Текст книги "Перерождение"
Автор книги: Джастин Кронин
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Брэду хотелось плакать: на такую высоту поднялся, через себя перешагнул, а теперь… Даже если просунуть руку в узкую щель и нащупать шурупы, без инструментов ничего не получится. А если вернуться… Нет, сил не осталось совершенно.
Внизу зашелестели шаги, и Брэд прижал Эми к себе. Перед мысленным взором промелькнули Фортс, солдат в луже крови, толстяк Грей. Такой смерти Уолгасту не хотелось. Он зажмурился и затаил дыхание, чтобы ничем не выдать себя и Эми.
Тишину прорезал негромкий голос:
– Шеф!
Дойл? Слава Тебе, Господи, – Дойл!
Один ящик уже лежал на земле у заднего борта грузовика. Похоже, кто-то занялся выгрузкой, но в панике бросил. Ричардс заглянул в кузов и вытащил монтировку.
Щелк! – петля отскочила. В пенопластовых гнездах ящика лежали два гранатомета «РПГ-29», а под ними гранаты, «крылатые» цилиндры около ярда длиной с кумулятивным зарядом в головной части. Ричардс своими глазами видел, как такие броню современного танка на раз-два пробивают!
Оружие Ричардс заказал сразу, как получил приказ о перемещении «светлячков». Береженого Бог бережет. Вот тебе и Вампиры – Забубенная Сила!
Ричардс вставил в ствол первую гранату. Выступы вошли в нарезы, и гранатомет радостно загудел, сообщая, что готов к выстрелу. Века технического прогресса и вся история человеческой цивилизации воплотились в одном звуке – гуле заряженного гранатомета. Теоретически «РПГ-29» перезаряжался, но Ричардс знал, что сделает лишь один выстрел. Он поднял гудящий гранатомет на плечо, снял предохранитель и шагнул из-за грузовика.
– Эй, вы! – заорал Ричардс.
Едва его голос прорезал ночную мглу, желудок судорожно сжался – подкатила тошнота. Земля закачалась, точно палуба попавшего в шторм корабля, лоб усеяли бусинки пота. Неизвестно отчего захотелось моргнуть. Ясно, неизбежное начиналось быстрее, чем он предполагал. Ричардс нервно сглотнул, отступил от грузовика еще на пару шагов и махнул гранатометом в сторону рощицы.
– Сюда, «светлячки», идите сюда!
* * *
Дойл с минуту рылся в ящиках столов в поисках перочинного ножа, затем влез на стул и отвинтил шурупы. Уолгаст передал ему Эми и спрыгнул на пол. Кто стоит рядом с Дойлом, он сперва не сообразил.
– Сестра Лейси?
Монахиня прижала спящую девочку к груди.
– Здравствуйте, агент Уолгаст!
– Ничего… – повернувшись к напарнику, начал Брэд.
– Ничего не понимаешь? – Дойл вскинул брови и засмеялся. Как и Уолгаст, он был в медицинской форме, висевшей на нем, как на вешалке. – Если честно, я тоже.
– Шале напичкано трупами, – сообщил Уолгаст. – Что-то… Даже не знаю, как сказать… Грянул взрыв… – Он путался в словах.
– Мы в курсе, – кивнул Дойл. – Пора сматывать удочки.
Когда выбрались в коридор, Уолгаст понял: они где-то в задней части Шале. Стало сравнительно тихо, хотя с улицы периодически доносились беспорядочные выстрелы. Не тратя времени на разговоры, агенты и Лейси с девочкой на руках пробрались к главному входу. Двери караулили мертвые солдаты.
– Возьмите Эми, – проговорила Лейси, повернувшись к Уолгасту. – Возьмите!
Брэд послушался. Руки еще не отдохнули от тяжелейшего подъема по лестнице, но он крепко прижал к себе девочку. Эми стонала, пыталась проснуться, отчаянно боролась с силой, удерживающей ее в глубинах забытья. Девочку нужно везти в больницу, но, даже если получится, что сказать врачам? Как объяснить состояние малышки? У дверей было по-зимнему холодно, и Эми, одетая лишь в тонкую сорочку, задрожала.
– Нам нужна машина, – проговорил Уолгаст.
