355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джалаладдин Руми » Дорога превращений. Суфийские притчи » Текст книги (страница 13)
Дорога превращений. Суфийские притчи
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:03

Текст книги "Дорога превращений. Суфийские притчи"


Автор книги: Джалаладдин Руми



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Молитва за злых

Здесь описан известный в суфизме метод доказательства от противного, или обучения на отрицательных примерах. Кроме того, притча говорит о необходимости молиться за нечестивых, чтобы те покаялись и были прощены. Пример такой молитвы дал праотец Авраам (в Исламе – Ибрахим), молясь за грешных жителей Содома (Быт. 18, 23–32). В Коране об Ибрахиме и содомлянах («народе Лута», т. е. библейского Лота – племянника Авраама, жившего в Содоме) сказано так: «…Он вступил с Нами в спор о народе Лута, ибо Ибрахим – кроткий, отзывчивый, сожалеющий…» (Коран 11, 74–75). У Саади есть рассказ о дервише, который молился так: «Господи, будь милостив к дурным, а к добрым Ты милостив уже тем, что сотворил их добрыми!» (Гулистан, глава «О правилах общения», пер. Рустама Алиева).

Д. Щ.

* * *

Притча указывает на то, что даже из зла можно извлекать добро: в данном случае – учиться на примерах злодеев тому, как не надо поступать… Смысл этой притчи приложи́м и к одной из злободневных проблем современной педагогики. В настоящее время появилось много элитарных учебных заведений, в которых ученики составляют в том или ином смысле «рафинированное» сообщество. В результате воспитанники таких заведений лишаются возможности учиться на отрицательных примерах и оказываются в дальнейшем менее приспособленными к реальной жизни, чем их сверстники, не пережившие в годы учебы элитного «отделения пшеницы от плевел».

М. Х.

Молитва за злых
 
В мечети уважаемый мулла
За тех молился, чьи черны дела:
 
 
«Молюсь о том, чтоб милосердный Бог
К мошеннику и вору не был строг,
 
 
К тому, кто любит зло, нечист и лжив,
К тому, кто оскверняет жен чужих!»
 
 
Сказали посетители мечети:
«Как странно слышать нам молитвы эти!
 
 
Обычно лишь за тех Аллаха просят,
Кто свет и благо ближнему приносит!»
 
 
Мулла в ответ: «Мне вам сказать пора —
Я в юности не шел путем добра,
 
 
И образцами россказней пустых
Казались мне деяния святых.
 
 
Но видя, сколько бед творимо злыми,
Расстался я с проступками былыми:
 
 
Лишь мерзость совершаемого зла
Мне возвратиться к благу помогла.
 
 
И я за тех молюсь, чьей злобы сила
Во мне огонь греховный погасила.
 
 
Коль слово друга мимо пролетит —
Пример врага к добру нас обратит!»
 
Кусочек сала

Уста – символ речи. В лице героя притчи выведен человек, у которого слова веры – лишь на устах («мазал губы»), но не в сердце, не «внутри» («меж тем живот его страдал немало»). Чтобы встать на путь истины, ему надлежит раскаяться в своем лицемерии – тогда он получит прощение свыше, и внешнее в нем придет в согласие с внутренним: «И, вместе с насыщеньем живота, // К нему вернулась правда на уста».

Д. Щ.

Кусочек сала
 
Один бедняк довольствовался малым,
Но постоянно мазал губы салом,
 
 
И, вытирая их, везде твердил:
«Ах, видно, сам себе я навредил!
 
 
А мне бы, между прочим, не мешало
Быть сдержанней и есть поменьше сала!»
 
 
Так вновь и вновь брала его рука
Одну и ту же корку курдюка
 
 
И ею рот обильно натирала.
Меж тем живот его страдал немало,
 
 
Шепча: «Когда б хозяин мой молчал,
Его б сосед богатый привечал
 
 
И приглашал бы может быть на ужин, —
Он, иль другой, с кем мой хозяин дружен.
 
 
Неужто похвальбою животы
Питаются, когда они пусты?!
 
 
Зачем здоровым слыть, когда ты болен?»
Итак, живот был крайне недоволен…
 
 
А тут и кот голодный втихомолку
Прокрался в дом – и утащил ту корку,
 
 
Которой бедолага губы мазал.
И тут пустился сын его чумазый
 
 
Вслед за котом: «Отдай, проклятый кот!
Отец мой этим салом мажет рот!»
 
