Текст книги "Дом в глухом лесу"
Автор книги: Джеффри Барлоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
Глава 12
КТО ТАКОВ МИСТЕР УИНТЕРМАРЧ?
Над дубовой стойкой у пивного насоса трактирщика Нима в картежной комнате «Герба» кипели горячие дебаты. Распространился слух о недавней встрече мисс Черри Айвз с загадочным существом в ветвях сосны; и теперь люд бурно обсуждал, судил и рядил, кто это и что это может быть. Одни уверяли, что это – не кто иной, как тераторн, возможно, даже мистер Шейкер, джентльмен и скиталец небесных сфер; другие называли грифа, кондора, орла и даже журавля. Однако ж ни один из завсегдатаев-старожилов ни словом не упомянул про Скайлингденскую сову, что сама Черри сочла весьма странным: на взгляд девушки, именно она казалась наиболее вероятной кандидаткой. Впрочем, ни сторонники тераторна, ни сторонники кондора, ни представители других лагерей, ни даже сама Черри так и не смогли объяснить, каким образом птица обрела дар речи.
Ты говоришь, будто знаешь меня, подруга. Все они повернулись ко мне спиной! Так что никому пощады не будет.
По мнению Черри, на сообщение загадочного существа завсегдатаи трактира отреагировали не менее странно. Те, что постарше – старожилы деревни, все как один посвященные в ее великие тайны и, точно высокоученые профессора деревенского фольклора, не желающие делиться своими гипотезами ни с кем, кроме как с членами своей братии, да и то лишь в приватной беседе, – были замечены в том, что принялись ворчать и бурчать промеж себя и перекидываться многозначительными взглядами, без слов обмениваясь друг с другом самыми мрачными предположениями насчет того, кто таков загадочный шутник. Лицо трактирщика, обычно открытое и ясное, точно погожий день, омрачила зловещая тень. Но сколько бы Черри ни уговаривала и ни улещала отца и его избранный круг, те лишь отделывались ничего не значащими фразами; может, оно и к лучшему, ибо в сознании дочки трактирщика, этой «ходовой пружины» «Деревенского герба», уже составились несколько независимых версий.
В числе старожилов, собравшихся в картежной комнате, были мистер Тадуэй, деревенский бакалейщик, и мистер Линкот, кондитер, и мельник, его друг и соотечественник, и коротышка-аптекарь, мистер Кодди Бинкс, завзятый охотник. Был там и мистер Боттом, как всегда облаченный в выгоревшие черные одежды: устроившись в уголке наедине со своим грогом, он наблюдал и слушал, и прокручивал в уме все мыслимые и немыслимые подозрения, и с каждым глотком «нектара», похоже, чувствовал себя все беспокойнее и неуютнее.
Был там и мистер Томас Доггер, обладатель выдающегося подбородка, длинного острого носа и блестящих, глянцевых глазок; временно оставив труды праведные в Проспект-Коттедже, он, по обыкновению своему, отправился прогуляться по деревне, дабы выбросить из головы всяческий юридический мусор и умягчить законническое горло не без помощи пивного насоса в «Деревенском гербе». Нет, подозрительным, болтливым ворчуном его никто бы не назвал, этого деревенского простака-юриста, профессионального консультанта, внесенного, к слову сказать, в почетные списки стряпчих консульского суда и атторнеев общего права. Чего опасаться солидным и практичным профессионалам вроде него самого – вроде мельника, и кондитера, и бакалейщика, да и славного хозяина «Герба», если на то пошло, – чего опасаться таким людям от хулиганствующего шутника, риторически вопрошал мистер Доггер, обращаясь к собравшимся. Неужто до того дошло, что достойные жители прихода страшатся негодника, затаившегося на дереве? Или те, что собрались ныне у дубовой стойки, позволят запугать себя, и кому – тени, призраку? Печально, право слово, печально; мистер Доггер просто ушам своим не верил. Как и следовало ожидать, по мере того как мистер Доггер упражнялся в красноречии, в нем взыграл профессионал, и законник принялся расспрашивать Черри на предмет того, нельзя ли возбудить против злодея на сосне судебное преследование – и, соответственно, выставить счет за услуги.