Дойл исчез за дверью и через минуту вернулся со связкой ключей и пистолетом сорок пятого калибра. Он жестом подозвал Уолгаста и Лейси к окну.
– Вон серебристый «лексус», на краю стоянки, видите?
Уолгаст кивнул. Главный вход и машину разделяли как минимум сто ярдов.
– Шикарная тачка, – вздохнул Дойл, – а владелец, идиот, ключи под козырьком оставил! – Он вручил их Брэду. – Вот держи на всякий случай…
Уолгаст не сразу сообразил, что к чему. Машина предназначалась ему, точнее, им с Эми.
– Фил…
Дойл примирительно вскинул руки.
– Эй, именно так и должно быть!
Брэд взглянул на монахиню. Та кивнула и, приблизившись, поцеловала сперва Эми, потом самого Уолгаста. Обычный поцелуй в щеку придал спокойствия и уверенности в себе. Ничего подобного Брэд никогда раньше не испытывал.
Дойл вывел его из Шале и быстро зашагал вдоль стены. Уолгаст едва поспевал за напарником! Где-то неподалеку гремели выстрелы, но целились явно не в агентов, а скорее в крыши и в верхушки деревьев. Судя по звукам, шла не перестрелка, а беспорядочная пальба, как на жутком празднике. Выстрел – крик – тишина, потом снова выстрел… Что же там творится?
Дойл с Уолгастом свернули за угол. Чуть дальше начинался лес, а в противоположном направлении, ближе к ярко горящим фонарям, была стоянка, на самом краю которой ждал «лексус». Как назло, его припарковали капотом к Шале, а других машин, чтобы укрыться, рядом не оказалось. Нигде не спрячешься…
– Придется бежать! – объявил Дойл. – Готов?
Уолгаст хоть и дышал тяжело, заставил себя кивнуть.
В следующую секунду они уже мчались к «лексусу».
Ричардс почувствовал что-то неладное и обернулся, махнув гранатометом, словно прыгун шестом.
Это был не Бэбкок и не Ноль, а Энтони Картер. Присев на корточки футах в двадцати от грузовика, Картер свесил голову набок и не спускал с Ричардса напряженного взгляда: так голодные собаки следят за потенциальными жертвами. Кровь блестела на лице Картера, на руках, больше напоминающих когтистые лапы, и на страшных оскаленных зубах. Медленно, точно растягивая удовольствие, Картер начал подниматься.
Ричардс прицелился в зубастую пасть.
– Открой, шире! – скомандовал он и выстрелил.
Едва граната вылетела из ствола – сильная отдача чуть не сбила с ног, – Ричардс понял, что промахнулся. Картер в стремительном прыжке перелетел по воздуху и секундой позже приземлился на Ричардса. Граната разнесла фасад Шале, только Ричардс грохот почти не слышал. Звуки слабели и отступали даже не на второй, а на сто второй план. На первом плане было принципиально новое ощущение: Картер разорвал его пополам.
Взрыв накрыл Уолгаста ослепительно белой пеленой, ударил по левому виску струей горячего света, оторвал от земли и выхватил Эми из его объятий. Брэд упал на асфальт, покатился кубарем и замер, перевернувшись на спину. В ушах стоял звон, дыхание безнадежно сбилось, зато перед глазами темнело бархатное ночное небо, усыпанное сотнями звезд – Уолгаст заметил даже, как одна из них упала.
«Падающие звезды… Эми… Ключи…» – мелькнуло в затуманенном создании.
Брэд поднял голову. Девочка лежала ярдах в ста от него. В густом дыму, расцвеченном заревом горящего Шале, казалось, что она спит, будто заколдованная принцесса, которую никому не удалось разбудить. Уолгаст встал на четвереньки и принялся ощупью искать ключи. Вероятно, взрыв повредил левое ухо – на него словно накинули ватное одеяло, поглощающее все звуки. Ключи… Куда подевались ключи? Вот же они, в руке, он ни на секунду их не выпускал!
Где Дойл и Лейси?
Брэд повернулся к Эми. Похоже, ни от падения, ни от взрыва девочка не пострадала. Он осторожно поднял ее, воротником положил на плечи и во всю прыть побежал к «лексусу».
Уолгаст устроил девочку на заднем сиденье, забрался в салон и повернул ключ зажигания. Горящие фары скользнули по территории объекта, и тут на капот кто-то прыгнул. Зверь? Нет – чудище, мерцающее бледно-зеленым огнем, будто строб-лампа. Брэд увидел его глаза и понял: этот монстр – Энтони Картер.
Уолгаст включил передачу и завел двигатель. Картер соскочил с капота, в ярком свете фар покатится по земле, молниеносным, едва различимым простому глазу движением сгруппировался, взмыл в воздух и исчез.
«Святые небеса, что…»
Уолгаст нажал на тормоза и резко повернул руль вправо. «Лексус» закрутился волчком и встал передним бампером к подъездной аллее. Пассажирская дверь распахнулась. Лейси! Монахиня молча забралась в салон. На ее лице и блузке темнела свежая кровь, в правой руке поблескивал пистолет. Лейси ошеломленно взглянула на оружие и бросила его на пол.
– Где Дойл?
– Не знаю.
Уолгаст снова включил передачу и нажал на педаль газа.
А вот и Дойл! Молодой агент, размахивая пистолетом, бежал к «лексусу» откуда-то сбоку.
– Уезжайте! – кричал он. – Скорее уезжайте!
Крышу «лексуса» сотряс мощный удар, и Уолгаст без труда догадался, в чем дело. Картер! На крышу прыгнул Картер. Уолгаст ударил по тормозам – они с Лейси дернулись вперед. Картер соскользнул на капот, но удержался. Дойл выстрелил три раза подряд, практически очередью. Судя по бледно-зеленой искре, одна пуля угодила Картеру в плечо, но тот едва заметил.
– Эй, ты! – завопил Дойл. – Все внимание на меня!
Картер повернулся. Группировка, невероятный прыжок, пикирование на жертву. Уолгаст как раз успел увидеть, как монстр, некогда бывший Энтони Картером, раздирает Дойла гигантской пастью. Секунда, и все закончилось.
Уолгаст снова дал газ. Машина пронеслась по полоске мерзлой травы – бешено вращающиеся колеса то и дело зарывались в землю – и со скрежетом выехала на асфальт. «Лексус» летел по обсаженной деревьями аллее прочь от горящего Шале. Пятьдесят миль в час, шестьдесят, семьдесят – скорее, быстрее!
– Ради всего святого, что за монстра мы видели? Что это за тварь? – вопрошал Брэд.
– Агент Уолгаст, остановите машину.
– Остановить? Вы шутите?
– Они нас по запаху крови выследят! Остановитесь, ну скорее же! – Лейси сжала локоть Брэда: мол, прислушайтесь, я серьезно. – Пожалуйста, сделайте, как я прошу!
Уолгаст притормозил у обочины. Лейси повернулась к нему: на предплечье, чуть ниже дельтовидной мышцы, виднелась аккуратная дырочка огнестрельной раны.
– Сестра Лейси…
– Ничего серьезного, – покачала головой монахиня. – Это лишь плоть и кровь. Но сейчас я чувствую: мне с вами ехать не суждено. – Лейси снова сжала локоть Брэда и улыбнулась. Улыбка получилась благословляющей, грустной и одновременно счастливой. Это была улыбка человека, чей долгий и трудный путь подошел к концу. – Эми ваша. Позаботьтесь о ней. Сердце подскажет, что делать!
Прежде чем Уолгаст успел сказать хоть слово, Лейси выбралась из машины и захлопнула дверцу.
Брэд глянул в зеркало заднего обзора и увидел: она бежит в обратном направлении, размахивая руками. Предупредить хочет? Нет, она отвлекала монстров – вызывала огонь на себя. Она не пробежала и ста футов, как с деревьев на нее спикировал огненный шар, потом второй, третий, четвертый… Сколько всего их было, Уолгаст считать не стал.
Он нажал на педаль газа и, не оглядываясь, погнал машину прочь.
Часть 2
НУЛЕВОЙ ГОД
15
Когда время кончилось, мир потерял память, а человек, которым он был, исчез из виду, словно корабль, который скрылся за горизонтом и увез в трюме его прежнюю жизнь; когда далеким звездам стало некому светить, а круглая луна забыла его имя; когда все затопило бескрайнее море голода, на вечное плавание в котором он был обречен, в тайниках его памяти сохранился один год. Гора, смена времен года и Эми. Эми и нулевой год.