 
Итак, обман при всех разоблачился,
Чему герой наш крайне огорчился,
 
 
Но с той поры уже не делал вид,
Как будто он всегда чрезмерно сыт.
 
 
И, хоть над ним соседи и смеялись,
Но только Бога и они боялись,
 
 
И, боле склонные к добру, чем к злу,
Соседа стали приглашать к столу.
 
 
И, вместе с насыщеньем живота,
К нему вернулась правда на уста…
 
 
…И ты отбрось обман, отвергни ложь —
И тем свои мученья уничтожь!
 
Изумление

Притча противопоставляет парадоксальность мистического познания – рациональному опыту: суфийский наставник («цирюльник») обладает способностью внезапно явить своему ученику единство бытия, как бы устраняя разделение реальности на «белое и черное», «добро и зло» («отрезать бороду»). В то же время, удаление бороды намекает на избавление от прежнего, «ветхого», образа жизни, на внутреннее обновление адепта.

Д. Щ.

Изумление
 
Цирюльника клиент полуседой
Просил: «Займись моею бородой,
 
 
Чтоб из нее исчезла седина,
И чтобы стала вновь она черна:
 
 
Ведь я жену сосватал молодую,
И завтра свадьба – речь к тому веду я!»
 
 
И тут цирюльник, крайне удивясь,
С реальностью на миг утратил связь —
 
 
И, ножницы направив, прямиком
Всю бороду отрезал целиком
 
 
И в руки посетителю вложил:
«Ты цель свою так странно изложил,
 
 
Что сам теперь мозгами шевели —
На белое и черное дели!..»
 
Пощечина

Как и в предыдущей притче, внезапность мистического постижения ввергает ученика в изумление, прерывает прежний ход его мыслей, основанный на логических умозаключениях («я вовсе с толку сбит»). Для достижения подобного эффекта шейх («встречный человек») порой прибегает к особым способам обращения с посвящаемым, которые сходны по методике с практикой дзэн-буддизма.

Д. Щ.

Пощечина
 
…А вот рассказ, как встречный человек
Однажды Зайда в изумленье вверг:
 
 
Он Зайду по щеке с размаху дал,
А тот, готовясь отразить удар,
 
 
Вдруг слышит: «Друг! От щек, или от рук
Пощечины берут свой звонкий звук?»
 
 
Ответил Зайд: «Я вовсе с толку сбит,
Свело дыханье, и в глазах рябит,
 
 
И менее всего я озабочен
Твоими мыслями насчет пощечин!»
 
Побои

В образе хозяина представлен шейх (который является «хозяином положения», поскольку владеет тайнами обучения суфийской науке). Под видом сироты выведен мюрид, целиком зависящий от учителя, согласно изречению: «Мюрид в руках своего шейха да уподобится трупу в руках обмывальщика трупов» (т. е. во-первых, да будет целиком покорен, а во-вторых, пусть постоянно осознает, что его учитель – человек духовно живой, сам же он еще «мертв» для Истины). Шейх нередко вынужден прибегать к суровым воспитательным мерам, чтобы исправить те черты характера мюрида, которые несовместимы с дальнейшим духовным ростом: «…Не ставь мне в вину // Побои мои: я секу сатану». Учитель заботится об исцелении души своего подопечного так же, как мать заботилась бы о его телесном здоровье: «Я с ним поступаю не хуже, чем мать».

Д. Щ.

Побои
 
Хозяин сек розгой слугу-сироту.
Прохожий, расправу увидевший ту,
 
 
Воскликнул: «Ужель не боишься ты Бога,
С мальчишкой-слугой обращаясь так строго?»
 
 
Ответил хозяин: «Не ставь мне в вину
Побои мои: я секу сатану,
 
 
Который упорно засел в этом малом
И жалит меня непокорности жалом.
 
 
И должен бы мальчик уже понимать:
Я с ним поступаю не хуже, чем мать,
 
 
Чьи розги целительны, а не жестоки,
Поскольку не сына секут, а пороки!»
 
Дикобраз

Угроза жизни («удар») вызывает у дикобраза рост защитного жирового слоя («Чем больше этот зверь бывает бит, // Тем он приобретает лучший вид»). Символически это соответствует умножению веры и смирения у верующих в периоды гонений и страданий. Яркий пример тому – пророки Божьи, о преследовании которых повествуют Библия и Коран. В этой короткой притче Руми как бы суммирует свои взгляды на роль «внешнего» зла в совершенствовании человеческой души.

