Текст книги "Дом в глухом лесу"
Автор книги: Джеффри Барлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)
Глава 8
ОБИТАТЕЛИ СКАЙЛИНГДЕНА
– Медник, друг мой, ты, вне всякого сомнения, – самый неприглядный из обитателей Далройда, – обронил Марк Тренч, вскакивая в седло. Его конь, гнедой мерин высотой в шестнадцать ладоней, с огромной, размером с футляр для скрипки, головой, с грудью что бочка, лохматыми крепкими ногами и с самую малость вихляющим задом забил копытом в землю и ликующе заржал, едва хозяин, что называется, «поднялся на борт».
– Да не такой уж он и уродец, Марк, – возразил Оливер, одним прыжком взлетая на изящную гнедую кобылку, выведенную для него конюхом. – Честное слово, мог бы и похуже выбрать: вот, скажем, деревенского корноухого коба[13]13
Порода коренастых верховых лошадей. (Прим. перев.)
[Закрыть], или заморенную ломовую лошадь, или мышастого пони с норовом размером с целое графство. На мой взгляд, знаешь ли, Медник – очень славный коняга. Надежный. Спокойный. Преданный.
– Цыц! – оборвал его сквайр. – Нечего распалять в нем тщеславие, Нолл. Видел, как он уши насторожил, тебя слушая? Чего доброго, наберется теперь ненужных идей, возомнит о себе невесть что, под стать нашему деревенскому законнику. Не сегодня-завтра и подпускать меня к себе перестанет, кроме как за горсть зерна, а после, глядишь, и на землю сбросит!
– Иногда мне и в самом деле кажется, что животные нас слышат, ну, то есть, я имею в виду, понимают каждое наше слово. Лошади и собаки порой демонстрируют интуицию просто-таки сверхъестественную. Помнишь спаниеля профессора Хамфри в добром старом Антробусе? Пес всегда знал, когда наш славный наставник собирался улизнуть в винный погребок, и усаживался перед дверью с профессорской тростью в зубах.
– Медник по Забавнику затосковал. Я вижу, я чувствую. Сам погляди, как он поводит по сторонам скорбными глазищами! Привык, что малыш всегда сопровождает его в таких вот разъездах. Нет, Медник, дружок, сегодня мы поскачем в Скайлингден, а Забавнику там делать нечего. Наносить визит вежливость верхом – это, что называется, de rigueur[14]14
Модно, подсказано этикетом (фр.).
[Закрыть], а вот собаку за собой тащить – это, уж извините, в высшем свете не принято. Спорю на пятьдесят гиней, в усадьбе псу не обрадуются. А сам я не захочу, чтобы он бегал где-то сам по себе, тем паче что по лесам рыщет Косолап.
– Наверняка тамошний конюх о нем позаботился бы, – промолвил Оливер.
Однако сквайр ничего и слышать не желал: да он скорее доверит своего терьера мальчишке мясника или пьяному разносчику! От этого замечания в пору было нахмуриться его собственному груму, но, по счастью, сего славного джентльмена в тот момент отвлекли иные обязанности. Не приходилось сомневаться: благополучие Забавника для владельца Далройда стоит на первом месте.
Оливер огляделся вокруг, поднял глаза к пасмурному небу – воистину удручающему наследнику ясных звездных небес давешнего вечера! Тусклое, безжизненное, какое-то комковатое выдалось утро, под стать тусклому, безжизненному, комковатому лицу его друга сквайра, который в свою очередь оценивал занимавшийся день посредством неравной пары глаз – слишком маленьких и узких, слишком близко посаженных. За деревьями застыла недвижная гладь Одинокого озера, точно пленка кровяной колбасы. Сквайр вдохнул полной грудью, радуясь росному, свежему благоуханию леса. Если не считать облаков, утро оказалось не вовсе неудачное: не слишком холодное, безветренное – словом, просто-таки идеальное для неспешной прогулки верхом вверх по Скайлингденской дороге.
– Он у тебя давно? – полюбопытствовал Оливер, подразумевая Медника, едва джентльмены свернули на каретный тракт.