До лагеря они добрались затемно. На последней миле Уолгаст сбавил скорость, включил фары и поворачивал туда, где между деревьями виднелся просвет, тормозил у самых глубоких выбоин и размытых весенними ручьями ям. Мокрые ветки хлестали машину, царапали крышу и окна. Машина попалась жуткая, доисторическая «тойота-королла» с навороченными колесными дисками и пепельницей, полной желтых бычков. Уолгаст угнал развалюху с трейлерной стоянки неподалеку от Ларами, точнее, обменял на «лексус», в котором оставил ключи и записку: «Он ваш, дарю». Старая дворняга на цепи хотела спать, а не лаять, поэтому с полным безразличием наблюдала, как Уолгаст взламывает замок зажигания, переносит Эми из «лексуса» в «тойоту» и укладывает на заднее сиденье, заваленное пустыми сигаретными пачками и обертками от фастфуда.
На миг Уолгаст пожалел, что не увидит лица владельца машины, который вместо своей развалюхи утром обнаружит седан стоимостью как минимум восемьдесят тысяч долларов. Прямо как в сказке про Золушку: тыква превратилась в карету! Таких машин Уолгаст в жизни не водил и искренне надеялся, что новый владелец, кем бы он ни был, прокатится на ней хоть разок, а потом тихонько сплавит.
Официально «лексус» принадлежал Фортсу. Именно принадлежал, ведь Джеймс Б. Фортс – полное имя Уолгаст узнал из регистрационного удостоверения – трагически погиб. Мэрилендский адрес, вероятно, относился к Национальному институту здравоохранения или к Научно-исследовательскому институту инфекционных заболеваний Медицинской службы Вооруженных сил США. Удостоверение Уолгаст выбросил в пшеничном поле на границе Вайоминга и Колорадо, зато присвоил содержимое бумажника, который нашел под водительским сиденьем, – шестьсот с лишним долларов наличными и титановую «Визу».
Но все это было много часов и еще больше миль назад: они проехали Колорадо, Вайоминг, а ночью, при свете фар, – Айдахо. Зарю встретили на границе Орегона, а второй по счету вечер – на его засушливых плато. Вокруг тянулись пустые поля, на золотых, открытых всем ветрам холмах цвела полынь. Чтобы не уснуть, Уолгаст опустил окна, и салон «тойоты» наполнился сладковатым запахом – ароматом его дома и детства. Ближе к вечеру мотор заурчал: наконец-то начался подъем, а перед самым закатом показалась громада Каскадных гор с обледенелыми скалистыми вершинами. Лучи догорающего солнца преломлялись об их зазубренный контур и превращали западное небо в пылающую красно-малиновую картину, похожую на гигантский витраж.
– Эми, – позвал Брэд, – проснись! Посмотри в окно!
Девочка лежала на заднем сиденье под хлопковым одеялом. Еще слабенькая, последние два дня она спала почти постоянно, но самое страшное было позади – мертвенная бледность прошла, личико порозовело. Тем утром она даже попробовала сандвич с яйцом и шоколадное молоко, которые Уолгаст купил в «Макавто». Странно, но у нее развилась повышенная чувствительность к солнечному свету. Он словно причинял ей физическую боль, причем не только глазам – все тело реагировало на него, как на удар током. На очередной заправке Уолгаст приобрел Эми темные очки – в ярко-розовой оправе, как у кинозвезды, все остальные оказались безнадежно велики, – и бейсболку с логотипом «Джон Дир». Только даже в очках и бейсболке девочка почти не выглядывала из-под одеяла.
Услышав голос Брэда, Эми с трудом вырвалась из объятий сна и глянула в лобовое стекло. Темных очков явно не хватало – она прищурилась и прижала ладони к вискам. Свежий ветерок тотчас растрепал длинные темные волосы.
– Очень… светло, – тихо пожаловалась она.
– Мы в горах, – объяснил Брэд.
Последние мили Уолгаст не смотрел на указатели, а, доверившись интуиции, петлял по грунтовым дорогам, все глубже погружался в затерянный мир лесистых склонов и ущелий. Ни городов, ни домов, ни людей, – по крайней мере, таким помнил его Брэд. Студеный воздух пах соснами. Когда бензобак почти опустел, за окнами мелькнул магазинчик, показавшийся Брэду знакомым, но явно сменивший владельца. «Бакалея Милтона. Лицензии на охоту и рыбалку» – гласила вывеска. Начался последний подъем. На третьей развилке Брэд едва не запаниковал – неужели заблудился? – но, к счастью, в ночном пейзаже снова появились знакомые черты: уклон дороги, участок звездного неба после очередного поворота, особая акустика открытого пространства на мосту через реку. Все было так же, как в детстве, когда отец возил его в лагерь. Вскоре деревья расступились, и фары высветили поблекший указатель «Лагерь “Медвежья гора”». Под ним на ржавых цепях висела табличка с надписью «На продажу», названием агентства недвижимости и телефоном с сейлемским префиксом. Указатель, как и многие, что попались по дороге, изрешетили пули.
– Вот мы и на месте, – проговорил Брэд.
Подъездная аллея длиной в милю вела на высокую насыпь над рекой, сворачивала направо, огибала груду валунов и убегала в лес. Уолгаст знал: лагерь пустует уже много лет. Интересно, хоть домики сохранились? Что они обнаружат? Оставленное безжалостным пламенем пепелище? Гнилую, обвалившуюся под снегом крышу? Но вот из-за деревьев выступили старый дом – так называли его маленький Брэд с приятелями, потому что дом был старым даже в ту пору, – и около дюжины коттеджей и служебных построек вокруг него. За домиками виднелись лес и тропинка, которая спускалась к вытянутому овалу озера – двумстам акрам безмятежной водяной глади, ограниченной земляной дамбой. Фары «тойоты» скользнули по окнам старого дома, и на миг показалось, что свет горит именно в нем, что их кто-то ждет, словно Уолгаст и Эми пересекли не полстраны, а реку времени и вернулись на тридцать лет назад, в детские годы Уолгаста.
Брэд притормозил у крыльца и вытащил ключ из зажигания. Почему-то захотелось прочесть молитву, поблагодарить Господа за удачное завершение их долгого пути, только уж очень давно он не молился, слишком давно. Уолгаст выбрался из салона – бр-р, как холодно, начало мая, а в воздухе зимой пахнет! – и поднял крышку багажника. Впервые открыв его на стоянке «Уол-марта» к западу от Рок-Спрингз, он увидел груду банок из-под краски. Сейчас в багажнике лежали продукты, одежда для него и Эми, туалетные принадлежности, свечи, батарейки, походная плитка, баллоны с пропаном, кое-какие инструменты, аптечка и два спальных мешка на пуху – на первое время хватит, но Брэд понимал: в один прекрасный день с горы придется спуститься. В свете фонарика он быстро разыскал нужный инструмент и поднялся на крыльцо.
Один удар монтировкой – и навесной замок слетел.
Уолгаст снова зажег фонарь и переступил порог. «Наверное, Эми испугается, если проснется в одиночестве», – подумал Брэд, которому очень хотелось осмотреть дом и убедиться, что там безопасно. Уолгаст щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Разумеется, дом был обесточен, хотя где-то наверняка имелся резервный генератор. Без топлива его не запустишь, да и кто знает, в каком он состоянии. Яркий луч фонаря поочередно выхватывал из тьмы разномастные столы и стулья, чугунную печь, письменный стол у стены, а над ним – доску объявлений, на которой пылился одинокий листочек с загнувшимися от времени краями. Ставен на окнах не оказалось, но все стекла уцелели, поэтому печь быстро согреет маленькую комнату.
Уолгаст направил луч фонаря на доску объявлений. «Лето-2014. Добро пожаловать!» – гласил листочек, а ниже шел список детей – сплошные Джейкобы, Эндрю и Джошуа, хотя попались и Аким с Сашей, – с номерами коттеджей, в которые их поселили. Уолгаст отдыхал в этом лагере три года подряд, в последний раз двенадцатилетним, уже в роли помощника вожатого. Он жил в коттедже с мальчишками помладше, многие из которых отчаянно, до истерик скучали по дому. Слезы плакс, проделки шалунов – забот хватало с избытком, но то лето стало золотой порой его детства, самым лучшим и счастливым. Осенью семья перебралась в Техас, и напасти посыпались как из рога изобилия. Лагерь принадлежал учителю биологии по фамилии Хейл. Высокий, с зычным голосом и широкой грудью футболиста – до начала учительской карьеры он играл полузащитником в футбольной команде колледжа. Мистер Хейл дружил с отцом Брэда, но никаких поблажек сыну друга не делал.
