Текст книги "Мерзавец Бэдд (ЛП)"

Автор книги: Джасинда Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

‒ БЛ*ТЬ! Черт, черт, боже, Себастиан! Боже, я охренеть как сильно кончаю, мне аж больно...

‒ Смотри на меня, Дрю, дорогая. Смотри на меня, пока кончаешь.

Она широко распахнула глаза, пальцы скользнули вокруг ее клитора, пока я брал ее медленно и глубоко.

‒ Я хочу, чтобы ты кончил, Себастиан.

‒ О да, ‒ сказал я, ‒ я так и сделаю. Обещаю. Но с тобой я еще не закончил.

ГЛАВА 9

Дрю

Не закончил со мной? Да я только что испытала сильнейший оргазм в своей жизни, а он еще не закончил?

Он ждал, пока во мне утихнет буря оргазма и мое тело перестанет дрожать, хотя я все еще хватала ртом воздух и всхлипывала, а затем отстранился, чтобы присесть на пятки, расположив голени на матрасе, и подтянул меня к себе, чтобы я оседлала его бедра. Меня трясло, я ослабла и дрожала, поэтому вцепилась в его шею обеими руками и обернула ноги вокруг его талии. Он сделал движение бедрами, чтобы войти в меня, и я не могла не ахнуть снова. И вот так, на протяжении, может быть, минуты Себастиан просто лениво двигал бедрами, чтобы вонзаться в меня, пока я не начала чувствовать жадность к большему, начала чувствовать потребность, растущую во мне снова и снова.

‒ Еще, Себастиан, еще, ‒ прижалась я ртом к его уху.

‒ Черт, спасибо, ‒ прорычал он, ‒ думал, ты никогда не попросишь.

Я отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

‒ Мне казалось, ты не из тех, кто ждет, пока его попросят.

‒ Так и есть, ‒ сказал он, поднимаясь на колени. ‒ Просто ты была на вершине. Не хотел слишком сильно на тебя давить.

‒ Ты милый, ‒ я теснее обхватила ногами его талию, а затем поднялась и опять опустилась на него, удерживаясь на руках. ‒ Уже все в порядке.

‒ Ты уверена?

Я вцепилась пальцами в его плечи, кажется, ему это нравилось, и видит Бог, я ничего не могла с этим поделать. Не тогда, когда его зубы прижались к моей шее, а член наполнил меня до предела.

‒ Полностью.

‒ Проклятье, на секунду я подумал, что теряю тебя.

‒ Так и было, но я вернулась.

‒ Дикая бестия снова со мной? ‒ Он обхватил мою задницу и поднял, выходя из меня.

Я вцепилась в его спину и опустилась на него, чувствуя, как твердые мышцы спины, покрытой капельками пота, задрожали под моими ногтями, и укусила его плечо так сильно, что Себастиан зарычал от боли, и, по большей части, инстинктивно резко толкнул бедрами, вонзив свой толстый, горячий, железный член в меня так сильно, что у меня перехватило дыхание.

‒ Скажи мне, ‒ выдохнула я, двигаясь с ним, извиваясь на нем, царапая его спину ногтями и кусая его так жестко, насколько хватило смелости, ‒ такой дикости достаточно для тебя?

‒ Нет, ‒ огрызнулся он. ‒ Даже, нахрен, и не близко.

Он сбросил меня с себя, моя киска больно запульсировала от пустоты. Член стукнул по его животу, а взгляд стал диким, карие глаза превратились в почти черные, его широкая грудь вздымалась, а твердый точеный торс напрягался с каждым вздохом.

Он соскользнул с кровати, чтобы встать на ноги, просто уставился на меня, пытаясь перевести дыхание. Оставил меня задыхающуюся, опустошенную, отчаявшуюся, смущенную. На спине, с раздвинутыми ногами, мокрой киской, выставленной на обозрение, и сиськами, покачивающимися в ритме моего дыхания.

Он схватил меня за лодыжки и дернул с кровати, втискивая бедра между моих бедер.

‒ Я обычно не спрашиваю, но мне нужно, чтобы ты была со мной на одной волне, поэтому спрошу всего один раз. ‒ Он схватил свой член в руку и направил в меня, проникнув очень глубоко, затем обхватил мою задницу руками, приподнял меня над кроватью и подтянул к себе так, что на матрасе остались только мои лопатки, и просто удерживал меня в таком положении. ‒ Как жестко я могу трахнуть тебя, дикая штучка?