Д. Щ.

Дикобраз
 
От пилигримов слышал я не раз
О звере по прозванью дикобраз:
 
 
Чем больше этот зверь бывает бит,
Тем он приобретает лучший вид,
 
 
Тем здоровее он. Итак, удар —
Для дикобраза наилучший дар!
 
 
А наши души – каковы они?
Не дикобразу ль странному сродни?
 
 
Лишь обретая пользу от битья,
Они идут к вершинам бытия:
 
 
Так, принимая муки от людей,
Пророки становились всё святей.
 
 
И вновь дано страдать нам и болеть,
Чтоб новые ступени одолеть…
 
Осел и кони

Притча иллюстрирует бессилие человеческого разума в выборе наиболее предпочтительного образа жизни. Осел (изображающий, как и в других притчах, недалекого и нестойкого в вере человека) перестает роптать, как только видит плачевную судьбу тех, кому до этого завидовал. Человек, по мысли Руми, должен быть довольным и благодарным, полагаясь во всем на волю Создателя.

Д. Щ.

Осел и кони
 
В арбу запряжен, на судьбу свою зол,
Служил водовозу несчастный осел.
 
 
Все тоще он делался день ото дня,
Мечтая отведать хоть раз ячменя.
 
 
Но снова и снова побои вкушал,
И сеном питался, и еле дышал.
 
 
Раз царский конюший, взглянув на осла,
Посетовал: «Как его жизнь тяжела!
 
 
Мне жаль его, видеть без слез не могу,
Как он, словно месяц, согнулся в дугу!
 
 
Уныло ответил ему водовоз:
«Где ж денег мне взять на ячмень? Вот вопрос!»
 
 
А тот: «Я в конюшне на несколько дней
Его поместил бы меж царских коней:
 
 
Там ждет его счастье – ячмень и овес!»
И рад был осла подкормить водовоз.
 
 
Вот в конском раю очутился осел:
Там вдоволь еды, чисто выметен пол,
 
 
Коням обеспечен покой и уют,
Их холят и моют, скребками скребут…
 
 
Едва их блаженство осел увидал,
Как волю обиде и ропоту дал:
 
 
«Создатель! Ты их и меня сотворил,
Но благом великим ты их одарил,
 
 
А я лишь страдаю и воду вожу,
Удары вкушаю и в землю гляжу.
 
 
На тяжкие муки обрек ты меня,
А их осыпаешь дождем ячменя!»
 
 
Но в ту же минуту, заслышав трубу,
Коней оседлали с врагом на борьбу.
 
 
И многие кони последний удел
Нашли среди копий, и сабель, и стрел.
 
 
А те, что едва уцелели в бою,
Страдали, вернувшись в конюшню свою:
 
 
Их крепко связали, чтоб резать, колоть,
И долго терзали их бедную плоть.
 
 
Из них наконечники стрел извлекли,
Каленым железом им раны прижгли,
 
 
И, связанных бросив, надолго ушли,
И плакали кони, и встать не могли.
 
 
«Прости меня, Боже, – промолвил осел, —
Я вижу, мой жребий совсем не тяжел:
 
 
Не стану я больше роптать на судьбу,
Согласен возить я до смерти арбу,
 
 
Тепла не прошу, ячменя мне не надо,
Но только избавь от подобного ада!»
 
Мясо и кот

Указания «почтенного мужа» – высшего «Я» (человеческого духа, проявляющего свою волю через интуицию, разум, совесть) нарушает «жена» – душа человека (сфера эмоций и себялюбивых желаний), которая не в меру притязательна – «неслыханная обжора». Однако «жена» пытается свалить вину на «кота» – естественные потребности плоти, животные инстинкты. Обман раскрывается путем «взвешивания» (рассуждения): функции и свойства плоти («вес кота») остаются одними и теми же, и она для поддержания своей жизни не нуждается в совершении грехов.

Д. Щ.

Мясо и кот
 
Один почтенный муж, себе на горе,
Женился на неслыханной обжоре,
 
 
Чей мощный аппетит не знал предела:
Она, едва насытясь, снова ела.
 
 
Вот как-то муж приносит мясо ей:
«Сегодня в дом я приведу друзей,
 
 
К приходу их баранину сготовь,
И пусть у нас на ужин будет плов!»
 
