Текст книги "Заговор"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Затем я связался с Тони, который был на колесах. Он подъехал к их конторе и увидел, как оттуда выходят вместе Колверт и Стеймс. Остальное вы знаете. Тони выполнил все ваши указания.

Босс протянул ему сверток. В нем было сто пятидесятидолларовых банкнотов. В Америке принято платить работникам учитывая их должность и успехи; данный случай не представлял исключения.

– Окажись немец хладнокровнее,– счел нужным сказать свое слово и Тони,– он был бы здесь сейчас с нами.

– Что с машиной?

– Я махнул в мастерскую к Марио, сменил двигатель и номера, поменял крыло, отрихтовал и закрасил вмятины. Если даже владелец и найдет машину, он ее просто не узнает. Но на всякий случай я угнал другой «бьюик», 80-го года выпуска, в хорошем состоянии.

– Где?

– В Нью-Йорке. В Бронксе.

– Отлично. Убийства у них идут каждые четыре часа, где уж там искать пропавшую машину?

Из-под рук босса по столу скользнул еще один пакет. Пять тысяч долларов в подержанных пятидесятках.

– Береги себя, Тони, ты нам еще понадобишься.– В чем будет заключаться дело номер два, он не уточнил; затем он обронил: – Ксан! – И выплюнув тлеющую сигарету, зажег новую. Все глаза уставились на молчаливого вьетнамца. Как многие жители Востока, получившие образование, он неплохо владел английским, но старался избегать определенных артиклей, и поэтому речь его звучала несколько странно.

– Когда немец пересек «форду» дорогу и как раз перед тем, как Тони «снял» их, я прострелил им тормоза на задних колесах. После этого управлять автомобилем они уже не могли.

Босс послал по столу еще один пакет. Еще сотня пятидесяток, по две с половиной тысячи за каждый выстрел.

– У вас есть вопросы, сенатор?

Не поднимая глаз, старший чуть покачал головой.

Взял слово босс.

– Исходя из сообщений прессы, похоже, никто не видит связи между этими двумя инцидентами, но в ФБР сидят отнюдь не дураки. Мы надеемся, что все, кто был связан с больницей, устранены. Все же можем ли мы быть полностью уверены, что грек не проболтался где-то еще?!

– Разрешите мне кое-что добавить...– это был Маттсон.

Босс взглянул на него. Здесь считалось неприличным подавать голос, пока не разрешат,– это вообще характерно для деловых совещаний в Америке. Босс нехотя кивнул.

– Кое-что меня беспокоит. Уверены ли вы, что именно Ник Стеймс поперся в больницу Вудро Вильсона?

Присутствующие смотрели на Маттсона, не понимая, что тот хочет.

– Мы точно знаем, что там был Колверт. Но был ли там Стеймс? Это еще вопрос. Известно, что оттуда вышли два агента и что Стеймс попросил подъехать в больницу отца Грегори. Ну и что? Да, Стеймс уехал домой вместе с Колвертом, но опыт подсказывает мне, что Стеймс не обязан был сам ездить в больницу; он должен был кого-то послать...

– Даже если счел дело достаточно серьезным? – прервал его босс.

– А откуда он мог знать, насколько оно серьезно?! Ничего он не мог знать, пока не получил сообщение от агентов.

Босс пожал плечами:

– Факты говорят о том, что Стеймс отправился в больницу вместе с Колвертом. Они сели в ту же машину, которая была около госпиталя.

– Это я знаю, босс. Вроде бы мы перекрыли все щели, но возможно, что в тот вечер отдел покинули трое или больше агентов и что, как минимум, один из них, кому известно все, где-то болтается.

– Сомнительно,– сказал сенатор. Он презирал этих типов. Их тупоумие, их жадность... Они знали только язык денег, и можно было понять, почему президент решил избавить от них общество. Их склонность к насилию пугала его до рвотных судорог. Но как бы там ни было, он будет твердо стоять на своем: убить президента, чтобы остановить законопроект. Все же, господи, прости, это чистое безумие!

