Текст книги "Донор 2 (СИ)"

Автор книги: Дылда Доминга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Нет, ко мне приходят только по своей воле, – улыбнулся он.

– Тогда что я здесь делаю в таком виде, и где моя одежда? – я пыталась прикрыться от него листьями, но тщетно: потому что так или иначе проглядывало мое голое тело.

– Перестань прятаться, ты прекрасна, – ответил он, лениво кладя травинку в уголок своего божественного рта. – Мы спросили землю, чье ты дитя.

– Спросили землю?

– Ты и правда дитя Нормата.

– Я могу его увидеть? – осторожно спросила я.

– Увы, нет, – отозвался Джуд, опускаясь на спину и глядя в небо. – Нормат покинул нас. При этом, правда, оставив много своих побегов на земле, – ухмыльнулся Джуд, видимо, считая свою шутку очень тонкой и уместной. Но меня она совсем не порадовала. Узнать, что у тебя есть отец – дон Жуан, который оставил после себя кучу детей, и даже не иметь возможности расспросить его, помнит ли он хотя бы мою мать, знает ли о моем существовании. Хотя, ответ на последний вопрос, судя по всему, был «нет».

– Что вы за народ? – спросила я, глядя на медленно подымающуюся и опадающую грудь Джуда под тончайшей рубашкой.

– Горный народ, мы жили здесь задолго до людей, – улыбнулся он, не отрываясь от разглядывания неба. – Ты уверена, что ничего не хочешь? Твой взгляд прожигает мою рубашку, – невинно произнес он, и я залилась краской, чего со мной уже давно не случалось. Похоже, он мог улавливать тончайшие эманации желания, пронизывавшие воздух. Да, в близости от Джуда, я все время его хотела, мое тело практически горело и непроизвольно сжималось внизу.

– Нет, спасибо, – пробормотала я, отворачиваясь.

– Напрасно, тебе бы понравилось, – беззаботно ответил он. Я была права: мой отказ его нисколько не огорчил, как и не обрадовало бы согласие. Ему было все равно.

– Горный народ, значит, – попыталась вернуться я к волновавшей меня теме. – Не люди?

– Нет, – легко ответил он, подтвердив тем самым мои предположения.

– Тогда кто?

– Воплощенные духи природы. Это самое понятное для тебя определение, какое я могу дать, – ответил он, подымаясь и усаживаясь напротив меня.

– Где моя одежда? – в очередной раз забеспокоилась я.

– Она у Лиллз, – отозвался Джуд, улыбаясь. – Но в этом ты намного прекраснее, – добавил он, намекая на опутавшие меня листья.

– Человеческая мода не подразумевает хождение в листьях, прости. Поэтому мне немного неудобно.

– Человеческая мода глупа и преходяща, – получила я его ответ, отдающий высокомерием.

– Сколько тебе лет, Джуд? – вырвалось у меня.

– Джуд? – его брови поднялись вверх.

– Ты похож на одного актера, – стушевалась я, опуская глаза в траву.

– Почему бы и нет, – усмехнулся он, – пусть будет Джуд. По человеческим меркам мне около трехсот, я совсем еще молод.

Мои глаза вмиг вернулись к его лицу, я уставилась на него в немом изумлении. Этого не могло быть. Он выглядел на двадцать пять, ну, максимум на двадцать семь.

– Ты тоже будешь медленнее стареть, – улыбнулся он.

– Но я ведь не проживу триста лет, верно? – мне вдруг показалось, что я сплю,  и все это происходит не на самом деле.

– Нет, может, до ста, – ответил он. – Но в тридцать ты будешь выглядеть, как в двадцать, и так далее.

– А в сто, как в девяносто? – не удержалась я от сарказма, а Джуд расплылся в улыбке.

– У тебя острый язычок, как у древесного духа. Я бы хотел ощутить его на себе, – от последних его слов меня окатило волной жара.

– Не делай так, пожалуйста, – охрипшим голосом попросила я. – Не играй со мной. По вашим меркам я сейчас наверняка малолетняя, тебе ничего не грозит за совращение?

Джуд закинул голову назад и громко рассмеялся.

– Мы рождаемся взрослыми и осознанными.

– Что, выходите из пены морской, как Афродита?

– Так рождается морской народ, – серьезно ответил он, – а мы пробуждаемся в горных ручьях, опутанные зеленью.

– Как я сейчас? – ужаснулась я.

– То, что произошло с тобой, называется возвращением к корням. Иначе нам никак было не узнать, к какому роду ты принадлежишь.

– А меня вы не подумали спросить? – возмутилась я.

– Это ничего не изменило бы, – безразлично ответил Джуд, а я поняла, что действительно все равно согласилась бы, что бы они мне ни предложили, лишь бы узнать правду.

– Ты знал Нормата? – спросила я. – Каким он был?

– Ненасытным, – ответил Джуд. – Ему было мало наших женщин, он хотел чего-то большего: любви, страсти, и отправился к людям. Я думаю, он получил куда больше, чем ожидал: и слезы, и ревность, и ненависть, и полный набор проклятий в свой след. Мы прекрасны для людей, но нам не стоит смешиваться с ними, потому что мы слишком разные. Звезды и песчинки, которые исчезают раньше, чем звезда воссияет в полную силу.

– Звезды, – повторила я. – Тогда что же случилось с ним?

– Мы уходим так же, как и приходим. Когда наступает время. Дело в том, что Нормат был очень стар. Возможно, этим и объяснялись его чудачества с людьми.

– Как вы понимаете, что это время наступило? – в моей голове это все просто не укладывалось.

– Так же, как деревья понимают, что пришла весна и пора распускать листья, – Джуд махнул  в сторону деревьев, – река понимает, что пора взламывать лед, трава – что пора прорастать. Мы едины с природой, а не обособлены, как люди. Для нас нет вопроса: как понять? Разве что: как объяснить? И я бы сказал, что это невозможно. Ты либо понимаешь, либо нет.

– И вы всю жизнь живете в этом заповеднике?

– Еще сто лет назад это не был заповедник, это просто был лес и горы, – отозвался Джуд, и я расслышала в его голосе нотки грусти.

– Вам не выжить в городах, в шумных человеческих мегаполисах – верно? Для вас это смерть.

Джуд не ответил, вместо этого он спросил:

– Ты живешь в городе?

– Да, на его окраине. В доме с садом.

– Ты бы не выжила в бездушной коробке, – отозвался он. – Ты никогда не задумывалась над этим? Тебе необходимы все эти деревья, трава, небо.

– Мой чердак, – прошептала я следом за Джудом, понимая теперь, что всегда хотела быть ближе к небу, ветру в моем окне, расстилающемуся за ним пейзажу и моей милой липе.

– Верно, мы не можем иначе.

– Но что тогда будет еще через сто лет, когда и этот заповедник растворится?

– Останутся горы, непокоренные, недоступные людям горы. Снег, лед, острые пики и темно-синее небо над головой. Мы – горный народ. Морской народ уйдет в глубины, мы – на высоту.

– Но животные, зелень, ручьи, – я с нежностью погладила обвивавшие меня листья.

– Радуйся настоящему, – улыбнулся он и подмигнул мне: – Ты точно ничего не хочешь?

Я закатила глаза и громко вздохнула, хотя теперь уже совершенно не сердилась на него. Мои родственники были такими.

Барсуки и птицы провожали меня до конца леса, и я ощущала себя в нем дома. Лилз вернула мне одежду, но теперь она больше не казалась мне такой удобной, как раньше. Грубая ткань терла кожу в отличие от нежно оплетавших меня ранее молодых листиков.

– Посмотри, – улыбнулась Лилз Джуду, – ее глаза светятся, почти как наши.

– Она поняла, – мягко ответил он, улыбаясь мне на прощанье. Мне не хотелось уходить от них. Я будто только что обрела семью, и уже должна была возвращаться. Вдруг и Нина, и Дима показались мне такими далекими, такими чужими, что хотелось снова затеряться в чаще и больше никогда не возвращаться к людям.

Словно для того, чтобы вернуть меня на землю, Джуд произнес:

– Мы были бы рады, если бы ты осталась, но все же ты человек. Тебе будет холодно, ты будешь нуждаться в пище – во многом, о чем мы никогда не думаем.