Летом мистер Хейл и его жена жили в квартирке на втором этаже Старого дома. Именно эта квартирка и интересовала сейчас Брэда. Толкнув навесную дверь, он оказался на кухне и увидел большой сосновый стол, незатейливые навесные шкафчики, почерневшие кастрюли со сковородками, раковину с древним насосом, плиту и холодильник с приоткрытыми дверцами. Повсюду лежал толстый слой пыли. Часы на старой плите показывали шесть минут четвертого. Уолгаст осторожно включил горелку и услышал шипение газа.
Узкая лестница вела в мансарду, где друг к другу жались крошечные комнатки. Большинство пустовали, но в двух обнаружились койки с поднятыми к стене матрасами, а в одной на козлах у окна стоял аппарат с круглыми ручками и шкалами – коротковолновое радио!
Уолгаст спустился к машине. Эми спала, закутавшись в одеяло. Брэд осторожно потрепал ее по плечу.
Девочка села и протерла глаза.
– Где мы?
– Дома.
* * *
По приезде в лагерь Брэд много думал о Лайле. О ней одной, а не об окружающем мире в целом. Дни тонули в хлопотах: Уолгаст обустраивал дом, ухаживал за слабенькой Эми, но мысли то и дело возвращались в прошлое и парили над ним, как перелетные птицы над бескрайним океаном. Вокруг ни души, единственный спутник – собственное отражение на блестящей поверхности воды.
Он не влюбился в Лайлу с первого взгляда, хотя в душе все перевернулось. Встретились они холодным зимним воскресеньем, когда друзья притащили Брэда в приемное отделение. Баскетболом Уолгаст особо не увлекался, не играл со школьных времен, но приятели заманили на благотворительный турнир по стритболу – мол, ничего напряжного. Каким-то чудом Брэд прошел два раунда, но в очередном матче, подпрыгнув для броска по кольцу, почувствовал резкую боль в лодыжке и… растянулся на полу. Мяч отскочил от обода кольца, добавив унижение к адской боли, от которой на глаза навернулись слезы.
После осмотра дежурный врач объявил, что сухожилие порвано, и отправил Уолгаста к ортопеду, которым оказалась Лайла. Она вошла в комнату, доедая йогурт, бросила стаканчик в корзину, вымыла руки, а к Уолгасту даже не повернулась.
– Я доктор Кайл, – объявила она, вытерла руки, взглянула на историю болезни и лишь потом на Брэда. Красавицей Уолгаст бы ее не назвал, хотя что-то в ней заставило сердце сжаться, как от ощущения дежа-вю. Каштановые волосы, убранные в пучок, были закреплены блестящей палочкой, на тонком носу сидели изящные очки в черной оправе. – Вы повредили сухожилие во время баскетбольного матча?
– Да, – робко кивнул Уолгаст. – Спортсмен из меня никудышный.
На поясе у Лайлы завибрировал сотовый. Она быстро взглянула на телефон, чуть поморщилась и тут же аккуратно дотронулась своим указательным пальцем до мягкой подушечки под средним пальцем левой ступни Брэда.
– Напрягите стопу!
Брэд попробовал… Боль накатила так сильно, что его замутило.
– Где вы работаете?
– В правоохранительных органах, – нервно сглотнув, выдавил Уолгаст. – Господи, как больно!
Лайла что-то записала в истории болезни.
– В правоохранительных… – повторила она. – То есть в полиции?
– В ФБР, – уточнил Уолгаст но, вопреки ожиданиям, огонька интереса в ее глазах не заметил. Равно как и кольца на левой руке, хотя по большому счету это ничего не значило: может, она снимает его во время приемов.
– Направляю вас на рентген, – объявила Лайла, – хотя я на девяносто процентов уверена, что сухожилие порвано.
– То есть?