Сенатор отдал полжизни, чтобы попасть на свое место в сенате, и, что уж тут скрывать, ему чертовски повезло. Если его прихватят, с ним будет кончено. Он не выдержит публичного скандала. Никсон, Агню, Хоу – и он. Нет, этого он не выдержит. «Рука об руку, мой друг, для вашего же собственного блага. Единственное, что нам нужно – это немного информации «изнутри» и ваше присутствие в Капитолии 10 марта. Подумайте, друг мой, стоит ли вам губить свою жизнь?»

Сенатор откашлялся:

– Весьма сомнительно, что стали известны какие-то детали наших планов. Насколько осведомлен мистер Маттсон, как только ФБР получает какую-то информацию об угрозе жизни президента и приходит к выводу, что она достаточно серьезна, первое, что делается – немедленно информируют Секретную Службу. Но мой секретарь выяснил, что расписание президента на следующую неделю осталось без изменений. Не отменено ни одно из назначенных мероприятий. Утром 10 марта он отправится в Капитолий, чтобы обратиться к сенату со специальным посланием...

Маттсон сжал губы и выпятил тяжелую челюсть.

– Или они знают все, или ничего! Вчера я побывал на встрече бывших агентов ФБР, членом общества которых я все еще являюсь. Мы выпили с Грент Нанной – он был моим шефом, и он вел себя так, словно ему все до лампочки. Эго мне показалось странным. А они ведь дружили со Стеймсом. Нет, мне что-то не по себе. Как-то не укладывается, что Стеймс сам поехал в больницу и что ни один человек в конторе не проронил ни слова о его смерти.

– О'кэй,– сказал босс.– Вот если мы его не ухлопаем 10 марта, тогда нас самих спишут со счета. Будем работать, словно ничего не случилось. Вы, Маттсон, постарайтесь проверить свою версию. Если что, дадите сигнал сматывать удочки. А пока продолжаем готовиться к намеченному дню. И давайте, наконец, прикинем, что нам предстоит. Первым делом я хочу пройтись по его расписанию на этот день. Итак, в десять утра он покинет Белый Дом. Через три минуты проедет мимо здания ФБР и, обогнув Капитолий с северо-запада, еще через пять минут окажется перед ним. Он вылезет из своей машины у восточного входа шесть минут спустя. Как правило, он входит в Капитолий через отдельный вход, но сенатор заверил нас, что постарается максимально затянуть его визит. Чтобы от машины подняться по ступеням Капитолия, ему понадобится секунд сорок пять. Думаю, Ксану этого времени хватит с лихвой. Я буду контролировать ход событий с угла Пенсильвания-авеню. Здесь же расположится и Тони с машиной на случай непредвиденных случайностей, а сенатор на ступенях Капитолия должен будет отвлечь внимание президента разговором, если нам понадобится резерв времени. Самая важная часть операции ложится на Ксана, и мы должны продумать ее с точностью до секунды. Поэтому прошу предельного внимания. Слушаем тебя, Ксан.

Ксан поднял взгляд. Пока к нему не обратились, он не проронил ни слова.

– Я работаю там уже четвертую неделю. Принимаю строительные материалы. Брожу по всей площадке. Таким образом, я отмечаю все, что делается вокруг. Охрана набрана не из ФБР. И не из Секретной Службы. И не из ЦРУ. За зданием смотрит правительственная служба безопасности строительства. Охранники – люди в годах, их часто не бывает на месте. Всего их шестнадцать человек, работают они по четыре человека в смену. Я знаю, где они пьют, курят, играют в карты,—словом, все. Никто из них не интересуется тем, что происходит на участке, обходов не производит, ибо сюда никто не заглядывает. Красть тут практически нечего, да из-за мелких воришек охрана не станет поднимать шум.– Рассказ Ксана все слушали в мертвом молчании.—Точно в середине площадки стоит самый большой кран в мире, производства компании «Америкен Хойст К°», номер 11310, предназначенный для подъема на место новой части купола Капитолия. Его стрела может быть вскинута на высоту триста двадцать два фута, то есть больше чем вдвое разрешенной в Вашингтоне высоты зданий. Никто не предполагает, что мы можем оказаться с этой стороны здания, и никто не может себе представить, что у нас будет такой обзор. На самом верху находится маленькая закрытая площадка, где расположены основные шкивы и блоки; с нее работают только, когда стрела крана устанавливается параллельно земле, а платформа, в сущности, представляет собой маленькую закрытую кабину. Она четырех футов в длину, три фута и три дюйма в ширину и фут и пять дюймов в вышину. Последние три ночи я там сплю. Вижу все, а меня не видит никто, даже пилоты геликоптера Белого Дома.