– Вот уж двенадцать лет как. Он тут на свет появился, – ответствовал Марк не без гордости. – Это верно, для этакого нескладного чудища нрав у него мягкий да кроткий. И ход что надо, и к удилам чуток, вот только внешнее плечо не так хорошо выносит – Аркрайт говорит, что теперь уже делу не поможешь, – и вполне доволен своей участью. Чего еще и желать? Второго такого коняги мне в жизни не добыть! Просто не представляю, что бы мы с Забавником без него делали! Да-да, Медник, старина, все чистая правда, так и есть! – С этими словами Марк коротко потрепал коня по холке и шее, словно заверяя, что в Далройде его и впрямь никто не заменит. Да, хозяин и «чудище» крепко привязались друг к другу.
– Медник и Забавник, – пробормотал себе под нос Оливер. – Вот тебе и семья или некое ее подобие.
– И такому человеку, как я, подобной семьи более чем довольно, благодарю вас. Но ты опять забываешь Смидерза Незаменимого, который ведет все мои дела и не позволяет мне лодырничать. Господи милосердный, да он, по сути дела, управляет Далройдом от моего имени! Ну скажи, пожалуйста, что еще нужно джентльмену для полного счастья? Собаки и лошади, сидр и хвойное пиво, бильярд и табак, провинциальные развлечения и провинциальные же обязанности… Говорю тебе, Нолл, я устроился всем на зависть!
Сквайр вальяжно откинулся в седле, по всей видимости, очень собою довольный, и по-хозяйски оглядел окрестности – что и неудивительно, учитывая, сколь значительная часть здешних земель принадлежала ему.
– А у меня сложилось впечатление, что ты здесь, в Талботширской глуши, – словно на необитаемом острове, – с деланным недоумением воскликнул Оливер. – Отрезан от всего мира и от жизни, так сказать.
– Повторяю тебе еще раз, Нолл: речи моей юной кузины Моубрей всерьез принимать не стоит, – отпарировал Марк, окидывая взглядом ряды гигантских стволов на холме. – Она сама не знает, о чем говорит: жизненный опыт ее крайне скуден. Болтает себе без умолку о том и о сем, это верно, но познания ее в отношении каждого отдельно взятого предмета весьма поверхностны. Что до вас, сэр, я бы предложил вам задуматься над следующим афоризмом: «Навязчивому гостю привета не дождаться». Возможно, мистер Лэнгли, если вы ограничите свои «впечатления» изучением этого вашего пропыленного римско-испанского приятеля и его эпиграмм, то куда лучше преуспеете здесь, в Талботшире, – в глуши, как вы изволили выразиться.
– Да, но разумно ли я поступил, приехав в Талботшир и в Шильстон-Апкот? – отпарировал, лукаво улыбаясь, Оливер. – В конце концов, с какой стати человеку здравомыслящему сюда перебираться?
– Ха! – буркнул Марк и, решительно сдвинув на лоб черную касторовую шляпу, пробормотал себе под нос нечто весьма нелестное про городской люд в общем и целом и обитателей Вороньего Края – в частности.
Оливер с трудом сдержал смех: сколько же противоречий заключает в себе характер его старого приятеля по Солтхеду! Милый старина Марк! Вот ему-то нечего опасаться, что кто-нибудь станет ему слишком близок и дорог – затронет за живое, так сказать, – ибо душу свою от чужого вторжения он оборонял обдуманно, уверенно и надежно.
Справа остался Грей-Лодж, дом пресловутой юной леди с крайне скудным жизненным опытом. То был живописный, сложенный из камня двухэтажный коттедж, не слишком большой и не слишком маленький, с высокой покатой крышей, крытой серой соломой; плавные изгибы этой на удивление плотной, лохматой кровли с закругленными волнистыми краями обрамляли верхние окна подобно бровям над решетчатыми глазами-окнами. Оливер уже собрался отпустить остроту-другую на счет одной небезызвестной обитательницы сего жилища, однако под предостерегающим взглядом Марка прикусил язык. На сквайра накатил очередной приступ хандры, так что двое джентльменов молча ехали себе вперед, не торопясь, но и не замедляя шага. По левую руку, под холмом, высилась колокольня церкви Святой Люсии Озерной, а в лесистой лощине между церковью и склоном холма виднелись надгробия приходского кладбища. Сквайр оглядел сей пустынный участок с несвойственной ему торжественной серьезностью – так смотрел он всегда, проезжая мимо.