И я поняла, что, несмотря на всю нашу близость, мы катастрофически разные. Как бы им понравилось, если бы я на их глазах убила козленка и жадно впилась зубами в его сочное мясо. В того самого, что не боялся меня и доверчиво терся о мою руку. А ведь когда голод возобладает, я так и поступлю. Я буду нетерпеливо рвать листья и ягоды в страстном желании насытиться, те самые листья, что по доброй воле укрывали меня. Как вампир, которого обуяла жажда крови. А мои новые друзья будут с отвращением взирать на эту картину. Несмотря на то, что во мне было много от них, я принадлежала другому миру.

Я вновь вспомнила об Андрее и о его взгляде, который он иногда бросал на мою шею. Несмотря на то, что мы были близки, меня пугала его темная жажда, а его голод в редкие моменты внушал мне панический ужас.

– Прощай? – скорее вопросительно, чем утвердительно произнесла я.

– Ты всегда можешь навестить нас, – улыбнулся Джуд, и я почти не сомневалась, что он вложил в эту фразу не только невинный смысл. И низ моего живота отозвался вполне определенным ответом на его предложение.

– Как твое настоящее имя? – не удержалась я.

– Теперь мы будем звать его только Джудом, – подхватили девушки, нежно обнимая его за талию с двух сторон.

Горные козлы еще долго сопровождали меня почти до нашей палатки. Когда я вернулась, ребят еще не было, не смотря на то, что солнце уже начало скатываться по небосклону. А мне не верилось, что прошло всего несколько часов с моего пробуждения. Столько всего произошло и открылось. Я успела обрести семью и утратить ее, и все это за один короткий день в заповеднике.

Мелодии звучали в моей голове, и незримое присутствие Джуда сопровождало меня на следующий день всю дорогу, пока мы спускались с гор.

– С тобой все в порядке? – спросил Дима. – Может, забрать у тебя что-то из рюкзака? – Он бросил осуждающий взгляд на собирающую по дороге цветы Нину.

– Нет, все нормально, – отозвалась я, продолжая слушать волынки в своей голове.

– Ты какая-то тихая, с тех пор как мы вернулись.

– Да? – я посмотрела на него, и впервые мне его глаза показались слишком обычными. – Наверное, – загадочно улыбнулась я, почти как Джуд.

– Но я вижу, ты в прекрасном настроении, – улыбнулся в ответ Дима. – Выспалась?

– О, да, – ответила я, мечтая о том, чтобы еще хотя бы раз проснуться подобным образом, в окружении света, животных и Джуда с девушками.

– Как у вас дела? – с трудом произнесла я в объятиях бабушки, которая явно решила меня задушить. Даже Тарас Григорьич, обычно рассудительный и молчаливый кот, что-то несвязно орал.

– Да у нас все по-старому, – произнесла бабуля, наконец, отпуская меня и разглядывая. – Ты никак еще больше похудела?

– Да перестань, ба, – успокоила я ее, – мы там жировали по заведениям.

– Знаю я, как вы там жировали с вашими-то деньгами.

– Ну, Дима не нищий, – возразила я.

– Но не может же он вас двоих содержать, – возмутилась бабуля.

– Да все нормально, ба, – отмахнулась я.

– Ой ли, – покачала головой бабуля, но тут же расцвела в улыбке, снова рассматривая меня с ног до головы, будто я была чем-то новым.

– Как съездили?

– Замечательно, – усмехнулась я, – куда лучше, чем сидеть на работе. Так что я им даже благодарна за такой подарок. А как вы тут на хозяйстве? Все в порядке, ничего не прохудилось? О веранде помню, – сказала я, перехватив тревожный взгляд бабули.

– Не в веранде дело, – вздохнула она, – ты же знаешь, я на чердак не ходок. – И тут внутри меня все похолодело. Неужели Андрей приходил? Что случилось?

– В одну из ночей, уж не знаю, ветер или что. И ты ставни не закрыла, – погрозила мне пальцем бабуля, – но так окно наверху хлопало. А что я, старая, даже подняться туда не могу. Да и ночью беспокоить Зинаиду не хотела. А днем все затихло, так я уже и не стала. Думаю, ты приедешь, сама разберешься. Так что, может, там и побилось что, грохоту было много.

Стараясь не пугать бабулю, я сумела выдержать еще какое-то время расспросов и только потом отправиться с замирающим сердцем наверх. Вся моя комната выглядела так, словно по ней прошелся ураган. О нет, это был не ветер, это был он, вне всяких сомнений. Даже матрас на моей кровати оказался разодранным. Натягивая на него дрожащими пальцами одеяло, я прикидывала в уме, сколько мне понадобится ткани, чтобы незаметно залатать его. Все вещи были перевернуты, книги валялись по всему полу, одежда была свалена в углу возле шкафа, письмо с подоконника исчезло. Андрей приходил, но что вызвало всю эту бурю, я не могла понять. Мой отъезд? Один лишь факт моего отъезда? То, что я его не предупредила? Но ведь он сам исчез и не дал мне шанса. Собирая вещи и раскладывая их по местам, я начала злиться. Какое право он имел устраивать здесь погром? Разве у меня были перед ним какие-то обязательства? Или он бесился из-за того, что его десерт неожиданно уехал? Мне не хотелось так думать, но злость сама предлагала разнообразные варианты. Все было так хорошо, путешествие получилось замечательным и важным, я вернулась в превосходном настроении – и что делает он? Все портит, как всегда.

К вечеру моя комната выглядела практически по-человечески. И после того, как я наелась на кухне до отвала домашней еды и выдержала град вопросов от бабушки, почесала за ушами и под шеей урчащего Григорьича, я, наконец, поднялась к себе наверх. На душе стало снова неспокойно, как только я переступила порог своей комнаты. То ли память о недавнем разгроме, то ли ощущение незащищенности заставляли меня заметно нервничать.

– Боишься? – его голос был напряженным и злым.

Я резко повернулась и увидела его в кресле в углу комнаты. Он, очевидно, уже ждал меня здесь какое-то время.

Я так соскучилась по нему, что злость почти прошла, как только я его увидела. Мне хотелось прижаться к затянутым в брюки ногам и целовать его лицо, зарывшись руками в темные волосы.

– И правильно делаешь, что боишься, – тем временем продолжал он. – Отпуск, значит, да?

– Да, – ответила я, а сердце в груди отбивало бешеный ритм. Он нравился мне даже злым.

– И с кем?

Я уже открыла рот, чтобы ответить, как он практически взорвался и вскочил из кресла.

– Не утруждай себя, я знаю, с кем. С моим сказочным братцем, я чувствовал его в доме, когда ты уехала и чувствую теперь.

– С ним и с Ниной, – мой голос дрожал и не очень мне подчинялся из-за напряженности обстановки. – Он занес мой чемодан в дом.

– Большой, наверное, чемодан? – он будто не слышал о Нине и весь кипел от гнева. Андрей со злостью пнул лежавший возле кровати маленький мамин чемоданчик.

– Прекрати, – я набралась смелости и сделала шаг в его сторону. Он не имел никакого права устраивать мне сцены и портить мои вещи. Меня снова накрыло волной злости.

– И давно ты с ним? – Он вовсе не слышал меня. – Каково это: трахаться с близнецами?

– Я не сплю с ним, – заорала я, готовая самостоятельно запустить в него чемоданом. – Он – парень Нины, или ты оглох?

– Нет, похоже, я ослеп, но теперь зрение ко мне вернулось, – он грубо схватил меня за руку и толкнул на матрас. Я неловко завалилась на кровать и тут же попыталась приподняться на руках, но он не дал мне этой возможности, придавив сверху своим весом и вытягивая мои руки над головой. – Шлюха, – одним резким движением он стащил мои брюки до коленей, а следующим рывком сорвал трусы.

Я задохнулась, когда он грубо и резко вошел в меня почти до предела. Сначала мне было больно и обидно, и я пыталась дышать и одновременно сглатывать накатывавшие слезы, но потом, с каждым новым его движением, становилось все приятнее и приятнее. Я стала достаточно влажной, и теперь он двигался во мне все также неистово, но не причиняя ни малейшей боли, наоборот, стремительно продвигая к точке невозвращения. И с очередным его сильным толчком я задрожала под ним от удовольствия, и теперь мое лицо омывали слезы радости.

– Андрюша, – простонала я, обмякнув в его руках и продолжая время от времени содрогаться от догонявших меня мелких оргазмов.