– То есть вам предстоит операция. Да, дело серьезное… Потом восемь недель в туторе и шесть месяцев на полное восстановление. Боюсь, баскетболу конец, – грустно улыбнулась она.
Лайла дала ему обезболивающее, от которого глаза тут же начали слипаться. Вскоре повезли на рентген, но Брэд едва проснулся, а когда наконец разлепил тяжелые веки, понял, что лежит на койке, а рядом стоит Лайла. Кто-то укрыл его одеялом. Брэд взглянул на часы: девять вечера. Он провел в больнице почти шесть часов.
– Ваши друзья еще здесь?
– Очень сомневаюсь.
Операцию назначили на семь утра следующего дня. Уолгаст подписал несколько документов, и, прежде чем его отвезли в палату, Лайла спросила:
– Хотите кому-нибудь позвонить?
– Нет, – пролепетал Уолгаст: от викодина сильно кружилась голова. – Как ни печально, у меня даже кошки нет.
Лайла пристально на него посмотрела, точно надеясь услышать что-то еще. Брэд уже собирался спросить, не встречались ли они прежде, когда она растянула губы в улыбке.
– Вот и славно.
* * *
Их первое свидание состоялось через две недели в больничной столовой. После операции левую ногу Брэда от носка до колена замуровали в тутор. Он даже на костылях передвигался с трудом, поэтому сидел за столиком и, как убогий инвалид, ждал, когда Лайла принесет еду. Она пришла в форме, потому что дежурила и собиралась ночевать в больнице, но, как заметил Брэд, изменила прическу и подкрасилась.
Вся семья Лайлы жила на востоке, под Бостоном. После учебы на медицинском факультете Бостонского университета – худшие четыре года в ее жизни, такого врагу не пожелаешь, – Лайла решила специализироваться на ортопедии и пройти резидентуру в Колорадо. Девушка опасалась, что возненавидит огромный, безликий и такой далекий от ее родины город, но переезд принес только облегчение. Понравилось все: беспечная суета Денвера, лабиринты районов и автострад, холодные равнодушные горы и обдуваемые ветрами равнины, открытость местных жителей, полное отсутствие манерности и то, что почти все они родились и выросли в других городах, то есть были изгнанниками, как и сама Лайла.
– Город показался таким нормальным! – вспоминала Лайла, смазывая рогалик плавленым сыром – для нее это был завтрак, хотя часы показывали восемь вечера. – Прежде я не представляла, что такое нормальная жизнь. Денвер стал лучшим лекарством для чопорной выпускницы колледжа Уэллсли.
Уолгаст чувствовал, что в подметки не годится такой девушке, и честно в этом признался.
Лайла смущенно улыбнулась и сжала его ладонь.
– Ну и напрасно!
Лайла работала допоздна, поэтому обычное ухаживание с ресторанами и кино исключалось в принципе. После выписки Уолгаст оформил больничный и сидел дома, точнее, слонялся по квартире в ожидании вечера, чтобы вместе с Лайлой поужинать в больничной столовой. Она рассказывала, как росла в Бостоне в семье преподавателей колледжа, как училась, как проводила время с друзьями, как год жила во Франции, пытаясь стать фотографом.
Брэд догадался: Лайла ждала человека, которого все это заинтересует и удивит. Он был готов стать таким человеком и часами слушать ее рассказы. Первый месяц они разве что за руки держались, но однажды после ужина Лайла сняла очки, наклонилась к Брэду и нежно его поцеловала. Ее губы пахли апельсином, который она только что съела.
– Ну вот… – прошептала она и с фальшивым страхом оглядела столовую. – Никто не видел? Формально я по-прежнему твой доктор!
– Моя нога почти в порядке, – отозвался Брэд.
Когда они поженились, Брэду было тридцать пять, Лайле – тридцать один. Церемония состоялась ясным сентябрьским днем в маленьком яхт-клубе на полуострове Кейп-Код. Стоял полный штиль, парусники едва покачивались на водах залива, осеннее небо поражало голубизной. Подавляющее большинство гостей были со стороны Лайлы – друзья и члены семьи, напоминающей огромное племя. Родственников понаехало столько, что Брэд не то чтобы имена запомнить, даже пересчитать всех не смог. Половина присутствовавших женщин в разное время делили с Лайлой комнату и горели желанием поведать Уолгасту об их «девичьих забавах». В итоге их рассказы сводились к одной и той же истории. Брэд буквально светился от счастья. Он перепил шампанского, влез на стул, произнес длинный, слезливый и совершенно искренний тост, а под конец ужасающе фальшиво пропел куплет песни Синатры «Обнимать тебя». Гости разразились хохотом и аплодисментами, а потом обсыпали их с Лайлой рисом. Если кто и знал, что невеста на четвертом месяце беременности, то не сказал ни слова. Сначала Уолгаст списал это на бостонскую сдержанность, но потом понял: все искренне рады за них с Лайлой.
На Лайлины деньги – по сравнению с женой Брэд зарабатывал сущие крохи – они купили дом в Черри-Крик, старом денверском районе, славящемся парками и хорошими школами, и стали ждать первенца. Оба чувствовали: родится девочка. Евой звали Лайлину бабушку, весьма темпераментную особу, которая в молодости отправилась в круиз на «Андреа Дориа», а впоследствии какое-то время встречалась с племянником Аля Капоне. Брэду имя Ева нравилось, и, когда Лайла его предложила, он согласился. Супруги решили: Лайла проработает до самых родов, а потом они вдвоем будут растить малышку до года, после чего Брэд вернется на службу в ФБР, а Лайла – в больницу, на полставки. План изобиловал недостатками, которые Брэд и Лайла видели, но особо не беспокоились. Они обязательно справятся!
На тридцать четвертой неделе у Лайлы подскочило давление, и акушер велел соблюдать постельный режим. «Не волнуйся, – успокаивала она Уолгаста. – Давление высокое, но для малыша опасности не представляет. В конце концов, я врач, возникнет серьезная проблема – обязательно скажу». Брэд беспокоился, что Лайла переутомилась на работе: в больнице ведь целый день на ногах! Он был готов кормить ее с ложечки, приносить книги и диски с фильмами, только пусть дома сидит!
Однажды вечером, за три недели до срока, Брэд вернулся домой и застал Лайлу в слезах. Она скрючилась на кровати и сжимала виски.
– Голова раскалывается! – пожаловалась Лайла.
Давление оказалось сто шестьдесят на девяносто пять. В больнице сказали: у Лайлы преэклампсия, именно она вызывает головную боль. Акушеров беспокоили судороги, состояние Лайлиных почек и возможный выкидыш. Все очень волновались, особенно Лайла – ее лицо посерело от тревоги. «Придется вызывать роды, – заявил доктор. – Вагинальное деторождение в таких случаях лучше всего, но, если в ближайшие шесть часов не начнутся схватки, сделаем кесарево сечение».
Лайле поставили капельницу с питоцином и вторую – с сульфатом магния, чтобы предотвратить спазмы матки. «Магнезия переносится тяжело!» – бодрым голосом объявила медсестра. «В каком смысле тяжело?» – уточнил Уолгаст. «Трудно объяснить, но вашей супруге не понравится». Лайлу подключили к фетальному монитору и стали ждать.
«Тяжело» означало «ужасно». Лайлины стоны потрясли Уолгаста до глубины души. Он в жизни не слышал ничего подобного. «Во мне словно костры пылают, – повторяла несчастная. – Мое тело меня ненавидит! Боль просто адская!» От сульфата магния она так мучилась или от питоцина, Уолгаст не знал, а медсестры ничего не объясняли. Начались схватки, но акушер заявил: матка раскрылась лишь на дюйм, что явно недостаточно. «Сколько ей еще терпеть? – недоумевал Брэд. – Мы же на занятия ходили, все рекомендации выполняли! Никто не говорил что роды – это садистски долгая пытка!»
Наконец перед самым рассветом Лайла сказала, что ей нужно потужиться. Так и выразилась: нужно. Никто не поверил, но доктор осмотрел матку и объявил, что она чудесным образом раскрылась на четыре дюйма. Медсестры тотчас засуетились, приготовили инструменты, надели чистые перчатки и убрали складную секцию кровати под Лайлиными бедрами. Уолгаст почувствовал себя ненужным, как брошенный в бурном море корабль. Он сжал руку жены раз, другой, а на третий все кончилось.