 
Но, плов сготовив, не смогла жена
Гостей дождаться: съела все до дна!
 
 
И вот под вечер муж друзей привел:
«Жена, где плов? Скорее ставь на стол!»
 
 
«Увы, – супруга в слезы, – мяса нет,
Оно коту досталось на обед.—
 
 
Гляди, как он гуляет, сыт и весел!»
«Что ж, – молвил муж, – сейчас его мы взвесим!»
 
 
И не успела та раскрыть и рта,
Как на весах увидела кота.
 
 
Вот взвешен кот: «А нет ли здесь обмана? —
Вскричал супруг, – ведь весит кот полмана,
 
 
Но мясо тоже весило полмана,
И потому, жена, мне знать желанно:
 
 
Коль мясо на весах, то где же кот?
А если кот – где ж мясо, в свой черед?..»
 
Украденная змея

В данной притче «заклинатель змей» – это суфий, смиривший свой нафс, но сожалеющий о таком последствии аскетической практики, как утрата полноты земных чувств («потеря змеи»): «А я молился, чтоб змея нашлась». Однако, став свидетелем судьбы человека, духовно не возрожденного («вора»), который «лишился жизни» из-за своих страстей, суфий перестает сожалеть о потере («теперь я рад, что жизнь сберег свою»).

Д. Щ.

Украденная змея
 
Однажды вор, вмешавшись в толчею,
У заклинателя украл змею:
 
 
Видать, хотел продать ее, да жаль, он
Лишился жизни, той змеей ужален.
 
 
Узнал об этом заклинатель змей
И молвил: «Бог, по милости Своей,
 
 
Меня избавил, жив остался я:
Как видно, обезумела змея!
 
 
А я молился, чтоб змея нашлась,
И горько сетовал, что не сбылась
 
 
Моя мечта – вновь обрести змею…
Теперь я рад, что жизнь сберег свою!..»
 
 
…О, как мы часто молимся о том,
Что обернется болью и вредом,
 
 
И с плачем к небу простираем руки,
Самим себе вымаливая муки!..
 
Клад

Сюжет данной притчи широко распространен в фольклоре разных народов. У гностиков первых веков н. э. Египет был символом материального мира, а «пребывание в Египте» означало ниспадение души с небес на землю и забвение ею своей бессмертной сущности (ср., например, гностическую сирийскую «Песнь о жемчужине»). Суфийский вариант притчи несколько иной: ради познания самого себя («все нужное нам скрыто близко от нас») мюрид обращается к «внешнему» свидетельству шейха («стража»), который вначале обращается с ним сурово («преграждает дорогу ему»), и лишь затем дает жизненно важное наставление. Самому шейху способность направлять мюрида дана свыше – посредством виде́ний («снится мне часто»). Но притча имеет и другой смысл: душа должна пережить превратности земной жизни («в Египет иди»), поскольку провинилась в своем предбытии, в вышнем мире («наследство свое человек промотал»). Только очистившись через страдания, она возвращается «домой» – на небеса – и обретает блаженство («счастья источник, всех благ водоем»).

Д. Щ.

Клад
 
Наследство свое человек промотал:
Приученный к роскоши – нищим он стал.
 
 
Пусть ты и по праву чужим завладел —
Не радуйся, твой не завиден удел!..
 
 
Он каялся много, и слезы он лил,
И Вышнего Бога вседневно молил:
 
 
«О Боже, богатство мне снова верни —
Хочу наслаждаться, как в прежние дни!»
 
 
Заснул он – и слышит: «Не медли, не жди,
Вставай, собирайся, в Египет иди —
 
 
И там обретешь ты желаемый клад,
Источник богатства, колодец услад!»
 
 
Услышав во сне про запрятанный клад,
Бедняга тотчас же покинул Багдад.
 
 
И вот уж в Египте, далекой стране,
Вкруг места, что названо было во сне,
 
 
Он бродит, истратив последний медяк.
Но полон Египет воров и бродяг,
 
 
И страж преграждает дорогу ему:
«Что бродишь в ночи? Захотелось в тюрьму?»
 
 
А тот ему: «Я не бродяга, не вор,
Меня вещий сон в этот город привел!» —
 
 
И все рассказал ему – так, мол, и так…
А страж: «Ну какой, погляжу, ты чудак!
 
