хотел бы взглянуть на остальные письма. И надо найти экземпляр журнала – «Иллюстрированного еженедельника для цветных». Какой это номер?

– От двадцать третьего июля тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года, – ответила Женева. – Я отыскала его с большим трудом.

– Я постараюсь, – сказал Мэл Купер, и Райм услышал, как его пальцы застучали по клавиатуре компьютера.

Женева снова взглянула на часы:

– Мне правда пора…

– Всем привет, – донесся из прихожей мужской голос. Через секунду показался и сам детектив Роланд Белл в коричневой спортивной куртке, синей рубашке и джинсах. Родом из Северной Каролины, Белл несколько лет назад поличным причинам перебрался в Нью-Йорк. Неторопливость Белла порой бесила городских коллег, однако Райм считал ее следствием не южного воспитания, а дотошности, происходящей из осознания важности своей работы. Белл специализировался на защите свидетелей и прочих потенциальных жертв. Его подразделение не имело официального статуса, но в шутку именовалось «Отрядом специального назначения по спасению задниц свидетелей».

– Роланд, знакомься – Женева Сеттл.

– Приветики, мисс, – протяжно проговорил Белл, пожимая ей руку.

– Телохранители мне не нужны, – твердо заявила Женева.

– Не беспокойся, под ногами мешаться не буду, слово чести, – пообещал Белл. – Невооруженным глазом ты меня не увидишь. – Взгляд в сторону Селлитто: – Так что тут у нас?

Толстяк детектив вкратце изложил все детали. Слушая, Белл не хмурился и не качал головой, однако Райм заметил, как замерли его глаза – знак глубокой озабоченности. Когда Селлитто закончил, на лицо Белла вновь вернулось простодушное выражение. Он стал расспрашивать Женеву о ее привычках и о семье, чтобы решить, как лучше организовать защиту. Та отвечала неохотно, словно скупясь на слова.

Когда он закончил, Женева нетерпеливо сказала:

– Мне правда надо идти. Может меня кто-нибудь подвезти до дома? Я отдам остальные письма Чарлза и побегу в школу.

– Детектив Белл тебя подвезет, – сказал Райм и добавил с усмешкой: – Насчет школы мы вроде бы договорились, что ты возьмешь выходной, а тесты сдашь позже.

– Нет, – отрезала она. – Ни о чем мы не договаривались. Вы сказали только «…сначала покончим с кое-какими вопросами, а там будет видно».

Немногие попрекали Линкольна Райма его же собственными словами, так что ответил он довольно ворчливо:

– Что бы я ни говорил раньше, раз ясно, что за тобой еще могут охотиться, придется тебе посидеть дома. Твоя жизнь в опасности.

– Мистер Райм, я должна сдать тесты сегодня. Пересдачу могут и не назначить.

Женева раздраженно крутила пальцами петлю на джинсах. Какая она все-таки худенькая. Райм подумал, не из тех ли ее родители фанатов здорового питания, которые держат детей на хлопьях с молоком и соевом творожке. Профессора особенно к этому склонны.

– Сейчас я позвоню в школу, – сказала Сакс. – Объясню, что ты попала в неприятную ситуацию и…

– Мне правда надо идти, – негромко проговорила Женева, глядя Райму прямо в глаза. – Сейчас же.

– Просто побудь дома денек-другой, пока мы не узнаем побольше. Или, – добавил криминалист, – пока его не прищучим.

Он рассчитывал, что это прозвучит весело, хотел блеснуть знанием жаргона, но тут же пожалел о своих словах. На самом деле он не был с ней искренен. Исключительно по причине ее возраста. Точно так же малознакомые люди, увидев Райма в коляске, принимались говорить с нарочитым воодушевлением, раздражая его своей подчеркнутой веселостью.

Вот как сейчас он раздражает Женеву.

Девушка сказала:

– Я была бы благодарна, если бы меня подвезли. Хотя могу доехать и на метро. Но если хотите получить письма, надо отправляться сейчас.

Раздосадованный ее упрямством, Райм категорично заявил:

– Должен ответить отказом.

– Можно попросить у вас телефон?

– Зачем?

– Хочу позвонить одному человеку.

– Кому?

– Юристу, про которого я говорила, Уэсли Гоудзу. Он раньше работал на крупную страховую компанию, теперь у него своя консультация в Гарлеме.

– И зачем ты хочешь ему звонить? – поинтересовался Селлитто.

– Затем, чтобы спросить, вправе ли вы не пускать меня на занятия.

– Это ради твоего же блага, – фыркнул Райм.

– Разве не мне решать?

– Нет, твоим родителям или дяде.

– Не им заканчивать школу будущей весной.

Сакс хихикнула, и Райм бросил на нее мрачный взгляд.

– Речь всего о паре деньков, – подключился Белл.

Не удостоив его ответом, Женева продолжила:

– Мистер Гоудз добился освобождения Джона Дэйвида Колсона из тюрьмы Синг-Синг, когда тот уже отсидел десять лет за убийство, которого не совершал. Дважды или трижды возбуждал иски против Нью-Йорка, я имею в виду сам штат, и пока не проиграл ни одного дела. Совсем недавно он вел дело в Верховном суде касательно прав бездомных.

– И тоже выиграл? – скривив рот, спросил Райм.

– Он выигрывает все дела.

– Бред какой-то, – пробормотал Селлитто, рассеянно потирая пятнышко крови у себя на пиджаке. – Ты ведь просто ребенок…

Ошибка.

Женева сверкнула глазами и бросила раздраженно:

– Что, вы мне и позвонить не дадите? Даже заключенные имеют такое право!

Тяжело вздохнув, толстяк детектив указал на телефон. Девушка подошла к аппарату, заглянула в записную книжку и набрала номер.

– Уэсли Гоудз, – вслух проговорил Райм.

Женева склонила набок голову, ожидая, когда на другом конце снимут трубку.

– Учился в Гарварде. Кстати, вел одно дело и против армии. Что-то связанное с правами сексуальных меньшинств. – И дальше уже в трубку: – Могу я поговорить с мистером Гоудзом?.. Вы не передадите ему, что звонила Женева Сеттл? Я оказалась свидетелем преступления, и меня удерживают в полиции. – Она сообщила городской адрес Райма и добавила: – Удерживают против моей воли и…

Райм бросил взгляд на Селлитто. Тот закатил глаза и проговорил:

– Ну хорошо.

– Подождите минуточку. – Женева повернулась к возвышающемуся рядом грузному детективу. – Так можно мне в школу?

– Только чтобы сдать тест.

– Вообще-то у меня их два.

– Хорошо, два теста, черт бы их все побрал. – Селлитто повернулся к Беллу: – Не отходи от нее.

– Ни на шаг. Будьте уверены.

В трубку Женева сказала:

– Передайте мистеру Гоудзу, чтобы не беспокоился. Вопрос, похоже, решен.

Она положила трубку.

– Сначала мне нужны остальные письма, – сказал Райм.

– Договорились. – Женева закинула на плечо школьную сумку.

– Ты, – глядя на Пуласки, рявкнул Селлитто, – поедешь с ними.

– Слушаюсь, сэр.

Когда Женева в сопровождении Белла и новичка вышла за дверь, Сакс, глядя им вслед, рассмеялась:

– Вот уж правда – палец в рот не клади.

– Уэсли Гоудз, – улыбнулся Райм. – Думаю, она его выдумала, а звонила в какую-нибудь службу точного времени. – Он кивнул на доску с записями об уликах: – Так, давайте-ка займемся тем, что у нас есть. Мэл, ты возьмешь на себя ярмарки. И мне нужны результаты по нашим запросам в ВИКАП и НЦИП.77
  ВИКАП – от англ. VICAP (Violent Criminal Apprehension Program) – Программа изучения и анализа тяжких преступлений. В США единая сетевая база данных, предназначенная для отслеживания и сопоставления информации по тяжким преступлениям. НЦИП – Национальный центр информации о преступлениях. От англ. NCIC (National Crime Information Center).


[Закрыть] Надо опросить городские библиотеки и школы, не интересовался ли у них наш клиент насчет Синглтонов или «Еженедельника для цветных». И еще выясните, кто производит пакеты со смайликами.

– Непростая задача, – отозвался Купер.

– Сама жизнь, знаешь ли, порой непростая задача. Отправьте образцы крови с волокон удавки для сверки по КОДИС.

– А я думал, что ты исключил нападение на сексуальной почве.

КОДИС представляла собой сводную базу данных, в которой собраны образцы ДНК преступников, совершивших сексуальные преступления.

– Мэл, ключевые слова здесь «я предполагаю», а не «уверен на все сто». И еще… – Райм подкатился поближе к доске, чтобы получше рассмотреть фотографии убитого библиотекаря и схему стрельбы, которую начертила Сакс. – Как далеко от жертвы стояла та женщина? – спросил он Селлитто.

– Кто, случайная свидетельница? Ну, не меньше пятнадцати футов в стороне.

– Кому досталась первая пуля?

– Ей.

– И стрелял он кучно? Имею в виду те выстрелы, которыми был убит библиотекарь.

– Да, очень кучно. Стрелять он умеет.

Райм пробормотал:

– Эта женщина не случайная жертва. Он в нее целился.

– То есть как?

Криминалист обратился к лучшему стрелку среди присутствующих:

– Сакс, когда ведешь беглый прицельный огонь, какой выстрел наиболее вероятно окажется самым точным?

– Первый – не надо учитывать фактор отдачи.

После ее слов Райм объяснил:

– Он ранил ее намеренно; целился в один из крупных кровеносных сосудов. Для того чтобы отвлечь как можно больше полицейских и спокойно уйти.

– Господи, – выдохнул Купер.

– Сообщите об этом Беллу, а также Бо Хауману и ребятам из его группы. Объясните им, с кем мы имеем дело: с профи, которому ничего не стоит застрелить постороннего человека, только чтобы отвлечь внимание.