Подъехав к перекрестку, отмеченному потемневшим столбом с указанием миль, всадники направили коней по узкой тропинке, уводящей вверх сквозь густой лес. Вокруг царила тишина, нарушаемая только цокотом копыт да бряцанием уздечки, да еще среди листвы тараторили сойки – эта отрадная музыка весьма способствовала самоанализу. Скача вверх по склону, всадники размышляли о том, что ждет их впереди. Что за люди эти Уинтермарчи? Отчего вздумали поселиться именно в Скайлингдене? Как прикажете воспринимать сплетни, что циркулируют по деревне? Как насчет смутного сходства с кем-то знакомым, что примерещилось доктору Холлу во время его визита в усадьбу? Возможно ли, что эти люди – не те, за кого себя выдают? Не кроется ли здесь тайна еще более глубокая – или все дело просто-напросто в инстинктивном недоверии, что люди повсеместно питают к чужакам?
Оливер, сам будучи в Шильстон-Апкоте чужим, однако же всерьез заинтересовавшись мифологией Скайлингдена, нынче твердо вознамерился подметить и занести в анналы памяти каждую подробность своего визита в легендарную усадьбу. Его ясные глаза жадно глядели на уходящую вверх дорогу. Чем круче становилась тропа, тем теснее смыкались деревья по обе стороны от нее. Птицы умолкли; похоже, даже сойки находили Скайлингденский лес местом до крайности неприятным. Ветви высоких сосен переплетались над головой, заслоняя пасмурное небо. Вокруг царили безмолвие и тень. На протяжении всего пути сквайр не терял бдительности, памятуя о проказах Косолапа и вовсе не желая нежданно столкнуться с ним лицом к лицу. В придачу в столь мрачной чаще следовало опасаться саблезубых котов, вне зависимости от времени года. По счастью, ни кота, ни медведя он так и не высмотрел, да и лошади не заметили ничего подозрительного, и Медник, и гнедая кобылка спокойно и безмятежно трусили себе вперед.
Наконец, преодолев последнюю часть подъема, всадники оказались перед выцветшей, затянутой плющом стеной – внешней оградой Скайлингденской усадьбы. Сложена она была из кирпичей разного размера, а вход обрамляли два воротных столба – самых что ни на есть простых, четырехгранных, и каждый был увенчан тяжелым каменным шаром. Сами литые железные ворота были украшены арабесками в форме листьев, колосьев и звезд – весьма причудливых и насквозь проржавевших; более того, створки стояли незапертыми. Джентльмены спешились и ввели лошадей внутрь, прикрыв ворота за собою. Внутри, у самого входа, обнаружился домик – сторожка привратника, по всей видимости. Однако навстречу гостям никто не вышел, и, оглядев его снаружи, визитеры решили, что дом покинут. Так что они вновь сели в седла и двинулись к особняку по обсаженной деревьями аллее.
Прямо перед ними воздвигся Скайлингден-холл, выраставший все больше по мере приближения всадников. Строение и впрямь было не из малых, хотя и в прискорбно обветшавшем состоянии, как с первого же взгляда подметил Оливер. Декоративные кустарники вокруг дома буйно разрослись, вымахали до гигантских размеров и местами закрывали целые ряды окон; повсюду мох и плюш оспаривали друг у друга права на унылый фасад. Старый сине-пурпурный камень искрошился и истерся, орнаменты пошли трещинами и осыпались. Фронтоны и стены поддерживались дубовыми балками и вставками, причем потемневшее, шоколадного цвета дерево остро нуждалось в покраске. Черепичную крышу испещрили пятна лишайника. Трубы словно обглодал какой-то великан: кое-где в них не хватало кирпичей. В общем и целом с архитектурной точки зрения картина вырисовывалась не самая эффектная.
Всадники двинулись вдоль стены к конному двору, объезжая нечто, весьма похожее на флигель для слуг, ныне тоже заброшенный. Из стойла донеслось заливистое ржание, на которое Медник не преминул откликнуться. По крайней мере здесь рука хозяина ощущалась – конюшни выглядели куда новее и опрятнее, нежели сам особняк. В каретном сарае стоял экипаж вида вполне пристойного, во всяком случае, так казалось издали.
– Вслед за трактирщиком Айвзом я склоняюсь к мысли о том, что семейство это – не из зажиточных. Причем бедствует уже давно, – промолвил Марк, лениво выжимая предположения из всего, что наблюдал вокруг, точно воду из губки. – Экипаж, похоже, только один, а к нему – жалкая пара кляч. Кусты надо подстричь. Виноградник зарос сорняками. Посмотри, в каком состоянии открытая галерея, и доски фронтонов, и вон то фигурное литье…
– Но ведь новые жильцы обосновались здесь совсем недавно, – напомнил Оливер. – Нельзя же ожидать, чтобы они в первый же день привели усадьбу в образцовый порядок. Более того, они просто арендаторы или по крайней мере таковыми прикидываются, а не землевладельцы, лично отвечающие за состояние недвижимости, верно?