 
Всему ль, что приснится, мы верить должны?
Вот я же не верю в подобные сны,
 
 
А снится мне часто – мол, топай в Багдад,
Отыщешь там в доме закопанный клад,
 
 
Мол, сразу за рынком, в проулке глухом,
Ты возле пекарни найдешь этот дом!..
 
 
И все ж, – заключил наставительно страж, —
В Багдад не иду я, не верю в мираж!..»
 
 
…Багдадец сдержал свою радость с трудом —
Ведь страж описал его собственный дом!..
 
 
«…Вот счастье, что землю я здесь не копал! —
Подумал бедняк. – Я в Египет попал
 
 
Затем, чтоб узнать: вожделенный мой клад —
Он дома!» – И тотчас пошел он назад.
 
 
Твердил он: «Я нищим себя почитал
И клад откопать на чужбине мечтал,
 
 
Но счастья источник, всех благ водоем
Был с первых же дней спрятан в доме моем!..»
 
 
…Особую тайну хранит мой рассказ:
Все нужное нам скрыто близко от нас,
 
 
Но, чтобы его опознать и найти,
Нам Голос велит до Египта дойти!..
 
Царь и рабыня

Чтобы исцелить человеческую душу («рабыню») от пагубных духовных недугов («стенает она, в лихорадке горя»), Бог («царь») разрешает ей на время увлечься земными страстями, которые в притче изображены как любовь рабыни к молодому ювелиру (золотых дел мастер символизирует богатство, свадебный пир – телесные наслаждения). Пройдя определенную «тренировку» на вещественных объектах и созрев для восприятия духовных истин, душа, наконец, обращает свою любовь к Богу, а прежние желания теряют для нее свою привлекательность («погасла в ней страсть»). В «переориентации» любви с преходящих явлений на их духовную Первопричину и состоит «важная тайна» притчи.

Д. Щ.

Царь и рабыня
 
Послушай-ка притчу, как некогда встарь
К рабыне душой воспылал некий царь.
 
 
И вот во дворце очутилась она,
Но вдруг оказалось: рабыня больна,
 
 
Стенает она, в лихорадке горя́…
Один за другим к ней идут лекаря,
 
 
Совсем забывая, что только Аллах
Дарует удачу в лечебных делах.
 
 
Они же надеялись на вещество,
И было напрасным всё их врачевство…
 
 
…Но вот некий дервиш явился к царю:
«Позволь, я рабыню твою осмотрю!»
 
 
И прежде, чем к делу сей врач приступил,
К Аллаху о помощи он возопил.
 
 
И зелье такое велел он сварить,
Что тайну души помогает открыть:
 
 
В уста человеку вольется оно —
И выскажет каждый, чем сердце полно.
 
 
Что ж с помощью зелья целитель узнал? —
Что дух нашей девы от горя стенал,
 
 
Что сердце рабыни давно покорил
Один самаркандец – младой ювелир.
 
 
Тут просит целитель: «Пусть юноша сей
В наш город прибудет как можно скорей!»
 
 
Вскричал государь: «Я рабыню люблю,
В любви к ней соперника не потерплю!»
 
 
А лекарь: «Доверься мне, действуй смелей,
И дело устроится к пользе твоей!..»
 
 
…Прибыв в Самарканд, государев посол
Того ювелира на рынке нашел:
 
 
Посулами почестей разных прельщен,
С послом к государю отправился он.
 
 
Узрела его наша дева – и вдруг
Стал таять, как лед, ее тяжкий недуг.
 
 
А царь посылал ювелиру дары,
Его, что ни день, приглашал на пиры,
 
 
Пока не устроили свадебный пир:
Невеста – рабыня, жених – ювелир!
 
 
Вот вместе живут они месяцев шесть,
И врач получает счастливую весть:
 
 
Болезнь у рабыни прошла без следа!..
И новое зелье сварил он тогда,
 
 
И юноше в пищу его подмешал:
Напиток сей воли и мощи лишал!..
 
 
Чуть муж над женой потерял свою власть,
Исчезла в ней нежность, погасла в ней страсть.
 
 
И этим был так ювелир огорчен,
Что вскорости умер, бедой удручен.
 
 
Но царь огорчен этим не был совсем,
И тут же рабыню забрал он в гарем!..
 
 
…Друг, пусть для тебя эта притча странна,
Но важную тайну содержит она.
 