Я извивалась в его хватке, двигаясь волнообразно, уверенная в его руках, зная, что он не позволит мне упасть. Я встретила его пристальный взгляд и ущипнула свои соски одной рукой, уцепилась пятками за его задницу, а пальцами другой руки потерла клитор.

‒ Так жестко, как хочешь, ‒ с придыханием сказала я. ‒ Разрушь меня.

‒ Она ответила «разрушь меня», ‒ прорычал Себастиан. ‒ Ты уверена?

‒ Слишком много разговоров, да мало траха.

Тогда не произнося ни слова, он зарычал. Усилил хватку на моих бедрах, пока до меня не дошло, что своими пальцами, зарывающимися в мою кожу, он оставит синяки, но боже, я жаждала этой его ярости. Мне необходимо было почувствовать, что он терял контроль, необходимо почувствовать, что я имела такую власть над ним, что могла толкнуть его за пределы и сломать, как он сломал меня. Я с радостью и гордостью приняла синяки в качестве символов, напоминания о том, что мы испытали вместе.

Я извивалась под ним и тогда почувствовала изменения. Почувствовала, как он стал увеличиваться как внутри меня, так и надо мной. Он отстранился, вышел, а затем толкнулся обратно, дернув меня к себе, отчего шлепок от соприкосновения наших тел получился громким. Я стиснула зубы, глухо застонав от его толчка, и даже не закончила стонать, когда он отстранился и снова вошел глубоко, вырывая из меня еще один стон.

Затем стал двигаться быстрее.

Жестче.

Каждый толчок был глубже и сильнее врезался в меня.

‒ Черт, с тобой так хорошо, Дрю, ‒ пробормотал он, ‒ охренеть как хорошо.

‒ Твой член ‒ самое невероятное, что я когда-либо чувствовала, Себастиан.

Он смотрел, как моя киска поглощала его член, наблюдал, как тот исчезал внутри меня.

‒ То, как ты принимаешь меня ‒ черт, такое ощущение, что ты была сделана на заказ для моего члена.

‒ Думаю... ‒ я должна была сделать вдох, когда он увеличил скорость, по-настоящему и дико трахая меня сейчас. ‒ Думаю, что ты прав. О, боже мой, Себастиан, Да ... да, вот так. О боже, трахни меня, мне так хорошо, трахни меня сильнее, сильнее!

‒ Господи, женщина... ‒ зарычал Себастиан. ‒ Твою мать, ты словно дикарка.

‒ Только для тебя... о, твою мать, да, вот так. Сильнее, Себастиан. Никогда не останавливайся, боже, никогда не прекращай трахать меня вот так.

К тому времени я потеряла рассудок. Я была кем-то другим, какой-то сумасшедшей, животной версией Дрю, которая никогда не видела дневного света, пока Себастиан не притронулся ко мне и не засунул в меня свой член.

Эта Дрю была ненасытной, властной. Она была мной, лучшей в своем роде. Искренней, настоящей. И он вытащил ее на поверхность.

Толчки достигли кульминации, его бедра неустанно ударялись о мои, член врезался в меня настолько сильно и быстро, что я потеряла момент, где заканчивался один толчок и начинался следующий, и все было сведено к этому: к рукам Себастиана на моей заднице, которые подталкивали меня навстречу его движениям, к его члену внутри меня, к его глазам, прикованным к моим.

Я не могла молчать. Больше так быть не могло. Я закричала, еще один оргазм разорвал меня на части, самый ослепляющий, заставляющий меня биться в судорогах, изгибаться и извиваться в хватке мужчины, но я не могла сравниться с его толчками, с ударной скоростью, могла только кричать и принимать его в себя.

‒ Кончи для меня, Себастиан! Дай мне почувствовать это. Дай.

‒ Дам, боже, сейчас. Прямо сейчас.

Он выдохнул это, и его толчки стали неравномерными. Он поставил меня на край кровати, навис надо мной и вошел, наклонился ближе и завладел моим ртом, когда кончил, зарычав прямо мне в губы.

‒ Да, Себастиан, черт, с тобой так хорошо. Кончи для меня. Не переставай трахать меня.