К тому времени большинство уже пришли к мнению – вслед за мистером Доггером, – что мистер Чарльз Кэмплемэн, оправившись от болезни, и впрямь возвратился в усадьбу под именем мистера Бида Уинтермарча, лелея планы мести против добрых жителей Шильстон-Апкота. Загадочная тварь на дереве, объяснял мистер Доггер, – скорее всего его рук дело: дешевое трюкачество, рассчитанное на то, чтобы досадить мистеру Айвзу через его ненаглядную дочь. Мистер Доггер как профессионал придерживался версии о том, что в качестве шутника выступил кто-нибудь из слуг: замаскировавшись и спрятавшись в ветвях сосны, он пропел Черри всю эту бессвязную чепуху, а потом театральным жестом выпустил в воздух птицу. Так что, выходит, ровным счетом ничего загадочного и пугающего во всей этой истории нет, улыбнулся поверенный, обводя собравшихся глянцевыми глазками и отмечая, что многие согласно закивали в лад его словам. Да-да, это все – дело рук Чарльза Кэмплемэна, вне всякого сомнения, просто-таки ipso facto. Зачем бы еще мистеру Биду Уинтермарчу (как сам он себя величает) приезжать сюда, в Талботшир, и прятаться в усадьбе, сохраняя строжайшее инкогнито, точно скрываясь от суда по делам несостоятельности, если не для того, чтобы осуществить свой коварный замысел? Зачем еще отправлять жену и дочь одних – если, конечно, это и впрямь его жена и дочь – на Нижнюю улицу с разнообразными поручениями, если не для сбора сведений, необходимых для его злоумышлении? Сам-то небось дома сидит безвылазно! Зачем еще мистеру Чарльзу Кэмплемэну возвращаться спустя столько лет и таким загадочным манером, если не для того, чтобы отомстить за несправедливое обращение, кое претерпел некогда от многих местных жителей?
Но заметьте, мистер Доггер ровным счетом никаких обвинений не выдвигал! Речь шла о любопытной гипотезе, не более, о вопросе, занимающем его как с личной, так и с профессиональной точки зрения.
Завсегдатаи хмуро предавались воспоминаниям о молодом наследнике, рассуждая о его приверженности к ученым занятиям и замкнутом характере, о его растущей день ото дня эксцентричности, о прогулках сего собирателя древностей среди развалин аббатства, где встарь единовластно царили Озерные братья, о том, как он постепенно отдалялся от друзей и соседей, о пресловутой интрижке с дочерью викария Марчанта и ее печальных последствиях. А не звучало ли в этих разглагольствованиях невысказанного признания собственной вины – вины, на которую ссылался мистер Доггер? Все отлично помнили, как отнеслись в деревне к экстравагантному поведению молодого наследника, как его занятия черной магией и прочими тайными искусствами встревожили односельчан, как слухи об амурах с мисс Марчант шокировали и возмутили всех добрых христиан прихода, как общественное мнение разом обратилось против него, как семейство Кэмплемэн – или те немногие, что от него остались, – вынуждено было покинуть Скайлингден-холл и перебраться в город, учитывая душевное расстройство молодого человека и недоброжелательное отношение к нему местных жителей.
Однако ж никто из присутствующих, даже почитая Чарльза Кэмплемэна повинным во всех приписываемых ему проступках и ответственным за пресловутого шутника на дереве, не сочли нужным упомянуть о череде жутких кошмаров, что с недавних пор сделались бичом Шильстон-Алкота; похоже, разгадку этой тайны не знал никто.
Тут внимание собравшихся поневоле отвлеклось, ибо дом внезапно сотрясся до основания. Разговоры разом смолкли; сигары и трубки отложили в сторону, стаканы и кружки замерли на полпути к губам, все глаза изумленно и встревоженно расширились.