– Безусловно, Нолл, но есть вещи, которые джентльмен не может не заметить. Вот, например: где все? Ты, часом, не углядел краем глаза никого из слуг?
– Ни живой души.
– Почему нет никакой суматохи, никто не бегает туда-сюда? Где привратник? Где наемные рабочие? Отчего не видно никаких следов их деятельности? Где конюх? Я тебе отвечу: нигде, потому что никакого конюха здесь и в заводе нет. А где привратник? Да там же, где и конюх, – нет его, и все тут! Отчего никто не встретил нас ни у ворот, ни на аллее и не осведомился, за каким делом мы приехали? Тебя это все не удивляет, часом? А вспомни-ка экипаж: один-единственный фаэтон и две лошади. Жалкий выезд для человека со средствами, скажу я вам!
– Может статься, семейство выехало на прогулку в другой карете, – предположил Оливер. – Что, если экипажей у них два?
Сквайр, сдвинув назад касторовую шляпу, покачал головой; на губах его играла снисходительная улыбка.
– Да не о чем тут судить и рядить, Нолл; все обстоит именно так, как мы слышали в деревне. О да, они наняли пару-тройку рабочих подновить конюшни – все равно что в ступе воду толочь, вот как это называется; может, они и в доме чего-нибудь подправят. А помимо этого, здесь просто глаз остановить не на чем. С тех пор, как я заезжал сюда в последний раз, пока дом пустовал, практически ничего не изменилось. Я абсолютно убежден: этот наш мистер Уинтермарч – горожанин с весьма умеренным достатком; он удалился на покой в провинцию и в силу неведомой причины избрал себе домом Шильстон-Апкот и Скайлингден. Эта семья усадьбу лишь арендует, здесь я совершенно уверен. Как при мне выразился трактирщик Ним, в квартальный день рента поглотит весь их доход, не иначе.
– Надеюсь, в вину ты им этого не ставишь? Не всякому повезло родиться сквайром Далройдским!
– Как глубоко ты во мне заблуждаешься, Нолл; уверяю тебя, подобным предрассудкам я чужд, – отозвался Марк, морща высокий лоб. – Подобное положение вещей меня весьма утешает, если угодно; простые арендаторы вряд ли окажутся такими же несносными, как кое-кто из свободных землевладельцев-фригольдеров, ныне проживающих в деревне.
– А, кажется, теперь я тебя понял. Ты надеешься, что сможешь потолковать с мистером Уинтермарчем точно с разговорчивым прохожим на улице и обсудить с ним общие интересы, да так, чтобы его избыточная гордыня между вами не встала, – предположил Оливер.
– Именно. «Избыточность» – вот ключевое слово. Попробуй войти в мое положение, взгляни моими глазами на Далройд. Скромное поместье, аккуратненькое, практичное, прибыльное, в нем есть все, что нужно для ведения хозяйства, – и не больше; я с ним отлично справляюсь, причем без излишней показухи. Все сбалансировано, все гармонично и соразмерно. Невоздержанность, выход за подобающие рамки заставляют возгордиться собственными свершениями, гордыня же делает человека невыносимым. Словом, я-то как раз предпочитаю простоту и умеренность. В жизни, Нолл, следует всегда стремиться к простоте – ночью спать будешь крепче.
– Я это запомню. Кстати, не ты ли только что признался, что Далройдом управляет от твоего имени мистер Смидерз Незаменимый?
– По сути дела управляет, вот как в точности звучали мои слова, мистер Лэнгли, – отозвался сквайр, – хотя ты меня отлично понял, сдается мне. Ну же, вперед, дружок, – это уже относилось к Меднику, ибо сей джентльмен не питал ни малейшей склонности к каверзным подзуживаниям, – здесь для тебя ничего интересного нет, право слово.
Поскольку из конюшен так никто и не вышел и позаботиться о Меднике и гнедой кобылке было некому (так что Марк вполне укрепился в своих предположениях), джентльмены возвратились к особняку, там спешились и привязали лошадей на лужайке под елями, а оттуда уже направились ко входу.
Перед ними стояло огромное строение в три этажа высотой, с декоративной надстройкой на покатой черепичной крыше, с зубчатыми фронтонами и нависающим гнездом дымовых труб. Два крыла, унылые и потрепанные непогодой, раскинулись по обе стороны от главного здания и входа, остальные пристройки расползлись позади; флигели, столь же унылые и потрепанные, торчали под странными, зачастую неожиданными углами. Царство уныния, упадка и жутковатой тишины – вот что представлял собою Скайлингден-холл.
От гравиевой подъездной дорожки несколько ступенек вели к массивному каменному портику. Это прихотливое сооружение высотой не уступало дому в целом; у самого его подножия открывался цокольный дверной проем под аркой, сама же дверь терялась в углублении. Чуть выше крепился герб – с мантией, щитодержателями, шлемом, все как полагается; над ним виднелось трехцветное окошко в обрамлении восьмиугольных угловых башенок, а над окном – высокий ступенчатый щипец. На плоской грани фронтона красовалось декоративное круглое окно изрядных размеров – архитектурный изыск, немедленно заинтересовавший Оливера. То было окно-«роза» (такие еще называют екатерининскими), весьма тонкой работы, с прихотливыми резными средниками, сходящимися к округлой ступице, подобно спицам в колесе. В центре ступицы переплетались в сложном узоре ажурные инициалы «С» и «К». Портал и окно располагались так, чтобы просматриваться сквозь широкую вырубку, доходящую до конца выступающего мыса, так что «розу» видно было издалека и отовсюду. Вот он, подумал про себя Оливер, зловещий «Скайлингденский глаз» – часть великолепного творения архитектурного гения.
– Что за великолепное окно: настоящий шедевр! – воскликнул он, замирая перед внушительным порталом и любуясь этой достопримечательной деталью. – Да какое здоровенное! Потрясающая работа, само совершенство! В жизни своей не видел такой красоты! Ты не знаешь, кому пришло в голову такое создать?
– Да тому, кто усадьбу строил, полагаю, – ответствовал Марк. – Кому-нибудь из рода Кэмплемэнов. Верно, отыскал рисунок в учебнике по архитектурному дизайну и велел его скопировать для себя. Так часто делается.
– Похоже, основное предназначение окна – освещать комнату на верхнем этаже, что бы уж там ни размещалось; сам видишь, как деревья в этом месте расступаются, пропуская свет. Что тем более важно, поскольку дом смотрит на север. Хм-м… Инициалы «С» и «К», там начертанные, означают «Скайлингден» и «Кэмплемэн», полагаю.
Джентльмены поднялись на крыльцо и вступили в тень портала; несколькими ударами дверного молоточка сквайр возвестил о своем прибытии. Спустя какое-то время на стук вышел невозмутимый седоголовый лакей. Он забрал у прибывших визитные карточки и тут же вновь исчез во мраке, из которого появился. Спустя еще несколько минут он возник опять и проводил гостей в темную прихожую, сквозь низкий сводчатый проход, по тускло освещенному коридору, вверх по широкой дубовой лестнице (стойки для перил покрывала прихотливая резьба), по мрачной и безмолвной галерее и наконец – в зал с высокими потолками, где света было куда больше, чем ожидалось, судя по пройденному гостями пути сквозь тьму. Свет, как тут же подметили джентльмены, по большей части струился сквозь круглое окно, глядящее на них сверху вниз; за стеклом сиял день, пусть даже пасмурный и облачный.
– Хозяин… сей же миг… изволит прибыть, – с трудом выговорил лакей, запинаясь на каждом слове. – Будьте… так добры… присаживайтесь. – И он вновь растворился во мраке.
– Кажется, на вопрос мы ответили, – промолвил Оливер.
– На какой такой вопрос?
– Да касательно того, какой именно комнате принадлежит жуткий «Скайлингденский глаз». Конечно же, это гостиная. И ничего в том загадочного.
– Сдается мне, для подобной архитектурной детали это вполне естественный выбор, – ответствовал сквайр, с любопытством оглядывая залу.
– Очень уютная комната, – отметил Оливер. – И содержится в недурном порядке, учитывая, сколь жалкое зрелище особняк представляет собою снаружи.
Хотя гостиная не принадлежала к числу самых веселых и солнечных на свете, особо унылой ее тоже никто бы не назвал. Взгляд различал камин, сложенный из резного камня—в нем пылал огонь, – декоративные карнизы, тканные из шерсти гобелены, ковровое покрытие с орнаментом из трилистников и глянцевые дубовые панели. Были там и портреты на стенах, и книжные шкафы, зеркало и этажерка, пара диванов, стол розового дерева и стулья с высокими спинками. Меблировка, удобная, прочная, качественно сработанная, тем не менее броской изысканностью не отличалась. Все в гостиной на первый взгляд было в исправном порядке; все дышало аккуратностью.
– Здесь не могу с тобой не согласиться, Нолл, – нахмурился Марк по завершении придирчивого осмотра. Не обнаружив, к чему придраться, он словно бы остался разочарован. – Гостиная содержится в чертовски неплохом состоянии – хотя здесь все равно мрачновато, невзирая на этот вон огромный недреманный глаз. Вот в Далройде, здесь ты уж мне поверь, ни одной мрачной комнаты не сыщешь.
– Ты забываешь, что утро выдалось пасмурное. Не верю, что новые жильцы заняли весь дом; особняк слишком велик. Скорее всего они отперли и обустроили лишь несколько комнат: здесь, в центральной части и в примыкающих крыльях.
Не успел сквайр ответить, как дверь со стороны галереи открылась, и перед гостями возник джентльмен весьма респектабельный. На нем был коричневый повседневный сюртук, темные брюки, табачного цвета жилет, крапчатый шейный платок и сапоги с коротким голенищем. В молодости ястребиное лицо его, наверное, поражало красотой, а теперь, в зрелые годы, по-прежнему оставалось и красивым, и ястребиным, даже при том, что слегка поблекло. Волосы, густые и длинные, казались чересчур черными; буйные бакенбарды сходились под подбородком. В придачу природа наделила незнакомца пышными темными усами, пронзительными глазами, в уголках которых собирались бессчетные морщинки, длинным узким носом и крупным ртом.
Джентльмен представился как мистер Вид Уинтермарч и должным образом поприветствовал нежданных гостей. Голос у него оказался зычный и звучный, хотя и суховатый. Говорил он с монотонной невыразительностью, интонаций почти не меняя. Мистер Уинтермарч сообщил, что супруга и дочь вскорости к ним присоединятся. За последнюю неделю семейству выпало принимать вот уже нескольких визитеров, и всем не терпелось познакомиться со сквайром Далройдским и его гостем, о которых Уинтермарчи так много наслышаны. Хозяин поблагодарил прибывших за то, что взяли на себя труд заглянуть в Скайлингден, но надежду на знакомство более близкое выражать отчего-то не стал.
– Вы, случаем, не из Вороньего Края родом, мистер Уинтермарч? – храбро полюбопытствовал Оливер после того, как все расселись по местам и служанка принесла чай и всяческие вкусности. – Я только потому спрашиваю, что сам я из Вороньего Края, а сюда приехал в гости на лето.
Вопрос этот, как подметил Оливер, вызвал в хозяине некоторое смущение, которое тот, впрочем, попытался скрыть, долго и продолжительно откашливаясь.
– Да, мистер Лэнгли. Я там бог весть сколько лет проработал по коммерческой части – по финансовой, строго говоря, – а теперь вот на покой вышел, – наконец изрек мистер Уинтермарч. – Супруга моя склонялась к жизни более спокойной и безмятежной и не такой суматошной; она-то и уговорила меня сменить тяготы города на деревенский воздух. О вашем маленьком приходе Шильстон-Апкот здесь, в Талботшире, она слышала только хорошее, так что мы перебрались сюда и здесь же обосновались.
В этот самый момент к компании присоединились новые лица: женщина лет тридцати, довольно невзрачная и унылая, и прелестная маленькая девочка примерно десяти лет. Джентльмены встали, приветствуя вошедших.
– Моя супруга Сепульхра, – промолвил мистер Уинтермарч, – и наша дочь Ровена.
Дочь со всей очевидностью походила на обоих родителей, хотя черты лица унаследовала главным образом отцовские. На протяжении всей беседы она почитай что не проронила ни слова, да и мать ее по большей части молчала. Обе учтиво слушали, удобно устроившись поодаль, однако в разговор почти не вмешивались. Если миссис Уинтермарч и открывала рот, то говорила исключительно о том, что касалось усадьбы, и о мужниных планах по ее восстановлению. Она была гораздо моложе своего супруга и, по всей видимости, нравом отличалась покорным и кротким.