Его толчки возобновились, но он не оторвал свой рот от моего. Я зарылась ногтями в его спину и провела ними вниз по коже, его оргазм подстегнул еще один, мой собственный, его член скользил во мне прямо, упираясь головкой в точку G, а его освобождение привело к моему собственному. Он рычал и стонал, когда трахал меня; я почувствовала его спазмы внутри и кончила вместе с ним, цепляясь за него все сильнее.

‒ Смотри на меня, Себастиан, ‒ выдохнула я. ‒ Смотри на меня, когда кончаешь.

Он встретился со мной взглядом, сполз на кровать, встал на колени между моих бедер и обхватил их, чтобы подтащить ближе, в то время как входил в меня, пока длился его оргазм, а наши взгляды так и оставались прикованными друг к другу, когда он кончил, его зрачки еще больше расширились, он нахмурил брови и его желваки заходили.

‒ Черт, о, черт, Дрю… Боже, ‒ выдохнул он, ‒ я не… не знал…

Он глубоко вошел в меня и остался там, прижимаясь сильнее. Слова сменились еще одним первобытным рычанием. Я почувствовала, как он наполняет презерватив, толкаясь сильнее, а закончив, сквозь спазмы снова подался вперед, закапываясь лицом в мои груди. Я обхватила его затылок, придерживая, пока его тело трепетало от пульсирующих мелких толчков.

‒ Чего ты не знал, Себастиан? ‒ спросила я.

‒ Что бывают такие ощущения, ‒ его голос был приглушен в моих грудях, ‒ что секс может быть таким… ‒ он умолк, словно не зная, как правильно выразиться.

‒ Словно это нечто большее, чем просто секс? ‒ завершила я за него.

‒ Да, именно, ‒ проворчал он.

И я осознала, что на меня он больше не смотрел. Я выскользнула из-под него и проверила, на месте ли презерватив. Затем села на пятки и уставилась на то, как он лежит на животе, прикрыв лицо рукой.

‒ Эй, Себастиан.

‒ Да, сладенькая. ‒ Он перекатился на спину и положил предплечье на лоб, тяжело дыша с закрытыми глазами.

‒ А что случилось с «дикой бестией»? ‒ спросила я. ‒ Тот вариант мне больше нравился.

‒ Дай мне пару минут на восстановление, ‒ усмехнулся он, ‒ и я тебе покажу.

‒ Посмотри на меня, ‒ потребовала я.

‒ Что? ‒ Его глаза открылись, и я увидела в них отстраненность.

‒ Теперь я тебя теряю, ‒ сказала я.

‒ В каком смысле?

‒ Это было сильно, правда? ‒ Я легла на кровать рядом с ним и перекатилась на бок, чтобы оказаться к нему лицом.

‒ Неплохо потрахались, сильно, да, ‒ проворчал он утвердительно.

‒ Так почему ты теперь себя так ведешь?

‒ Как «так»? ‒ Его глаза смотрели в мои, но маска все еще была на месте.

‒ Как будто это был просто перепих, и ты ждешь не дождешься, когда я наконец уйду.

‒ Ну, а ты чего ожидала? Обнимашек?

Это ранило. Я почувствовала, как мои глаза увлажнились. Я откатилась от него, сползая с кровати. Схватив его белую футболку и натянув на себя, я собрала свою промокшую одежду и открыла дверь, остановившись в дверном проеме.

‒ Ну, чего-то подобного, да, ‒ сказала я, стараясь скрыть боль.

Я старалась ступать как можно тише, в надежде избежать внимания Зейна.

Но попытка была тщетной, ну кто бы сомневался. Зейн был за стойкой на кухне и рылся в холодильнике. Увидев меня, он выпрямился и скользнул взглядом по моему не прикрытому ничем, кроме слишком большой футболки Себастиана, телу, затем посмотрел мне в лицо.

‒ Он не из тех, с кем такое срабатывает, дорогая, ‒ Зейн открыл бутылку пива. ‒ Жаль, что именно мне приходится говорить тебе об этом.

‒ А тебе-то откуда знать? ‒ спросила я, открывая дверь в комнату, в которой спала прошлой ночью.

‒ Потому что ни с кем из нас это не срабатывает, а учились мы у него.

‒ Так трахни меня, ‒ сказала я.

‒ Нееееее, ‒ протянул Зейн. ‒ Баст уже это сделал, так что остальные в пролете.

Я зарычала в раздражении. Захлопнула за спиной дверь в свою временную комнату, бросила мокрую одежду на пол и опустилась на кровать, борясь со слезами.