– Некоторые женщины рождаются развратными, – с отвращением произнес он, отпуская меня, но в его голосе больше не было ярости, только усталость.

– Я не сплю с твоим братом, – произнесла я, поворачиваясь к нему лицом на кровати и не пряча свою наготу с растекшимися по ней следами нашей любви.

– Поэтому сбежала от меня с ним? – его холодное презрение ранило душу. Но его взгляд заставлял меня хотеть его снова. Даже не нежности, а новой волны его неистовства, заставившего меня кончить в считанные минуты.

– Андрей, – я опустилась у кровати перед ним на колени и прижалась щекой к его обнаженному бедру, тому самому, со шрамом, и покрыла его легкими поцелуями. – Мне никто не нужен, кроме тебя. Это правда, – я посмотрела снизу ему в глаза, и в них сверкнул, наконец, какой-то отклик, понимание.

– Зачем ты сбежала? – теперь в его голосе звучало сожаление.

– Я не сбегала. Ты исчез, и я не знала, как тебя предупредить. Не придумала ничего лучше этого дурацкого письма.

– Оно действительно было дурацким. И жестоким. – Его пальцы пробежались по моей щеке, убирая волосы.

–  Я хочу тебя еще, – я поцеловала его мужскую плоть, которая тут же откликнулась на мою ласку.

– Ты скучала по мне? – спросил он, дрожа от моих прикосновений.

– Да, – искренне ответила я, вновь взглянув ему в глаза.

– Я убью тебя, если ты лжешь, – прошипел он, заваливая меня на матрас и накрывая собой. – Но я все еще зол на тебя. Тебе придется заплатить за все те ночи, что я сходил с ума.

– Я согласна, – прошептала я, когда его губы нашли мою грудь. – Согласна заплатить.

– Моя маленькая фея, – простонал он, когда входил в меня, теперь намного более аккуратный, чем несколько минут назад. Но мне он нравился любым, нравилось все, что он делал. И только когда он снова был во мне, я поняла, насколько мне его не хватало.

Несмотря на наше примирение и сумасшедший секс, не прекращавшийся всю ночь, я так и не сказала Андрею о том, что разыскала свою семью. Наверное, интуитивно мне хотелось их защитить молчанием. Страшно подумать, что сделали бы подобные Андрею, узнай, что не так уж далеко от них бродит целое скопище деликатесов. Возможно, от людей мои родственники и могли скрыться в горах и глубинах морей, но только не от вампиров – опаснейших хищников на свете.

Оставшись наедине с собой, я гадала, каким был Андрей до того, как умер. И мне все больше казалось, что для этого достаточно взглянуть на Диму, что все острые опасные грани появились в нем только с приходом его новой сущности. Он сказал, что перешел на питание из банка крови, но что было до этого? Скольких он убил, помимо Виктории? И то, с какой легкостью он разделался с последней, говорило не в пользу пацифистской версии. Насколько шуточной была его угроза убить меня, если я ему солгу? От таких мыслей становилось жутковато. И при этом я каждый раз теряла голову, стоило ему лишь дотронуться до меня.

– Спасибо, папочка, – не без горечи поблагодарила я, подняв глаза вверх.

Должна ли была я благодарить за свою неуемную сексуальность кровь бессмертных или свою собственную невоздержанность?

Когда мы пилили несчастную яблоню, я сидела на ветке, а бабуля руководила с земли, при этом ее причитания перемежались безнадежными вздохами. Ей снизу всегда казалось, что все нужно делать не так, но пилила я, и поэтому в конце концов все делала по-своему.

– Ну что толку, что ты ту ветку отрезала? – причитала снизу бабуля. – Эта, здоровая, все равно ведь упирается в крышу.

– Ба, мне надо как-то добраться до твоей здоровой ветки, – тяжко вздохнула я, перемещая вес на свободную руку. – Так что я тут уж как-нибудь разберусь.

– Ты мне там сейчас все дерево в фенхуй превратишь, а то, что надо, так и не спилишь.

– Феншуй, бабуля, фен-шуй, – едва не хохоча, поправила я ее сверху. – Феншуй, но фейхуа.

– Не ругайся, – ворчливо заметила бабуля.