– Стало быть, вы родом из Вороньего Края, миссис Уинтермарч? Ну, то есть по происхождению? – не отступался дерзкий Оливер.
– Да, – нерешительно подтвердила женщина, поймав предостерегающий взгляд спутника жизни. – Мои родители близко дружили с семейством Уинтермарч. Вот так мы с мужем и познакомились.
– Ваш супруг уверяет, что это вы предложили поселиться в Талботшире.
– Да, так.
– Значит, вы здесь бывали прежде?
– Нет, никогда. Должна вам признаться, мистер Лэнгли, я сама не знаю, почему выбрала именно Шильстон-Апкот: шестое чувство, не иначе, подсказало мне, что наш дом – здесь. Тихое пристанище в горах, подальше от городской суеты – вот чего мы искали. Присматривали себе уютный особнячок, а тут вдруг обнаружилось, что Скайлингден сдается внаем.
Марк торжествующе улыбнулся Оливеру краем губ: его предположения касательно аренды вполне подтвердились. После чего сквайр отпустил комплимент по поводу отличного состояния конюшен, и мистер Уинтермарч слегка оживился: выяснилось, что он весьма любит лошадей. «Тогда почему у него их только пара?» – такой вопрос одновременно задали себе сквайр и Оливер.
– А теперь, прошу вас, расскажите о себе и о вашем чудесном Далройдском поместье, мистер Тренч, – попросил мистер Уинтермарч, в свою очередь сдержанно улыбаясь: он, похоже, скорее обрадовался смене темы, нежели испытывал искренний интерес к гостям.
Оставшиеся полчаса прошли за застольной беседой: сквайр разглагольствовал о Далройде, о Меднике и о сигарах, Оливер – об эпиграммах занудного римлянина-испанца, и оба – о том и о сем; в завершение Уинтермарчей пригласили посетить Далройд, как только те выкроят удобное время. Полученный ответ балансировал где-то между «да» и «нет», точно заплутавшая нота, что пытается отыскать свою клавишу; словом, энтузиазма в нем прозвучало куда меньше, чем хотелось бы. А поскольку за последнюю минуту мистер Уинтермарч вот уже трижды справился с часами, гости вспомнили, что им пора, и, распрощавшись с хозяином и его семьей, были выведены из гостиной все тем же седоголовым лакеем.
Пока друзья шли по темной и безмолвной галерее по направлению к лестнице, на пути им встретилась комната, дверь которой была слегка приоткрыта. Служанка же в этот момент поправляла штору на открытом окне: занавеси на мгновение разошлись, и в комнату хлынул пасмурный свет дня. И джентльмены краем глаза подметили некое громадное пернатое создание, угнездившееся на жердочке: силуэт его четко вырисовывался на фоне дверного проема. Сперва Оливер с Марком сочли, что видят перед собою результат искусства таксидермии, но в последний момент существо повернуло голову, словно провожая взглядом промелькнувших мимо гостей.
Джентльмены не обменялись ни словом до тех пор, пока не отвязали лошадей, не выехали за железные ворота и не поскакали вниз по Скайлингденской дороге.
– Нолл, ты видел? – осведомился сквайр, глядя прямо перед собою и направляя Медника на узкую тропку.
– Еще бы, – отозвался Оливер с седла.
– И что же это, по-твоему, было?
– Птица какая-то.
– Попугай?
– Нет. Слишком уж крупная и тяжелая, да и выглядит иначе.
– Ястреб?
– Нет.
– Ворона?
– Скажешь тоже!
– Может, синяя сойка?
– Едва ли, Марк, едва ли!
– А как насчет совы? Оливер задумчиво кивнул:
– И в самом деле: чудовищно крупная сова.
– Живая или чучело? – осведомился Марк.
– Вполне живая. Провожала нас глазами. Честное слово, Марк, у меня просто мурашки побежали по коже.
В результате этого обмена репликами джентльмены погрузились в раздумья и некоторое время ехали молча. Первым нарушил молчание сквайр: склонившись к самой шее Медника, он заговорил с конем на тему совершенно иную.
– Хочу знать твое мнение, Медник, мальчик мой, – промолвил он. – Вот, скажем, Сепульхра. Чертовски странное имя для женщины, ты не находишь?