А чего я ожидала? От него или от себя? Я ведь с самого начала знала, что не смогу переспать с ним и остаться при этом равнодушной. И в итоге я эмоционально разбита. Меня обманули и отвергли. Я потратила пятнадцать тысяч долларов, которых уже не вернуть, на свадьбу, которой никогда не будет. Ни свадьбы. Ни мужа. Ни медового месяца.

А теперь я по-пьяни оказалась в Кетчикане на гребаной Аляске вместе с сексуальным татуированным барменом, которого едва знаю, мужчиной, которого я только встретила, разок переспала и была им полностью разрушена.

Смогу ли я теперь хоть когда-нибудь спать с кем бы то ни было, не сравнивая их с тем, как трахается Себастиан? Он поставил невозможно высокую планку, а затем просто оттолкнул, выбросил меня прочь.

Меня снова отвергли.

Почему?

Потому что он начал притворяться.

Чертов слабак.

Мне следовало быть более осведомленной в этом вопросе. И как я только могла уговорить себя на утешительный секс с идеальным незнакомцем меньше, чем через сорок восемь часов после второго худшего дня в моей жизни. И я должна была знать, что не стоит ожидать чего-то большего, чем разовый трах от такого игрока, как Себастиан, особенно когда это стало чем-то большим, чем просто секс. Значительно большим.

Потому что так и было, разве нет?

Я почувствовала связь.

Настоящую, сильную, мощную и неоспоримую. И совершенно отличающуюся от всего, что я когда-то ощущала к кому-либо прежде.

Я сняла футболку Себастиана, потому что больше не могла выносить его запах.

Да только запах был не только на футболке, он был на мне. На коже. В волосах. Я раздвинула ноги и потянула кожу на бедрах, чтобы взглянуть на отчетливые темные отметины, которые остались по обе стороны от моей киски. Он пометил меня. Заявил права на меня. Буквально на несколько минут я почувствовала себя абсолютно идеальной, красивой, сильной, желанной, необходимой.

А затем он просто отгородился стеной, и был таков.

И еще утверждал, что никогда не позволит мне покинуть его постель.

Я должна была избавиться от его запаха, так что заскочила под душ, помылась, оттирая свою кожу чрезмерно яростно, затем вышла, вытерлась и снова полностью переоделась в сменную одежду. Казалось, дождь снаружи немного утих. Если я хотела выбраться из этого бара и уйти от Себастиана, сейчас было самое время.

Выйдя из комнаты, я полностью проигнорировала Зейна и бросилась вниз по лестнице с сумочкой в руке. Нелепо, но все, что у меня было: белый клатч, подходивший к свадебному платью, да какая разница. В нем был мой кошелек и телефон, а это все, что мне действительно было нужно.

У основания лестницы, прямо в основании лестничного пролета было несколько крючков, на одном из которых висел серо-зеленый дождевик с глубоким капюшоном. Я накинула его на себя, застегнула поверх сумочки и покинула бар.

Был соблазн вернуться на парусник Себастиана, но я пока не была готова к тому, чтобы меня нашли, если, конечно, он вообще будет меня искать.

Так что… Я просто бродила.

И занималась самовнушением, отчаянно пыталась не чувствовать себя обиженной и отвергнутой Себастианом. Разумеется, это не сработало, но я должна была попытаться. Все лучше, чем просто увязнуть в этом, правда?

Ну какой же я была дурой.

Это было правдой, и я это знала. Даже спорить с собой по этому поводу не было смысла. А глупее всего было то, что я с самого начала знала, что так и будет.

Вдвойне тупица.

ГЛАВА 10

Себастиан

Я услышал, как дверь квартиры открылась и закрылась, и знал, что Дрю ушла. Навсегда или просто подумать, я не был уверен и попытался убедить себя, что мне все равно.

Я натянул джинсы без белья и вышел из комнаты, обнаружив Зейна, который сидел на диване с пивом и смотрел какой-то боевик по кабельному.

В шкафчике над холодильником еще оставалось полбутылки «Джек Дэниэлс», и, не смотря на ранний час, он был мне нужен. Еще даже не полдень, а я уже скучал по этой женщине. Я откопал бутылку, достал кусок сыра из холодильника, взял нож и сел рядом с Зейном на кушетку, отрезая толстый ломоть сыра «Колби» и засовывая его себе в рот.

Зейн наблюдал, как я откручиваю крышку «Джек Дэниэлс», как-то странно на меня уставившись. Я поднес бутылку к губам, опрокинул, и тут его мелькнувшая рука вырвала у меня бутылку, проливая виски прямо на мой голый торс.

‒ Какого хрена, чувак? ‒ требовательно спросил я.

Он выхватил у меня крышку прежде, чем я смог отреагировать, вернул ее на место и бросил бутылку на другой конец комнаты.

‒ Что за херь ты творишь, тупица?

‒ Пью? Просто потому, что я взрослый и могу это делать? ‒ я попытался встать, но кулак Зейна врезался в грудь, опрокидывая меня обратно на диван.

‒ Нет, ты не такой. Ты чертов тупица. Самый тупой из тупых, которого я когда-либо встречал и который включает в себя неудачи первого дня тренировки SEAL (уточн.от перев. SEa, Air and Land ‒ в переводе «Тюлени», основное тактическое подразделение сил специальных операций США или кратко военно-морская сила США). Ты позволил этой девушке выйти за дверь и не пошел за ней, также ты мог бы вырезать свои крохотные яйца, потому что ты, черт возьми, их не заслужил. ‒ Он указал на бутылку Джека сердитым взмахом руки. ‒ И вместо того, чтобы, черт побери, быть мужиком, ты собираешься прятаться на дне бутылки, как влажность за ухом трусливой киски? Ты киска. Чертов киска-мальчик.

Я встал, ярость во мне поднималась. Кем, мать его, он себя возомнил?

Я прошел через комнату, схватил бутылку и пошел в сторону кухни. Я планировал убрать ее, но Зейн, должно быть, подумал, что я в любом случае собираюсь выпить виски.

Он был на другом конце комнаты и в один миг оказался передо мной.

‒ Я могу надрать тебе задницу, Баст, и тебе лучше не забывать об этом.

Он взял у меня бутылку и осторожно поставил ее на стойку, затем вернулся, чтобы встать в нескольких сантиметрах перед моим лицом. Его голос был смертельно спокойным:

‒ Думал, что отец воспитал нас лучше, чем превращаться в киску при тяжелых обстоятельствах, особенно пьянствуя.

Тогда я позволил своему гневу излиться наружу.

‒ Не впутывай в это отца, ублюдок.

Дверь открылась, и мы обернулись, чтобы посмотреть, кто это был.

Бакстер стоял в дверях, за ним был Брок. Оба промокли из-за дождя и выглядели немного шокированными. Мы с Зейном ссорились почти так же, как это делали Канаан и Корин, но для нас показать истинную злость друг на друга было редкостью. В основном мы просто спорили, так как Зейн был каждой частицей альфа-самцом, как и я, и мне казалось, что он был самым зрелым и ответственным большую часть времени, словно был старше меня, что заставляло нас бодаться почти из-за всего.

Проблема была в том, что Зейн обычно был более зрелым и ответственным из нас двоих. Он, безусловно, был самым серьезным из всех нас, чего следовало ожидать, учитывая его призвание в жизни. Он видел и делал столько дерьма, что я, честно, не хотел бы знать об этом слишком много, ‒ это пугало его очень сильно, оставляя неизгладимые следы в его душе. Поэтому в нем осталось мало тактичности и никакого снисхождения ко всякого рода бредням, а это значило, что он выскажет мне все напрямую, не заботясь при этом о моих чувствах.

Как сейчас.

Несмотря на мой гнев, я знал, что он был прав, и это меня бесило. И я сам себя бесил, поскольку был тупым ссыклом, и Дрю бесила, поскольку была слишком хорошей для меня, заставляя чувствовать себя чертовым ссыкуном, и взгляды, которые Брок и Бакстер кидали на меня, тоже бесили просто потому, что они были моими младшими братьями.

Не говоря уже о том, что я был в ярости по ряду причин.

‒ На что вы, два болвала, уставились? ‒ прорычал я.

При своих шести футах и двух дюймах (прим. перев.: около ста восьмидесяти восьми сантиметров) Бакстер был между Зейном и мной по росту, но по массе ближе к Зейну. Телосложение Зейна было типично военным: худое, сильное, способное вынести самые суровые нагрузки, тогда как Бакстер, будучи полупрофессиональным футболистом, в целом выглядел немного плотнее. Поверх его мышц присутствовало некоторое количество жира, обусловленное необходимостью использования грубой силы и амортизации жестких ударов игроков, отбирающих мяч. Его волосы, как и у большинства братьев Бэдд, были каштановыми. Густые и вьющиеся, они были коротко пострижены по бокам, а сверху – длинными. В его темно-карих, как и у всех нас, глазах отражалась общительная неприхотливая и компанейская натура.

Он воспринимал свою футбольную карьеру крайне серьезно, и на поле Бакс был настоящим монстром, быстрее, чем предполагали его габариты, и вместе с тем достаточно сильный, чтобы с легкостью сбивать сильнейших игроков, отбирающих мяч на поле. Я своими глазами видел, как он сбрасывал с пары ударов парней под два метра ростом и весом по четыреста фунтов (прим. перев.: около ста восьмидесяти килограмм). Он просто сметал их наиболее сокрушительные атаки, как нечто раздражающее, а затем взвивался ракетой, чтобы прижать квотербэка с сокрушительностью мчащегося навстречу грузовика.

Даром, что кроме поля, он ничего не воспринимал всерьез. Он был настоящим дамским угодником. Такой же игрок, как и я. Легко знакомился с цыпочками, и так же легко от них избавлялся. Он пил, как рыба, тренировался, как зверь, и не придавал большого значения никакому дерьму, кроме футбола, женщин и выпивки. И это было действительно так... В основном. У него были свои тараканы, как и у всех нас, просто он затолкал их очень глубоко в себя, даже не пытаясь с ними разобраться, предпочитая выгонять их с помощью выпивки, беспорядочных половых связей и отжиманий.

Бакстер подошел, смерив меня странным взглядом, поднял обе руки, согнув пальцы на манер когтей, прижал их к моей груди и опустил на несколько сантиметров вниз.

Черт, черт, черт. Совсем забыл об этом. Надо было рубашку надеть.

Затем он обошел меня со спины и хихикнул.

‒ Боже правый, брат, ‒ сказал он, откровенно хихикая, ‒ или ты спутался с горным львом, или урвал лакомый кусочек, и теперь прячешь его где-то здесь.

Еще один смешок, и его пальцы прошлись по тому, что, как я предполагаю, было следами от ногтей Дрю. Благодаря его прикосновению и недоверчивому смеху от него и других братьев, а сейчас все толпились позади меня, я понял, что следы должны были быть действительно обширными.

‒ Я имею в виду... черт возьми, чувак, ‒ сказал Бакстер благоговейным голосом, ‒ да она разорвала тебя, черт возьми.

И конечно Зейн не мог не вставить свои пять копеек:

‒ Ага, и он с ней тоже порвал.

Бакс развернул меня и уставился, как баран на новые ворота, коим он и был.

‒ Ты что?

‒ Как будто хоть кто-то из вас, ублюдков, разбирается в этом дерьме, ‒ сорвался я, ‒ вы ведь с ней даже не встречались, и ни один из вас, придурки, не встречался с цыпой повторно, не больше, чем я. Так что я не желаю выслушивать все это дерьмо ни от кого из вас.

‒ Она была хороша? ‒ Брок смерил меня взглядом.

Я вздохнул и закрыл лицо обеими руками.

‒ Это было на самом деле чертовски невероятно, и я такого никогда не испытывал.

‒ Что само собой означает, что с ней нужно немедленно порвать, так? ‒ Брок изогнул бровь, жест, который я ненавидел. Отец так обычно поднимал бровь.

Брок выглядел совсем как отец. Немногим ниже Бакса, он был стройнее, уравновешеннее, предпочитал проводить время в кабине своего самолета, вместо качалки. Те же коричневые волосы и глаза, только с той лишь разницей, что волосы Брока были коротко пострижены и зачесаны на бок, как у моделей GQ [1], возле левого глаза свисало несколько прядей. Поскольку он был моим братом, у меня не было проблем с тем, чтобы признать, что он был милым сукиным сыном. Честно говоря, это раздражало. У него были проблемы с чувством юмора, острая проницательность и привычка задавать сложные вопросы, как правило, в будущем времени. Вот как сейчас.

Я ударил его в плечо.

‒ Заткнись, Брок.

Он лишь усмехнулся и взглянул на Зейна.

‒ Он с этим не особо хорошо справляется, как я понимаю?

Зейн указал на «Джек Дэниэлс».

‒ Вот все, до чего он додумался в данной ситуации.

Брок хлопнул меня по спине.

‒ Отличная идея, большой брат. Выбухай ее из своей головы. Идеальное решение. Это, безусловно, самый логичный способ борьбы с надоедливыми эмоциями. Работает каждый раз!

‒ Умник, ‒ прорычал я.

Зря я это сказал. В тот же миг все три моих брата выдали в унисон:

‒ Это лучше, чем быть тупицей!

Это была любимая фраза отца, и слышать это от них да еще в один голос... это меня выбесило.

‒ Черти вас подери, ублюдки. Мне не нужно это дерьмо, ‒ я сходил в свою комнату, накинул на плечи рубашку, всунул босые ноги в сапоги и проскользнул мимо моих идиотских братьев к лестнице.

‒ Куда собрался, говнюк? ‒ спросил Бакстер.

‒ Черт, да чтоб я знал. Подальше от вас, ублюдков, ‒ сказал я, спускаясь по лестнице.

Брок увязался следом за мной. Я это проигнорировал, хотя из присутствующих братьев он был самым здравомыслящим, так что была вероятность, что он действительно мог подать дельную мысль. Единственный из прочих братьев, кого я когда-либо действительно слушал, ‒ это Лусиан, просто потому, что он был крайне неразговорчив. Он редко произносил за раз больше пары слов, но если такое случалось, то его тщательно подобранные точные слова пробирали до костей.

Мой плащ пропал, а это, как я надеялся, могло означать, что Дрю его одолжила, и сейчас находится где-то там, снаружи.

К черту. Это просто небольшой дождик, что может случиться?

Я просто собираюсь прогуляться, чтобы охладить голову, твердил я себе. И я вовсе не искал Дрю.

‒ Ну и где она может быть, как думаешь? ‒ спросил Брок.

‒ Не знаю.

‒ Ты не знаешь? Ты не знаешь, куда она могла пойти после того, как ты ее бросил?

‒ Да я ее только встретил, Брок. Буквально позапрошлым вечером. Нечего здесь бросать.

‒ И, тем не менее, ты на нее уже запал?

‒ Да не запал я на нее, придурок, ‒ мне не нужно было даже смотреть, чтобы увидеть его изогнутую бровь, ‒ и опусти эту чертову бровь, пока я не разбил твою симпатичную мордашку.

‒ Значит конкретно запал.

‒ Заткнись, Брок.

‒ Как ее зовут?

‒ Дрю.

‒ Она хорошенькая?

‒ Прекрати это, мужик.

Он не отставал от меня, даже когда я направился в доки.

‒ И секс... ты сказал, он был лучшим в твоей жизни?

‒ В конце мне показалось, что сердце на секунду остановилось.

‒ Знаешь, ты говоришь, что остановилось сердце, но мне кажется, что ты просто не понимаешь своих чувств. Ты ошибочно принимаешь за физическую остановку сердца то, как тянется к ней твое метафизическое сердце.

‒ Из какой бездны ты берешь это дерьмо? ‒ Я остановился и уставился на Брока.

‒ Из книг, ‒ пожал он плечами, и бросил на меня хитрый взгляд. ‒ Еще скажи, что я ошибаюсь.

‒ Заткнись, Брок, ‒ я не стал вешать лапшу на уши конкретно этому брату.

Он лишь рассмеялся.

‒ Видишь, ты конкретно запал на девушку, которую встретил только прошлой ночью. Эта девица способна сбить тебя с толку одним своим существованием, она подарила лучший секс в твоей жизни, разодрала в хлам, и тебе это явно понравилось... и в итоге ты ее продинамил. А теперь блуждаешь в доках Кетчикана, отказываясь признать, что ищешь ее, и я подозреваю, что ты понятия не имеешь, с чего начать разговор, даже если ее найдешь.

‒ Да заткнись ты уже, Брок!

Черт возьми, а ведь он был прав. Я ненавидел, когда мои братья оказывались умнее меня... а это случалось в большинстве случаев.

Он уловил это все, даже не зная всех обстоятельств того, почему она вообще попала в Кетчикан. Если б знал, то еще с большим пылом взялся бы за меня.

Я вздрогнул от этой мысли.

И конечно, Брок видел, что меня проняло.

‒ Чего ты не договариваешь?

‒ Черт тебя побери, Брок, ‒ взглянул я на него, ‒ ну почему ты не можешь просто отвалить?

‒ Потому что ты не хочешь этого. Ты бы спровадил меня назад в бар, если бы на самом деле не хотел услышать то, что я должен сказать.

Он был прав, так что мне оставалось лишь ворчать:

‒ Мудак. И когда ты успел стать таким чертовски умным?

‒ Проблема не в твоем интеллекте, Себастиан. Просто у тебя никогда не было возможности вырасти эмоционально.

Я остановился и повернулся к нему.

‒ Лучше бы тебе объясниться, Брок, и быстро.

Несмотря на то, что он был на три дюйма (прим. перев.: около семи с половиной сантиметров) ниже, на тридцать фунтов (прим. перев.: около тринадцати с половиной килограмм) легче и на четыре года младше, Брок вовсе не выглядел напуганным моим гневом. Он просто хлопнул меня по спине и продолжил идти по докам, слева от нас ‒ вода, справа ‒ Кетчикан.

‒ Тебе было, кажется, семнадцать, когда мама умерла? В той или иной степени это подпортило жизнь нам всем, но думаю, тебе досталось больше всех. Да, ты должен был занять ее место в баре, но ведь и отец впал в депрессию, а тебе пришлось заменить родителей большинству из нас.

‒ Я не делал ничего такого, ‒ проворчал я в ответ. Меня пронизывали какие-то тяжелые неприятные чувства.

‒ Может быть, у нас разные воспоминания о тех годах. ‒ Брок посмотрел на меня раздраженно. ‒ Кажется, я помню, как ты готовил для нас обеды, помогал с домашкой, которую и сам едва понимал. Не бей меня! Ты знаешь, что это правда и в этом нет твоей вины, ‒ он поднял обе руки, чтобы прикрыться от моего инстинктивно брошенного кулака. ‒ Ты будил нас утром, убеждался, что Бакс добрался домой с футбольной тренировки, возил меня на занятия по пилотированию.

Я искал повод возразить, но его не было. Я действительно всем этим занимался, но ведь у меня не было выбора. Отец стал поздно ложиться после смерти матери, как мне казалось, всему виной была необходимость убирать в баре после закрытия, бодрствуя до трех, а то и четырех часов. И, конечно, я работал вместе с ним, а утром по-прежнему должен был вставать и идти в школу, а когда окончил школу, убедился, чтобы и остальные парни тоже это сделали. Это нужно было сделать, а я был старшим, так что это была моя задача. Оглядываясь назад, я понимаю, что смерть матери разрушила отца сильнее, чем я думал, чем любой из нас действительно осознавал, и возможно несправедливо, но я оказался под слишком сильным давлением. Большим, чем я, наверное, понимал.

‒ Просто делал то, что должен был, ‒ я пожал плечами и засунул руки в карманы, ‒ в этом не было ничего такого.

‒ А вот тут ты ошибаешься, ты, гребаный мачо. Это что-то, да значило. Ты все взвалил на себя. Ни один из нас никогда об этом не забывал. Мы все живем так, как мечтали, хотя бы отчасти, лишь потому, что ты взял на себя ответственность, когда отец не мог. Никто из нас не винит отца, но это был отстой. Для всех нас, но тебе пришлось особенно тяжело, ‒ он ударил меня по плечу, и это оказалось несколько больнее, чем я ожидал. ‒ Так что, когда я сказал, что у тебя не было возможности эмоционально повзрослеть, я лишь имел в виду, что ты был слишком занят заботой о нас, у тебя не было возможности позволить себе разобраться в собственных эмоциях. Ты ни с кем не общаешься. У тебя не было возможности оплакать маму, и я стопудово уверен, ты не оплакивал отца. У тебя каша в голове, и тут какая-то девица бросает вызов тому статусу «кво», за который ты цеплялся, это бьет по твоим тщательно изолированным эмоциям, а ты не знаешь, как с этим справляться, ‒ пожал он плечами. ‒ Так что просто уходишь.

Я тяжело вздохнул и прорычал:

‒ И тогда вы, приятели, приходите и высказываете мне все, в чем я был неправ.

‒ Мы просто заботимся о тебе.

‒ Да, да, да. Так много заботы, я сейчас расплачусь от умиления. Боже!

‒ О нет! ‒ Брок замахал руками. ‒ Чувства! Пойди наваляй стене, пока не превратился в девчонку.