В комнате стояло мертвое молчание.

– Как вы попадаете наверх? – спросил сенатор.

– Как кошка, сэр. Просто влезаю. Ростом-то я невелик. Я поднимусь наверх вскоре после полуночи и спущусь после пяти. Сверху мне будет виден весь Вашингтон, но меня никто не увидит.

– Различите ли вы ступени Капитолия с такой маленькой площадки? – спросил босс.

– Не беспокойтесь, – сказал Ксан.– Я вижу Белый Дом так, как его никто не видел. На этой неделе я мог уже дважды уложить президента. Попасть в него на ступенях Капитолия будет куда легче. Я не промахнусь...

– А если в среду кому-нибудь понадобится кран? – прервал его сенатор.

Услышав вопрос, босс улыбнулся.

– В следующую среду, друг мой, состоится забастовка. По поводу урегулирования оплаты за сверхурочные. Уверен, на участке не останется никого, кроме пары стражников. Кому придет в голову лезть на кран?! Если смотреть на него с земли, то создается впечатление, что на нем и мышке не спрятаться.

Босс обвел взглядом всех сидящих за столом – молчание.

– Ну что ж, похоже, что сейчас дела у нас продвигаются.

– Это верно,– проворчал Маттсон.– И все же что-то тут не то. Что-то мы тут намудрили, уж очень гладко все складывается.

– В ФБР вы приобрели склонность к излишней подозрительности, Маттсон. Убедитесь, что мы подготовлены лучше их, потому что мы знаем, что они собираются делать, а они о нас не подозревают. Так что не переживайте, у вас еще будет шанс побывать на наших похоронах.

Маттсон выпятил свою тяжелую челюсть.

– Это вы мечтаете о такой чести,– мрачно сказал он.

– А вам платят за это,– сказал босс.– Ладно, кончаем. Встречаемся через пять дней, чтобы все окончательно обговорить. Каждый из вас будет знать, куда ему надлежит явиться в среду утром.

Босс улыбнулся и закурил очередную сигарету. Сенатор незаметно покинул комнату. Через пять минут ушел Маттсон. Через пять минут – Тони. Еще через пять – Ксан. Прошло еще пять минут, и босс заказал ленч.

* * *

Марк настолько проголодался, что работа валилась у него из рук, и он покинул библиотеку, чтобы поискать съестное.

В закусочной, торопливо прожевывая гамбургер, снова и снова вспоминал он слова, которые говорила ему обаятельная ироничная женщина в черной юбке; как она выглядела при этом, и... Он позвонил в больницу.

Доктор Декстер сегодня не дежурит,– сказала медсестра.– Могу пригласить доктора Дельгадо.

Боюсь, она мне не поможет,– сказал Марк. Вытащив записную книжку, он набрал номер Элизабет Декстер. И не без удивления обнаружил, что та дома.

– Привет, Элизабет, это Марк Эндрью. Могу ли я надеяться, что сегодня вечером мне удастся угостить вас обедом?

– Одни обещания... А я все живу надеждой на большой бифштекс.

– Вот и отлично. У меня опять паршивый день, и вы можете стать единственным светлым пятном в нем.

Было приятно услышать ее смех.

– Давайте где-то в районе восьми...

– Прекрасно. До встречи.

Вешая трубку, он поймал себя на том, что не может сдержать счастливую улыбку, которая расплывалась по лицу от уха до уха. Он посмотрел на часы: 16.30. Все в порядке. Еще три часа в библиотеке, а затем можно от правиться на поиски счастья. Вернувшись к своему блокноту, он снова засел за выписки из биографии шестидесяти двух сенаторов.

Отвлекшись, он вспомнил президента. Все это уже было. Братья Кеннеди. Почему Тайсон обошел этот аспект молчанием? Возможно, что именно он знает истину. Занимайся здесь бессмысленной работой, и даже рот заткнут – с Грент Нанной и то не поговоришь! К кому теперь обратиться? Единственный человек может выслушать его – президент, но до него не добраться. А замешаны могут быть и ЦРУ, и мафия, и просто любой псих.

Он провел еще два часа над записями, пытаясь понять мотивы, по которым кто-то из этих людей мог желать устранения президента. Но продвинулся в своих исследованиях он недалеко.

– Мы скоро закрываемся, сэр,– сказала девушка-библиотекарь. В руках она несла охапку книг, а на лице у нее было ясно видно желание как можно скорее смотаться домой.– Мы закрываемся в семь тридцать.

– Не могли бы вы подождать еще парочку минут? Я уже закругляюсь.

– Ладно уж,– сказала она, бросив взгляд в его сторону и подхватывая охапку «Сообщений Сената» за 1971—1973 годы: всю груду взять с собой она не могла.

Марк пробежал заметки. Среди шестидесяти двух «подозреваемых» было достаточно много известных имен. И всего шесть дней. И доказательства должны быть железно неопровержимыми. Сегодня он уже ничего больше не мог сделать. Все правительственные учреждения давно закрылись. Ему оставалось только надеяться, что, когда он найдет Директора, тот сможет свести это устрашающее число к чему-нибудь более приемлемому. Шестьдесят две фамилии – и всего шесть дней.

* * *

 Жил он не в самой роскошной части города, но и здесь, на юго-западе, нашли себе приют многие молодые, одинокие чиновники. Дома тянулись вдоль набережной, и неподалеку, что было весьма удобно, располагалась станция метро. Обжитое удобное место – Марка оно вполне устраивало, да к тому же не очень дорого. Наскоро приняв душ и побрившись, он сменил пиджак на более подходящий. И вперед – в поисках, как уже было сказано, счастья!

Спустившись вниз, он обнаружил, что его машина стоит в позиции, которая позволяла ему, используя лексику Симона, быстро смыться. Добравшись до Джорджтауна, он повернул направо, на 30-ю улицу, и припарковался против дома Элизабет Декстер. Небольшой элегантный коттедж красного кирпича. То ли она сама его выстроила в соответствии со своими запросами, то ли дом для нее купил отец. Ее отец... Он никак не мог перестать думать о нем.

Женщина, появившаяся на пороге, была еще прекраснее, чем он представлял ее себе. Она была просто ослепительна. На ней было длинное красное платье с высоким воротничком, которое очень ей шло, подчеркивая сияние глаз.

– На девять часов я заказал столик у Тио-Пепе,– сказал наконец Марк.– Устраивает?

– Прекрасно. Машину вы пристроили, и почему бы нам не пройтись?

– Отличная мысль.

Наступил ясный холодный вечер. Марк нуждался в глотке свежего воздуха. Единственное, что ему мешало,– постоянное желание остановиться и оглянуться. «У кого-то из нынешних русских поэтов было такое стихотворение»,– подумал он.

– Ждете еще какую-нибудь женщину? – поддразнивающе спросила она.

– Нет,– сказал Марк.– Чего ради я должен ждать еще кого-то? – Они легко перебрасывались шутливыми фразами, но Марк чувствовал, что одурачить ее ему не удастся. Он резко сменил тему разговора.– Как вам нравится ваша работа?

– Моя работа? – с удивлением спросила Элизабет, словно она никогда раньше не думала о ней в таком плане.– Вы имеете в виду мою жизнь? К ней работа имеет малое отношение. Или, точнее, давно не имеет.

Марк увидел, что лицо ее омрачилось.

– Я ненавижу эту больницу. Все там прогнило – и потолки, и лифты, и люди. Возможность чем-то помочь пациентам совершенно никого не волнует. Для большинства врачей работа – только средство «поднакопить деньгу». Вчера я как раз поскандалила: они хотели выписать одного старика, а у него нет крыши над головой.

Метрдотель подвел их к столику, расположенному в самом центре зала, недалеко от небольшой сцены. Марк критически оглядел его и попросил пересадить их куда-нибудь подальше. Желания Элизабет, где она предпочитает сидеть, он в данном случае не спрашивал. Он сел спиной к стене, пробормотав, что лучше быть подальше от оркестра, иначе им не удастся побеседовать. Однако Марк чувствовал, что эта девушка удивлена и понимает, что им руководит нечто другое.

Молодой официант – латиноамериканец осведомился, не хотят ли они коктейль. Элизабет попросила принести «Маргариту», а Марк заказал шпитцер.

– Что это значит? – спросила Элизабет.

– С испанской кухней он не имеет ничего общего, белое вино наполовину с содовой и немного льда – любимый напиток небезызвестного Джеймса Бонда.

Она засмеялась.

Приятная атмосфера ресторана помогла Марку избавиться от напряжения; в первый раз за прошедшие сутки он слегка расслабился. Они болтали о кино, музыке, книгах и об Йеле. Ее лицо, то оживленное, то задумчивое, выглядело еще загадочнее в пламени свечей. Марк был совершенно очарован своей спутницей. При таком интеллекте и самоуверенности – и столько трогательной хрупкости и женственности!

Испанские танцоры, вышедшие на возвышение, с энтузиазмом исполнили свой номер. Теперь Марк и Элизабет только смотрели и слушали, потому что музыка и дробная чечетка танцоров заполнили все вокруг. Марк почувствовал, что он счастлив. Она смотрела на танцоров, и он видел ее лицо в профиль. Номер кончился, и они дружно принялись за паеллу. Было уже четверть двенадцатого. Они заказали десерт и кофе.

– Не хотите ли закурить?

Элизабет улыбнулась.

– Нет, спасибо. Мы, женщины, почти затерроризировали мужчин. Но мы не должны поощрять ваши плохие привычки.

– Я думаю,– сказал Марк,– что вы будете первой женщиной – главным хирургом.

– Нет, не буду,– суховато сказала она.– В лучшем случае вторым или третьим.

Марк засмеялся.

– Чувствую, что мне придется внимательней отнестись к своей карьере. Просто, чтобы не отстать от вас.

– Наверное, лишь по вине женщин вы не станете Директором ФБР,– в тон ему ответила Элизабет.

– Да нет, тут все сложнее,– неожиданно серьезно ответил Марк, но пояснять ничего не стал.

– Ваш кофе, сеньорита... Сеньор...

Он оплатил счет, дав хорошие чаевые официанту и поблагодарив девушку из труппы танцоров, которая в уголке недалеко от них пила кофе.

К ночи заметно похолодало. Марк почувствовал, что на улице его снова охватила тревога. Он продолжал оглядываться, стараясь делать это не слишком заметно. Он взял ее под руку, когда они переходили улицу, и не отпустил на другом тротуаре. Они шли, небрежно болтая о разных пустяках, и оба были взволнованы неизвестностью, которая могла их ждать. Марк чувствовал, что влюблен по уши. В жизни его были женщины, но ни одну из них он так под руку не держал! Хотя, может быть, его чувства обострила опасность, ждущая за каждым углом.

Вдруг их стала нагонять машина. Марк весь напрягся. Элизабет пока ничего не замечала. Машина резко замедлила ход и остановилась в нескольких шагах от них. Марк расстегнул среднюю пуговицу пиджака и незаметно проверил, на месте ли оружие, он беспокоился не столько за себя, сколько за Элизабет. Дверцы машины внезапно открылись, и оттуда вывалилась компания галдящих подростков – двое парней и две девушки. Они кинулись в закусочную за гамбургерами. На лбу Марка выступил пот. Он освободился от руки Элизабет, лежащей на его локте. Она посмотрела на него.

– Случилось что-то серьезное, не так ли?

– Да,—сказал он.—Только ни о чем не спрашивайте меня.

Она крепко и надежно взяла его под руку, и они продолжили путь. Картины страшных событий последнего дня снова встали перед глазами Марка, и ему было трудно вернуться к легкому тону их разговора. И когда они достигли входной двери, Марк почувствовал, что пора возвращаться в тот мир, на пороге которого он стоял рядом с грузным суровым Тайсоном.

– Хотя вы тогда так загадочно исчезли,– улыбаясь, сказала Элизабет,– я была вами нешуточно очарована.

Марк почувствовал смущение.

– Честное слово, мне очень жаль...

– Не хотите ли зайти на чашечку кофе?

– Пожалуй, нет. Боюсь, что сегодня я буду не очень хорошим компаньоном для вас. Лучше я позвоню завтра, идет?

– Буду ждать,– сказала она.– Буду ждать, что бы ни случилось. И надеюсь, что вы найдете того, кто убил моего почтальона и вашего грека.

Вашего грека, вашего грека... Греческий священник, отец Грегори. Боже всемилостивый, почему он не подумал об этом раньше? На мгновение забыв об Элизабет, он кинулся к своей машине. Спохватившись, полуобернулся и помахал ей. Она следила за ним с удивленным выражением, пытаясь понять, что же такое она ему сказала? Марк влетел в машину и на полной скорости рванул к себе домой. Он должен найти номер телефона отца Грегори, греческого священника, как, черт побери, он выглядит, того, что вышел из лифта, как же он выглядит? Все снова всплывало у него в памяти, что-то тут было не в порядке – но в чем, тысяча чертей, дело? Его лицо – вот что не давало ему покоя. Конечно, конечно! Как он мог быть таким идиотом? Едва захлопнув дверь квартиры, он сразу же связался с оперативным отделом. На связи была Полли, которая удивилась, услышав его.

– Разве вы не в отпуске?

– Да, что-то вроде. У тебя есть номер отца Грегори?

– Кто это?

– Греческий священник, к которому иногда обращался мистер Стеймс.

– А... Да, сейчас я припоминаю.

Марк ждал. Полли пробежала список номеров, которыми пользовался Стеймс, и дала ему телефон священника. Марк записал его и положил трубку. Конечно, конечно, конечно! Как глупо с его стороны. Это было так очевидно. Уже за полночь, но он должен позвонить. Он набрал номер. Раздалось несколько звонков, прежде чем на другом конце сняли трубку.

– Отец Грегори?

– Да.

– Все ли священники греческой ортодоксальной церкви носят бороды?

– Да, как правило. Кто задает столь глупые вопросы в такое время?

Марк извинился.

– Меня зовут Марк Эндрью. Я специальный агент ФБР. Работал под началом Ника Стеймса.

Человек на другом конце, который еще не проснулся, немедленно пришел в себя.

– А, а... понимаю вас, молодой человек. Что я могу для вас сделать?

– Прошлой ночью к вам обращалась секретарь мистера Стеймса и просила навестить грека с пулевой раной, который находился в больнице Вудро Вильсона?

– Верно... Однако мне позвонили минут через тридцать – я как раз собирался выходить – и сказали, что я могу больше не беспокоиться, потому что мистер Казефикис уже выписался.

– О, господи!.. Не мог бы я увидеться с вами завтра, часов в восемь?

– Да, конечно, сын мой.

Положив трубку, Марк попытался привести мысли в порядок. Он был выше меня, значит, примерно шести футов роста. Он был смугл – или то было впечатление от рясы священника? Нет, волосы у него не были темными; у него был крупный нос, да, это я помню, крупный нос... Глаза, нет глаз я не помню, а вот нос у него был большой и тяжелый подбородок. Большой грузный мужчина, выше меня, с большим носом, тяжелым подбородком, с большим носом, тяжелым... Он отключился. Голова его опустилась на стол, и он заснул.