– Это кто еще ругается, – пробормотала я, сдерживая смех. Видимо, в поле зрения бабули попадали какие-то передачи по саду-огороду или обустройству дома, раз она периодически бросалась подобными словами. Только вот выходило у нее совсем невпопад – память была уже не та, чтобы запечатлеть совершенно новые незнакомыетермины.

– И, между прочим, я знаю, что из фейшуи делают варенье! – гордо резюмировала бабуля, и тут я не выдержала – меня просто-таки разорвало от смеха. Ветка, за которую я держалась, подалась, и я, продолжая за нее держаться, мешком рухнула с дерева, в другой гордо сжимая пилу. Всплеснув руками, бабуля поспешила ко мне, но ее опередили:сильные руки бережно, но уверенно стали ощупывать мое тело и вынули из задеревеневших пальцев пилу с обломленной веткой.

– Дима? – удивленно уставилась я на него, сопротивляясь и не желая выпускать орудие труда.

– Ну, с головой, похоже, все в порядке, – вздохнул он, успокаиваясь и глядя на меня.

– Что ты тут делаешь?

– Решил в гости зайти, не знал, что ты как раз собралась полетать.

– Ха-ха, – передразнила я его, наконец отбрасывая пилу и пытаясь подняться.

– Не так быстро, – сказал он, удерживая меня на месте, – переломов вроде нет, но ушиб должен быть неслабый.

– Катя, боже ты мой, – охала бабуля рядом, глядя то на меня, то на гостя, – Дима.

– Все в порядке, ба, мягкая посадка, – утешила ее я, но бабуля не верила и тоже попыталась меня ощупать, но мне и в первый раз не очень понравилось, поэтому я с помощью Димы поднялась и, пошатываясь, направилась к дому.

– Тебе стоит показаться врачу, – заметил он, придерживая меня под руку.

– Только не при бабуле, мрака не нагоняй, – тихо попросила я, но было уже поздно.

– Обязательно нужно к врачу, мало ли что, – запричитала она. – Дима, Вы могли бы отвезти Катюшу?

– Конечно, я отвезу, – подтвердил он, и мне ничего не оставалось, как подчиниться.

Как странно было видеть, что он отлично знает, где в нашем районе травмопункт. Но когда мы подошли к дверям, и я вопросительно взглянула на него, он объяснил:

– Сюда же сначала привезли нас с братом.

– А, – только и смогла выдавить я, не зная, что еще добавить. Травмопункт был при больнице, значит, скорее всего, Андрея здесь оперировали, и здесь он умер. Невеселые мысли отразились на моем лице, и Дима в жесте поддержки легонько сжал мою руку:

– Все будет в порядке. Это просто мера предосторожности.

Внутри под дверью оказалась парочка неприятных типов со сломанными носами, но они уже были все в бинтах, из чего я сделала вывод, что мы в очереди первые.

Доктор приветственно махнул нам от своего стола. И когда я с гримасой на лице уселась на стул перед ним, с интересом взглянул на нас обоих:

– С чем пожаловали?

– Вот, с дерева упала, – нескладно пояснила я, вдруг стушевавшись. Потому что только теперь поняла, насколько ситуация была нелепой: здоровая тетка падает с дерева.

– С какого? – учтиво осведомился доктор.

Я едва не пожала плечами, не понимая, какое это может иметь значение, но вовремя остановилась, вспомнив, что приземлялась на спину.

– С яблони.

– А что, яблоки уже созрели?

Я посмотрела на доктора, как баран на новые ворота, но вдруг на его лице показалась озорная ухмылка, и я кисло улыбнулась в ответ. Этот гад просто развлекался, ведь у него таких придурков, как я, был целый вагон и маленькая тележка.

После короткого осмотра и рентгена, меня туго забинтовали в перевязочной и отправили домой. Все тот же доктор-юморист сообщил, что сломано всего лишь одно ребро. Для него всего лишь, а для меня – первая серьезная травма, не считая детских. Дима весь остаток дня являл собой сущий образец добродетели и точно так же, как и в больницу, доставил меня обратно домой со всеми предосторожностями.

– Ты должна будешь следить за собой и не делать резких движений.

– Без проблем, вот только ветку допилю, – огрызнулась я, и он посмотрел на меня, как на неразумного ребенка.

– Прости, что испортила тебе вечер, – смягчилась я, думая, стоит ли мне теперь звонить и извиняться перед Ниной.

– Ничуть, – ответил он и добавил, будто прочтя мои мысли: – Мы с Ниной расстались.

– И кто был инициатором? – так и чесался у меня язык спросить.

– Так что я теперь абсолютный хозяин всех своих вечеров, – закончил он мысль и посмотрел на меня.

– Хочешь зайти на чай? – из вежливости спросила я, когда мы остановились на веранде.

– Нет, спасибо, – отказался он, очевидно ощущая формальность моего приглашения. Я была благодарна ему за помощь, но мне на самом деле хотелось убраться с улицы и уединиться у себя на чердаке. Лечь на кровать, хотя, я уже не была так уверена, что смогу это сделать безболезненно.

– Спасибо, – бросила я ему на прощанье, когда он начал удаляться по дорожке.

– Я зайду как-нибудь тебя навестить, – сказал он.

Вот мы и поменялись ролями. Но кроме неловкости рядом с ним я больше ничего не ощущала.

– Катюша, горе ты мое, – запричитала бабушка, как только я вошла на кухню. – Ну, как ты себя чувствуешь? Дима звонил мне, рассказал все про перелом.

– Нормально, до свадьбы заживет, – сгримасничала я, не желая ее расстраивать.

– До твоей – так уж точно. Только я до нее могу не дожить.

– Ба, ну перестань, – вздохнула я по привычке и сделала заметку на будущее, не делать этого так резко. Помимо ребра болели еще и многочисленные ушибы – все-таки я прилично приложилась к матушке-земле. «Хорошо, что не асфальт», – подумала я, наливая в чашку чая и направляясь к себе.

– Дима, смотри, какой молодец. И заботливый, – продолжала гнуть свою линию бабуля. Я представляла, что было бы, узнай она, что они с Ниной расстались. Наверное, вывесила бы все наши наволочки из окон в знак сдачи гарнизона.

– Ага, я устала немного, пойду к себе.

– Иди-иди, – закивала она. – Может, ляжешь внизу – вдруг помощь какая потребуется? И оно тебе надо сейчас, в эту голубятню лезть.

– Ба, там моя кровать, и мне там хорошо. Справлюсь.

– Да уж, кровать... Ладно, если передумаешь, спускайся, я тебе на диване постелю, – недовольно проворчала она и провожала меня всю дорогу по лестнице вверх тревожным взглядом, словно я вот-вот должна была кубырем скатиться вниз. В конце концов, я же не ноги поломала.

По-настоящему вымотанная, я, не раздеваясь, осторожно опустилась на свой матрас и закрыла глаза. Иногда мои хозяйственные подвиги превосходили все ожидания: вместо того, чтобы спилить ветку, я распилила себе ребро. А злополучная ветка осталась на месте. Потом я задумалась о Нине и о том, что на этот раз стукнуло ей в голову, чем ей не угодил по всем меркам хороший Дима. А в том, что инициатива исходила от нее, я не сомневалась. Впрочем, об ответе я тоже догадывалась. Нина никогда не встречалась ни с кем дольше месяца, а тут и так все сроки давно были побиты. Наверняка очередной гитарист или просто еще один симпатичный парень занял место Димы. Временами я завидовала той легкости, с которой она жила. Но, с другой стороны, мне казалось, что причиной ее метаний служит пустота внутри, которую она не может заполнить ни с чьей помощью.

– Отдыхаешь? – его голос приятно вибрировал в темноте, растворяясь в ней, обволакивая. – Почему так пахнет больницей? – Андрей приблизился ко мне, а я так и осталась лежать, повернув голову и уставившись на него.

– Упала с яблони, – уже в который раз за сегодняшний день изрекла я.

– Сильно? – он опустился на кровать рядом со мной.

– Сломала ребро, – пожаловалась я, и он легкими движениями пальцев пробежался по моей грудной клетке.

– Что ты забыла на этой яблоне? – спросил он, когда нашел перелом, и я скривилась.

– Сегодня это просто-таки вопрос дня, – съязвила я, а потом со вздохом добавила: – надо было ветку спилить.

– Не могла сказать мне?

Я чуть не засмеялась.

– Прости, не могла представить вампира спиливающим ветки. Вы и это умеете?

– У тебя точно нет сотрясения? – уточнил он, и я оскалилась в ответ.

– Как все нормальные люди, с помощью пилы, только быстрее, – произнес он.

– Ну, и как бы я это потом объясняла бабуле? Что ночью прилетела яблочная фея и отпилила ненужные ветки?

Он молчал какое-то время, ничего не говоря и лишь поглаживая мои перебинтованные ребра.

– Так в этом проблема? Что ты вынуждена скрывать нашу связь?

– Это тут ни при чем, – я повернула голову и посмотрела в окно, чтобы не встречаться с ним взглядом.

– Ложь, – ответил он, и мне нечего было возразить. «Убьет ли он меня теперь?», – скользнула в голове безумная мысль. Но в его настроении не было ни капли гнева, только грусть. Андрей улегся на матрас рядом со мной, закатал рукав своей черной рубашки и, прильнув на секунду к своему запястью, поднес его к моему рту.

– Пей, – тихо велел он.

Я недоуменно взглянула на него.

– Не стоит превращать меня в вампира из-за какого-то ребра, оно срастется.

– Я знаю, – кивнул он, – пей, так срастется быстрее.

– Твоя кровь обладает какими-то целебными свойствами?

– Пей, – зарычал он, и я послушалась. Сладкая, густая, она была похожа на мед с нотками цикория и легкой горчинкой.

– Она такая странная, – произнесла я, оторвавшись от его руки, и облизывая губы.

– Невкусно? – безлико произнес он.

– Вкусно, просто вкус очень необычный, – честно ответила я, и что-то в его лице изменилось, оттаяло.

– Это значит, что ты принимаешь меня, – усмехнулся он, склоняясь ко мне ниже и целуя губы, на которых еще остались следы его собственной крови. – Для меня она безвкусна, как вода, – продолжил он, словно в ответ на мои мысли.

Затем его поцелуй стал глубже, а движения рук возбуждающими, и я предостерегающе замычала ему прямо в рот.

– Эй, тут между прочим кое-кто раненый.

– Обожаю раненых, – простонал он, и, наплевав на мои предостережения, плотнее прижался ко мне, запустил руки за спину, и перекатился вместе со мной. Я напряглась и зажмурилась, ожидая удара нестерпимой боли, но ничего не случилось, абсолютно ничего. Не веря своим ощущениям, я высвободила руки и начала судорожно ощупывать свои ребра. Мое пострадавшее ребро было целым, и я не ощущала ни одной ссадины или синяка на спине. Совершенно ничего. Изумленно раскрыв рот и не в силах произнести что-либо связное, я уставилась на Андрея.

– Но как?

– Кровь, – просто ответил он.

– Но как же тогда твой шрам, – спохватилась я.

– Я же не превращал тебя, – мягко произнес он, опускаясь к моему уху и щекоча его своим дыханием.

– То есть, если бы превратил, я бы навсегда осталась со сломанным ребром?

– Да, – легко согласился он, – но оно бы тебя не беспокоило.

– Просто потрясающе, – заключила я, – почему же тогда он не подождал, пока ты... – и я замолчала, потому что поняла: с Андреем ждать больше было некуда – он умирал. Иначе тот вампир, что обратил его, наверняка предпочел бы не оставлять ему отметин на теле. Хотя, я так и не знала, как он оказался в больнице так вовремя и почему решил подарить Андрею не-жизнь. Но когда я в прошлый раз пыталась в этом разобраться, уяснила две вещи: Андрей сам до конца не знал, как все произошло, и эта тема его зверски сердила.

Он лежал рядом, уставившись в потолок: похоже, я опять его расстроила своими дурацкими вопросами.

– Спасибо, – прошептала я, склоняясь над ним и возвращая поцелуй. – И прости меня.

– Не страшно, – он поддался и притянул меня к себе. Сегодня он был удивительно нежен, и я не знала, что тому причиной: моя травма, его сожаление о том, что наши отношения хранились в тайне или что-то еще. Но когда его пальцы гуляли по мне с такой виртуозностью, все вопросы имели свойство улетучиваться.