Трактир сотрясся снова, и еще раз, и еще. Задрожала земля; толчки следовали один за другим, некая незримая сила встряхивала дом вместе со всем его содержимым и с его обитателями. В общей зале раздался крик: землетрясение! Посетители толпой ринулись к дверям, испугавшись, что стропила и красновато-коричневая черепица того и гляди обрушатся им на головы; но тут подоспели Черри и ее отец и заверили гостей, что ничего подобного им не грозит, ибо штат «Герба» и его завсегдатаи отлично понимали, в чем дело.
В этот самый миг мистер Альфред Снорем зычно возвестил со своего места напротив регистрационной стойки:
– Громотопы идут, чтоб мне провалиться!
С тало быть, никакое это не землетрясение, хотя зрелище и впрямь потрясающее – потрясающее до самых основ! Оправившись от страха, посетители высыпали во двор, а с ними – Черри, ее отец и прочие обитатели «Герба»: полюбоваться на прибытие каравана мастодонтов, на погонщиков и на их лохматых рыжих подопечных, ибо в здешних широтах громотопы ныне встречались куда реже прежнего. Мерно кивая головами, мастодонты вышагивали по дороге: массивные туши раскачивались из стороны в сторону, ноги, точно стволы деревьев, с ритмичной силой ударяли в землю так, что с каждым шагом содрогалась долина. Четыре великолепных экземпляра шествовали гуськом, один за другим, каждый – почти пятнадцать футов в холке; гигантские бивни ходуном ходили вверх-вниз, хлопали уши, а огромные кроткие глаза настороженно посматривали по сторонам. Мастодонты шествовали в полной сбруе, на спинах их и по бокам крепились пассажирские возки и грузовые платформы. Возки, в свой черед, были битком набиты пассажирами – все, кроме последнего.
Подобно величавым кораблям сухопутных дорог, мастодонты «встали на якорь» точнехонько у ворот при входе во двор. Возчики возвысили голос; осторожно и неспешно, с удивительной грацией и изяществом гиганты опустились на колени, коснувшись брюхом земли. Из дверей возков спустили веревочные лестницы, и пассажиры принялись выбираться на землю. Старший погонщик внимательно следил за происходящим: этот человек с кудрявыми жесткими волосами, суровым лицом, весь словно вырезанный из дерева, в ярких клетчатых брюках и шляпе «пирог» с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, управлял вожаком. Трех оставшихся мастодонтов опекали трое юных сыновей старшего погонщика– с волосами жесткими и кудрявыми, с лицами не менее суровыми и словно вырезанные из дерева не менее крепкого, – словом, молодая поросль дуба-отца. Караваны мастодонтов частенько находились в ведении одной семьи; более того, не только погонщики, но и сами громотопы приходились друг другу родней, как в данном случае: процессию возглавляли вожак с братом, а их двоюродные братья замыкали шествие.
– День добрый! Как поживаете, мистер Джарви? – осведомился мистер Айвз, пожимая руку джентльмену в шляпе «пирог».
– Отменно, мистер Айвз, просто отменно, – ответствовал старший погонщик.
– Какие новости? Как там Малбери, как там окрестные края?
– Отменно, просто отменно; вот, правда, в Уикоме, по слухам, объявились саблезубые коты, да только зверикам они не препона, мистер Айвз, вы и сами знаете. В нынешнем выезде у нас почитай что все пассажирские места заполнены. Впрочем, не сомневаюсь, что в вашей гостеприимной гавани места всем достанет, верно?
– Черри, милая, – улыбнулся дочери мистер Айвз, – у нас ведь всем места достанет?
– Так точно, отец, – отвечала компетентная Черри, уже вовсю распоряжаясь ситуацией по мере того, как пассажиры спускались с возков на землю. – Добро пожаловать, леди! Добро пожаловать, сэры! Сюда, проходите сюда, будьте так добры…
– Эгей, добро пожаловать в «Герб», вам здесь рады, по-отрясающе рады, дамы и господа! – пророкотал мистер Снорем. Он и его помощники подхватывали багаж, сгружаемый с платформ. – Э, поосторожнее там, поосторожнее!
По лестнице как раз спускался – с превеликим трудом, надо признать, – невысокий, приземистый, весьма упитанный пассажир в синем сюртуке и полосатом жилете, краснолицый и седовласый, улыбчивый, с блестящими глазками. Широкополая шляпа с низкой тульей венчала его голову, на брюшке поблескивала золотая цепочка от часов. Едва помянутый джентльмен переступил порог трактира, как его тут же приметил мистер Доггер. Деревенский поверенный, отнюдь не склонный тратить время и энергию на явление столь никчемное, как караван мастодонтов, остался в картежной комнате наедине с пинтой хвойного пива. Он с первого же взгляда опознал в новоприбывшем коротышку-доктора из Вороньего Края, возвратившегося по завершении важных дел из города Малбери; мистер Доггер полагал, и не без оснований, что с этим джентльменом он пообщается не без выгоды для себя, хотя в бильярд с ним играть больше вовеки не станет. Мужчины поприветствовали друг друга: один – весь из себя перпендикулярный и вострый мистер Доггер, второй – весь из себя приземистый и шарообразный доктор Твид. Доктор закончил свои финансовые операции в главном городе графства и теперь возвращался в Вороний Край, однако переночевать собрался в «Гербе», чтобы, согласно договоренности, возобновить деловую дискуссию с мистером Доггером.
– Восхитительная местность. Что за чудесное озеро! Что за великолепные горы! Что за благоуханный лес! – бурно восторгался коротышка-доктор, выглядывая в высокие окна картежной комнаты. – Очень полезно будет обзавестись здесь местным консультантом, которому я мог бы доверять и к которому наезжал бы то и дело. Я тут на досуге поразмыслил хорошенько: да, это меня устроит.
– Стало быть, сэр, вы свободны располагать собою и могли бы навестить нас в нашем офисе и конторе в Проспект-Коттедже? – вопросил мистер Доггер, надевая профессиональную маску и потирая руки, словно грезя про себя о теплой воде и мыле.
– Весь вечер в моем распоряжении, – бодро ответствовал доктор Твид. – Но я выезжаю с караваном на рассвете дня.
– Разумеется. Не беспокойтесь, надолго мы вас не задержим. Самое время побеседовать по душам, просто-таки самое время. Уверен, ваш визит ко мне себя оправдает. Хотя деревенская практика кормит плохо и Проспект-Коттедж сделан отнюдь не из золота и даже не из имбирного пряника, мы что-нибудь придумаем, сэр, непременно что-нибудь придумаем. Да простится Тому Доггеру эта смелость, Проспект-Коттедж– очаровательный домик, любой джентльмен в таком будет рад шляпу повесить.
Мистер Доггер просто-таки лучился счастьем; коротышка-доктор – тоже; так что джентльмены преисполнились друг к другу еще большей приязнью и вместе переместились к дубовой стойке, где поверенный заказал себе вторую пинту хвойного пива, а доктор Твид – стакан сидра, дабы отпраздновать начало деловых переговоров.
Мало-помалу бурное оживление, вызванное прибытием каравана, схлынуло, громотопов отвели на лужайку позади гостиницы, Черри и слуги со всеми удобствами разместили пассажиров по отведенным комнатам, а прочие постояльцы и завсегдатаи, разбившись на группы, вернулись к своим занятиям. За дубовой стойкой вновь упомянули о мистере Биде Уинтермарче и его озорных проделках, равно как и о возможных мотивах. В этот момент коротышка-доктор, что потягивал себе сидр в обществе мистера Доггера, отставил стакан и оглянулся: в его румяном лице отражалось немалое изумление.
– Право же, – промолвил он, обращаясь к говорившим, – я вовсе не хотел вмешиваться в чужие дела, вот никоим образом, просто услышал краем уха… Этот мистер Уинтермарч, о котором идет речь… он здешний?
Старожилы неохотно покивали, однако от подробностей воздержались: им вовсе не улыбалось обсуждать это дело с человеком посторонним, тем паче приезжим из города. Но мистер Доггер, чьи законнические инстинкты подсказывали: того и гляди откроется нечто важное, убедил-таки односельчан пересказать доктору некоторые предположения касательно загадочного обитателя Скайлингдена.
– А, понятно, – закивал доктор, выслушав немногословные объяснения. – Скайлингден-холл. Да-да, конечно же, вот теперь я понимаю, откуда вся эта путаница.
– Что вы имеете в виду под словом «путаница»? – обиженно вопросил мистер Тадуэй.
– Ах… простите меня за откровенность, сэр, но для меня со всей очевидностью ясно: этот ваш мистер Уинтермарч Чарльзом Кэмплемэном быть никак не может – если, конечно, вы имеете в виду Чарльза Кэмплемэна из Скайлингден-холла.
Мистер Тадуэй подтвердил, что именно о нем речь и идет.
– В таком случае я боюсь, что предположения ваши необоснованны, сэр, ибо мистер Чарльз Кэмплемэн – вне всякого сомнения, тот самый злосчастный джентльмен, что находится на моем попечении вот уже несколько лет.
– Так вы знаете Чарльза Кэмплемэна? – изумленно переспросил мистер Линкот, кондитер.
– И почему «злосчастный»? – подхватил мистер Тадуэй.
– Ах, увы, ваш мистер Чарльз Кэмплемэн и впрямь жив, но страдает неизлечимым душевным расстройством, причем, насколько я понимаю, с юных лет, – отвечал коротышка-доктор. – Что до эпитета «злосчастный», он подсказан ничем иным, как искренним сочувствием, ибо так уж вышло, что мистер Кэмплемэн – один из моих пациентов, понимаете ли, – в «Сукновальне», что в Вороньем Крае.
Шляпа мистера Джарви крутнулась вокруг своей оси, заодно с головой и глазами владельца.
– «Сукновальня»! – воскликнул погонщик мастодонтов, впиваясь взглядом в доктора. – Да это ж сумасшедший дом, причем какой отменный-то! Кому и знать, как не моим мальчикам; ведь двоюродный брат их матери по отцовской линии вот уже многие годы как посасывает окурки в одной из тамошних палат, и ловит блох, и засовывает в уши рыбные кости, и смеется себе под нос, и несет всякую чушь на непонятном языке. Посетители, пришедшие осмотреть госпиталь и его пациентов, доплачивают в придачу к билету еще шиллинг сверху, чтобы полюбоваться на его кривляние.
– Господи милосердный, психушка! – пробормотал викарий, поправляя очки.
– Психиатрический госпиталь, – не замедлил поправить его доктор. – Лечебное заведение, созданное по образцу бывшей Вифлеемской королевской больницы[33]33
Знаменитая психиатрическая больница, основанная в Лондоне в 1247 г. (Прим. перев.)
[Закрыть], где душевнобольным пациентам обеспечен должный уход и защита от нападок общества. Безумие и меланхолия – такого же рода недуги, как, скажем, ветряная оспа или сыпной тиф; и подобные учреждения приносят немалую пользу. Один из врачей, живущих при больнице, – член моего клуба; превосходный, к слову сказать, человек. И профессионал высшего класса.
Завсегдатаи-старожилы, высокоученые профессора деревенского фольклора, теперь сочли необходимым пересмотреть свою гипотезу касательно мистера Уинтермарча и шутника на сосне, ибо заезжий доктор от нее камня на камне не оставил (от гипотезы, не сосны!). Но если мистер Уинтермарч – не Чарльз Кэмплемэн, то кто же он такой?
– Ну надо же! – подвел итог кондитер.
– Уинтермарч – вовсе не Кэмплемэн! – нахмурился мистер Тадуэй.
– Выходит, для страха причин нет, – с надеждой предположил школьный учитель мистер Лэш.
– Для страха? – дружелюбно полюбопытствовал коротышка-доктор. – С какой стати вам бояться этого мистера Уинтермарча?
Мистер Шэнк Боттом, не упустивший ни слова из разговора, резко вскочил со стула и, спотыкаясь, заковылял вперед, сжимая в руке оплетенную бутыль с грогом. Он жадно глотнул своего нектара и запихнул бутылку в карман. Утер рукавом губы и обтрепанные усы, размазал по щекам серые разводы каменной пыли и воззвал к почтенному собранию.
– Страх! – прорычал он, зловеще прищуриваясь. – Конечно, причины для страха есть, да еще какие! Здесь уж вы мне поверьте!
– Тогда расскажите нам подробнее, сэр, будьте так добры, – улыбнулся доктор Твид, глядя на церковного сторожа так, как созерцал бы какой-нибудь любопытный экспонат под стеклом или, скорее, недавно поступившего в психиатрическую лечебницу пациента, составляя предварительное заключение насчет его проблем, главной из которых являлся, безусловно, грог.
– А вы что думали? – возопил мистер Боттом, обращаясь ко всем присутствующим, так что в картежной комнате и у дубовой стойки воцарилась гробовая тишина. – Вы что, думали, будто в усадьбе обосновался сам Чарли Кэмплемэн? По-вашему, я бы не узнал Чарли Кэмплемэна, Чарли, который был ко мне так добр? Говорю вам доподлинно: Уинтермарч не более похож на Чарли Кэмплемена, чем, скажем, вон та бочка для дождевой воды во дворе!
Мистер Боттом, невзирая на свой род занятий и отталкивающую внешность – а может статься, как раз и благодаря им, – обладал чутким слухом, под стать заячьему; он знал все, что происходит в деревне. Вот уже несколько недель он исподтишка наблюдал да прислушивался, выведывая да вынюхивая во всех углах, пока не оценил сполна весь ужас ситуации; причем все это время терпел абсурдные предположения односельчан, а сам помалкивал, точно в рот воды набрал.
Церковный сторож предостерегающе взмахнул кулаком.
– Мистер Бид Уинтермарч? Гром меня разрази, что до обитателей усадьбы, это не мистера Вида Уинтермарча надо вам опасаться! Не его, а ее! Месть, спустя тридцать лет, месть замышляет дух, что вьется промеж вас в ночи – вот чего бойтесь!
И, не то расхохотавшись, не то рыгнув, отчего истрепанная накладка из волос едва не слетела с его головы, мистер Боттом скрылся за дверью, не потрудившись объяснить свою мысль подробнее.
В комнате воцарилась атмосфера весьма гнетущая: оставшиеся вовсю ломали головы, что означала эта дикая вспышка. Позже видели, как церковный сторож распивает грог в компании мистера Снорема во дворе; в обоих этих джентльменах мистер Томас Доггер обычно особого проку не усматривал. Однако сейчас никчемный провинциалишка Том Доггер резко изменил свое мнение в отношении мистера Боттома и его сведений; ибо услышанное потрясло его до глубины души. Сперва – сенсационное сообщение коротышки-доктора, а теперь вот еще и церковный сторож! Возможно, прочие присутствующие не вполне вникли в смысл его речей, но мистер Доггер все преотлично понял. Не подвели его законнические инстинкты, нет, не подвели!
В результате мистер Доггер повел себя совершенно нетипичным для него образом. Во-первых, он со всей очевидностью забеспокоился; лицо его побледнело, на покатом лбу выступили капельки пота, блестящие глазки словно померкли; короче говоря, его профессиональная маска начала таять (и это – на виду у простецов!), а из-под нее проглянуло лицо истинное. Ему вспомнились миссис Уинтермарч и ее дочь, встреченные на Нижней улице в достопамятную ярмарочную пятницу не так давно; он с испугом представил себе черты молодой женщины, столь его заинтересовавшие, – ее глаза, форму лба, длинный острый нос. И по спине законника пробежал холодок.
Совершил Томас Доггер и еще нечто, вовсе ему несвойственное, – а именно, напрочь позабыл про коротышку-доктора, и его дело, и про предполагаемую солидную компенсацию, и со всех ног бросился прочь из «Герба»; и даже рев громотопов на примыкающей к гостинице лужайке не пробудил его от транса.