 
Глядишь ты вокруг, но где правда, где ложь, —
Лишь в душу свою углубившись, поймешь!..
 
Зу-Н-Нун

Притча иллюстрирует тезис о раздвоенности восприятия и связанной с этим нетвердости веры у тех, кто усвоил только внешние формы суфизма, но не его суть. Напряженно ожидая от шейха «особого урока», эти люди оказываются не в состоянии понять, что «урок» уже преподан, поскольку в любом событии они воспринимают лишь его «внешний сюжет».

Д. Щ.

Зу-Н-Нун
 
Лишился рассудка учитель Зу-Н-Нун.
С тех пор промелькнуло уж несколько лун,
 
 
И суфии группой явились в обитель
Безумцев, где был заточен их учитель,
 
 
И так рассуждали: «Подобен пророкам
Наш шейх: он здоров, обезуметь не мог он!
 
 
Для виду безумствует мудрый пророк,
Желая дать людям особый урок!»
 
 
Зу-Н-Нун, их узрев, с ними стал препираться:
Мол, кто вы такие? Вам лучше убраться,
 
 
Не знаю, мол, вас и на вас не взгляну,
Уйдите, не то я в вас камень швырну!
 
 
«Учитель, ты в ярость впадаешь напрасно,
Что ты не безумен – мы знаем прекрасно,
 
 
Для виду юродствуешь ты, как пророк,
Чтоб нам преподать свой особый урок!»
 
 
Зу-Н-Нун зарычал и безумно взглянул,
И в суфиев камень с размаху швырнул!
 
 
И суфии еле успели пригнуться,
Потом распрямились – и прочь от безумца
 
 
Пустились, вопя: «Точно, спятил наш шейх!
Немедля бежим! Перебьет он нас всех!»
 
 
Зу-Н-Нун рассмеялся: «Что делать мне с вами?
Что я притворяюсь – сказали вы сами.
 
 
Но, если мое поведенье – вранье,
Что ж вас так пугает притворство мое?!..»
 
Халва

Способность посредством земных слов и поступков воздействовать на высшие миры – привилегия особо одаренных шейхов-чудотворцев. Их щедрость по отношению к нуждающимся («тратил не глядя») – только отражение тех сверхъестественных дарований, с помощью которых они могут «задеть Небеса за живое» и даже для своих хулителей и обидчиков вымолить у Бога милосердие.

Д. Щ.

Халва
 
Суфийский подвижник, хоть мало имел,
Но многим несчастным помочь он сумел,
 
 
Поскольку, той помощи ради,
Брал в долг он и тратил не глядя.
 
 
Так жил он, и многим за жизнь задолжал.
Теперь, умирая, он дома лежал,
 
 
А все, кому суфий был должен,
Сошлись и склонились над ложем.
 
 
И в уши тому, кто дышал уж едва,
Вопили они, предъявляя права
 
 
На книги его и на вещи,
И крик стоял в доме зловещий.
 
 
Вдруг – с улицы голос: «Шербет и халва!»
И суфий, услышав такие слова,
 
 
Сказал: «Пригласите торговца —
Товару здесь место найдется!
 
 
Скажите – мальчонку затем я зову,
Чтоб роздал он всем вам шербет и халву:
 
 
Дай Бог, чтоб вы горя не знали
И душу мою поминали!»
 
 
Когда же все гости поели халвы,
То мальчику суфий промолвил: «Увы!
 
 
Мне нечем платить тебе – каюсь,
Притом я и с жизнью прощаюсь!»
 
 
Услышав такое, заплакал юнец,
А все остальные вскричали: «Подлец
 
 
Бессовестный! Это уж слишком —
И нас обобрал, и мальчишку!»
 
 
Но к вечеру вестник меж ними возник:
«Эмир, наш правитель и твой ученик,
 
 
Приветствует шейха, и рад он
Осла, нагруженного златом,
 
 
С великим почтеньем тебе передать!»
Тут все закричали: «О шейх, благодать
 
 
Аллаха с тобою повсюду!
Свершил ты великое чудо!»
 
 
А тот: «Лишь в ответ на мольбу бедняка
Содеяла чудо Господня рука —
 
 
Лишь плачущий мальчик с халвою
Задел Небеса за живое!..»
 
VIII. Экзамены

Жизненные переломы и испытания нередко становятся, с точки зрения Божественной педагогики, «экзаменами на зрелость». Здесь собраны образцы таких ситуаций.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю